Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Должностные лица

ModernLib.Net / Щеголихин Иван / Должностные лица - Чтение (стр. 12)
Автор: Щеголихин Иван
Жанр:

 

 


      Шевчик укатил, в конвейере сразу дыра, и Шибаев сказал Васе:
      — Давай-ка, привлеки человека, но предварительно проверь.
      Вася едва удержался, чтобы не предложить кандидатуру сразу, но солидности ради вытерпел до следующего дня, будто целую ночь думал, искал, перебирал, чтобы утром доложить шефу — есть кадр, правда, женщина. Шибаев расхохотался, спросил фамилию, паспортные данные. Вася на смех обиделся, пояснил, что она серьезная, трое детей, муж, правда, в ЛТП, но тоже хорошо, она может сверхурочно работать.
      — Сколько ей лет? — спросил Шибаев.
      Вася замялся:
      — Не так много, но и не так мало, в самый раз.
      — А все-таки?
      — Ну... двадцать.
      — Когда же она успела нарожать троих?
      — Чего ты ко мне пристал, Роман Захарович, главное, что она прошла все виды проверки.
      — Ну и как?
      — Очень даже понравилась, — признался Вася. — Но я не жадный.
      — В таком случае пришли ее для собеседования. — Часов в девять вечера Вася прислал. Сони уже в приемной не было, и кого прислал? Опять же Тасю Пехоту, и Шибаев едва узнал ее — румяная такая, резвая деваха, в ушах серьги золотые чуть не с кулак, перстни на каждом пальце, а на комбинат пришла в телогрейке и в подшитых валенках. Кругленькая вся, пухленькая, глаза с поволокой, губы красные, вывернутые, видно, что без мужика жить не может.
      — Как же ты успела троих нарожать, сколько тебе лет, двадцать?
      — Не-ет, девятнадцать. И не троих, а двоих.
      — Не боишься в тюрьму сесть, детей на кого оставишь?
      — Боюсь, что вы, что вы!
      Уже хорошо, осмотрительней будет.
      — А меня боишься?
      Красный рот — до ушей, зубы белые:
      — Мышь копны не боится.
      Вася, видно, предупредил ее, что директор имеет к ней личный интерес.
      — Не посчитай за труд, — сказал ей Шибаев, — поверни защелку на двери, вон ту, черненькую. — И посмотрел, как она прошлась к двери, подрагивая крепкими бедрами. С этого момента и началась их тайна, всякая-разная, служебная и личная, добычи и дележа, риска и страха, а когда тайна, значит, все можно. Он много не рассусоливал, и она не жеманилась, добрая девка, горячая, кадр вполне подходящий, Вася прав...
      В конце мая Шибаев зарыл в землю еще две банки во дворе и в сарае под дровами, зарывал не один, всякое может случиться, он уже битый — вместе с Зинаидой. Она не выдаст, не продаст по причинам веским — если знает, где спрятано, то уже считает своим. А свое для сыновей она сохранит любой ценой.
      Ревизия на комбинате шла через пень-колоду. Капитан Дутов, которому все было поручено, почти не появлялся. Первый ревизор, назначенный сразу по этому шухеру из Целинограда, через три дня заболел, — очень хорошо, болей на здоровье. Нашли специалиста по мехам из числа пенсионеров, ну а что может пенсионер? Сидит, колупается, а ему пыль в глаза. Вася дал Вишневецкой несколько сохранных расписок в том, что он принял, как наличные, меха на сумму пятьдесят тысяч рублей, которые имелись в подотчете Вишневецкой. Скрыл он и накладные, и счета фактуры на отпуск товаров.
      Постепенно стало выясняться, что ничего страшного на комбинате не произошло, с телефонограммой из Целинограда переборщили, раздули пустяк. Ну, везли, ну, подумаешь, тринадцать штук, одной связки недовложение, написать объяснительную, и все. Горобца, кстати, разыскали, худой, тощий, штаны на нем еле держатся, видно, что человек болел. Потребовали от него объяснительную, собрали заседание профкома — уволить Горобца за халатность. Собственно говоря, это уже явилось очень важной мерой по наведению порядка на комбинате. Одним словом, все как-то так, само собой спускалось на тормозах.
      Тем не менее надо было выходить на Лупатина, чтобы впредь такие переполохи не повторялись, и чтобы он дал команду Дутову. Гриша встречу оттягивал, то сам был занят, то Лупатин был в отъезде. «Только ты не спеши к генералу, я тебе все устрою». Неделю, две недели вилял, уже и конец мая, Шибаев снова к нему со скандалом, наконец, Гриша сказал, что завтра, в воскресенье, в шестнадцать часов они приедут с Лупатиным к нему домой.
      Шибаев пригласил Махнарылова — завтра, в шестнадцать двадцать при параде явишься ко мне домой. Будет Голубь, будет Лупатин. Примешь участие в нашей беседе, как законный деловар. Много на себя не бери, но и унижать себя не давай. Главное, ты должен застать нас всех вместе и доказать, что ты нас всех знаешь, в том числе и Лупатина. От твоей смекалки, Вася, находчивости будет зависеть очень многое, успех нашего предприятия. Одним словом, придется тебе Штирлицем поработать.
      — Будет сделано, — обещал Вася, — я хоть кем могу.
      Жизнь, как зебра, то полоса невезения, то полоса везения. Договорились насчет Лупатина, а тут и Мельник позвонил, — про историю с машиной он в курсе. Не надо бочку катить ни на Гришу, ни на Мишу за то, что не свели Шибаева с Лупатиным. Мельник сделал это не по злому умыслу, а как раз по доброму. Сейчас чем меньше людей, тем лучше, надо жить и работать по-новому. Что касается ревизии, она всегда подтягивает коллектив. Что касается личной просьбы, Мельник все сделал, Шибаев может хоть завтра приезжать на смотрины объекта.
      — Ты мне говорил, надо подождать, когда ребенок закончит школу, я все помню. Заодно в «Союзпушнину» привезешь образцы каракуля — тридцать пять штук. Как раз на хорошую шубу.
      Шибаев уже хотел послать Соню за билетами на пятницу вечером, но тут позвонил Цой — есть разговор. Как человек предусмотрительный, Шибаев велел Соне подождать и правильно сделал. Пришел Цой и сказал, что Дутов по окончании ревизии пошлет представление о результатах не только в управление местной промышленности, но и в обком, в горком, в исполком, делайте выводы.
      Ни одна ревизия в Каратасе еще не проходила так, чтобы чего-то не вскрыть. Достижений они никогда не находят, только недостатки и нарушения. Но зачем поднимать пыль в исполкоме, в горкоме, да еще в обком посылать? Дутова надо брать мертвой хваткой, чтобы его представление носило нейтральный характер, чтобы не наклепали ни Шибаеву, ни Прыгунову.
      Поездку придется отложить. Ирму одну он не отпустит, и время тянуть тоже нет смысла, Мельник договорился, Москва ждет. Шибаев снова позвал Соню — не хочется ли ей съездить в Москву в командировку?
      — В Москву-у?! — заликовала Соня. — Конечно же, хочу.
      Он не может бросить комбинат. И не потому, что готовится представление, нельзя отлучаться, когда дело хорошо идет, у всех такой задор, нужен глаз да глаз. Уедет Шибаев на день-другой, потом за полгода не наверстает. Да и зачем ему один день в Москве, что это ему даст? Допустим, посмотреть на дом, на «жениха». Ну посмотрит и уедет, а Мельник может переиграть, может и подставного ему показать, куклу. Так что лучше он посидит здесь, а пошлет Соню. Она не глупая, не болтливая. Удивительно даже, как такая красотка выросла в Каратасе и никто ее не умыкнул в пятнадцать лет.
      — Задача у тебя несложная — зайдешь к начальству, дам тебе адрес, телефоны, передашь образцы наших товаров, получишь их здесь на складе в упаковке.
      Соня поняла, что надо везти взятку, полагалась бы ей дополнительная оплата за стресс, но едет она без колебаний.
      — Еще личная просьба, Соня. Поедешь вместе с моей родственницей, она дама провинциальная, в Москве не была ни разу, а ты уже бывала, знаешь, как в метро на эскалаторе не упасть. Ей надо помочь хотя бы первый день. Почему я именно тебя посылаю? Дело щепетильное, тонкое, не каждый поймет. — И далее Шибаев развел такую бодягу — эта его родственница выходит замуж за московского жителя, познакомились они где-то в Сочи, подробностей он не знает. Ей нужна московская прописка, чтобы дочь ее со временем легче могла поступить в институт.
      — Фиктивный брак, — спокойно подсказала Соня. — Девочки говорят, сейчас ставка поднялась, уже пятьсот рублей.
      — Твоя задача посмотреть, что за человек, может быть, мошенник, ты разбираешься в людях, приглядись, — возраст, чем занимается, не обманет ли? Прикинешь, подумаешь, может, и не стоит моей родственнице тратить время и деньги? Пятьсот рублей не валяются, правда? У москвичей всякий кризис — бизнес. Якобы у него свой дом, прояви интерес, сколько комнат, планировка, обстановка и все такое. В аэропорту вас встретит мой товарищ, он здесь работал, Михаил Ефимович.
      — А-а-а, Мельник, я знаю, он приезжал недавно. — Она помнила толстого приветливого человека со шрамом, он подарил ей пачку импортной жвачки, сплошной отпад.
      — Печатай на себя приказ и командировочное удостоверение, получай деньги и поезжай за билетами. Возьми на себя и на мою родственницу, вот ее паспорт и триста рублей.
      Соня раскрыла паспорт и сразу улыбнулась, зарделась.
      — А я ее знаю, Роман Захарович, — сказала нежно, смущенно.
      — Знаешь? — спросил он вроде не строго, но холодно, и улыбка Сони погасла. — Что ты о ней знаешь?
      — Я знаю ковбойский анекдот, Роман Захарович, паф-паф и с копыт. Он слишком много знал.
      — Ну тем лучше, — сказал он. — Я на тебя надеюсь, узнай все до мелочей, информация должна быть полная.
 

Глава семнадцатая
ДОГОНИМ И ПЕРЕГОНИМ

 
      Стояла жара, палило, ни ветерка, но Вася, как штык, ровно в шестнадцать двадцать был на подходе к дому своего шефа. Шел он распаренный, расстегнутый, с закатанными рукавами, но возле ворот Шибаева раскатал рукава мокрой, прилипшей на спине рубашки, нацепил на ходу галстук, причем резинка сзади долго не застегивалась и со стороны было впечатление, будто Вася ловит блох на загорбке.
      Шеф его встретил красный и злой — никого нет до сих пор. Усадил его на кухне, сиди и жди, как только появятся, действуй по обстановке. А тут зазвонил телефон и, как Вася понял, звонил Голубь и просил Романа Захаровича выйти на улицу.
      — Ты «Москвича» Голубевского видел?
      — Да какой-то стоит на той стороне. Цвет морковки.
      — Это они сидят, не хотят идти в дом. Минут через десять выходи и туда, со всеми поздоровайся, представься. Любой ценой мы должны Лупатина засветить.
      Вася думал, все будет просто, пришел, они за столом едят, пьют, пивка холодненького Вася бы с удовольствием принял. Однако сорвалось, обстановка изменилась, и надо действовать на свой страх и риск. Шеф ушел, совет держать не с кем, как в глубоком тылу врага. Вася, крадучись, подошел к воротам и в щелку увидел, что «Москвич» морковного цвета как стоял, так и стоит, а в нем головы. Думают. Решают. Посчитав медленно до ста, Вася выпрямился, — а Зинаида так и зырит через окно из кухни — Вася приосанился, не спеша вышел через калитку и вразвалочку пошел к машине. О чем надо с ними говорить, он пока не знал, но уверен был, не оплошает. Подойдет вплотную, возьмется крепко за дверцу, представится, как надо (после выхода из зоны Вася целый год вслед за именем и фамилией называл машинально статью и срок). А место ему в машине найдется. Шел, шел, оставалось шагов тридцать, а машина вдруг тронулась и, стрельнув не сильно газком, стала набирать скорость. Понимая, что не догнать, Вася с ходу выбрал маневр — махнул рукой, дескать, не хотите брать и не надо, и повернул обратно. Остановился, достал сигареты, слегка покосился, — машина тоже остановилась, и Вася понял — они не хотят сворачивать на Советскую, там людно, лучше поговорить здесь без свидетелей. Но как же так? Вася для них нужный человек, должностное лицо. Он быстро пошел к машине и даже на трусцу перешел, не догоню, так согреюсь. А машина опять тронулась. До поворота оставалось всего ничего, Вася догнать не успел, однако скорость не потерял, а наоборот, набрал. «Москвич» свернул на Советскую вправо, сейчас уйдет, Вася выбежал на перекресток и закричал блажным ором:
      — Задержите машину! Эй, люди, машину угнали!
      Где же справедливость, пля, Вася бежит за машиной, Вася показывает шефу свои старания на последней скорости, он за ними, а они от него, ну не сволочи ли? Видят, человек рвется, догнать хочет, что-то спросить, может быть, предупредить, братцы, вы запасное колесо потеряли. Нет, они по-наглому уходят, отплевываясь черным выхлопом, карбюратор хотя бы отрегулировали на холостой ход — лопухи, глистогоны.
      — Уго-он! — Вася размахивал руками, кричал, вопил на всю Советскую и сразу привлек внимание. Но «Москвич» уходил себе дальше. Вася выскочил на проезжую часть, оглянулся — на него летел голубой ЗИЛ-130, и Вася всем телом, руками и ногами изобразил перед самосвалом букву X, причем подвижную, она подпрыгивала, не теряя своих очертаний, вправо, влево, опять вправо, стараясь занять всю ширину асфальта. Самосвал притормозил, Вася вскочил на подножку, ошалело крикнул молодому казаху с усиками, с голыми плечами в потной майке:
      — Угнали машину, вон красный «Москвич» фитилит, видишь, их трое, а я один, помоги, будь другом!
      Шофер поддал газу, Вася, оставаясь на подножке, размахивал свободной рукой и кричал:
      — Угон, грабе-еж, держи-и-и!
      Трудно сказать, заметили на «Москвиче» погоню или нет, во всяком случае, тормозить они не собирались.
      — У тебя кузов поднимается? — прокричал Вася. — Подними кузов для понта, пусть все видят! Догоним и перегоним! — Васе хотелось что-то сделать сокрушительное, улицу перегородить, в небо взлететь и оттуда коршуном ринуться, он был оскорблен, возмущен и даже забыл, что надо выполнять задание Романа Захаровича, он свое желание выполнял.
      — Поднимай кузов, говорю!
      — Там у меня два барана из совхоза «Енбек»!
      — Бригадиры, что ли, бугры?
      — Нет, бараны, говорю тебе.
      «Москвич» прошел перекресток на зеленый, загорелся желтый и, пока самосвал подкатил, загорелся красный, шофер тормознул, Вася заорал:
      — Давай тревогу! Сигналы подавай, один длинный, два коротких, дуй, давай!
      Эх, свалить бы этих баранов на угонщиков. Ка-акой был бы блеск! Впереди через квартал начинался самый людный пролет улицы Советской, там гастроном «Юбилейный», вот бы где засветить их с треском, громом и позором.
      — Почем бараны, плачу не глядя, подними кузов! — кричал Вася, бешено сверкая глазами, заражая своей горячкой и парня водителя, тем тоже овладел азарт погони. Вот «Москвич» уже близко, уже поравнялись, сейчас обгонят и перекроют дорогу, но тут парень увидел за рулем офицера и изменился в лице.
      — Ты чего, мужик, там милиция!
      — Переодетые, пля! — мигом нашелся Вася. — Вооружены и особо опасны, понял? Монтировка где?
      Шофер коротко кивнул на ноги, Вася быстренько поднял железо — взял на изготовку. Толпа на тротуаре с той и другой стороны уже обратила внимание и на гудки, и на погоню. Едет «Москвич», а за ним громыхает голубой самосвал, и кричит с подножки кудрявый человек, весь в панике.
      — Прижимай, прижимай к бровке! — командовал Вася, ярясь, дергаясь и поигрывая монтировкой перед своей челюстью, как зубной щеткой. «Москвич» сбавил ход и прижался к обочине.
      — Заходи спереди, отрезай пути к бегству!
      Шофер обогнал легковушку, завизжали тормоза, как в кино, и перед самым бампером «Москвича» самосвал перекрыл дорогу.
      — Вылетаем! — прокричал Вася, полыхая огнем возмездия. Они вывалились с обеих сторон из кабины ЗИЛа и ринулись к «Москвичу». Жителям Каратаса в этот миг предстала картина впечатляющая. Огромный голубой самосвал стоял поперек дороги и целил прямо на вход в специализированный павильон «Мороженое вино», где торговали братья-близнецы из Азербайджана. В бок ему уперся морковного цвета «Москвич-412», в нем спереди сидели два офицера милиции с погонами майора и капитана, сзади сидел третий, представительный человек в штатском, а по обеим сторонам «Москвича» стояли ко всему готовые два смелых рабочих человека, один русский в голубой рубашке с зеленым галстуком и с монтировкой в руке, другой казах в мазутной майке и с гаечным ключом такого диаметра, что вполне сгодится открутить голову трудному подростку.
      Из павильона дружно вылезли посетители, намереваясь грудью защитить место своего досуга.
      Тут самое время сказать про павильон «Мороженое вино», другого удобного момента долго ждать. Белое стройное здание с высокими окнами строилось под кафе-мороженое, над фасадом монументалисты хорошо поработали, изобразили белого медведя, пингвина, северное сияние и поверху кружевным кокошником сделали буквы из мрамора «Мороженое». Павильон этот, и не один, а сразу два, поставили с восточной стороны стадиона «Горняк», а с западной стороны по такому же проекту выстроили еще две закусочных, и такие же ажурные буквы шли дугой поверху — «Пирожковая», — все для народа, все для отдыха трудящихся, хоть с одной стороны стадиона подходи, хоть с другой. Но торговля и пирожками, и мороженым шла в этих павильонах совсем недолго, точки оказались убыточными, и вскоре открыли здесь специализированный магазин «Вино», заказали вывески, художественные, в тон и под мрамор, чтобы не нарушать архитектурного ансамбля. И поскольку надписи «Мороженое» и «Пирожковая» остались дугой, то под этой дугой внизу поместили слово «вино», — не ломать же произведение искусства. За эту надпись монументалисты из художественного объединения «Онер» получили, одни говорили, восемь, другие говорили, двенадцать тысяч, шутка сказать. Знатоки утверждали, что на строительство стадиона «Горняк» ухлопано миллион рублей, зато наш стадион — гордость Каратаса, он первый в мире, второй в Сибири, и в самое ближайшее время он должен с лихвой окупиться за счет высокой посещаемости. Но почему-то не окупается, на футбол не ходят, смотрят по телевизору киевское «Динамо», поэтому переделали павильоны на другой пищевой продукт, чтобы покрыть средства. Умные люди внесли, куда надо, предложение на радость всем любителям спорта, вот и пооткрывали. Теперь точки работали от зари до зари, а по субботам и воскресеньям вкруговую стали выставлять еще и точки с пивом, так что покрытие миллиона пошло шибче, но все еще требовалось изыскать скрытые резервы. Одни говорили, что надо продлить время торговли, другие — повысить цены, третьи — давать в нагрузку билеты в театр Станиславского. На ответственном совещании сектор здравоохранения исполкома посоветовал тут же, на стадионе, поскольку некоторые спортзалы, а также бассейн не используются, создать большой многокоечный медвытрезвитель на полном хозрасчете. Однако люди бывалые это предложение раскритиковали, как оторванное от жизни — кто же пойдет в торговые точки, грозящие близкими неприятностями? Народ нас не поймет и спрячет свои денежки, так что давайте вместо вытрезвителя откроем по всему кругу еще шесть-восемь пивных под вывеской «Шашлычная», и не беда, что мяса нет, важно, чтобы хватило вина и пива, чтобы граждане западного района шли в «Мороженое вино», граждане восточного шли в «Пирожковое вино» и встречались на комбинате здоровья и бодрости. Так появились в один день четыре павильона со всех сторон стадиона на равном отдалении, как в Ленинграде кони на Аничковом мосту. Но если на мосту человек сдерживал и покорял стихию, то здесь, в павильонах, он ее, наоборот, распускал и гулял от пуза. Сюда ходили люди разных объединенных наций и время от времени вели спор о языке, как правильно понимать — пирожковое вино или порошковое? Сходились на том, что «пирожковая» все-таки не верно, с акцентом, правильно «порошковое», гляньте на свет любую бутылку, особенно «Талас», «Жемис» или «Ашхабадское крепкое», осадок виден простым глазом. Ничего удивительного, на молзаводе тоже порошок растворяют, или взять растворимый кофе. В будущем появится сухой паек, алкоголь в порошке, вода есть повсюду, налил, развел и — ваше здоровье. Если детей мы поим порошковым молоком, то почему взрослых мы не можем поить порошковым вином?..
      — Попа-ались! — кричал Вася на всю Советскую.
      Толпа собралась мгновенно, откуда кто и возник, алкаши из «Мороженого» вышли все до единого посмотреть, как поймали с поличным не каких-то бичей, а саму милицию.
      — Ты чего дурака из себя строишь? — спросил Голубь, слегка высунувшись из машины. Но Вася нуль внимания. Вася держал толпу, он только к ней обращался. Крикни он сейчас, чтобы разорвали в клочья похитителей личного имущества, и все ринулись бы кончать Лупатина с Голубем. Сначала бы разорвали, а потом начали разбираться, не слишком ли поспешили, разобрались, признали бы ошибку, покаялись, так у нас нередко бывает.
      Ах как жаль, дьявольски жаль, что парень не захотел поднять кузов, свалили бы двух баранов прямо на голубевский «Москвич», животные дополнили бы такую живописную картину. Несмотря на крики, майор и капитан сидели невозмутимо, возможно, в салоне им не слышен был гнев толпы. Капитан что-то сказал тому, заднему в штатском, тот что-то недовольно ответил, можно сказать, огрызнулся, после чего капитан Голубь вылез, отстранил руку с монтировкой и спросил у Васи негромко:
      — В чем дело, ты чего добиваешься, пятнадцати суток?
      Заметив очередной скандал у павильона «Мороженое вино», подъехал на мотоцикле старший сержант автоинспектор и сразу в крик: расходитесь, граждане, расходитесь! Не разобравшись, дает разгон, а если помощь народа потребуется?
      — А тот вон чего сидит, майор в погонах, вон тот! — Вася энергичным движением тыкал, приглашая всех глянуть через стекло на потного и злого майора, который то и дело поправлял темные очки. Сержант присел, посмотрел, откозырял и — на Васю:
      — Да ты чего орешь, придурок?! Это же начальник милиции майор Лупатин.
      Вон как оно хорошо получилось, даже гаишник помог засветить, кого надо.
      — А там мой директор сидит! — не унимался Вася. — Я подхожу, а его увозят, я подхожу, а они опять едут. Я начальник цеха, а они от меня бегают, как собака от мух.
      В толпе начали посмеиваться.
      — Почему вон тот не выходит, в черных очках? — Васю нельзя было унять ничем, Васю сейчас можно было пороть плетьми, казнить, ленты вырезать на спине, звезды, или какие другие знаки, вплоть до денежных, — бесполезно, он был не в себе. Как они, суки, посмели унизить его достоинство?
      — Вон там мой директор сидит, — показал Вася на заднее сидение: — Вы что, арестовали его? Так прямо и скажите народу! — и Вася широким жестом обвел рукой публику, приглашая всех к пониманию. Отозвался один молодой с бородой интеллигент, расстегнутый до пупа:
      — Тут где-то должна быть съемочная группа, — повертел шеей и не увидел, и другие не увидели, тогда он дополнил: — А-а, все ясно, делается скрытой камерой.
      — Кончай, Вася, — сказал Шибаев.
      Вася мигом успокоился и начал распоряжаться:
      — Расходитесь, граждане, расходитесь. Чего рот раззявили, тут вам не «Спортлото». Голубь сказал сержанту:
      — Разберитесь, наверняка пьяный водитель, — кивнул на парня в майке, включил передачу, сдал назад, объехал самосвал и покатил себе дальше. А сержант потребовал у водителя все, что надо, — путевой лист, техталон, водительское удостоверение, что везешь, куда и откуда, — до-олгий предстоит разговор.
      — Он меня просит, весь дрожит, я вижу — угон, вижу — уважаемый человек, — начал объяснять водитель.
      Вася мог бы уже уйти, он своего добился, даже с лихвой, но разве может он бросить товарища в беде? Нужна взаимовыручка. Вася подмигнул пару раз автоинспектору, кивнул в сторону, мол, отойдем, не обижу, но тот сурово сдвинул брови и начал изучать документы.
      — Что везете?
      — Ничего не везу.
      Сержант уже поверил ответу, но тут в кузове самосвала заблеяли, и довольно дружно, два барана. Сержант огляделся, не разыгрывают ли его алкаши, вроде нет, и заглянул в кузов.
      — Откуда бараны?
      — Из совхоза «Енбек», начальник.
      — Куда везешь?
      — Себе везу. На день рождения. Тебя могу пригласить.
      Нет, такие номера не проходят, если уж сам начальник милиции здесь оказался, надо разобраться, сержант о-очень долго рассматривал документы, спрашивал, пил, не пил, опять, что везете, кому везете? Публика рассеялась, один только Вася героически торчал рядом, готовый подставить плечо другу.
      — Идите, гражданин, идите! — сказал ему сержант так профессионально, что Васю ноги сами понесли в сторону, и он скрылся из глаз шофера в мазутной майке. Однако не навсегда.
      Без Васи шофер с сержантом договорились гораздо быстрее, самосвал отвалил от павильона и поехал своей дорогой, но метров через сто шофер вынужден был помотать головой, встряхнуться, как при виде нечистой силы — прямо по курсу, посреди дороги опять возник тот же самый в зеленом галстуке и опять изобразил дрыгающую всеми концами букву X, — оу, астапыралла, чего ему надо? Водитель тормознул, Вася поднялся в кабину.
      — Спасибо, друг! — проникновенно сказал Вася. — На сколько он тебя наказал?
      — Права забрал.
      — Теперь что, пересдавать?
      — Отвезу ему барана, Девятая Горношахтная, дом тридцать и обратно за правами.
      — За что ему барана? — переспросил Вася, накаляясь. — Кому барана?! Да я с него, пля, погоны сорву, как его фамилие?!
      Шофер махнул рукой:
       :— Зачем? Он ко мне, как человек, акт не составил, отпустил. Я к нему тоже, как человек. — Он говорил «шалавек». — Отвезу барана, заберу права. Другой баран — начальнику автоколонны.
      — Ай гад, ну и гад, я с него погоны сорву-у! — тоном Шибаева сладострастно тянул Вася. — Выходит я виноват, вишь? Подвел тебя под конфискацию. А сколько стоит баран?
      — На базаре девяносто, сто, но я брал у родственника.
      Вася полез в карман (деловар всегда должен иметь рублей триста-пятьсот, как учил Михаил Ефимович). Шофер не хотел брать, но Вася сунул ему за пазуху. Однако этого показалось мало, и он достал из заднего кармана листок бумажки. Настоящее должностное лицо всегда при себе имеет не только триста-пятьсот, но и визитную карточку — и подал ее шоферу. Тот посмотрел, повертел, прочитал: «Голубь Григорий Карлович, школа милиции, начальник кафедры». И два телефона, домашний и служебный.
      — Что за бумага?
      — Называется визитная карточка.
      — Зачем?
      — Там телефоны, видишь? Позвонишь в любое время, спросишь, где найти Василия Ивановича. Тебе всегда скажут, хоть днем, хоть ночью. Василий Иванович — это я, понял? Как Чапаев.
      — А машина у тебя есть?
      — Есть, сам сделал.
      Шофер поверил, что сам, такой человек все может, если сто рублей выложил за чужой грех.
      — Я тебе барана по дешевке достану, — сказал шофер. — Поедем на твоей машине, у меня родственники в совхозе «Енбек». — Он достал Васины деньги и подал ему. — Потом отдашь.
      Но Вася отказался:
      — За бараном съездим, обещаю, а сейчас — бывай, будь здоров. — Пожали друг другу руки, расстались два хороших человека, всегда готовые прийти на выручку, на них и земля держится и род наш не захирел.
      Однако не хиреют и те, что сидят в морковном «Москвиче» и ведут разговор малоприятный для всех троих. Лупатин знал, что Шибаеву палец в рот не клади, но не предполагал такой грубой работы. Когда они с Голубем вызвали Шибаева по телефону, он явился недовольный — обижаете, накрыт стол, хозяйка старалась, неуважение к моему дому я не прощаю, — ворчал, ворчал, потом Лупатин заметил приближение нежелательного лица и сказал Голубю — трогай. Шибаев пояснил, что это идет наш начальник цеха Махнарылов, давайте его возьмем, в деле, которое надо обсудить, он человек не последний. Однако Лупатин опять скомандовал — трогай, — так вот и докомандовался, пока Вася не остановил его с помощью самосвала. Теперь, когда вернулись на прежнее место, Шибаев с усмешкой сказал:
      — Сейчас нам никто не мешает, идемте хоть посидим.
      Голубь не возражал, посмотрел на Лупатина, тот сказал:
      — Гнать таких надо в шею, он же вас подведет!
      — Не скажите, — усмехнулся Шибаев. — Были бы у вас такие кадры.
      — Да он же просто чокнутый!
      — Он просто незаменимый, всегда сделает то, что ему скажут.
      Лупатин пристально посмотрел на Шибаева и спросил раздраженно:
      — Кто за вас будет платить?
      — За что платить?
      — За пять месяцев текущего года. Вы думаете, без нашей охраны вы бы так свободно химичили?
      — Думаю, что за такую охрану вас поразогнать надо ко всем чертям!
      Вмешался Голубь:
      — Полегче, Роман Захарович, на полтона ниже. Как говорил Никита Сергеевич, не с той ноги кума плясать пошла.
      Будь Наполеоном своих страстей, сказал себе Шибаев. Тот, кто покоряет одного себя, сильнее тех, кто покоряет народы.
      — В январе, феврале мы только налаживали производство в новом цехе и не успели создать резерв. Мы работали в основном на план, повезли кое-что в Целиноград, по дороге нашу машину задержали ваши. Теперь ни нашим, ни вашим, второй месяц ревизия. Висим на волоске, да еще плати за охрану.
      — Но ведь не сели пока, и то хорошо, — пренебрежительно сказал Лупатин.
      — И не сядем! — обозлился Шибаев. — А если сядем, то в хорошей компании, так что давай, майор, ваньку не валяй, будь джентельменом. Платить я буду, но за дело, и горлом брать не советую, не веришь, спроси у Гриши.
      — Вам не кажется, Григорий Карлович, что у него служебное несоответствие? — спросил Лупатин, будто Шибаева здесь не было.
      — Ему давно кажется, — подтвердил Шибаев, — только я его заставляю креститься, и дурь проходит. А чем заставляю — купюрой. И тебя заставлю, майор.
      Гриша неожиданно рассмеялся:
      — А ведь заставит!
      — Давай без церемоний, майор. Взять на охрану, и точка.
      — А когда начнете платить? — уже спокойнее спросил Лупатин.
      — Первое мое условие — чтобы затеянная вами провокация не имела последствий. Если Дутов направит в обком представление, ситуация будет кислой. Сколько ему надо дать?
      — А если Дутов не берет? — Лупатин кочевряжился, считая себя хозяином положения.
      — Гнать надо! Не берет, значит, ни перед кем не отвечает.
      — Он мне подчиняется, ладно, поговорю, — великодушно согласился Лупатин. — Какое ваше второе условие?
      — С июня я тебе лично, Лупатин, буду платить оклад пятьсот рублей ежемесячно.
      Нет, майору пятьсот мало, он не один, у любого начальника есть свой начальник. Нужно в два раза больше. Напряжение сейчас серьезное, нужна тысяча, причем уже за этот месяц.
      — Вы проявили недисциплинированность. Прошу впредь делать, что говорят, в наших общих с вами интересах. — И перед носом Шибаева замаячил указующий перст Лупатина.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24