О происходящем было доложено Президенту.
Настоящий кошмар…
— …Слушай, зря ты все это, — уговаривал маньяка Костя Саночкин. — Бросай это дело, куда ты здесь вырвешься?
— Помолчите… — сказал тот. — Ради Бога…
Один обращался на «вы», другой — на «ты». Таков порядок вещей, и не при чем здесь ни возраст, ни воспитание. Просто маньяк был учителем, а его собеседник — ментом.
— Ты в Бога-то веришь? — спросил инспектор.
— Важно не то, во что ты веришь, а то, что ты делаешь ради своей веры. Если ничего — то и веры нет. Пустышка.
— Слушай, не пугай меня. Я кино видел, там один отморозок, если вдруг начинал из Библии стихи читать, обязательно кого-то мочил…
— Ва?м я Библию читать не начну, не дождетесь.
— Обижаешь. Я, например, лично против тебя ничего не имею… я даже не уверен, резал ты кого или оформили тебя, только чтоб «палку» срубить.
— Надо же, — изумился маньяк. — Ведь не врешь… не врете… Нет, все равно я вас не отпущу, не возьмете на жалость.
— Прихлопнут же тебя, — тоскливо сказал Костя. — Вместе с тобой — меня… Нет, я не боюсь, просто сын в первый класс пошел, а я не успел даже спросить, понравилось ему или нет.
— А мне и так конец. Не убьют сейчас, то сделают это в тюрьме или в больнице. Если, конечно, довезут… А вы, кстати, боитесь меня. И очень боитесь. И правильно…
Он вдруг выпустил короткую очередь между двумя их машинами — поверх головы инспектора.
Он отлично видел шоссе перед собой и все пространство слева — сквозь машину ГИБДД. Лобовое стекло вылетело еще при ударе. Видимость назад была ограничена: смятый багажник перекрыл обзор, но оставались боковые зеркальца заднего вида.
Маньяк был уверен, что ситуация пока под его контролем.
— Молодой человек, я решил, что мне нужно. Сейчас вы свяжетесь со своими и передадите мои требования…
…Марина ехала с гатчинскими. После того, как она вызвалась свидетельствовать против Лаврентия Берии, капитан Гусев ее просто полюбил, даже выделил ей место в своем «Москвиче». И если б не это, еще не факт, что она попала бы в центр основных событий, потому как никому она здесь не была нужна…
За окном проплывали стоящие в пробке машины. Проплывали одинаково злые лица застрявших водителей. Волнами накатывала тоска.
Марина сидела на заднем сиденье, между двумя старлеями. Капитан Гусев делился с коллегами информацией:
— В общем, там полная жопа. Гаишник под стволом — практически в упор. К машинам не подлезть. Клиент — вообще никакой, ни во что не врубэ, на переговоры не идет.
— Что требует? — откликнулся один из старлеев.
— Требует новую машину и очистить дорогу.
— Идиот!
— Вот гаишнику весело, наверное, — с мстительной радостью сказал водитель.
— А и пусть почешется, — подытожил капитан Гусев. — Не все же им на трассе стольники рубить.
Выразительное молчание было ему ответом.
…Полковник Лебедев и капитан Сычев ехали на представительном минивэне полковника (полноприводная Mazda MPV).
— …До сих пор ловили заурядного убийцу, дешевого психа, и это была моя зона ответственности… — жаловался на жизнь полковник.
— Я понимаю… — отвечал капитан Сычев.
— И вдруг эта блоха одним махом обернулась… кем бы вы думали? Террористом!
— Я понимаю…
— Меня отодвинули. Меня!!! Твои коллеги, между прочим, отодвинули.
— Я понимаю…
— Да что ты заладил? Надо что-то делать.
— Это понятно. Но что делать — ясно, а как — неясно. К нему не подберешься. Его, кстати, запросто могут живым взять.
— Так ведь и возьмут, супермены… Люди, как назло, почти все в Питере. У тебя есть тут кто?
— Ну, есть… Я поговорю кое с кем из «Альфы».
— Поговори. И я тоже кое с кем поговорю… Давай-ка подробно пройдемся по вариантам…
…Бегали солдаты и сержанты, кричали прапорщики и лейтенанты. Штаб быстро врастал в новое место: распухали шатры палаток, разворачивались антенны, заработала офицерская кухня. Был немедленно организован второй заслон оцепления — вокруг уже существующего.
Пока суть да дело, мозговой центр собрался под прикрытием тентованного грузовика. Грузовик был пуст, а по ту его сторону располагалась Зона. Территория, контролируемая и простреливаемая террористом.
Штатный переговорщик, военный психолог и сотрудник «Антитеррора», сказал:
— Надо бы связаться с его лечащим врачом.
Ответил полковник Лебедев:
— Лечащим врачом был сам Конов. Он исчез, дома нет, на работе не появлялся. Позвонил и сказал, что заболел. При этом он еще вчера изъял и забрал с собой историю болезни этого нашего, хм, террориста.
— И что это, на хер, значит? — резко спросил генерал-майор Шариков, начальник штаба спецоперации.
— Полагаю, главврач напрямую связан с побегом душевнобольного. Тоже ударился в бега.
— А если просто снять его? — рубанул рукой Мохнач, командир местной «Альфы». — Серов! Свяжись с Муртазалиевым.
— Мурзик, Мурзик! — позвал капитан Серов в отворот своего плаща. — Как там твои «голуби»?
— Говорит «голубь-ноль». Сижу на крыше погрузчика, смотрю «шестерке» в зад. (Голос шел откуда-то из-под плаща капитана, из области солнечного сплетения.) Объекта не вижу, мешает крышка багажника. И никто из наших его не видит. Перед ним — открытое пространство, снайпера не посадишь. Он уже стрелял, если хоть кто-то высовывался. Справа от него — стена, борт фуры. Там на крыше сидит «голубь-три». «Второй», «четвертый» и «пятый» прячутся за машинами на противоположной обочине, но эту зону он тоже контролирует.
— Твои предложения? — бросил начальник штаба. — Как его снять?
— Можно стрелять сквозь крышу салона. Место, где его голова, определяется только предположительно. Если не уничтожить с первого попадания — он спускает курок, и вместо одного трупа мы получаем два. Чтобы эта схема сработала, нужно четко скоординировать выстрел с действиями заложника.
— Пат, — констатировал генерал-майор Шариков. — Работайте, товарищи офицеры. Я пошел, на хер, докладывать наверх, — он со значением показал пальцем в небо и уверенно зашагал к самой большой из палаток.
— Поговори с ним, — приказал переговорщику Музиль, зам начальника штаба.
Психологу подали рацию.
— Костя, Костя, ты меня слышишь?
— Да, — откликнулся инспектор. — Кто это?
— Я здесь, за грузовиком. За ЗИЛом напротив вас. Твой напарник нас сейчас слышит?
— Да. У нас у обоих рация включена.
— Отлично… Слушайте, дружище, меня зовут Андрей. Можно без отчества. Я хотел вам сказать, что нет таких недоразумений, которые интеллигентные люди не разрешили бы между собой. Вы согласны? (Он подождал хоть какого-нибудь отклика, но не дождался.) Да и какие, собственно, проблемы? Жертв нет, материальный ущерб смехотворный, со стороны закона к вам минимальные претензии. Так что все, что касается текущего положения дел, легко решается. Что скажете? (И опять никакого ответа.) Другое дело, те обстоятельства, которые побудили вас поступить так, а не иначе. Знаете, вы мужественный человек, и мне понятны мотивы вашего поступка. Скажу больше, лично я, как психолог, не сомневаюсь, что вы здоровы. Кстати, мне сказали на отделении, что они давно бы вас выписали, но главный врач противился. Для разбора вашего случая будет создана специальная комиссия. А пока я хочу попросить вас не торопиться с решением. Обдумайте ситуацию. Здесь для вас приготовили горячую еду, напитки… если пожелаете — любые таблетки. Давайте продумаем, как все это вам доставить…
— Иди в жопу, Андрей, — раздался голос с того конца.
— Как? — опешил военный психолог.
— Со мной рядом уже сидит переговорщик. А если я еще раз услышу твой голос, я раздолбаю рацию в обеих машинах…
…Преступника бил крупный озноб. Вместе с ним трясся и автомат в руке. Инспектор смотрел то на него, то на оружие; парнишку тоже потряхивало.
— Ты все понял? — спросил маньяк.
Он кивнул.
— Тогда — давай…
Костя сглотнул слюну, щелкнул по микрофону. Щелчок, многократно усиленный, разнесся по шоссе. Инспектор начал говорить — медленно, сбивчиво, запинаясь:
— Внимание… Это «цепочка-седьмой»… У нас новые требования… Машину не надо… Он хочет сделать заявление для телевидения, для газет, и вообще… Это его основное требование… Еще должен приехать Ленский… Владимир Алексеевич Ленский, вице-губернатор… Чтобы они сделали совместное заявление… Ленский и журналисты должны приехать в течение трех часов… Должны быть представители центральных телевизионных каналов…
Инспектор прикрыл микрофон рукой и боязливо спросил у маньяка:
— Можно я закурю?
Закурил и продолжил:
— Если это не будет сделано… он… не отвечает за последствия…
…Командир отряда «Альфа» Мохнач бросил в сердцах:
— Козел! Много ты раньше отвечал!
Марина подошла к группе офицеров, составлявших мозговой центр. На нее покосились, но не отогнали. Журналистку знали в лицо.
Полковник ФСБ, начальник антитеррористического подразделения Музиль строго оглядел всех:
— Какие идеи?
— Ни спереди, ни сзади не подлезть. Фура гребаная — как на заказ поставили…
— А если справа? — предложил капитан Гусев. — От ближней обочины?
Все посмотрели на него, как на идиота.
— Под фурой! — воодушевленно закончил Гусев.
— Опасно, — возразил Мохнач. — Заметит — гаишнику не жить. Да и нашим парням — не факт…
Машина Кости Саночкина вдруг подала сигнал. Все замерли, глядя в ее сторону. По краю дороги, на полусогнутых, бежал спецназовец. Тут же — грянула короткая очередь. Брызнул асфальт — прямо перед ногами бегущего. Он вильнул вбок и упал куда-то между машинами.
Голос инспектора вновь вырвался из «матюгальника»:
— Внимание… Он говорит, что будет стрелять по всем… Короче, если кто еще появится…
— Всё! — выдохнул Лебедев, как бы не в силах сдерживаться. — Ребята! Достал! Ну вы же суперы, ну раздолбайте падлу — как угодно… — он встретился глазами с Мариной и осекся.
— Товарищ полковник, а требования этого человека вы даже не рассматриваете? — обратилась Марина к полковнику Музилю. (Тот посмотрел на нее рыбьим взглядом.) — Не такие уж его требования нереальные.
Ответил Лебедев:
— Мариночка… Делайте свою работу. А мы будем делать свою.
— Петр Андреевич, это больной человек, а вина его пока не доказана и не признана судом.
— Я вам скажу по-солдатски прямо — больные должны лежать в больнице. А не устраивать нам «Формулу-один»… с автоматом наперевес… простите, мы работаем.
— Ленского вы не хотите поставить в известность? Его это касается напрямую.
Лебедев уже повернулся спиной к Марине и пошел прочь.
— Да уберите её отсюда на хрен! — была его последняя фраза.
Марина ушла сама.
…Минуя шикарную Мазду МПВ, она внезапно услышала голос полковника Лебедева. Тот возбужденно говорил по рации — почти кричал:
— Что?! Конов приехал?! САМ?! Пропустить, конечно!!! Слушай, сержант, ты его не только пропусти, но и сопроводи, понял? Чтоб не свернул куда-нибудь по дороге…
Четверг, позднее утро. ПОЛКОВНИК
Терминатора она заметила возле омоновского автобуса. Марина поначалу не поверила глазам и даже не сразу его узнала. Да нет, все правильно: бритая голова, тряпка с тесемками на лице… Только одежду он сменил: вместо черной спецовки и рабочих штанов на нем была форма десантника. Терминатор лениво курил, поддерживая беседу с двумя омоновцами, которые всем свои видом выражали полное и безоговорочное почтение.
Он тоже заметил Марину, бросил папиросу и направился к ней.
— Как ты здесь оказался?
— Стреляли, — пожал он плечами.
Марина упала ему на грудь.
— Тёма, Тёма… Он действительно идиот… Что он наделал?!
Терминатор улыбнулся краешками губ.
— Решил доказать, что не хуже других.
— Да ему просто крышу снесло, голову оторвало!
— Вот, смотри. Он мне… письмо оставил.
Ветеран протянул листок бумаги:
«
Спасибо и прости. Я почел бы за честь быть твоим другом. Но я приношу несчастье. Я сам — несчастье. Так пусть пожнут его те, кто посеял».
— Блаженный, — добавил он.
— Они сейчас убьют его, — сказала Марина. — И все на этом кончится.
— Да нет… С чего ты взяла?
— Я своими ушами слышала. Они даже и не думают о другом… Господи! Мы бы перевели его в другую больницу, подключили других психиатров, разобрали бы заново все это дело…
Вдруг появился Александр. Откуда тот взялся, она не заметила.
— Маринка!.. С тобой все нормально?
Она машинально кинулась на грудь и ему — так, чисто по-дружески… впрочем, сразу отстранилась, ища глазами Терминатора.
Тот уже отошел — с каменным лицом. Деликатный, блин… идиот…
— Все отлично, — бодро сказала Марина.
— Слушай, я чуть с ума не сошел. Бред какой-то.
— Хорошо, что ты приехал. Да подожди ты… убери руки… Сашенька, милый, я никогда тебя ни о чем не просила. Пожалуйста. Мы должны их остановить…
— Ах, теперь Сашенька…
Мимо проследовала, понимающе поглядев на них, лейтенант Тульская. То ли оценила по достоинству несостоявшиеся объятья, то ли услышала часть прозвучавших реплик.
— Пожалуйста! Ты же можешь позвонить губернатору?
— С какой стати? — он заметно напрягся. — Почему ты МЕНЯ об этом просишь?
— Пусть я прошу о глупости. Пусть… И о доверии. Неужели тебе так сложно?
— Мне — сложно. Совершенно не мой уровень.
— Хорошо, — сказала Марина другим тоном. — Позвони Базарову. Евгению Петровичу. Нигилисту своему. Пусть он звонит губернатору, это уж точно его уровень. Ваш Павел Смык, между прочим, жизнь отдал, чтобы вон то тепличное растение в «Жигулях», которое сейчас расстреляют и растопчут, осталось живо и здорово.
— А ты повзрослела… малышка, — произнес Александр медленно.
— Я выздоровела. Будешь звонить?
— Евгений Петрович в курсе всего, что здесь происходит. Но ситуация настолько вышла из-под контроля… не только нашего, кстати. Ленский тоже икру мечет, а сделать что — фиг! Сейчас любая случайность сильнее миллиона баксов.
— Ты хочешь, чтобы мы с тобой стали врагами?
— Меньше всего я этого хочу, маленькая. Я тебе скажу, ты поймешь. Как бы хозяева жизни не тешили себя сказками, будто они держат мир на ниточках, все равно есть кто-то выше их, кто ниточки в самый неподходящий момент обрежет. То дерьмо, в котором мы с тобой увязли — лучшее тому подтверждение.
Марина смотрела на Александра, не узнавая его.
— И это говоришь ты?
— Только никому не передавай, а то меня уволят.
— Так ты предлагаешь ничего не делать?
— Все, что мог, я уже сделал. На своем уровне, конечно. А кто и с каких позиций поставит губернатора в известность, от меня не зависит… Знаешь, Марин, пойду я. Устал очень. Вон моя машина, видишь? Если понадоблюсь — найдешь. Я всегда рад тебя видеть, ты же знаешь…
…Терминатор молча курил, с тоской созерцая, как мило воркуют Марина с Александром. Он стоял довольно далеко — слов не слышал. Однако пара была хороша, нельзя не признать. Импозантный мужчина, стильная женщина…
И в этот момент грянул громкоговоритель гаишных «Жигулей», перекрывая все разговоры. Вещал не Костя Саночкин. Вещал сам маньяк:
— ВЫ ВПИХНУЛИ В МЕНЯ ВЕСЬ ЭТО БРЕД — ПРО УБИЙСТВА, ПРО ОТРЕЗАННЫЕ ГОЛОВЫ! ТАК ИМЕЙТЕ В ВИДУ, ПУСТЬ ЭТО БЫЛА И НЕ МОЯ ЖИЗНЬ, НО Я ЭТО ПЕРЕЖИЛ!!! ТЕПЕРЬ Я УМЕЮ УБИВАТЬ НЕ ХУЖЕ ВАШЕГО МАНЬЯКА! И НЕ НАДЕЙТЕСЬ, ЧТО Я ДРОГНУ!
Он выдержал небольшую паузу и закончил почти спокойно:
— Если через час здесь не появится Ленский, я начну стрелять по бензобакам грузовиков. У вашего мальчика Кости нашлась занятная коллекция боеприпасов, включающая зажигательные патроны…
— …Снайперы отпадают, — сказал Мохнач. — Объект не сидит постоянно в кресле водителя, а перемещается внутри машины, перелезает с сиденья на сиденье, в том числе на заднее. Ни жратву не берет, ни воду… Еще мальчишка этот… Жена его сюда прорвалась, родители…
— Мальчишка — офицер милиции. Он знал, на что шел, когда погоны надевал, — жестко ответил полковник Лебедев.
— Ты что, предлагаешь не считаться с потерями?
— За кого ты меня принимаешь, Мохнач? Конечно, лейтенанта надо вытаскивать. Появилась у нас одна… гипотеза.
— Давай, давай, — оживился «альфовец».
— Гляди на схему. Есть ракурс интересный, который гаишник видит, а упырь нет… вот здесь, если чуть высунуться из-за капота фуры, которая рядом с ними…. Встанем там, порисуемся, чтобы парень понял, что к чему. А потом — с гранатомета…
— И что порисуем?
— Чтобы падал на пол. Мы ему руками покажем… примерно так, — он изобразил несколько жестов. Получилось довольно убедительно.
— Из гранатомета… — с сомнением произнес Мохнач. — Да там разнесет всё… и обе тачки, и фуру… разве что из стрелкового?
— Из подствольника не попасть, — возразил Лебедев. — Или у вас такие снайпера…
— Не, не из подствольника, — Мохнач загорелся. — Из ГМ-93. Стрелковый гранатомет. А что? Может, и прокатит… Шмальнем свето-шумовой гранатой… Если точненько в салон…
— Так не убьет же! — удивился Лебедев.
— А тебе обязательно труп подавай? Или жаркое из трупа?
— Мне гарантия нужна. Предлагаю так: на несколько секунд его парализует. В это время кто-нибудь из моих выскочит на шоссе со стороны лба и засадит ему из винтаря — точно в десятку.
— Мы еще подстрахуем, — кивнул Мохнач. — Вот здесь мои бойцы нарисуются, психа отвлекут. Они в броне — попляшут, не впервой. И хорошо бы его из мегафона подразнить — пусть концентрацию потеряет…
…Лейтенант Тульская приехала к новому месту действия в компании со своими коллегами — в спецмашинах. Только развернулись, подключились, проверили каналы, перекурили, — ее подозвал к себе полковник Лебедев.
— Пошли ко мне, — предложил он ей и со значением поиграл бровями. — На пять минут, — он ей подмигнул.
— Ты сумасшедший, — прошептала она с деланным восторгом. — Меня хватятся.
— Скажешь, по нужде ходила. Что почти правда. То, что не по своей нужде, можно не уточнять…
Дошли до палатки, влезли, закрыли полог на «молнию» и зафиксировали ползунок.
— Разговор есть, — сказал полковник.
— А я думала…
— Правильно думала. Одно другому не мешает. Если кто заинтересуется, с чего вдруг мы уединились — пусть подсматривают в инфракрасном спектре. Все, что естественно, то прекрасно…
Он стянул любимые штаны цвета хаки, сел на раскладной стул и расставил ноги. Затем он взял женщину за волосы и, утянув ее вниз, поставил перед собой на колени. Она бы и сама все сделала, но он предпочитал грубо. А ей, собственно, было наплевать — грубо или нежно. Ей, положа руку на сердце, было наплевать на все, связанное с этим человеком, как бы она ни притворялась ему на потребу. Не наколол бы с квартирой — это главное. Остальное — принять душ и забыть.
— Я все думаю, как бы тебе помочь, — издалека начал полковник, когда лейтенант взялась за дело. — Мэрия нас в последнее время совсем квадратными метрами не балует. А если и подкидывает пару-другую ключей, их Следственное управление перехватывает… Ты работай, не отвлекайся… Ох-хорошо… И вот я подумал — не отдать ли тебе ту мою квартирку, в которой мы встречаемся… ну, ты знаешь. Хорошая квартирка…
Она остановила процесс и посмотрела снизу вверх.
— Не шучу, — сказал он. — Подарю тебе эти две комнаты. В знак нашей верности друг другу… Не отвлекайся, что ж ты отвлеклась, девочка моя…
Неужели?! — думала она, совершая механические движения руками и ртом.
Полковник уже постанывал и похрюкивал. Она, наоборот, ничего не чувствовала. Служба есть служба, вот и все чувства.
— Я на подходе, — доверительно сообщил он. — Не части, дай просмаковать…
Она послушно замедлилась. Все равно он кончил быстрее, чем хотел; он кончил вяло, как протекший кран.
А муж, бывало, выстреливал так, что с ног сносило, укололо ее нежданное воспоминание…
— Но есть одна проблема, — как ни в чем не бывало, продолжал полковник. (Расслабленный, он накручивал ее кудряшки себе на палец.) — Маньяки живучи, как кошки. Его, конечно пристрелят… но чего только в жизни не бывает. Понимаешь, он может дожить до больницы. А может вообще не пострадать. Это в высшей степени несправедливо. Ты меня понимаешь, Настенька?
Она утиралась полотенцем и заодно обтирала полковника, — машинально. Что же от нее такое требуется, чтобы получить эту квартиру?
— Ты давно сдавала нормы в тире? — вдруг спросил он.
— С двух метров я выбиваю восемьдесят из ста, — ответила она.
— Больше, чем с двух метров, и не потребуется…
Вот теперь все встало по местам. Чтобы получить квартиру, от нее требовалось убить человека… Она уже убивала людей. В Таджикистане всякое было. Духи нападали и по ночам, и днем. Сутками поджидали, когда за периметр выползет какой-нибудь шальной солдатик. Воевать приходилось всем — и офицерам, и их женам. Короче, не хочется вспоминать… особенно того местного пастушка, которого дура повариха протащила в расположение части и спрятала у себя. Он не выдержал, прокрался в туалет, где Настя на него и наткнулась, выпустив в незнакомца с перепугу всю обойму… Это было в прошлом. А сейчас?
Человек ли этот гад, захвативший в заложники мальчика из ГАИ? Человек ли он — убивавший женщин и насиловавший девочек? Не бешеная ли это тварь, достойная лишь пули?
— …Скорее всего, ничего от тебя и не потребуется, — говорил полковник Лебедев. — Но если что — никому не придет в голову, что ты при делах. Ты ж у нас «семерочница». Ты у нас «белая кость», элита…
— Я все понимаю, Петр Андреевич, — прервала она его. — Кто меня будет прикрывать?
Четверг, первая половина дня. СВОБОДЕН. НАКОНЕЦ СВОБОДЕН
Марина тщетно разыскивала Терминатора, не понимая, куда тот подевался, когда ее окликнули. Из старого «фордика», недавно подъехавшего, который она зафиксировала краем глаз, ей махал… Конов Федор Сергеевич!
Марина подошла нарочито медленно.
— Присядьте ко мне, пожалуйста, — попросил психиатр. — Я вас очень прошу.
Она поджала губы. Она залезла в салон, решив молчать и слушать. И тут же не выдержала:
— Зачем вы организовали маньяку побег?
— Ох! Сразу берете быка за рога…
— Я видела карту! Я знаю о роли Вечного! Нетрудно догадаться, кто стоит за этим любителем точности.
— Мариночка… — умоляюще сказал Федор Сергеевич. — Я не спал всю ночь. Вижу, и вам пришлось не сладко. Давайте не будем кричать, а просто поговорим. Знаете, зачем я приехал сюда? Только затем, чтобы с вами поговорить. Хотите верьте, хотите нет. Но у вас не работает мобильник, поэтому я…
— З-зараза! — сказала Марина с чувством. — Совсем забыла. Давно могла уже у кого-нибудь одолжить.
— Неважно. Я приехал. К вам. И я отвечу на все ваши вопросы… Вот, возьмите мой, — он протянул ей свою трубку.
— Что это?
— Телефон. Вы сказали — вам нужен. А мне — уже нет. Правда, возьмите… ну, вернете потом, если такая щепетильная… ох, до чего же все это неважно.
Он неотрывно смотрел ей в глаза.
— Спасибо… — Марина сунула чужой мобильник в сумочку, решив пока не отвлекаться. — Вы устроили учителю побег, а потом сообщили Павлу Смыку, где учитель прячется. Про Банановую улицу Паша от вас узнал, ведь так? Он позвонил вам с моего мобильника, прежде чем угробил мне аккумуляторы…
— Ради вящей точности, он позвонил на трубку начмеда. Так мы с ним договорились. Начмед была в курсе и не удивилась.
— Я не понимаю, зачем вы помогли учителю сбежать, если ходите на задних лапках перед вице-губернатором? С чего вдруг решили отдать его Нигилисту? И, кстати, зачем Нигилисту этот горе-маньяк?
— Да, Вова держал меня крепко, — согласился Федор Сергеевич. — Вова — мой приятель-одноклассник. Мой ангел и мой демон… вернее, демон, притворившийся однажды ангелом. Почему я решил соскочить с поводка? Да потому что понял вдруг, что свободен. Благодаря вам, дорогой вы мой человек.
— Благодаря мне? — опешила Марина. — Не понимаю…
— Я все объясню. Все до последней мелочи. Вы сделаете из этого не просто статью или цикл статей. Если пожелаете — книгу напишете… сценарий… фильм снимете… но это потом, потом. Сейчас я прежде всего хочу вам помочь. Я обдумал ваши проблемы и нашел решение. Потому, собственно, и приехал сюда… хотя мог бы — в Лондон, в Нью-Йорк, в Сидней…
— Вы сумасшедший, — тихо сказала Марина.
— Знаю. И только осознание этого прискорбного факта до сих пор помогает мне обманывать людей, природу и себя… Так вы согласны со мной поговорить?
— Да… — сказала она.
Он расслабился. Он растекся по сиденью, словно силы, придававшие ему форму, исчезли. И он впервые улыбнулся.
— Что вы обо мне думаете? — неожиданно спросил он.
— Не поняла.
— Ну, каким вы меня видите? Прежде чем я позволю себе заговорить о главном, я хотел бы получить на это право. Я слышал, вы довольно точно характеризуете людей.
— Кто вы по знаку зодиака?
— Скорпион. Одиннадцатое ноября.
Марина задумалась.
— Вы общительны, у вас нормальное чувство юмора. Умеете делать женщинам комплименты. Вот только вы жалите сами себя гораздо сильнее, чем других. Вам достаточно один раз подумать, что вы сами во всем виноваты, и это становится манией. Вы неустойчивы, но при этом честолюбивы. К примеру, должность главного врача — это достижение, за которое вы цепляетесь всеми силами…
— Надо же, — удивился главврач. — Похоже.
Она засмеялась.
— Могу еще. Скорпионы — одни из самых сексуальных мужчин из всех знаков зодиака. Почему вы не женаты, не понимаю. Жить одному вам совершенно не свойственно.
— Боялся жениться и, тем более, заводить детей… — он опустил голову. — Из-за страха, что сойду с ума. Женщины-то были… случайные.
— Ну вот. Из-за этого у вас еще больший раздрай в душе. Вся энергия, которая могла бы расходоваться на семью и на дом, направлена непонятно на что. Вообще, постоянство — ваша суть. Даже в одежде. Думаю, у вас в шкафу висит несколько одинаковых рубашек…
— Дюжина, — он легко засмеялся. — Все — одного цвета… Зачем придумали тестирование, если есть вы? Спасибо вам… Теперь — к делу.
К делу им перейти не дали.
За окном возник полковник Лебедев. Сияющий, как бриллиантовая подвеска королевы. Постучал в стекло водителя.
— Ну, и что мне с тобой делать? — ласково поинтересовался он. — Под арест или сначала по сопатке?
— Да что хочешь, — с йоговским спокойствием ответил Конов. — Я всецело отдаю себя в твои чистые руки.
— Твое счастье, что я сейчас дико занят.
— Конечно, иди, работай. Ты не бойся, я же сам приехал. Никуда не уеду, да ты меня и не выпустишь. А поговорим мы потом, хорошо? Я сейчас, как видишь, тоже занят, — он показал на свою гостью.
Полковник, прищурившись, посмотрел на Марину… холодок пробежал по ее спине от этого взгляда. Так смотрят в прицел перед тем, как нажать на спуск.
Главврач заметил ее реакцию:
— Не бойтесь, Мариночка, он не причинит вам вреда. Под мою ответственность.
Полковник хмыкнул:
— Ладно, стой здесь. Но отсюда — ни ногой, ни колесом.
Ушел вразвалку.
Помолчали.
— Вы не обидитесь, если я спрошу прямо? — заговорила Марина.
— Экая вы светская… Ну давайте, врежьте мне.
— Настоящий маньяк — это вы?
…Терминатор нашел водителя омоновского автобуса — одного из тех парней, с которым недавно за жизнь говорил.
— Братишка, это твоя машина?
Тот кивнул.
— Пойдем, поможешь мне.
— А что надо-то?
— Я все объясню. Значит, смотри, делаем так…
…Он снял китель, оставшись в тельняшке. Залез на крышу автобуса, распластался на теплом железе. Водила тронул мягко, помня о человеке наверху. Двигались из глубокого тыла, под прикрытием множества машин, стоявших на противоположной от преступника обочине. Залезая колесами в кювет, объехали милицейские машины, несколько грузовиков, затем свернули на шоссе, обогнули погрузчик со стоящим на платформе экскаватором — тот самый, что перегородил трассу, — снова повернули и дальше накатом, уже выключив двигатель, приблизились к рефрижератору с куриными окорочками. Фура была автопоездом, то есть состояла из собственно фуры и прицепа. Подъехали к ней сзади. Десант численностью в одного бойца перепрыгнул с крыши автобуса на крышу прицепа, пробежал до другого края и перебрался на крышу основной секции.
Здесь лежал снайпер, «голубь-три». Взглянув вопросительно, он что-то забормотал в микрофончик возле своего рта. Десантник жестом показал ему: порядок, братишка, все под контролем.
Отсюда было видно, как опер, подчиненный полковнику Лебедеву, привлекает к себе внимание парня, сидящего в гаишной машине, и пытается жестами объяснить, что тому нужно делать. Было видно как Мохнач с ребятами готовят гранатомет.
Боец подполз к краю и осторожно заглянул вниз. Прямо под ним стояли две легковушки, любовно прижавшиеся бортами. Стекол не было в обеих.
Грянул усиленный мегафоном голос полковника Лебедева:
— Эй, мужик! Хватит дурить! Выходи, не тяни время, а то сами придем. И тогда — уж не обижайся…
Ответом ему были выстрелы по колесам грузовика, за которым полковник прятался. Мегафон заперхал и заткнулся. Ствол автомата разок мелькнул в дырке, оставшейся от лобового стекла. Это хорошо, значит, противник был на переднем сиденье.
Не теряя больше ни секунды, боец прыгнул на капот «шестерки» и ласточкой нырнул в салон — только ноги остались наружу. Один миг — и автомат вылетел вон; проскакал, громыхая, по асфальту. Слышны были два коротких вопля в унисон: кричали маньяк и инспектор. Десантник выволок преступника через ту же дырку, через которую проник в салон; два тела скатились с капота, одно мгновенно вскочило, стоя на напружиненных ногах, второе жалко извивалось на асфальте.
