Сопоставление сохранившихся произведений древневосточной литературы о страдающем праведнике с Книгой Иова показывает, что ни одно из них не содержит таких глубоких концепций, таких необычайных проникновений в сущность бытия, в проблему взаимоотношений человека с Богом, как Книга Иова. В этих произведениях лишь констатируется тот факт, что человек был праведен, непорочен перед своими божествами – и вдруг подвергся жестоким страданиям. И вот он беседует с другом или же с собственной душой, пытаясь выяснить причину произошедшего.
      И только Книга Иова затрагивает очень многое, выходящее за пределы бытовых и даже метафизических представлений обычного человека; ее повествования и диспуты приоткрывают истинные причины страданий праведных, а вместе с тем, парадоксальным образом – истинные основы самого мироздания. Оказывается, одно с другим очень тесно связано.
      Мы помним, что Иов был беспорочен и чист во всех деяниях, что он соблюдал Закон и заповеди в том виде, в котором они были явлены человечеству еще до Синайского законодательства (т. е. законы сынов Ноевых). Известно, что через Авраама и Исаака их потомкам эдомлянам (к которым принадлежал Иов), как и израильтянам, были даны еще и дополнительные постановления и заповеди. В частности, Иовом в какой-то форме соблюдалась заповедь о Субботе. Так, о его семерых сыновьях говорится:

      Сыновья его сходились, делая пиры каждый в своем доме в свой день...
      Когда круг пиршественных дней совершался, Иов посылал за ними и освящал их и, вставая рано утром, возносил всесожжения по числу всех их. Ибо говорил Иов: может быть, сыновья мои согрешили и похулили Бога в сердце своем... (Иов. 1, 4-5)

      Как видим, сыновья Иова поочередно в течение недели устраивали пиры, а в седьмой день Иов приносил жертвы за всех них. Иными словами, в субботу он совершал обряд поклонения Всевышнему и просил Его простить грехи своих близких.
      Нам известно, что Иов глубоко почитал Бога. Вот, быть может, наиболее значимые слова этого праведника:

      ... Да будет имя Господне благословенно! (Иов. 1, 21)

      Таким образом, он не только почитал Всевышнего, но и знал Его имя, которое было возвещено патриархам, а впоследствии – Моисею и всему народу Израиля (непроизносимое четырехбуквенное имя, Тетраграмматон, которое в Синодальном переводе почти всегда передается как «Господь»).
      Иов, как мы сказали, совершал Всевышнему жертвоприношения. Он воспитывал детей в страхе Божьем:

      ... Может быть, сыновья мои согрешили... (Иов. 1, 5)

      Значит, и дети его имели представление об истинном служении Богу, поскольку были в этом наставлены отцом. Иов оказывал помощь всем нуждающимся, что предписано заповедями Создателя:

      Вот, ты наставлял многих и опустившиеся руки поддерживал,
      Падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колени ты укреплял. (Иов. 4, 3-4)

      – т. е. как колеблющихся в вере, так и материально нуждающихся Иов поддерживал, он как бы «выпрямлял» их жизнь и ставил их на ноги.
      Есть множество и других свидетельств его праведности и непорочности.
      Почему же и в связи с чем такой праведный и возвышенный муж подвергся ужасным страданиям? Вдруг разрывается перед нами завеса обыденности, описание земных дел, и мы переносимся – подобно тому, как это происходит, скажем, во сне – в совсем иной мир, в иное измерение бытия, и оказываемся не более и не менее как перед престолом Самого Создателя.
      Начинается знаменитое повествование о том, как в день, когда приходили сыны Божьи дать отчет Отцу своему, Всевышнему, «между ними» (????? <бетоха?м>,т. е. «среди них», «как один из них») явился и некто, называемый ???? <ґа-сата?н>,– сатана. «Сатан» означает «противоборствующий», «противоречащий» – тот, кто мешает свершиться чему-то (от глагола ??? <сата ? н> —«противодействовать»). Кому же противоборствует этот дух и какой властью он обладает?
      Из всего повествования Книги Иова мы видим, что он, в противоположность распространенному заблуждению, не имеет ни малейшей самостоятельной власти. Он не есть независимо действующая сила, которая стремится нарушить гармонию бытия, противостоя благу как таковому или же, тем более, Самому Создателю. Только в дуалистических теологиях, космологиях и метафизических системах, главным образом восходящим к маздеистской (зороастрийской) религии, утверждается, что во вселенной между двумя равновеликими началами – светлым, благим, и мрачным, злым, – постоянно происходит борьба, отражающаяся на всех мировых процессах. К учению маздеизма восходят представления тех гностиков, которые приписывают мировое благо одному источнику, а мировое зло – иному и таким образом вводят, помимо единого Создателя, другое божество, во всём Ему противоположное.
      В Библии подобного дуализма нет: «сатан» появляется как один из духов – «сынов Божьих», подвластных Отцу. Он предстоит Богу и дает Ему отчет. Всевышний его спрашивает: «Откуда ты пришел?», и он отвечает: «Я ходил по земле и обошел ее» (Иов. 1, 7). Видимо, он выполнял какое-то поручение и рассказывает, насколько успешны были его усилия. Итак, «сатан» подотчетен Богу – он ни в коем случае не восстает против Всевышнего и не замышляет ниспровергнуть весь строй мироздания. И Бог дает ему очередное задание, как бы подстрекая к последующим действиям:

      ... Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. (Иов. 1, 8)

      И тут же «сатан» включается в диалог со Всевышним и говорит:

      ... Разве даром богобоязнен Иов?
      Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и всё, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле;
      Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя? (Иов. 1, 9-11)

      В древнееврейском оригинале сказано не «... благословит ли он Тебя?», а более резко: «... разве не проклянет Тебя в лицо?»
      Правда, здесь применен глагол ??? <бэра?х>,означающий «благословлять», но почти повсюду в Библии, когда говорится о Всевышнем и об отрицательном отношении к Нему человека, вместо слова «проклинать» эвфемистически используется глагол «благословлять».
      Иова настигает первое страшнейшее испытание: похищаются его стада, а на его детей, когда они пируют у старшего брата, обрушивается дом, и все они погибают. В один день обрушиваются на Иова эти беды – вестники страшных событий следуют друг за другом. И тут повествование прерывается, чтобы перейти к описанию реакции Иова. Когда подобное случается с праведником, что он делает? —

      Тогда Иов встал, и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою, и пал на землю, и поклонился... (Иов. 1, 20)

      Человек может упасть на землю от беды, от бессилия; но Иов пал на землю не так. Он пал, чтобы поклониться Всевышнему, Который послал ему столь тяжкие испытания. И сказал Иов:

      ... Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. (Иов. 1, 21)

      Есть ли в приведенных словах ропот, обида, жалоба? Нет, только констатация факта: всё, что было мне дано, исходило от Всевышнего. Забрать это – Его суверенное право, я ни на что претендовать не могу, жаловаться мне не на что. Если Царь сперва поручил мне некую должность, а потом сместил с нее, то я остался при том, что имел прежде. Раньше я только благодарил Царя, а теперь не смею предъявлять никаких претензий, ибо всё принадлежит Ему.

      Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! (Иов. 1, 21)

      Никаких жалоб, ни малейшего протеста против безграничной власти Бога! И повествователь далее резюмирует:

      Во всём этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге. (Иов. 1, 22)

      Затем настал срок второго испытания. Сатана опять предстает перед Богом, и в ответ на Его обличение: ты, мол, обвинял человека, который и теперь чист, и ничего скверного не сделал, – искуситель приводит такой довод: самое тяжелое испытание Иову еще не пришлось перенести. Далее приводится пословица, бытовавшая на Древнем Востоке:

      ... Кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст человек всё, что есть у него... (Иов. 2, 4)

      И в соответствии с этим изречением сатана предлагает до конца проверить верность и непоколебимость Иова:

      ... Но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его. (Иов. 2, 5)

      «Кожа за кожу» – что это значит? Когда речь идет о «коже», т. е. о чем-то поверхностном, возможна торговля; если же дело касается проникновения «под кожу», т. е. затрагивает нечто жизненно важное для человека, то он готов поступиться очень многим, дабы избежать потери. Тем более пойдет он на всё, чтобы сохранить саму жизнь. Такова логика искусителя.
      Мы видим, что он вторично предлагает Богу «простереть руку Свою» на Иова и «коснуться» этого праведника, т. е. поразить его бедами. И действительно – Бог «простер руку», и Его «рукой» оказался в данном случае сам же злой дух. Итак, Всевышний повелевает им, как Своею «рукой».
      Отошел сатана от Бога и поразил Иова, как сказано, «проказою лютою», т. е. какой-то страшной кожной болезнью, связанной с перерождением кожи, нарывами от головы до ног (вспомним только что звучавшее «кожу за кожу».). И Иов с той минуты не имел покоя ни физического, ни духовного. Далее говорится, что он не мог сомкнуть глаз ни днем, ни ночью, не мог проглотить кусок пищи и выпить глоток воды без ужасающих мук, и адские страдания стали его повсечасным уделом. Всё это случилось в довершение потери детей, утраты имущества, лишения царской власти.
      Как же отозвался Иов на череду неописуемых бедствий? Он оставался непорочным, что следует из слов жены:

      И сказала ему жена его: ты всё еще тверд в непорочности твоей! похули Бога – и умри. (Иов. 2, 9)

      Жена Иова верит, что если кто-либо пожелает ниспровергнуть весь мировой порядок, обратив проклятие на самого Творца, то он будет мгновенно сокрушен вышней силой. Однако Иов не соглашается ее слушать:

      Но он сказал ей: ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? Во всём этом не согрешил Иов устами своими. (Иов. 2, 10)

      Он и после второго, страшнейшего, испытания не поколебался в вере. Он не обвинил ни в чем Бога, не воспротивился Ему, не стал возражать против тех способов управления вселенной, которыми пользуется Всевышний.
      Спрашивается: почему же библейские критики постоянно называют Иова бунтовщиком, мятежником, бросающим в лицо Всевышнему всевозможные обвинения? Ведь ничего подобного приписать ему нельзя. И даже после того, как друзья своими обвинениями спровоцировали Иова на его знаменитые речи, он всё же оставался твердым в своем уповании и с величайшим терпением переносил посылаемые ему страдания.
      Древнееврейское слово ???? <ґа-сата?н>, «сатана», имеет числовое значение 364. Из этого древние мудрецы вывели следующее: злой дух имеет власть испытывать человека в течение 364 дней солнечного года. Значит, есть какой-то один день, в который сатана лишен такой власти. Какой же день имеется в виду? Одни мудрецы утверждали, что это День Очищения, Йом-Киппур (Лев. 23, 27-32), в который кающемуся человеку прощаются грехи; другие же полагали, что это любой день, в который человек остается верен Богу и не дает себя сбить с пути. Вот именно такой день и переживал Иов. Он противостал злому духу и не дал тому осуществить свой замысел – заставить праведника отступить от Бога.
      ... Но вот к Иову приходят друзья – великие мудрецы, которые горят желанием утешить страдальца. Надо думать, что, находясь в дружбе со столь глубокими мыслителями своего времени, сам будучи мудрейшим человеком, Иов вел с ними какие-то философские разговоры и раньше. Иначе что же это за мудрецы, если прежде они не касались таких тем, как Бог, управление миром, воздаяние праведным и нечестивцам? Безусловно, названные темы в своих беседах они затрагивали. Вот почему разговор, который возникает между Иовом и его друзьями в трагической, страшной ситуации страданий праведника, воспринимается как продолжение их прежних бесед, возобновленных в виде страстного диспута в ужасных и, казалось бы, неисправимых новых обстоятельствах.
      Теперь вся прежняя система ценностей Иова, которая основывалась на вере в справедливость Божью, в то, что Бог воздает каждому по делам его, вдруг обернулась для него заблуждением, призраком, химерой. Центральный, самый главный и надежный столп его мировоззрения рухнул – и закачалось всё здание, и обрушилось со страшной силой. То, во что верил Иов, на что он уповал, к чему стремился, что возглашал, проповедовал, осуществлял, – разбилось вдребезги, поскольку оказалось, что из мира изгнана справедливость. Вот главное, над чем, собственно, Иов и стал напряженно размышлять, вот та проблема, к разрешению которой он устремился всеми еще сохранившимися силами ума и души.
      С приходом друзей, которые, выступив первоначально в роли утешителей, быстро стали обличителями, обвинителями Иова в некой на ходу изобретаемой ими греховности, – в процессе бесед с ними пробуждаются все внутренние силы Иова и направляются к цели, именуемой теодицеей – оправданием Бога. Иов неоднократно провозглашает это целью своих речей, в общем виде формулируемой примерно так: «Несмотря на адские муки, постигшие меня, праведного человека, я буду оправдывать Бога, а не обвинять Его». Речи Иова можно было бы назвать, вводя новый термин, зоедицеей. По-гречески ??? <дзоэ?>– «жизнь». Зоедицея – «оправдание жизни», утверждение необходимости ее сохранения несмотря ни на что и нахождение для нее цели и смысла в любых, в том числе непереносимых, условиях. И хотя, казалось бы, уже прозвучали слова Иова о том, что он предпочел бы жизни смерть, вырыл бы ее, как клад, и обрадовался бы ей:

      На что дан страдальцу свет, и жизнь – огорченным душою,
      Которые ждут смерти – и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад... (Иов. 3, 20-21)

      – несмотря на это, он приложит все усилия, чтобы оправдать и Создателя, и жизнь на земле. Дальнейшее повествование как раз и будет посвящено в основном попытке Иова сохранить и оправдать всё, что он создавал в течение своей жизни сердцем, душой и разумом; оправдать перед лицом мудрых друзей, наблюдающих за тем, как рушится его вера в праведное воздаяние.
      С чего начинает Иов свою речь? Вот приходят к нему друзья, они издают крик скорби, узрев его издали, – настолько он изменился, настолько стал не похож на прежнего, прекрасного видом, почтенного старца, каким они привыкли его лицезреть. Кожа прилипла к его костям, почернело лицо, он страшен обликом, согбен, отощал, бессильно сидит на земле. И друзья тоже садятся на землю, они подбрасывают с земли прах, посыпают головы пеплом, словно бы уподобляясь несчастному страдальцу, и семь дней молчат рядом с ним. Таково их соучастие в мучениях друга; и они ждут, чтобы он начал говорить первым, дабы своими речами не нарушить преждевременно его печальных размышлений и не показаться неучтивыми перед лицом его невыносимых мук.
      И вот через семь дней Иов отверзает уста. Вспомним, как жена сказала ему: «Похули [точнее, „прокляни"] Бога – и умри» (2, 9), а он ответил: «Ты говоришь, как одна из безумных.» (2, 10). Но теперь некое проклятие всё же извергается из уст Иова. Однако относится оно, конечно, не к Создателю:

      После того открыл Иов уста свои – и проклял день свой. (Иов. 3, 1)

      То, что Иов пытается сделать прежде всего, – это отвести от Бога какие бы то ни было обвинения в случившемся. Он начинает обвинять в происшедшем с ним судьбу, природу, естественный ход явлений и событий, как будто бы Бог здесь совершенно ни при чем. Это первая речь Иова:

      И начал Иов, и сказал:
      Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! (Иов. 3, 2-3)

      Так что же проклял Иов? «День свой» – это день рождения или зачатия, в который человек становится причастным к земному миру; день, когда душа входит в соприкосновение с веществом формирующегося тела и начинает получать (зачатие) или уже получает (рождение) физическое обличье – свое «земное облачение».

      День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! (Иов. 3, 4)

      Согласно этим словам, не Бог, а именно день, в который Иов родился, виноват в том, что произошло. Имеется в виду предначертание рока: так уж звезды были расположены, так было предназначено, а Бог «да не взыщет свыше» сей день. То есть Бог сокрыт, поэтому к Нему не может быть никаких претензий – во всём виноват «день»! Речь идет о концепции Бога трансцендентного, настолько удаленного от вещественного мира, что последний управляется своим от века данным законом (судя по всему, астрологическим, подразумевающим чередование «счастливых» и «несчастливых» дней). Поэтому Бог непосредственной ответственности за происходящее на земле не несет. И такой концепции Иов придерживается вполне намеренно – с целью теодицеи.
      Чем же кончается его первая речь? —

      ... Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне.
      Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье. (Иов. 3, 25-26)

      «Постигло», по-древнееврейски ???? <ва-йаво?>,буквально «пришло», – глагол, указывающий на «самостоятельный» приход событий», как бы без воли свыше («так уж случилось»), и с такими утверждениями выступает первоначально Иов.
      И тогда в ответ на его речь отверзает уста Елифаз, видимо, старший по возрасту из друзей, и начинает обвинять Иова.
      Подробнее речи Елифаза и других мудрецов мы рассмотрим позже, а сейчас поговорим лишь о реакции на эти речи самого Иова. «Да, – раздаются обвинения из уст Елифаза, – ты, наверное, страшно согрешил и скрываешь свой грех; совершил нечто ужасное – так покайся!» И вот Иов, уязвленный до глубины души подобным обвинением, начинает вслух обращаться к Богу. С друзьями он теперь говорит совсем по-другому, чем ранее, обнаруживая перед ними свои истинные взгляды на вещи. «Да, – отвечает он, – Бог послал мне страдания, но они имеют совершенно не тот смысл, о котором вы думаете; мои страдания иного рода, чем вы привыкли себе представлять».
      Проследим за развитием этой темы: как Иов обращается к Богу с жалобой на свои муки и как взывает к Нему, чтобы Он вывел, «как свет», правду Иова и показал мудрецам, что совсем иные причины привели его к бедствиям, нежели какие-то легко опознаваемые грехи.
      Итак, сначала Иов, напомним, совершенно смиряется с приговором свыше, принимая его как нечто само собой разумеющееся: