Соломон и Маркольф

Человек ошибается по природе своей или по случаю. Когда Соломон стоял над гробом Давида, отца своего, наделенный и мудростью, и богатствами, увидел он некоего человека по имени Маркольф, пришедшего с востока, грубого и безобразного, но весьма красноречивого. С ним была и его супруга, ужасная и грубая. Царь приказал привести их обоих к себе, и они стояли перед ним, не обронив ни звука и не посмотрев на него.

Маркольф был приземист и толст. Голова у него большая, лоб широченный, красный и морщинистый. Уши — волосатые, достававшие до середины подбородка. Борода грязная и вонючая, как у козла. Руки скрюченные. Пальцы маленькие и толстые. Ноги кривые. Нос мясистый и горбатый. Губы большие и толстые. Лицо ослиное. Волосы, словно ежовые колючки. Обувь очень грубая. Чресла подпоясаны половинным мечом. Ножны потрескавшиеся посредине и у острия разошедшиеся надвое. Чаша у него была липовая, козлиным рогом украшенная. Одежды цвета самого гнусного, обтрепавшиеся и мятые. Ремни куцые, туника до ягодиц. Сапоги стоптанные.

Жена его была крохотная и очень толстая с пребольшими грудями. Волосы у нее были колючие, брови торчали, словно свиная щетина. Борода, как у козла, уши ослиные, глаза сумасшедшие, выражение лица змеиное, плоть морщинистая и черная. Свинцовая муха красовалась между ее большими грудями. Пальцы у нее были толстые и короткие, украшенные железными кольцами. Ягодицы огромные. Голени короткие и пухлые, волосатые, как у медведицы. Туника косматая и изношенная. Обувь потрескавшаяся и на ходу громыхающая. Это о такой один юноша сочинил стихи:

Увидев их, царь Соломон начал свою речь так: «Кто вы такие и откуда род ваш?»

Маркольф ответил: «Сначала ты расскажи нам о происхождении своем и родителях, и тогда поведаю тебе, каков наш род».

Соломон говорит: «Мои предки — пророки в двенадцати коленах: Иуда родил Фареса, Фарес родил Есрома, Есром родил Арама, Арам родил Аминадава, Аминадав родил Наассона, Наассон родил Салмона, Салмон родил Вооза, Вооз родил Овида, Овид родил Иессея, Иессей родил Давида царя, Давид царь родил Соломона, и я — это царь Соломон».

Маркольф ответил: «А у меня предки — селяне в двенадцати коленах: Селянин родил Сельцо, Сельцо родил Сельчанина, Сельчанин родил Сельчатку, Сельчатка родил Тартана, Тартан родил Тартола, Тартол родил Людя, Людь родил Людину, Людина родил Маркуила, Маркуил родил Маркварта, Маркварт родил Маркола, Маркол родил Маркольфа, и я — это плут Маркольф.

Жена блудлива в двенадцати коленах: Блудница родил Блудня, Блудень родил Любоблуда, Любоблуд родил Добрку, Добрка родил Лотку, Лотка родил Плаку, Плака родил Ремку, Ремка родил Одножку, Однож-ка родил Однобожку, Однобожка родил Лежебожку, Лежебожка родил Красуху, Красуха родил Красухунью, и это Красухунья — моя жена».

Соломон сказал: «Вижу, что ты речист и остроумен, хотя кажешься грубым и тупым. Посему устроим друг с другом прения. Я стану тебя спрашивать, а ты мне отвечать».

Маркольф: «Кто плохо поет, тот первым и начинает».

Соломон: «Если ты сможешь ответить на каждое мое слово, я наделю тебя многими почестями и ты станешь самым знатным человеком в царстве моем».

Маркольф: «Священник здравие обещает, а властью на то не располагает».

Соломон: «Хорошо рассудил я двух блудниц, пререкавшихся из-за дитяти».

Маркольф: «Там, где повод, причину сыщешь, там, где женщины, там и притча».

Соломон: «Господь вложил мудрость в мои уста, и на всем белом свете нет никого, кто смог бы встать вровень со мною».

Маркольф: «У кого дурные соседи, тот сам себя хвалит» [11].

Соломон сказал: «Добрая жена превыше всякого блага».

Маркольф ответил: «Злая жена хуже любого бедствия. Ведь она — это замешательство для мужчины, ненасытная бестия, буря, сметающая дом, сосуд прелюбодеяния, неутихающая война, непреходящее проклятие, неподъемный груз, змий, не способный утолить жажду, ярмо человечества, при чьем появлении и свет гаснет». Соломон спросил: «А что есть друг?» Маркольф ответил: «Желанное имя, убежище от несчастья, избавитель от бед, постоянная удача, нерушимый покой».

Соломон спросил: «А что есть богатство?» Маркольф ответил: «Груз золота, прислужник заботы, забава, не приносящая удовольствия, неутолимая ревность, желанная вещь, безграничное желание, громадная пасть, ненасытное вожделение». Соломон: «А каков глупец?» Маркольф: «Человек ненасытный, в речах неумеренный, стремящийся ко всякому злу, говорящий бесстыдно, всегда смеющийся, низко людей ценящий, ни с кем дружбы не водящий, притворяющийся мудрецом, замышляющий неправедное, во всем невоздержанный, затаивший злобу».

[…]

Соломон: «Утомился говорить, я отдыхаю!»

Маркольф: «Я свою болтовню не оставлю».

Соломон: «Не могу болтать больше». Маркольф: «Коли не можешь, смиренно признай себя побежденным и дай мне обещанное!»

На это Ванея, сын Иодая, и Завуф, царский сотоварищ, и Адонирам, сын Авды, начальствовавшего над податями, сказали Маркольфу: «Чего ради ты станешь третьим человеком в царстве нашего царя-повелителя? Еще прежде выколют твои гнусные глаза из твоей гнусной башки. Лучше бросить тебя к медведям нашего господина, чем удостоить такого любыми почестями!» А Маркольф им ответил: «Кто липнет к заду, как не какашки? Что обещал царь?» Тогда Бен-Хур, Бен-Декер, Бен-Хесед, Бен-Авинадав, Ванея, Бен-Гевер, Ахинадав, Ахимаас, Ваана, Иосафат, Шимеа и Гевер, двенадцать препозитов царя Соломона, сказали: «Почто этот дурак набросился на царя нашего? Не лучше ли помять его кулаками, помолотить батогами и убрать с глаз господина нашего?» Но царь Соломон ответил им: «Не следует так поступать, хорошенько накормите и отпустите его с миром». А Маркольф на это: «Ваши слова меня укротили. Я всегда говорил так: где нет закона, там нет царя».

Как-то раз царь Соломон вместе со своими ловчими и сворой собак возвращался с охоты, и случилось ему оказаться совсем рядом с жилищем дурня Маркольфа. Когда приближенные ему сообщили, что это есть оно, Маркольфово жилище, он поворотил свою лошадь и, наклонив голову, через порог жилища спросил, кто там есть внутри. Маркольф сидел у очага и смотрел за горшком с бобами, а царю он ответил так: «Внутри человек, и получеловек, и лошадиная голова. Чем больше поднимаются, тем больше опускаются». А Соломон ему: «О чем это ты говоришь?» Маркольф в ответ: «Целый человек — это я, получеловек — это ты, потому что сидишь снаружи, верхом на лошади, голова которой и просунулась внутрь». И тут Соломон говорит: «А кто поднимается и опускается?» Маркольф: «Бобы, которые варятся в горшке».

Соломон: «Где твой отец и твоя мать? Твой брат и твоя сестра?» Маркольф: «Мой отец из одной напасти сделал две сразу, а мать моя делает для своей ближней то, что та для нее сделать уже не сможет. Брат мой, сидя снаружи, убивает всех, кого встретит. А сестра моя, сидя внутри, плачет над своим прошлогодним смехом». Соломон: «Что это все значит?» Маркольф: «Отец мой посреди тропинки, что идет через его поле, посадил терновый куст, путники же стали обходить куст с двух сторон — вот так из одной напасти появилось две. Мать моя пошла закрыть глаза своей умершей свояченице, что сама свояченица ей сделать уже не сможет. Братец мой сидит снаружи на солнце, расстелил перед собою овчинку и убивает всех блох, которые ему попадаются. Сестра моя в прежние времена полюбила одного юношу, который овладел ею, заигрывая, обнимая и целуя, а теперь, она, брюхатая, плачет из-за того, из-за чего раньше смеялась».

Соломон на это: «Хорошо, но откуда у тебя, крестьянин, такая мудрость?» Маркольф: «Во времена царя Давида, когда ты был еще младенцем, лекари отца твоего поймали коршуна — изготовить им надо было какое-то лекарство, и вот, когда они забрали себе необходимые части, Вирсавия, мать твоя, взяла его сердце, положила на сухарь, зажарила на огне и дала тебе съесть, мне же, который тогда оказался на кухне, хлебную корку бросила. Вот так скушал я корку, напитавшуюся жиром. Оттого, полагаю, и пошла моя хитрость, равно как и у тебя, съевшего сердце, мудрость появилась». Соломон: «Бог тебе в этом помогает! На горе Гаваон Бог явился мне и наполнил меня мудростию». Маркольф: «Коли так, выходит, что ты тот мудрец, который считает Его дураком». Соломон: «Разве ты не слыхал, какими богатствами наделил Он меня по мудрости Своей». Маркольф: «Слыхал. Знаю, правда, что где Господь захочет, там дождик и льет».

Засмеявшись, ответил царь Соломон: «Мои люди ждут меня снаружи, не могу дольше оставаться с тобой. Иди, скажи матери своей, чтобы она послала мне полный горшок молока от своей лучшей коровы и покрыла его коровьей лепешкой, ты же доставишь его ко мне». «Так и сделаю», — ответил Маркольф.

Царь Соломон, подняв шум во всем Иерусалиме, прибыл, как и подобает богатому и могущественному господину, в свой дворец. А мать Маркольфа, по имени Отброска, взяла полный горшок молока и, накрыв молоко горячим пирогом, послала его царю со своим сыном. Маркольф отправился по тропинке через луг, проголодался от жары и тут увидел лепешку коровьего навоза. Он тут же поставил горшок на землю, съел пирог, а лепешку навоза положил сверху. Пришел к Соломону и поставил перед ним молоко, покрытое навозом. Соломон спрашивает: «Почему горшок покрыт этим?» Маркольф: «А разве ты, царь, не приказал накрыть коровье молоко тем, что дает корова? Навоз-то, что, не коровий?» Соломон в ответ: «Не то я приказал». Маркольф: «А я так понял». Соломон: «Лучше бы молоко пирогом накрыли». «Так оно и было, но голод переиначил замысел». Соломон: «Каким образом?» Маркольф: «Я знал, что нет у тебя недостатка в хлебе, а поэтому, сам нуждаясь, съел пирог, которым было молоко накрыто и на его место исхитрился положить коровью лепешку».

Соломон: «На сей раз прощаем! Но если этой ночью ты не сможешь бодрствовать и бдеть вместе со мною, то по утру не сносить тебе головы!» Маркольф: «Славно». Наступило время бодрствовать, Маркольф и царь Соломон сели, но немногим спустя Маркольфа стало клонить в сон и он принялся похрапывать. Соломон его спрашивает: «Что, спишь, Маркольф?» А Маркольф: «Не сплю, а думаю». Соломон: «О чем думаешь?» Маркольф: «Думаю о том, что у зайца в хребте столько же позвонков, сколько на хвосте». Соломон: «Если не докажешь, быть тебе повешенным». Соломон замолчал, а Маркольф снова стал засыпать, похрапывая. Соломон его спрашивает: «Что, спишь, Маркольф?» А Маркольф: «Не сплю, а думаю». Соломон: «О чем думаешь?» Маркольф: «Думаю о том, что у сороки столько же перьев белых, сколько и черных». Соломон: «Если не докажешь, быть тебе повешенным». Соломон замолчал, а Маркольф опять стал засыпать, похрапывая. Соломон его спрашивает: «Что, спишь, Маркольф?» А Маркольф: «Не сплю, а думаю». Соломон: «О чем думаешь?» — Маркольф: «Думаю о том, что нет под небом ничего белее, чем день». Соломон: «А разве день и молока белее?» Маркольф: «Так оно и есть». Соломон: «Надо проверить». Соломон замолчал, продолжая бодрствовать, а Маркольф снова стал засыпать и храпеть. Соломон его спрашивает: «Что, спишь, Маркольф?» А Маркольф: «Не сплю, а думаю». Соломон: «О чем думаешь?» Маркольф: «Думаю о том, что ни в чем нельзя доверять женщине». Соломон: «И это надо проверить». И вот Соломон замолчал, продолжая бодрствовать, а Маркольф снова стал засыпать и храпеть. Соломон его спрашивает: «Что, спишь, Маркольф?» А Маркольф: «Не сплю, а думаю». Соломон: «О чем думаешь?» Маркольф: «Думаю о том, что природа сильнее воспитания». Соломон: «Не докажешь, быть тебе повешенным». На том ночь закончилась, и Соломон, утомленный бдением, улегся на свое ложе.

Маркольф, расставшись с царем, поспешил к сестре, по имени Дородина, и, притворившись опечаленным сверх меры, сказал ей: «Царь Соломон — недруг мой, не стерпеть мне его угроз и несправедливостей. Возьму-ка я нож, спрячу у себя под одеждами и сегодня, когда он ни о чем не будет подозревать, воткну нож ему в сердце — так и расправлюсь с ним. А тебя, дорогая моя сестра Дородина, прошу — не обвиняй меня, храни тайну и не рассказывай об этом моему брату Волопылу». На что Дородина ответила: «Дорогой мой брат Маркольф, не сомневайся, даже под угрозой смерти я тебя не выдам». После этого Маркольф с опаской возвратился ко двору.

Солнце, светящее по всей земле, озарило своими лучами царский двор. Соломон поднялся с ложа и воссел на трон во дворце своем. И тут по приказу царя поймали зайца и доставили ко двору, Маркольф насчитал у него равное число позвонков на спине и хвосте. Поймали и принесли царю сороку, и Маркольф насчитал у нее столько же черных перьев, сколько и белых. И тут, втайне от царя Маркольф принес таз с молоком, поставил его около дверей комнаты, закрыл все окна, чтобы дневной свет не проникал внутрь, и позвал царя. Когда царь попытался войти в комнату, он наступил в таз с молоком и расшибся бы, упав, но ухватился руками. Тут царь Соломон воскликнул в гневе: «Пропащая душа, что ты творишь?» Маркольф: «Не гневайся на меня! Разве не ты утверждал, что молоко белее дневного света? Что же ты тогда не увидел под своими ногами молоко, ведь при дневном свете ты можешь рассмотреть все что угодно? Рассуди справедливо! Я перед тобой безгрешен!» Соломон: «Погуби тебя Боже! Одежды мои залиты молоком, и я чуть из-за тебя не сломал шею, так-то ты передо мной безгрешен?» Маркольф: «А в другой раз уберег тебя, вот сядь и рассуди о том, о чем я тебе доложу».

Когда царь сел, Маркольф объявил: «Есть у меня сестра по имени Дородина, она — блудница, поскольку, забеременев, обесчестила всю мою родню, однако она все равно желает получить свою долю отцовского наследства». Тут Соломон произнес: «Пусть призовут его сестру, и мы выслушаем, что у нее есть сказать. Никого нельзя заочно судить!» Дородину позвали, она появилась перед царем, и тут Соломон засмеялся: «Вот уж точно, это сестра Маркольфа». Была Дородина приземистая и толстая, а от беременности еще толще казалась, из-за задницы и ног было не видно, лицом, глазами и сложением — всем она напоминала Маркольфа. Тут Соломон и говорит: «Скажи, чего ты требуешь от сестры своей». Маркольф встал и сказал во всеуслышание: «Открыто заявляю, о царь, перед тобою, что сестра моя стала блудницей, и понесла, как сами видите, и обесчестила все мое семейство, и к тому же она желает заполучить долю моего наследства. Посему молю, чтобы ты осудил ее, и она лишилась доли в наследстве». Услышав подобное, Дородина разозлилась и заорала во всю глотку: «Негодник! Почему это я не должна получить своей доли наследства? Разве я, как и ты, не появилась на свет благодаря Морколю?» Маркольф ответил: «Не получишь наследства, потому что твои прегрешения — это твой приговор». Дородина на это ответила: «Не сотворила я себе приговора, ибо если и грешила, исправлюсь. Но клянусь Богом и Его благами, если не оставишь меня, я расскажу такое, за что царь тебя повесит». Маркольф: «Жалкая блудница, что ты скажешь? Я ни перед кем не грешен». А Дородина ему: «Ты-то много грешил, ибо собираешься убить моего царя-повелителя. И если мне не верите, то поищите нож у него под одеждами». Приближенные стали искать нож и ничего не нашли, и тут Маркольф сказал: «Разве не правду говорил я, царь: ни в чем женщинам нет веры». Всех разобрал смех, а царь Соломон говорит: «Хитростью ты всего добился, Маркольф». Маркольф: «Не хитростью: ведь она во всеуслышание рассказала об обмане, которым я с ней поделился. А вот ее деяния — они взаправду». Соломон: «Но ты еще утверждал, что природа превозмогает воспитание». Маркольф: «Погоди немного, я тебе это докажу прежде, чем ты отправишься спать».

Прошел день, настал час трапезы, и Соломон вместе со всеми своими приближенными сел за стол.