Орел - Преторианец

Саймон Скэрроу

Преторианец

Посвящается Кэролайн

Действующие лица

Преторианская гвардия

Трибун Бальб – командир охраны, сопровождающей денежный конвой

Центурион Гай Синий – амбициозный честолюбец, всегда готовый нанести удар ножом в спину

Трибун Бурр – командир третьей когорты преторианской гвардии

Центурион Луркон – по сути дела временно исполняющий обязанности командира шестой центурии третьей когорты

Опцион Тигеллин – вечно всем недовольный подчинённый Луркона

Рядовой гвардеец Фусций – новобранец, считающий себя ветераном

Префект Гета – командир преторианской гвардии

Императорский двор

Император Клавдий – справедливый, хоть и не всегда последовательный правитель империи

Императрица Агриппина – его жена и племянница, мать Нерона (от первого брака)

Нерон – приёмный сын Клавдия, юноша с артистическими наклонностями, приятный во всех отношениях

Британик – сын Клавдия, интеллигентный, но с холодным умом, ко многому равнодушный

Нарцисс – начальник одной из имперских канцелярий, советник, приближённый к Клавдию

Паллас – также приближённый советник императора и императрицы

Септимий – агент Нарцисса

Рим

Цестий – жестокий и безжалостный главарь банды уголовников

Вителлий – гуляка, сын сенатора, давний враг Макрона и Катона

Юлия Семпрония – прелестная дочь сенатора Семпрония

Глава первая

Небольшой обоз – колонна из четырёх крытых фургонов – уже десять дней тащился по дороге, когда наконец пересёк границу и въехал в провинцию Цизальпинская Галлия. В горах, возвышавшихся к северу от дороги и нависающих над нею, уже выпал первый снег, так что их вершины теперь сверкали хрустальными отсветами на фоне голубого неба. Ранняя зима вполне доброжелательно отнеслась к солдатам, шагающим по обе стороны от повозок, и хотя воздух был свеж и холоден, дождя не выпадало с тех пор, как они покинули имперский монетный двор в Нарбоне. Сильный мороз сковал землю, она затвердела, облегчив фургонам движение – колёса легче катились по твёрдому покрытию.

Трибун преторианской гвардии[1], командир конвоя, ехал верхом чуть впереди. Когда дорога взобралась на вершину холма, он съехал с дороги на обочину и натянул повод. Дорога расстилалась впереди сплошной прямой линией, чуть поднимаясь и опускаясь по неровностям ландшафта. Трибуну уже хорошо был виден городок Пиценум, лежащий в нескольких милях впереди. Там его должен был встретить конный эскорт преторианской гвардии, элитного подразделения римской армии, созданного для охраны и защиты императора Клавдия и его семьи. Эскорт должен был быть выслан из Рима, чтобы заменить отряд вспомогательных войск, который сопровождал четыре фургона из Нарбона и теперь должен будет вернуться обратно в свои казармы при монетном дворе, предоставив преторианцам под командой трибуна охранять этот маленький обоз на всём оставшемся пути до столицы.

Трибун Бальб повернулся в седле и осмотрел обоз, поднимающийся на холм позади него. Отряд вспомогательных войск – ауксилариев – состоял из германцев, набранных из племени херусков – громадные, мощные, свирепые воины с нечёсаными бородищами, торчащими между нащёчными пластинами шлемов. Бальб приказал им всё время быть в шлемах, пока они пересекают эти холмы – нелишняя предосторожность на случай засады каких-нибудь разбойников или бродяг, которые всегда нападают на неосторожных путешественников. Риск, конечно, невелик, что какие-то бандиты решатся напасть на конвой, в этом Бальб был уверен. Истинная причина, по которой он отдал такой приказ, заключалась в том, что он желал по возможности скрыть варварские косматые шевелюры своих ауксилариев от местных жителей, не пугать их. Не то чтобы он не доверял этим германцам, нет, наоборот, они ведь были известны своей преданностью императору, просто Бальб как истинный римлянин презирал этих людей, навербованных из диких племён, обитающих по ту сторону Рейна.

– Варвары, – пробормотал он себе под нос, покачав головой. Сам-то он привык к блеску и порядку преторианских когорт и был крайне недоволен приказом отправиться в Галлию и возглавить охрану фургонов, перевозящих только что отчеканенную серебряную монету с монетного двора в столицу. После стольких лет службы по охране императорского дворца Бальб имел вполне устоявшиеся представления о том, как должен выглядеть солдат, так что если уж его назначили командовать когортой германских наёмников, первое, что он должен был бы сделать, это приказать им сбрить свои похабные бороды, чтобы выглядеть, как подобает настоящим легионерам.

А кроме всего прочего, ему очень недоставало привычных комфортабельных условий Рима.

Трибун Бальб был типичным солдатом и типичным представителем своего ранга. Много лет назад он вступил в преторианскую гвардию и служил в Риме, медленно поднимаясь по служебной лестнице, прежде чем получил перевод в Тринадцатый легион, стоявший на Дунае, где он ещё несколько лет прослужил центурионом, а затем подал рапорт об обратном переводе в преторианцы. Ещё через несколько лет монотонной службы он получил свой нынешний чин – стал трибуном, командиром одной из девяти когорт личной гвардии императора. Ещё через пару лет Бальб выйдет в отставку с очень приличной пенсией, чтобы занять какой-нибудь административный пост в каком-нибудь италийском городе. Он уже остановил свой выбор на Помпеях, где его младшему брату принадлежали частные бани и гимнасий, спортивный комплекс. Городок расположен на берегу моря, из него открывается превосходный вид на залив и Неаполис, там имеется приличный набор театров, а также цирковая арена, а вокруг полно таверн, где продаётся дешёвое вино. А ещё есть надежда, лениво подумал он, что время от времени можно будет хорошенько подраться с парнями из соседнего городка Нуцерия.

Позади первых пяти секций вспомогательных войск тащились четыре фургона, тяжело груженные, запряжённые десятью мулами каждый. Рядом с возницей на облучке сидел солдат, а позади них возвышалась крыша, сшитая из козьих шкур, туго натянутая поверх запертых сундуков, тесно поставленных на дно фургонов. В каждом находилось по пять таких сундуков, и в любом из них перевозилось сто тысяч только что отчеканенных серебряных денариев – на общую сумму в два миллиона, достаточную, чтобы целый год платить жалованье целому легиону.

Бальб не мог удержаться от соблазна хоть на минутку вообразить, что бы он сделал, будь у него такое состояние. Но тут же отбросил эту мысль. Он же солдат. Он принёс присягу, поклялся охранять императора и повиноваться его приказам. Его долг – обеспечить, чтобы фургоны добрались до казначейства в Риме. Губы Бальба плотно сжались при воспоминании о том, что некоторые его сотоварищи по преторианской гвардии несколько более свободно относились к пониманию своего солдатского долга.

Прошло всего десять лет с того дня, когда преторианцы убили прежнего императора и его семью. Да, правда, Гай Калигула был настоящий безумец и тиран, но присяга – это ведь клятва верности, которую нарушать нельзя, во всяком случае по мнению Бальба. Он по-прежнему отрицательно относился к убийству Калигулы, даже при том, что новый император, избранный и приведённый к власти преторианцами, уже доказал, что он вроде бы более приличный правитель. Возведение Клавдия на императорский трон было довольно смутным делом, насколько было известно Бальбу. Те командиры, что убили его предшественника, намеревались вернуть власть римскому сенату. Однако, как только остальные их товарищи по оружию осознали, что если не будет императора, то не станет и преторианской гвардии со всеми привилегиями, сопутствующими принадлежности к ней, они быстренько сплотились вокруг претендента на трон и выдвинули Клавдия. Нестойкий, нетвёрдый в решениях, к тому же ещё и заика, он вряд ли был идеальной фигурой для управления самой огромной империей всего известного мира, но уже успел доказать, что, в общем и целом, он справедливый и эффективный правитель. С этим Бальб готов был согласиться.

Его взгляд переместился на последние пять секций германских наёмников, что шли позади фургонов. Хотя они, возможно, и не выглядели как настоящие римские легионеры, Бальб отлично знал, что в бою они очень хороши, а репутация у них такая, что только самые отпетые идиоты из разбойников могут осмелиться напасть на их обоз. В любом случае, такая опасность, если она и существовала, теперь уже значения не имела: конвой уже спускался в широкую и плоскую долину реки По.

Он прищёлкнул языком и ударил каблуками в бока коня. Конь коротко всхрапнул и одним скачком выбрался обратно на дорогу. Бальб направил его вперёд, обогнал передних солдат и их командира, центуриона Арминия, и занял позицию во главе конвоя. Они двигались с вполне приличной скоростью. Ещё до полудня, всего через час, они достигнут Пиценума и там будут дожидаться эскорта преторианцев, если он еще не добрался до этого городка.

До Пиценума оставалось ещё около двух миль[2], когда Бальб услышал стук копыт приближающегося конного отряда. Обоз как раз двигался через небольшой сосновый лесок, где остро пахло смолой; этим ароматом был пропитан здесь весь воздух. Небольшой скальный выступ перекрывал вид на дорогу впереди, и Бальб невольно вспомнил дни своей службы на Дунае, где любимой уловкой противника было заманить колонну римских воинов в подобную теснину. Он натянул повод и поднял руку вверх.

– Стой! Снять поклажу!

Фургоны с грохотом остановились, германские наёмники торопливо сбрасывали с плеч свои походные ранцы, набитые необходимым снаряжением, бросали их на дорогу и строились в боевой порядок впереди и позади колонны. Бальб перебросил поводья в левую руку, готовый в любой момент выхватить меч, и огляделся по сторонам, рассматривая тени за деревьями по обе стороны от дороги. Стук копыт стал громче, эхом отдаваясь от твёрдого покрытия мощёной дороги и скалы. Потом показался первый всадник, выскочив из-за скального выступа. На нём был красный командирский плащ. Увенчанный гребнем шлем болтался на луке седла. Позади него скакали ещё двадцать человек в заляпанных грязью белых плащах рядовых преторианской гвардии.

Бальб надул щёки и испустил облегчённый вздох.

– Вольно! – скомандовал он своим солдатам.

Наёмники поставили щиты на землю и опустили копья. Бальб ждал, пока встречные подъедут ближе. Их командир придержал коня, перешёл на рысь, а последние полсотни шагов проехал шагом.

– Трибун Бальб?

Бальб всмотрелся в лицо командира. Оно показалось знакомым.

– И какой же правильный пароль, центурион? – требовательным тоном осведомился он.

– Виноград в садах Кампании уже созрел, настала пора его собирать, – официальным тоном ответил тот.

Бальб кивнул. Именно эту фразу он и ожидал услышать.

– Очень хорошо, центурион. Но ведь вы должны были ждать нас в Пиценуме…

– Меня зовут Гай Синий, трибун. Центурион второй центурии, восьмой когорты.

– Да-да. – Бальб смутно помнил его. – Итак, почему вы встречаете нас на дороге?

– Мы прибыли в Пиценум вчера. Это прямо город-призрак, там ни единой живой души. У местных какой-то праздник, они все отправились в соседнее святилище. Я и решил, что нам лучше выехать вперёд и встретить тебя и твоих ребят здесь. – Он махнул рукой в сторону германцев.

– Это не мои, – буркнул Бальб.

– Как бы то ни было, мы увидели, что вы подъезжаете к городу, трибун, ну и вот мы вас встретили. И готовы сопровождать обоз в Рим.

Бальб с минуту молча рассматривал центуриона. Ему всегда нравились солдаты, точно выполняющие приказы, так что он был не совсем уверен, что одобряет действия Синия, встретившего их на дороге, а не в городе, как требовалось. Точный план доставки серебра в Рим был разработан около двух месяцев назад, и все вовлечённые в его исполнение были обязаны точно следовать полученным инструкциям. Если командир начинает своевольничать и нарушать полученный приказ, любой план может развалиться. Трибун решил, что непременно поговорит об этом с начальником Синия по возвращении в лагерь преторианцев, расположенный сразу за стенами Рима.

– Центурион Арминий! – крикнул Бальб, обернувшись через плечо. – Ко мне!

Командир отряда германских ауксилариев поспешно подбежал к нему. Это был высокий, широкоплечий человек, его пластинчатый панцирь едва сходился на мощном торсе. Он поднял взгляд на трибуна. Его борода в ярком солнечном свете казалась огненно-красной.

– Слушаю, трибун.

Бальб кивнул в сторону конников.

– Эскорт из Рима. Теперь они охраняют обоз. Ты со своими людьми можешь возвращаться обратно в Нарбон.

Германец недовольно надул губы.

– Мы должны были передать обоз в Пиценуме, трибун. – Он неплохо говорил на латыни, но с жутким акцентом. – Парни рассчитывали поразвлечься в городе, хотя бы один вечер перед тем, как идти назад.

– Ну, теперь в этом нет необходимости. Кроме того, сомневаюсь, чтобы местные с восторгом приняли эту твою небольшую орду германцев. Уж мне-то известно, на что вы способны, стоит вам только дорваться до вина.

Центурион Арминий нахмурился.

– Я позабочусь, чтобы они не вызвали никаких недоразумений, трибун.

– А они их и не вызовут. Приказываю тебе поворачивать назад и шагать обратно в Галлию, понятно?

Центурион медленно кивнул, явно огорчённый и недовольный. Потом, коротко поклонившись начальнику, он повернулся и пошёл к своим людям.

– Взять ранцы! Быть готовыми к маршу! Шагаем обратно в Галлию, парни. Такой приказ.

Некоторые заворчали, некоторые громко выругались на родном языке, явно выражая недовольство своим центурионом.

Бальб посмотрел на Синия и тихо сказал:

– Не могу позволить этой банде волосатых варваров обрушиться на мирных граждан.

– И правильно, трибун. – Синий покивал. – Достаточно скверно уже то, что германцам позволили конвоировать обозы с монетой и серебром, как теперь стало принято. Это дело следовало бы оставить настоящим солдатам, легионерам. Или послать когорту гвардейцев.

– Кажется, император нам не очень-то доверяет, – мрачно заметил Бальб. – В последние годы слишком много командиров стали увлекаться политикой. И нам, остальным, приходится мириться с таким положением дел. И как ни крути, мы тут ничего сделать не в силах. – Он выпрямился в седле. – Расставь своих людей впереди и позади фургонов. Двинемся, как только германцы скроются из виду.

– Слушаюсь, трибун. – Центурион Синий повернулся и отдал своим людям соответствующие распоряжения. Германские наёмники неспешно и с ворчанием выстраивались в одну колонну позади фургонов, а всадники занимали их место, так что вскоре оба отряда были готовы отправиться по своим маршрутам. Бальб подъехал к центуриону Арминию, чтобы отдать последние приказания.

– Вы следуете в Нарбон со всей возможной быстротой. Поскольку меня с вами не будет и некому будет за вами присматривать, проследи, чтобы твои парни не натворили по дороге никаких бед, особенно в мирных поселениях. Понятно?

Центурион плотно сжал губы и кивнул.

– Ну, тогда можете отправляться.

Не дожидаясь ответа, Бальб повернул коня, рысью двинулся обратно к обозу и занял место во главе его, где уже дожидался центурион Синий. Трибун махнул рукой, указывая вперёд и давая знак фургонам и всадникам начать движение. Возницы, щёлкая вожжами, послали мулов вперёд, послышался грохот окованных железом колёс по камням дороги. К нему тут же добавился стук копыт лошадей и мулов. Бальб поехал впереди, не оборачиваясь назад, пока они не достигли скалы. Тут он оглянулся и успел увидеть арьергард ауксилариев в четверти мили от них, шагающий в сторону Галлии.

– Слава Юпитеру, избавились от них, – пробормотал он себе под нос.

Фургоны, сопровождаемые новым эскортом, двигались по дороге. Они объехали скальный выступ и поехали дальше, преодолев четверть мили сквозь ещё одну сосновую рощу, в сторону Пиценума. Теперь, освободившись от германских наёмников, трибун Бальб почувствовал, как у него поднимается настроение. Он придержал коня, чтобы центурион Синий поравнялся с ним.

– Ну, чего там нового в Риме?

Синий с минуту молчал, потом ответил с весёлой улыбкой:

– Новая пассия императора продолжает крутить нашим старичком.

– Да ну? – Бальб нахмурился при столь неуважительном отзыве об императрице.

– Да-да. Во дворце шепчутся, что Агриппина велела Клавдию избавиться от всех его фавориток. А он, естественно, не очень хочет. Но это ещё самая меньшая из его забот и тревог. Ты же знаешь этого её сынка, Луция Домиция? Она всеми средствами добивается, чтобы Клавдий его усыновил.

– Это имеет смысл, – заметил Бальб. – Нехорошо, если парнишка будет чувствовать себя чужим.

Синий снова взглянул на него с довольной улыбкой:

– Ты и половины этой истории не знаешь, трибун. Агриппина в открытую вынуждает Клавдия объявить Луция своим наследником.

У Бальба удивлённо поднялись брови. Это очень опасное развитие событий, ведь у императора уже имеется законный наследник, Британик, его сын от брака с Мессалиной. Значит, теперь начнётся борьба за трон. Бальб замотал головой.

– И почему это император должен согласиться на подобное?

– Может быть, он становится слаб мозгами, – предположил Синий. – Агриппина заявляет, что хочет лишь одного: чтобы у Британика был защитник, а кто лучше всего подходит для этого, если не его новоявленный старший братец? Чтобы кто-то защищал его интересы после того, как Клавдий откинет копыта. А этого недолго осталось ждать. Старикан так отощал, что стал похож на тростинку, да и ослаб, болеет. И когда он умрёт, такое ощущение, что преторианцы намерены выбрать юного Луция Домиция своим новым работодателем. Каков поворот, а?!

– Да уж, – ответил Бальб. И замолчал, обдумывая возможные последствия такого поворота событий. Мальчиком Британик, юный сын императора, был популярен среди преторианцев; он часто сопровождал отца в его поездках в лагерь гвардии, надевая при этом подходящие ему по размеру боевые доспехи и настаивая на том, чтобы принимать участие в муштре и тренировках с оружием – к удовольствию солдат. Но потом малыш стал мальчиком, и теперь его время было посвящено учёбе. Нынче юному Британику придётся бороться за любовь и привязанность императора.

– Это ещё не всё, трибун, – тихо продолжал Синий, оглянувшись через плечо, словно стараясь удостовериться, что его никто не подслушивает. – Если, конечно, ты хочешь узнать больше.

Бальб бросил на него пристальный взгляд, раздумывая, насколько он может доверять этому молодому командиру. В последние годы он был свидетелем того, как множество людей было отправлено на смерть за то, что не умели держать язык за зубами, и у него не было ни малейшего желания присоединиться к ним.

– А это не опасно, выслушивать то, что ты хочешь сообщить?

Синий пожал плечами:

– Это зависит от тебя, трибун. Или, если быть до конца точным, это зависит от того, кому ты предан в первую очередь.

– В первую очередь, да и вообще, я предан моему императору. И ты тоже должен так считать. И все, кто состоит в преторианской гвардии.

– Неужели? – Синий посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся. – А вот я бы сказал, что римлянин в первую очередь должен быть предан Риму.

– Рим и император – одно и то же, – резко ответил Бальб. – Наша присяга относится и к тому, и к другому. Это очень опасно, считать и говорить иначе, и я советую тебе больше не затрагивать эту тему.

Синий некоторое время изучающе глядел на трибуна, потом отвернулся.

– Ладно, неважно. Ты, конечно, прав.

Синий придержал коня и отстал от начальника. Конвой наконец выехал из леса на открытую местность. С самого рассвета Бальбу не встретился ни один другой проезжающий, да и сейчас впереди, в направлении Пиценума, не было видно ни души. Потом он вспомнил, что Синий говорил о каком-то местном празднестве. Дорога впереди терялась в неглубокой складке местности. Бальб потянулся и выпрямился в седле, заметив какое-то движение в зарослях чахлого кустарника перед этой впадиной.

– Там что-то виднеется впереди, – сказал он Синию. Поднял руку и указал в том направлении. – Видишь? В четверти мили впереди, где дорога уходит вниз.

Синий поглядел в указанном направлении и отрицательно покачал головой.

– Ты что, ослеп? Там точно что-то движется. Да, теперь я их различаю. Несколько небольших повозок и мулы – торчат в кустах.

– Да-да, теперь вижу, трибун. – Синий некоторое время изучал представившуюся глазам картину, потом сказал: – Наверное, купеческий караван на привале.

– В это время дня? И так близко от Пиценума? – Бальб фыркнул. – Не думаю. Вперёд, нужно взглянуть на них поближе.

Он пустил коня рысью, и тот быстрее застучал копытами по дороге, направляясь к зарослям кустарника, прикрывавшим небольшой овражек. Синий подозвал к себе первую секцию своих конников и приказал им следовать за ним. И пустился вскачь следом за командиром. Когда Бальб подъехал к кустам поближе, он понял, что там стоит больше повозок, чем ему показалось вначале; теперь он ясно видел ещё и группу людей, прячущихся в кустах. Тревога и беспокойство, которые покинули было его, вернулись с новой силой, ледяной иглой вонзившись в затылок. Он придержал коня в сотне шагов от ближайшей группы мужчин с их повозками, дожидаясь, пока подтянутся остальные его спутники.

– Не нравится мне это. Ничего хорошего от этих паскудников ждать не следует, клянусь чем угодно. Синий, ребят – к бою.

– Есть, трибун! – спокойно ответил центурион.

Бальб услышал лязг меча, извлекаемого из ножен, и покрепче вцепился в повод, готовясь повести конную охрану вперёд.

– Извини, трибун, – тихо произнёс Синий и вонзил меч командиру в спину, точно между лопаток. Острие клинка проткнуло плащ и тунику и вонзилось в тело, распарывая плоть и рассекая кости. Голова Бальба от удара дёрнулась назад, он резко выдохнул, пальцы распрямились, потом судорожно сжались, словно кусающие челюсти, и выпустили поводья. Синий мощным движением провернул клинок в ране, затем вырвал его из тела. Трибун свалился лицом вперёд, на шею коня, и повис между луками седла, безвольно свесив руки на бока коня. Животное резко остановилось в испуге, и от этого толчка тело трибуна выбросило из седла. Он тяжело рухнул на землю и перевернулся на спину. Глаза оставались широко открыты, они уставились в небо, губы слабо шевелились.

Синий повернулся к своим людям:

– Займитесь возницами, пусть гонят фургоны к повозкам. – Он бросил взгляд на лежащего на земле трибуна. – Мне очень жаль, трибун. Ты хороший командир, ты этого не заслужил. Но у меня такой приказ.

Бальб попытался что-то сказать, но не смог произнести ни звука. Ему было очень холодно и – впервые в жизни – страшно. Глаза уже почти ничего не различали, и он понимал, что умирает. Не будет у него никакой тихой и спокойной жизни в Помпеях, и ему мимолётно стало ужасно жалко, что он никогда больше не увидит своего брата. Жизнь быстро уходила из его тела, в глазах мутилось, хотя они ещё упорно глядели в небо, а он неподвижно лежал на земле, уже не в силах пошевелиться. Позади раздались чьи-то удивлённые и испуганные крики, но они быстро умолкли, когда с возницами фургонов безжалостно расправились. После чего фургоны и всадники продолжили движение по направлению к ожидающим их повозкам. Синий обернулся к огромному коннику, едущему позади него, и указал на тело трибуна.

– Цестий, засунь его и остальных в один из фургонов. Вышли двоих парней вперёд, пусть смотрят в оба. Ещё двое пусть вернутся к повороту дороги и посмотрят, не решились ли эти германцы смошенничать и вернуться, чтоб устроить себе самоволку с развлечениями в Пиценуме.

Люди, сидевшие с повозками в кустах, теперь выбрались на дорогу и поставили свои повозки на обочине друг за другом. Следуя распоряжениям Синия, они быстро перегрузили сундуки из фургонов в повозки, по одному в каждую. Как только сундуки пристроили и закрепили, их завалили тюками с дешёвым тряпьём, мешками зерна и связками старых ковров. Мулов освободили от постромок, а затем распределили и припрягли к повозкам, чтобы справиться с добавочной тяжестью. Пустые фургоны затащили поглубже в кусты, потом сбили чеки с осей, сняли колёса и сбросили фургоны днищем прямо на землю, чтобы их не было видно с дороги. Тела затащили ещё дальше в кусты и швырнули в грязную канаву, а затем забросали ветками, срезанными с кустов. После всего этого люди собрались у повозок, а Синий с несколькими помощниками нарезал ещё веток, чтобы закрыть прорехи, образовавшиеся в кустарнике, когда в него затаскивали фургоны, и замести следы их колёс. Благодаря морозцу на земле не осталось особо заметных колей.

– Ну, хватит, – решил Синий, отбрасывая в сторону пучок прутьев. – Сойдёт. Теперь, ребята, пора переодеваться.

Они быстро сбросили военные плащи и туники и переоделись в разнообразное гражданское платье разных стилей и расцветок. Когда военные одежды были благополучно увязаны и закреплены позади сёдел, Синий внимательно осмотрел своих людей. И удовлетворённо кивнул: теперь они выглядели вполне как купцы или торговцы, что регулярно проезжают по этой дороге между италийскими городами и поселениями.

– Приказания те же. Мы едем отсюда отдельными группами. Как только минуете Пиценум, езжайте по дорогам, которые вам указали в Риме, и двигайте прямо на склад. Там встретимся. Присматривайте за повозками как следует. Мне не нужны мелкие воришки, что могут запустить ручонки в эти сундуки. Головы держите пониже, играйте свои роли, и никто вас ни в чём не заподозрит. Понятно? – Он оглянулся по сторонам. – Ну и отлично. Тогда первые повозки – в путь!

В течение следующего часа повозки одна за другой покидали овражек, по одиночке или группами по две-три, через разные интервалы времени. Их сопровождали конные. Одни двинулись к Пиценуму, другие свернули с основной дороги на перекрёстке перед городом, направившись на запад или на восток, намереваясь добраться до Рима кружным путём. Когда тронулась последняя повозка, Синий ещё раз бросил взгляд на окрестности. На земле всё ещё оставались следы колёс и копыт мулов и лошадей, но он сомневался, что они привлекут внимание едущих в Пиценум или из него.

Коротко кивнув, вполне удовлетворённый Синий вывел коня на дорогу и неторопливо направился к городку. У городских ворот он уплатил страже дорожную пошлину и остановился в таверне, заказав миску горячего мясного рагу и кружку подогретого вина, прежде чем продолжить свой путь. Город он покинул через южные ворота и поехал по дороге в Рим.

Было уже далеко за полдень, когда он заметил небольшую колонну всадников в белых плащах, едущих с юга. Синий натянул на голову капюшон своего поношенного коричневого плаща, чтобы спрятать лицо, и поднял руку в знак приветствия, проезжая мимо преторианцев, следующих навстречу конвою из Нарбона. Командир, возглавлявший отряд, надменно задрал подбородок, явно игнорируя его приветствие, и Синий улыбнулся, предвкушая, как этому типу придётся объяснять исчезновение фургонов со всеми сундуками серебра, когда он вернётся с докладом своему начальству в Риме.

Глава вторая

Остия, январь 51 г. н. э.

Взбаламученное море было серым, исключая гребни волн, с которых сильный ветер срывал шапки пены, а они всё катились и катились в сторону берега. Выше, над волнами, небо было полностью закрыто низкими облаками, которые плотной пеленой тянулись до самого горизонта. Несильный холодный дождик добавлял уныния этой печальной картине. Его потоки скоро насквозь пропитали влагой тёмные волосы центуриона Макрона, так что они прилипли к голове. Он стоял и смотрел на порт. Остия сильно изменилась с тех пор, как он был здесь в последний раз несколько лет назад, когда возвращался в Рим после кампании в Британии. Тогда порт был лишь открытым и никак не защищённым местом для причаливания судов, везущих пассажиров и грузы в Рим и из Рима, лежащего в двадцати милях от устья реки Тибр, в глубине материка. Несколько деревянных причалов, выступающих в море, служили местом разгрузки импортных товаров, поступающих со всех концов империи. Несколько менее объёмный поток экспортных товаров из самой Италии грузился здесь, чтобы следовать в отдалённые провинции, управляемые Римом.

Теперь же порт являл собой зрелище настоящих родовых мук, в которых рождался и осуществлялся гигантский план расширения, разработанный и принятый по приказу императора как часть его честолюбивого плана развития торговли. В отличие от своего предшественника, Клавдий предпочитал использовать общественные средства не на роскошь, а на общее благо. Сейчас здесь строились два гигантских мола, простиравших в море две длинные руки, подобные рукам титанов, с обеих сторон обнимающим воды новой гавани. Работа шла непрерывно, во все времена года. Взгляд Макрона невольно задержался на группках несчастных скованных цепями рабов, тащивших по деревянным каткам к концу мола огромные каменные блоки, где их сбрасывали в море. Блок за блоком, они падали друг на друга, образуя стену, которая будет защищать от волн стоящие в гавани корабли. Дальше, за молами, возвышался волнорез. Владелец таверны, в которой Макрон и его друг Катон остановились на пути в столицу, рассказывал, что для его возведения был построен огромнейший из всех когда-либо спущенных на воду кораблей; его нагрузили камнями, а потом затопили в открытом море, чтобы он послужил фундаментом будущего волнореза. Потом на его корпус было сброшено ещё множество огромных каменных блоков, пока волнорез не вознёсся над волнами моря, а теперь на них возводились нижние этажи будущего маяка. Макрон едва различал отсюда мелкие фигурки рабочих, снующих по строительным лесам, заканчивая очередной пролёт.

– Лучше уж они, чем я, – буркнул он себе под нос, поплотнее запахивая плащ.

В последние два месяца у центуриона вошло в привычку каждое утро совершать прогулку, так что он имел возможность следить за ходом строительства, правда, всё с меньшим и меньшим интересом. В порту Остии, как и в любом другом порту, было полным-полно весёлых таверн, расположенных близко к причалам, дабы пользоваться привычками и слабостями моряков, только что получивших жалованье после длинного морского перехода. Большую часть года здесь можно было встретить крайне интересных людей, и Макрону нравилось общаться с ними, выпивать и обмениваться разнообразными историями. Но в зимний период корабли выходят в море редко, так что жизнь в порту становится спокойной и тихой, а в таверны заходит мало людей, желающих пропустить чарочку. Катон сначала с большим удовольствием присоединялся к Макрону и пил с ним подогретое вино, однако его молодая кровь не давала ему покоя, равно как и сознание того, что девушка, на которой он намерен жениться, находится всего в одном дне пути отсюда, в Риме, тогда как приказ, полученный из императорского дворца, строго запрещал Катону с нею видеться и даже дать ей знать, что он находится в Остии. Макрон сочувствовал другу. Прошёл уже целый год с того дня, когда Катон виделся с Юлией в последний раз.

До приезда в этот порт Макрон и Катон служили в Египте, где Катону пришлось командовать наспех и с трудом набранным отрядом и отражать нападение нубийцев. Дело было трудное и рискованное, Макрон хорошо это помнил, и они возвращались в Италию, ожидая наград за свои воинские труды. Катон более чем заслужил повышение по службе и официальное подтверждение уже полученного чина военного префекта, а Макрон рассчитывал на командный пост в лучшем легионе. Но после того, как они представили свои рапорты императорскому секретарю и советнику Нарциссу на острове Капреи, их направили в Остию и велели ждать дальнейших распоряжений. В императорском дворце только что был раскрыт очередной заговор против императора, и советник нуждался в помощи Макрона и Катона, чтобы справиться с этой угрозой. Приказ, полученный ими от Нарцисса, был ясный и чёткий: им было велено оставаться в Остии, поселиться на постоялом дворе под вымышленными именами и ждать дальнейших распоряжений. Хозяин таверны был из вольноотпущенников, раньше он служил в императорском дворце в Риме, пока его в награду за труды не отпустили на свободу, выдав небольшое пособие, которого хватило, чтобы начать собственное дело в Остии. Императорский советник доверил ему приютить этих двоих постояльцев и велел не задавать лишних вопросов. Ему было необходимо, чтобы пребывание этих двоих оставалось тайной для всех в Риме. Нарциссу даже не нужно было упоминать имя Юлии Семпронии – Катон понял его и без слов и в первые несколько дней сдерживал своё негодование и нетерпение, но дни тянулись и тянулись, превращаясь в месяцы, а от Нарцисса не поступало никаких приказов, так что терпение молодого легионера достигло теперь последнего предела.

Единственная информация, которую Нарцисс соизволил им сообщить, заключалась в том, что в заговоре против императора принимает участие некая тайная организация, стремящаяся вернуть власть сенату. Тому самому сенату, горько подумалось Макрону, на котором лежит ответственность за то, что он завёл республику в тупик, завершившийся десятилетиями кровавых гражданских войн, последовавших после убийства Юлия Цезаря. Сенаторам больше нельзя доверять власть. Они слишком склонны играть в политические игры, не обращая особого внимания на последствия этих забав. Конечно, среди них можно в качестве исключения найти несколько вполне достойных людей, раздумывал Макрон. Людей вроде отца Юлии, сенатора Семпрония, а также Веспасиана, который командовал Вторым легионом, в котором во время кампании в Британии служили Катон и Макрон. Оба они – отличные мужики.

Макрон бросил последний взгляд на рабов, копошащихся на волнорезе, и натянул на голову капюшон своего форменного плаща. Он повернулся и пошёл обратно по береговой дорожке, ведущей в порт. Здесь тоже повсюду встречались свидетельства мощного строительства. За новой гаванью располагалось несколько огромных складов, там, где прежние портовые строения были сровнены с землёй, чтобы освободить место для новых зданий. Макрон уже видел, что, когда все работы будут завершены, это будет отличный большой современный порт. Ещё одно свидетельство богатства и мощи Рима.

Дорожка привела его к проезжей дороге, также ведущей к порту, и железные шипы его армейских калиг звонко застучали по камням мостовой. Он прошёл через ворота, обменявшись кивками с часовым, у которого хватило ума не требовать входную плату с легионера. Одной из привилегий солдат было освобождение от некоторых правил и установлений, что регулировали жизнь обычного гражданского лица. Что было только справедливо, как считал Макрон, поскольку именно солдаты жертвовали своими жизнями во имя сохранения мира и процветания империи. За исключением, разумеется, бездельников, попивающих винцо в тихих гарнизонах где-нибудь на задворках империи, например, в Греции, или просиживающих задницы в преторианской гвардии. Макрон нахмурился. Преторианцам платили в полтора раза больше, чем обычным легионерам, и тем не менее всё, что от них требовалось, так это роскошно одеваться на всякие там церемонии да следить за чётким исполнением приказов об избавлении империи от тех, кто был признан её врагами. Шансов поучаствовать в активных боевых действиях у них практически не было. Конечно, Макрон разок видел их в боях, там, в Британии, во время короткого визита императора на этот остров, да и то лишь для того, чтобы приписать себе успех всей кампании. Тогда они сражались вполне прилично, это он должен был признать, хотя и неохотно.

Многоквартирные дома в три и в четыре этажа, возвышавшиеся по обе стороны от дороги, застили и без того слабый свет, падавший с неба, и погружали в леденящий сумрак дорогу, ведущую к центру города. Достигнув перекрёстка, от которого в разные стороны отходили улицы к разным районам Остии, Макрон свернул направо, на длинную магистраль, проходящую через центральную часть порта, где теснились, напирая друг на друга, главные храмы, самые роскошные бани и городской форум, словно соревнуясь за звание самого престижного заведения. День нынче был ярмарочный, так что главную улицу уже запрудили торговцы и муниципальные служащие, спешащие по своим делам. Цепочка рабов, скованных по ногам, тащилась по обочине в приготовленные для них бараки возле невольничьего рынка под бдительным присмотром нескольких дородных стражников, вооружённых дубинками. Макрон прошёл через форум, который простирался по обе стороны от улицы, потом свернул в боковую улочку, где перед ним открылся внушительный, украшенный колоннами фасад библиотеки Менелая, возле которой они договорились встретиться с Катоном. Библиотека была построена и преподнесена в дар Остии одним греческим вольноотпущенником, который нажил себе состояние на импорте оливкового масла. Она была хорошо оборудована, в её хранилищах имелось множество сочинений самого эклектического подбора – они лежали на полках также в довольно эклектическом беспорядке.

Макрон отбросил капюшон назад, сошёл с мостовой и спустился по короткой лестнице ко входу в библиотеку. У входной двери за простым деревянным столом сидел чиновник, греясь у жаровни. Заметив солдата, он подозрительно прищурился.

– Тебе что-то нужно?

Макрон вытер влагу со лба и кивнул:

– Я тут ищу кое-кого. Солдата, такого же, как я.

– Неужели? – Чиновник поднял одну бровь. – И ты уверен, что пришёл куда надо? Это же библиотека!

Макрон недовольно уставился на него:

– Я знаю.

– Могу лишь посоветовать тебе поискать своего товарища в одном из кабачков возле форума. Там ты его скорее найдёшь. Как я полагаю, подобные заведения пользуются у солдат большей популярностью, нежели библиотеки.

– Можешь, однако, быть уверен, что встреча мне назначена именно здесь.

– Ну, здесь солдаты обычно не встречаются, – резким тоном продолжал настаивать на своём чиновник.

– Истинно так, однако мой друг – не совсем обычный военный. – Макрон улыбнулся. – Так ты видел его? Просто ответь на мой вопрос, ладно? И не надо задирать передо мной нос, если хочешь остаться цел.

Чиновник уже понял, что этот мощный и суровый на вид посетитель не из тех, от кого можно легко отделаться. Он прокашлялся, взял со стола стилус и вощёную табличку, словно давая понять, что его прервали в процессе выполнения некоего сложного и жизненно важного бюрократического задания.

– Я лишь недавно заступил на дежурство, мой господин. Если твой друг здесь, он, видимо, уже зашёл внутрь, потому что я его не видел и не знаю, где он может быть. Может, тебе лучше самому зайти внутрь и посмотреть?

– Хорошо, – ровным тоном ответил Макрон. Ещё секунду он стоял на прежнем месте, потом наклонился вперёд, над столом, чтобы собравшиеся на плаще дождевые капли потоком стекли на табличку чиновника. Чиновник замер на месте, потом вопросительно поднял озабоченный взгляд.

– Что такое?..

– Это тебе на прощание, – прорычал Макрон. – Можно было бы тебя вздуть, паренёк, но нет такой необходимости. Попробуешь такое же снова, вот тогда я могу по ошибке принять это заведение за самую разгульную и весёлую корчму. Понял, о чём я?

Чиновник судорожно сглотнул.

– Да, понял, мой господин. Извини меня. Пожалуйста, можешь свободно пользоваться нашей библиотекой, если хочешь.

– Ну вот так-то лучше! – Макрон выпрямился, довольно улыбаясь. – Это ж так просто – быть вежливым, гораздо лучше, чем выпендриваться, как последняя шлюха, не так ли?

Чиновник нервно оглянулся, опасаясь, не видел ли эту сцену кто-то из его коллег, но рядом никого не было. Он испуганно посмотрел на солдата, по-прежнему стоящего перед его столом.

– Да-да. Конечно. Как скажешь, господин, – промямлил он.

Макрон отвернулся от него и потёр ладони, стараясь согреть их. Он всегда ненавидел всех этих мелких чиновников, которые, кажется, не имели в жизни иной цели, кроме как мешать и препятствовать людям, занятым нужным делом.

Вестибюль библиотеки был огромен. Из него вели три двери – одна в противоположной от входа стене и две в боковых. Чуть помедлив, Макрон пошёл прямо вперёд, и его шаги эхом отдались от высоких стен. Он вошёл в длинный зал, стены которого были заставлены полками, забитыми свитками. Потолок, возвышавшийся футах[3] в тридцати над полом, был расписан морскими сценами, его освещали узкие и высокие окна. По центру зала стояли столы и скамьи, а поскольку было ещё раннее утро, и довольно прохладное, за ними сидело всего три человека. Двое мужчин постарше склонились над развёрнутым свитком, погружённые в приглушённую дискуссию, а третий был, несомненно, Катон. Его длинную сухопарую фигуру в военном плаще трудно было не узнать. Он сидел в дальнем конце библиотечного зала, где слабые лучи света едва ли в достаточной мере освещали разложенные перед ним широкие листы папируса.

Громкий стук калиг Макрона заставил двоих пожилых людей прервать свои обсуждения и недовольно поднять взор на нового посетителя, который нарушил привычную тишину и спокойствие библиотеки. А Катон, хотя, несомненно, услышал топот калиг приятеля, продолжал читать, пока Макрон не подошёл совсем близко. Тогда он прижал палец к тому месту, где остановился, и поднял глаза. Лицо у него было бледное и осунувшееся, и смотрел он на Макрона без всякого выражения, пока тот усаживался на скамью напротив него. Молодой командир был серьёзно ранен во время египетской кампании, так что теперь белый шрам тянулся через всё его лицо, от лба, через бровь и щёку. Шрам был весьма заметный, но не слишком обезобразил его. Шрам, которым можно гордиться, подумал Макрон. Такое украшение хорошо отличает его от прочих молодых розовощёких командиров, служащих императору, оно выделяет его из общей массы, подчёркивает, что это опытный ветеран, уже не мальчишка, не зелёный рекрут, восемь лет назад поступивший на службу во Второй легион.

– Ну, нашёл, что искал? – Макрон кивком указал на лежащие перед Катоном папирусы, потом махнул рукой на полки, закрывающие все стены. – Вполне достаточно чтива, чтобы хватило надолго, а? Помогает убивать время.

– Интересно, когда это кончится. – Катон поднял руку и слегка погладил щёку в том месте, где кончался шрам. – Мы уже почти месяц не имеем никаких сообщений от Нарцисса.

Катон отправил весточку императорскому советнику через хозяина постоялого двора, прося объяснить, почему они с Макроном должны оставаться в Остии. Ответ был резкий, это был просто приказ ждать и дальше. Скуку Катона в этом порту нарушали только приступы жуткой злости, что ему не дают видеться с Юлией. К тому же ему не давала покоя мысль, как она отреагирует на его свежий шрам. Смирится с ним, примет его обратно в свои объятия? Или отвергнет его с отвращением? Хуже всего, по мысли Катона, могло быть то, что она станет его жалеть и именно в силу этой причины предложит ему себя в качестве утешения. Эта мысль терзала его, приводила в бешенство. Пока он не увидит её, ответа на этот вопрос ему не получить. Он даже не мог как-то подготовить её к встрече, поскольку Нарцисс строго-настрого запретил ему с ней связываться.

– И что ты тут читаешь? – нарушил ход его мыслей Макрон.

Катон вернулся к настоящему.

– Это экземпляр римской газеты[4]. Я навёрстывал упущенное, хотел восстановить ход событий в столице в последние месяцы, пока нас там не было, старался уловить хоть намёк на то, зачем мы понадобились Нарциссу.

– И что?

– Ничего такого, что сразу бросалось бы в глаза. Обычная рутина – церемонии, объявления о новых назначениях, о рождениях, браках, смертях великих и достойных. Упоминался и сенатор Семпроний. Император отметил его заслуги в подавлении мятежа рабов на Крите.

– И никакого упоминания о нашем участии в этом деле, надо полагать, – заметил Макрон.

– Увы, никакого.

– Вот так сюрприз! А ещё чего интересного?

Катон бросил взгляд на разложенные перед ним листы и покачал головой.

– Ничего значительного, если только… – Он перевернул несколько листов, быстро их просматривая, потом вытащил один. – Вот. Сообщение двухнедельной давности, что некий командир гвардии попал в засаду и был убит грабителями возле Пиценума… Грабителей так и не нашли. Он оставил после себя безутешную вдову, маленького сына и так далее. – Катон поднял взгляд. – Это всё.

– Не думаю, что это как-то связано с тем, что мы торчим тут, – сказал Макрон.

– Видимо, нет. – Катон откинулся назад, потянулся и зевнул. Потом оперся на локти и уставился на Макрона. – Значит, ещё один день в этом замечательном городишке, в Остии. И чем нам заняться, чтоб хоть как-то развлечься? В театре ничего не идёт. Идти на берег, купаться? Слишком холодно. Бани по большей части закрыты до весны, когда снова оживёт торговля, а наш приятель Спурий, хозяин постоялого двора, отказывается разводить огонь, пока не наступит вечер, так что торчать там холодно.

Макрон рассмеялся.

– О боги, да ты в прескверном настроении! – Он с минуту раздумывал, потом поднял брови. – Вот что я тебе скажу. Спурий говорил, что в бордель при банях Митры прибыли новые девки. Хочешь, пойдём поглядим, что они из себя представляют и что могут предложить? Это поможет нам согреться и вообще улучшит настроение. Ну, что скажешь?

– Соблазнительно. Но я не в том настроении.

– Вздор! Ты что, бережёшь себя для этой девицы, так, что ли?

Катон пожал плечами. Сказать по правде, его не слишком увлекала перспектива посетить этих девок – ещё подхватишь от них какую-нибудь заразу. Они ж всех обслуживают, и горожан, и заезжих моряков. Если он что-нибудь от них подцепит, это будет конец всем его надеждам на счастливый союз с Юлией.

– Ты иди, если и впрямь хочешь. А я – обратно на постоялый двор. Перекусить надо, а потом я лучше просто посижу и почитаю.

– Почитает он! – мрачно повторил Макрон. – У тебя что в жилах течёт, приятель? Кровь или жидкий супчик?

– Да что бы ни текло… Буду сидеть у нас в комнате и читать. А ты можешь делать всё, что захочешь.

– И буду! Вот только поем чего-нибудь, надо ж и подкрепиться, чтоб сил прибыло.

Со скрежетом отодвинув скамьи, двое солдат поднялись на ноги. Катон сложил газеты и вернул их на полку, после чего они с Макроном вышли из библиотеки, снова нарушив своим громким топотом беседу двоих пожилых людей.

– Ш-ш-ш-ш! – Один из них прижал палец к губам. – Это же библиотека, разве непонятно?

– Библиотека! Ха! – фыркнул Макрон. – Да это просто публичный дом, забитый разными идеями, вот что это такое! Единственное отличие, что после посещения библиотеки не испытываешь никаких тёплых и приятных ощущений внутри, не правда ли?

– Это неслыханно! – возмутился один из пожилых. И повернулся к Катону: – Господин мой, сделай одолжение, уведи отсюда своего приятеля.

– Да его и не надо подгонять, можешь мне поверить. Пошли, Макрон. – И Катон потянул товарища за руку и направился к выходу.

Повар постоялого двора Спурия, пожилой моряк, потерявший ногу в результате несчастного случая, поставил перед ними по миске жидкого рагу из ячменя с кусочками мяса, которое вполне могло оказаться частью бараньей ноги, сильно приправленной специями, но полной уверенности в этом не возникало, поскольку оно полностью потеряло свой первоначальный вкус, а по текстуре скорее напоминало вымоченную древесную кору. Но месиво было горячее и вполне могло утолить голод непритязательного солдата. Когда Катон спросил ещё хлеба, повар нахмурился, отошёл и вскоре вернулся с зачерствевшей буханкой, которую с грохотом швырнул на стол.

– Эй, Спурий! Иди-ка сюда! – заорал Макрон, перепугав четверых других посетителей таверны. Спурий стоял у стойки, расставляя дешёвые глиняные кружки на полке позади прилавка. Он недовольно повернулся к ним и поспешил к столу.

– Что случилось? И не мог бы ты орать потише?

Макрон указал на плошку с рагу, в которой осталась ещё треть былого содержимого.

– Я, может, достаточно голоден, чтобы жрать эти помои, но хлеб-то я предпочитаю свежий, а не такой, которым и свиней не стал бы кормить! – Он взял со стола буханку и стукнул ею по столешнице. – Как камень!

– Ну так сунь его в соус. И он быстро размякнет, – сочувственным тоном предложил Спурий.

– Мне нужен свежий хлеб! – резко бросил Макрон. – Только что выпеченный! Прямо сейчас!

– Очень жаль, но свежего хлеба нет.

Макрон отодвинулся вместе с табуретом и продолжил более тихо, чтобы его не слышали остальные посетители:

– Послушай, тебе же велели ухаживать за нами, и тебе, несомненно, хорошо платят за наш постой и чтобы ты нас хорошо кормил.

– Мне платят за вас сущие гроши, – пробурчал Спурий. – Или, возможно, мне заплатят, когда вы уедете, и Нарцисс рассчитается со мной. А пока что вы живёте и питаетесь за мой счёт.

Макрон улыбнулся.

– Эта змея Нарцисс никогда в жизни не заплатит больше, чем должен, и вполне способен обжулить, равно как и сдержать данное обещание, в чём мы не раз убеждались на собственном горьком опыте.

– Хватит, Макрон, – остановил его Катон. – О делах тут говорить не стоит.

Макрон обернулся и злобно посмотрел на приятеля, но потом выражение его лица смягчилось.

– Хорошо. Только мне совсем не нравится, что нас тут бросили на произвол судьбы, в этой Остии и в этой дешёвой забегаловке, где даже пожрать толком невозможно. Неправильно это, Катон.

– Конечно, неправильно, только мы-то ничего с этим поделать не можем. – Катон повернулся к хозяину таверны: – Вот что, я понимаю, что тебе не по нраву, что нас тебе навязали. Нам это тоже не нравится. Но для того, чтобы мы тут сидели тихо и никому не причиняли никаких неприятностей, я рекомендую тебе кормить нас получше. А для начала советую подать моему другу свежего хлеба, как он просил.

Спурий тяжело вздохнул, сам себя успокаивая, потом чуть кивнул.

– Ладно, пойду погляжу, что у нас там имеется. Только если вы пообещаете, что не станете задирать других посетителей.

Катон кивнул:

– Обещаем.

Хозяин таверны вернулся к стойке и тихо перемолвился с поваром. Катон улыбнулся Макрону:

– Ну, видишь, чего можно добиться с помощью спокойных убеждений?

Макрон сердито засопел.

– Убеждение – это, конечно, хорошо. Только я вот обнаружил недавно, что применение силы в некоторых обстоятельствах тоже эффективно способствует достижению положительных результатов.

– Но не тогда, когда следует избегать излишнего внимания посторонних.

Макрон помотал головой:

– Я вполне могу справиться с некоторым избытком внимания посторонних. В этом притоне недолго и с ума спятить. Вполне достаточно и того, что мы должны сидеть и ждать, когда Нарциссу будет угодно о нас вспомнить. Только этот урод даже не сподобился выплатить нам всё жалованье, какое задолжал. Подкинул какую-то мелочишку, и всё. Мы даже не можем себе позволить нормальную жратву или более удобное жильё.

Катон с минуту молчал. Потом сказал:

– Несомненно, он так поступает с целью сделать нас более послушными.

Прежде чем Макрон успел ему возразить, на улице перед входом в таверну раздался грохот колёс по мостовой, который сразу же замолк – повозка остановилась возле двери. Спурий торопливо бросился ко входу, чуть приотворил дверь и тут же быстро отпрянул назад, захлопнув её. До Макрона и Катона донёсся быстрый и тихий обмен репликами, после чего повозка продолжила свой путь, объезжая здание и направляясь на задний двор, где находились конюшни для лошадей путешественников, ставших на постой в этой таверне.

– Вот и новые постояльцы в этот притон прибыли, – заметил Макрон. – Может, предупредить их, как тут скверно, как тебе кажется?

– Брось, – устало сказал Катон. Он с минуту тупо глядел в свою миску, потом неохотно взял ложку и снова принялся есть. Вскоре в зале снова появился повар, чем-то очень возбуждённый. Он, хромая, подошёл к их столу и положил перед ними буханку свежего хлеба. Макрон удовлетворённо улыбнулся и поглядел на Катона:

– Только что испечённый!

Он взял хлеб, разломил его пополам и протянул кусок Катону, а сам впился зубами в ещё тёплый мякиш. Из задней комнаты таверны донеслись чьи-то голоса, скрип передвигаемой мебели, а через некоторое время оттуда, через низкую дверь позади прилавка появился и Спурий. Он оглядел всех посетителей, потом приблизился к столу Макрона и Катона.

– Ну, что ещё? – буркнул центурион. – Могу спорить, этот недоносок сейчас потребует, чтобы мы освободили свою комнату для новых гостей.

– Не думаю.

Спурий наклонился к ним и тихо сказал:

– Идите за мной.

Друзья обменялись удивлёнными взглядами, потом Катон спросил:

– Что стряслось?

– Что стряслось? – Спурий нахмурился. – Да просто идите за мной, мои господа. Сами через секунду всё поймёте. Больше ничего сказать не могу. – Он слегка кивнул в сторону остальных посетителей. – Понимаете, о чём я?

Макрон пожал плечами:

– Нет.

– Вставай, – сказал Катон. – Пошли.

Они оставили на столе недоеденное рагу, встали и последовали за Спурием к двери, что вела в заднее помещение. Остальные, кто ещё сидел в зале, конечно же, сопроводили их уход любопытными взглядами. Катон заметил это и чуть улыбнулся. Спурий шёл первым, за ним Макрон, а Катон завершал процессию. Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в низкую дверь. За ней оказалась узкая комнатка, освещённая единственной масляной лампой. В её слабом свете Катон рассмотрел, что она вся уставлена кувшинами с вином и корзинами с овощами, а с крюка на стене свисает сетка со свежими хлебами, болтаясь рядом с двумя связками вяленого мяса. Хозяин таверны явно неплохо питался, при том, что его клиенты на подобное не могли рассчитывать. В дальнем конце комнаты имелась дверь, слегка приоткрытая, а проём был ярко освещён огнём очага, пылающего в соседнем помещении. Спурий прошёл туда, за ним последовал Макрон, который тут же начал ругаться. Соседняя комната оказалась очень просторной, в центре её стоял широкий стол. В очаге под железной решёткой ярко горел огонь – туда только что подбросили новых дров, – освещая комнату розоватым светом. За столом, в дальнем его конце, сидел сухопарый человек в простом плаще. Он поднял взгляд от стола, где перед ним лежали хлеб и сыр, и улыбнулся Катону и Макрону.

– Приветствую вас, ребята. Рад вас видеть. Присоединяйтесь ко мне. – И Нарцисс взмахом руки указал им на скамью напротив. – Или, скорее, это я к вам присоединюсь.

– Что ты тут делаешь? – спросил Макрон. – Я уж начал опасаться, что ты нас тут навсегда оставил задницы просиживать.

– Очень рад снова тебя видеть, центурион, – спокойно ответил ему Нарцисс. – Ваше сидение здесь подошло к концу. Вы снова нужны императору. И сейчас даже больше, чем когда-либо…

Глава третья

Катон на приветствия императорского советника ответил лишь холодным взглядом. Несмотря на своё низкое происхождение – Нарцисс родился в семье раба императорского дворца, – он собственными трудами добился освобождения. Клавдий дал ему свободу ещё в те годы, когда не был императором. Как вольноотпущенник Нарцисс обладал весьма низким социальным статусом, даже ниже, чем самый убогий римский гражданин, но на посту одного из ближайших советников императора обладал большей властью и влиянием, чем любой аристократ, заседающий в сенате. Именно Нарцисс распоряжался огромной сетью шпионов и информаторов, вынюхивающих любые признаки угрозы его хозяину. И в этих же целях он всегда использовал Катона и Макрона и сейчас явно собирался проделать это снова. Именно эта горькая мысль посетила сейчас префекта Катона.

Хозяин таверны принёс и поставил на стол кувшин вина и три кружки, и Нарцисс сделал ему знак оставить их одних.

– Пока достаточно, Спурий. Проследи, чтобы нам никто не мешал и не подслушивал.

– Да, хозяин. – Спурий поклонился и собрался уже выйти, но остановился у двери. – Хозяин?

– Да? Что такое?

– Я насчёт своей дочери. Про неё никаких сведений?..

– Пергилла, так её зовут? Да, я всё ещё пытаюсь убедить императора отпустить её на свободу. Но это требует времени. Ты продолжай делать так, как договорились, а я буду делать для неё всё, что могу. – Нарцисс махнул рукой: – А теперь иди.

Спурий поспешно вышел. Нарцисс подождал, пока за ним закроется дверь, ведущая в соседнее помещение, и стихнут его шаги.

– Он хороший и преданный слуга, но иной раз слишком многого требует. Ну ладно, хватит о нём. – Нарцисс наклонился вперёд и кивком указал на кувшин. – Макрон, разливай вино. Надо же отметить встречу старых друзей.

Макрон мотнул головой:

– Вот уж никогда не стал бы причислять тебя к своим друзьям.

Нарцисс некоторое время пристально смотрел на него, потом кивнул.

– Ну, хорошо, центурион. Тогда я сам за вами поухаживаю. – Он наклонился, взял кувшин, извлёк из горлышка пробку и разлил тёмно-красное вино по кружкам. Поставил кувшин на стол и поднял свою кружку: – По крайней мере, поднимем вместе чарки под мой тост… Смерть врагам императора!

Макрон с вожделением взирал на кружки с вином, так что, лишь мгновение помедлив, схватил ближайшую к нему и повторил произнесённый советником тост. Отпил глоток, издал одобрительное ворчание.

– Так вот что этот ублюдок Спурий утаивал от нас!

– Как я вижу, о вас тут не слишком хорошо заботились, да? – спросил Нарцисс. – А ведь я проинструктировал Спурия, чтобы он обеспечил вам полный комфорт.

– Он делал всё, что в его силах, – сказал Катон. Если можно было доверять словам хозяина таверны, ему пока что никак не компенсировали его многомесячные расходы на содержание двоих навязанных ему гостей. Более того, если Нарцисс использовал дочь Спурия в качестве рычага давления на хозяина таверны, Катон вовсе не был намерен создавать тому дополнительные сложности. – Он предоставил нам чистую комнату и всё время кормил. Так что он верно тебе служит.

– Полагаю, что да. – Нарцисс посмотрел на Макрона, заметил удивлённое выражение на его лице, и вопросительно приподнял бровь: – Такое впечатление, что ты не согласен с тем, что и тебе он служил достаточно хорошо?

– Мы солдаты, – ответил Макрон. – Мы и не к такому привыкли.

– Да, вы солдаты. И для вас настало время снова послужить Риму. – Нарцисс отпил небольшой глоток вина и облизал губы. – Фалернское. Спурий хочет произвести на нас хорошее впечатление.

– Как я полагаю, ты торопишься вернуться во дворец, – сказал Катон. – Так сразу переходи прямо к делу.

– Весьма уместное замечание, Катон, – ледяным тоном ответил Нарцисс. И со стуком поставил свою кружку на стол. – Что ж, очень хорошо. Помните нашу последнюю встречу?

– Да, на Капреях.

– Я тогда упоминал о новой угрозе со стороны этих Освободителей. Эти мерзавцы всё никак не успокоятся, пока не добьются смещения императора. Естественно, они твердят, что действуют в интересах сената и народа Рима, но на самом деле они желают отбросить Рим обратно в мрачный век тиранов вроде Суллы и Мария. Сенат превратится в арену склок между враждующими фракциями, борющимися за власть. И у нас снова начнётся гражданская война, буквально через пару месяцев после падения Клавдия. – Нарцисс сделал паузу. – Сенат был полезным инструментом в те времена, когда Рим ещё не стал огромной империей. А теперь только сильная верховная власть может обеспечить стране порядок, в котором она нуждается. А суть дела в том, что сенаторам нельзя доверять, они не в состоянии обеспечить безопасность Рима.

Катон сухо засмеялся.

– А тебе доверять можно, да?

Нарцисс минуту молчал, но его тонкие ноздри раздувались от сдерживаемого негодования. Потом он кивнул.

– Да, мне и тем, кто мне служит, можно доверять. Это мы сохраняем порядок и уберегаем страну от кровавого хаоса.

– Возможно, это и в самом деле так, – кивнул Катон. – Но факт тот, что порядок, который, по твоему заявлению, вы сохраняете, ничуть не менее кровавый, особенно иногда.

– За порядок приходится платить. Неужто ты и в самом деле считаешь, что мир и благосостояние можно поддерживать без некоторого кровопролития? Вы двое – солдаты, вы в первую очередь должны это понимать. А чего вы до конца не понимаете, так это того, что войны, которые вы ведёте на благо Рима, не заканчиваются с последней выигранной битвой. Впереди ждут другие поля битв, далеко от наших границ, и война продолжается и никогда не закончится, и всё это – битва за порядок. Это та война, которую веду я. Мои враги – вовсе не волосатые варвары. Это чисто выбритые и красноречивые болтуны, таящиеся в тени, людишки, которые желают личной власти за счёт блага народа. Они, конечно, могут рядиться в тогу принципиальных сторонников республики, скрывая свои истинные амбиции, только, уж поверьте мне, нет такого зла, на которое они не решились бы во имя достижения своих целей. Поэтому я и нужен Риму и поэтому ему нужны вы. Люди, подобные нам, это его единственная надежда на спасение. – Нарцисс помолчал, отпил ещё вина и снова облизал губы.

– Странно всё это слышать, – заметил Катон. – Когда другие люди действуют в своих интересах, ты называешь это злом. А когда так действуем мы, это именуется патриотизмом.

– А это потому, что мы действуем в интересах правого дела. А они – нет.

– Ну, это с какой стороны посмотреть…

– Не надо возвышать наших врагов. Твои возражения – лишь философские абстракции, Катон. Ты лучше спроси себя, в каком Риме ты предпочёл бы жить. В нашем или в их?

Макрон прищёлкнул языком.

– Вот тут он прав.

– Вот-вот! Слышишь? – Нарцисс просиял. – Даже центурион Макрон видит смысл в том, что я говорю.

Макрон нахмурился и чуть поднял бровь:

– Даже центурион Макрон… Ну, спасибо!

Нарцисс издал лёгкий смешок и подлил Макрону вина.

– Я не хотел тебя обидеть. А просто хотел подчеркнуть, что человеку действия вроде тебя абсолютно ясно, что правильно и что неправильно.

Пока Макрон переваривал его слова, императорский советник продолжил свою речь:

– В любом случае, Катон, здесь нам почти не остаётся никакого выбора. Я уважаю твоё право выражать своё мнение, хотя и плохо обдуманное, но тебе всё же придётся делать то, что я укажу, если вы с Макроном намерены и дальше подниматься по карьерной лестнице, и особенно если ты желаешь жениться на очень милой дочери сенатора Семпрония.

Катон опустил голову и медленно провёл ладонью по своим взлохмаченным кудрявым волосам. Нарцисс, в сущности, загнал их с Макроном в угол. Больше всего они оба стремились вернуться в армию. Катону было необходимо подтвердить производство в следующий чин, что позволит ему войти в сословие всадников. Только это даст ему шанс жениться и быть принятым в семью сенатора.

– Ну что же, приятель, – прервал ход его мыслей Макрон, – какие у тебя соображения на этот счёт? Я-то согласен на всё, лишь бы убраться из этой дыры. Кроме того, это не такая уж плохая работёнка. Ничего более опасного, чем то, с чем мы сталкивались прежде, а?

Нарцисс вытянул губы, но ничего не сказал.

Устало вздохнув, Катон поднял голову и посмотрел прямо в глаза императорского советника.

– И что мы должны делать?

Нарцисс медленно растянул губы в улыбке с видом человека, привыкшего к тому, чтобы всё решалось по его желанию.

– Начнём с того, что я расскажу вам о положении в целом, о том, что стоит за последними событиями. – Он откинулся назад и сплёл пальцы. – Как вам уже известно, нынешний режим чуть не пал в результате происков Мессалины[5]. Эта баба была сущей ядовитой гадиной. На всё была готова, на любой разврат, на любое коварство и предательство. Единственное, что превосходило её распущенность и безнравственность, были её амбиции. Уж она-то точно знала, как обвести Клавдия вокруг пальца. И не только его, но и многих других, включая ещё одного из советников Клавдия, Полибия.

– Я помню это имя, – сказал Катон. – Кажется, он покончил с собой, да?

– Именно это ему было приказано сделать. Именем императора. У него даже не было времени апеллировать к Клавдию – к нему просто явился кто-то из преторианцев, который принял кое-какие меры, чтобы настоять на исполнении этого приказа.

– То есть убил его?

– В последние годы границы между такими понятиями, как убийство, казнь и самоубийство, несколько стёрлись. Смерть, от чего бы она ни произошла, снимает многие политические проблемы и затруднения, или удовлетворяет желание отомстить, или же просто случается в результате каприза кого-то из тех, у кого есть власть отдавать подобные приказания. Именно поэтому Мессалину никак невозможно было оставлять в живых, в том положении, в котором она могла сильнее влиять на императора, чем его ближайшие советники. Так что, когда она решила воспользоваться отсутствием императора в Риме, чтобы с ним развестись и выйти замуж за своего любовника, а затем захватить власть, нам пришлось принимать срочные меры. Клавдий тогда был здесь, в Остии, инспектировал строительство порта. Именно тогда я получил известия о её действиях. Я сразу понял, какой опасностью они чреваты, и тут же переговорил с близкими к императору людьми, с Каллистом и Палласом. Нам потребовалась вся сила убеждения, чтобы заставить Клавдия осознать правду о Мессалине. Сперва-то он всё отрицал, твердил, что этого не может быть. – Нарцисс явственно задрожал при этом воспоминании. – Ну, мы лишь посоветовали ему выпить ещё вина, чтобы хоть как-то смягчить этот удар. А потом представили ему ордер на её арест и казнь – вместе с приказами об аресте других её сообщников.

– Ну ты и собака! – восхищённо прокомментировал его признания Макрон. – А что сделал император, когда пришёл в себя?

– Он горевал целый месяц. А мы втроём пока что избавлялись от остальных участников заговора Мессалины. Я для чего всё это вам рассказываю – чтоб вы поняли, как легко обдурить императора. Именно это качество и делает его легко уязвимым. А следовательно, и Рим.

– А как насчёт его нынешней жены, Агриппины? – спросил Макрон. – Она ж к тому же его племянница, насколько я помню.

– Ох да! Это вызвало форменный скандал, когда Клавдий публично объявил о своём выборе невесты. Мне пришлось здорово потрудиться, чтобы убедить сенат исключить этот брак из-под действия законов об инцесте. К счастью, один из влиятельных сенаторов всячески стремился снискать расположение императора. Он взялся за это дело и сумел провести новый закон. Но даже при этом дело выдалось крайне трудное, могу вам признаться.

Катон во время этого рассказа был погружён в задумчивость.

– А чья это была идея, предложить ему Агриппину? – вдруг спросил он.

Возникла небольшая пауза, прежде чем Нарцисс ответил весьма ядовитым тоном:

– Палласа. Он утверждал, что это даст нам возможность впредь избегать повторений случая с Мессалиной, если мы выберем невесту из той же семьи. Кроме того, Паллас обладает кое-каким влиянием на неё. И мы решили, что сможем держать её на короткой привязи и обеспечить, чтобы Клавдий по-прежнему прислушивался к нашим советам.

– И это сработало? Новая императрица исполняет свою роль с должным послушанием?

Нарцисс чуть склонил голову набок.

– Пока она особых хлопот не доставляет. Единственная проблема в том, что она вступила в этот брак с довольно неприятным довеском.

– Довеском?

– Своим сыном. Луцием Домицием Агенобарбом. По крайней мере, так он именовался до того, как она убедила императора усыновить его. Теперь он называется Нерон Клавдий Друз Германик. Собственный сын Клавдия с этим новым порядком вещей не согласен. Британик отказывается именовать своего новоявленного сводного братца Нероном. Так что никакой любви там нет. И эти двое точно будут стараться каждый стать наследником Клавдия, когда он уйдёт в мир теней или куда там ещё уходят эти обожествлённые императоры.

Макрон покачал головой:

– Такое ощущение, что скоро начнётся такая же резня, как встарь…

Катон на минуту задумался, прежде чем ответить.

– Но Британик является наследником императора, так что он первый в очереди, не так ли?

– Если бы это было точно определено! – ответил Нарцисс. – Нерону четырнадцать, он на четыре года старше сводного брата. А у Британика имеется ещё один недостаток – он сын Мессалины, и это ставит его происхождение в определённой степени под сомнение: никто не может точно знать, кто именно был его отцом. Если он станет императором, тогда я опасаюсь за жизнь врагов его матери. Он такой мальчик, для которого месть всегда будет иметь первостепенное значение.

Макрон улыбнулся:

– Значит, есть всё-таки какая-то справедливость в этом мире. И подобная перспектива наверняка уже стоила тебе нескольких бессонных ночей.

У Нарцисса внезапно потемнело лицо.

– Центурион, если бы тебе была известна хоть ничтожная доля того, что меня беспокоит, сомневаюсь, что ты вообще был бы в состоянии заснуть. Император в очень уязвимом положении, а угрозы возникают со всех сторон. Здоровье у него ухудшается, и я должен принять все меры, на какие только способен, чтобы оберегать и защищать его и обеспечивать сохранение мира и порядка в империи.

– А когда старичок помрёт? Что тогда? – хитро прищурившись, спросил Макрон.

– Тогда мы должны будем обеспечить, чтобы на трон был избран подходящий наследник.

– И кого ты имеешь в виду? – спросил Катон.

– Я ещё не решил окончательно. Нерон и Британик ещё подростки, и у каждого имеются свои достоинства и недостатки. Когда настанет время, я и другие советники императора сделаем свой выбор и направим Клавдия на правильный путь, когда он вознамерится объявить, кто будет ему наследовать.

Катон пожевал губами.

– Я не вижу, какое отношение всё это имеет к Макрону и ко мне. Мы-то ничего не можем сделать, чтобы повлиять на развитие событий.

– Я уже говорил тебе, что счёл необходимым вкратце рассказать вам о сложившемся положении, чтобы вы осознали всю его сложность и всё правильно поняли, когда я перейду к тому, что требуется от вас с Макроном.

Двое легионеров поглядели друг на друга, потом Катон сделал Нарциссу знак продолжать.

Имперский министр собрался с мыслями и заговорил приглушённым тоном:

– Когда придворные раскололись на два лагеря, эти Освободители решили действовать. Ключом к решению проблемы наследования власти в Риме является контроль над преторианской гвардией. Именно поддержка преторианцев обеспечила Клавдию трон и власть. Когда император умрёт, они будут главным арбитром в решении вопроса о том, кому достанется власть. Вот так. И если Освободители сумеют захватить контроль над гвардией, тогда вопрос, кто из двоих сыновей императора наследует ему, превратится в чисто академический. И кого безжалостно устранят вместе с остальными членами императорской семьи, их слугами и союзниками. – Он помолчал, давая легионерам время переварить сказанное. – Именно поэтому командование преторианской гвардией поделено между двумя префектами, а непосредственная охрана императора доверена германским наёмникам-телохранителям – людям, которым он доверяет. Однако один из этих префектов уже несколько месяцев болен, поэтому преторианцами командует другой, Лусий Гета, человек весьма сложный и вызывающий некоторые опасения. В последнее время он вдруг усилил боевую подготовку своих людей, здорово их муштрует, регулярно приказывает проделывать тяжёлые марш-броски, больше времени уделяет тренировкам с оружием, устраивает учебные сражения. А недавно в их боевую подготовку были включены новые элементы – уличный бой и тактика осадных действий.

– Он представляется мне весьма разумным и предусмотрительным командиром, – заметил Макрон. – Я бы на его месте не менее усердно занимался тем же самым.

– Не сомневаюсь. Но этого никогда не было при прежних префектах. А что ещё более беспокоит, так это то, что большая часть командиров отчаянно преданы Гете и очень высоко его ставят. – Нарцисс развёл руками. – И, как вы понимаете, я просто обязан относиться к этому человеку с определёнными подозрениями.

Макрон пожал плечами, а Катон покивал.

– Более того. В прошлом месяце один из трибунов гвардии был убит на большой дороге.

Префект снова покивал:

– Да. Бальб.

– Именно. Откуда ты знаешь?

– Прочитал в газете. Читал тут от нечего делать. Кажется, Бальба убили разбойники.

– Это официальная версия, для общего употребления. Чего не было сказано в ведомостях, так это того, что он командовал конвоем, охранявшим фургоны с монетой свежей чеканки, шедшие из Нарбона. Поисковая партия обнаружила его – мёртвого и догола раздетого – недалеко от дороги. Раздели его, несомненно, для того, чтобы это выглядело как дело грабителей. Отыскать то, что осталось от фургонов, много времени не потребовало. Но сундуки с серебром исчезли. В целом, пропало около двух миллионов денариев.

Макрон присвистнул.

– Вот именно. Огромная сумма, а самое главное, что знали об этом обозе всего несколько человек – дворцовые чиновники и преторианцы. Явно утечка информации из их среды, никаких сомнений. Я допросил всех, кто был в курсе этого дела, некоторых подверг пытке, но не добился ничего. Либо они невиновны, либо достаточно крутые, чтобы не расколоться под нажимом.

– Возможно, сведения о конвое как-то просочились к посторонним, – предположил Катон. – Кто-то что-то подслушал или увидел…

– Возможно. Но я-то знаю своих людей, они умеют хранить тайну. И знают, чем рискуют – кара в случае, если они меня чем-то разочаруют, будет крайне жестокой. Стало быть, остаются только преторианцы. Либо у них ослабла система обеспечения безопасности, либо в их рядах имеются предатели. Именно так я полагал ещё несколько дней назад. Теперь так уже не считаю – тут мне неожиданно крупно повезло. Один из преторианцев надрался и учинил драку в какой-то пьяной дыре возле Большого цирка. Его взяли под стражу. При расследовании выяснилось, что он весь тот день швырялся деньгами, угощал выпивкой товарищей по оружию и вообще всех встречных. А ещё проиграл очень приличную сумму на бегах. При этом выяснилось, что он не прикасался к своим сбережениям, хранящимся в казарме, не брал оттуда никаких денег. Я велел его освободить, а его центуриону приказал назначить его в наказание на тяжёлые хозяйственные работы на месяц. А два дня назад я приказал своим агентам выкрасть его и отвезти в надёжное место за городом – для допроса. Он оказался трудным клиентом, так что, к сожалению, понадобились более жёсткие средства убеждения. Но прежде чем умереть, он сознался, что принимал участие в нападении на обоз с деньгами и выдал имя их командира. Это центурион когорты, которой доверена охрана императорского дворца, Марк Луркон. По словам этого типа, Луркон – один из лидеров заговорщиков. Стало быть, теперь нам известно, что в преторианской гвардии существует некая группа изменников.

– А этот преторианец упоминал о каких-нибудь их связях с Освободителями? – спросил Катон.

– Упоминал. – Нарцисс перевёл дыхание. – Положение серьёзное. Есть только одна причина, по которой они стремились завладеть этими деньгами. Они собирают деньги, накапливают собственный военный бюджет. И когда у них будет достаточно средств, я уверен, они пустят эти деньги в ход – на подкуп преторианской гвардии, чтобы она поддержала их попытку свергнуть императора.

Наступила небольшая пауза. Макрон осушил свою кружку и налил себе ещё, стараясь при этом выглядеть задумавшимся.

– Всё это очень интересно, но какое отношение это имеет к нам?

– Ну это просто. Мне нужны несколько человек в среде заговорщиков, люди, которым я могу полностью доверять. И я хочу, чтобы ты и Катон вошли в состав преторианской гвардии, внедрились в ряды заговорщиков, выяснили, кто их возглавляет, а потом, в случае необходимости, уничтожили их. Да, и ещё нашли украденные деньги и вернули их по принадлежности.

Макрон пристально посмотрел на него и рассмеялся:

– Простенькая задачка, ничего не скажешь! Но у тебя же, несомненно, имеются агенты, хорошо знакомые со всеми этими штучками в стиле плаща и кинжала, а? Мы-то ведь солдаты, мы не привыкли к таким упражнениям – пырять кого-то ножом в спину. Наверняка у тебя для подобных дел найдётся кое-кто получше, чем мы.

– Ну конечно, у меня имеется небольшая группа людей, на которых я могу положиться. Но для этой работы мне нужны другие, такие, кто может выступать в роли солдата. – Нарцисс помолчал, потом чуть улыбнулся. – Давайте не будем зря тратить время. Вы двое – как раз подходящие для этого парни. Кроме того, я знаю, что вы примете моё предложение. Что вам ещё остаётся?

Центурион помотал головой:

– Это надо быть сумасшедшим, чтобы взяться за такое задание.

– У вас нет другого выбора, принимая во внимание тот факт, что всё, чего вы хотите добиться, в моей власти вам дать. Или, наоборот, не дать, если я сочту нужным. – Он переместил взгляд на Катона: – Разве не так?

Тот неохотно кивнул:

– Он прав, Макрон. Если мы хотим вернуться в армию и если я хочу получить повышение, что ещё нам остаётся?

– Именно так.

– Нет, – ответил Макрон. – Сам подумай, Катон. Мы – солдаты. Мы подготовлены для того, чтобы воевать, сражаться. А вовсе не шпионить, не играть роли каких-то там тайных агентов. Они ж нас в одну секунду раскусят. А я вовсе не собираюсь окончить жизнь с перерезанным горлом, чтоб моё тело утопили в римской Большой Клоаке. Нет, кто угодно, только не я. Не стану я этим заниматься. И ты не станешь, если у тебя осталась хоть капля здравого смысла.

– Это отнюдь не скоропалительное решение, я его принял вовсе не по дороге из Рима сюда. – Нарцисс произнёс это с ледяной настойчивостью. – Я тщательно всё взвесил и обдумал, я уверен, что у вас двоих имеются гораздо более серьёзные шансы преуспеть, чем у моей агентуры. Вы – опытные солдаты, вы без труда вольётесь в ряды преторианцев как свои, тогда как мои люди в этой среде будут выглядеть чужаками и смотреться как собака на заборе. Кроме того, вы практически никому в Риме не известны, а мои люди – сплошь известные лица. Если я попытаюсь использовать кого-то ещё, мне придётся нанимать людей со стороны, не из столицы, людей, в чьих способностях я не до конца уверен и которым не могу доверять полностью, да и вообще не знаю, можно ли им доверять. Всё дело в том, что мы нужны друг другу, что друг без друга нам не обойтись. Если вам удастся довести это дело до конца, то даю вам слово чести, вы оба будете хорошо вознаграждены.

– Не уверен, что на твоё слово можно положиться, – заявил Макрон.

– А каким образом мы будем зачислены в преторианскую гвардию, ты уже придумал? – вмешался Катон. – Твои противники сразу же заподозрят неладное, если в их рядах вдруг объявятся двое командиров, которые тут же начнут задавать всякие неудобные вопросы.

– Конечно. И поэтому вы будете зачислены в преторианцы в качестве рядовых. Двое ветеранов из Второго легиона, только что вернувшиеся из Британии. Ваше назначение в гвардию – награда за доблестную службу и храбрость в боях с варварами. Вполне приемлемая легенда, к тому же вполне соответствует истине, так что вам не придётся слишком уж актёрствовать. Другим будет только ваш ранг. Но это не такая уж сложная задача, сыграете и роль рядовых.

– Легко тебе так говорить, – проворчал центурион. – А что, если мы наткнёмся на такого, с кем были знакомы раньше?

– Это маловероятно. Прошло уже больше трёх лет с тех пор, как вы в последний раз были в Риме, и в тот раз вы снимали жильё в трущобах, в Субуре, потому что сидели на половинном жалованье. В преторианской гвардии вас никто не знает. Кроме кучки моих секретарей, которые, возможно, помнят ваши лица, во дворце вас не может узнать никто.

– А как же насчёт сенатора Семпрония? – спросил Катон. – И Юлии? Если мы столкнёмся с ними, нас сразу разоблачат.

– Я подумал и об этом. – Нарцисс улыбнулся. – Я устроил так, что сенатор получил задание провести ревизию императорских имений в Кампании. Я предложил ему взять с собой и дочь, чтобы она там развлеклась в местном обществе. Задание нетрудное, но займёт немало времени, так что они до весны будут отсутствовать. К каковому сроку, я уверен, вы двое выявите всех изменников и предателей в преторианской гвардии и всех их сообщников в городе.

– Но есть и другие, кто может нас узнать. Сенатор Веспасиан, к примеру.

Нарцисс кивнул.

– Я помню. Веспасиана в этом году избрали одним из консулов, так что он будет занят в сенате.

– Веспасиан стал консулом? – Макрон улыбнулся. – Хорошо ему!

– Я разделяю твою высокую оценку его способностей, однако должен заметить, что возвышение Веспасиана, его избрание консулом вызывает некоторую озабоченность. Он может оказаться более амбициозным политиком, чем я раньше полагал.

– Да ладно тебе! – Макрон покачал головой. – Стоит ли в чём-то подозревать Веспасиана? После всего того, что он сделал для императора! Смотри, если бы не он, тогда, могу смело сказать, кампания в Британии окончилась бы полной катастрофой. А это дело с пиратами? Он всегда служил Клавдию верой и правдой.

– Я знаю. Но моя задача в том, чтобы высматривать любые признаки опасности. Любые признаки чрезмерных амбиций следует изучать самым тщательным образом. Поэтому за Веспасианом тщательно присматривают. – Нарцисс помолчал, потом продолжил: – Нам было бы неосторожно показываться вместе, чтобы кто-то нас видел, поэтому вы будете пересылать свои доклады через одного из моих агентов, Септимия. Помимо меня он будет единственным, кто в курсе наших дел. Вы с ним встретитесь в таверне «Виноградник Диониса», это рядом с Бычьим форумом. Через два дня.

– Как мы его узнаем? – спросил Катон.

Нарцисс снял с мизинца левой руки перстень и протянул его Катону.

– Надень его. У моего агента будет такой же.

Катон поднял перстень повыше, чтобы получше рассмотреть, и увидел, что венчавший его красный камень украшен искусной резьбой: Ромул, сидящий верхом на сфинксе.

– Очень красивый, – сказал он.

– Конечно, вы мне его вернёте, когда он выполнит свою функцию. – Нарцисс оглядел их обоих: – Ещё вопросы будут?

– Всего один. – Макрон наклонился вперёд. – Что с нами будет, если мы отклоним твоё любезное предложение?

Нарцисс уставился на него ледяным взглядом.

– Я ещё не рассматривал такой вариант. По очень простой причине: я не представляю себе, что вы будете настолько глупы, что откажетесь от этого дела.

– Тогда тебе неплохо бы рассмотреть такую возможность. – Макрон откинулся назад и сложил руки на груди. – Поищи других дураков для такой грязной работы. Я хороший солдат. И какие-то возможности и для меня откроются, рано или поздно. Я могу и подождать.

– И сколько ты намерен ждать, интересно? Вряд ли так долго, как я могу задержать тебя в этой гнилой дыре, а?

Макрон помрачнел.

– Чтоб тебе в Тартар провалиться! Вместе со всеми твоими паршивыми и гнусными задумками! – Макрон сжал пальцы в кулаки, и Катон даже испугался, что его друг может вдруг наброситься на императорского советника и в кровь его избить. Та же мысль, видимо, пришла в голову и Нарциссу, который резко дёрнулся назад. Макрон с минуту сверлил его мрачным взглядом, потом резко поднялся с места.

– Катон, пошли чего-нибудь выпьем. В другом месте. Здесь скверно пахнет.

– Нет, – твёрдо ответил Катон. – Нам всё же придётся этим заняться. Я не задержусь в Остии ни единого лишнего дня, если есть возможность отсюда убраться.

Центурион уставился на друга сверху вниз, потом помотал головой:

– Дурак ты, Катон. Эта змея подведёт нас под верную гибель. Да как это мы сумеем выявить этих Освободителей, если агентура императора уже многие годы не в силах это сделать?!

– И тем не менее, я это сделаю. И ты пойдёшь со мной.

– Ха! – Макрон воздел руки. – А я-то думал, что знаю тебя. Я-то думал, что ты умнее. Кажется, я ошибался. Так что сам будешь этим заниматься. Один. Я в этих играх не участвую.

Макрон пошёл к двери, рывком распахнул её и с грохотом захлопнул за собой. Катон с болью в сердце слышал его удаляющиеся шаги. Насчёт опасностей центурион был совершенно прав, да Катон и сам отлично понимал, что у него самого нет почти никакой уверенности в том, что ему удастся до конца выполнить это задание без крутого и надёжного товарища рядом. И в первый раз за много месяцев он почувствовал укол страха. Перспектива в полном одиночестве лицом к лицу встретиться с таинственными врагами императора устрашала.

– Я бы не стал особо волноваться на его счёт, – сказал Нарцисс и захихикал. – Он получил возможность излить на меня свою ярость, и скоро остынет. И вернётся.

– Надеюсь, ты прав.

– Можешь мне поверить, я без труда читаю в душе любого человека, как текст на папирусе. А наш друг Макрон не представляет собой особо трудной задачи, чтобы читать его мысли. Разве я не прав? Ты ж и сам его отлично знаешь.

Катон немного подумал.

– Макрон иной раз способен на странные повороты мысли. Не следует его недооценивать. Но да, конечно, я думаю, что он пойдёт со мной на это дело. Он и впрямь получил возможность покипятиться, а потом поразмыслить о том, что ты можешь устроить ему немало трудностей и неприятностей. Кажется, ты именно это имел в виду.

Тонкие губы Нарцисса искривились в слабой улыбке. Он встал, собираясь уходить, но успел ещё спросить:

– А сам-то ты как считаешь?

– Что ж, это справедливо. Но у меня есть для тебя один совет, если ты хочешь, чтобы наша миссия завершилась успешно. – Катон немного помолчал. – Никогда не называй его своим другом. Во всяком случае, при личном общении.

Глава четвёртая

Был ранний вечер, когда барка подошла к Риму. На поверхности воды Тибра болтался всякий плавучий мусор и отбросы из канализации. Несколько мулов тянули судно бечевой против течения, их погонял тощий и босоногий мальчишка-раб. Время от времени он взмахивал кнутом, поддерживая темп движения. Впереди, над городом висело тяжёлое облако дыма – это его обитатели старались согреться, отбиться от холода зимних месяцев, добавляя дымы от своих разрешённых домашних печек к дымам, исходящим от печей кузнецов, дубильщиков и банщиков, ведущих дела в столице.

Катон наморщил нос – до них как раз долетели жуткие запахи, гонимые сильным восточным ветром над поверхностью воды.

– Что, уже успел забыть, как тут отвратно воняет? – мрачным тоном спросил Макрон, стоявший рядом с ним на носу барки. Они были тут единственными пассажирами. Всё остальное пространство палубы и трюма было заставлено кувшинами оливкового масла из Испании. Барка была так тяжело нагружена, что на палубе, чуть возвышающейся над блестящей поверхностью Тибра, едва ли можно было найти хоть пядь свободного места.

– Да нет же, совсем не так плохо пахнет! – раздался позади них весёлый голос. Оба легионера обернулись и увидели капитана барки, приближавшегося к ним, лавируя между кувшинами. Он был настолько тощ и сухопар, что его кости торчали даже сквозь тунику и толстый плащ. Войлочная шапка напялена на голову, из-под неё выбиваются космы тёмных волос. Он улыбался, обнажая щербатый рот, напоминающий небольшое скопление надгробных камней на кладбище, давно заброшенных и покрытых тёмными пятнами плесени. – Как говорят, к этому очень быстро привыкаешь, стоит лишь немного тут пожить. Я-то, конечно, тут не живу, мы с моим парнем заходим сюда из Остии лишь пять-шесть раз в месяц. – Он жестом указал на своего сына, который стоял у рулевого весла на корме барки, такого же нескладного, как его папаша, и не более десяти лет от роду. – В Остии, конечно, пахнет получше по сравнению с этим, прямо как в парфюмерном ряду рынка.

– И не говори, – сухо буркнул Макрон.

– Точно-точно, – продолжал капитан и кивнул. – Ну а вы, друзья мои, зачем притащились в Рим? Вы солдаты? В отпуске, так? Из провинции прибыли?

Макрон подозрительно прищурился.

– Кто мы такие и какие у нас тут дела, тебя, мой друг, не касается.

Капитан поднял ладони в своего рода защитном жесте, но продолжал улыбаться.

– Я вовсе не хотел вас задеть! И в дела ваши не лезу. Просто вежливо интересуюсь. Из обычного любопытства. Я сразу понял, что вы солдаты, едва вы поднялись ко мне на борт в Остии. Я и сыну так сказал, вон, говорю, солдаты. Это ж сразу видно по тому, как вы держитесь. Ну, вроде как гордо и прямо. Воины! И по шрамам нетрудно догадаться, сразу видно, так я ему и сказал. Так что без обид, господа мои.

– Да мы и не обижаемся, – Катон улыбнулся капитану. – Ты прав, мы из Британии возвращаемся.

– Из Британии? – Капитан почесал щёку. – Кажется, я что-то слыхал… А где это?

– Через пролив от Галлии.

– О да! Точно, вспомнил! Это ведь там несколько лет назад пьянку с дебошами затеяли, когда император устроил себе триумф, да?

– Да.

– А говорят, что кампания там всё продолжается? Сообщали же, что мы их всех завоевали.

– Мы победили и завоевали самые крупные племена. Сейчас армия лишь подчищает оставшиеся территории, – пояснил Катон. Из Британии они уехали почти четыре года назад, и хотя кое-какие сведения о продолжающихся там боях до них доходили, было понятно, что капитану барки известно ещё меньше. Нарцисс обещал прислать Катону подробное сообщение о тамошних делах, присовокупив их к пакету документов об их переводе в преторианскую гвардию и к поддельным рекомендательным письмам от губернатора этой новой провинции. Но это будет потом, когда они войдут в контакт с его человеком в Риме. – Вообще-то мы с моим другом участвовали в самой решающей битве. Мы возглавили атаку нашего легиона и захватили в плен вождя кельтского племени. Вот поэтому мы здесь и оказались. Губернатор провинции рекомендовал нас для перевода в преторианскую гвардию. В качестве награды.

У капитана барки расширились глаза, он в изумлении покачал головой:

– Кто бы мог поверить?! На моей барке! Двое настоящих героев! Погодите, я должен рассказать про вас своему парню! Он всегда твердит, что хочет стать солдатом, когда вырастет. Да и я считаю, что это хорошее дело. Отличная жизнь! И платят хорошо. И заботятся о них. И форма красивая – бабы все оборачиваются, точно-точно. И всё время на свежем воздухе, плюс реальный шанс заработать славу и разжиться трофеями, так ведь? Я правильно думаю?

– О да! – улыбнулся Макрон. – Отличная жизнь. Сплошное веселье. Я тоже так думал, когда записался в солдаты. И вовсе не думал о сражениях с волосатыми варварами в диких, продуваемых ледяными ветрами и сплошь болотистых пустынях. Странное дело, как иногда оборачивается жизнь. – Он подмигнул капитану. – Единственное, что не даёт мне спать по ночам, так это мысль, как потратить все деньги, которые мне заплатили.

– Не обращай на него внимания, – сказал Катон. – Он нынче не с той ноги встал. В буквальном смысле. Вчера целый мех вина вылакал, а когда проснулся, ударился головой о притолоку.

– Очень смешно, – проворчал Макрон. – Были у меня причины нажраться, сам ведь знаешь, не так ли? Очень веские причины, будь они прокляты! И вообще, лучше мне было бы остаться там, где я пребывал раньше.

– Что?! И упустить возможность стать преторианцем?! – воскликнул поражённый капитан.

– Могу тебя уверить, что, если бы я имел возможность уклониться от этого, я бы непременно так и поступил. Точно тебе говорю.

Катон поспешил вмешаться:

– Это у него с похмелья. Ничего, скоро пройдёт. Ему просто нужно немного успокоиться.

– Да уж, это точно! – И капитан барки громко расхохотался. Макрон продолжал стоять с грустным выражением лица. – И всё же я бы на вашем месте уже давно привык к таким штучкам. Видал я, как эти преторианцы надираются в тавернах близ пристаней. Такие пьянки закатывают! Это ж сущее божье наказанье, когда они нажрутся, точно вам говорю! – Он помолчал, нахмурился и добавил: – А потом во все тяжкие пускаются, всех колотят и всё громят, особенно в последнее время.

– Да что ты говоришь? – заинтересованно спросил Катон. – И что, были столкновения?

Капитан кивнул.

– И ещё какие! Все последние месяцы тут неспокойно, особенно после тех дел в Египте в прошлом году. Хлеба поступает всё меньше, цены всё время растут. Толпе это, конечно, ничуть не по нраву, уже несколько складов и лавок разграбили, многих хлеботорговцев избили. Ну и преторианцы начали их бить, ни с чем не считаясь. Больше того, уже и до смерти дело доходило, многих людей положили. – Он подозрительно уставился на них обоих. – Ладно, наверное, так и надо было. Я что хочу сказать, ведь порядок-то в городе должен быть, не так ли?

– Верно, – суровым тоном сказал Макрон.

– Однако нам не стоит тебя задерживать, тебя ведь дела ждут. – Катон кивнул в сторону кормы барки.

– О, не стоит беспокоиться. Мой парень вполне справляется, пока не настанет время причаливать и швартоваться. – Он весело улыбнулся. – Так что не стоит прерывать нашу беседу.

– Да что это за беседа! – фыркнул Макрон. – Иди, займись своими делами.

Капитан удивлённо воззрился на него, явно обиженный, потом повернулся и неспешно направился в сторону кормы.

– Зачем ты так с ним? – вздохнул Катон.

– Что? Да я просто избавился от присутствия этого болтуна. Пока ты не успел растрепать ему обо всех подробностях нашего задания. У него рот с Тибр шириной. Болтает и болтает. Ещё до заката пол-Рима будет знать о нашем приезде.

– Ну и что с того? – Катон посмотрел на корму, где капитан принял рулевое весло у сына и теперь пристально смотрел вперёд. – Что он кому может рассказать? Что привёз двоих легионеров из Остии и что они собираются вступить в ряды преторианской гвардии. Нам это никак не повредит. Наоборот. Если кому-то вздумается проверять нас, он подтвердит эту нашу легенду. И любой, кто станет с ним разговаривать, сразу же поймёт, что это обычный простодушный болван, не способный ни на какие ухищрения и не умеющий кому-либо что-либо вкрутить, навязать какую-то историю, которую ему велели распространять. – Катон помолчал, давая товарищу время переварить услышанное. – Успокойся. И попытайся вести себя и думать не как шпион, иначе перестанешь выглядеть настоящим солдатом. А если такое случится, враги тут же нас расколют.

– Враги? – Макрон надул щёки и презрительно фыркнул. – Что-то ты слишком засуетился. Вот мы с тобой будем притворяться преторианцами, чтобы выследить и укокошить нескольких римских граждан, которые по случайности имеют иные политические взгляды. При этом они деятельно готовят заговор с целью убить императора и всех остальных, кто встанет у них на пути. А между тем на границах империи кишмя кишат настоящие враги, которым, несомненно, больше всего придётся по нраву, если мы набросимся друг на друга. Ты уж прости меня, Катон, может быть, это звучит очень наивно, но не кажется ли тебе, что вся эта история несколько излишне раздута? И что вообще тут слишком много дерьма наворочено, а?

Катон некоторое время молчал, прежде чем ответить.

– Да уж. Дерьма и впрямь изрядно. Но нас-то это не касается. Мы сюда прибыли, чтобы сделать дело. Что бы ты об этом ни думал, оно не слишком отличается от тех заданий, которые мы выполняли в качестве солдат. Мы сюда прибыли, чтобы выследить противника, потом просочиться в его ряды, проникнуть на его позиции и захватить его врасплох. Макрон, солдатам не следует думать о чём-то другом, помимо этого. Нам не нужно рассуждать и спорить о необходимости и целях тех кампаний, в которых мы участвуем во славу Рима. И точно так же обстоит дело с нашим теперешним заданием. Правое это дело или нет, но мы принесли присягу императору, и по этой причине тот, кто решает выступить против императора, является нашим врагом. Кроме того, Риму точно придётся хуже, если на троне будет не Клавдий. Много хуже.

Катон присел на палубу и уставился в сторону огромного пространства берега, сплошь уставленного дворцами, храмами, театрами, рынками, банями, частными домами и переполненными многоквартирными зданиями, покрывавшими холмы, на которых стоит Рим. Унылое выражение исчезло с лица Макрона, и он вдруг засмеялся.

– Что такого смешного ты тут нашёл?

– Да просто подумал тут… Когда мы с тобой только познакомились, именно я был человеком, который всегда точно придерживался буквального смысла полученного задания, а вот ты, наоборот, всегда старался разглядеть обратную его сторону. Клянусь богами, эта твоя манера меня тогда с ума сводила!

– Время меняет человека.

– Я так не думаю. По крайней мере, не в такой степени. Нет, мне кажется, я хорошо тебя понимаю, Катон. Для тебя всё дело в этом повышении, чтобы ты мог заполучить Юлию. Интересно видеть, как человек старается оправдать свои поступки какими-то разумными доводами, тогда как всё дело в его сердечных проблемах.

Катон недовольно уставился на него, злясь на самого себя за то, что позволил себе так открыться. Но потом успокоился. Причина была проста: он и впрямь поразился, когда осознал, что сам уже наполовину уверовал в то, что говорил Макрону. Единственным слабым утешением могло служить лишь то, что Макрон лучше чем кто-либо другой знал и понимал его, так что видел все приводимые им доводы насквозь. Теперь приходится лишь надеяться, что в последующие дни ему удастся хорошо играть свою роль. А если не удастся, его непременно раскроют и убьют.

Барка между тем приближалась к огромным складам на берегу, стоящим у подножия Авентинского холма. Непосредственно перед зданиями складов располагался речной порт, где у причала, тянувшегося вдоль берега Тибра, стояли сотни барок, барж и более мелких судов. Вдали, где река поворачивала к западу, Катон разглядел Сублициев мост, там быстрое и мощное течение воды, бурлящей вокруг деревянных опор моста, препятствовало дальнейшему продвижению торговых судов, приходящих из Остии, вверх по реке. Уже надвигались сумерки, так что многие черты городского пейзажа начинали сливаться в неопределённые серые тени, почти неразличимые издали.

Мулы, тянувшие их барку, достигли места назначения в самом начале причала, и мальчик-раб отвязал от их ярма буксирный канат и передал его конец группе могучих мужиков, которые ждали сигнала начинать швартовку. Капитан барки оставил рулевое весло, а потом они вместе с сыном, подняв с палубы толстые шесты, начали отталкиваться ими от судов, уже пришвартованных к причалу. Некоторые суда были пришвартованы по два и по три в ряд, борт к борту, так что сходни были уложены прямо через их палубы, чтобы можно было разгружать или загружать самое дальнее судно, проходя через смежные. Капитан бросил взгляд вперёд и, убедившись, что там не видно свободного места для причаливания, указал на маленькое судно, одиноко стоявшее у причала немного впереди.

– Вон туда! – приказал он, указывая на него мужикам, уже ухватившимся за буксирный канат.

– Ну, желаю вам успехов на вашем новом месте назначения! – Капитан просиял и подтолкнул к ним своего сына. – Это мой парень. Иди, поприветствуй героев кампании в Британии. Поклонись им.

Мальчик поднял застенчивый взгляд и прошептал слова приветствия, которые заглушили крики и ругательства нескольких групп носильщиков, донёсшиеся с пирса. Катон улыбнулся ему и дружески сжал его плечо.

– Твой отец говорит, что ты хочешь вступить в легион. Ты считаешь, что достаточно силён и крут для этого?

Мальчик быстро замотал головой:

– Пока ещё нет.

– Ничего, я уверен, что скоро станешь таким, как надо. Ты бы видел, каким я был в твоём возрасте! Одна кожа да кости, а теперь сам смотри.

Макрон уставился на него с деланым удивлением на лице, но Катон не обратил на это внимания и продолжал:

– Тренируйся, давай телу нагрузку, и в один прекрасный день станешь настоящим героем, и отец будет гордиться тобой.

– Или же, – пробормотал Макрон себе под нос, – станешь цепным псом какого-нибудь хитроумного интригана, имперского чиновника из вольноотпущенников…

Улыбка капитана несколько увяла.

– Я уже им горжусь, – сказал он.

– Конечно-конечно, – быстро подхватил Катон. – Ладно, пошли, Макрон. Пора двигаться.

Забросив мешок с вещами на раздвоенный конец ярма упряжки мулов, Катон осторожно прошёл по сходням, ведущим на соседнее судно, а затем поднялся на причал, ощутив огромное облегчение, когда почувствовал под ногами твёрдую землю, пусть даже всю покрытую грязью и отбросами. Макрон присоединился к нему, и они огляделись вокруг, пытаясь сориентироваться.

– Где, ты говоришь, мы должны встретиться с этим посыльным Нарцисса? – спросил Макрон.

– В таверне «Виноградник Диониса», она где-то к северу от Боариума, Бычьего форума. Как говорил Нарцисс, это где-то вон там. – Катон показал на несколько домов за складским комплексом, и они пошли по пирсу в ту сторону. После относительной тишины и спокойствия улиц Остии столица империи казалась кипящим котлом, полным грохота, битком набитым кишащими толпами потных людей, вонь от которых смешивалась с режущими обоняние дымами от горящих дров. Группы рабов, некоторые скованные цепями, тащили на себе связки и рулоны экзотических материй с Востока, кувшины с вином и маслом, а также небольшие запечатанные сосуды с духами и благовониями, тоже с Востока, упрятанные в набитые соломой ящики. Другие волокли слоновьи бивни или длинные стволы редких и ценных пород деревьев. Между ними сновали капитаны барок, купцы, мелкие торговцы, а воздух был заполнен голосами, звучавшими на самых разных языках: латынь, греческий, кельтские диалекты. Сумерки меж тем сгущались, наступал тёмный зимний вечер. В мрачных закоулках уже зажигались огни жаровен, от которых на мощёный причал, усеянный мусором и отбросами, падали пляшущие пятна ярко-красного света. Сквозь толпу тут и там пробегали собаки и полудикие кошки, бродящие в поисках пищи. Под арками и перед запертыми дверями домов, скрючившись, сидели нищие, стуча по мостовой деревянными или бронзовыми чашками, выпрашивая подачку.

Катон упорно пробивался сквозь толпу вперёд, Макрон, не отставая, следовал за ним. Время от времени он с опаской оглядывался через плечо, желая убедиться, что с его заплечным мешком всё в порядке. Он много раз слыхал истории о мелких ворах и их острых ножах, способных в мгновение ока вспороть кожаный мешок и выхватить из него что под руку попадётся, пока жертва ограбления не успела понять, что произошло.

– Ну и дерьмо, тут прямо как на поле боя, – заметил он.

– Только не так опасно, – бросил в ответ Катон. И добавил: – И нет тут ни крови, ни трупов, ни стонов и криков, да и ледяная длань страха не сжимает тебе горло. А во всём остальном, да, конечно.

– Весело у них тут…

Толпа немного рассосалась, когда они приблизились ко входу на Бычий форум. Как и здания складов, он был построен в фундаментальном, величественном стиле, с колоннами при входе, над которыми возвышался фронтон, украшенный статуями великих деятелей республиканской эпохи. Исходный цвет этих монументов теперь был скрыт под слоем сажи и птичьего помёта. Воздух был отравлен вонью от прилавков мясников, смердело кровью и тухлым мясом. По другую сторону от входных ворот открывалось широкое пространство, вполне достаточное, по оценке Катона, чтобы разместить целый легион. Там как раз разбирали и складывали временные прилавки, нагружали товары на небольшие повозки и тачки, чтобы увезти в складские помещения в стенах Боариума. А постоянные каменные лавки закрывались на ночь. Вдоль стены рынка тянулась колоннада высотой в два этажа. На первом этаже размещались таверны и лавки, второй же был отдан под конторы чиновников, собиравших арендную плату с торговцев, пошлины и налоги. Многие банкиры города также арендовали здесь, на втором этаже, помещения, подальше от толчеи внизу, чтобы спокойно подсчитывать свои прибыли.

Таверну «Виноградник Диониса» оказалось нетрудно отыскать. Над входом в неё красовалась огромная раскрашенная вывеска. Грубо нарисованный мужчина с растянутым до ушей улыбающимся ртом, держащий в руке переполненный рог с вином, стоял на фоне согнувшихся под тяжестью гроздей виноградных лоз, между которыми в самых разнообразных позах с большим воодушевлением предавались утехам любовные парочки. Макрон задержался перед входом с удивлённым выражением на лице.

– Что-то не верится мне, что это здесь.

– Уверишься, когда вволю напьёшься здесь нашего вина! – весело провозгласил чей-то голос. Толстый мужчина с сильно напомаженными маслом волосами отделился от колонны сбоку от входа и поманил их внутрь. – То, что подают в «Винограднике Диониса», славится по всему Риму! Заходите, друзья! Пожалуйста, заходите! У нас найдётся столик для любого, у нас тепло, горит огонь, у нас отличные вина и превосходная компания! – Тут он подмигнул и добавил: – И по вполне скромным ценам.

– Нам нужно поесть и выпить, – сказал Катон. – И это всё.

– Пока что, – добавил Макрон, продолжая изучать иллюстрации к сказанному у себя над головой. – Потом посмотрим, ладно?

Зазывала поманил новых клиентов внутрь, и, пока они ещё не передумали, сам последовал за ними. Внутри таверна оказалась гораздо больше, чем Катон ожидал; зал тянулся в глубину футов на шестьдесят. Стойка размещалась на полпути вдоль одной из боковых стен, по бокам от неё виднелись альковы, причём два из них были закрыты занавесями. В следующем алькове сидела тощая, сильно накрашенная женщина с очень кудрявыми рыжими волосами и со скучающим выражением на лице. Голову она опустила на подставленную руку и смотрела сквозь помещение пустым взглядом. Зал был заполнен первой волной вечерних посетителей – торговцами с Бычьего форума, которые закончили на сегодня все свои дела, сложили и убрали лотки и прилавки. Они по большей части пили вино, помногу, прежде чем разойтись по домам. Среди них можно было разглядеть и нескольких запойных пьяниц с тусклыми глазами, с красными носами и щеками в синеватых прожилках, которые только начинали очередной длинный вечер сплошной пьянки до полного затмения мозгов.

Зазывала, что привёл их с улицы, крикнул что-то хозяину таверны, и тот кивнул в ответ и начертил мелом два штриха на стене над кувшинами с вином, добавляя к уже приведённым ещё двоих новых поставленных зазывалой клиентов.

– Вот ваше место. – Зазывала указал на простой стол с четырьмя табуретками, стоявший недалеко от входа. Катон и Макрон кивнули ему в знак благодарности и, протиснувшись через толпу других посетителей, опустили свои мешки на пол у стены, прежде чем усесться.

Макрон огляделся вокруг, понюхал воздух.

– А Нарцисс отличное местечко выбрал.

– Ага. Тут любой может затеряться в толпе. И исчезнуть без следа.

– Нет, я так сказал, что это отличное место, потому что мне оно по вкусу. Дёшево, весело и в любой момент можно ожидать хорошей драки.

– И этого тоже, – небрежно ответил Катон. Он обследовал взглядом помещение, пытаясь отыскать человека, с которым они должны были встретиться. Всего несколько посетителей сидели и пили в одиночестве, но ни один из них не ответил ему многозначительным взглядом. Минуту спустя к ним приблизился хозяин таверны.

– Что бы вы хотели заказать, парни?

– А что у тебя имеется? – спросил Макрон.

– Вон, всё на стене написано. – Хозяин указал на длинный список местных вин, обозначенный мелом на панели над стойкой.

– М-м-м! – Макрон улыбнулся, пробежав глазами по названиям. – А этрусское есть?

– Кончилось.

– Ну ладно. А калабрийское?

– Кончилось.

– Фалернское?

Хозяин отрицательно мотнул головой.

– Так что ж у тебя есть?

– Сегодня имеется лигурийское или бельгийское. И всё.

– Бельгийское?! – Катон удивлённо поднял бровь. – Они ж по пиву специалисты…

– Именно так. – Хозяин почесал себе нос. – Лучше бы им и занимались.

– Понятно. – Катон пожал плечами. – Тогда лигурийского. Один кувшин и три кружи.

– Хорошо, мой господин. Отличный выбор. – Хозяин поклонился и отправился обратно к стойке.

– Кажется, он старается выглядеть смешным? – недовольно оскалился Макрон. – А что такое лигурийское? Никогда о таком не слышал.

– Ну значит, сегодня мы с ним и познакомимся.

Хозяин вернулся с кувшином вина и кружками, поставил их на стол.

– Пять сестерциев.

– Пять? – Макрон недоверчиво покачал головой. – Чистый грабёж!

– Такие тут цены, приятель.

– Ну хорошо, – вмешался Катон, доставая из кошелька монеты. Это были деньги из суммы, выданной Нарциссом в качестве аванса. – Получи.

Хозяин смахнул монеты со столешницы себе в ладонь, кивнул в знак благодарности.

Катон взял кувшин и понюхал его содержимое. И скривил нос от едкого кислого запаха. Потом разлил по кружкам тёмное, почти чёрное вино. Макрон поднял свою кружку, словно произнося тост, и отпил глоток. И тут же скорчил рожу.

– Ну и отрава, клянусь богами! Надеюсь, возле преторианского лагеря имеются таверны получше.

Катон осторожно отпил вина и ощутил, как в желудок ему хлынул поток кислой, жгучей жидкости. Он поставил кружку на стол и откинулся назад, к стене.

– Надеюсь, этот тип скоро появится.

Макрон кивнул. Так они и сидели в молчании и ждали, пока вокруг них местные жители поглощали неимоверные количества единственного имеющегося здесь вина, явно не придавая никакого значения его жуткому вкусу. Атмосфера в таверне царила приподнятая, весёлая, за исключением того стола, за которым сидели двое легионеров, с растущим нетерпением дожидаясь назначенной встречи. А снаружи уже наступила ночь. В конце концов Макрон потянулся, осушил свою кружку, скривился и встал. И указал на женщину, сидевшую в пустом алькове.

– Я… э-э-э… схожу вон туда…

– Не время сейчас, Макрон. Мы же ждём этого типа. В другой раз.

– Так он всё никак не появится, так что я могу пока что развлечься.

– Нам нельзя рисковать и привлекать к себе внимание.

– Да я и не привлекаю. – Макрон кивком указал на задёрнутые занавеси. – Просто стараюсь слиться с окружающими…

Пока он это говорил, одна из занавесей, прикрывающих альков, отодвинулась в сторону, и оттуда выскользнул высокий жилистый мужчина с коротко остриженными чёрными волосами. Он уже натянул свою тунику, а плащ держал в руке. Позади него, в алькове, женщина натягивала короткую тунику, явный признак её профессии. Он обернулся к ней, швырнул на постель несколько монет, потом прошёл в середину зала.

– Вон, гляди, – сказал Макрон. – Никто на него никакого внимания не обращает.

Катон посмотрел на мужчину, который как раз оглядел зал и заметил двоих легионеров и пустые табуретки у их стола. Он подошёл к ним:

– К вам можно?

– Нет, – качнул головой Катон. – Мы тут одного друга ждём.

– Я знаю. Это я и есть. – Мужчина улыбнулся и уселся напротив них. Поднял руку, чтобы они увидели перстень, потом положил её на стол рядом с рукой Катона, чтобы было видно, что перстни одинаковые. Катон осмотрел его внимательным и осторожным взглядом, отметив его тёмные глаза, гладко выбритые щёки и небольшую татуировку в виде полумесяца и звезды у него на шее, прежде скрытую полоской ткани, которой он свободно обмотал шею. И даже когда мужчина, понизив голос, сообщил: «Меня прислал Нарцисс», Катон всё ещё продолжал недоверчиво его изучать.

– Правда? Ну а как тебя зовут, приятель?

– Оскан Оптим Септимий, – ответил тот тихим голосом, так что Катон едва его расслышал. – И я должен забрать у тебя перстень, если не возражаешь. – Он протянул руку.

Катон секунду колебался, но потом снял перстень с пальца и передал его Септимию.

– Надо думать, имя у тебя не настоящее.

– Неважно. И так сойдёт. Что до вас, то с сего момента вы для всех – рядовые преторианцы Тит Овидий Капитон и Вибий Галл Калид. Надеюсь, это понятно? И вам не следует раскрывать мне свои истинные имена.

Новые имена были самым тщательным образом вписаны во все документы, которые Септимий передал Катону: он получил имя Капитона, а Макрон стал Калидом. Оба фигурировали в бумагах как ветераны Второго легиона.

– Этот знак у тебя на шее, – вступил в разговор Макрон. – Как я понимаю, ты служил на восточных границах, а?

У Септимия чуть сузились глаза:

– Возможно.

– В легионах или во вспомогательных войсках?

Септимий с минуту молчал, потом пожал плечами:

– Это не имеет совершенно никакого значения, но я и впрямь отслужил срок в кавалерийской когорте, прежде чем меня завербовал Нарцисс. – Он указал на свою шею. – Это эмблема той моей когорты. Большинство парней там имели такую же татуировку. Теперь это, скорее, помеха, приходится всё время её прикрывать при моей-то работке…

– Могу себе представить, – сказал Макрон. Он сделал глубокий вдох и тут же нетерпеливо выдохнул. – В любом случае, ты подзадержался. Заставил нас ждать, пока сам развлекался там со своей бабой.

Септимий нахмурился.

– Своей? Ну, что ты… Я её в качестве прикрытия использую.

– Да как тебе будет угодно.

Агент Нарцисса бросил на Макрона сердитый взгляд.

– Если бы у меня была женщина, она бы никак не походила на эту. Просто её альков давал мне возможность следить за вами с самого момента вашего здесь появления. И за прочими посетителями. Просто чтобы убедиться, что за вами не наблюдают и вы не привели за собой хвост. Извините, что заставил ждать, но мне было необходимо убедиться, что всё спокойно. Наша работа слишком опасна, чтобы лишний раз рисковать. Ну ладно, познакомились. А теперь – пошли.

– Пошли? – Катон чуть наклонился вперёд. – Пошли куда?

– В безопасное место. В один дом, где мы можем поговорить без риска быть подслушанными. Это также явка, безопасное место, где мы можем встречаться и где вы можете вполне надёжно оставлять свои сообщения. У вас не будет проблем со входом и выходом из преторианского лагеря – вход и выход из казарм свободный. Так мы и будем общаться по большей части. – Септимий внимательно осмотрелся. – Ну, идите за мной. Только чтобы всё выглядело естественно. Но сперва прикончим это вино.

Он налил себе в кружу вина и провозгласил чуть громче:

– На посошок!

Макрон и Катон последовали его примеру, заставив себя проглотить то, что ещё оставалось в их кружках, потом подняли с пола свои мешки и поднялись на ноги. К этому времени таверну уже заполнили посетители, так что к выходу им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Снаружи у входа всё ещё торчал зазывала, высматривая новых клиентов. Увидев их, он улыбнулся:

– Уже уходите? Ночка-то только начинается! Погостите у нас ещё, выпейте вволю!

Макрон остановился прямо напротив него. Набрал воздуху и заговорил достаточно громко, чтобы его ясно слышали все прохожие:

– Любой, кто вволю напьётся того помойного пойла, какое здесь подают, может остаться тут навеки. Это ж чистая отрава!

Зазывала попытался обратить всё в шутку, он даже похлопал Макрона по плечу, когда тот повернулся, чтобы последовать за Катоном и Септимием. Макрон с быстротой молнии развернулся и врезал кулаком в живот зазывалы. Тот рухнул на землю, судорожно хватая ртом воздух, а Макрон отступил назад с удовлетворённым выражением на лице.

– Вот и помолчи немного, козёл. Хоть на время перестанешь зарабатывать денежки на несчастных простаках.

Септимий нервно оглянулся на прохожих, что остановились поглядеть на действия Макрона.

– Макрон! – прошипел Катон. – Пошли отсюда, пока ты не привлёк всеобщее внимание!

Они неспешно двинулись вдоль стены Бычьего форума, а потом в сторону от него, по широкой улице, что тянулась между Палатинским холмом и Капитолием. Справа на холме возвышались здания императорского дворцового комплекса; факелы и жаровни освещали бесчисленные колонны и статуи, сверху вниз взиравшие на Рим. Слева возвышался храм Юпитера, выстроенный на скале с почти отвесными склонами; доступ к нему осуществлялся по широкой аппарели[6], зигзагами поднимавшейся к его огороженной территории. Друзья, следуя за Септимием, взошли на Форум и пересекли его перед зданием сената. Навстречу им прошла группа изысканно одетых молодых людей, громко и хвастливо обсуждавших свои взгляды на то, как лучше и веселее провести наступающую ночь. Поравнявшись с двумя легионерами и имперским агентом, они чуть поутихли, но тут же продолжили свои споры и предложения, едва удалились от них на приличное расстояние. Миновав Форум, вышли на улицу, которая вела мимо храма Мира в район Субура, один из самых бедных кварталов города, где процветала преступность, а дома были такой скверной постройки, что не проходило и месяца без того, чтобы одно из этих жалких строений не разваливалось или не сгорало дотла.

– Надеюсь, Нарцисс не намерен поселить нас в этой поганой Субуре, – тихо сказал Макрон Катону. – С меня уже вполне достаточно этого дерьма, я тут успел пожить, когда в последний раз был в Риме.

Септимий обернулся к ним.

– Мы уже почти пришли. Это на границе Субуры, вот где. Так что вам удобно будет сюда добираться из лагеря преторианцев. Вы не особо беспокойтесь. Квартирка расположена в одном из лучших жилых домов. По крайней мере, так утверждал её хозяин, когда я её снял.

– И ты ему поверил?

– Меня это не касается. Мне-то там жить не придётся.

Улица начала спускаться вниз, и перед ними встали первые высокие кирпичные дома. В таких жила большая часть населения города. Эти жилые дома с обеих сторон нависали над улицей, как бы сжимая её, и высоко возносились вверх, так что с тёмного ночного неба до мостовой не доходило почти никакого света. У входа в некоторые дома горели масляные лампы, но сами улицы здесь были погружены во тьму. А это совсем неплохо, подумал Катон, вдыхая гнусные местные ароматы. У него не было никакого желания вникать, во что они теперь вляпались. Вокруг них и сверху раздавались чьи-то голоса. Слышался смех, негромкие разговоры, иной раз злобные выкрики или детский плач и плеск помоев, выплёскиваемых прямо на мостовую.

– Вот мы и пришли, – объявил Септимий, поднимаясь по ступеням, ведущим с улицы к узкому входу в дом.

В держателе на стене коптила масляная лампа, освещая мускулистого мужчину в простой тунике, сидевшего на табуретке в дверном проёме. Он хорошенько рассмотрел Септимия и кивнул, потом зажёг от горящей лампы тонкую восковую свечку и вручил её имперскому агенту. За дверью был короткий коридор и в конце его – узкая лестница, ведущая наверх. Поднимаясь по ступеням, Септимий прикрывал пламя свечки ладонью, чтобы оно не погасло. На четвёртом этаже он остановился перед одной из дверей и, открыв замок, прошёл внутрь. Макрон и Катон опустили свои мешки на пол.

– Одну минутку, я сейчас лампу зажгу, – сказал Септимий и зашарил рукой на полке. Бледное пламя свечки мигнуло, затем комнату залил свет. Он загасил свечу и убрал её. – Ну вот.

Он поставил лампу обратно на полку и обернулся к легионерам. При свете лампы Катон увидел, что комната почти пуста, если не считать двух скаток с постельными принадлежностями. В длину помещение было не более десяти футов, а в противоположной стене имелась ещё одна дверь, ведущая в комнату такого же размера.

– Да-а, не слишком комфортабельное помещение, – жалобным тоном заметил Макрон, тыкая одну из скаток носком калиги.

– Так даже лучше, – ответил Септимий. – Красть тут нечего. В любом случае, сторож большую часть времени следит за входом. – Он сунул руку под тунику и достал небольшой кошель, из которого вынул несколько свитков и восковых табличек, и протянул их легионерам. – Это остальные ваши документы и справка о положении дел в Британии. Переночевать можете здесь, а утром отправляйтесь в преторианский лагерь. Если вам понадобится оставить для меня сообщение, засуньте его сюда, за полку. Половые доски не прибиты, под ними имеется некоторое пространство, там тайник. Всякий раз, приходя сюда, проверяйте его. Если у вас есть какое-то сообщение, поверните лампу, чтобы она светила в сторону двери. В ином случае пусть светит в любом другом направлении. Если она будет светить в другую сторону, мы сразу поймём, что явка провалена.

– Провалена? – Макрон засмеялся. – Это что такое? Жаргон тайных агентов?

– Всё понятно, – сказал Катон. – Как я понимаю, мы сможем воспользоваться этим помещением, если придётся скрываться. Или что-то спрятать.

Септимий кивнул.

– А также если вам понадобится по какой-то причине срочно со мною встретиться. Только сперва убедитесь, что за вами никто не следит. Если наши враги сумеют это проделать, они смогут засекать всех, кто сюда придёт, и проследить за мной до дома Нарцисса. Следите за тем, что у вас за спиной, всё время будьте начеку и не рискуйте попусту. – Он посмотрел на Макрона: – Это понятно?

– У меня всё будет в полном порядке, сам увидишь. Это вот за ним тебе следует получше приглядывать. За Катоном.

– Ну нет! – Септимий резко выбросил руку вперёд. – С этого момента пользуйтесь только своими фальшивыми именами! Везде и всегда! Забудьте, кем вы были до сегодняшнего дня. Теперь вы Капитон и Калид. – Он некоторое время пристально смотрел на них, потом повернулся и направился к выходу. – Поспите хоть немного. Завтра вы вступаете в ряды преторианской гвардии.

Глава пятая

На следующий день рано утром Макрон и Катон миновали Виминальские ворота городской стены и вышли в пригород, где в правление императора Тиберия был сооружён лагерь для преторианской гвардии. С неба сыпался несильный дождик, образуя лужи на всём пространстве плаца, тянувшегося от городской стены до лагеря. Они прошли через открытое пространство к главным воротам и представились опциону, дежурившему в караулке. Это был невысокий, хорошо сложённый мужчина с аккуратно причёсанными волосами, уже несколько поредевшими. Макрон и Катон опустили свои мешки на пол и встали по стойке «смирно». Дождевые капли стекали с их плащей.

– Ну и что мы тут имеем? – добродушным тоном осведомился опцион.

Катон сунул руку в мешок, достал документ об их назначении в преторианскую гвардию и передал его опциону.

– Переводом из Второго легиона, – рапортовал он. – Легионеры Тит Овидий Капитон и Вибий Галл Калид. Назначены в гвардию.

– Ох да неужто? Капитон и Калид? Прямо-таки выступление двух мимов! – Опцион взял помятый свиток и расправил его. Быстро просмотрел документ и поднял взгляд на легионеров. – Тут сказано, «за храбрость и мужество на поле боя». Вы что, вдвоём разгромили всю армию варваров?

У Катона тут же возникло желание вырвать свиток из рук опциона, но он подавил этот порыв. Они теперь снова стали рядовыми, так что следовало вести себя соответственно.

– Нет, опцион.

– Нет? Тогда хотелось бы узнать, что вы такое совершили, два героя, что заслуживает перевода в преторианскую гвардию. Только вам придётся подождать. – Он поглядел куда-то вбок и поманил к себе одного из преторианцев, стоявших у ворот: – Ко мне!

Тот рысью подбежал к ним и встал по стойке «смирно». Катон посмотрел на него. Молодой, едва за двадцать. Подобно другим преторианцам, что побывали в Британии на раннем этапе тамошней кампании, он был одет в белую тунику и плащ. Под плащом поблескивал пластинчатый нагрудник того типа, который до сих пор предпочитали многие легионеры. Остальное его снаряжение – меч, кинжал, калиги, поножи и шлем – было стандартного типа. Только щит был иной, овальный, а не прямоугольный, как у обычных легионеров. Его украшало крупное изображение скорпиона. Этот символ был избран предыдущим префектом преторианцев, Сеяном, желавшим польстить своему хозяину, императору Тиберию, родившемуся под этим знаком Зодиака.

Опцион сложил свиток и отдал его Катону.

– Проводи этих двоих бедолаг в штаб. За рекрутов, новобранцев, боевую подготовку и переводы отвечает центурион Синий. Отведи их к нему.

– Слушаюсь!

– Ступайте, ребята. Ах да! Добро пожаловать в преторианскую гвардию! Скоро убедитесь, что жизнь тут совсем не такая, как в легионах.

– Да, господин. Спасибо, господин. – Катон поклонился опциону.

Они взяли свои мешки, забросили их на спину и последовали за молодым преторианцем. Вышли из караулки и прошли под арочным входом. Преторианец подождал, пока они поудобнее пристроят на спине своё имущество, затем направился по широкой улице, ведущей к центру лагеря. По обе стороны от неё располагались двухэтажные казармы, тянувшиеся на добрую сотню шагов вглубь от дороги. Штукатурка, покрывавшая их стены, была совершенно чистой, словно совсем свежая. На мощёной дороге точно так же не было видно никакого мусора – её, по всей видимости, регулярно подметали.

– Очень опрятно и чисто у вас в лагере, – заметил Макрон.

– О, это всё префект Гета! – ответил молодой преторианец. – Он у нас помешан на чистоте и вообще всяких высоких принципах. Держит нас на коротком поводке, это уж точно! Внезапные инспекционные смотры и проверки, подъёмы по тревоге посреди ночи, регулярные проверки ранцев – это всё у нас в порядке вещей, ребята. Не знаю, как у вас там, в легионах, но здесь лучше играть по его правилам, пока вы в Риме. Иначе крупно не поздоровится.

Катон внимательно на него посмотрел.

– Как я понимаю, тебя сюда не из легиона перевели, да?

– Меня? Нет! Многих ребят набирают сюда из центральной Италии. При всех тутошних привилегиях сюда не так-то легко попасть, но рекомендательное письмо от местных властей обычно решает вопрос. К сожалению, я на несколько лет опоздал и не попал в число получивших раздачу от императора по случаю его прихода к власти. Жалованье за пять лет! Вон сколько он выплатил каждому! Целое состояние! Только Клавдий ведь не вечен, а тому, кто придёт следом за ним, придётся раскошелиться снова, если он понимает, что к чему.

Макрон прокашлялся.

– Твоя преданность императору выглядит весьма трогательно.

Преторианец посмотрел на него вопросительно, но сразу же улыбнулся, поняв, что Макрон просто над ним подшучивает.

– Я верен присяге. Если не будет императора, кому нужна преторианская гвардия? Нас тогда расформируют и разошлют по легионам, вот так. И посадят на половинное жалованье, и засунут в какую-нибудь забытую богами дыру на границе, где вокруг сплошные варвары, только и ждущие удобного момента, чтоб перерезать тебе глотку. Разве ж это жизнь? – Он помолчал, потом посмотрел на собеседника. – Только я вовсе не хотел тебя обидеть.

– Да мы и не обиделись, – легко ответил Катон. – А скажи-ка, преторианцы все такие циники, как ты? Без обид, только ты, как мне кажется, ведёшь себя как обычный наёмник.

– Наёмник? – Преторианец задумался над таким оборотом. – Ну, надо думать, некоторые так и считают. Конечно, многим это представляется сущей синекурой. Огромное жалованье, удобная расквартировка, отличные места на всех представлениях и играх и почти никаких шансов угодить в активные боевые действия. А вам здорово повезло, вы прибыли к нам в очень подходящее время. Через десять дней начинаются Игры, посвящённые восшествию.

– Восшествию?

– Ну да. Это будет годовщина со дня восшествия Клавдия на императорский трон. Он проведёт парад здесь, в лагере, потом будут сражения гладиаторов и другие представления, а потом всеобщий праздник. Он ведь не забывает, кто привёл его к власти, и принимает все меры, чтобы поддерживать хорошие отношения с преторианской гвардией. Так что можете начинать привыкать к императорской щедрости. Это всё так, только наша служба вовсе не сплошной праздник. Префект Гета жутко муштрует и дрессирует нас, чтобы, если поступит такой приказ, мы могли драться как следует.

– Ага, мы видели преторианцев в бою, – сказал Макрон. – Это в Британии было. Ребята хорошо там дрались.

Преторианец просиял.

– Вы были там? При Камулодунуме?

Макрон кивнул.

– Я слыхал от тех, кто сопровождал императора, что это была тяжёлая битва.

– И впрямь тяжёлая. Но этого могло бы и не случиться. Варвары приготовили для нас настоящую ловушку. И если бы Клавдий так не настаивал на немедленной атаке, чтобы сразу добиться крупной победы, тогда нас бы не застали врасплох. А в итоге победу обеспечил Второй легион, он всех выручил и спас шкуры преторианцам и самому императору.

– И вы были во Втором легионе, верно?

– Точно. И гордимся этим. Второй легион Августа – лучший легион во всей армии. Тебе бы следовало на нас тогда поглядеть, малыш! Битву за битвой выигрывали, кельтов прямо-таки на части рвали. А они ведь вовсе не слабаки, заметь себе! Кельты – здоровенные парни, храбрые, всегда готовые скорее броситься в бой и сражаться. Кампания была нелёгкая. Я знаю, что многие в Риме так не считают. Но их-то там не было. А я там был, так что я знаю, что говорю, а говорю я истинную правду. Не так ли, Ка…

Катон громко кашлянул и уставился на Макрона яростным взглядом. Тот покраснел и тоже прокашлялся, прежде чем продолжить.

– Сам спроси вот у Капитона, когда он наконец откашляется.

Преторианец поглядел на Катона, потом повернулся обратно к Макрону.

– Вот что, Калид, один маленький совет. Я бы на твоём месте следил за своими словами, когда ты станешь выступать по поводу своего легиона перед другими нашими ребятами. Они, видишь ли, склонны считать, что раз уж они оберегают императора, то они и есть лучшие солдаты во всей армии.

– А сам ты как считаешь?

– Да я-то только гвардию и видел. Так что с моей стороны будет довольно неосмотрительно вылезать с собственным мнением по поводу вещей, о которых я не имею никакого представления.

Макрон улыбнулся.

– Какой умненький мальчик!

Тут они добрались до самого сердца преторианского лагеря, и Катон с Макроном впервые увидели колоннаду вдоль фронтона здания штаба и украшенный пилястрами вход в него. Макрон аж присвистнул.

– Клянусь Юпитером, это больше смахивает на храм, чем на армейское здание.

Они прошли сквозь ворота, задрав головы вверх и любуясь резьбой по камню, украшавшей сводчатый потолок, аркой возвышавшийся над ними. За входом было широкое открытое пространство, по оценке Катона, не менее ста футов в каждую сторону, также окружённое колоннадой. Прямо напротив ворот был ещё один вход, он вёл прямо в помещения командования, расположенные на дальней стороне площади. Группы чиновников, закутанных в плащи, поспешно пробегали по своим делам, а секция преторианцев стояла на часах, охраняя вход. Молодой преторианец передал опциону, командиру этой секции, полученный им приказ, потом опустил свой щит и отстегнул пояс с мечом и кинжалом, положив всё это на стол в кучу другого оружия, оставленного при входе другими посетителями.

Опцион кивнул Катону и Макрону.

– Оставьте свои вещички здесь. Оружие есть?

Катон указал на мешки:

– Оно здесь.

– Оно здесь, мой господин, – резко поправил его опцион.

Катон напрягся.

– Да, мой господин.

– Уж не знаю, какая у вас там дисциплина в легионах, но у преторианцев она на самом высоком уровне, – продолжал опцион, а Макрон торопливо принял стойку «смирно», встав рядом с Катоном. Опцион презрительно скривил рот, оглядывая потрёпанные туники и плащи легионеров. – То же относится и к вашему снаряжению. Префект Гета любит, чтобы его люди имели отличный внешний вид. А вы двое смотритесь как бродяги. Вот что, я не желаю вас тут видеть, пока вы не будете чисто и аккуратно одеты. Понятно?

– Да, господин! – хором ответили Катон и Макрон.

– Отлично. Парень, отведи эту парочку к центуриону Синию. – Он улыбнулся ледяной улыбкой. – Полагаю, на центуриона ваш видок произведёт не менее неблагоприятное впечатление. Ступайте.

Они последовали за молодым преторианцем в вестибюль при входе, а потом прямо в длинный зал с кабинетами по обе его стороны, где за длинными столами сидели чиновники и писцы, разбиравшие груды восковых табличек и корзины со свитками. Длинные щели высоко в стенах здания пропускали едва ли достаточно света, чтобы освещать их рабочие места, и Катон заметил, что многие писцы близоруко щурятся, стараясь рассмотреть мелкие буквы в документах, которые читают. Он всё ещё кипел внутри от холодного приёма, который им с Макроном оказали по прибытии в лагерь. Катон уже слишком привык за последние годы к почтению со стороны рядовых, так что испытал настоящее потрясение, будучи внезапно отброшен к первым дням своей службы в армии, раз к нему снова стали относиться как к рядовому солдату. Он теперь уже не был префектом Катоном, он стал просто рядовым Капитоном и теперь должен жить, дышать и вести себя так, как полагается по этой роли. То же самое относилось и к Макрону. Глянув в его сторону, когда они проходили мимо первых дверей кабинетов, Катон убедился, что Макрон выглядит совершенно невозмутимо, словно того разноса, который они только что получили, вообще не было. Вот удивительно-то, подумал Катон. Уж Макрон-то первым должен был взорваться от такого приёма.

– Мы пришли, – объявил преторианец. И указал на ближайшую дверь. В отличие от остальных кабинетов, этот был закрыт. – Приёмная центуриона Синия.

Он постоял немного, давая новичкам собраться с духом, потом постучал.

– Один момент! – донёсся приглушённый голос из-за двери. И через короткое время приказ: – Заходите!

Молодой солдат поднял запор на двери и толкнул её внутрь. Прошёл в кабинет, встал по стойке «смирно» и поклонился.

– Докладываю, что опцион караульных у главных ворот приказал мне привести этих двоих новичков в штаб, мой господин.

Катон, будучи ростом выше многих других, мог рассмотреть помещение поверх плеча преторианца. Центурион как раз убирал восковую табличку в шкатулку для документов, стоявшую на его столе сбоку. Синий выглядел довольно молодо, около тридцати лет, может, чуть больше, – слишком молодо, чтобы уже иметь такой чин; Катон решил, что его сразу назначили центурионом. Видимо, из богатой всаднической семьи, отказался от всяких сословных привилегий, чтобы вступить в преторианскую гвардию. У этого командира были светлые волосы – необычно для римлянина, – тщательно зачёсанные в попытке скрыть признаки начинающегося преждевременного облысения. Это был стройный мужчина, жилистый и с суровым выражением лица. Однако, когда он поднял взгляд, на его лице появилась тёплая улыбка.

– Очень хорошо, заводи их сюда.

Молодой преторианец отступил в сторону, и Макрон с Катоном чётким шагом вступили внутрь и замерли на должном расстоянии от стола центуриона, распрямив плечи и выпятив грудь. Помещение было достаточно просторным – футов пятнадцати в длину и в ширину. Позади стола – закрытое ставнями окно, свет проникает внутрь сквозь два отверстия высоко в стене, прямо под свесом крыши. На стене слева – полки, заполненные аккуратно уложенными кипами восковых табличек, листами папируса и свитками. Сверкающий панцирь и изукрашенный шлем с алым плюмажем свисают с подставки, стоящей у противоположной стены.

Синий коротко глянул на двоих новых рекрутов, потом кивнул преторианцу:

– Можешь идти. Прикрой за собой дверь.

Молодой солдат вышел, и снаружи послышался лёгкий щелчок запирающегося замка – запор встал на место. Теперь Синий осмотрел двоих новичков более внимательно. Катон не встречался с ним взглядом, просто смотрел прямо вперёд, вперив взгляд в маленький бюст императора, стоящий на пьедестале возле дальней стены.

– Так, ну, давайте покончим с формальностями. – Синий наклонился вперёд и протянул руку. – Ваши документы, ребята.

– Есть, мой господин! – Катон достал сложенный папирус и рекомендательное письмо и вложил их в ладонь центуриона. Синий внимательно прочитал документы, потом постучал пальцем по имперской печати внизу приказа о переводе, словно желая убедиться, что она подлинная.

– Вас очень хвалят и настоятельно рекомендуют. Ваш бывший командир крайне высоко о вас отзывается. Называет вас обоих образцовыми солдатами. Ну это мы ещё посмотрим, поскольку в преторианской гвардии более высокие требования по сравнению с легионами. В любом случае, ваши бумаги в полном порядке, императорский дворец одобрил ваше новое назначение, стало быть, вы теперь гвардейцы. – Он ещё раз просмотрел документы. – Кто из вас Капитон?

– Я, мой господин, – ответил Катон.

– А ты, значит, Калид. – Центурион одарил Макрона быстрой улыбкой. – Что ж, добро пожаловать. Что бы я ни говорил насчёт высоких требований, в гвардии всегда нужны опытные солдаты. Нас не слишком часто посылают в бой, но, когда посылают, от нас ожидают многого, и это тяжким грузом ложится на наши плечи. Поэтому чем больше в наших рядах ветеранов, тем лучше. Оборотная же сторона монеты такова: вы должны твёрдо усвоить, что ваши новые обязанности требуют абсолютно точного соблюдения всех существующих правил и установлений. В вашем приказе о переводе уточняется, что вы будете служить в пятой когорте под командой центуриона Луркона. Луркон сейчас в отпуске, так что вам надлежит явиться к командиру когорты. – Он помолчал. – По всей видимости, ваши подвиги произвели на императора такое впечатление, что он потребовал, чтобы вас назначили охранять его самого и его домашних. Поэтому вы и назначены в когорту, которая охраняет дворец.

– Это огромная честь, господин, – ответил на это Катон. – Мы гордимся таким назначением.

– И правильно, и должны гордиться. Такое назначение обычно получают лишь после нескольких лет службы в гвардии. Но даже при этом наши гвардейцы должны всегда помнить о том, что все обязанности здесь следует выполнять точно и чётко. В императорском дворце существует очень жёсткая иерархия, и все гвардейцы обязаны её знать и обращаться к каждому члену императорской семьи точно в соответствии с его или её положением. Как командир, отвечающий за рекрутский набор, подготовку и управление когортами гвардии, я приму все меры, чтобы вас должным образом подготовить, хотя на этой должности я нахожусь менее месяца. Я приставлю к вам кого-нибудь, кто знает все тонкости. – Он снова улыбнулся. – А вам придётся делать мне определённые скидки, так же как и мне – вам. Понятно?

– Да, господин!

– Когортой дворцовой стражи командует трибун Бурр. – Синий взял стилос и сделал пометку на восковой табличке.

– Трибун Бурр? – Макрон удивлённо поднял бровь.

– Именно так я и сказал, – резко ответил Синий, но потом выражение его лица смягчилось. – Ага, понимаю. В легионах трибун – это штабной командир, так ведь? В гвардии иначе. Каждой когортой командует трибун. Обычно он остаётся на этом посту год. Потом – отставка. Но это не единственное различие. Когорты в гвардии в два раза больше, чем в легионах. По сути дела, у нас в рядах почти десять тысяч преторианцев. Некоторые разосланы по дальним постам, но большая часть находится здесь, в этом лагере, так что в распоряжении императора имеется более девяти тысяч человек на случай любой чрезвычайной ситуации. Так что толпам недовольных приходится хорошенько подумать, прежде чем затевать какие-нибудь беспорядки. – Он сделал короткую паузу. – Конечно, поддержание порядка возложено не на нас одних. Есть ещё и когорты городской караульной стражи, а также ночная стража, они отлично справляются с патрулированием главных улиц, с пресечением всяких пьяных драк и дебошей и прочим. Преторианцы на самом деле – последнее средство усмирения. Так что когда мы вступаем в дело, все понимают, что это серьёзно.

– А часто такое случается? – спросил Макрон.

– Нет. Но недовольство зреет. – Синий сказал это очень серьёзным тоном. – В результате нарушения поставок хлеба из Египта запасы зерна в императорских амбарах почти иссякли. Бесплатные хлебные раздачи уже сократились, цены на зерно растут, в городе много голодных. Уже было несколько незначительных случаев беспорядков. Странная вещь, – задумчиво добавил он. – Мы тут в самом огромном городе мира. У нас самые лучшие бани, театры, цирковые арены, сюда доставляются отличные товары, даже предметы роскоши со всех концов мира, в наших библиотеках собраны лучшие творения лучших умов, а все императоры без исключения поддерживают строительство огромных храмов и общественных зданий. И тем не менее лишь пара кусков хлеба отделяет нас от бунтов, мятежей и прочих нарушений порядка.

Катон с Макроном никак не прокомментировали его слова и продолжали стоять, глядя прямо перед собой.

Синий тяжко вздохнул.

– Вольно. С формальностями покончено. А теперь я хотел бы услышать некоторые подробности о вас самих. Просто из любопытства. У меня возникло несколько вопросов.

Оба легионера слегка расслабились, встали свободнее и поглядели друг на друга. Катон прочистил глотку и ответил за обоих:

– Да, господин.

– Первое, вы ведь прибыли из Британии?

– Да, господин.

– Где кампания продолжается, несмотря на то, что Клавдий несколько лет назад успел отпраздновать триумф, разрешённый ему сенатом за завоевание Британии.

– Мы контролируем самый центр острова, господин. И оттесняем врагов обратно в горы, идущие по границам этой нашей новой провинции. Это всего лишь вопрос времени, прежде чем легионы завершат нынешнюю работу.

– Правда? У меня есть двоюродный брат, он служит в Девятом легионе. И вот он время от времени пишет мне, и, должен сказать, у него не столь оптимистичное мнение, как у вас, по поводу наших успехов. По его словам, мы всё пытаемся сокрушить тех, кто нам противостоит. Враги регулярно производят нападения на наши коммуникации и нарушают снабжение, а потом сразу же исчезают, как только вблизи появляются значительные наши силы.

– Это просто новая манера вести войну, мой господин, – вмешался Макрон. – Она навязана им после того, как они расстались с идеей противостоять нам в открытом бою. Это обычная стратегия побеждённых. Но всё, чего они могут таким образом добиться, это выиграть ещё немного времени, прежде чем окончательно склонятся перед Римом.

– Хотелось бы мне, чтобы и у моего родственника была такая же флегматичная натура, как у тебя, Калид. Однако он не единственный, кто, кажется, полагает, что эта кампания идёт так отлично, как заставляет нас считать императорский дворец. Возможно, рядовые легионеры думают иначе. В конце концов, обычные солдаты, такие как вы, не обладают широким кругозором. Скажите-ка, а что думают простые ребята из легионов? Какое у них… настроение?

Катон обдумал вопрос, прежде чем ответить. Прошло уже несколько лет, как они с Макроном покинули Второй легион. Но уже тогда кампания начала сказываться на настроениях рядовых легионеров, на их боевом духе. Но такого следовало ожидать. Сейчас же проблема заключалась в том, чтобы использовать данную возможность, чтобы проверить настроения самого центуриона, сидящего перед ними.

– Есть некоторые, кого не слишком радует их назначение, господин, – осторожно начал Катон.

– Так. Дальше.

– Да это вообще не моё дело, я за них не отвечаю.

– Это понятно, Капитон. Но, видишь ли, это ведь неофициальная беседа. Ты уже в гвардии, это назначение никто не отменит. А мне просто любопытно, что за ситуация сложилась в Британии. Можешь мне полностью доверять.

Катон бросил быстрый взгляд на Макрона, который ещё не понял, куда клонится этот разговор, и отвечать был не готов. Он только пожал плечами.

– Ну, понимаешь, господин, – начал Катон, – когда мы оттуда уезжали, среди рядовых возникло ощущение, что кампания никуда не продвигается. Конечно, мы полностью контролируем юг и восток острова, но в остальных районах местные племена делают что хотят. Они нападают на наши конвои, нарушают снабжение, на небольшие посты, после чего убегают. Они хорошо знают территорию и очень быстро передвигаются, так что у нас почти нет шансов их поймать. – Катон помолчал. – Если хочешь знать моё мнение, в этой новой провинции никогда не будет полной безопасности. Так что нам бы лучше оттуда убраться и больше не нести ненужных потерь. – Тут Катону вдруг пришла в голову отличная мысль, и он продолжил: – Я даже слышал однажды ночью, господин, как некоторые командиры в нашем легионе обсуждали этот вопрос. Я на часах тогда стоял. Они так же, как все остальные, полагали, что нам надо оттуда уходить, а один из них заявил, что единственная причина, по которой мы там торчим, это потому, что Клавдию хочется играть роль всех побеждающего героя. И как только он отпразднует свой триумф, про армию в Британии вообще все забудут.

– Понятно, – сказал Синий, выпятив губы. – Впечатление такое, что императора не слишком сильно любят в легионах, расквартированных в Британии.

Катон посмотрел на него несколько обеспокоенным взглядом.

– Ну, видишь ли, господин, такое было, когда мы с Калидом уезжали из Второго легиона. Возможно, теперь положение изменилось.

– Конечно, такое возможно. Спасибо за откровенность, Капитон. Можешь быть спокоен, наш разговор не выйдет за эти стены.

Катон кивнул:

– Спасибо, мой господин.

Синий сделал знак рукой, отпуская их.

– Можете больше про это не думать. Формальности закончены. Теперь вам надо получить на складе снаряжение и амуницию. Потом отправляйтесь в свою когорту. Люди трибуна Бурра размещаются в юго-западной части лагеря. Передайте его писцу эту табличку, пусть вас зачислят, после чего вы станете преторианцами из центурии центуриона Луркона.

– Есть, господин.

– Остаётся только поздравить вас со вступлением в ряды преторианской гвардии. Выполняйте свои должностные обязанности и держите руки чистыми, и сами скоро поймёте, что получили прекрасное назначение. И самые значительные трудности, с которыми вам, возможно, придётся сталкиваться, это выдержать напор всех баб, которым нравится военная форма, а также жалованье и статус, что к ней прилагаются. И это относится не только к уличным девкам. Встречаются и жёны сенаторов, которые не в силах устоять перед преторианцем.

Макрон не мог не улыбнуться, услышав о подобных перспективах.

Центурион секунду помолчал, потом продолжил, чуть понизив голос:

– Небольшой совет, он же предупреждение. Избегайте искушения поближе познакомиться с кем-то из членов императорской семьи. Понятно, о чём я? Я вас предупредил. Всё. Ступайте.

Двое легионеров вышли из кабинета и прикрыли за собой дверь. Центурион Синий с минуту задумчиво смотрел на эту дверь, потом открыл шкатулку с документами и достал оттуда восковую табличку, которую читал перед этим. Взял стилос и сделал несколько пометок, после чего положил её обратно в шкатулку. Потом встал и вышел из здания штаба.

Глава шестая

Макрон поднял перед собой простую белую тогу и покачал головой:

– Не годится это для солдата. Это ж надо носить на левом плече, чтоб и руку прикрывало, так?

Катон, стоявший в противоположном конце помещения, кивнул.

– С ума можно сойти, – продолжал Макрон. – В такой одёжке и мечом как следует не размахнёшься. Запутаешься в складках, ещё и поранишься, чего доброго, прежде чем поразить противника.

Он сложил тогу, швырнул её на свою кровать и сел с выражением полного отвращения на лице. Потом осмотрел остальную часть амуниции, которую им выдали на складе. Тога им полагалась в качестве официальной гвардейской формы, когда они выходили на дежурство в город. Этакая подачка тем гражданам Рима, что всё ещё придерживались древних ценностей времён республики, когда присутствие на улицах города вооружённых людей рассматривалось как угроза их свободам. По той же причине Клавдий и сам предпочитал на многих официальных церемониях появляться в простой тоге, не украшенной даже узкой пурпурной полосой младшего городского чиновника. Такое публично демонстрируемое смирение и скромность отлично воспринималось толпой, равно как и более впечатлительными членами сената. Что же касается Макрона, то, по его мнению, тога была совершенно непрактичной одеждой для солдат, которым положено охранять императорский дворец.

– А как насчёт германцев-телохранителей? – спросил он Катона. – Они тоже это должны носить?

– Нет. Но они же варвары, из Батавии[7], кажется. Это ж будет оскорблением общественного мнения, если их увидят в тогах.

– Чушь собачья! – проворчал Макрон. Его взгляд снова переместился на выданные им вещи. В дополнение к вполне пригодным для дела доспехам, они получили по классическому шлему греческого типа – с изукрашенным гребнем и узкими нащёчными пластинами, которые мало на что годились, и почти без назатыльника. Кроме этого, им выдали по две белые туники и светло-коричневые плащи, которые наверняка будут собирать всю грязь и копоть с улиц Рима и поэтому нуждаться в постоянной стирке. Однако короткий меч, овальный щит и короткое метательное копьё – пилум – смотрелись как оружие настоящего солдата. Катон уже сложил свою тогу, туники и плащ и аккуратно положил их на полку над своей кроватью. Макрон, вздохнув, последовал его примеру.

– Что это он там говорил насчёт упадка духа у парней в Британии? – спросил он.

Катон зашипел на него, потом встал и подошёл к двери. Выглянул наружу. Их разместили в удобной комнате на верхнем этаже, где уже проживали двое гвардейцев из шестой центурии третьей когорты – подразделения, в настоящее время назначенного охранять императорский дворец и свиту императора, когда Клавдий выходит на улицы города, чтобы посетить сенат или полюбоваться представлением в театре, на цирковой арене или на ипподроме. В обычном легионе солдаты теснятся по восемь человек в комнате или в палатке, если это поход. Здесь же, в гвардии, селят по четыре человека, да и сама комната просторная, полная воздуха, хорошо освещена через окно в стене, прикрываемое ставнями. Выйдя в коридор, Катон увидел вдалеке нескольких гвардейцев, они стояли, опершись на перила террасы, выходящей на обсаженную деревьями улицу, ведущую к баням преторианцев. Всё здесь было гораздо больше и величественнее, чем обычная обстановка в лагере легиона. К посыпанному песком учебному плацу сбоку примыкали жилые помещения, огороженные низкой оштукатуренной стенкой.

Преторианцы не обращали на Катона никакого внимания. Несколько дверей, выходящих в коридор, были распахнуты, но что говорилось внутри, расслышать было невозможно. Катон вернулся в комнату и присел на край кровати.

– Тут лучше разговаривать тихо. И надо приучиться всё время пользоваться нашими новыми именами…

– Да знаю я, – буркнул в ответ Макрон, заканчивая складывать тунику и плащ. Уложив их, он сел напротив друга. – Извини за прежнее. Это просто потому, что мне не по душе все эти тайные делишки.

– Ничего, привыкай. Пока что мы – шпионы, и ничего с этим поделать не можем, пока не сделаем дело. Если провалимся, Нарцисс бросит нас на съедение волкам. Конечно, если мы выживем после общения с этими милыми Освободителями.

– Знаю, знаю, – устало ответил Макрон. – Я и так всё время думаю об этом задании, клянусь. Только скажи мне, Капитон, – тут он не мог сдержать ухмылки, когда произнёс вслух подложное имя приятеля, – почему ты пудрил мозги Синию насчёт положения в Британии?

– Ну надо же было ему что-то сказать, чтоб он до конца поверил в нашу легенду прикрытия. Но потом мне ещё одна мысль пришла в голову. Если я начну рассказывать о недовольстве в войсках, это может вызвать интерес противной стороны. И даже если Синий не имеет отношения к заговору, есть хорошие шансы, что он расскажет о нашей беседе другим командирам. И все узнают, кто мы такие, и это может привести к тому, что нас сочтут подходящими кандидатами для вербовки врагами императора. – Катон надул щёки. – Ну, я так подумал…

Макрон кивнул.

– Неплохая мысль. Как всегда, друг мой, у тебя возникают всякие гнусные задумки. Неудивительно, что ты так нравишься Нарциссу. – Он внимательно посмотрел на Катона. – Пройдёт ещё немного времени, и ты, глядишь, получишь какую-нибудь должность во дворце. Тебе это вполне подойдёт.

Префект пристально посмотрел на него и ответил намеренно низким и грубым тоном:

– Думаю, я и с этим справлюсь.

Они с минуту смотрели друг на друга, потом Макрон шлёпнул Катона по плечу:

– Ещё немного, и я б тебе точно поверил!

И он разразился хохотом. Катон присоединился к нему. Они всё ещё смеялись, когда за дверью раздались шаги и в дверях возникла фигура. Катон обернулся и увидел тощего мужчину с узким лицом, который мерил его ледяным взглядом. Кожа у него была здорово попорчена оспинами, в волосах виднелась седина. Префект решил, что он на несколько лет старше Макрона. Он встал и протянул пришельцу руку:

– Меня зовут Тит Овидий Капитон. Я из Второго легиона, в преторианцы направлен переводом.

– Капитон, значит. – Мужчина кивнул. – Рад, что вы пребываете в таком прекрасном настроении. Вы, значит, числитесь в моей секции. – Он ткнул себя большим пальцем в грудь. – Меня зовут Луций Поллин Тигеллин. Опцион центурии, заместитель центуриона Луркона. Твой приятель – это второй новичок?

Макрон встал.

– Приятель может и сам представиться. Вибий Галл Калид. Тоже из Второго легиона.

Тигеллин шмыгнул носом.

– Ага, ничем не примечательный легион, насколько я помню. Возможно, вы производили недурственное впечатление на своё начальство в Британии, но здесь вам предстоит начинать с самого начала, чтобы произвести должное впечатление на меня и на трибуна Бурра.

– Мы будем стараться, – сказал Катон.

– Отлично. Тогда вам лучше переодеться в форменные туники и явиться с рапортом к трибуну. – И Тигеллин ткнул пальцем в их легионерскую одежду. – А от этих тряпок лучше сразу избавиться. Продайте их на рынке, вам они больше не понадобятся. Я не разрешаю держать такое барахло здесь, на полках. А не то сам выкину. Трибун терпеть не может лодырей.

Он повернулся и пошёл по коридору. Секунду спустя в дверях появилось новое лицо – молодой человек, кажется, того же возраста, как тот преторианец, что проводил их в штаб, но, на взгляд Катона, со слишком свежим и юным личиком, чтобы быть солдатом. Префект удивился этой мысли, ведь он и сам был ненамного старше стоящего перед ним гвардейца. Всё дело в опыте, решил он.

Преторианец вошёл в комнату и оглянулся, желая убедиться, что Тигеллин уже далеко и ничего не услышит.

– Вы на его счёт не беспокойтесь, – сказал он. – Тигеллин всегда сурово встречает новичков. Говорит, что это только им на пользу, если сразу поставить их на место. Вы бы видели, как он меня принял! – Он улыбнулся. – Фусций меня зовут.

Макрон улыбнулся в ответ.

– А меня – Калид, а этот долговязый – Капитон. Нас из легионеров сюда перевели.

– Я так и подумал, когда увидел… – Он замолчал, потом ткнул пальцем в шрам на лице Катона: – Это у тебя откуда?

– Удар мечом, – скучным тоном пояснил Катон. – В прошлом году… в Британии. Получил в схватке, когда мы попали в засаду, устроенную молодцами из племени дуротригиев.

Фусций смотрел на него ещё целую минуту, не скрывая своего восхищения, потом понял, что, наверное, глупо выглядит, и вспыхнул от смущения.

– Могу поспорить, вам есть о чём рассказать, как там было, в Британии.

– На что ты готов поспорить? – сухо спросил Макрон. – Если хочешь услышать интересные истории, иди сюда, мальчик.

– Да? – Фусций уже не знал, что сказать в ответ, не обидев нового рекрута, так что он лишь пробормотал что-то, проскользнул мимо Макрона к одной из коек, стоявших по другую сторону от окна. – Ладно, это только хорошо, что у нас в комнате появились новые обитатели. Тигеллин не слишком разговорчив. Нет, он, конечно, разговаривает, но по большей части лишь жалуется и капризничает. Вечно он всем недоволен.

– Мы это заметили, – сказал Катон и стянул с себя красную тунику и натянул новую, преторианскую. – Давай, Калид. Поторопись.

– Когда покончим с делами, мои друзья и я собираемся вечерком пойти выпить, – сказал Фусций. – Хотите присоединиться?

– Неплохая мысль, – ответил Катон, разглаживая и одёргивая тунику. Потом застегнул на талии тяжёлый боевой пояс. – Как ты, Калид?

– Почему бы и нет? Можно и выпить приличного вина после той дряни, которую нам подсунули по прибытии.

– Вот и отлично. Пошли, разыщем трибуна.

Трибун Бурр был пожилым ветераном. Судя по количеству шрамов на лице и руках, он немало лет прослужил в легионах, прежде чем его перевели в преторианскую гвардию. Он был почти лыс, если не считать небольшую прядь седых волос. Один глаз он потерял в бою, и пустую глазницу прикрывала кожаная нашлёпка, удерживаемая на месте тонкой кожаной полоской. Он был высокого роста и мощного телосложения. Катон сразу понял, что в своё время это был могучий воин. Правда, сейчас он дослуживал последние годы в гвардии, прежде чем получить отставку с выходным пособием и покинуть армию. Вполне возможно, он сумеет использовать свой переход во всадническое сословие, чтобы получить какой-нибудь административный пост в Риме или в каком-либо другом городе Италии, но, как полагал Катон, скорее всего он предпочтёт компанию старых солдат, а вовсе не бюрократов. И окончит свои дни в какой-нибудь военной колонии, уважаемый всеми, кто знавал его в лучшие времена его военной карьеры, пусть даже теперь он превратился в старого, сгорбленного и болезненного человека.

– Ну, входите, нечего там толпиться в дверях! – резко бросил трибун Бурр.

Катон и Макрон вошли и встали перед ним по стойке «смирно», и трибун осмотрел их критическим взглядом, прежде чем продолжить.

– Ну наконец-то нормальных солдат прислали! Очень вовремя, клянусь богами! А то шлют тут в последнее время всяких городских неженок… Особенно после потерь, которые мы понесли в Британии. Но вы-то, конечно, помните битву при Камулодунуме. Это ж ваш легион выручил всех нас, когда мы влезли в ту ловушку. Боги, эти проклятые кельты оказались жутко хитроумными ублюдками! И дрались здорово, это точно! Лучших преторианцев положили, хотя мы тоже сражались неплохо. Итак, – заключил он, – это просто отлично – заполучить в когорту ещё двоих ветеранов. Хотя, как я вижу, один из вас ещё довольно молод, а? Тебя как зовут?

– Капитон, мой господин.

– Возраст?

– Двадцать пять лет, господин.

– Значит, семь лет на службе.

– Почти восемь, господин. Я вступил в легион, когда мне исполнилось семнадцать.

Бурр нахмурился.

– Но это ж не по правилам! Минимальный возраст – восемнадцать.

– Меня в армию отослал отец, как только решил, что я готов к военной службе. – Катон произнёс это без всякого выражения, поскольку это была легенда прикрытия.

– Гордый он человек, несомненно. Да и ты неплохо себя показал.

– Спасибо, господин.

Бурр перенёс своё внимание на Макрона.

– А как насчёт тебя? Судя по твоему виду, ты из старичков. Сколько лет на службе, Калид?

– Двадцать три, мой господин.

– Клянусь всеми богами, и всё ещё просто легионер? Ты должен был уже быть убит к настоящему времени или получить повышение до центуриона. Ну, по крайней мере, до опциона. Так в чём причина?

Макрон проглотил обиду и ответил прямо, без увёрток:

– Я рядовой, господин, от начала и до конца. Не вижу смысла добиваться повышения. Мне нравится просто быть солдатом. Я неплохо умею драться и в своё время положил немало врагов Рима.

– Хороший воин – это одно, однако сумеешь ли ты соответствовать требованиям, предъявляемым к преторианцу? Ты ж всё время будешь теперь на глазах у всяких сенаторов и прочих. Тут требуется нечто большее, чем просто быть хорошим солдатом и уметь убивать врагов. И если ты скурвишься и опозоришь преторианскую гвардию, ты опозоришь самого императора и, что ещё хуже, гораздо хуже, опозоришь меня. И если такое случится, я наеду на тебя со страшной силой, прямо как гора дерьма. Это тебе понятно, Калид?

– Да, господин.

Последовала пауза, пока трибун давал им возможность как следует усвоить его предупреждение, потом он прочистил глотку и продолжил уже более спокойным тоном:

– Я сейчас скажу вам то, что говорю каждому новичку в гвардии. Вы пришли к нам в трудное время. Император стареет, он долго не протянет, даже если какой-нибудь идиот из сенаторов объявит о его обожествлении и они все за это проголосуют. И это скверно, потому что среди всех императоров этот был из лучших. Однако он всё-таки смертный, из плоти и крови, так что всё равно умрёт. И наша задача – обеспечить, чтобы он умер своей смертью, от естественных причин. Да-да, я помню эту шуточку насчёт естественных причин смерти в императорском семействе, они включают в себя такие заболевания, как отравление, удар ножом в спину или мечом в брюхо, удушение с помощью подушки и так далее. Но пока я командую когортой дворцовой охраны, такого не произойдёт. Так что на дежурстве вам следует держать глаза открытыми, смотреть в оба. Я не доверяю этим германским уродам из личной охраны, да и вообще мне на них наплевать. Наша задача – остановить любого, кто задумает подойти к императору Клавдию достаточно близко, чтобы эти германцы получили шанс оправдать своё жалованье. Что касается лично меня, то моя задача вот какая: мои люди составляют первую и последнюю линию обороны. И если кому-то из вас придётся броситься вперёд, чтобы собственным телом прикрыть императора от ножа убийцы, вы сделаете это без всяких колебаний. Если вы к такому не готовы, вам нет места в моей когорте. Понятно?

– Да, господин, – в унисон ответили Катон и Макрон.

– Хорошо. Как я уже сказал, положение сейчас трудное. Тут во дворце развелось полно всяких партий и фракций, и они уже строят планы на предмет наследования трона. Одни стоят за Британика, другие поддерживают этого выскочку Нерона. А кроме них есть ещё эти проклятые вольноотпущенники – Паллас, Нарцисс и Каллист, все хитроумные и ненадёжные мздоимцы и жулики. Только и смотрят, как бы получше заключить альянс с избранным ими кандидатом на императорский пурпур. По мне, так это хорошо, но только пока они не начали предпринимать меры, чтобы ускорить этот процесс. Так что глядите в оба, ищите признаки угроз изнутри и опасностей снаружи. Вопросы есть? – Он посмотрел на каждого из них. – Нет? Тогда я велю Тигеллину завтра ознакомить вас со всеми правилами внутреннего распорядка, принятыми во дворце. И вам надо бы побыстрее всё это усвоить, поскольку послезавтра я уже поставлю вас на дежурство. Тут всё просто: или вы плывёте, или тонете. Понятно? Тогда всё, свободны!

Глава седьмая

– Треклятая свора игрушечных солдатиков, вот кто они такие, эти преторианцы! – высказался Макрон, когда они шли по улочке, ведущей к таверне, которую им назвал Фусций. Уже наступила ночь, и они закутались в плащи, защищаясь от ледяного холода зимней ночи. По обе стороны улицы сплошной тёмной массой возвышались громады дешёвых многоквартирных жилых домов, в которых лишь изредка виднелись лучики масляных ламп или сальных свечей, мигающих внутри. Гнусная вонь – смесь запахов пота, канализации и гниющих овощей – наполняла воздух. Макрон резко выдохнул: – Бездельники, только и делают, что к парадам готовятся.

– А я думал, тебе нравится именно этот аспект нашей новой службы, – ответил Катон. – Ты ж сам мне не раз говорил, что именно муштра сделала римскую армию столь успешной в бою.

– Да-да, конечно, но только если не перебарщивать, – мрачно признал Макрон. – Дело-то в том, что муштра готовит людей для боя, а не для бесконечных парадов и прочих церемоний. Они ж должны быть солдатами, а не бесполезными убогими украшениями.

– Ну, это как поглядеть… У них есть свои положительные стороны, порыв, например, стремительность. И когда им приходится сражаться, они уж не посрамят чести и репутации гвардии.

Макрон искоса посмотрел на Катона и тут же споткнулся о тушу дохлой собаки.

– Вот дерьмо! Весь в тухлятине перемазался, все калиги запачкал… – Он остановился, чтобы почистить калиги, поскрёб ими о стену. – Что я хотел сказать, так это то, что шансов увидеть преторианцев в бою столько же, сколько вероятности застукать целомудренную весталку на пьяной оргии. Случается, конечно, но не слишком часто.

– Нас сюда не сражаться прислали. И я не желаю оставаться в преторианской гвардии дольше, чем будет необходимо. Мы тут оказались с одной-единственной целью.

– Да знаю я, найти и покарать изменников.

– Вообще-то я рассчитываю наконец получить от этой змеи Нарцисса всё, что нам причитается.

Макрон засмеялся и похлопал друга по плечу.

– Вот тут ты совершенно прав, парень!

Катон улыбнулся. Как бы ни ненавистна ему была необходимость вновь зарабатывать повышение до ранга префекта, было неплохо уже то, что они с Макроном теперь были на равных – оба рядовые. У них, конечно, возникали моменты напряжённости в отношениях, когда Макрону приходилось считаться с более высоким чином Катона, но теперь Катон уже сожалел о той лёгкости, которая существовала между ними в прежние годы. Такое положение, конечно, изменится, как только они выполнят это задание, с грустью подумал Катон. Если Нарцисс сдержит своё обещание, тогда его чин префекта будет подтверждён, и он получит под команду когорту вспомогательных союзнических войск. А Макрон, по всей вероятности, получит назначение в легион, и им придётся расстаться. При условии, естественно, напомнил себе Катон, что их задание будет успешно выполнено.

– Кажется, это вон там. – Макрон указал в дальний конец улицы, где была небольшая площадь с общественным питьевым фонтаном. В начале вечера поднялся сильный ветер, он по большей части разогнал тучи дыма, висевшие над Римом, так что теперь на небе поблёскивали звёзды, бросая на город слабый свет, выделяя очертания крыш жилых домов на склонах Эсквилинского холма. Когда они вышли на эту площадь, увидели справа аккуратно нарисованную вывеску «Винная река». Дверь под вывеской на секунду растворилась, изнутри на площадь выплеснулись взрывы смеха и крики, оттуда, пошатываясь, выбрался на площадь человек и начал блевать, едва освещаемый тёплым светом, отбрасываемым лампами и свечами, что горели внутри.

– А вот и отрыжка этой реки, так сказать, её излив.

– Очень смешно. Пошли тогда к истокам. У меня глотка пересохла.

Катон придержал друга за руку, стараясь его вразумить.

– Конечно, надо выпить. Только не напивайся. А то ещё проговоришься.

– Можешь на меня положиться. Я буду трезв, как невинная весталка.

– Это не слишком впечатляющее сравнение, если судить по некоторым сплетням.

Они пересекли площадь и аккуратно обошли мужчину, склонившегося над сточной канавой и продолжавшего извергать из себя выпитое и съеденное. Пройдя через двери внутрь, Катон увидел, что таверна большая и простирается далеко в глубь здания, под жилыми помещениями выше этажом, который опирался на толстые колонны, разделявшие зал. Таверну уже заполняли вечерние посетители, и нагретый воздух здесь был пропитан дымами от коптящих ламп и свечей и кислым, едким запахом дешёвого вина. Пол, вымощенный каменными плитами, был покрыт тонким слоем соломы и опилок. По прикидке Катона, здесь сейчас в большой тесноте скопилось более сотни мужчин и несколько женщин, все столы были заняты, так что некоторые клиенты сидели, просто привалившись к стенам. Здесь собрались небольшими группами закончившие дежурство гвардейцы, а также солдаты из когорт городской караульной стражи. Остальные были гражданские лица.

– Эй! Идите сюда!

Они обернулись на этот призыв и рассмотрели Фусция, жестами призывающего их к себе из угла зала невдалеке от входа. Он сидел у длинного стола с несколькими другими преторианцами. Перед ними стояло несколько кувшинов с вином.

Катон и Макрон пробрались к их столу, и Фусций, уже успевший принять несколько чарок вина, представил их своим товарищам.

– Парни! Тут у нас двое новых ребят, про которых я вам говорил. Ну, может, уже и не ребят, а? – Он обнял вновь прибывших за плечи и задышал в лицо Катону, повернувшись к нему и пьяно улыбаясь. – Вот это – Капитон. А тот – Каллус.

– Калид, – спокойно поправил его Макрон. Он оглядел стол и всех сидевших за ним, кивнул в знак приветствия. Преторианцев было девять, трое выглядели как ветераны, остальные были молоды, с юными лицами, как у Фусция. Большая часть из них, судя по виду, приняла на грудь не меньше, чем Фусций, а вот ветераны держались лучше, явно более устойчивые к вину, и вроде бы сохраняли определённый уровень трезвости.

– Присаживайтесь, – продолжал Фусций, но, посмотрев вокруг, заметил, что свободных скамеек возле этого конца стола нет.

Он повернулся к соседнему столу, за которым сидели трое щуплых юнцов в компании толстой шлюхи, накачивая её вином.

– Встать! – приказал им Фусций. – Слышь, подъём! Мне нужна ваша скамейка!

Один из юнцов оглянулся и буркнул:

– Отвали! Найди себе другую скамью. Эта уже занята.

– Сейчас освободится. Когда преторианец приказывает тебе встать, ты, чтоб тебя разорвало, встаёшь и валишь прочь. Ну, вставай!

– Может, ты нас силой заставишь? – Юнец холодно улыбнулся, и его рука скользнула вниз, к поясному ремню.

Фусций отступил вбок, чтобы юнцам был виден весь стол с сидевшими за ним его товарищами.

– Ну, если ты нас вынудишь…

Преторианцы уставились на юнцов. Те поняли намёк и быстро поднялись на ноги, грубо подхватили шлюху, которая заворчала, протестуя против такого обращения. Она уже так набралась, что её ноги не держали, и парням пришлось волочить её сквозь толпу. Фусций подтащил скамейку к столу и жестом пригласил Катона и Макрона садиться.

– Ну вот. Пейте. – Он взял ближайший кувшин, подтянул его поближе, увидел, что он пуст, и потянулся за другим, потом наполнил две кружки доверху и подтолкнул их к Катону и Макрону, пролив немного вина на стол.

Они взяли предложенные кружки и подняли их, приветствуя остальных гвардейцев. Катон сделал вид, что отпил огромный глоток, но тут же выпустил большую часть вина обратно в кружку, потом опустил руку под стол и незаметно вылил остальное на пол. Макрон сделал приличный глоток и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Аххх! Недурно!

– Конечно. – Фусций улыбнулся. – Для преторианцев они держат приличное пойло, потому что мы хорошо платим, так что они не осмеливаются подавать нам что-то второсортное.

– Понятно. – Катон вытянул губы, потом снова поднял свою кружу и притворился, что делает ещё глоток.

– Ну и как вам ваше новое положение? Какие первые впечатления? – спросил один из товарищей Фусция. – Вам не кажется, что это самое лучшее назначение во всей армии? Или нет?

– Ну, между преторианской гвардией и настоящей армией огромная разница, – сказал в ответ Макрон. – Да, это отличное назначение, но это не для настоящего солдата.

Катон скривился, увидев, какое ледяное выражение появилось на лицах остальных гвардейцев. Потом один из них, постарше возрастом, громко фыркнул и засмеялся. Остальные тоже заржали.

– Типичный легионер, чтоб его Вулкан забрал! – заявил другой ветеран. – Они думают, что армия – это только они. А потом заявляются сюда и дерут нос выше некуда. Вздор! Послужат с годик в гвардии и забудут, что когда-то были легионерами.

Макрон наклонился вперёд и ткнул пальцем в сторону этого ветерана.

– Ну вот что. Ты сам не знаешь, о чём толкуешь. Так что если будешь выказывать неуважение к легионам в присутствии Капитона и меня, мы можем принять это близко к сердцу и обидеться. И тогда выбьем из тебя эту дурь вместе с дерьмом. Я правильно говорю, Капитон?

– Что ты несёшь? – Катон бросил на Макрона яростный взгляд.

– Да вот я тут немного прошёлся насчёт всех этих самовлюблённых и самодовольных недоносков. Обрыдли они мне по самое не могу. Только и делают, что прихорашиваются и выпендриваются, как будто это самое главное. – Он отпил ещё вина и продолжил: – Жалованье у них вдвое больше, чем у нормальных солдат, сидят себе тут и в ус не дуют, тогда как настоящие солдаты рискуют жизнью, сражаясь за Рим…

– И что с того? – отреагировал другой ветеран, сидевший за дальним концом стола. – Ты отслужил своё в действующей армии, участвовал в кампаниях, так же, как и я, а всё это – давно нам обещанная награда. Мы её заслужили. Ну и какие у тебя проблемы?

Макрон уставился на него, потом осушил свою кружку и поставил её на стол с резким стуком и пренебрежительно фыркнул:

– Да никаких. Давай, наливай ещё.

Все сидевшие за столом преторианцы разразились смехом, а Фусций налил вина в кружку Макрона. Посмотрел на Катона, но тот отрицательно мотнул головой и улыбнулся.

– Скажи-ка, – сказал Катон, – а как насчёт всей этой муштры? Как я слышал, вас здорово гоняют, а? Я-то думал, что в гвардии служба нетрудная. А тут говорят, что префект Гета готовит преторианцев к настоящей войне. Это так?

– Проклятый Гета! – резко бросил один из молодых гвардейцев. – Не успел Криспин уйти в отпуск по болезни, Гета сразу же начал гонять нас, прямо как рабов! Марш-броски, упражнения с мечами, эти клятые подъёмы по тревоге, что ночью, что днём… Он вроде даже хочет убедить императора послать нас на какую-нибудь поганую войну! – Гвардеец посмотрел на остатки вина в своей кружке. – Клянусь богами, нас наверняка пошлют в Британию расчищать и подчищать там всю эту кровавую кашу!

– Ха! – Фусций хлопнул ладонью о ладонь. – Как тесен этот мир! Наш друг Капитон только что из Британии. И Калид тоже.

– Неужели? – Один из старших преторианцев с трудом сосредоточил внимание на вновь прибывших. – Ну и что там? Мы побеждаем?

Катон вытянул губы:

– Сперва надо точно определить, что такое «побеждаем».

– Точно определить? – Гвардеец нахмурился. – Что за бред! Мы либо побеждаем, либо нет. Так как там на самом деле?

– Ты должен извинить моего друга, – вмешался Макрон. – Он считает себя философом. А истина в том, что кельты оказались более крепкими ребятами, чем предполагал император. Мы довольно легко можем громить их на поле битвы, вот они теперь и перешли к другой тактике – нападают на наших парней из засады, а потом убегают без оглядки, как зайцы. Может, они и трусы, но они изматывают нас, убивая одного за другим. Если хочешь знать моё мнение, Рим вполне мог бы обойтись без этих болотных варваров. Императору следует отозвать войска домой.

– А что насчёт их друидов? – спросил один из молодых.

– А что такое?

– Ну, если мы не уничтожим их в Британии, тогда придётся опять драться с ними в Галлии, а потом и вообще везде, куда они могут сбежать. Ну, так я слышал, по крайней мере.

– Тогда лучше бы тебе забыть то, что ты слышал, – резко и ядовито бросил Макрон. – Я вот что тебе скажу, друиды уже сломлены. И убрались к себе в горы. С ними покончено. То, что тут болтают о том, что нам пришлось вторгнуться в Британию, чтобы спасти её от этих проклятых друидов, это всё наглая ложь. Существует только одна причина, по которой наши легионы оказались в Британии. Чтобы император выглядел настоящим военачальником-победителем. Ни один более или менее приличный император ни за что не стал бы рисковать своими людьми, только чтобы получше выглядеть в глазах толпы.

Катон внимательно следил за реакцией преторианцев на высказывания своего друга и отметил, что по большей части они одобрительно кивают. Недовольство политикой императора в отношении Британии было явным. И потаённый смысл последней реплики Макрона от него не ускользнул.

– Он долго не протянет, – пробурчал кто-то.

– А что потом, идиот? – резко спросил ветеран. – Думаешь, мы так сразу найдём императора получше, чем Клавдий? Думаешь, он только и ждёт, чтобы его позвали?

– Да хуже и так уже некуда. Этот парень, Нерон, у него доброе сердце и он любит гвардию. То и дело появляется у нас в лагере. Он о нас позаботится.

– Да я всё это уже видел! Молодой Гай Калигула был такой же добренький, а чем всё это кончилось?

Тут внезапно послышался громкий шум, и в таверну ввалилась группа боевых на вид парней в грязных туниках. Они явно уже успели как следует выпить и теперь пребывали в приподнятом настроении – пока их вожак не заметил преторианцев и не поднял руку, останавливая своих приятелей. Остальные посетители уже нервно оглядывались на вновь пришедших, разговоры за столами начали стихать.

– Нет, вы только поглядите, парни! – заорал он, обернувшись через плечо. – Нас нынче осчастливили своим присутствием игрушечные солдатики императора! Вы только поглядите на них! Наливаются винищем. Жрут от пуза – лучший хлеб, самое отборное мясо…

– Это ещё кто такой? – спросил Катон.

– Цестий, – ответил Фусций. – Главарь Виминальской банды грабителей. Очень мощная банда. Они время от времени заходят сюда выпить.

– Он и сам по себе смотрится неплохо. На вид очень крутой и мощный мужик.

– Так оно и есть. Он борец, раньше на арене выступал. Голыми руками ломал противникам шеи, двоих так угробил.

Цестий сложил на груди свои огромные руки и некоторое время пристально смотрел на преторианцев. Потом продолжил:

– Ну да, конечно, они-то живут припеваючи, пока остальной Рим голодает. В жизни не видел такую свору женоподобных красавчиков и бездельников. Все такие хорошенькие, наглаженные и начищенные, всё блестит и сияет, а сами-то – сплошное дерьмо. Ни единого настоящего солдата среди них. А я видал более приличных ребят, настоящих солдат, да только они сидят в канавах и просят милостыню.

Некоторые из посетителей уже поднимались из-за столов и, стараясь делать это незаметно, устремлялись к выходу. За ними потянулись и остальные, а преторианцы, сидевшие за другими столами, начали вылезать со своих мест и неверными шагами подтягиваться к столу, за которым пребывали Катон, Макрон и их новые приятели.

– Кажется, будет драка, – пробормотал Катон.

– Возможно. – Макрон кивнул. – Вот и поглядим, на что способны эти преторианцы, из какого они теста.

– Откровенно говоря, всем нам было бы лучше остаться целыми.

Катон уставился на Цестия. Могучий главарь банды уже двигался через пустеющий зал по направлению к ним. Хозяин таверны поспешно убирал со стойки кувшины с вином и глиняные кружки – сколько удастся успеть спрятать, прежде чем начнётся погром. Часть он уже умудрился упрятать за прилавок и потянулся за остальными, пока ещё было тихо. А Цестий и его головорезы подтягивались между тем к столу преторианцев. Катон отметил, что многие из них достаточно нахальны и наглы, чтобы плевать на законы – за поясами у них торчали ножи. У других имелись тяжёлые кожаные сапы – мешочки с песком или свинцовыми опилками. Катон не прихватил с собой никакого оружия, а быстрый взгляд вокруг убедил его, что лишь немногие из преторианцев явились сюда вооружёнными, по большей части, небольшими ножами для резки хлеба и мяса.

– Действующий закон запрещает носить в городе оружие, – громко провозгласил он. Образовалась короткая пауза. Все поглядели на него с изумлением и интересом.

Цестий остановился в нескольких шагах от солдат.

– Эта таверна на моей земле. И здесь действуют мои законы. Боюсь, вам придётся покинуть это заведение, ребятки, – добавил он с притворной вежливостью. – Прямо сейчас.

Фусций оглянулся по сторонам, на остальных преторианцев, и его рука скользнула под плащ, но Макрон перехватил её.

– Слушай, приятель, мы тут просто тихо сидим и выпиваем. – Макрон улыбнулся Цестию. – Сам ведь видишь, вокруг благодаря вашему появлению полно места и для вас, и для нас.

У Цестия чуть приподнялся угол рта, это он так улыбнулся, насмешливо и издевательски.

– Ага, именно этого я и хочу – тихо посидеть и выпить, а банда трепливых преторианцев мне мешает. Портит настроение. – И он ткнул пальцем себе за спину. – Так что убирайтесь.

У Макрона был расстроенный вид.

– Ну, зачем же так сразу… – Он помолчал, потом потянул носом. – Кроме того, от тебя и твоих друзей так воняет, словно вы только что вылезли из канализации. Не обижайтесь, от вас и впрямь жутко разит дерьмом. И вообще, давайте жить тихо, зачем нам ссориться, а? Вы можете тихо-мирно выпивать вон там, в уголке. Мы даже можем заплатить за первую выпивку, как ты сам утверждаешь, мы в состоянии себе это позволить. Давайте, садитесь. – Он протянул руку к ближайшему кувшину и наполнил кружку. Повернулся к Цестию, шагнул к нему и протянул кружку. Цестий инстинктивно перевёл взгляд на кружку. И тут Макрон врезал ему кувшином в лицо. Раздался звук бьющейся глины, в стороны хлынули потоки красного вина. Цестий пошатнулся, отступил на шаг. Из его разбитого носа текла кровь. Макрон отшвырнул ручку кувшина, и его командный голос, натренированный на плацу, заполнил всё помещение таверны: – Всем стоять!!!

Схватив табуретку, Макрон бросился на остальных членов банды. Один из них – у него явно было побольше ума и самообладания, чем у остальных – прыгнул вперёд, прикрывая собой главаря, и чуть присел, ожидая удара, а табурет Макрона уже заканчивал описывать в воздухе крутую дугу. Те преторианцы, которые ещё не успели как следует набраться, тоже полезли в драку, раздавая удары направо и налево, а остальные последовали за ними, хотя и неуверенно держались на ногах. Бандит, оказавшийся перед Макроном, поднял руку, прикрываясь от удара, но его локоть тут же резко вошёл в контакт с головой, раздался хруст сломанной кости и крик боли. Катон сжал кулаки, высматривая подходящего противника.

– Чего ты ждёшь? – заорал Макрон, обернувшись через плечо. – Приглашение тебе требуется? Бей!

Обе стороны примерно соответствовали друг другу по числу участников, так что драка тут же заполнила собой всё пространство таверны.

– Не на-а-адо!! – завопил хозяин, хватая со стола кувшин, когда тот уже был готов свалиться на пол и разлететься вдребезги, когда на стол навалились двое дерущихся, пытаясь ухватить друг друга за глотку. Вокруг уже падали и разбивались столы и скамьи вместе с глиняной посудой и кувшинами, по полу разливались лужи тёмно-красного вина. Катон рванул вперёд, подняв кулаки. Один из преторианцев перед ним отлетел вбок, за ним открылся приземистый мужик с копной чёрных волос на голове. Катон прыгнул вперёд и врезал ему правым кулаком в лицо. Удар пришёлся в челюсть, рот противника с громким стуком захлопнулся, и мужик упал на колени. Катон полностью использовал полученное преимущество, ударив его с обеих сторон по голове, и мужик свалился набок, уже без сознания.

Быстро оглядев зал, он отметил, что Макрон по-прежнему продолжает нападать на Цестия, быстро нанося удары кулаками по голове и телу противника. Тот, несмотря на это, держался на ногах, отражал удары, прикрывался кулаками, блокируя атаки Макрона. Он помотал головой, смахивая текущую кровь, потом бросился на Макрона с глухим рёвом, хорошо слышимым, несмотря на вопли, стоны, выкрики и грохот, заполнявшие таверну. Цестий ударил левой, это был настоящий боксёрский удар, и он угодил Макрону в плечо, заставив отступить на шаг. За ударом слева последовал замах правой и мощный удар, но у Макрона было достаточно времени, чтобы уклониться от него, уйти нырком и нанести ответный удар снизу вверх. Голова Цестия резко мотнулась вверх, но он сделал шаг вперёд и снова ударил Макрона, на сей раз попав ему кулаком в рёбра, в середину груди, и тут же в лицо, под левый глаз, отбросив противника назад. Макрон отлетел, ударился о стол, за которым сидел незадолго до драки. Кружки и кувшины с грохотом и звоном полетели на пол и разбились. Макрон от удара слегка ослеп и теперь мотал головой и часто моргал. А гигант-бандит наступал на него. Он гнусно улыбался и продолжал наносить удары – в живот, потом в лицо, по губам. Разбил Макрону нижнюю губу.

Тут до Катона дошло, что, если он немедленно не вмешается, Макрону придётся туго, он будет избит. Он отбросил в сторону кого-то из преторианцев, пытаясь пробиться к другу. Удара сбоку он не успел заметить, но его голова вдруг мотнулась в сторону, и в глазах всё расплылось, раздвоилось. Он инстинктивно пригнулся и поднял кулаки, прикрываясь от следующего удара, который угодил ему в локоть. Впереди он увидел Фусция, который уложил своего противника и теперь добивал его с помощью отломанной от табурета ножки.

– Фусций! – заорал Катон. Молодой гвардеец оглянулся, и Катон крикнул: – Помоги Макрону!

Фусций недоумённо нахмурился, и Катон почувствовал, как в животе у него всё сжалось: он понял, что допустил ошибку. Он резко вдохнул и снова крикнул:

– Помоги Калиду!

Протянул руку и показал направление. Фусций обернулся, увидел, как главарь банды наносит удар за ударом, ухватил покрепче свою ножку от табуретки и прыгнул Цестию за спину, поднимая своё оружие.

– Берегись, Цестий! – проорал кто-то, и главарь начал разворачиваться, но было уже поздно. Ножка табуретки с треском врезалась ему в макушку. У него отвалилась нижняя челюсть, он застонал-зарычал, а Фусций ударил его снова, два раза. У него из головы хлынула кровь, волосы сразу прилипли к черепу. Фусций изменил тактику и теперь засадил концом ножки гиганту в живот, отчего тот согнулся вдвое.

– Так его! – заорал Катон, пригибаясь и продолжая пробиваться к Макрону. Он обменялся несколькими ударами и пинками с двумя бандитами и наконец оказался рядом с Макроном. А Фусций между тем врезал противнику коленом в лицо, а затем ещё несколько раз ударил его ножкой табуретки по голове, пока тот не свалился на спину, разбросав руки и свалив вместе с собой ещё двоих. Все вместе они образовали на полу живописную кучу тел.

– Внимание, ребята! – раздался чей-то голос. – Кто-то караульную стражу вызвал! Сваливаем отсюда!

Первый из бандитов сумел выбраться из свалки и рванул к выходу. Другие, согнувшись и пошатываясь, побежали за ним.

– Цестия свалили! Эй, кто-нибудь, помогите мне!

Двое бандитов поспешили к своему вожаку, пребывавшему в полубессознательном состоянии, подхватили его под руки. Фусций рванулся было к ним, намереваясь ударить главаря бандитов ещё пару раз, но остановился, вроде как осознав, что нарушает неписаные законы кабацкой драки, пытаясь ударить беззащитного. К этому времени желание воспользоваться преимуществами создавшейся ситуации у многих уже испарилось, вожака бандитов волокли к выходу, а он всё пытался встать, брыкаясь и стараясь найти опору под ногами. Обе стороны решили, что уже хватит, пора разойтись, и понемногу отступали в разные стороны, оставляя за собой груды обломков столов и лавок, битой посуды и лужи разлитого вина. Хозяин таверны в ужасе прикрыл ладонями лицо, весь содрогаясь от рыданий.

Катон опустился на колени рядом с другом. Макрон полусидел, привалившись к колонне, глаза моргали, кровь струилась из разбитой брови, носа и губы.

– Эй, Калид! – громко позвал его Катон. – Слышишь меня?

– Урррргх! – Макрон облизал губы и скривился от боли, потом выплюнул кровавый сгусток. – Проклятье! Что тут произошло? Кто это мне так врезал? – Тут он сумел наконец разлепить веки и открыть пошире глаза. И узнал Катона. – Дружище! На нас напали! К оружию!

– Хорошо ему досталось! – Фусций засмеялся, опускаясь на колени рядом с Катоном. – Выбили ему мозги!

Катон кивнул. Он опасался, что в таком состоянии Макрон может сказать что-то, что их выдаст.

– Фусций, притащи кувшин воды. Быстро!

– Ага, сейчас. – Гвардеец поднялся и направился к хозяину таверны. Хозяин тяжко вздохнул и пошёл выполнять заказ. Катон нагнулся к уху Макрона и прошептал:

– У нас была драка, и тебя свалили. Но с тобой всё в порядке, ничего серьёзного. Ты только помни о нашем задании. Ни слова, пока окончательно не придёшь в себя, понял? Макрон! Ты меня понял?

– Ага… Мы подрались… Пасть держать закрытой.

– Вот и отлично. – Катон вздохнул и похлопал друга по плечу. Потом поднялся на ноги. Фусций как раз вернулся с кувшином воды и передал его ему. Катон отступил на шаг и, примерившись, опорожнил кувшин прямо на лицо Макрона. От этого потока воды Макрон дёрнулся вбок и начал отплёвываться. Глаза дико расширились, вид у него стал такой, словно он готов наброситься на первого встречного. Потом он узнал Катона, открыл было рот, чтобы что-то сказать, нахмурился, вспомнив предупреждение друга, и захлопнул пасть. Глубоко вздохнул, потом невнятно спросил:

– А этот куда делся?

– Он уже вне игры. Спасибо Фусцию. Если бы не он, ты бы уже был на пути в царство мёртвых. Фусций, помоги-ка мне поставить его на ноги. Пока городская стража не явилась.

Но было уже поздно. Грохот калиг, топающих по мощённой камнем улице, эхом разнёсся по площади за дверями таверны. Преторианцы ещё помогали своим поверженным товарищам подняться на ноги, когда в таверну ввалились первые стражники. За ними вошёл опцион с длинным жезлом в руке. Он огляделся.

– Ну и что тут происходит? Мне доложили, что тут драка.

– Ничего подобного, – протестующее заявил Катон. – Мы тут сидели и выпивали, а потом ввалилась эта виминальская банда, напала на нас и устроила тут погром.

– Как же, так я тебе и поверил! – Опцион недовольно засопел. – Клятые преторианцы считают, что мне ничего не стоит запудрить мозги!

– Да это истинная правда, парень! – крикнул ему Катон. – Они только что отсюда смылись! И сейчас бегут к Виминалу. Если не будете тут зря тратить время, то вполне успеете их перехватить.

– Догоните их, поймайте! – заорал опциону хозяин таверны. – Кто-то же должен заплатить за все мои убытки!

– Только не мы, – твёрдо заявил Катон. – Император такого не допустит. Он никогда не сдаст своих преторианцев. Так что догоняйте этих бандитов.

Опцион прикусил губу, потом развернулся и вышел из таверны.

– Пошли, ребята, – услышал Катон его голос из-за двери, а потом удаляющиеся шаги «ребят».

Катон поднял Макрона на ноги и забросил руку друга себе на плечо. Фусций подхватил его с другой стороны.

– Преторианцы! – крикнул Катон. – Мы уходим.

Они, пошатываясь, выбрались наружу и пошли прочь от площади, вверх по улице, по направлению к преторианскому лагерю.

– Спасибо, что помог, – сказал Катон Фусцию, скрипнув зубами. – Вероятно, ты спас Калиду жизнь.

– Ага, точно, спас. – Молодой гвардеец явно гордился своим подвигом. – Как думаешь, он очухается?

– Очухается. С ним и похуже бывало.

– Ну и хорошо.

Потом они некоторое время шли в молчании, пока Фусций не спросил:

– Кстати, а кто такой Макрон?

У Катона ёкнуло сердце.

– Макрон? Видимо, я выпил лишнего. Был у нас такой приятель в Британии – Макрон. Я оговорился, вот и всё.

– Ага, бывает, – невнятно произнёс Фусций. – Оговорился, значит.

Глава восьмая

– Ну так, значит. Раз уж вы заполучили такие замечательные синяки на физиономии, то, несомненно, будете привлекать к себе ненужное внимание. Если с вами заговорит кто-нибудь из императорской фамилии, будьте готовы отвечать вежливо и с соответствующим титулованием. – Тигеллин тяжко и недовольно вздохнул. Центурия – все одетые в повседневные тоги – пересекала Форум, направляясь к воротам дворца. Со времени драки в таверне прошло уже два дня. – Ну-ка ещё раз… Как обращаться к императору?

– Вне дворца – «господин», во дворце – «императорское величество».

Тигеллин кивнул, потом тихо добавил:

– Некоторые называют его как заблагорассудится, разумеется, за его спиной.

Катон обернулся и удивлённо взглянул на него. Тигеллин чуть улыбнулся.

– Вас это скоро перестанет шокировать, Капитон, не пройдёт и месяца. Сами разберётесь в сложившейся ситуации. Клавдием всегда управляли его вольноотпущенники и жёны. Мессалина так сумела поставить дело, что он у неё с руки ел, пока ей не пришло в голову попытаться завладеть троном. И в итоге получила по шее. А та, что заняла её место – это хитрая и ловкая штучка! – Улыбка Тигеллина чуть-чуть потеплела. – Уж Агриппина-то точно знает, за какие ниточки дёргать, чтобы им управлять. Им и всеми другими. Ну а как насчёт императрицы?

– «Императорское величество» во дворце и на публике, – ответил Катон. – Поскольку ей не приходится беспокоиться об общественном мнении.

Тигеллин резко обернулся к нему:

– Хватит, Капитон! Ты всего лишь рядовой гвардеец. И не тебе обсуждать такие вопросы. Так что отныне – только правильное обращение. И всё. Понятно?

– Да, опцион.

Колонна преторианцев остановилась у ворот, чтобы произвести смену часовых, заменить дежурную секцию, а затем продолжила свой путь вверх по широкой лестнице к главному вестибюлю императорского дворца. Катон вырос в этих стенах, и хотя с тех пор прошло много времени, всё же ощутил некое покалывание в затылке, вспомнив, что он наблюдал тут ребёнком, в тёмных закоулках императорского дворца. На секунду ему даже подумалось о тех рабах, с которыми он рос – интересно, кто из них всё ещё служит во дворце? Когда он покинул Рим, он был ещё розовощёким юнцом, теперь же он взрослый мужчина, волосы подстрижены коротко, на военный манер, а на теле множество шрамов, полученных за годы службы в армии. Никто его тут не узнает, даже если придётся столкнуться с кем-то, знакомым по прежним временам.

Во главе колонны из четырёх центурий шествовал трибун Бурр, при подходе к каждому посту и секции, стоявшей на часах, он командным голосом рявкал приказания, меняя караулы, простоявшие на дежурстве всю ночь. Сутки делились на три стражи – первая тянулась с первого луча рассвета до полудня, вторая с полудня до сумерек, а третья – самая непопулярная и нелюбимая – всю ночь. Ночная стража состояла всего из двух центурий, поскольку им надлежало всего лишь охранять входы и патрулировать огороженную территорию вокруг дворца. Личные апартаменты императора и его семьи охранялись телохранителями-германцами.

Наконец настала и очередь секции Тигеллина – колонна прошла сквозь дворцовые помещения и достигла императорских садов, высаженных на насыпной террасе, с трёх сторон окружённой колоннадой. С четвёртой стороны, выходившей на Форум, она была огорожена мраморной балюстрадой. Тигеллин и его гвардейцы заняли свои посты вокруг сада, и Катона с Макроном поставили у входа в небольшой закуток, поляну возле фонтана, обсаженную живой изгородью. Вокруг фонтана стояли мраморные скамьи с разложенными на них красными подушками. Поскольку сад был как бы приподнят над землёй, сюда почти не доходила вода из акведука, снабжавшего дворец, давления не хватало. Из фонтана била лишь слабенькая струйка, с приятным журчанием падавшая в пруд вокруг.

– Красиво, – сказал Макрон, кивая в сторону аккуратно убранного сада. – Отличное местечко для отдыха, клянусь богами. За такой приятный пейзаж могут и убить.

– И такое не раз случалось, – ответил Катон, поправляя тогу. Это было не слишком удобное одеяние, складки то и дело зацеплялись и закручивались на рукоятке меча.

– Что это ты делаешь? – Макрон уставился на него. – Такое впечатление, что тебя какая-то страшная чесотка одолела. От шлюхи, что ли, подцепил?

– Да всё эта глупая тога…

– Парень, ты иногда бываешь совершенно безнадёжен. – Макрон даже головой помотал. – Вот что, давай-ка я тебя распутаю, пока ты окончательно не завязался узлами. – Он сделал шаг к Катону, потянул вверх край тоги и забросил его на плечо, а потом уложил на левую руку приятеля. – Ну, вот так. Видишь, как надо?

– Спасибо… Всё равно это идиотская штука.

– Ну, если кто-то способен сделать так, чтобы она выглядела по-идиотски, так это ты. – Макрон продолжил обозревать сад. Тигеллин и остальные гвардейцы заняли посты и теперь обходили сад дозором, следуя по своим маршрутам, словно гражданские лица, забредшие сюда в поисках приятных видов. – Значит, вот чем мы тут должны заниматься… Просто шляться вокруг да около, и так все последующие пять часов? И как это должно вывести нас на заговорщиков, как мы сможем раскрыть заговор, чего так желает добиться Нарцисс?

– Не знаю. Надо просто держать ушки на макушке, а глаза – открытыми.

Примечания

1

Преторианская гвардия была создана императором Августом во 2 г. н. э. для охраны императорской семьи и дворца в составе 9 когорт (по 1000 чел. в каждой) под командованием двух префектов претория. Преторианцы принимали активное участие в политической жизни империи, их префекты из сословия всадников имели огромное влияние, возводя на престол угодного им императора (например, Гая Калигулу, Клавдия, Нерона и др.) или убирая неугодного. Упоминаемые в романе префекты Бурр, Сеян, Тигеллин (будущий префект претория, уже при Нероне) – реальные исторические лица, равно как и имперские советники Нарцисс и Паллий. Трибун – один из высших командных чинов в легионе, основной боевой единице римской армии, состоявшем из 10 когорт. Когорта – подразделение легиона численностью в 360—600 воинов, состояла из 3 манипул по 90—180 воинов в каждой. В манипуле, в свою очередь, было 2 центурии по 30—60 воинов. Опцион – заместитель центуриона, командир секции, отделения из 10—15 человек (Примеч. перев.).

2

Римская миля в период империи равнялась 1480 метрам (Примеч. перев.).

3

Римский фут – около 29 см.

4

Издание ежедневных ведомостей было начато в Риме во времена Цезаря (Примеч. перев.).

5

Мессалина – третья жена императора Клавдия. Известна как распутная, властная и коварная женщина. С помощью своих многочисленных любовников пыталась свергнуть и убить Клавдия. Заговор был раскрыт (в т. ч. Нарциссом), Мессалина и её сообщники в 48 г. казнены (Примеч. перев.).

6

Аппарель – пологий подъём к возвышенным частям зданий, сооружений.

7

Территория современных Нидерландов.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.