2

Утром, когда роботы собрались вокруг стола заседаний под цветным шатром, Шеридан и Езекия достали металлические коробки с наклейками: «специальный — Гарсон-4».

— Теперь, я думаю, — сказал Шеридан, — если вы, джентльмены, соблаговолите уделить мне немного внимания, мы можем приступить к делу. — Он открыл одну из металлических коробок. — Здесь несколько трансмогов, изготовленных специально для работы, которая нам здесь предстоит. Мы располагали кое-какой предварительной информацией об этой планете и потому смогли изготовить специальный набор. Так что в данном случае нам не придется начинать с пустого места, как сплошь и рядом бывает…

— Хватит болтать, Стив, — крикнул Рубен, — давай приступим к делу!

— Пусть говорит, — возразил Абрахам. — У него есть на это право, как и у любого из нас.

— Спасибо, Эйб, — сказал Шеридан.

— Продолжай, — сказал Гидеон. — Рубу просто надо было разрядиться от излишнего напряжения.

— В основе своей это трансмоги продавцов. Такой трансмог даст каждому из вас личность и специальные знания продавца. Но вдобавок они содержат информацию о положении вещей на этой планете, язык гарсониан и массу фактов о Гарсоне-4.

Он открыл замок другой коробки и откинул крышку.

— Ну как, начнем? — спросил он.

— Давай, да поскорее, — потребовал Рубен. — Этот трансмог космического рабочего мне до смерти надоел.

Вместе с Езекией, который нес за ним коробки, Шеридан обошел каждого из них. Вернувшись на место, он отодвинул в сторону коробки, теперь наполненные трансмогами космических рабочих и других профессий, перед ним сидела бригада продавцов.

— Ну, как оно? — спросил он.

— Прекрасно, — сказал Лемуэль. — Знаешь, Стив, я только теперь понял, до чего туп космический рабочий.

— Не обращай на него внимания, Стив, — явно скандализованный, сказал Абрахам. — Это его любимая шутка.

Максимилиан рассудительно заметил:

— Я думаю, дело пойдет неплохо. Этот народец уже привык смотреть на нас как на торговых партнеров. Начального сопротивления быть не должно. Возможно даже, они с нетерпением ждут, когда начнется торговля.

— К тому же у нас с собой товары, интерес к которым они уже проявили, — вставил Дуглас. — Нам не придется тратить время на то, чтобы выяснять во всех подробностях, что им от нас нужно.

— Судя по всему, картина рынка проста, — неторопливо сказал Абрахам. — Осложнений быть не должно. Главное, по-видимому, установить цены, чтобы они знали, сколько лодаров им придется отдать за лопату, сколько — за мотыгу или другие товары, которыми мы располагаем.

— Цены придется устанавливать методом проб и ошибок, — сказал Шеридан.

— Придется здорово поторговаться, — заговорил Лемуэль, — чтобы установить фиктивную розничную цену, а потом отдать им все оптом, этот прием часто дает хорошие результаты.

Абрахам встал.

— Так принимаемся за дело. Ты, Стив, я думаю, останешься в лагере.

Шеридан кивнул.

— Буду около радио ждать от вас сообщений — как только у нас появится что сообщить.

Роботы принялись за дело. Они начали скрести и шлифовать друг друга и занимались этим, пока не засверкали. Достали из ящиков блестящую мишуру и прикрепили ее к себе магнитными скрепками. Тут были разноцветные шарфы, ряды сверкающих кусочков металла, ювелирные изделия, выполненные хоть и не в самом лучшем вкусе, однако рассчитанные специально на то, чтобы произвести впечатление на гарсониан.

Приготовив грузолеты, они нагрузили их образцами товаров из торгового склада. Шеридан развернул карту и показал каждому его деревню. Быстро проверили рации, посмотрели, не забили ли взять с собой доски для записи заказов.

К полудню все улетели.

Шеридан вернулся в палатку, сел на складной стул и через уступы берега устремил взгляд на озеро, искрившееся в лучах полуденного, высоко стоящего солнца.

Наполеон принес обед и, аккуратно подобрав на колени белый фартук, чтобы не мести им землю, уселся рядом на корточки. Свой высокий белый колпак он сдвинул набок, и от этого вид у него стал прямо-таки ухарский.

— Как, по-твоему, все обернется, Стив?

— Заранее никто ничего не скажет, — ответил Шеридан. — Ребята настроились на то, что будет легко, и я хочу надеяться, что они окажутся правы. Но это чужая планета, а за жителей чужой планеты никогда нельзя ручаться.

— Считаешь, что есть риск?

— Я ничего не считаю. Сижу, жду и пытаюсь надеяться на лучшее. Вот когда начнут поступать сообщения…

— Если ты так тревожишься, то почему бы тебе не отправиться и не посмотреть самому?

Шеридан покачал головой.

— Наппи, подумай сам: я не продавец, а эта бригада — продавцы. Нет никакого смысла отправляться туда самому — я ведь не получил нужной подготовки.

И если уж говорить начистоту, вообще никакой, подумал он. Он не продавец, он не космический рабочий, он ничто из того, что есть или чем могут быть роботы.

Он только человек, и все: шестеренка, необходимая для экипажа, составленного из роботов.

Закон гласил: задание роботу или группе таковых может быть дано лишь в том случае, если за выполнением его будет наблюдать человек. Но дело было не только в этом законе. Существовало, пожалуй, что-то органически свойственное роботам, не встроенное в них специально, но нечто такое, что всегда в них было и, очевидно, всегда будет: нерасторжимая связь между роботом и его хозяином.

Отправленный без человека экипаж роботов начал бы делать ошибку за ошибкой, все бы у них шло вкривь и вкось и под конец развалилось бы совсем — они не только не приносили бы пользы, они принесли бы вред. Когда же их сопровождал человек, почти не было предела тому, что хотели или могли совершить роботы.

Возможно, думал он, они испытывают потребность в руководстве, хотя, если говорить правду, люди не такие уж и хорошие руководители, возможно, им необходим какой-то символ авторитета — и однако, отдавая дань уважения и внимания своему хозяину, роботы на самом деле никаких авторитетов не признают.

Тут что-то более глубокое, сказал себе Шеридан, чем просто руководство или просто авторитет. Это можно сравнить с привязанностью и пониманием, которые связывают такими прочными узами человека и собаку, и, однако, тут нет и намека на поклонение, с которым собака взирает на человека.

Он сказал Наполеону:

— Ну, а ты? Неужели тебе никогда не хочется побродить? Только скажи, и ты пойдешь.

— Мне нравится готовить, — заявил Наполеон. Он поковырял в земле металлическим пальцем. — Пожалуй, Стив, правильно будет сказать, что во мне довольно много от старого слуги.

— Стоит сменить трансмог, и все будет по-другому.

— А кто тогда станет для тебя готовить? Ты же знаешь, повар ты никудышный.

Шеридан съел обед и остался сидеть на стуле, глядя на озеро и дожидаясь первых радиосообщений.

Наконец-то они приступили к делу. Все, что ему предшествовало — погрузка, долгое путешествие в космосе, выход на орбиту и разгрузка, — было не более чем простой подготовкой к сегодняшнему дню.

Да, наконец они приступили — но и только. Предстоят еще месяцы работы. Предстоит множество затруднений и тысяча неприятностей. Но они провернут все, гордо и уверенно сказал он себе. Ничто, абсолютно ничто не остановит его ребят.

Уже к вечеру пришел Езекия и принес весть:

— Сэр, радирует Абрахам. Там, кажется, что-то неладно.

Шеридан вскочил на ноги и побежал к радиорубке. Он пододвинул стул и потянулся за наушниками:

— Это ты, Эйб? Как дела?

— Плохо, Стив, — сказал Абрахам. — Они не заинтересованы в торговле. Товары им нужны, это видно по тому, как они на них смотрят. Но они не покупают. Знаешь, что мне кажется? По-моему, им нечего нам предложить.

— Но это смешно, Эйб. Они выращивали лодар все эти годы. Амбары набиты ими доверху.

— Их амбар заколочен, — сказал Абрахам. — Поперек дверей перекладины, а окна заколочены досками. Когда я попробовал к нему подойти, они повели себя не очень-то учтиво.

— Я скоро буду, — сказал Шеридан. — Хочу посмотреть на это сам. — Он поднялся и вышел из радиорубки. — Езекия, приготовь автолет, мы отправляемся к Эйбу. А ты, Наппи, побудь около радио. Я буду в деревне, где Эйб, свяжись со мной, если что-нибудь случится.

— Я никуда не отлучусь, останусь здесь, — обещал Наполеон.

Езекия посадил автолет на деревенской площади, рядом с грузолетом, на котором все еще громоздились товары.

Абрахам подошел сразу же, как только они сели.

— Рад, что ты здесь, Стив. Они хотят, чтобы я отсюда убрался. Не хотят, чтобы мы здесь были.

Шеридан сошел с автолета и, с трудом переступая затекшими ногами, остановился посреди площади. Что-то было не то и с деревней, и с жителями — что-то изменилось к худшему, стало не так.

На площади было много народу, одни стояли в дверных проемах, прислонившись к косякам, другие — прислонившись к деревьям. Несколько жителей маячили перед заколоченной дверью массивного амбара на площади, будто стража, которой поручено его охранять.

— Когда я только спустился, — сказал Абрахам, они столпились вокруг грузолета и стали пялиться на товар. По всему было видно, что они еле удерживаются от того, чтобы не потрогать его руками. Я пытался было с ними заговорить, но они особо не стали разговаривать — сказали только, что у них ничего нет. Ну а теперь стоят поодаль и пялятся.

Рядом с крохотными домиками деревни амбар выглядел монументальным зданием. Он высился, квадратный, прочный, совсем без украшений, и был здесь чужим пришельцем с чужой планеты, Земли. Ибо, осознал вдруг Шеридан, это был такой же амбар, какие он видел на фермах Земли где-нибудь в лесной глухомани: огромная шатровая крыша, широченная дверь, к которой надо подниматься по пологому скату, и даже вытяжная труба, оседлавшая конек крыши.

Человек и двое роботов тонули в омуте враждебного молчания. Гарсониане, стоявшие в ленивых позах, не сводили с них глаз, и что-то решительно было не так.

Шеридан медленно обвел площадь взглядом и вдруг понял, что изменилось.

Все было вокруг заброшенное, а то и просто-напросто грязное. Запущенные домики потеряли свой опрятный вид, улицы были завалены мусором. И соответственно выглядели сами жители.

— Сэр, — сказал Езекия, — на них жалко смотреть.

И он был прав.

В лицах жителей была какая-то обреченность, они горбились и казались усталыми.

— Не понимаю, — удивленно сказал Абрахам. — Если верить нашим данным, это был беззаботный народец, но посмотрите на них сейчас. Может, данные были неверные?

— Нет, Эйб. Изменились сами жители.

Ибо совершенно исключалось, что данные могут быть неверные. Их собирал отряд специалистов, один из самых лучших, и у человека, его возглавляет, был многолетний опыт работы на чужих планетах. Экипаж провел на Гарсоне-4 два года и сделал все для того, чтобы узнать об этой цивилизации как можно больше.

С местными жителями явно что-то произошло. Неизвестно почему, но они утратили свойственные им веселое расположение духа и чувство собственного достоинства. Они перестали заботиться о своих домах. Дошли до того, что стали племенем грязнуль.

— Вы, ребята, оставайтесь здесь, — сказал Шеридан.

— Не надо, сэр, — встревоженно сказал Езекия.

— Будь осторожен, Стив, — предупредил Абрахам.

Шеридан отправился к амбару. Стоявшие перед входом не шевельнулись. Метрах в двух от них он остановился.

Вблизи, живые, они больше походили на гномов, чем на фотографиях, привезенных на Землю исследовательским экипажем. Сморщенные гномики, но не жизнерадостные, как прежде. Вид у них был болезненный, чувствовалось, что они затаили обиду но что-то и, быть может, злобу. В них было что-то виноватое, и кое-кто даже шаркал ногами от смущения.

— Я вижу, вы нас не понимаете, — непринужденно начал Шеридан. — Мы слишком долго не возвращались — куда дольше, чем рассчитывали.

Он боялся, что не справляется с их языком. Вообще-то говоря, это был не самый легкий язык в Галактике. На какой-то миг он ощутил острое сожаление, что не существует чего-нибудь вроде трансмога, чтобы вставить в человеческий мозг, — насколько легче было бы тогда в моменты, подобные этому!

— Мы вас помним, — угрюмо сказал один из гарсониан.

— Вот и чудесно! — с наигранной радостью воскликнул Шеридан. — За эту деревню говорите вы?

«Говорите» — потому что не было вождя, не было руководителя, не было вообще никакой власти, а были только, время от времени, бестолковые обсуждения повседневных дел, проходивших возле местного эквивалента деревенской лавки, и лишь изредка — в тех случаях, когда возникала какая-нибудь критическая ситуация, подобие общего собрания, но никаких должностных лиц, которые бы претворяли принятые решения в жизнь.

— Я могу говорить за них, — несколько уклончиво ответил гарсонианин. Медленно шаркая ногами, он шагнул вперед. — У нас были другие, похожие на вас, — это случилось много лет назад.

— И вы с ними подружились?

— Мы дружим со всеми.

— Но особенно с ними. Вы обещали им, что будете хранить лодары.

— Слишком долго их хранить нельзя. Лодары гниют.

— У вас для них был амбар.

— Сперва сгнил один лодар. Вскоре сгнило два. А потом сгнило сто лодаров. Амбар не годится для того, чтобы их хранить. Никакое место не годится, чтобы их хранить.

— Но мы — те, кто здесь был до нас, — научили вас, что нужно делать. Лодары нужно перебрать и гнилые выбросить. Тогда другие лодары останутся хорошими.

Гарсонианин пожал плечами:

— Слишком трудно. Очень долго это делать.

— Но ведь не все же лодары сгнили! Часть из них наверняка сохранилась.

Гарсонианин развел руками:

— У нас были плохие времена, друг. То слишком мало дождя, то слишком много. Все не так, как надо. Урожай был все время плохой.

— Но мы привезли вещи в обмен на лодары. Много вещей, которые вам нужны. Нам было очень трудно их доставить. Мы прилетели издалека. Нам пришлось лететь очень долго.

— Жаль, — сказал гарсонианин. — Лодаров нет. Вы сами видите, мы очень бедны.

— Но куда же подевались все лодары?

— Мы, — стоял на своем гарсонианин, — больше лодаров не выращиваем. Мы выращиваем теперь другое. С лодарами нам очень не повезло.

— Ну, а эти растения на полях?

— Мы не называем их лодарами.

— Неважно, как вы их называете. Это лодары?

— Лодаров мы не выращиваем.

Шеридан резко повернулся на каблуках и пошел назад, к роботам.

— Заело. Что-то здесь произошло. Они стали морочить мне голову, а под конец, чтобы выбить у меня из рук карты, заявили, что лодаров больше не выращивают.

— Но ведь у них поля лодаров! — возмутился Абрахам. — Если прежние сведения верны, то они даже увеличили посевные площади. Я, когда подлетал, проверил. Они сейчас выращивают больше, чем прежде.

— Знаю, — сказал Шеридан. — Получается какая-то ерунда. Езекия, свяжись, пожалуйста, с базой и узнай, что там происходит.

— Минуточку, — сказал Абрахам. — А торговое соглашение, которое мы с ними заключили? Имеет оно какую-нибудь силу?

Шеридан покачал головой:

— Не знаю. Может быть, и стоило ткнуть им этим соглашением в нос и посмотреть, что из этого получится. Это могло бы послужить чем-то вроде психологического клина — немного позднее, когда нам удастся их немного смягчить.

— Если удастся.

— Сегодня наш первый день здесь, и это всего лишь одна деревня.

— По-твоему, использовать соглашение как дубину мы не сможем?

— Послушай, Эйб, я не юрист, и у нас нет с собой трансмога юриста по дьявольски простой причине — на этой планете никакой правовой системы нет. Но допустим, мы сумели как-нибудь затащить их в галактический суд. Кто подписывался от имени этой планеты? Какие-то ее жители, которых выбрали мы, а не сами жители планеты; подписи их никого и ни к чему не обязывают. Вся эта затея с составлением контракта была не более чем пышной церемонией без какой-либо правовой основы — просто чтобы гарсониане побоялись отказаться вести с нами дела.

— Но вторая экспедиция, по-видимому, считала, что это подействует.

— Ну, разумеется. У гарсониан довольно сильное нравственное чувство — у каждого в отдельности и в семьях. Сможем ли мы добиться, чтобы они расширили круг тех, к кому оно применяется? Вот в чем проблема, которую предстоит нам решить.

— Иными словами, нам нужно придумать подход, — сказал Абрахам. — Хотя бы для одной этой деревни.

— Если такое положение только в этой деревне, — сказал Шеридан, — то пусть сидят на своих лодарах. Мы сумеем обойтись и без них.

Но такое положение было не только в этой деревне. Точно так же обстояло дело и в других.

Новость эту принес Езекия.

— Наполеон говорит, что не ладится ни у кого, объявил он. — Никто ничего не продал. Судя по тому, что он говорит, везде одно и то же.

— Пожалуй, надо всех собрать, — сказал Шеридан. — Положение следует обсудить. Придется выработать курс действий. Нельзя распылять силы в десятке разных подходов.

— И еще, пожалуй, надо собрать побольше лодаров, — подал голос Абрахам, — и посмотреть, лодары это или что-нибудь другое.

3

Шеридан вставил в голову Эбенезеру трансмог химика, и Эбенезер произвел анализ. С ним он и явился на обсуждение торговых дел, участники которого собрались за столом для заседаний.

— Есть только одно различие, — сказал он. — В лодарах, которые я подверг анализу, содержание калентроподенсии (так называется средство, используемое в качестве транквилизатора) выше, чем в лодарах, которые привезли первая и вторая экспедиции. Разница примерно в десять процентов, хотя не исключено, что она меняется от поля к полю в зависимости от погодных и почвенных условий — особенно, мне кажется, почвенных.

— Выходит, они лгали, когда говорили, что не выращивают лодаров, — сказал Абрахам.

— По их собственным меркам, — заметил Сайлес, — они, возможно, нам вовсе и не лгали. Не всегда легко понять инопланетную этику с человеческой точки зрения. По словам Эбенезера, химический состав клубня в известной мере изменился. То ли благодаря лучшей обработке почвы, то ли благодаря лучшим семенам, или обилию осадков, или более высокому содержанию в почве связанной с лодаром бактерии, а может быть, благодаря каким-то действиям, намеренно совершенным местными жителями, чтобы вызвать это изменение…

— Сай, — сказал Гидеон, — я не понимаю, куда ты клонишь.

— А вот куда. Если они об этом знали, это могло послужить для них основанием изменить название лодара. А возможно, какие-то особенности их языка потребовали, чтобы они изменили название. Или, чтобы оставить себе лазейку, они прибегли к какому-то словесному трюку. А может, дело просто в суеверии. Гарсонианин в деревне сказал Стиву, что им не повезло с лодарами. И потому, быть может, они решили, что переименование лодара принесет им удачу.

— По-твоему, это этично?

— Для них — возможно, да. Вы, друзья, все попутешествовали немало и должны бы знать, что местные жители остальной части Галактики в своих действиях редко руководствуются тем, что мы с вами считаем логикой и этикой.

— Все же я не понимаю, — сказал Гидеон, — к чему им менять название, если только не специально для того, чтобы с нами не торговать. Тогда, изменив название, они получают возможность сказать нам, что лодаров они не выращивают.

— Мне кажется, именно для того они их и переименовали, — сказал Максимилиан. — И все это как-то связано с заколоченными амбарами. Они знали, что мы прибыли. Невозможно себе представить, чтобы они этого не знали. Целый рой наших грузолетов сновал вверх-вниз, и не увидеть они их просто не могли.

— В деревне, где мы были, — сказал Шеридан, — у меня создалось впечатление, что они как-то неохотно говорили нам о том, что не выращивают лодаров. Оттягивали сколько могли, словно это был последний аргумент, которым, они надеялись, им не придется воспользоваться, отчаянный, последний довод на случай, если остальные не подействуют, и…

— Просто пытаются вздуть цену, — тоном, не допускающим возражений, перебил его Лемуэль.

Максимилиан покачал головой.

— Не думаю. Ведь никакой исходной цены предложено не было. Как можно вздувать цену, которой нет?

— Есть цена или ее нет, — раздраженно заявил Лемуэль, — все равно они в состоянии создать ситуацию, которая позволила бы им обобрать нас до нитки.

— Есть другое обстоятельство, и оно может оказаться для нас благоприятным, — сказал Максимилиан. — Если они переименовали растение для того, чтобы оправдать свое нежелание торговать с нами, то из этого следует, что вся деревня ощущает по отношению к нам моральный долг, и ей нужно как-то оправдать свой отказ.

— Иными словами, — сказал Шеридан, — мы можем попытаться их уговорить. Что ж, возможно. Во всяком случае, попробуем.

— Слишком уж все здесь не так, — вмешался Дуглас. — Слишком уж многое изменилось. У лодаров новое название, амбары заколочены, вид у гарсониан неопрятный, их деревни запущены. Все на планете перевернулось. По-моему, прежде всего нужно выяснить, что здесь случилось. Когда выясним, тогда, бить может, появится надежда, что мы что-нибудь сумеем продать.

— Я не прочь заглянуть в амбары, — сказал Джошуа.

Что в них? Как вы думаете, можем мы как-нибудь исхитриться и посмотреть?

— Только применив силу, — сказал Абрахам. — Мне кажется, пока мы здесь, они будут охранять их денно и нощно.

— Применение силы исключается, — сказал Шеридан. — Все вы прекрасно знаете, что с нами случится, если мы применим силу не для целей самозащиты, против жителей другой планеты. У экипажа отберут лицензию, и все вы, друзья, проведете остаток жизни, полируя до блеска полы в дирекции.

— Может, нам просто прокрасться как-нибудь? Как сыщикам…

— Это мысль, Джош, — сказал Шеридан. — Не знаешь, Езекия, есть у нас трансмоги для сыщиков?

— Мне о таких не известно, сэр. И я даже не слышал, чтобы какой-нибудь экипаж такими пользовался.

— Ну, а что, если бы они даже были? — заметил Абрахам. — Все равно нам было бы чертовски трудно замаскироваться.

— Если бы среди нас нашелся доброволец, — с некоторым воодушевлением сказал Лемуэль, — мы могли бы переконструировать и изменить его внешний вид и…

— Мне лично кажется, — сказал Сайлес, — что нам надо разработать все мыслимые подходы. Тогда один мы сможем испытать на одной деревне, другой — на другой, и так до тех пор, пока не натолкнемся на подход, который сработает.

— Что предполагает, — назидательно произнес Максимилиан, — что все деревни будут реагировать в принципе одинаково.

Сайлес сказал:

— Я бы исходил именно из этот. В конце концов, культура одна и та же, а средства связи, по-видимому, примитивные. Пока не пройдет некоторый, пусть небольшой, отрезок времени, ни одна из деревень не будет знать, что происходит в другой, это обстоятельство для наших экспериментов превращает каждую из деревень в идеальную морскую свинку.

— Я думаю, ты прав, Сай, — сказал Шеридан. — Так или иначе, но нам придется найти способ преодолеть их сопротивление. В настоящий момент мне все равно, какую цену нам придется платить за лодары. Пожалуйста, вначале пусть обдирают нас как липку. Лишь бы стали продавать, а там уж мы сможем начать сбивать цену и под конец сочтемся по справедливости. В конце концов, самое главное — нагрузить на наши сани столько лодаров, сколько они смогут увезти.

— Хорошо, — сказал Абрахам, — тогда за работу.

И они взялись за работу. Провели за ней целый день. Наметили самые разные коммерческие подходы. Выбрали каждый себе деревню. Шеридан разделил роботов на бригады, и каждая бригада получила собственное задание. Выработали все детали. Не оставили на волю случая ничего.

Когда Шеридан сел ужинать, у него было такое чувство, что все, что нужно, сделано, что теперь все в порядке, — если не сработает один подход, сработает другой. Вся их беда заключалась в том, представлялось ему теперь, что они не провели заблаговременного планирования. Они были до того уверены, что все пройдет гладко, что ринулись торговать, ничего не продумав.

Утром роботы, преисполненные оптимизма, отправились в путь.

Бригаде Абрахама предоставлялось обойти все дома в своей деревне, и они поработали на совесть. Они не пропустили ни одного дома, и ответ в каждом был «нет», иногда это была дверь, захлопнутая у них перед носом, иногда ссылка на бедность.

Одно было ясно как день: с гарсонианами поодиночке управиться ничуть не легче, чем со всеми гарсонианами вместе.

Гидеон и его бригада попробовали применить трюк с образцами товаров — они стали дарить образцы жителям одного дома за другим и при этом сообщали, что вернутся с другими товарами. Оказалось, что гарсонианам абсолютно ничего не нужно. Брать образцы они отказывались.

Лемуэль устроил лотерею. Лотерея, как утверждали ее сторонники, взывает к жажде наживы, присущей каждому индивиду. А лотерея эта была задумана так, чтобы взывать к ней максимально. Цена была самой низкой, какую только можно было вообразить: один лодар за билет. Выигрыши же были просто сказочными. Но, судя по всему, гарсониан жажда наживы не обуревала. Ни одного билета продано не было.

И самым странным во всем этом, неразумным, не укладывающимся в сознании, попросту невозможным, было то, что получить товары гарсонианам явно хотелось.

— Было видно, как они борются с собой, — сообщил Абрахам на вечернем заседании. — Было видно, что какая-то вещь из тех, что мы продаем, им нужна, но неимоверным усилием воли они заставляли себя отказываться.

— Возможно, что они уже почти готовы, — сказал Лемуэль. — Возможно, достаточно небольшого толчка, и дело будет в шляпе. Не начать ли нам кампанию распространения слухов? Может, стоит распустить слух, что некоторые деревни покупают у нас вовсю. Вероятно, это поколебало бы их сопротивление.

Но Эбенезер засомневался.

— Надо докопаться до причин. Надо выяснить, что кроется за этой забастовкой. Возможно, что-нибудь совсем простое. Если бы только знать…

Эбенезер побывал со своей бригадой в отдаленной деревне. Они захватили с собой заранее приготовленный магазин самообслуживания и установили его на деревенской площади. Заманчиво разложили на полках товары. Создали вокруг шумную ярмарочную атмосферу. Развесили по селению громкоговорители, и оттуда с оглушительным ревом повалили выгодные предложения.

Абрахам и Гидеон возглавили бригады с говорящими рекламными досками. Они облетели округу, расставляя яркие, радующие глаз доски с записанной на магнитной пленке рекламой. Еще до начала операции Шеридан вставил в Оливера и Сайлеса трансмоги специалистов-семантиков, и те наговорили эти пленки — дело очень тонкое, требующее большого умения. На коммерческую сторону, хотя она, несомненно, там присутствовала, они слишком не нажимали. Кое-где тон был вкрадчивый, кое-где откровенный, но не было ни одного слова, которое бы звучало неискренне. Они превозносили гарсониан, этот народ, такой достойный и несгибаемый; произносили прочувственные проповеди о честности, добропорядочности и обязательности; пытались представить себя чем-то средним между недоумками, перехитрить которых проще простого, и благотворителями.

Пленки крутили день и ночь. Они забрасывали беззащитных гарсониан льстивой, вкрадчивой рекламой, и эффект должен был быть фантастическим, ибо ни с какой рекламой гарсонианам никогда еще не приходилось сталкиваться.

Лемуэль остался на базе и тяжело топал взад-вперед по берегу, сжав руки за спиной и с остервенением размышляя. Временами он останавливался — ровно на столько времени, сколько было нужно, чтобы, лихорадочно спеша, записать новую мысль.

Он обдумывал, как применить к делу старый коммивояжерский ход, который, он был уверен, наверняка подействует, если повернуть его понятным гарсонианам образом, — этот старый как мир трюк: «Я работаю, чтобы заплатить за свое ученье».

Джошуа и Таддеус пришли к Шеридану и попросили штучки две трансмогов драматурга. Шеридан сказал, что таких у них нет, но Езекия с его неизменным оптимизмом погрузился на самое дно сундучка с трансмогами и вынырнул с одним, на котором была наклейка «аукционер», и с другим с наклейкой «оратор» — самое близкое к желаемому из всего, что ему удалось найти. Джошуа и Таддеус с негодованием их отвергли, уединились и стали сочинять, вкладывая в эту работу всю душу, номера для юмористического представления.

Например, как следует писать шутки для жителей другой планеты? Что их смешит? Непристойность? Великолепно — только для того, чтобы так шутить, нужно досконально знать интимную жизнь существ, для которых такая шутка предназначена. Шутка про тещу? В этом случае тоже нужно знать, как к ней отнесутся: существует множество мест, где тещи пользуются глубоким уважением, но есть и другие, где одно упоминание о них считается дурным тоном. Юмор, построенный на использовании диалектов и говоров, разумеется, исключался напрочь, как он того и заслуживал. Точно так же, поскольку дело касалось гарсониан, исключалась и шутка ловкача-бизнесмена. Гарсониане — народ совершенно не деловой, и шутка такого рода была бы им попросту недоступна.

Однако Джошуа и Таддеуса все это, в общем-то, не обескуражило. Они отобрали у Шеридана папки, где хранились сведения о планете, и провели над ними не один час, анализируя те стороны гарсонианской жизни, которые они, ничем не рискуя, могли бы использовать для своего либретто. Они делали горы выписок и заметок. Вычерчивали сложные графики, демонстрирующие отношения между словами гарсонианского языка и хитросплетениями местной социальной жизни. Писали и переписывали, перечитывали заново и оттачивали. В конце концов либретто они смастерили.