18

На второй день, после полудня, Мэри и Лансинг сделали открытие.

В конце узкой улочки, между двумя зданиями, они увидели зияющее отверстие. Лансинг направил в темноту луч фонарика. Луч высветил ряды ступенек, гораздо более солидных, чем можно было ожидать при выходе с обыкновенной улочки.

— Оставайся здесь, — сказал он Мэри. — Я спущусь и посмотрю. Скорее всего, там ничего нет.

— Нет! — запротестовала она. — Я пойду с тобой. Не хочу одна здесь оставаться.

Лансинг осторожно спустился в зияющее отверстие, медленно шагая, преодолел крутой пролет ступенек. Мелькание и шуршание за спиной свидетельствовало о том, что Мэри не отстает. Лестничный пролет оказался не единственным. Лансинг высветил вокруг себя площадку, от которой вниз шел еще один пролет. И только сделав несколько шагов вниз, по новым ступенькам, он услышал бормотание. Он остановился и прислушался. Мэри наткнулась на него.

Бормотание было негромким. И больше всего оно напоминало тихое горловое пение. Словно кто-то пел самому себе. Голос был мужским.

— Кто-то поет, — прошептала Мэри.

— Придется выяснить, что это такое, — сказал Лансинг.

Но идти вперед ему не хотелось. Больше всего ему хотелось повернуться и броситься прочь. Хотя голос поющего — если это было пение — и казался человеческим, что-то в нем чувствовалось совершенно чужое, и это чувство заставило Лансинг крепче сжать зубы.

Второй лестничный пролет закончился новой площадкой, от которой вниз уходили новые ступеньки. Спускаясь вниз по третьему пролету, они услышали, что пение прибавило силу, а впереди и внизу Лансинг увидел мерцающий свет. Словно кошачьи глаза смотрели на него из тьмы. Достигнув подножия лестницы, он сделал шаг в сторону, чтобы рядом могла встать Мэри.

— Машины, — сказала она шепотом. — Или одна машина.

— Трудно сказать. Какая-то установка.

— И она работает, — сказала Мэри. — Ты понимаешь, что это первая машина, какую мы встречаем здесь, и она работает? Наконец-то что-то не мертвое!

Машина, как рассмотрел Лансинг была не очень массивной. В ней не было внешне ничего подавляющего. Горящие отверстия-зрачки, разбросанные по всей машине, давали достаточно света, чтобы можно было рассмотреть саму машину. Вся установка была очень запутанной, составленной из множества стержней и спиц. Движущихся частей видно не было. И машина напевала про себя.

Направив свет фонарика прямо вперед, он увидел, что они стоят на металлическом мостике, образовавшем переход между двумя конгломератами машины. Металлическая лента тропой убегала за пределы мощности фонариков, и со всех сторон, насколько хватало взгляда, было видно, что ее обступали стержни и спицы машины.

Очень осторожно он двинулся по мостику вперед. Мэри следовала сразу за ним. Когда они достигли начала машины, то остановились, направив свет на ближайший сегмент машины.

Машина была не просто сделана из стержней, она была весьма деликатно и тонко сделана. Ярко блестел полированный металл — если это был металл. Никакой пыли или смазки видно не было. Это вообще не напоминало какую-либо ранее виденную им машину. Больше всего она напоминала абстрактную авангардистскую скульптуру из металлических стержней, спиц и проволоки, которую ухмыляющийся бездарный создатель собрал с помощью плоскогубцев, все время подхихикивая над зрителями. Но, несмотря на внешнее отсутствие движущихся деталей, несмотря на отсутствие указаний на какую-либо работу, вся машина просто излучала энергию и чувство целенаправленности. И она непрерывно пела, бормотала что-то себе под нос.

— Очень странно, — заметила Мэри. — Будучи инженером, я могла бы и иметь какое-то понятие об этой штуке и ее назначении. Но я вообще ничего не могу здесь понять.

— И никаких намеков на ее назначение?

— Абсолютно, — сказала она.

— Тогда будем называть это просто машиной.

— Более соответствующего термина у нас пока нет, — сказала Мэри.

Лансинг почувствовал, что его тело невольно поддается ритму песни машины. Ритм внедрился в него, лепил какой-то постоянно присутствующий задний план существования Лансинга, всего его тела.

Она берет меня под контроль, подумал он. Мысль пришла откуда-то издалека, словно и не была его собственной, словно это подумал другой человек. Он понял опасность и попытался возгласом предупредить Мэри, но на это ушло некоторое время и к тому моменту уже не было Лансинга, была совсем иная форма жизни.

Он стал ростом в световые годы, и каждый его шаг вмещал в себя триллионы миль. Он возвышался посреди Вселенной, сквозь его туманное газовое тело сверкали тысячи солнц. Планеты были лишь хрустящим гравием под ногами. Когда путь преградила черная дыра, он пинком отшвырнул ее в сторону. Он протянул вперед руку, чтобы собрать в пригоршню дюжину квазаров, и потом, нанизав на струю звездного света, ожерельем повесить себе на шею.

Он вскарабкался на холм, образованный сваленными в кучу звездами. Холм был высокий, крутой, требовались заметные усилия, чтобы на него залезть. И по пути он сбросил вниз со склона довольно много звезд, которые покатились к подножию холма, которого, правда, у этого холма не существовало.

Он достиг вершины и выпрямился, широко расставив ноги, чтобы не свалиться. Перед ним простиралась, до крайней своей границы, Вселенная. Он вскинул кулак и взревел, выкрикивая вызов Вечности, и эхо крика вернулось к нему из-за последнего изгиба пространства.

С вершины, где он стоял, он созерцал предел пространства и времени. Он вспомнил, что однажды задумался — что же лежит за этими пределами. Теперь он увидел, что. И он внутренне отшатнулся, сжался, потерял равновесие и покатился вниз по склону. И когда он достиг подножия (но только это было не подножие, настоящего подножия ведь не было), он остался лежать, распростерши руки, как крылья, погрузившись в навеянную дюну из межзвездной пыли, подбрасывавшую и кидавшую его немилосердно, словно он попал в волны бушующего моря.

Вспомнив о том, что он видел за пределами пространства-времени, он застонал. И, застонав, вернулся туда, где был — на металлическую тропу-мостик, в окружение стержней непонятной машины, что-то тихо напевающей самой себе.

Мэри держала его за руку и пыталась заставить его повернуться. Тупо, не понимая еще полностью где он находится, Лансинг послушно повернулся. Он увидел, что зажженный фонарик валяется на металле дорожки, и он наклонился, чтобы поднять его. Фонарик он поднял, но при этом едва не упал лицом вниз.

Мэри снова потащила его за руку.

— Дальше идти не нужно, — сказал он. — Просто что-то случилось со мной. Я видел Вселенную…

— Именно это я и подумала.

— То есть, ты тоже что-то видела?

— Когда я подошла, ты стоял совершенно замороженный. Я боялась дотронуться — вдруг ты разломишься на тысячу кусочков-осколков.

— Давай присядем, — попросил Лансинг. — На минутку присядем.

— Здесь негде сесть.

— На пол. Можно сесть на пол.

Они опустились на твердую поверхность дорожки, лицом друг к другу.

— Итак, теперь мы знаем, — сказала она.

— Что знаем? — он потряс головой, словно пытаясь прояснить сознание. Туман перед глазами постепенно становился прозрачнее, но до полной ясности было еще далеко.

— Знаем, зачем эта машина. Эдвард, нельзя говорить Бригадиру о том, что мы обнаружили. Он взбесится.

— Но мы обязаны, — сказал Лансинг. — Ведь мы условились. Мы должны честно выполнять условия.

— И снова, — сказала Мэри, — что-то, о чем мы не имеем понятия, как обращаться. Как с теми дверьми.

Он взглянул через плечо на сверкающие спицы машины. Теперь туман в голове почти рассеялся.

— Ты сказал, что видел Вселенную. Что ты хотел сказать этим?

— Мэри, Мэри, Мэри! Погоди минуту, пожалуйста!

— Это на тебя сильно подействовало, — сказала она.

— Да, похоже.

— Я в себя пришла легко.

— Это все твое непоколебимое чувство самосознания.

— Не смейся, — сердито сказала она. — Не надо превращать все в шутку. Это серьезно.

— Я знаю. Извини. Ты хочешь знать… Я попытаюсь объяснить. Я побывал во Вселенной. Я был огромен. У меня было тело из звездного света, словно хвост кометы. Все было словно сон, только это был не сон. Я на самом деле побывал там. Это смешно, но это так. Я карабкался на холм из звезд, насыпанных кучей. И на его вершине я обозрел Вселенную, всю, до предела, пространства и времени. И я увидел, что лежит за этим пределом. Хаос. Наверное, это самое верное название. Клокочущая, гневная пустота. Но не горячая, а холодная. Смертельно, отравляюще холодная. Безразличная. Даже хуже этого. Ненавидящая все, что существует или существовало. В ярости стремящаяся превратить все, что существует, в пустоту.

Она успокаивающе тронула его рукой.

— Извини, не нужно было тебя сейчас спрашивать. Извини, что заставила тебя… Тебе это было нелегко — все это рассказать.

— Но я хотел тебе рассказать. Я все равно бы рассказал тебе, только потом. Но теперь все позади и мне стало легче. Ты говорила… что тоже видела?

— Я видела другое. Не такое опустошающее. И я уверена, что все это сделала с нами машина. Она берет под контроль сознание, личность, жизненную силу. Она отрывает твое сознание от тебя и посылает куда-то. Ты сказал, что это было как сон и одновременно это не было сном. Я считаю, что это была реальность. Если бы кто-то мог отправиться на самом деле туда, где ты побывал, то они увидели бы то же самое. Конечно, кое-что в твоем рассказе — чистый абсурд…

— Я отпихнул ногой с пути черную дыру. Я карабкался на звездный холм как по мелкому гравию.

— Вот об этом я и говорю. Это абсурд, Эдвард. Реакция, сопротивление твоего сознания. Защитный механизм, назначение которого — сохранить твой рассудок. Элемент юмора. Большая шутка — мол, тебе все равно. Ничем не удивишь…

— Ты хочешь сказать, что я был там на самом деле? Что мое сознание в самом деле перемещалось?

— Послушай, — сказала рассудительно Мэри. — Нужно смотреть в лицо фактам. Люди, жившие в этом городе, были весьма высокоразвитыми как в области науки, так и в технике. Иначе они бы не создали данной машины, дверей и графотанка. Их цели, направление работы их сознания не совпадали с нашими. Они искали ответы на неизвестные и непредставимые для нас вопросы. Двери, их назначение, понять можно. Но эта машина — она за пределами нашего сознания и понимания. В каком-то отношении это просто научная ересь.

— Еще немного, и ты меня убедишь, что в самом деле это так.

— Нужно смотреть в лицо действительности. Мы оказались в непонятном нам мире. Лишь Бог знает, что мы здесь обнаружили бы, когда культура их цивилизации была в расцвете. Возможно, что все это создано людьми. Плоды их творческого воображения. Но они настолько для нас далеки, что кажутся более чуждыми, чем, возможно, создания действительно негуманоидной цивилизации на далекой планете в другой солнечной системе.

— Но их культура потерпела крах. Несмотря на все, что они могли и смогли сделать, она зашла в тупик, рассыпалась, превратилась в пыль. Сами они исчезли, город их мертв.

— Возможно, они просто переселились. В новый, открытый ими же мир.

— Или пресытились? Ты об этом не думала? Пресытились, потеряли душу — так, кажется, говорил Пастор?

— Похоже, — согласилась Мэри. — Это в его стиле.

— Ну, а ты? Что ты испытала?

— Я ничего толком рассмотреть не успела. Лишь какой-то отрывок. Очевидно, ты там пробыл гораздо больше, чем я. По-моему, это была иная цивилизация. Я ни с кем не разговаривала, ничего не видела. Я была словно призрак, тень, невидимая для окружающих. Но я чувствовала присутствие людей, чувствовала их мысли. Чувствовала жизнь, который они жили. И это было прекрасно.

— Они были словно боги. В самом прямом смысле. Богоподобные существа. Если бы я осталась там дольше и прочувствовала всю пропасть, нас разделяющую, я бы превратилась в червя ползающего. Это были боги, добрые боги, как мне кажется. Хотя и далеко не примитивные. Цивилизованные. Весьма. Правительства у них не было. Зачем оно им? И никакой экономики, даже намека на экономику. Да, это была цивилизация в высшем смысле — без правительства и экономической системы. Никаких денег, продажи и приобретения, никаких, следовательно, банкиров и законников. Возможно, у них и понятия законов не имелось.

— Откуда ты знаешь?

— Это все как-то впиталось в мое сознание. То есть, любой мог впитать эту информацию, если хотел.

— Это вместо телескопов, — пробормотал Лансинг.

— Телескопов? — изумленно переспросила Мэри.

— Я просто размышляю вслух. Ученые моего мира, так же, как и твоего, наверное, используют телескопы для исследования космических пространств. Но люди этого мира — им не нужны были телескопы. Вместо того, чтобы смотреть, они перемещали свое сознание и впитывали знания. Они могли перемещаться куда угодно по своему желанию. Если они построили такую вот установку, то они наверняка знали, как управлять ею и ориентировать свое перемещение, чтобы отправиться к какой-либо определенной цели. Но теперь все эти машины или как еще их назвать?…

— «Машины» — вполне подходящее название.

— Но теперь они работают без управления, в разнос. Они посылают нас наугад.

— Где-то в этом городе, — сказала Мэри, — должны быть устройства управления перемещением. Возможно, какие-то кабины, куда помещались люди для переноса их сознания. Хотя трудно сказать с уверенностью, как все это делалось. Система должна была быть более тонкой, чем я предполагаю.

— Даже если мы найдем это место, — предположил Лансинг, — могут уйти годы на овладение управлением переноса.

— Возможно, но можно было бы попробовать.

— А вдруг именно это и случилось с жителями города? Нашли другой мир, лучший, и переслали туда все население.

— Не только сознание, но и тела? — спросила Мэри. — На это потребовалось бы время.

— Верно, я и не подумал об этом. И даже в таком случае, куда девалось все остальное? Разве что они забрали с собой всю свою собственность.

— Сомневаюсь, — сказала Мэри. — Разве, что они нашли подходящий мир с помощью этой установки. А потом построили дверь, ведущую туда. Эти две машины — эта и двери — они могут как-то соединяться в своих функциях. Хотя я более склонна рассматривать эту установку как исследовательский прибор. Для изучения иных миров. Только вообрази, что такой прибор может дать. Можно получить любую информацию, любые сведения и использовать их для развития собственной цивилизации. Можно изучать политические и экономические системы, заимствовать секреты технологии, и изучать новые, оригинальные методы научного исследования и даже совершенно новые научные дисциплины. Для любой цивилизации такая машина была бы культурным допингом необыкновенной силы.

— Это как раз то, о чем я думаю! — воскликнул Лансинг. — Была ли эта цивилизация достаточно цивилизованной? А наши с тобой культуры — могли бы они правильно распорядиться таким даром? Или просто бы цеплялись за старый образ мыслей и жизни, катастрофически неправильно используя такой вот аппарат?

— Это не нам с тобой решать, — сказала Мэри. — По крайней мере, не сейчас. Я считаю: нужно попробовать отыскать комнату управления этой машиной.

Лансинг встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Поднявшись, она не выпустила его руки.

— Эдвард, — сказала она тихо, — мы уже с тобой столько всего вместе пережили… и даже такое короткое время…

— Мне оно показалось очень долгим… Я даже не мог вспомнить время, когда не было тебя…

Он наклонился и поцеловал Мэри, и она на несколько мгновений прижалась к нему, потом отступила.

Они снова выбрались на узкую улочку, на которой обнаружили удивительную лестницу в мир переносящей сознание машины. Они начали поиски. Поиск продолжался до самого наступления темноты.

Вернувшись в штаб-квартиру, в то здание, где они расположили ее, они обнаружили там Сандру и Юргенса, поглощенных приготовлением ужина. Бригадира видно не было.

— Он куда-то ушел, — сообщила Сандра.

— Мы ничего не нашли, — сообщил в ответ Юргенс. — А как вам повезло?

— Никаких разговоров о деле до ужина, умоляю, — взмолилась Мэри. — К тому времени и Бригадир должен вернуться назад.

Бригадир появился через полчаса и тяжелой статуей опустился на свернутый спальный мешок.

— Могу признаться вам, что я расстроен, — сказал Бригадир. — Я сегодня прочесал добрую часть северо-востока города. Мне пришла в голову глупая идея, что там я смогу что-то откопать.

Сандра наложила ему еду на тарелку и передала.

— Давайте поедим, — сказала она.

Бригадир принял тарелку и начал устало отправлять еду в рот, ложка за ложкой. У него очень усталый вид, подумал Лансинг. И он выглядит сильно постаревшим. Усталый и старый. Впервые Бригадир проявил признаки уже весьма солидного возраста.

Когда с едой покончили, Бригадир вытащил из рюкзака бутылку и пустил ее по кругу. Потом, когда бутылка, обойдя полкруга, вернулась к нему, он сделал несколько глотков и, закупорив ее, уложил себе на колени.

— Два, — сказал он. — Два дня, которые вы мне обещали. Я человек слова. Я не буду вас задерживать, Лансинг. Вы с Мэри уйдете. А что думают остальные?

— Мы, наверное, уйдем вместе с Мэри и Лансингом, — сказала Сандра. — Я лично уйду. Этот город меня пугает.

— А что вы думаете? — спросил Бригадир Юргенса.

— Не вижу причин оставаться здесь, — сказал робот.

— Ну, а я, — сказал Бригадир, — еще на некоторое время останусь здесь. Позже я вас догоню, может быть. Я уверен, что здесь еще можно найти что-то важное.

— Бригадир, — сказал Лансинг. — Мы это важное нашли. Сегодня. Но я должен предупредить…

Бригадир подпрыгнул, вскочив на ноги, бутылка, лежавшая у него на коленях, слетела на пол, но не разбилась. Просто покатилась по полу, пока Лансинг не поймал ее.

— Вы нашли? — вскричал Бригадир. — Что это?! Расскажите, что вы нашли, расскажите, поскорее.

— Бригадир, успокойтесь и присядьте, — строго сказал Лансинг, словно говорил с непослушным ребенком.

Бригадир, явно пораженный тоном голоса Лансинга, послушно присел обратно на свой свернутый спальный мешок. Лансинг подался вперед и вручил ему бутылку. Бутылка была помещена на прежнее место на коленях Бригадира.

— Теперь поговорим спокойно, — сказала Мэри. — Давайте все обсудим. Не будем рубить с плеча. Я предлагала Эдварду ничего о нашей находке не рассказывать, но он сказал, что мы заключили соглашение, и поэтому…

— Но почему? — воскликнул Бригадир. — Почему ничего не рассказывать?

— Потому что то, что мы обнаружили — оно за пределами нашего понимания. Нам сейчас известно по меньшей мере одно назначение этого объекта, но мы понятия не имеем, как им управлять. Это опасно. Лучше с такими вещами не шутить. Мы пытались найти пульт управления или что-нибудь в этом роде, но безрезультатно.

— Я не хочу сказать, что мы не должны изучать это устройство, — объяснила Мэри. — Но мы должны быть крайне осмотрительными. И меня, и Эдварда машина успела перенести в совершенно фантастические миры без нашего согласия, хотя всего на миг. И это, возможно, лишь ничтожная доля того, на что она способна.

— Вы искали пульт управления?

— До самой темноты, — сказал Лансинг.

— Логично предположить, что пульт находится где-то рядом с аппаратом,

— сказал Бригадир.

— Мы об этом подумали, конечно. Но там больше нет места. Все занимает установка. Потом мы решили, что в соседних зданиях.

— Это совсем не обязательно, — сказала Мэри. — И я это теперь понимаю. Пульт может находиться в любом месте города. В любом.

— Вы говорили, что устройство не поддается анализу? Что вы не могли понять назначение ни одного элемента?

— Абсолютно, — призналась Мэри. — Ничего похожего на то, к чему я привыкла в моем мире. Конечно, более подробный осмотр может обнаружить что-то новое. Просто я бы не хотела слишком близко к ней подходить. Вот в чем дело. К чему совать нос в щель, которая того и гляди сожмется и прищемит его. Мы с Эдвардом испытали лишь ослабленное воздействие, я в этом не сомневаюсь. Попробуйте втянуться сильнее — и Бог знает, что может тогда произойти.

— Что меня больше всего беспокоит в этом городе, — сказала Сандра, — это то, что он такой плоский. И не в архитектурном смысле, а в том, что культура, которую он представляет, слишком плоска. Культурная бедность города просто невозможна. Ни церквей, ни храмов, ни памятников, ни библиотек, ни намека на картинную галерею или выставку произведений искусства, или зал для слушания музыки. Просто непредставимо, что люди могли быть так лишены воображения и эмоциональной чувствительности, могли удовлетвориться таким простым существованием.

— Возможно, они были поглощены чем-то другим, — сказал Лансинг. — И всех их охватила одна идея, одно стремление — в исследовательской или какой-либо другой области. Конечно, трудно это понять, но мы не знаем мотивов их поведения. Если эти мотивы были настолько сильны, что…

— Этот спор ни к чему нас не приведет, — проворчал Бригадир. — Утром сами посмотрим на эту штуку. По крайней мере, я посмотрю. Ведь вы все решили отправиться дальше.

— Мы останемся, — сказал Лансинг, — ненадолго. И присоединимся к вам.

— Только, ради Бога, — попросила Мэри, — будьте очень осторожны.

19

— Сомневаюсь, — сказал Бригадир, — что потребуется большая осторожность. Возможно, машина эта и оказывает воздействие на чувствительных людей, как вы, но человек, прочно стоящий на ногах, с сильной волей и практическим взглядом на вещи…

— Кажется, — заметил с иронией Лансинг, — вы делаете комплимент самому себе. В таком случае, не буду вас удерживать. Пожалуйста, смело шагайте вперед.

— Вы ошибаетесь, и сильно, — сообщила Мэри Бригадиру. — Я вообще не отношусь к чувствительным людям. Возможно Эдвард и наверняка Сандра могут быть отнесены к впечатлительным натурам. Пастор тоже был впечатлительным и…

— Пастор, — сказал резко Бригадир, — не мог быть впечатлительным человеком. Расхлябанным, нестабильным — возможно, но в других отношениях — как дерево.

Мэри тяжело вздохнула:

— Делайте как хотите, — сказала она, пожав плечами.

Они стояли впятером на металлическом мостике, достаточно далеко от машин, которые продолжали подмигивать огоньками своих кошачьих глаз, продолжали бормотать себе под нос песню.

— Я предполагаю, — сказал разочарованно Юргенс, — что я, будучи сам наполовину машиной, почувствую какую-то близость с этим устройством. Конечно, в моем мире есть только самые простые машины, ничего подобного этой. Да, как я сказал, я предвкушал что-то весьма интересное и необычное. И я сильно разочарован.

— Ты ничего не чувствуешь? — спросила Сандра.

— Абсолютно, — ответил робот.

— Итак, мы увидели эту машину, — сказал Бригадир. — Что мы будем делать теперь?

— Мы вам ничего и не обещали, — ответил спокойно Лансинг. — Кроме того, что вместе с вами придем сюда, взглянуть на эти машины. Я лично больше ничего делать не собираюсь. Просто еще раз посмотрю на них — и все.

— Но какая тогда от них польза? От того, что мы их нашли?

— Мы же говорили вам, — напомнила Мэри, — что сейчас нет способа понять, что это за машины. Мы отправились на поиски — вы сами не знали, чего именно. Вот, мы для вас нашли. Что это — определяйте сами, если хотите. Пастор говорил о таящемся в этом городе зле. Я лично уверена, что город этот неизбежно убьет нас по одному. И эта машина — часть той злой силы, которая совершит убийство.

— Вы на самом деле так думаете?

— Не совсем. Сама машина не имеет способности творить зло. Но этот город — не место для людей, и я его покидаю. Немедленно. Эдвард, ты со мной?

— Иди вперед. Я сейчас, прямо за тобой.

— Но подождите минуту! — воскликнул Бригадир. — Вы не можете бросить меня вот так! В момент, когда мы на пороге!

— На пороге чего?

— На пороге разгадки тайны. Той самой разгадки, которую мы ищем!

— Здесь разгадки нет, — сказал Юргенс. — Возможно, эта машина — часть ответа, но не весь ответ, и получить его вы все равно здесь не сможете.

Бригадир, яростно вращая глазами, что-то зашипел в ответ, но ни одного членораздельного слова произнести не смог. Его лицо покраснело от гнева и отчаяния. Потом он перестал шипеть и проревел:

— Ну, это мы еще посмотрим! Я вам покажу! Я вам всем покажу!

И с этим криком он прыгнул вперед, бросившись бежать по металлической дорожке между двумя рядами поющих, подмигивающих огоньками частей машины.

Юргенс сделал два быстрых шага вслед за Бригадиром, стараясь понадежнее упереться костылем в гладкую поверхность металлической дорожки. Лансинг ловко выбил ногой костыль из-под руки робота. Юргенс растянулся поперек металлической ленты.

Бригадир продолжал бежать. Он успел удалиться на весьма солидное расстояние, когда по всему его телу вдруг запрыгали искры. Потом они на миг вспыхнули ослепительно ярко и Бригадир исчез.

Ослепленные вспышкой, они некоторое время стояли, окаменев от удивления и страха. Юргенс с помощью костыля поднялся на ноги, приняв вертикальное положение.

— Очевидно, я обязан вам своим спасением, — сказал он Лансингу, сделав жест благодарности.

— Я ведь тебе уже давно говорил, — напомнил Лансинг, — что если ты попробуешь совершить новую глупость, я тебя огрею, чем попадется под руку.

— Я его не вижу, — простонала Сандра. — Бригадира там нет.

Мэри направила вдоль дорожки луч фонарика.

— И я тоже не вижу, — сказала она. — Луча не хватает.

— Не думаю, что дело в мощности луча, — усомнился Лансинг. — Бригадир ведь действительно исчез.

— Но ведь с нами произошло совсем другое, — запротестовала Мэри. — Наши тела остались здесь.

— Но мы не успели зайти так далеко вдоль дорожки, как наш бравый вояка.

— Возможно, в этом все дело, — согласилась она. — Ты говорил о машинах, способных переносить не только сознание, но и тела. Я сомневалась. Очевидно, ты был прав.

— Теперь двоих нет, — грустно сказала Сандра. — Пастора и Генерала.

— Бригадир может вернуться, — выразил надежду Лансинг.

— Мне почему-то так не кажется, — сказала Мэри. — Слишком большая энергия… Вполне возможно, что Бригадир уже мертв.

— Можете тогда сказать про него, — напомнил Юргенс. — «Он погиб с честью, как герой!». Ой, простите, я не должен был так говорить. Нет, нет! Я не должен был. Это я зря сказал. У меня вырвалось.

— Вы прощены, — снисходительно сказал Лансинг. — Ты просто опередил одного из нас.

— Что теперь? — поинтересовалась Сандра. — Что теперь делаем?

— Это проблема, — призналась Мэри. — Эдвард, ты как предполагаешь — вернется Бригадир назад? Как возвратились мы?

— Понятия не имею. И никаких предположений. Поскольку мы вернулись…

— Но ведь это было совсем другое дело.

— Он просто дурак! — в сердцах воскликнул Лансинг. — Жалкий дурак. Лидер до самого конца!

Они стояли тесной группкой, глядя на пустую металлическую ленту дорожки, вокруг по-прежнему мигали кошачьи глаза огоньков, слышалась тихая песня машины.

— Наверное, нужно немного подождать, — сказала Мэри. — И пока не уходить из города.

— Думаю, что мы должны задержаться, — высказал свое сомнение Юргенс.

— Если он вернется, то мы ему будем очень нужны, — сказала Сандра.

— Эдвард, — спросила Мэри, — что ты думаешь?