Миры без конца

— Когда вы заказываете определенное Сновидение, — твердо начал Блэйн, но Коллинз перебил его.

— Говорю вам, здесь не было ошибки. Сновидение было подменено.

— Откуда вы знаете это?

— Потому что Сновидение, которое мне дали, не было заказано никем. Никто не мог бы даже представить себе такое. Сновидение было тщательно скроено для чего-то, что я и вообразить не могу. Это был другой мир.

— Чужой мир?

— Не чужой. Это была Земля — но с иной культурой. Я пятьсот лет прожил в этом мире, ни минутой меньше. Сновидение не было сокращено, как, насколько я понимаю, часто делается, чтобы втиснуть тысячу лет Сна в интервал нормальной жизни. Я работал полных пятьсот лет Я знаю это, потому что делал отметки. Говорю вам, это было тщательно созданное Сновидение — никакой ошибки, — но созданное для какой-то цели.

— Не спешите, — возразил Блэйн. — Давайте разберемся. Мир имел иную культуру?

— Это был мир, — сказал Коллинз, — из которого изъяли понятие выгоды, в котором концепция выгоды никому не пришла в голову. Это был тот самый мир, в котором мы живем, но в котором отсутствовали все факторы и силы, вытекающие в нашем мире из мотивации выгоды. Для меня, конечно, это было совершенно фантастичным, но для уроженцев этого места — если можно назвать их так — это казалось нормальным. — Он пристально посмотрел на Блэйна. — Мне кажется, вы согласитесь, — сказал он, — что никто не захочет жить в таком мире. Никто не закажет подобное Сновидение.

— Возможно, какой-нибудь экономист…

— Экономисты разбираются в этом лучше. И, кроме того, это было ужасно последовательно для Сновидения; никто без предварительного знания не смог бы рассчитать все мельчайшие подробности.

— Наши машины…

— Ваши машины не могут иметь больше предварительных знаний, чем вы сами. По крайней мере, не больше, чем ваши лучшие экономисты. С другой стороны, машина нелогична, и в этом ее прелесть. Ей не нужно думать логично. Она не будет думать логично, потому что это испортит Сновидение. Сновидение должно быть нелогичным.

— А ваше было логичным?

— Очень логичным, — сказал Коллинз. — Вы можете вычислить все факторы ада и не сможете сказать, что случится, пока не увидите его в действии. Это ваша логика. — Он встал и прошелся по веранде, затем вернулся и остановился перед Блэйном. — Вот почему я сбежал. Происходит что-то грязное. Я не могу доверять вашей банде.

— Не знаю, — сказал Блэйн. — Я просто не знаю.

— Я могу уйти, если хотите, не стоит вам зарабатывать неприятности в таком деле. Вы приняли меня и накормили, дали мне одежду и выслушали. Не знаю, как далеко я смогу зайти, но…

— Нет, — сказал Блэйн, — вы останетесь здесь. Это необходимо расследовать, и вы можете понадобиться мне позже. Здесь вы укрыты от посторонних глаз. Не обращайте внимания на роботов. Мы можем им доверять, они ничего не расскажут.

— Если меня выследят, — сказал Коллинз, — я постараюсь покинуть ваши владения, прежде чем меня схватят. Попавшись, я буду держать язык за зубами.

Норман Блэйн медленно поднялся и протянул руку. Коллинз пожал ее сильно, уверенно.

— Договорились.

— Договорились, — повторил Блэйн.

7

По ночам Центр становился обиталищем призраков, его безлюдные коридоры звенели своей пустотой. Блэйн знал, что в здании работают люди — отдел «Адаптации», специалисты по Условиям, группа «Хранилища», но не было даже признака их.

Робот охраны вышагнул из своей ниши.

— Кто идет?

— Блэйн. Норман Блэйн.

Робот секунду постоял, тихонько посвистывая, пропуская банк памяти в поисках имени Блэйна.

— Удостоверение, — сказал он.

Блэйн протянул ему идентификационный диск.

— Проходите, Блэйн, — сказал робот и сделал попытку быть приятным. — Ночная работа?

— Кое-что забыл, — сказал ему Блэйн.

Он прошел по коридору, вошел в лифт и поднялся на шестой этаж.

Навстречу ему шагнул еще один робот. Блэйн представился.

— Вы не на том этаже, Блэйн.

— Новый отдел. — Он показал роботу документ о назначении.

— Все в порядке, Блэйн, — сказал робот.

Блэйн прошел по коридору и нашел дверь отдела «Записей». Он испробовал шесть ключей, прежде чем отыскал нужный и дверь открылась.

Он закрыл за собой дверь и немного подождал, пока привыкнут глаза, чтобы найти выключатель.

Здесь был передний кабинет, дальше дверь вела на склад записей. Это, должно быть, где-то здесь, сказал себе Блэйн. Мирт должна была закончить его несколько часов назад — Сновидение Дженкинса, большую охоту в туманных джунглях.

Оно еще не должно быть зарегистрировано, поскольку Дженкинс обратился к нам всего пару дней назад. Возможно, оно где-то на полке, где Сновидения ждали своей очереди.

Он обошел стол и оглядел помещение. Шкафчики картотек, много столов, кабины испытателей, машина для выпивки и ленча и полка, на которой лежало с полдюжины катушек.

Он быстро подошел к полке и взял первую катушку. Сновидение Дженкинса он нашел на пятой и постоял, держа ее в руке, размышляя, насколько безумен должен быть человек, заказавший такое.

Коллинз, должно быть, ошибся, или кто-то ошибся… или все это была ложь, о цели которой он понятия не имел. Просто не может быть, сказал себе Блэйн, чтобы Сновидение было намеренно подменено.

Но он уже зашел слишком далеко. Он сделал из себя дурака…

Блэйн пожал плечами. Раз уж он здесь, то должен теперь пройти до конца.

С катушкой в руке Норман Блэйн прошел в испытательную кабину и закрыл за собой дверь. Он вставил катушку и установив время на тридцать минут, затем снял шляпу и лег на кушетку. Протянув руку, включил аппарат.

Раздалось слабое шипение механизмов. Что-то подуло ему в лицо, и шипение смолкло. Кабина исчезла. Блэйн стоял в пустыне или в чем-то, похожем на пустыню.

Местность была красной и желтой. Солнце стояло высоко, струившийся от песка и камней жар бил прямо в лицо. Он поднял голову, чтобы оглядеть горизонт; тот был очень далек, местность была плоской. Из тени одной скалы в тень другой с писком пробежала ящерица. Высоко в горячем, шелково-голубом небе кружила птица.

Он увидел, что стоит на какой-то дороге. Она тянулась по пустыне и терялась в волнах жара, поднимавшегося от сожженной земли. И вдалеке по дороге медленно ползла черная точка.

Он огляделся в поисках тени и не увидел ее, никакой тени, достаточно большой, чтобы спрятаться существу крупнее ящерицы, здесь не было.

Блэйн поднял руки и поглядел на них. Они были настолько загорелыми, что в первую секунду он подумал, что они черные. На нем были оборванные брюки, изжеванные от колен до лодыжек, и рваная рубаха, прилипшая к спине от пота. Обуви не было, и он удивился, когда поднял ногу и увидел роговидные мозоли, защищающие кожу от жара и камней.

Смутно подумав, что он может здесь делать, что он делал секунду назад, что предполагает делать дальше, Норман Блэйн стоял и смотрел на пустыню. Смотреть было не на что — только красное и желтое, песок и жара.

Он переступил на песке с ноги на ногу, выкопав пятками ямки, затем заровнял их мозолистой подошвой. Затем память о том, кто он и что намеревался сделать, медленно вернулась к нему. Она пришла к нему вместе с изумлением, и большая ее часть, казалось, не имела смысла.

Он вышел утром из дому и поехал в город. Была какая-то важная причина для поездки, хотя всю свою жизнь он не мог и думать о такой поездке. Он помнил лишь оттуда и досюда, он очень хотел бы вспомнить хотя бы название своего дома. Это было трудно. Если бы он встретил кого-то, кто спросил бы его, откуда он родом, он не смог бы ответить. Он также хотел бы вспомнить название города, откуда уехал, но тоже не смог. Может, спустя какое-то время он вспомнит название.

Он пошел по дороге и подумал, что идти, вроде, еще далеко. Как-то и где-то он заплутал и потерял много времени. Нужно поспешить, если он рассчитывает попасть в город до наступления ночи.

Он посмотрел на черную точку на дороге и она, казалось, приблизилась.

Он не испытывал страха перед черной точкой, и это подбадривало. Но когда он попытался понять, почему это так подбадривает, то просто не мог сказать.

Так как он потерял массу времени, а путь предстоял еще долгий, он пустился бежать. Он бежал по дороге как можно быстрее, несмотря на грубое покрытие и жаркое солнце. На бегу он похлопал по карманам и обнаружил, что в одном из них носит определенные предметы. Он немедленно понял, что эти предметы больше обычной ценности, в долю секунды понял, что это за предметы.

Черная точка становилась все ближе и, наконец, приблизилась настолько, что Блэйн смог разглядеть ее и увидел, что это большая телега с деревянными колесами. Ее тянул сине-коричневый верблюд, на сидении телеги под изорванным зонтом, когда-то, наверное, цветным, а теперь выгоревшим на солнце и серым, сидел человек.

Телега нагнала бегущего Блэйна, и Блэйн побежал рядом с ней. Человек что-то крикнул верблюду, и тот остановился.

— Опаздываешь, — сказал человек. — Лезь сюда, поедем.

— Меня задержали, — сказал Блэйн.

— Тебя задержали, — фыркнул человек и бросил вожжи запрыгнувшему в телегу Блэйну.

Блэйн закричал на верблюда и ударил его вожжами…

Он еще успел подумать, что за дьявольщина происходит, и тут же снова очутился в кабине. Рубашка прилипла к спине от пота. Он еще чувствовал обжигающий лицо жар солнца пустыни.

Он полежал, собираясь с мыслями, заново ориентируясь. Возле него медленно вертелась катушка, протягивая ленту через щель шлема. Блэйн протянул руку и остановил ее, медленно смотал назад.

В нем пробудился ужас, и секунду он боялся, что может закричать, но крик застрял в горле, и он лежал неподвижно, застыв от осознания того, что произошло.

Он поднялся с кушетки, выдернул катушку из аппарата и прочитал ее номер и имя. Имя стояло — Дженкинс — и номер совпадал с кодом, который он занес в машину Сновидений только сегодня днем. Здесь не может быть ошибки. Катушка содержала Сновидение Дженкинса. Это была катушка, которую он послал бы вниз через день-другой, когда Дженкис придет погрузиться в Сон.

И Дженкинс, который заказывал большую охотничью экспедицию, который хотел провести следующие двести лет в оргии выстрелов, очутится в красно-желтой пустыне на колее, которая лишь из вежливости может быть названа дорогой; вдалеке он увидит движущуюся точку, которая чуть позже станет волокущим телегу верблюдом.

Он очутится в пустыне в рваных штанах и рубахе и с чем-то в кармане, что стоит весьма немало — но не было ни джунглей, ни вельда, не было ни ружей, ни сафари. Это была вовсе не охотничья экспедиция.

Сколько еще других? — спросил себя Блэйн. — Сколько других, получивших не тот Сон, что они заказывали? — И еще: — Почему они получают не те Сны, которые заказывали?

Зачем подменяют Сновидения?

Или подменяют ли их? Мирт…

Блэйн тут же покачал головой. Огромная машина делает то, что прикажут. Она берет символы и уравнения, разбивает их, соединяет, переносит и создает Сновидение, которое было затребовано.

Подмена была единственным ответом.

Коллинз прожил пятьсот лет в мире, где отсутствовала концепция выгоды. И красно-желтая пустыня… Что это был за мир? Норман Блэйн провел в нем недостаточно долго, чтобы понять, но он знал одно. Что, как и в мире Коллинза, мир Дженкинса был таким, который явно никто не закажет.

Телега на деревянных колесах, которую тащил верблюд, должна означать мир, в котором не было и понятия о механическим транспорте. Но это должна, по крайней мере, быть одна из тысяч других видов культур.

Блэйн открыл дверь кабины и вышел. Он положил катушку на полку и секунду постоял посреди холодной комнаты. Моментом позже он понял, что не в комнате холодно, а у него самого озноб.

Днем, разговаривая с Люсиндой Сайлон, он подумал о себе, как о посвященном человеке, подумал о Центре и гильдии, как о месте посвящения. Он елейно говорил о том, что на гильдии не должно быть ни пятнышка, что это даст уверенность в ее службах тем, кто может выбрать Сон.

И где теперь эта посвященность, где общественная уверенность?

Сколько еще людей получили подмененные Сновидения? Сколько времени это происходит? Пятьсот лет назад Спенсер Коллинз получил не то Сновидение, что хотел. Значит, вмешательство длится, по меньшей мере, пятьсот лет.

И сколько людей прошло за эти годы?

Люсинда Сайлон… какое Сновидение получит она? Будет ли это плантация середины двадцатого столетия или совершенно иное место? Сколько Сновидений из тех, что помогал фабриковать Блэйн, были подменены?

Он подумал о девушке, сидевшей сегодня утром по другую сторону его стола — волосы цвета меда и голубые глаза, молочная белизна кожи, манера разговаривать, то, что она говорила, и то, что не сказала.

Она тоже, подумал он.

И здесь не было ответа на это. Он медленно пошел к двери.

8

Он поднялся по ступенькам, позвонил, и голос сказал ему: «Войдите».

Люсинда Сайлон сидела в кресле у окна. Горела только одна лампочка — тусклая лампочка — в дальнем углу комнаты, так что она сидела в тени.

— А, это вы, — сказала она. — Вы тоже проводите следствие?

— Мисс Сайлон…

— Проходите и садитесь. Я готова ответить на любые ваши вопросы. Как видите, я по-прежнему убеждена…

— Мисс Сайлон, — сказал Блэйн, — я пришел сказать вам, чтобы вы отказались от Сна. Я пришел предупредить вас, я…

— Вы дурак, — сказала она, — вы круглый идиот…

— Но…

— Убирайтесь, — сказала она ему.

— Но…

Она встала с кресла, каждая линия ее тела выражала презрение.

— Значит, у меня нет шансов. Продолжайте, расскажите мне об опасностях, пустите в ход все ваши трюки. Вы дурак — я знала это прежде, чем пришла к вам.

— Вы знали…

Секунду они стояли в напряженном молчании, уставившись друг на друга.

— А теперь знаете вы. — Не пройдет и полчаса, как она скажет что-то еще. — И как теперь насчет посвящения?

— Мисс Сайлон, я пришел сказать вам…

— Не говорите никому, — сказала она. — Возвращайтесь домой и забудьте то, что знаете, так будет лучше для вас. Может быть, вы не будете посвящены, но вам так будет удобнее. И проживете гораздо дольше.

— Не нужно угрожать…

— Это не угроза, Блэйн, только совет. Если хоть слово дойдет до известного вам Ферриса, можете считать, что вам осталось жить несколько часов. И я могу просоветовать, как обвести Ферриса. Я знаю единственный способ сделать это.

— Но Феррис…

— Он тоже посвящен?

— Ну нет, возможно, что нет. Я не…

Смехотворная мысль — Пауль Феррис посвящен!

— Когда я вернусь в Центр, — продолжала она спокойно и ровно, — мы будем вести себя так, словно ничего не случилось. Вашим личным делом будет присмотреть, чтобы мой Сон прошел без задоринки. Потому что если вы не сделаете этого, то ваши слова дойдут до Ферриса.

— Но почему так важно, чтобы вы ушли в Сон, зная, что делаете?

— Может быть, я из «Развлечений», — сказала она. — Вы решили, что я из «Развлечений», не так ли? Вы спросили меня, из «Развлечений» ли я, и имели при этом очень хитрый вид. Вы не любите «Развлечения», так как боитесь, что они воруют ваши Сновидения для своих голографов. Они попытались сделать это однажды, и с тех пор вы всегда хватаетесь за это.

— Вы не из «Развлечений».

— Вы подумали так сегодня утром. Или это была игра?

— Игра, — с несчастным видом признался Блэйн.

— Но нынче ночью это не игра, — холодно сказала она, — потому что вы напуганы, как никогда прежде. Ну, и оставайтесь напуганным. Вы имеете на это право. — Она секунду постояла, с отвращением глядя на него. — А теперь уходите.

9

Фило не встретил его у ворот, но с лаем выбежал из кустов, когда Блэйн свернул с дорожки и остановился перед домом.

— Успокойся, Фило, — сказал ему Блэйн. — Успокойся.

Он вылез из машины, и Фило уже спокойно стоял возле него. В ночной тишине он слышал пощелкивание собачьих когтей по блустиновой дорожке. Дом стоял большой и темный, хотя у дверей горел свет. Он подумал, почему дом и деревья всегда кажутся ночью больше, словно с приходом тьмы меняют размеры.

Скрипнул камешек под чьими-то ногами, и он повернулся. На дорожке стояла Гарриет.

— Я жду тебя, — сказала она. — Я уже думала, что ты не приедешь. Мы с Фило ждем и…

— Ты напугала меня, — сказал ей Блэйн. — Я думал, что ты работаешь.

Она быстро пошла вперед, и свет от фонаря упал ей на лицо. На ней было платье с низким вырезом, засверкавшее на свету, и поблескивающая вуаль, отчего казалось, что она окружена тысячами мерцающих звездочек.

— Здесь кто-то был, — сказала она ему.

— Кто-то…

— Я въехала через задние ворота. У переднего входа стояла машина, и Фило лаял. Я увидела у ворот троих, они тащили четвертого. Он отбивался, но они протащили его и затолкали в машину. Фило бросился на них, но они не обратили на него внимания, так как спешили. Сначала я подумала, что это ты, но потом увидела, что нет. Трое были одеты как бандиты, и я немного испугалась. Я развернулась, как можно быстрее выехала на шоссе и…

— Погоди минуточку, — предостерег ее Блэйн. — Ты так спешишь. Успокойся и расскажи мне…

— Позже я вернулась, не зажигая фар, и остановила машину на прежнем месте. Я зашла в лесок и стала ждать тебя.

Она замолчала, переводя дыхание.

Он протянул руку, взял ее за подбородок, приподнял лицо и поцеловал.

Она оттолкнула его руку.

— Нашел время, — сказала она.

— Для этого всегда время.

— Норм, ты попал в беду? У кого-нибудь есть что-то против тебя?

— Такие всегда найдутся.

— И ты стоишь здесь и слюнявишь меня?!

— Я как раз думал, — сказал он, — о том, что мне делать.

— И что же ты собираешься делать?

— Встретиться с Феррисом. Он приглашал меня, я совершенно забыл об этом.

— Забыл? Я говорю о бандитах…

— Это не бандиты. Они лишь похожи на бандитов.

Внезапно Норман Блэйн увидел это — как единственный элементик с единственной целью — увидел, наконец, паутину интриги и цель, которую искал с самого утра.

Сначала был поймавший его Болтун, затем Люсинда Сайлон, выбравшая достойное и спокойное Сновидение, потом был Лев Гизи, умерший за своим обшарпанным столом, и, наконец, человек, проживший пятьсот лет в цивилизации, не открывшей выгоды.

— Но Феррис…

— Пауль Феррис — мой друг.

— Ничей он не друг.

— Вот так, — сказал Блэйн и прижал друг к другу два пальца.

— Это меня и заботит.

— С сегодняшнего дня мы с Феррисом товарищи по заговору. У нас общее дело. Гизи умер.

— Знаю. Но что это за внезапная дружба?

— Прежде чем умереть, Гизи подписал назначение. Меня назначили в отдел «Записей».

— О, Норм, я так рада!

— Я так и надеялся.

— Но что все это значит? — спросила она. — Скажи мне, что происходит? Кто тот человек, которого бандиты увезли отсюда?

— Я уже сказал тебе — это не бандиты.

— Кто был тот человек? Не уклоняйся от вопроса.

— Беглец. Человек, который сбежал из Центра.

— И ты помогал ему?

— Ну, нет…

— Норм, зачем кому-то сбегать из Центра? Разве вы держите людей взаперти?

— Это проснувшийся…

Он понял, что сказал слишком много, но было уже поздно. Он заметил блеск в ее глазах — глядя на нее, он начал понимать…

— Это не для статьи. Если ты напишешь…

— Ты правильно думаешь.

— Это держат в секрете.

— Никаких секретов! Нельзя ничего рассказывать журналисту по секрету.

— Ты только спросила…

— Лучше расскажи мне все, — сказала она. — Я как-нибудь разберусь.

— Старая уловка!

— Ты должен рассказать мне все! Это избавит меня от массы хлопот, и ты будешь уверен, что я пойму все правильно.

— Ни слова больше.

— Ну же, будь умненьким мальчиком, — сказала она, встала на цыпочки, быстро поцеловала его и затем оттолкнула.

— Гарриет! — закричал он, но она отступила в тень кустов и исчезла.

Он быстро шагнул вперед, затем остановился. Бесполезно идти за ней. Ему никогда не удавалось найти или поймать ее, она так же хорошо, как и он, знала лежащие между их домами сады и перелески.

Теперь он влип. Утром вся история будет в газетах.

Он знал, что Гарриет всегда имеет в виду то, что говорит. Проклятая женщина. Фанатичка, сказал он себе. Почему она не может видеть все в правильной перспективе? Ее лояльность «Журналистике» совершенно фанатична.

Однако не больше, чем лояльность Нормана Блэйна «Снам». Что говорил комментатор, пока он ехал домой? Союзы укрепляют мощь, и она основана на фанатичной лояльности — его лояльности «Снам», Гарриет «Журналистике», — которая и является основой растущей мощи.

Он стоял в луже света у дверей и дрожал при мысли о статье с огромным заголовком, кричащем с первой полосы.

Ни дуновения скандала, сказал он вчера днем. «Сны» основывались на общественном доверии, любой крошечный скандальчик сбросит их с пьедестала. А здесь был скандал — или что-то такое, что с полным правом можно назвать скандалом.

Есть две вещи, которые он может сделать. Попытаться остановить Гарриет — как, он не знает. Или сорвать маску с этой интриги, показать, чем она является на самом деле — заговором с целью устранить «Сны» от борьбы за власть, борьбы, о которой так елейно распространялся комментатор.

Теперь Блэйн был уверен, что знает, как все это связано, уверен, что может проследить главные нити, ведущие через эти фантастические события. Но если он намеревается доказать свои подозрения, у него очень мало времени. Гарриет уже охотится за фактами, на которые он ее направил. Возможно, она не добудет их для утренних выпусков, но к вечеру статья будет готова.

И прежде чем это произойдет, «Сны» должны заполучить эту статью, чтобы бороться с возникшими слухами.

Был только один факт, который он должен проверить, сказал себе Блэйн. Люсинда Сайлон сказала, что она из «Развлечений». Это то, что можно проверить, один из фактов, которые будут проверены автоматически. Спенсер Коллинз был тоже Образованным. Профессор социологии, по его словам, который работал над теорией.

Было что-то в истории Союзов, касающееся «Снов» и «Образования», некая связь, существующая между ними — и ее нужно найти.

Он быстро пересек холл, спустился в кабинет с Фило, следующим за ним по пятам. Он щелкнул выключателем и быстро подошел к полкам. Пробежал пальцами по ряду книг, пока не нашел нужную.

Сев за стол, включил лампу и быстро перелистал страницы. Он нашел то, что хотел — факт, который, как он помнил, был здесь, о котором он прочел очень давно и забыл, так как думал, что он никогда не пригодится.

10

Дом Ферриса был окружен большой металлической стеной, слишком высокой, чтобы перепрыгнуть, и слишком гладкой, чтобы перелезть. Охранник был на посту у ворот, и еще один — у дверей.

Первый охранник обыскал Блэйна, второй потребовал документы. Когда он удовлетворился, то вызвал робота проводить гостя к Феррису.

Пауль Феррис пил. Бутылка на столике рядом с креслом была уже более чем наполовину пустой.

— Ну и выбрали же вы время для визита, — проворчал он.

— Я был занят.

— Употребляете, мой друг? — Феррис указал на бутылку. — Наливайте сами. Стаканы на полке.

Блэйн налил стакан почти до краев и небрежно сказал:

— Гизи был убит, не так ли?

Жидкость в стакане Ферриса слегка плеснулась, но больше не было никаких других признаков волнения.

— Заключение было — самоубийство.

— На столе был стакан, — сказал Блэйн. — Он пил из графина, и в воде был яд.

— Почему вы не сказали мне то, чего я не знаю?

— И вы прикрываете кого-то.

— Может быть, — сказал Феррис. — Может быть также, что это не ваше проклятое дело.

— Я как раз думаю, «Образование»…

— Вот что!

— Образование очень долго точило на нас зубы. Я просмотрел всю историю. «Сны» начинали как филиал «Образования», технология обучения во сне. Но мы стали слишком велики для них, и у нас появились новые идеи — тысячу лет назад. Так мы порвали отношения и…

— Теперь подождите минутку, повторите медленно все сначала.

— У меня есть теория.

— У вас есть также и голова, Блэйн. Хорошее воображение. Как я сказал лишь вчера днем, мыслите вы стабильно. — Феррис поднял стакан и осушил его одним глотком. — Мы вонзим нож в них, — бесстрастно сказал он. — Доберемся до их глотки. — По-прежнему бесстрастно он швырнул стакан в стену. Стакан разлетелся вдребезги. — Почему, черт побери, никто не мог подумать о том, с чего начать? Это же так просто… Садитесь, Блэйн. Мне кажется, мы сумеем это сделать.

Блэйн сел, и внезапно его затошнило — затошнило от мысли, что он ошибался. Это не «Образование» организовало убийство. Это Пауль Феррис — Феррис, и сколько еще других? Ни один человек даже с хорошей организацией не мог бы сделать такого.

— Я хочу знать одно, — сказал Феррис. — Как вы получили это назначение? Вы не получили его так, как сказали, вы не могли получить его.

— Я нашел его на полу, оно упало со стола Гизи.

Больше не было нужды лгать, лгать и притворяться. Больше ни в чем не было нужды. Прежние гордость и лояльность исчезли. Даже когда Норман Блэйн думал о них, в душе поднималась горечь, бесполезность всех прожитых лет была мукой, разъедающей раны.

Феррис хихикнул.

— Вы правы, — сказал он. — Вы должны держать рот на замке и не высовываться. На это нужно мужество. Мы можем работать вместе.

— Это еще не все, — резко сказал Блэйн. — Убирайтесь к черту, если вы думаете, что мы можем быть вместе.

Это было чистой бравадой, и уже чувствуя в спине нож, Блэйн подумал, зачем он сделал это. Ради дела, которое теперь ничего не значило?

— Относитесь ко всему легко, — сказал Феррис. — Вы будете молчать. Я рад, что все так получилось. Я не думал, что вы способны на такое, Блэйн. Мне кажется, я вас недооценил. — Он потянулся за бутылкой. — Дайте мне другой стакан.

Блэйн принес стакан, и Феррис налил себе и ему.

— Что вы знаете?

Блэйн покачал головой.

— Не слишком много. Это дело с подменой сновидений…

— Вы вбили это себе в голову, — сказал Феррис. — Вот суть всего. Мы слишком долго дезориентировали вас, так что теперь я должен рассказать правду. — Он поудобнее развалился в кресле. — Все началось много веков назад и сохранялось в тайне более семисот лет. Это был долгосрочный проект, как вы понимаете, поскольку некоторые сновидения продолжаются чуть менее тысячи лет, а многие и гораздо дольше. Сначала работа велась медленно и очень осторожно, в те времена наши люди чувствовали, что идут на ощупь. Но за последние несколько столетий стало безопасно ускорять этот процесс. Мы работали с величайшей частью когда-то составленной программы и позаботились о некоторых дополнительных опытах, добавившихся с тех пор. Менее, чем через столетие мы будем готовы… мы можем быть готовы в любое время, но хотим подождать еще сто лет. Мы разработали технологии, с помощью которых уже делаем то, во что невозможно поверить. Но они будут действовать, у нас есть доказательства из первых рук, что они работоспособны.

Блэйн почувствовал внутри холод, холод лишения иллюзий.

— Все эти годы? — спросил он.

Феррис рассмеялся.

— Вы правы. Все эти годы. И все люди думали, что мы чисты, как лилия. Мы прилагали неимоверные усилия, чтобы они думали так — так спокойней для народа. Мы же были спокойны с самого начала, пока другие группировки напрягали мускулы и рвали глотки. Постепенно они пришли к тому, что было известно нам с самого начала — что нужно держать рот закрытым и не показывать своей силы. Что нужно ждать подходящего времени. Они, наконец, научились этому. Уроки достались им тяжело, но они научились, в конце концов, политике слишком поздно. Даже прежде, когда был Центральный Союз, «Сны» видели, что наступает, и строили соответствующие планы. Мы тихонько сидели в уголке и держали руки на коленях. Мы слегка склоняли головы и держали глаза полузакрытыми — поза совершенной кротости. Большую часть времени остальные и не подозревали, что мы поблизости. Видите ли, мы были слишком маленькими и тихими. Все наблюдали за «Журналистикой» и «Транспортом», «Продовольствием» и «Фабриками», потому что они больше. Но они станут наблюдать за «Снами», потому что у нас есть то, чего нет ни у кого больше.

— Один вопрос, — сказал Блэйн. — Может быть, два. Откуда вы знаете, что заменители сновидений работают так, как надо? Всю достоверность мы создаем чистой фантазией. Это не реальные события, мы фабрикуем их.

— Это, — сказал ему Феррис, — единственное, что связывает нас. Когда мы сумеем объяснить это, у нас будет все. Еще в самом начале были проведены эксперименты. Сновидения пытались отделить от их носителей — от добровольцев, уходящих в сон на короткий период пять-десять лет. И Сновидения получались не такими, какие были сложены. Когда мы даем Сновидению логическую основу вместо наполнения его заказанными факторами, оно следует развитию логики. Когда мы жонглируем факторами культуры, образцы работают правильно… ну, может, не правильно, но во всяком случае не так, как мы рассчитываем. Когда мы наполняем их иллогичностью, то получаем беспорядок иллогичности. Но когда мы наполняем их логикой, логика пронизывает все формы Сновидения. Изучение логики Сновидений заставило нас поверить, что они следуют линиям истинного развития. Появляются непредвиденные тенденции, управляемые законами и обстоятельствами. Мы не можем их угадать, и эти тенденции развиваются до своего логического завершения.

В этом человеке был страх, страх, что должен лежать в глубине сознания множества людей целых семьсот лет. Страх при мысли: а только ли это иллюзии? Или сновидения действительно существуют? И где-то есть такие миры? А если есть, то не мы ли их создаем? Или мы их просто открываем?

— Откуда вы знаете о Сновидениях? — спросил Блэйн. — Спящие вам не расскажут, а если и расскажут, вы не поверите.

Феррис рассмеялся.