Пятнашники запаздывали.
      Может, они чего-нибудь не поняли.
      Или выкинули очередную шутку.
      А может, они и вовсе не собирались придерживаться соглашения.
      — Капитан, — осведомился генерал Лаймен Флад, — который теперь час?
      Капитан Джист оторвал взгляд от шахматной доски.
      — Тридцать семь — ноль восемь по среднегалактическому, сэр.
      И снова уткнулся в доску. Сержант Конрад загнал его коня в ловушку, и капитану это не нравилось.
      — Опаздывают на тринадцать часов! — пропыхтел генерал.
      — Они, наверно, так и не взяли в толк, когда мы их ждем.
      — Мы же объяснили им все на пальцах. Взяли их за ручку и твердили одно и то же снова и снова, пока они не уразумели. Они не могли не понять нас.
      Но они очень даже могли, и генералу это было известно лучше, чем кому бы то ни было.
      Пятнашники не понимали толком почти ничего. Идея перемирия озадачила их так, будто они никогда и не слыхивали ни о каких перемириях. Предложение обменяться пленными поставило их в тупик. Даже задача согласовать время обмена потребовала изнурительных объяснений — словно они прежде не догадывались, что время можно измерять, и не ведали элементарной математики.
      — А вдруг они потерпели аварию? — предположил капитан.
      Генерал фыркнул..
      — У них не бывает аварий. Их корабли — настоящее чудо. Чудо, которому все нипочем. Они же смели нас, просто смели, разве не так?
      — Так точно, сэр, — откликнулся капитан.
      — Как, по-вашему, капитан, сколько их кораблей мы уничтожили?
      — Не больше дюжины, сэр.
      — Крепкий противник, — изрек генерал.
      И, пройдя через всю палатку, уселся в кресло.
      Капитан почти не ошибся. Точная цифра была одиннадцать. Да и из тех одиннадцати лишь один был уничтожен наверняка. Остальные в лучшем случае удалось на какое-то время вывести из строя.
      И получилось в итоге, что общий счет был десять — один в пользу пятнашников, если не хуже.
      «Никогда еще, — признался себе генерал, — земной флот не переживал столь жестокого разгрома». Целые эскадры были развеяны в прах или бежали с поля брани и вернулись на базу в половинном составе.
      Корабли бежали, но на борту не было калек. На корпусах — ни царапинки. Впрочем, погибшие крейсеры также не подвергались никаким видимым разрушениям — они просто-напросто исчезали, не оставляя даже мельчайших обломков.
      «Ну, разве можно одолеть такого врага?» — спросил себя генерал. Как прикажете бороться с оружием, которое глотает корабли целиком?
      На далекой Земле и на сотнях других планет, входящих в состав Галактической федерации, тысячи ученых денно и нощно, отложив все иные заботы, трудились над тем, чтобы найти защиту от страшного оружия или по крайней мере изобрести что-либо похожее.
      Но шансы на успех — кто-кто, а генерал это ясно понимал — были призрачно малы: не находилось и намека на ключ, способного открыть тайну. Это и понятно — ведь те, кто пострадал от оружия пятнашников, исчезали бесследно.
      Быть может, такой ключ мог бы дать кто-нибудь из попавших к ним в плен. Если бы не надежда на разведчиков поневоле, то, по его убеждению, не стоило бы и затевать этот хлопотный обмен пленными.
      Он взглянул на капитана и сержанта, сгорбившихся над шахматной доской, и на пленного пятнашника, следившего за поединком.
      И подозвал пленного к себе.
      Тот подкатился, колыхаясь как пудинг.
      И, наблюдая за ним, генерал вновь, без всяких на то оснований, испытал странное чувство, будто ему нанесли оскорбление.
      Пятнашник являл собой потешное гротескное зрелище, несовместимое с представлением о воинственности. Он был кругленький, каждая его черточка, гримаска и жест искрились весельем, а одет он был в неприлично пестрый наряд, скроенный и пошитый словно нарочно для того, чтобы возмутить военного человека до глубины души.
      — Что-то ваши друзья запаздывают, — заметил генерал.
      — А подождите, — отвечал пятнашник голоском, похожим на свист. Приходилось внимательно вслушиваться в этот свист, чтобы хоть что-то разобрать.
      Генерал призвал не помощь все свое самообладание.
      Что толку спорить?
      Ну, а браниться и вовсе бессмысленно.
      Интересно, сумеет ли он — да что там он, сумеет ли человечество когда-нибудь раскусить пятнашников?
      Не то чтобы это и вправду кого-то занимало всерьез. Пусть бы отвязались от землян — и того довольно.
      — Подождите, — просвистел пятнашник. — Они прибудут по истечении среднего времени.
      — Какого черта, — возмутился генерал, — сколько же еще ждать этого «среднего времени»?..
      Пятнашник откатился назад и продолжал следить за игрой.
      Генерал выбрался из палатки наружу.
      Крошечная планетка выглядела еще холоднее, пустыннее и неприютнее, чем прежде.
      «Стоит только присмотреться, — мелькнула мысль, — и кажется, будто ландшафт с каждым часом становится все тоскливее: запомнился унылым — стал удручающим».
      Безжизненная, бесплодная, начисто лишенная какой бы то ни было стратегической или экономической ценности, планетка представлялась нейтральной территорией, как нельзя лучше подходящей для обмена пленными. Нейтральной, поскольку никто во Вселенной пальцем не шевельнул бы для того, чтобы ее захватить.
      Дальняя звездочка, солнце планеты, светилась на небе тусклым пятном. Голый черный камень простирался к горизонту, до которого было рукой подать. Ледяной воздух полоснул генерала по ноздрям точно ножом.
      Здесь не было ни холмов, ни долин. И вообще не было ничего, кроме плоского, без единой трещинки камня, уходящего во все стороны, — не планета, а сплошной исполинский космодром.
      Генерал напомнил себе, что местом встречи эта планетка была назначена по предложению пятнашников, и это само по себе выглядело подозрительным. Но на тогдашней стадии переговоров Земля не могла позволить себе роскоши торговаться по мелочам.
      Он стоял, ссутулив плечи, и ощущал, как по спине бежит холодок мрачных предчувствий. По мере того как час тянулся за часом, планетка все явственнее напоминала ему гигантскую ловушку.
      Нет, наверное, он заблуждается. В поведении пятнашников не было ровным счетом ничего, что оправдывало бы подобные подозрения. Напротив, они вели себя почти великодушно. Они могли бы выдвинуть свои условия практически любые условия, — и Галактической федерации пришлось бы хочешь не хочешь принять их. Земля должна была выиграть время любой ценой. Земля должна была успеть подготовиться к следующей схватке — через пять лет, или через десять, или сколько бы их ни прошло.
      Однако пятнашники — невероятно, но факт, — не выдвинули никаких условий.
      «Хотя, — поправил себя генерал, — никто не в силах догадаться, что у пятнашников на уме и какой еще фокус они задумали».
      В полутьме вырисовывался лагерь землян — несколько палаток, передвижная электростанция, замерший в ожидании космический корабль, а подле него — маленький разведывательный катер, тот самый, на котором летал пленный пятнашник.
      Катер сам по себе как нельзя лучше доказывал глубину пропасти, разделяющей пятнашников и людей. Три полных дня переговоров ушли только на то, чтобы пятнашники сумели членораздельно объяснить свое желание получить катер и его пилота обратно.
      С сотворения мира ни один корабль во всей Галактике не подвергался столь тщательному обследованию, как это крохотное суденышко. Но достоверно установить удалось совсем немногое. А пленный пятнашник, не взирая на бешеные усилия психологов, сообщил и того меньше.
      Лагерь казался спокойным, почти вымершим. Двое часовых четко вышагивали взад и вперед. Все остальные были в укрытии и поджидали пятнашников, убивая время, кто как мог.
      Генерал торопливо пересек пространство, отделявшее его от госпитальной палатки. Пригнувшись, шагнул за порог.
      За столом сидели четверо, лениво перебрасываясь в картишки. Один из игроков бросил карты на стол и поднялся.
      — Что слышно, генерал?
      Генерал поздоровался с ним за руку.
      — Должны пожаловать с минуты на минуту. У вас все в порядке, док?
      — Мы готовы уже давно, — сказал психиатр. — Сразу же по прибытии забираем ребят сюда и обследуем по всем статьям. Наши игрушки все на ходу. Долго мы вас не задержим.
      — Прекрасно. Мне бы хотелось распрощаться с этим небесным камушком как можно скорее. Не нравится мне тут.
      — Только один вопрос...
      — Что такое?
      — Как угадать, сколько человек нам вернут?
      Генерал покачал головой.
      — Этого мы так и не выяснили. Они не очень-то в ладах с цифрами. Что если математика вовсе не так повсеместна, как вы, ученые, полагаете?
      — В любом случае, — ответил доктор покорно, — сделаем все, что в наших силах.
      — Да нет, — продолжал генерал, — их не может быть много. Мы же возвращаем одного-единственного пятнашника и один кораблик. Как по-вашему, во сколько людей они могут его оценить?
      — Откуда те мне знать! Слушайте, а вы уверены, что они вообще прилетят?
      — Трудно быть уверенным даже в том, что они нас поняли. Когда дело доходит до откровенной тупости...
      — Не так уж они тупы, — тихо возразил доктор. — Мы оказались неспособны усвоить их язык, так они овладели нашим.
      — Сам знаю, — отмахнулся генерал нетерпеливо. — Вернее, сознаю. Но перемирие — ведь сколько дней понадобилось, чтобы они хотя бы отдаленно поняли, о чем речь! И еще больше дней ушло на то, чтобы согласовать систему отсчета времени. Ей-же-ей, договориться на пальцах с дикарями каменного века было бы и то легче!
      — Конечно, легче, — сказал доктор. — Дикари как-никак люди.
      — А пятнашники — высокоразвитые существа! Их техника во многих отношениях даст нашей сто очков вперед. Они же поколотили нас как маленьких.
      — Да что там, просто разнесли вдребезги...
      — Хорошо, пусть так, разнесли. И почему бы не разнести? У них есть оружие, какое нам и не снилось. Они действовали много ближе к своим базам. У них не было наших проблем материально-технического обеспечения. Да, они разнесли нас вдребезги, но разрешите спросить: сами-то они догадываются об этом? Воспользовались они плодами своей победы? Они могли перебить нас до последнего. Могли навязать нам такие условия мира, что низвели бы нас на века. А вместо того отпустили нас подобру-поздорову. Где тут логика, я вас спрашиваю?
      — Вы столкнулись с иной логикой, — сказал доктор.
      — Мы сталкивались с другими инопланетянами. И всегда понимали их. По большей части нам удавалось с ними поладить.
      — Мы соприкасались с ними на коммерческой основе, — напомнил доктор. — Трудности, если были трудности, возникали уже потом, когда мы достигали какого-то начального взаимопонимания. Пятнашники — единственные, кто сразу, с места в карьер, бросились в бой.
      — И не известно, зачем, — произнес генерал. — Мы их не трогали, даже не направлялись в их сторону. Могли пролететь мимо и вовсе их не заметить. Кто мы такие, они и понятия не имели. Выходит, им было все равно, кто. Ни с того ни с сего выскочили из пустоты и навалились на нас. И то же самое случалось с каждым, кто попадался им на дороге. Они нападают на любого встречного. Просто нет такого дня, когда бы они с кем-нибудь не воевали а то и с двумя-тремя противниками одновременно.
      — У них комплекс самозащиты, — предположил доктор. — Жаждут, чтобы их оставили в покое. Добиваются одного — отвадить других от планет, которые они облюбовали для себя. Вы же правильно сказали — они могли и перебить нас всех до последнего.
      — А может, они очень обидчивы. Не забывайте, мы тоже раз-другой потрепали их — не так сокрушительно, как они нас, но все-таки ощутимо. Держу пари, они нападут на нас снова, как только выдастся случай, генерал перевел дыхание. — В следующий раз они не должны застать нас врасплох. В следующий раз они могут и не остановиться на полпути. Мы обязаны одолеть их.
      «Нелегкая это задача, — добавил он про себя, — воевать с противником, о котором почти ничего не известно. Против оружия, о котором не знаешь абсолютно ничего».
      В теориях, правда, недостатка не ощущалось, но даже лучшие из них были, в сущности, не теории, а лишь более или менее обоснованные догадки.
      Оружие пятнашников могло действовать во времени, отбрасывая свои жертвы вспять, в первозданный хаос. Или переносить их в иное измерение. Или обрушивать атомы внутрь себя, превращая космические корабли в пылинки — самые чудовищно тяжелые пылинки, когда-либо существовавшие во Вселенной.
      Достоверно было одно — корабли не аннигилировали, никто не наблюдал ни вспышки, ни жара. Корабли просто исчезали, мгновенно и без следа.
      — Беспокоит меня еще и другая странность, — заметил доктор. — Сколько рас пострадало от пятнашников до того, как они накинулись на нас! Но, когда мы попытались связаться с ними, получить от них хоть какую-то поддержку, они не стали с нами разговаривать. Ответить и то не пожелали.
      — Это новый для нас сектор пространства, — сказал генерал. — Мы здесь пока еще чужие.
      — По логике вещей, — возразил доктор, — они должны бы ухватиться за возможность расквитаться с пятнашниками.
      — Нечего рассчитывать на союзников. Мы отвечаем за себя сами. Нам самим и выпутываться.
      Генерал наклонился, чтобы выйти из палатки.
      — Персонал, — заверил доктор, — приступит к делу тотчас же, как прибудут пациенты. Предварительное заключение будет подготовлено в течение часа, если только от них хоть что-нибудь осталось.
      — Прекрасно, — произнес генерал и, пригнувшись, выбрался наружу.
      Ситуация была скверная, неопределенная до ужаса — если бы не умение владеть собой, впору было бы закричать от страха.
      Да, кто-то из пленных землян, возможно, расскажет что-то полезное но ведь их слова нельзя будет принять на веру, как нельзя принять на веру то, что рассказал пленный пятнашник.
      «На сей раз, — сказал себе генерал, — команде психологов хочешь не хочешь придется превзойти себя».
      Задумано было ловко, спору нет: устроить пленному пятнашнику космический вояж и с гордостью показать ему вереницу голых, ни на что не годных планет, словно они — жемчужины в короне Галактической федерации.
      Ловко — если бы пятнашники были людьми. Никто из людей не затеял бы свары, не то что войны, из-за планеток, какие им показали.
      Но пятнашники людьми не были. И бог весть, какие планеты придутся им по вкусу.
      А еще оставался риск, что эти никчемные планетки внушат пленному мысль, будто Земля окажется легкой добычей.
      «Нет, эту головоломку не распутать», — решил генерал. Вся ситуация противоестественна в самой своей основе. Каковы бы ни были различия между цивилизациями землян и пятнашников, она противоестественна все равно.
      И что-то дикое, противоестественное намечалось здесь, в этот самый момент.
      Он услышал какой-то звук и, резко повернувшись, уставился в небо.
      С неба спускался корабль, он был совсем близко и шел быстро, слишком быстро.
      У генерала перехватило дух — но корабль уже замедлил ход, выровнялся и опустился по всем правилам искусства за четверть мили, не дальше, от корабля землян.
      Генерал бросился бегом, затем опомнился и перешел на четкий военный шаг.
      Люди выбирались из палаток и строились в шеренги. Над лагерем прозвучал приказ — и шеренги двинулись как на параде.
      Генерал позволил себе улыбнуться. Да, ребята у него хоть куда. Их не застать врасплох. И если пятнашники рассчитывали, подкравшись исподтишка, привести их в замешательство и заработать на этом очко, то пусть подавятся.
      Солдаты, отбивая шаг, быстро приближались к цели. Из-под навеса выехала машина неотложной помощи и последовала за ними. Зарокотали барабаны, в стылом до рези воздухе ясно и отчетливо пропели горны.
      «Да, — сказал себе генерал горделиво, — именно таким ребятам по плечу обеспечить целостность Галактической федерации, сколько бы она ни расширялась. Именно таким по плечу охранять мир на пространствах объемом в тысячи кубических световых лет. Именно таким по плечу в один прекрасный день с божьей помощью отразить угрозу, какую олицетворяют собой пятнашники».
      Войн теперь почти не было. Космос слишком велик для сражений. И уж если в кои-то веки где-то дойдет до конфликта — все равно есть множество путей избежать войны, обойти ее по краю. Но такую угрозу, как пятнашники, игнорировать нельзя. Настанет день, не сегодня так завтра, и либо им, либо землянам суждено потерпеть полное поражение. Галактической федерации не ведать покоя, пока у нее под боком крутятся эти бестии.
      За спиной у него послышался топот, и генерал обернулся. Застегивая на бегу мундир, его догонял капитан Джист. Поравнявшись с генералом, капитан произнес:
      — Итак, сэр, они наконец прибыли.
      — С опозданием на четырнадцать часов, — ответил генерал. — На данный момент наша задача встретить их как можно достойнее. А вы, капитан, не застегнули пуговицу.
      — Прошу прощения, сэр, — отозвался капитан, приводя себя в порядок.
      — Ну ладно. Заодно поправьте погоны. Поаккуратнее, если можете. Правой, левой, раз, два!..
      Уголком глаза генерал заметил, как сержант Конрад со своим отделением выводит пленного пятнашника, почти по прямой, к заданной точке, — ловко, уверенно, лучшего и не пожелаешь.
      Солдаты двумя параллельными рядами охватили корабль с флангов. Открылся люк, из люка пополз трап, и генерал с удовлетворением отметил, что они с капитаном Джистом окажутся у подножия трапа почти в ту же секунду, когда ступеньки коснутся поверхности. Это было эффектно, это было превосходно, как если бы он лично рассчитал всю процедуру до мельчайших подробностей.
      Трап, лязгнув, достиг грунта, и по трапу неторопливо скатились три пятнашника.
      «Что за мерзкая троица, — подумал генерал. — Хоть бы один надел форму или, на крайний случай, медаль...»
      Едва они спустились вниз, генерал взял дипломатическую инициативу на себя.
      — Приветствуем вас, — произнес он медленно и отчетливо, как только мог, чтобы его поняли.
      Пятнашники встали в ряд и стояли, глядя на него, и он почувствовал себя не в своей тарелке из-за выражения их развеселых округлых лиц. По-видимому, никакого другого выражения на этих лицах просто не могло быть. Но пятнашники упорно глазели на генерала, и он бодро продолжал:
      — С большим удовлетворением отмечаю, что Земля добросовестно выполнила обязательства, согласованные при заключении перемирия. Мы искренне надеемся, что это означает начало эры...
      — Очень мило, — перебил один из пятнашников. Что он имел в виду речь генерала или ситуацию в целом, или просто-напросто пытался соблюсти вежливость, — определить было трудно.
      Генерал, не смутившись, хотел было продолжать, но заговоривший пятнашник поднял коротенькую округлую ручку и остановил его.
      — Пленные прибудут вот скоро, — просвистел он.
      — Разве вы не привезли их?
      — Они прибудут скоро опять, — заявил пятнашник с восхитительным пренебрежением к точности выражений.
      Не отводя взгляда от генерала, он слегка взмахнул ручкой, что, вероятно, соответствовало пожатию плеч.
      — Ловушка, — шепнул капитан генералу на ухо.
      — Мы побеседуем, — предложил пятнашник.
      — Они что-то затеяли, — предупредил капитан. — Следовало бы объявить готовность номер один, сэр.
      — Согласен, — отвечал генерал. — Только сделайте это без шума. — И, повернувшись к делегации пятнашников, добавил: — Если вы, джентльмены, последуете за мной, я предложу вам подкрепиться...
      — Рады весьма, — объявил все тот же пятнашник. — Что такое подкре...?
      — Выпивка, — сообщил генерал и пояснил свои слова недвусмысленным жестом.
      — Выпивка — хорошо, — откликнулся пятнашник. — Выпивка — это друг?
      — Точно, — сказал генерал.
      Он направился к палатке, сдерживая шаг, чтобы пятнашники не отставали. Попутно он не без удовольствия отметил, что на сей раз капитан не промедлил ни минуты. Сержант Конрад уже вел свое отделение обратно, и в центре строя тащился пленный пятнашник. С орудий снимали чехлы, и последние из спешившейся было прислуги земного корабля взбирались на борт.
      Капитан нагнал делегацию у самого входа в палатку.
      — Все исполнено, сэр, — доложил он шепотом.
      — Прекрасно, — отозвался генерал.
      Войдя в палатку, генерал открыл холодильную камеру и вынул объемистый кувшин.
      — Вот, — сказал генерал, — выпивка, какую мы изготовили для вашего соотечественника. Он нашел ее очень приятной на вкус.
      Он достал стаканы, соломинки для коктейля и отвинтил пробку, сокрушаясь, что не может зажать себе нос: пахло пойло как хорошо выдержанная падаль. Не хотелось даже гадать, из каких компонентов оно составлено. Химики Земли состряпали эту жижу для пленника, который поглощал ее галлон за галлоном с тошнотным наслаждением.
      Как только генерал наполнил стаканы, пятнашники обвили их щупальцами и втянули соломинки в безгубые рты. Отведали угощение и восторженно закатили глаза.
      Генерал схватил стакан со спиртным, протянутый капитаном, и одним глотком опорожнил его на половину. В палатке становилось трудно дышать.
      «Господи, — подумал он, — и чего только не приходится выносить, чтобы сослужить службу своим планетам и своему народу...»
      Наблюдая за пятнашниками, вкушающими свое пойло, он размышлял: какой же камень они припасли за пазухой?
      «Побеседуем», — так выразился тот, кто взял на себя роль переводчика, и это могло означать практически все что угодно. От возобновления переговоров до бесчестной попытки выгадать время.
      Если это переговоры, то землян приперли к стене. Ему не оставили выбора — придется вступать в переговоры. Земной флот искалечен, у пятнашников есть их таинственное оружие, возобновление военных действий немыслимо. Землянам необходимо выиграть по меньшей мере лет пять, еще лучше — десять.
      А если это пролог к атаке, если планетка — капкан, у него нет другого выхода, кроме самоубийственного решения принять бой и сражаться до последнего патрона.
      Что так, что этак, осознал генерал, — земляне обречены.
      Пятнашники отставили пустые стаканы, он наполнил их снова.
      — Вы проявили хорошо, — сказал один из пятнашников. — Есть у вас бумага и рисователь?
      — Рисователь? — переспросил генерал.
      — Он просит карандаш, — подсказал капитан.
      — О да. Пожалуйста, — генерал достал карандаш с блокнотом и положил их на стол.
      Пятнашник отодвинул стакан и, подобрав карандаш, принялся старательно рисовать. С земной точки зрения рисунок напоминал каракули пятилетнего карапуза, выводящего первые в жизни буквы.
      Они стояли и ждали, а пятнашник все рисовал. Наконец он справился со своей задачей, отложил карандаш и указал на волнистые линии.
      — Мы, — заявил он.
      Потом указал на другие, иззубренные линии.
      — Вы, — пояснил он генералу.
      Тот склонился над бумагой, силясь уразуметь, что же имел в виду художник.
      — Сэр, — вмешался капитан, — это похоже на схему сражения.
      — Оно, — гордо провозгласил пятнашник.
      Он снова поднял карандаш и пригласил:
      — Смотрите.
      На рисунке появились новые линии, смешные значки в точках их пересечения и кресты там, где боевые порядки были прорваны. Когда он закончил, земной флот оказался разбит, разделен на три части и обращен в паническое бегство.
      — Это, — узнал генерал, ощущая, как в горле клокочет гнев, столкновение в секторе 17. В тот день мы потеряли половину нашей Пятой эскадры.
      — Маленькая ошибка, — объявил пятнашник, сделав при этом странный жест, словно просил прощения. Потом вырвал из блокнота новый листок, расстелил его на полу и принялся рисовать снова.
      — Внимайте, — пригласил он.
      Пятнашник вновь обозначил линии защиты и атаки, но слегка видоизменил их. Боевые порядки землян как бы повернулись вокруг оси, разъединились и превратились в две параллельные полосы, охватившие нападающих пятнашников с флангов. Еще поворот линий — и строй пятнашников дрогнул и рассеялся в пространстве. Художник отложил карандаш.
      — Маленький пустяк, — сообщил он генералу и капитану. — Вы проявили хорошо. Сделали одну чуточную ошибку.
      Генерал опять наполнил стаканы, призывая на помощь все свое самообладание.
      «Куда же они клонят? — подумал он. — Ну зачем они тянут и не выкладывают все напрямик?»
      — Так лучше, — вымолвил один из пятнашников, поднимая свой стакан в знак того, что подразумевает пойло.
      — Еще? — осведомился пятнашник-стратег, вновь берясь за карандаш.
      — Прошу, — ответил генерал, скрипя зубами.
      Прошагав к входному пологу, он выглянул из палатки. Орудийные расчеты были на своих местах. Струйки дыма курились под жерлами стартовых двигателей; возникни необходимость — и корабль взмоет вверх в одно мгновение. В лагере царила напряженная тишина.
      Генерал вернулся к столу и продолжал следить за тем, как пятнашник с веселой миной читает лекцию о способах выиграть бой. Лист за листом покрывались схемами, и время от времени стратег проявлял великодушие показывал, отчего пятнашники проиграли стычку, когда могли бы выиграть, чуть изменив тактику.
      — Интересно! — провозглашал он с воодушевлением.
      — Действительно интересно, — согласился генерал. — Только один вопрос.
      — Спрашивайте, — разрешил пятнашник.
      — Допустим, опять начнется война. Почему вы уверены, что мы не используем все эти знания против вас?
      — Но прекрасно! — воскликнул пятнашник восторженно. — Мы точно того и хотим!
      — Вы воюете хорошо, — вмешался другой пятнашник. — Однако немножко грубо. В следующий раз научитесь лучше.
      — Грубо? — взъярился генерал.
      — Слишком резко, сэр. Нет надобности бить по кораблям трах-тарарах...
      Снаружи грохнул залп, потом еще и еще, а потом грохот орудий утонул в басовитом, потрясающем скалы реве множества корабельных двигателей.
      Генерал в один прыжок очутился у входа и протаранил его насквозь, не удосужившись отогнуть полог. Фуражка слетела у него с головы, и он покачнулся, едва не потеряв равновесия. А задрав голову, увидел, как они приближаются эскадра за эскадрой, расцвечивая тьму вспышками выхлопов.
      — Прекратить огонь! — заорал он. — Безмозглые тупицы, прекратите огонь!
      Но кричать не было нужды — пушки умолкли сами по себе.
      Корабли приближались к лагерю в безукоризненном походном строю. Затем они пролетели над лагерем, и гром их двигателей, казалось, приподнял палатки и потряс до основания скалы, где эти палатки стояли. А затем сомкнутыми рядами корабли опять пошли на подъем, все с той же безукоризненной точностью выполняя уставный маневр перед мягкой посадкой.
      Генерал замер как вкопанный, ветер ерошил его серо-стальные волосы, и в горле сжимался непрошеный комок — гордость за своих и благодарность к чужим.
      Кто-то тронул его за локоть.
      — Пленные, — объявил пятнашник. — Я же говорил вам так и так.
      Генерал попытался ответить, но слова отказывались повиноваться. Он проглотил комок и предпринял новую попытку.
      — Мы ничегошеньки не понимали, — сказал он.
      — У вас не было наших берушек, — сказал пятнашник. — Потому вы и воевали столь грубо.
      — Мы не виноваты, — ответил генерал. — Мы же не знали. Мы никогда еще не воевали таким манером.
      — Мы дадим вам берушки, — заявил пятнашник. — В следующий раз мы сыграем как надо. Будут берушки, у вас получится лучше. Нам легче дать, чем терять.
      «Неудивительно, — подумал генерал, — что они и слыхом не слыхали про перемирия. Неудивительно, что были повержены в недоумение предложением о переговорах и обмене пленными. Какие, в самом деле, переговоры нужны обычно для того, чтобы вам вернули фигуры и пешки, завоеванные в игре?
      И неудивительно, что у других инопланетян идея коллективно обрушиться на пятнашников вызвала лишь скорбь и неприязнь...»
      — Они вели себя неспортивно, — сказал генерал вслух. — Могли бы предупредить нас. А может, они привыкли к правилам игры с незапамятных времен...
      Теперь он понял, почему пятнашники выбрали именно эту планету. На ней хватало места для посадки всем кораблям.
      Он стоял и смотрел, как эскадры опускаются на скальный грунт в клубах розоватого пламени. Попытался пересчитать их, но сбился; хотя он и без счета знал, что Земле вернули все утраченные корабли, все до единого.
      — Мы дадим вам берушки, — продолжал пятнашник. — Научим, как обращаться. Управлять просто. Никаких увечий ни людям, ни кораблям.
      «А ведь это, — сказал себе генерал, — нечто большее, чем глупая игра. Да и глупая ли, если вдуматься в ее исторические и культурные корни, в философские воззрения, которые сплелись в ней?..» Одно можно утверждать с уверенностью: это много лучше, чем вести настоящие войны.
      Впрочем, с берушками всем войнам придет конец. Те мелкие войны, что еще оставались, будут прекращены раз и навсегда. Отныне нет нужды одолевать врага в бою — зачем, если любого врага можно просто забрать?
      — Будем еще воевать? — спросил пятнашник с тревогой.
      — Разумеется! — воскликнул генерал. — В любое время, как только пожелаете. А что, мы и вправду такой хороший противник, как вы сказали?
      — Не самый ловкий, — отозвался пятнашник с обезоруживающей прямотой. — Но лучший, какого мы встречали. Играйте больше — станете еще лучше.
      Генерал усмехнулся.
      «Ну, в точности сержант и капитан со своими вечными шахматами», подумал он.
      Повернувшись к пятнашнику, он похлопал его по плечу.
      — Пошли назад в палатку, — предложил генерал. — Там еще осталось кое-что в кувшине. Зачем же добру пропадать?