В свою очередь срочно поднимаю в воздух — через связь с наземным пунктом управления — еще пару групп истребителей, и как только в зоне видимости оказывается нашпигованное самолетами пространство над Цемесской бухтой, убеждаюсь, что поступил правильно и своевременно. К фашистам подоспело подкрепление, у них больше сил, но на наших это не действует, они рвутся наперехват врагу, и вот уже один, другой «мессеры» беспорядочно падают вниз, третий дымит и норовит вырваться из боя. Наши дерутся на виражах, в горизонтальной плоскости. Это хорошо — здесь у «яка» определенный выигрыш в скорости. Но плохо, что летчики забывают о других преимуществах «яков» при исполнении различных комплексов высшего пилотажа.
Передо мной отчетливо, словно на ладони, вся панорама воздушного сражения над плацдармом: гитлеровцев больше, но мне видны и подходящие группы вызванных мною дополнительно истребителей. Значит, все идет пока нормально…
Однако через мгновение вдруг вижу идущие со стороны моря к Малой земле «юнкерсы». Ситуацию оценить несложно: первая наша группа истребителей уже ввязывается в схватку с врагом, помогая своим товарищам, вторая сможет встретить пикирующие бомбардировщики Ю-87 только над самым плацдармом. Чего доброго, те еще успеют обработать наши позиции. Решение приходит мгновенно, предупреждаю — так, для страховки, ибо он и без этого должен тут же повторять все мои маневры, — ведомого лейтенанта Геннадия Бородина:
У нас запас высоты и преимущество в скорости, и я уже знаю, что буду бить по флагманской машине, и также знаю, как именно буду бить: переворотом вниз через правую плоскость сваливаю машину в пикирование и сразу атакую цель. Тут главное — точность: не проскочить перед носом «юнкерсов», но и не запоздать, не подставить себя под плотный огонь врага. На долю секунды бросаю взгляд в сторону ведомого: молодец, лейтенант, идет, словно привязан к моему «яку», и не забывает осматриваться вокруг.
Пора! «Як» послушно выполняет маневр, стремительно растет скорость, сектор обзора, в котором первоначально находилась вся закамуфлированная группа крадущихся к плацдарму бомбардировщиков, застывает на ведущей машине, она укрупняется в прицеле, сетка его центром ложится на кабину, жму на гашетку, потом чуть доворачиваю нос «яка» и бью уже по крыльевым бакам бомбовоза — он разваливается от взрыва на кучу обломков. Иду с набором высоты. Ведомый — рядом. Смотрю, что же поменялось над плацдармом? Вижу — «мессерам» приходится туго, еще одна группа «яков» рвется к «юнкерсам», строй которых после нашей атаки уже трудно назвать строем. Один из них дымит и со снижением удирает от плацдарма. Да, но «мой»-то разнесло вдребезги! Значит, этот на счету ведомого лейтенанта Г. Бородина.
Обстановка усложняется. К плацдарму тянутся новые партии «мессеров» и «фокке-вульфов», «яков» и «лаггов», «юнкерсов» и «пешек» (Пе-2). Карусель эта нескончаемая: истратив боезапас и горючее, самолеты уходят на свои базы, вновь заправляются и опять идут в это пекло песмолкающего воздушного сражения. Оно длится несколько дней, но сегодня, судя по всему, перевес определенно и четко на нашей стороне.
Собственно, я мог и не давать этой команды ведомому, но мне приятно хоть так пока высказать одобрение молодому летчику.
Позывной мой у многих, знаю, вызывал если не усмешку, то уж недоумение. Но все было очень прозаично: когда под Москвой решено было давать авиационным командирам персональные позывные, то мы долго не могли остановиться на подходящем слове. Все они расплывались, звучали очень нечетко при плохо отработанной тогда радиосвязи. Предложенное мне нашим связистом — «дракон» — оказалось прямо находкой: его не забивали никакие шумы, оно четко звучало на любом фоне.
Конечно, иронические усмешки поначалу, я понимаю, вызывались ассоциацией с аналогичной символикой в люфтваффе. Да, были у них асы, весьма и очень даже склонные к устрашающе-мрачной геральдике: чего только не малевали на своих самолетах!.. Один из них, фигура довольно известная в вермахте, майор Мебус, разрисовал весь фюзеляж «мессера» под дракона. И вел он себя коварно — любил одиночную охоту из засады. Обычно подкарауливал у какого-нибудь из наших аэродромов возвращающихся с задания летчиков, налетал стервятником и сразу же скрывался. Опытный был бандит, воевал в Испании, Польше, Франции. Свалил же его в яростном поединке морской летчик-истребитель капитан Н. С. Зимин в июне 1944 года над Баренцевым морем. Свалил, кстати, на «яке», использовав его преимущество перед «мессером» при выполнении виража. Но это так, к слову. Мы побеждали фашистов не устрашающей геральдикой, она была нам чужда. Побеждали в упорных боях умением и отвагой. Уже после Победы из архивных документов я узнал, что по истребительным эскадрам фашистов был отдан приказ: внимательно высматривать отдельно идущую пару «яков» и при обнаружении стараться сбить. Очень может быть, что в одном из самолетов такой отдельно идущей пары — генерал Савицкий…
И тут я должен еще раз вернуться к одному непростому вопросу. Надо ли было генералу, командиру корпуса лично вылетать в зону непосредственных боевых действий, самому идти в атаку на фашистские самолеты? Я знал, что командующий 4-й воздушной армией, другие начальники одобрения моим полетам не высказывали. Особо не осуждали, но и не одобряли.
Я имел на сей счет свою точку зрения. Во-первых, мне была ясна исходная позиция противников командирских полетов: она утверждалась в давние времена, когда летные части находились в непосредственном подчинении общевойсковых командиров, которые сплошь и рядом, совершенно естественно, к штурвалу самолета никакого отношения не имели. А мнение продолжало бытовать в определенных командных кругах. Во-вторых, бои, и на Малой земле в том числе, утвердили во мне правильность мысли о несомненной пользе командиру полка, дивизии, корпуса лично наблюдать время от времени за действиями подчиненных и поведением противника. Выпуклее, нагляднее становились некие законы, принципы ведения сражений больших групп самолетов, управления ими. Не говорю уж о личном примере командира полка (им, правда, летать было положено, как говорится, по штату), комдива, комкора: командовать асами и самому не быть асом — на мой взгляд, нельзя.
От Кубани до Берлина
Воздушное сражение над Малой землей сразу же потребовало от командования корпуса, офицеров штаба высокого уровня организации и руководства боевыми действиями. Уже первые потери, анализ проведенных боев привели к важным выводам. От нас требовалось, прежде всего, в любой момент знать и оперативно анализировать обстановку, умело распределять силы своих истребителей. Так, можно послать в район боя сразу много самолетов. Но противник, поняв это, начнет выжидать. Малые же по количеству группы могут стать легкой добычей более крупных сил врага. Вот почему столь важно было точно рассчитать возможности свои и противника, не забывать об особенностях тактики врага, его оперативных задач. Когда же сражение завязывалось, главным становилось не просто успеть увеличить свои силы в критической ситуации, но успеть нарастить их в такое время и в таком районе над плацдармом, где они наверняка нанесут противнику наиболее ощутимое поражение, заставят его уйти с поля боя. Цель при этом преследовалась одна — прикрыть действия наших Наземных войск на плацдарме.
Бесспорной в связи с этим представляется старая истина: первой сражается мысль командира. Задолго до того как его подчиненные пойдут в атаку, он обязан предпринять все, чтобы она принесла победу, обеспечила максимально возможный урон врагу. Чтобы поднятые завтра твоей волей в огненное небо эскадрильи и полки дрались уверенно и победно, ты должен точно знать, как воевали они сегодня, как выглядел противник нынешний по сравнению со вчерашним, понять и оценить новые моменты в его тактике и психологии. Вот почему я считал необходимым для себя регулярно вылетать в район боевых действий.
Была и еще крайне веская причина для моих боевых вылетов именно в район Малой земли. Чисто по-человечески я просто не мог сидеть на земле потому, что там для меня был не только плацдарм с его героическими защитниками. То были мой отчий дом, моя улица, школа. Там начиналась для меня Родина, Страна Советов, небо которой я, военный летчик, коммунист, поклялся защищать до последнего удара сердца. И когда мне вновь и вновь представлялось, как там, на Малой земле, в моей Станичке, возможно, во дворе моего сожженного теперь дома не на жизнь, а на смерть сражаются советские люди, не было у меня сил усидеть на земле. И когда в прицел моего «яка» вписывался силуэт «юнкерса» или «мессера» и пушечно-пулеметные трассы обрывали его полет к Малой земле, я был вдвойне счастлив.
В те дни большую помощь в овладении опытом асов летчики корпуса получали от армейской газеты «Крылья Советов». На ее страницах летчики, командиры подразделений по свежим впечатлениям анализировали самые поучительные воздушные схватки, давали советы и рекомендации. Помню, с каким интересом читались в полках и эскадрильях статья Героя Советского Союза Н. К. На-умчика «Бой „Яковлева“ на вертикальном маневре» и выступление уже тогда известного летчика Д. Б. Глинки, в котором он всесторонне раскрывал роль ведущего группы, опираясь при этом на примеры из собственной практики. Газета из номера в номер освещала вопросы эффективной постановки боевой учебы летчиков применительно к обстановке над Малой землей.
В процессе этой настойчивой, не прекращающейся ни на один день учебы рождались совершенно неожиданные ее приемы и методы. Я уже говорил, как много для всего корпуса значили учебные бои, которые проводил с личным составом мой помощник по воздушно-стрелковой подготовке Герой Советского Союза Алексей Иванович Новиков. И вот однажды попросил я его разобраться, почему в одном из наших полков потери больше, чем в других, а сбитых самолетов врага, наоборот, меньше. Но оказалось, что он уже побывал в части, все выяснил: основная причина неудач — неопытность, необстрелянность большинства летчиков, огонь они открывают издалека, плохо используют маневренные качества «яков» на вертикалях. Алексей Иванович просит у меня разрешение провести учебный бой, а в ответ на мое недоумение — зачем это он спрашивает у меня согласие на очевидное дело, пояснил, что речь идет не об учебном бое со своими коллегами, над своим аэродромом, а о боевом вылете, о реальной схватке с врагом, где следует показать молодым, как нужно атаковать и сбивать «мессеров», «юнкер-сов». Получить сразу группу, потому что полетать с каждым из них в паре в качестве ведущего — времени просто нет. Мне ничего не оставалось, как согласиться с моим неутомимым, ищущим помощником, хотя я и попросил его быть поосторожнее. Поначалу удивлялись такому варианту и в полку, но Новиков объяснил: лучше один раз увидеть в действительном бою, чем десять раз объяснять его или имитировать.
В зону плацдарма было решено отправить с ним восемь истребителей, задача которых — внимательно наблюдать за действиями командира группы, за его атакой, самим без его команды в бой не вступать. И вот они входят в зону над Малой землей. Долго искать противника тогда не приходилось, по указанию с земли быстро вышли на группу из двенадцати «юнкерсов», дер-ж.-шшнх курс к передовым позициям наших войск. Фашисты шли плотно, прикрывая огнем друг друга. Один из них почему-то отстал, словно сам подставлял себя под удар истребителей. Цель выгодная, но Новиков решил иначе. Он передал своим подопечным: атакую игду-щего, всем быть внимательными. Используя преимущества в высоте, он набрал скорость и в точно рассчитанной точке перевел машину в пике на флагмана. Самолеты сближались столь стремительно, что у наблюдавших за боем возникло опасение — «як» врежется в цель, но она тут же вспыхнула, потянув за собой густой шлейф дыма, а Новиков уже подходил к своим истребителям, дал им команду: «Делать, как я!» Строй фашистских машин смешался, и они с завидной скоростью и ловкостью врассыпную сбежали из зоны боя. Уже на земле Алексей Иванович пояснил своим товарищам: атаковать «юнкерсы» следует мгновенно, на предельной скорости — тогда стрелок бомбардировщика не сможет вести прицельный огонь; бить же нужно с возможно короткой дистанции, но очень близко подходить тоже нельзя: не исключено, что очередь угодит в бомбовый груз, и тогда можно взорваться вместе с противником. Урок этот многое дал не только молодым истребителям.
Как я уже говорил, вместе с офицерами штаба в ночные часы мы немало времени проводили над схемами, расчетами, стараясь наглухо прикрыть плацдарм от геринговских стервятников. В архивах корпуса сохранилась интересная схема — своеобразный итог этих совместных размышлений. Она была составлена в двадцатых числах апреля начальником оперативного отдела полковником И. В. Обойщиковым. На схеме, сделанной по перспективным аэрофотоснимкам, объемно вычерчена вся зона Малой земли, Новороссийска, Цемесской бухты с линиями передовых позиций, расположением наземных пунктов управления авиацией.
Но ядром схемы было детально проработанное графическое решение задачи корпуса по прикрытию войск на Малой земле. Она так и называется: «Организация прикрытия войск 3 ИАК. в районе Новороссийск — Мысхако». Для полной надежности прикрытия схема предусматривала рассредоточение барражирующих групп истребителей эшелонирование по высотам до пяти тысяч метров. Такое построение давало нам возможность при крупных налетах фашистов усиливать вступившую с ним в бой группу или группы за счет тех истребителей, что находились выше. Имея запас в высоте, они быстро набирали скорость на пикировании и стремительно атаковали противника.
Принятый нами боевой порядок давал и целый ряд других преимуществ в маневрировании силами. Впоследствии генерал Вершинин такое построение самолетов назвал «кубанской этажеркой».
Здесь нужно, видимо, вернуться к мысли, которую я уже высказал в своих воспоминаниях «В небе над Малой землей». Некоторые историки и исследователи, а также ряд авиаторов в послевоенные годы не совсем верно «кубанской этажеркой» называли боевые порядки группы самолетов или подразделения типа авиационной эскадрильи, рассредоточенные по фронту и эшелонированные по высоте. Этот метод тоже родился в воздушном сражении на Кубани. Но «этажеркой» назвать его нельзя, так как боевой порядок группы, подразделения строится в интересах тактической и огневой связи и разнести даже пары в нем на значительную высоту и на несколько ярусов невозможно. Это можно сделать, только имея в воздухе по крайней мере несколько групп эскадрилий. Кроме того, одна группа (подразделение), даже максимально рассредоточенная на дистанции и интервалы, эшелонированная по высоте, выполняет все-таки одну задачу, и боевой порядок строится исходя из особенностей выполнения этой задачи. В «этажерке» же любая группа истребителей была готова к решению боевой задачи — то ли по перехвату бомбардировщиков, то ли по отражению налета штурмовиков, то ли для борьбы с истребителями противника. Подобный боевой порядок большого количества истребителей и позднее широко использовался в борьбе с фашистской авиацией, неизменно принося успех.
Тогда же особое внимание уделяли мы боевой сплоченности пар и звеньев в группах эскадрильи, отработке тактического и огневого взаимодействия. И повышению роли личного примера, совершенствованию тактического мастерства ведущих групп, командиров звеньев и эскадрилий.
Дальнейшее развитие в результате обобщения совместного опыта истребителей получила и тактика их боевого применения. Стало окончательно очевидным то, над чем я задумывался еще при анализе воздушных боев под Москвой. Скученные порядки групп истребителей, звенья из трех самолетов не давали возможности полностью проявиться превосходным боевым качествам новых скоростных, хорошо вооруженных машин, сковывали инициативу летчиков. Начальные шаги к полному осознанию этой истины и правильным из нее выводам были сделаны еще в ходе битвы за Сталинград, когда в качестве тактической единицы рекомендовалось применение пары истребителей. Небо Кубани окончательно расставило все точки в споре привычного прошлого и накопленного нового опыта. О том, как это все происходило, подробно вспоминает в своих мемуарах К. А. Вершинин:
«Вот что мне тогда писал генерал А. В. Борман, возглавлявший главную радиостанцию наведения: „Я пришел к выводу, что надо в корне менять методы ведения оборонительного боя, применявшиеся в первые дни войны. Сегодня они стали уже большим злом. Надо дать летчикам почувствовать их силу в паре. Нужен перелом. Переход к новому должны начинать командиры гюлков. Сейчас они, опасаясь потерь, на любое задание посылают группу из 8—12 самолетов и не дают инициативы ведущим пар. Командиры групп, в свою очередь, боясь потерять из поля зрения самолеты, водят их в скученных боевых порядках, связывая этим свободу маневра. В бою паре легче маневрировать, атаковать и уходить из-под ударов. Находясь на радиостанции наведения и наблюдая за действиями летчиков, я твердо убедился в этом“.
Далее в письме говорилось о том, что старые, изжившие себя формы оборонительного боя на самолетах И-16 и И-153 до сих пор еще используются в некоторых частях. Происходит это потому, что отдельные командиры, привыкшие направлять боевую деятельность подчиненных со своего аэродромного КП, не выезжают в расположение наземных войск, не управляют самолетами с помощью радиостанций, установленных вблизи от переднего края. Поэтому они не могут увидеть и освоить все то новое, что появилось в тактике скоростных истребителей, что стало не экспериментальным, а закономерным»[1].
Письмо А. В. Бормана разослали в истребительные дивизии, рекомендовали провести его обсуждение с командирами полков и эскадрилий. Затем по армии был издан приказ. Им узаконивались уже апробированные в боях тактические принципы: в боевой работе истребителей широко использовать свободные полеты; основой боевого порядка считать свободно маневрирующие пары; паре, находившейся в боевом порядке группы, предоставлять максимум инициативы в действиях; главным средством для достижения четкого и устойчивого взаимодействия пар в бою считать радиосвязь; смелее вести работу по воспитанию асов, предоставлять им самостоятельность в выборе целей и методов атаки…
Так получил отставку сомкнутый боевой порядок, основой которого была «локтевая», или зрительная, связь, где соседи словно бы подбадривали друг друга, а в действительности друг другу только мешали. Летчики в шутку называли его «строй-рой». Получил добро боевой порядок, основу которого составил свободный маневр пар в рамках пространства, занимаемого подразделением.
С этого момента подбор пар, совершенствование техники пилотирования ведущего и ведомого, отработка взаимодействия между ними стали центром всей работы наших командиров по обучению летчиков. Занимался этими вопросами и штаб корпуса. Мы обязали командиров полков сразу же после разбора полетов сообщать о характерных и поучительных воздушных боях, о действиях пар, звеньев и более крупных групп истребителей. Положительный опыт быстро обобщался и доводился до каждой эскадрильи, до каждого летчика.
Постоянно изучалась и практика взаимодействия в бою между парами в группе. Так, очень скоро выяснилось, например, что наиболее выгодным боевым порядком при барражировании оказался «фронт». В этом случае обе пары (если рассматривать, например, звено) идут на одном уровне, внешне здесь нет ни ведущей, ни замыкающей. Что же дает такой боевой порядок, в чем его преимущество?
Предположим, противник, оказавшись позади звена, атакует левую пару. Правой, чтобы отбить эту атаку, достаточно развернуться всего на 90 градусов. Такая же возможность будет и у левой, если нападению подвергается правая. Даже при одновременной атаке обеих пар в принципе ничего не меняется: правая отбивает врага от левой, левая защищает правую. Замечу еще, что такой боевой порядок обеспечивал хорошую зрительную связь между отдельными самолетами и парами, взаимодействие между ними, свободу маневра и, повторяю, давал возможность пилоту концентрировать главное внимание на поиске противника. Действуя смело и решительно, летчики одерживали победы над врагом даже при явном его численном превосходстве.
К слову отмечу, что не только истребители, но и штурмовики, бомбардировщики много поучительного извлекли из боев в небе Кубани. Так, увеличение групп штурмовиков вызвало и изменения в тактике их использования. В условиях сильного противодействия истребительной авиации противника и его зенитной артиллерии удары с ходу не давали желаемых результатов, но зато оборачивались большими потерями. Вот тогда-то и появился знаменитый потом способ атаки целей — с замкнутого круга. Начало ему положили события 2 июня 1943 года. Штурмовая колонна из 36 «ильюшиных», возглавляемая старшим лейтенантом Н. П. Дедовым, нанесла удар по артиллерийским позициям и боевым порядкам противника на восточной окраине села Молдаванского. Она шла на цель на высоте 800 метров, сопровождали ее 30 истребителей. Первая группа сбросила бомбы с крутого пикирования, на бреющем полете сразу же ушла влево и стала в хвост замыкающей, которая только что входила в пике. Так образовался замкнутый круг. Уже первый заход дал большой эффект. Во время второго были подавлены зенитные огневые точки противника. «Илы» создали между собой сильное огневое взаимодействие, и фашистские летчики не решились их атаковать. Наблюдая за «кругом» с командного пункта, командующий 4-й воздушной армией пришел к выводу: найдена-отвечающая специфике «илов» форма их эффективного применения, остается довести ее до возможного совершенства.
Пожалуй, только в небе над Малой землей в полной мере оценил я подсказку того связиста, который посоветовал мне взять позывной «Дракон». Дело в том, что, в отличие от Подмосковья, в боях над Кубанью огромную роль сыграло радио. Ведущие умело управляли с его помощью действиями своих подчиненных, добивались четкого взаимодействия между отдельными группами.
Исключительно важным новшеством в нашей авиации, также получившим проверку в сражениях на Кубани, стали радиостанции наведения. Очень скоро они вошли неотъемлемой частью в систему управления действиями истребительной и штурмовой авиации. Развернутые обычно в 7—10 километрах от линии фронта, они постоянно информировали летчиков о воздушной обстановке, наводили их на противника, предупреждали о появлении и намерениях вражеских истребителей; если требовалось наращивание сил, вызывали группы, патрулирующие над соседними районами или дежурящие на аэродромах.
Истребителям корпуса довелось в ту пору, сражаясь за Малую землю, освоить и воинскую профессию штурмовиков. А началось с того, что и нам, и защитникам плацдарма сильно досаждали вражеские самолета, вылетающие с аэродрома Анапы. Перехватывать их до подхода к плацдарму было сложно: слишком небольшое расстояние; обнаружить врага и предупредить наши истребители не было никакой возможности. Фашисты с этого аэродрома легко и быстро наращивали силы и в дуэльных воздушных боях. Аэродром имел мощные зенитные средства, его прикрывала истребительная авиация. Попытки наших бомбардировщиков разделаться с аэродромом успеха не имели.
Подготовленный штабом корпуса детальный план штурмовки аэродрома я доложил генералу К. А. Вершинину. Суть его сводилась к тому, что мы отбираем летчиков, имеющих опыт ночных полетов, и на истребителях Як-7б, способных нести бомбы и реактивные снаряды, взлетаем еще в темное время, но уже перед самым рассветом. Основной маршрут проходит в темноте, над целью появляемся в первые рассветные минуты, когда можно уже увидеть объекты штурмовки. В состав группы я наметил 8—10 самолетов для удара по земле и еще две пары прикрытия, если в воздухе вдруг появятся истребители противника. И пару самолетов для руководства действиями группы и проведения результатов удара. С ней иду я сам.
Командарм поинтересовался деталями подготовки к этому налету, я пояснил, и план был одобрен.
Отрабатывая с летчиками всю предстоящую операцию, я, конечно же, постарался максимально использовать опыт тех первых штурмовых налетов на истребителях, выполненных еще под Москвой, и особенно по разгрому штаба армейского корпуса под Гжатском.
И вот один за другим взлетают самолеты группы из 43-го истребительного авиационного полка под командованием опытного командира, умелого летчика майора А. А. Дорошенкова.
После взлета выключаем аэронавигационные огни, самолеты и пары увеличивают интервалы и дистанции. Я со своим ведомым лейтенантом С. Н. Калугиным лечу выше и в стороне от строя. Линию фронта прошли на высоте 4000 метров. Затем ударная группа перестроилась в колонну пар. При подходе к аэродрому пары увеличивают дистанцию. Вот уже видны контуры нашей цели — взлетная полоса аэродрома и по ее окружности капониры для самолетов. В них можно различить тонкие фюзеляжи «мессершмиттов». Прямо на открытом месте — несколько бомбардировщиков. Хорошо вижу, как перешла на пикирование пара ведущего группы майора Дорошенкова. За ним вторая, третья. И в этот момент аэродром озарило ярким пламенем: горят самолеты в капонирах и около полосы.
Из атаки пары выходят боевым разворотом в сторону моря и снова атакуют аэродром. Только в этот момент заговорили фашистские зенитки. Но истребители еще раз пикируют по целям на аэродроме.
Много лет спустя командарм так вспоминал об этом эпизоде в своей книге:
«Для того чтобы снизить активность вражеской авиации, мы организовали налеты наших ночников на немецкие аэродромы и дополняли их на рассвете ударами штурмовиков и истребителей. Одна из таких операций была выполнена на рассвете 4 июня группой, возглавляемой командиром 3-го истребительного авиакорпуса Е. Я. Савицким. Генерал так распределил обязанности своих ведомых: восьмерка атакует самолеты на стоянках и на взлетной полосе, три экипажа подавляют огонь зенитной артиллерии; пара во главе с командиром корпуса прикрывает всю группу, управляет ее действиями и после штурмовки контролирует результаты ударов.
На аэродроме Анапы находилось большое количество вражеских самолетов. Гитлеровцы встретили советских летчиков сильным зенитным огнем, но три наших экипажа мастерски подавили его. А восьмерка истребителей в это время произвела два захода и с высоты 300 метров обстреляла стоянки, уничтожив при этом 10 машин»[2].
Очень скоро
в корпусе подлинными мастерами штурмовых ударов по аэродромам противника показали себя многие летчики-истребители. Среди них отличался командир полка А. А. Дорошенков. За первый вылет командующий воздушной армией наградил его именны-. ми часами. В последующем многие летчики получили боевые награды за дерзкие штурмовки различных наземных объектов противника.
Все более полное освоение замечательных качеств новой авиационной техники, отработка новых тактических приемов ведения воздушных боев и сражений, грамотный учет сильных и слабых сторон противника укрепляли веру наших летчиков в свои силы, утверждали их мужество, самоотверженность, являлись дополнительными стимулами их массового героизма. Каждый новый мастер воздушного боя становился примером для других, вел их за собой. Такой пример был нагляден и убедителен: если кто-то может победно драться в подобных же условиях, почему это недоступно мне?
А примеры эти множились час от часа, день ото дня. Вновь позволю себе привести отрывок из книги командующего армией К. А. Вершинина «Четвертая воздушная», основанный на боевых донесениях из частей, поступавших в самый разгар воздушных сражений над Малой землей.
«29 апреля девятка истребителей Як-1, возглавляемая капитаном И. Батычко, барражировала на высоте 2500 метров над районом Крымской. С помощью наземной радиостанции летчики обнаружили две группы бомбардировщиков Ю-87 по 18 самолетов в каждой. Их прикрывала шестерка Me-109.
Боевой порядок нашей девятки состоял из двух эшелонов. Вверху находилась группа прикрытия из четырех Як-1. Капитан Батычко был во главе ударной». в составе пяти самолетов. Приняв решение атаковать, он приказал ведущему верхней четверки связать боем. вражеских истребителей, а сам повел подчиненных на первую группу бомбардировщиков. С первого захода ему удалось сбить флагмана. Строй гитлеровцев сразу же нарушился. Поспешно сбрасывая бомбы на свои войска, они начали разворачиваться на запад.
Как раз в это время к району боя подошла вторая группа, вражеских бомбардировщиков. Ее летчики тоже не выдержали и пошли на разворот, освобождаясь от бомбового груза. Но им не удалось уйти. Пять неприятельских самолетов Ю-87 были сбиты.
Шестерку истребителей, прикрывавшую свои наземные войска, станция наведения нацелила на группу вражеских самолетов, состоявшую из четырех Ю-87 и четырех Me-109. Капитан А. И. Покрышкин, возглавлявший ударное звено, приказал ведущему прикрывающей, пары старшему лейтенанту Г. Речкалову связать боем «мессеров», а сам атаковал «юнкерсы». Покрышкин и Речкалов сбили тогда по два стервятника, а остальные: неприятельские самолеты поспешно удалились.
В тот же день девятка Як-1 под командованием капитана Г. Лапшина прикрывала войска в районе:
Крымской. Получив предупреждение с радиостанции наведения, летчики обнаружили 12 бомбардировщиков. Ю-88, шедших плотным строем под прикрытием, 12 Ме-109.
Боевой порядок наших истребителей состоял из двух групп. Ударную пятерку возглавлял Лапшин, прикрывающую четверку — старший лейтенант Кривиков. Они. атаковали фашистов внезапно, со стороны солнца: Лапшин и его товарищи — «юнкерсы», Кривиков с ведомыми — «мессершмитты».
В результате первой атаки были сбиты два Ю-88 № один Ме-109. Бомбардировщики рассеялись, не достигнув цели. Обратив их в бегство, ударная группа пришла на помощь прикрывающей. В бою, разыгравшемся с новой силой, фашисты потеряли еще два Ме-109, после чего» повернули на запад. Наши летчики возвратились на. аэродром без потерь.
3 мая пятерка истребителей 298-го полка, возглавлявляемая майором В. Г. Семенишиным, прикрывала войска в районе Крымской. Через 5 минут после начала патрулирования группа вступила в бой с подошедшей шестеркой Me-109.
В ходе поединка истребители противника пытались оттянуть летчиков на занимаемую ими. территорию, чтобы расчистить дорогу для своих бомбардировщиков. Семенишин быстро разгадал их замысел и приказал летчикам своей группы за границы района прикрытия не выходить. Вскоре с запада действительно показались 12 бомбардировщиков Ю-87. Семенишин и еще два летчика, дравшиеся с «мессерами» наверху, к сожалению, не могли атаковать «юнкерсов». Тогда инициативу проявил старший лейтенант В. М. Дрыгин, оказавшийся ниже своих товарищей. Оценив обстановку, он вместе с ведомым старшим сержантом В. А. Александровым бросился навстречу «юнкерсам».