Уже погрузившись в воду, Кирилл понял почему его страх если не исчез, то сильно убавился - эта колоссальная космическая ванна теперь не была пуста, в ней бултыхался такой родной в своей солдатской грубости и ограниченности сержант Муравьев, распугивая (или привлекая) местных чудовищ. Тьма окружила его со всех сторон. Она не была похожа на тьму космоса - в ней не висели многочисленные звезды и планеты, хоть как-то скрашивающие одиночество космонавта, не походила она и на темноту глубин земных океанов человек, погружающийся там, всегда знал что его встретит.
      Этот же мрак был а б с о л ю т н о ч у ж о й и приходилось прилагать изрядные усилия дабы не спустить с короткой привязи свою фантазию, не населить его своими страхами и в конце концов не умереть от ужаса или не сойти с ума.
      Глаза адаптировались и в толще воды засияла пара огоньков - плечевой маячок сержанта и конец спускового каната. Затем света стало больше - это были спущены дополнительные веревки и по ним в океан спускались солдаты.
      Наверху заработали лебедки, опуская "скаты" с грузом. Когда все погрузились, группа прикрытия разобрала оставшиеся механизмы, бросая детали прямо в воду, положив зачин загрязнению уже внеземных океанов, закрыла полынью пленкой под цвет льда и нырнула вслед за остальными. Теперь по внешнему виду площадки никто не смог бы догадаться, что здесь исчезла в воде десантная группа противника.
      Бортовые огни машин хорошо освещали пространство в радиусе метров десяти и Кирилл отметил, что никто не уходит за его границы. Да и он сам курсировал вдоль световой сферы, запечатлевая происходящее со всех сторон. Он был опытным акванавтом - три года назад он увлекся морем и снимал сюжеты о китовых пастбищах, тайнах моря, рифах и русалках, не вылезая из под воды месяцами. Он вспомнил как первый раз, еще в бытность курсантом, плавал с аквалангом. Это было летом на Канарах, денег у него было в обрез стипендиями курсантов не баловали и ему пришлось идти под воду не с современными "акулами", а со старинными баллонами. Первое ощущение Кирилла было - что ему не хватает воздуха и пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы избавиться от фантомной асфиксии, и усилием воли подавить зачатки паники. Через несколько минут он забыл о страхе, поглощенный ощущением свободного полета и красотой подводного мира.
      Он настолько увлекся работой и воспоминаниями, что не сразу услышал обращенные к нему слова Бориса:
      - Малхонски, черт вас дери, вы что - оглохли? Хватит плавать там, как акула около мяса. Немедленно занимайте место во втором "скате" или оставайтесь здесь навсегда.
      - Есть, сэр, - отозвался Кирилл, отдал честь и поплыл к машине.
      Капитан и радист расположились в головном "скате", а сержант - в замыкающем. Пилоты проверяли работу бортовых систем и настраивались на секретный навигационный спутник "Антей", который должен был направлять их на цель. На внутренней поверхности шлемов наконец загорелись изображение маршрута с горящими точками их нынешнего положения и положения космодрома "Водолей", пошел отсчет и капитан дал команду двигаться.
      Заработали водометные двигатели и "скаты" двинулись в путь. Они шли лесенкой, пропуская турбулентный поток ведомого по правому борту, и ориентируясь на его огни. Скорость быстро росла и в этом мире безмолвия наконец-то появились внешние звуки - рев выбрасываемой воды и удары мелкой взвеси о корпуса людей. Величину и изменение скорости движения можно было ощутить только по току воды, так как других ориентиров здесь не было - все тонуло во мгле и даже лучи прожекторов, методично прощупывающих окружающий слой воды, вязли в ее толще. Постепенно скорость выросла настолько, что всем, кроме пилотов, сидящих за спектралитовыми обтекателями, пришлось уткнуться в собственные колени, чтобы голову не оторвало встречным потоком.
      Рельеф дна океана Европы был снят геодезическими спутниками Союза еще в начале века и карты эти много лет благополучно размагничивались в файлах Министерства геодезии и планетографии. Однажды их извлекли, когда планировали строительство европейского космодрома, но тогда они не пригодились - было решено строить прямо на льду, не выискивая подходящую гору, которая бы выходила на поверхность ледяного панциря, что было гораздо разумнее и экономичнее - резать камень совсем не тоже самое что плавить лед, да и расположение не на тверди планетной было безопаснее - замерзшая вода почти не сотрясалась многочисленными планетотрясениями, вызванными внутренней активностью Европы и соседством самой крупной планеты в Солнечной системе, раздирающими дно местного океана. Поэтому океаническое ложе напоминало русские горки - нагромождение скал, пронизывающих толщу воды и кое-где проламывающих ледовый щит, выходя из вечной тьмы под свет звезд, перемежающиеся долинами с сильными глубинными течениями, провалами, дна которых не мог прощупать даже эхолот, и извергающимися вулканическими семействами.
      Что скрывалось там? Магма раскаленного ядра? Мертвые камни? Жизнь, приспособившаяся к чудовищным условиям соседства льда, темноты, воды, огня и вакуума? Что мог породить этот мир? Слепых и холодных созданий, чья единственная цель была выжить в таком суровом месте, пожирая себе подобных и размножаясь, продлевая свое существование без смысла и пользы, в надежде дать начало более совершенным существам. Впрочем, эта участь любой эволюции.
      Думать о подобных вещах, стиснутым со всех сторон темнотой, уткнувшись в свои колени, было жутко. Тьма и дискомфорт усугубляли невеселые раздумья, доводя их до той грани, за которой человек терял самого себя, превращаясь в лишенное разума существо. Так амеба, почувствовав в капле кристаллик соли, бросается прочь от него прямо в водоворот хищной коловратки.
      Приходилось постоянно напоминать себе, что в водяном аду ты не один и с тобой рядом два десятка вооруженных людей, закаленных во всяческих передрягах, прошедших шесть адских кругов и попавших в последний, самый трудный круг отлично подготовленными.
      Но предательские сомнения все равно лезли в голову: да, они прекрасно натасканы на преодоление опасностей, но опасностей человеческого мира войну и природные стихии. А где гарантия, что мы не столкнемся с чем-то совсем другим, непостижимым, непонятным, нечеловеческим и поэтому опаснее любых опасностей?
      До этого планеты и спутники принимали нас более чем благосклонно нигде нас не встретила чужая жизнь и лишь чужая стихия противостояла нам: радиация, разряженная атмосфера или отсутствие ее, космический холод, вулканы, землетрясения, да еще убежденность, что человек человеку - волк, собирали свою дань жизнями. Но это не может продолжаться долго - уверенность человечества в том, что оно одиноко во Вселенной, есть лишь разновидность глобального эгоцентризма, поразившего земную цивилизацию. Мы убеждаем себя, что мы одни и все звезды принадлежат нам, в глубине души больше всего боясь в один прекрасный день разубедиться в этом.
      Кирилл отвлекся от своих мыслей, почувствовав, что "скат" замедляет ход и давление встречного потока воды ослабло настолько, что можно без опасности для своей жизни поднять голову, распрямить затекшую спину и шею и, наконец, осмотреться. Это не было прибытием - курсограф указывал: до цели еще пятьдесят восемь километров. Осмотревшись, Кирилл понял причину замедления окружающее пространство разительно переменилось и в освещаемую прожекторами сферу кроме воды стали вламываться безжизненные скалы. Топографы не удосужились подыскать названия более-менее заметным выступам Европы и поэтому хребет, в отроги которого они сейчас вошли, был безымянным и капитан Вейсмюллер решил взять на себя роль первооткрывателя:
      - Внимание всем, - объявил он, - начинается конкурс на лучшие названия возвышенностям дна европейского океана. Комиссия в составе меня, сержанта Муравьева и журналиста Малхонски рассмотрит все поступившие предложения.
      - Одно замечание, капитан, - подключился Борис, - свои имена и клички своих собак не предлагать. Что-то мне не хочется, что бы в моих мемуарах упоминался Блохастый холм и Пик Поросенка.
      - Принимается, - согласились все и наступили минуты раздумий, после чего обрушился тайфун предложений.
      Комиссия взопрела, споря и принимая предлагаемые названия, отметая неподходящие и попросту неприличные, и наконец подвела первые итоги. Хребет было решено назвать Драконовым, самые высокие пики - Аякс и Бертольд, действующий вулкан, лежащий в двухстах километрах от их маршрута, но тем не менее присутствующий на их картах, назвали Гефестом. Кирилл посмеялся над таким комиксово-античным смешением, но промолчал. Если уж брать Землю, то все ее географические названия можно признать неудачными, устаревшими и искажающими истинную картину мира, что уж говорить о каком-то спутнике.
      Несмотря на обширность территории, отображаемой на щитках их шлемов, карты имели большой изъян - предел разрешения их был слишком низок, что бы доверить компьютерам управление машинами и приходилось полагаться на опыт и быстроту реакции пилотов "скатов". Задержка эта была предусмотрена и десантники не выходили из графика движения.
      Теперь пустоты и темноты не было - прожектора то и дело высвечивали близкие скалы, изъеденные трещинами, пронизанные пещерами, обезображенные осыпями, долины, заваленные каменными глыбами, превращающими их в запутанные лабиринты. Цвета не было, как у старинного телевизора - только черный, куда свет не доходил, белые вспышки на скальных породах, наводящие на мысль о драгоценностях и все оттенки серого у освещенных камней. Тишины тоже не было. До этого на общем канале после дискуссии о названиях никто не переговаривался, теперь же всех поразил приступ болтовни, как маленьких детей, оставшихся одни дома без родителей и пытающихся развеять свой страх одиночества и отвлечь себя от пугающих мыслей и шорохов Буки в платяном шкафу беседой друг с другом.
      Кирилл прислушивался к раздающемуся из наушников многоголосию, с трудом сдерживая себя от того, что бы влиться в этот шум своими вопросами и рассказами, шутками и анекдотами, смехом и цоканьем языка от восхищения услышанным. Ему показалось, что развязав язык он продемонстрирует свой страх и неуверенность и окажется тем маленьким мальчиком, который до сих пор жил в глубине его души и которого он старался если не изжить, то спрятать под грузом воспоминаний о себе как о сильном мужчине, без слабостей, соплей и сентиментов.
      Антонио Вейсмюллер и Борис Муравьев не сразу оказались в курсе событий, занятые спорами о "Чань". В начале этого века на Европу впервые высадились люди - это был экипаж печально знаменитого китайского корабля "Чань". Экспедиция коммунистического Китая явилась его крупной победой и сокрушительным поражением и несомненно повлияла на политическую перекройку всей Земли. Проект готовился в строжайшей тайне и космические державы - США и Россия оказались перед свершившемся фактом: их опередили минимум на полгода, когда странное сооружение, собираемое Китайской Народной Республикой на орбите, похожее на гигантскую металлическую бочку и зарегистрированное в реестрах ООН как орбитальная станция, сорвалось со своего места и, раскручивая спираль, устремилось в сторону Юпитера. "Дискавери-2" не сошел еще со стапелей, а "Алексей Леонов" только проходил летные испытания и никак не мог догнать стремительный "Чань".
      Экспедиция благополучно достигла Европы и объявила ее территорией суверенного Китая, присвоив величайшие запасы воды в Солнечной системе. На Земле царила паника, политический и экономический кризисы поразили США, Объединенную Европу и Россию - их правительства скопом ушли в отставку, на фондовых биржах всего мира царила паника: акции крупнейших авиакосмических корпораций шли по бросовой цене и в один момент разорились такие космогиганты как "Юнайтед Рокетс", "НПО Энергия" и "КосмоФранс".
      Китай проснулся 27 ноября 2010 года богатейшей и влиятельнейшей страной мира, повторив историю стран ОПЕК.
      Совет Безопасности ООН безостановочно заседал три дня, ища выход из кризиса, и слал призывы Госсовету КНР объявить Европу собственностью всего человечества. Официальный Китай отмалчивался, довольно потирая руки и разрабатывая свой ультиматум, который не будучи нигде опубликован стал известен как "Меморандум о воде". Он был секретно доведен до сведения правительств ведущих государств и, по слухам, выдвигал очень жесткие требования.
      Пока США и Россия совещались о возможной войне с КНР и применение против него ядерного оружия, "Чань" внезапно замолчал. Пекинский центр космической связи заявил, что это временные неполадки и поводов для беспокойства нет, но потом пришло сообщение от стартовавшего вслед за "Чань" "Леонова" о перехваченной передаче с Европы о гибели корабля. Что там случилось в действительности никто так и не узнал. По официальной версии "Чань" сел на лед и по невыясненным причинам провалился и затонул в океане. Китай побыл "халифом на час", верша судьбы всей Земли на протяжении четырех дней. Все вернулось на круги своя и мир с облегчением вздохнул - старый хозяин, хоть и плохой, все же лучше, чем новый.
      "Чань" затонул где-то в этих широтах. Он был лакомым кусочком для желающих разбогатеть - по каталогу аукциона "Кристи" его останки или информация о его местонахождении фигурировала под девятизначной цифрой, к тому же никто не сомневался, что правительство КНР заплатит за это же гораздо больше. Однако поиски "Чань" велись больше в теоретическом плане, так как лезть в это царство тьмы даже за такие деньги желающих не было.
      - Он затонул где-то здесь, - говорил Борис капитану, - мы первые спустились под воду и у нас все шансы найти его.
      - Вообще-то у нас другое задание, - усмехнулся Антонио.
      - Конечно, капитан, но ведь никто потом не сможет нам отказать покопаться здесь пару дней, тем более что от желающих отбоя не будет.
      Вейсмюллер помолчал.
      - Я сомневаюсь, что желающих будет много. Ты наверное слышал байки о том, что на "Чань" напало какое-то чудовище и уволокло его под лед?
      - Это все ерунда!
      - Так вот, Борис, говорю тебе как другу - это не ерунда. Информация секретная, но мне придется тебе об этом сказать.
      Борис слушал историю о том, как действительно погиб китайская экспедиция и ему снова было страшно. Значит в этих глубинах действительно кто-то есть, кто-то способный погубить космический корабль, преодолевший миллионы километров до здешних мест, избежав тысячи опасностей космоса: радиацию, метеориты, астероидный пояс, чудовищное притяжение Юпитера. И он узнает об этом только сейчас, когда невозможно предпринять каких-то защитных мер, когда нельзя даже вернуться назад, потому что никто их там не ждет. Это поезд только в один конец.
      - Капитан, сержант, - включился на их канал пилот головного "ската", послушайте общую частоту. Там черт знает что твориться.
      "... все это конем"
      "Нам говорят: вы, ребята, поспокойней... "
      "Вот и весь уют, вот и вся война! "
      Борис в полном обалдении слушал этот бред. Он не верил своим ушам, решив что эта грязная космическая лужа и прочие "чани" все-таки доконали его крепкую психику и безупречное здоровье и он докатился до слуховых галлюцинаций, как последний алкоголик.
      - Ты слышишь что-нибудь на канале?, - толкнул он локтем сидящего рядом пилота.
      Пилот Вирджиния Лемке разозлилась - она не любила фамильярностей, особенно в такой напряженной ситуации, когда все внимание сосредоточено на приборах, а в голове крутится единственная мысль - не пропороть бы брюхо "ската" о шальной незамеченный камень. Но субординация заставила подавить раздражение и переключиться с командного канала на "общак". Ей тут же захотелось смеяться, услышав треп этих базарных баб, которые выдают себя за мужиков только потому, что у них что-то висит между ног.
      " Если честно - не люблю я прогрессоров. Даже сами прогрессоры не любят себя. "
      " Мужик, а, мужик... "
      Вирджиния попыталась ухватить нить чьего-нибудь связного разговора, но не сумела: когда разговаривает двадцать человек, причем громкость голосов не зависит от того далеко ли от тебя говорящий или рядом, сделать это невозможно.
      - Распустили вы их, сэр, - со злорадством сообщила она Борису, отключившись от словесного бедлама.
      Борис включил усилитель и заорал так, что у всех заложило уши:
      - Немедленно прекратить все разговоры!
      Шум не стих, но на его фоне прорезался чей-то изумленный голос:
      - Черт побери, сэр, но мы все молчим. Это не наши голоса! Сейчас говорит рядовой Картон, сэр. Переключитесь на вспомогательный канал.
      Там была тишина. Заговорил капитан Вейсмюллер:
      - Сержант, проведите перекличку личного состава.
      Он вслушивался в голоса своих ребят и затем перешел на загадочную передачу. Включив голосовой анализатор, он еще раз убедился, что это действительно голоса НЕ его солдат.
      Кирилл, как и все, оглох от вопля Бориса, но, учитывая сложившуюся обстановку, можно было простить сержанту секундную утрату самоконтроля. Назвавшись при перекличке и не рискуя ввязываться в препирательства с начальством, требуя от них если не пресс-конференции, посвященную загробным голосам в глубинах европейского океана, то хотя бы короткого пресс-релиза, дабы удовлетворить желтую журналистику и подтвердить приверженность к гласности, о возможных причинах данного феномена, он подождал пока пройдет звон в ушах и стал слушать фантомную передачу, пытаясь отыскать в ней если не смысл, то хотя бы ключ к тому, кто вещал на секретной частоте десантно-штурмовой группы.
      Но тайная надежда ощутить себя то ли Эйнштейном, то ли Шерлоком Холмсом и, выйдя на командирский канал, преподнести разгадку данного инцидента на блюдечке зазнавшимся десантникам, скоро покинула его. Набор произносимых фраз был бессодержателен - казалось их нарезали из всяческих мыльных опер, приправили пустыми разговорами, посыпали отрывками из ненаписанных книг, хорошенько перемешали и получившийся винегрет выдали в эфир совершенно случайно на секретном канале. И если на Земле любую радио- или телепередачу и ее автора можно было опознать по многим характеристикам: стиль, манера подачи, качество шуток, голос, в конце-концов, то здесь этот номер не проходил - о стиле, манере, шутках говорить не приходилось, так как эфир нес полнейший бред, а узнать знакомый голос в многоголосице передачи было невозможно.
      Радист Артур Войцеховский, по прозвищу "Фаза", тоже ломал голову над этой загадкой, но с иной стороны. Его интересовало КАК можно организовать такую передачу технически или какое явление могло донести ее до них.
      "О-ля-ля, птичка, о-ля-ля"
      "В свою очередь сеньора Валера пригласила... "
      Он перебрал все возможные, а затем и невозможные варианты и пришел к выводу, что никогда не должен был узнать о существовании сеньоры Валера, которая пригласила неизвестно кого неизвестно куда.
      Вообще-то, по сути, этот феномен очень напоминал "голос пустоты". Как и всякий опытный радист, налетавший в космосе достаточное количество часов и отстоявший несметное количество вахт, он не раз натыкался на эту передачу и тем не менее она всякий раз производила на него (да и на любого слушателя) неизгладимое впечатление. Имя первого человека, услышавшего раздающийся из динамиков приемника непонятный, непохожий ни на один человеческий голос, заунывно читающий то ли молитву, то ли стихи, причем сопровождающиеся адской музыкой, история для нас не сохранила - видимо он кончил свои дни в психушке или скромно умолчал о своем открытии, дабы туда не загреметь, но слухи и предания о "голосе пустоты" распространились среди космонавтов со скоростью света. Надо сказать, что космонавты, как и моряки, народ очень суеверный и склонный к той разновидности народного творчества, которая именуется сказками, поэтому неудивительно, что ни один из них не решался записать эти загадочные космические передачи, а ученые в "штурманские байки" не верили.
      Потом, когда кто-то из яйцеголовых все-таки умудрился поймать "голос пустоты", было много шума. Кричали что это братья по разуму, что это Господь Бог, что это эхо Большого Взрыва, но доказать так ничего не удалось. Но постепенно к этой загадке остыли, забыли и только старые космические волки по-прежнему пугали молодежь "голосом", приносящем, по поверьям, гибель кораблю.
      Однако, в отличие от классического варианта здесь вещание шло на земных и вполне понятных языках, хотя устрашающей загадочности ему было не занимать.
      В таком духе полного непонимания и некомпетенции в области фантомных передач Артур доложился Вейсмюллеру.
      - Ты уверен?, - спросил капитан, выслушав доводы радиста.
      - Ну, - замялся Артур, - стопроцентной гарантии не может дать даже бог. Я не посвящен в секретные разработки военных институтов, но по моему подобной техники еще не изобрели. Да и зачем Спутникам такие сложности? Если они навели на нас передачу, то им известно наше местоположение и рабочие каналы. Имея такие данные им ничего не стоит нас уничтожить. Не вижу никакого смысла в передаче.
      - Тогда что же это такое?
      - Во всяком случае это не военная акция, сэр. Вероятнее какой-то неизвестный феномен системы Юпитера.
      Борис был несогласен с Артуром. Он мог бы привести тысячу причин по которым европейцы не могут пока атаковать их. Во-первых, вряд ли на Европе есть атомная бомба - ядерный потенциал Спутников ограничен (но вполне достаточен для превращения Земли в подобие Спутников), и они не будут рисковать даже одним зарядом. К тому же радиация отравит океан и они лишаться источника питьевой воды и тогда войне конец и без всякого их участия. Вариант с бомбой отпадает, а обычная взрывчатка их не возьмет в глубинах. Во-вторых, что бы перехватить прекрасно обученную и вооруженную группу нужны такие же профессионалы, а на Европе их очень малое число (да и об уровне их подготовки у Бориса было самое нелестное мнение - деревенщина, одним словом). Так что вариант психологической атаки был самым оптимальным.
      До начала операции сержант был уверен в своих солдатах как в самом себе, но первые сомнения зародились у него, когда они стояли над прорубью, не смея нырнуть вниз. И это его "тюлени"! Лучшие солдаты! Элита космических частей! Что же случилось с вами (с нами, поправил себя Борис)? Гранит нашего характера дал трещину, мы струсили. И теперь эта трещина стремительно расширяется.
      Как и всякий хороший командир Борис чувствовал настроение своих подчиненных. Это необходимо, что бы тех, кто находился в данный момент в пике своей физической и психологической формы посылать в самые горячие места боя, а тех, у кого, как чуял сержант, возникли временные проблемы - щадить, держа их на подхвате. Сейчас же Борис не мог разделить группу на "сильных" и "слабых" - остались только слабые и кого теперь посылать первыми вверх по водозаборным трубам прорубаться через фильтры, подавлять сопротивление охраны и брать контроль над диспетчерской? Ответ был только один - никого.
      Будь его воля, он отменил бы операцию еще наверху. Но начальство редко принимает тонкости психологии подчиненных. Впрочем попытка не пытка.
      - Антонио, у нас есть возможность вернуться?
      - Шутишь?, - поинтересовался Вейсмюллер.
      - Нисколько - я не уверен в боеспособности своих солдат. Этот океан и эти голоса их доконали.
      - Кто тебе об этом сказал?
      - Никто. Я это чувствую. Самое лучшее, что мы можем сейчас сделать повернуть оглобли и вызвать "призраки".
      - Ты паникуешь, сержант. И ты меня не убедил. Но даже если бы я с тобой согласился, вернуться мы все равно не смогли бы. На наш сигнал никто не откликнется, разве что сами Спутники. С момента погружения мы самодеятельная группа патриотов-фанатиков, не имеющих никакого отношения к Флоту и действующие по своей инициативе. И если мы провалимся, Земля открестится от нас. Еще два дня назад подписан приказ о нашем увольнении из Вооруженных Сил. У нас билет в один конец и не говори, что ты это не знал.
      - Кто нам поверит, что мы туристы?, - с горечью сказал Борис.
      - А вот на этот случай с нами журналист - ну скажи: в какую серьезную операцию военные берут с собой представителя прессы? Только ненормальные, желающие не только прославиться, но и заработать кучу бабок на фильме о своих зубодробительных приключениях. Все, отбой дискуссии, выходим на равнину.
      Голоса стихли как только они миновали хребет.
      Донный прожектор, высвечивающий близкое дно с валунами и узкими, черными из-за своей глубины, тектоническими разломами лучом поляризованного света, внезапно потерял опору и стал расти в глубину, тщетно пытаясь нащупать подошву гор. Бесполезно - они снова парили над невообразимой бездной без света, без жизни.
      Глядя вниз, Кириллу вспомнился Ницше: "Когда ты смотришь в бездну, помни, что и бездна смотрит на тебя. " Бездна завораживала. Звездное небо тоже завораживает человека чернотой и бездонностью, но россыпь звезд не дает смотрящему провалиться в пропасть, становясь опорой для глаз и души. Небо не гипнотизирует своей великой пустотой, а если кто-то все же поддастся и впадет в гипнотический транс, то он никак не сможет упасть в небо, утонуть в вакууме, минуя звезды, планеты и галактики, не имея опоры и возможности ухватиться за что-то, что бы эту опору приобрести. Он не может упасть, надежно прикованный гравитацией к своей планете, а те, кто в силу своей профессии, не скован тяготением, вряд ли смотрит в небо, а если и смотрит, то не поддается его очарованию - человек никогда не занимается профессионально тем, что вызывает в нем романтическую дрожь.
      Здесь же все по-другому: здесь нет опоры для глаз и ты явственно ощущаешь как проваливаешься в бездну, пытаясь достичь несуществующего дна, как тебя затягивает, гипнотизирует чернота, так похожая на черноту человеческих зрачков, подтверждая слова философа. И гравитация здесь - не твой союзник, оберегающий от опрометчивого шага, она не держит тебя на поверхности, а наоборот - толкает к краю и тянет вниз, куда ты уже готов упасть. То же самое ощущаешь, стоя на двухдюймовом карнизе сотого этажа здания, когда холодный гранит за твоей спиной, в который ты вжимаешься вспотевший спиной, вдруг начинает наклоняться и сталкивает тебя навстречу глазеющей толпе на дне каменного ущелья.
      Кирилл покрепче ухватил поручень и сильнее втиснулся в кресло, борясь с ощущением, что сейчас он перевалиться через невысокий борт "ската" и начнет вечное свободное падение. Сколько он просидел, пялясь в черноту, неизвестно, так как он не засек момента входа в транс, зато Кирилл точно отметил время, когда внизу в непроглядной до сих пор темноте стали разгораться огни.
      "Скаты" шли медленно, прощупывая эхолокаторами окружающее пространство. Где-то здесь находились заборные трубы космодрома, но так как никаких ориентиров поблизости от них не могло и быть, десантникам предстояло прочесать около квадратного километра нижней поверхности льда, надеясь что такие поиски не затянутся надолго, если учесть, что искать придется в полной темноте. Основная надежда была на акустиков, могущих запеленговать шум водяных насосов.
      А в глубине происходило что-то непонятное. Там разгорался свет. Поначалу это были лишь разноцветные точки, перемигивающиеся в темноте и наконец-то делающие ее похожей на звездное небо. Но очень быстро это сходство прошло - огни стали увеличиваться в размерах и становясь все ярче приближались к поверхности океана. Их было множество - всяческих форм, цветов и размеров и они занимали все видимое пространство под парящими "скатами".
      Лихорадочно снимая это фантастическое зрелище, Кирилл искал слова, пытаясь описать увиденное на диктофон: гроздья? соцветия? колонии? сияющие? сверкающие? блистающие? непонятные? пугающие? страшные? Они всплывали из бездны, освещая все вокруг своим фосфоресцированием, окрашивая темноту, лед, людей и их машины мягкими пастельными цветами.
      Через несколько минут пастель сменилась более резкими и яркими оттенками и Кириллу внезапно показалось, что он висит вниз головой над ярко освещенной Солнцем ледяной поверхностью, переливающейся под его лучами, ровной и гладкой, как колоссальное зеркало и лишь вдали искореженной какими-то безобразными выростами из ржавого металла. Это и были водоводы европейского космодрома.
      Машины медленно дрейфовали в сторону искомых труб, люди, потрясенные, молчали, завороженные этим пришествием чужой жизни, а светящиеся обитатели океана Европы поднимались все ввысь. Одно или два из мириады этих созданий совсем близко миновали второй "скат". Протянув руку, Кирилл мог бы дотронуться до сияющего всеми цветами радуги нечто, напоминающего изящную радиаллярию, сотканную из живого света, но он побоялся - кто знает, что можно от них ожидать.
      Радиаллярия проплыла мимо и, как и ее собратья, прицепилась к ледяному навесу, став похожей на великолепную люстру. Тысячи, миллионы созданий расселись на льду, превратив его потрясающий потолок какого-нибудь фешенебельного ресторана или театра. Они ярко освещали стометровый слой воды и лишь глубже все еще сохранялась тьма.
      "Скаты" наконец причалили к трубам, но никто не спешил покинуть свои места, стремясь досмотреть спектакль до конца.
      И тут бездна зашевелилась.
      Никто потом из оставшихся в живых не смог объяснить эту фразу, хотя каждый, не сговариваясь, употребил ее на допросах. Скорее всего это было не визуальное впечатление, так как глаза, несмотря на свет идущий от люстроподобных созданий, мало что могли различить в глубинной темноте, а подсознательное ощущение присутствия чего-то колоссального, спавшего на дне миллиарды лет и, внезапно разбуженного вторжением людей, решившего подняться вверх, под "люстры".
      И ужас, подобный ужасу маленьких землероек, ощутивших сначала еще почти незаметное подрагивание почвы, постепенно перерастающие в более сильные ритмичные толчки, возвещающее о приближении зубастого колосса тиранозавра, от которого не было никакого спасения, от которого нельзя было убежать на своих маленьких лапках и уж тем более ими защититься, и можно было лишь надеяться, уткнув мордочку в землю, что безжалостный убийца не заметит тебя с высоты своего шестиметрового роста, этот генетический ужас первых млекопитающих обуял людьми.