- А и кто же нам позволит их сравнять?!..
      Варфоломей Дормидонтович изложил ситуацию с веществом с позиций астрофизики. По ней выходило, что вещественные тела вообще редчайшая штука во Вселенной, средняя плотность его убийственно мала: 3*10^-31 грамма в кубическом сантиметре...
      - Это один атом на несколько кубометров мирового пространства. Да и атом-то, как правило, самый пустяковый, водородный или гелиевый. А те, что нам нужны, кои в камнях и рудах, - их не во всяком кубическом километре найдешь.
      - А ближе, в Солнечной?
      - Что же в Солнечной! Поднимите ночью голову вверх, увидите несколько планет - искорки в океане пространствва. Вот и все. В Солнце, между прочим, в сто раз больше веществва, чем во всех планетах.
      - А еще поближе: Юпитер со спутниками, астероидный пояс, Марс?
      - До этого "поближе" десятки и сотни миллионов километров.
      - А Луна, наконец? До нее-то точно дотянемся.
      - Забудьте и думать! - с несвойственной ему резкостью жестко сказал Любарский. - Забудьте и думать!
      Климов вздохнул, добавил:
      - Земля и Луна одна сатана. Это целое.
      Оба хорошо помнили тот свой "опыт".
      - А если вглубь Земли? Ловушки это могут. Сквозь всю мантию даже. Брать оттуда, откуда его больше никто все равно никогда не возьмет. Устроим сверхшахту в горах. За Овечьим...
      - Так ведь миллион кубокилометров. Дебит нефтяных скважин от силы несколько таких кубов. Из шахт и рудников берут того меньше...
      - Это нужно сотни Ловушечных шахт по всей планете. Нереально.
      - И что мы в итоге возьмем? Вспомните о геотермальном градиенте: тридцать градусов на километр... Псевдо-ученые сейчас чирикают о потеплении от парникового эффекта, озонового слоя. Все проще. Мы, наша цивилизация тараканы на раскаляющейся сковородке. В форме шара. Накаляет ее усиливающийся радиоактивный распад. От него и этот градиент. Так что возьмем мы из глубин планеты раскаленную радиоактивную лаву... и что мы с ней будем делать?
      - Еще и вулканы ее оттуда забьют, извергнутся. Уничтожат все живое.
      Так выявилась главность и неразрешимость проблемы вещества.
      Все наличествовало:
      - МВ-солнца, возможность отрегулировать их не только по "дням", но и по сезонам; обеспечить на будущей Атлантиде зиму и лето, времена года;
      - ВнешКольцо с прецезионным слежением за всем, что под ним;
      - Ловушки-монстры К8640 по углам полигона, обеспечивающие соответственное сжатие физического пространства-времени,
      - и тысячекилометровые пространства с сумеречной дымкой вдали и солнцем в окружении звезд, всякий день новым...
      - даже К-календарь с "пеценями", "сашенями" и "шаренями".
      Все было - ничего не было. Внутри К-полигона это великолепие обслуживало две НПВ-баржи (ржавые, речные, тяп-ляп-приспособленные), несколько утесов с аппаратурой да титановый поддон, "полигон-корыто". И все.
      Атлантида не вышла. Делали то, что в руки давалось, самообольщаясь во всю: мы-ста! То, что дозволено было.
      Не пришла в головы к нужному времени нужная идея, как надеялись. Хуже того, вместо нее пришла иная. Хоть это и не вошло в поговорку, но и самая плохая мысля тоже приходит опосля. Та, что пришла сейчас, была не "мысля", а просто сволочь:
      - если б заранее знали весь масштаб Проблемы вещества, знали, что столкнутся с такими сложностями-медленностями (при всей-то их К-технике), то не начинали бы это дело вообще; оно не имело смысла.
      - Ваша доктрина опережающего К-мышления, Виктор Федорович... - медленно сказал Мендельзон; он сидел в плетеном кресле-качалке у самой воды, - или точнее, может быть, слепого К-действия, опережающего мышление, на проверку оказалась простым старорежимным русским авосем... - Откинулся в кресле и со вкусом добавил: - Лапотным.
      Буров побагровел, но смолчал. Что он мог сказать?
      Молчали и другие. Одно слово, один эпитет - а как емко обрисовалось все. Так оно и есть, при всей их технике и псевдо-знаниях.
      ... Бредут мужички с котомками и в лаптях. Неведомо куда. То ли дойдут, то ли нет. Авось там будет удача, добыча, заработок... а может, и нет. Смерды. До сих пор не выяснено, что от чего происходить: слово "смердеть" от "смерды" или наоборот.
      Все есть - ничего нет. Растерянность, усталость.
      Они были крепко ушиблены Проектом К-Атлантиды. Видели и чувствовали, как иная Вселенная дает свет и тепло на полигон; свет и тепло, источник Жизни. Только оживлять там было нечего: несколько "островов"-камней да куча металлолома.
      ТРЕХГЛАВИЕ О НЕТ-СУРЬЕЗЕ
      Глава восемнадцатая. День Эшелона
      Политизация общества суть форма социальной
      психопатии. Осложнения ее - "митингит" и "демонстрит".
      К.Прутков-политик
      1.
      День текущий 9.6215 окт
      10 октября 14 ч 55 мин Земли
      372-й день Шара
      N = N0+642163417 Шторм-циклов МВ
      54-й день Дрейфа галактики М31
      (58-я гал. микросекунда)
      22657-е МВ-Солнце над полигоном
      10+14 окт 22 ч уровня К24 (приемная)
      ... добела раскаленное острие башни
      вонзалось в тьму Шара
      в нем мощно жила иная Вселенная
      рядом - и недостижимо далеко
      в их власти - и властвовала над ними
      История с радиоактивным эшелоном замечательна более не сама по себе, а тем, что привела в НИИ НПВ человека, без которого, вероятно, события здесь (а тем и в местах куда более обширных) развивались бы совсем иначе. Гораздо скромней и умеренней, честно говоря, развивались бы они. Как бывают поворотные (и даже переворотные) события, так бывают и поворотные люди.
      Слухи о необыкновенных исчезновениях в Катагани и окрест росли и ширились. Правоохранители отказывались открывать дела "по факту хищений" в силу немыслимости такого факта: чтоб склад товаров, например, или вагоны с рельс улетели за облака. Страховые общества соответствено отказывали в выплате страховок.
      Ввизит Страшнова показал, что есть и среди краевой верхушки человек, который понимает что к чему. Явился Виктор Пантелейонович как частное лицо; он нынче был в тени (хотя и с авторитетом среди своих выдвиженцев), состоял в правлении энергетической компании; пришел представлять ее интересы.
      Уклонился от посещения директора Любарского, разыскал Бурова и Панкратова (коего, опытный человек, приметил еще в том совещании на проходной как вероятного лидера, заводилу), заговорил прямо:
      - Не знаю, как вы это делаете, но в том, что работа ваша, от НПВ - уверен. В своей фирме я порекомендовал прикрыть все ценное металлическими листами и сетками, а их заземлить.
      - О! - сказал главный инженер Буров. - Грамотно.
      И больше ничего не сказал. Молчал и Панкратов, понимая, что в этой ситуации каждое слово тот самый "не воробей": вылетит, а потом тебя поймают. Речь продолжил Страшнов.
      В обмен на непредание огласке требовалась вот какая услуга. На Катагани-товарной стоит небольшой, всего на десяток платформ состав. В нем, в контейнерах, груз отходов от работы оборонных реакторов из центральной России; точный адрес неуместен. Обычно такие составы следовали в Среднюю Азию, груз захороняли в пустыне на надлежащей глубине. Но теперь средне-азиатские братские республики суть суверенные державы - и не хотят. Т.е. соглашаются, но за немыслимые деньги; а денежки теперь не казенные, а свои. Фирмы.
      Состав стоит вторую неделю - и журналисты что-то уже пронюхали, знают. У них даже фотографии его откуда-то взялись; когда нагрянут - и вместе с экологами - с другим составом не спутают. Потребуют немедленной проверки, замеров дозы, радиоактивного фона... ну, всего, чем людей пугают. Виктор Пантелеймонович прижмурил набрякшие веки. И это назревает вот-вот, не сегодня завтра. Так не мог бы этот состав таким же вот "инопланетным" способом срочно исчезнуть? Если трудно весь сразу, расцепить вагоны - и по вагончику. А? Иначе будет страшный скандал, демонстрации протеста - позор для Катагани. И вообще. Об интересах представляемой им энергетической компании Виктор Пантелеймонович умолчал; это подразумевалось.
      - Интересная задача, - молвил Панкратов.
      - Да, - согласился Буров. - Мы подумаем, как ее решить. Завтра, значит, уже может быть поздно?
      - Может.
      - Тогда сегодня. Кто на станции в курсе и поможет?
      Страшнов дал телефон и имя.
      Они расстались без лишних слов.
      В НПВ все делается быстро. Это обязывает к быстрым решениям и действиям в однородном мире.
      2.
      День текущий 9.7755 октября ИЛИ
      10 октября 18 час 36 мин
      372-й день Шара
      53-й день (57-я Гал.мксек) Дрейфа М31
      Странно Солнце над землей - каждый день одно и то же
      На Катагань-товарную отправились втроем: Буров, Миша и Дуся Климов, второй человек по части сложных Ловушечных задач после Панкратова, - прикинуть все на местности. А возможно, сразу и исполнить. Прихватили протяженную, сделанную в виде футляра для чертежей, Ловушку-миллионник.
      Михаил Аркадьевич уверенно вел машину через город; дорогу на станцию знали, бывали там не один раз. С немалой выгодой для Института и человечества.
      На станции нашли человека, чьи координаты дал Страшнов; это был помощник диспетчера в форменной фуражке. Он кликнул какого-то сцепщика, проговорил несколько фраз, повернулся к НИИвцам:
      - Вот он вам все покажет. А если нужно, то и расцепит... - а сам с видимым облегчением удалился.
      Сцепщик, парень лет тридцати, в замасленой стеганке и кепке, привел их на край рельсового поля, к двум тупиковым колеям. На предпоследней стоял этот состав, десять металлических платформ с металлическими же контейнерами без номеров и фирменных знаков; последняя колея была свободна. Далее шел пустырь.
      Осмотрелись. Вечерело - и это предрасполагало покончить с делом сегодня; не тратить "нулевое время" (самое ценное) еще и завтра.
      Далее был небольшой спор и обсуждение вариантов.
      Расцеплять вагоны и вбирать их в Ловушку по отдельности - не то, в ней выйдет навал, свалка. Климов предложил втянуть в "футляр" пустую колею на длину состава, а потом вкатить платформы на нее.
      - Да зачем? - возразил Миша. - У нас же миллионник, он все возьмет сразу, и состав, и колею под ним. Там сантиметры на это пойдут. И будет все покоиться на барьерной НПВ-подушке...
      - Хорошо, а потом что нам с этим добром делать? - недовольно молвил Буров. - Положить футляр с составом Страшнову на стол?
      - Состав пожалуйста, - сказал Панкратов. - Хоть два. Футляр ни в коем случае. Подарить Ловушку-миллионник, вы что! Она серьезней атомного поезда.
      - Ну, а куда деть-то? - настаивал Буров.
      - Унесем, потом переправим в Овечье ущелье.
      - В Овечьих схронах нам только железнодорожных платформ недоставало. Да еще с радиоактивным "добром".
      Разговор шел при сцепщике. Тот слушал, с интересом посматривал на инженеров небесно-голубыми глазами.
      Приняли вариант Панкратова; благо погода стояла сухая и почва под рельсами состава тоже была суха. Непроводящая. Велели сцепщику пойти в конец состава и разьединить стыки рельс; Дуся Мечников отпрвился с ним.
      Буров и Миша тем временем расположили Ловушку в конце колеи, за тупиковыми белыми столбиками с перекладиной, метрах в сорока от передней платормы.
      Через полчаса вернулись Дуся и сцепщик. Развинтили.
      Стемнело. В небе загорелись звезды; но на вышках станции еще не зажгли прожекторы.
      И когда Панкратов откинул крышку "футляра" и поворотами рукояток на тыльной стороне начал неспешно, чтоб без лишнего шума, выдвигать НПВ-язык, это под звездами тоже выглядело красиво, фантастично и поэтично:
      - сначала пространство с малым К охватило весь состав и приподняло его вместе с рельсами, отделив от земли;
      - шумок перекачки при этом был умеренный, как от тронувшегося в путь тепловоза; а поскольку их немало сновало на товарной, внимания это привлечь не могло;
      - потом Миша коснулся кнопочки для втягивающего НПВ-языка с высоким К; он выбросился мгновенно на двести метров - мгновенно же состав с рельсами стянулся в белую линию-молнию... и как не было. Только на промасленной земле остались вмятины от шпал, уходили в перспективу.
      Сам состав был виден теперь на узком экранчике на боку цилиндра; внутренний сканер вычерчивал зелеными линиями его контуры и расположение. Панкратов поглядел: расположился правильно, как раз по оси "футляра"; отключил экранчик.
      - Ух ты! - сказал за его плечом сцепщик. - Красиво. - Во, парень, как техника может: раз - и там! - сказал Миша, закрывая "футляр" спереди. - Будешь рассказывать - не поверят.
      Потому и не таились, что не поверят.
      3.
      - Это точно: не поверят, - согласился тот; у него был чистый тенорок. - Но знаете что, вам не нужно с собой уносить - ни футляр, ни состав. Оставьте все здесь. Нет, серьезно...
      - Почему?!
      - Понимаете, там ведь "осколочные" материалы. Ну, продукты деления урана и плутония, осколки их ядер... - речь у сцепщика была внятная, культурная. - У них короткие периоды полураспада. Не более двухсот лет. У многих и вовсе годы, даже месяцы...
      На разговор подошли Буров и Дуся Климов. Все НИИвцы смотрели на развитого сцепщика с живым интересом.
      - Так что при вашем К-миллион в Ловушке к завтрашнему утру, когда сюда нагрянут корреспонденты, экологи и телевизионщики, в контейнерах все начисто высветится. Распадется. Ведь пройдет несколько тысяч К-лет. И составчик с рельсами будет на месте - и радиации в нем нет никакой. Нет, серьезно. Вместо сенсации - пшик.
      - Так вы не сцепщик? - спросил Буров.
      - Почему? Сейчас сцепщик. Живу вон в том общежитии... - он указал рукой на двухэтажный барак правее пустыря. - До этого - пациент клиники при Институте судебной психиатрии имени Сербского. А еще до этого старший научный сотрудник ядерного центра, откуда прибыли этот состав. Нет, серьезно...
      - А откуда вы знаете, что утром нагрянут масс-медиа и экологи? - спросил Панкратов.
      - Так я ж им и звонил. И фотографии передал. Завтра в 11 обещали быть.
      - Отблагодарить, значицца, захотелось? - сразу вник в суть Дуся Климов; он почуял в сцепщике близкую душу. - Родимому ядерному центру? Не иначе как за институт Сербского?..
      Тот кивнул.
      - Но теперь выходит, что вы их подвели, репортеров-то? - уточнил Панкратов. - Примчат на пшик.
      - А вам что, их жалко? Подвели по-настоящему-то их вы, я только рельсы развинчивал. Да и что мне они! - При свете дня Миша заметил, что глаза у сцепщика голубые; сейчас, в сумраке, он разглядел, что они у него бедовые и злые. - С вами-то тиреснее. Но в самом деле лучше, если состав утром окажется на месте - с высветившимися до нуля отходами. Нет, серьезно. Они ведь с приборами приедут, с добровольными экспертами с физфака университета... А не окажется - рыскать начнут, выспрашивать: кто был, что да как, где состав?..
      - Он прав! - поднял палец Буров.
      - А как с благодарностью родимому центру... за институт Сербского, надо полагать? - Спросил Миша; он был наслышан о крутых нравах в ядерных организациях.
      Сцепщик отмахнулся, как от мухи:
      - Да бог с ними. С вами мне тиреснее. И вам со мной тоже будет, вот увидите. Нет, серьезно.
      - Степень есть? - поинтересовался Буров.
      - Кандидатская. Физ-мат. Докторская диссертация лежит.
      - Как это вы нас так сходу вычислили? - спросил Панкратов.
      - Не сходу. После вашего Шаротряса. Сгулял в центральную библиотеку, собрал и прочел все материалы об НПВ. Когда слухи о пропажах, об "инопланетянах" пошли, понял что к чему. Я бы и сам так сделал. Нет, серьезно... Догадаться нетрудно - доказать трудно. На вас еще долго никто ничего не докажет.
      - Растакую мать, я за! - горячо сказал Дусик. - Нашего человека сразу видно - он просто создан для НПВ.
      - Вы сами-то еще без году неделя наш человек, - буркнул Буров, недовольный тем, что решают без него.
      - Не неделю, а целых три, Виктор Федорович, - парировал Климов. - В НПВ это очень много. На целую неделю больше, чем вы главный инженер. И уже давите!
      Они стояли вокруг темного цилиндра на двух треногах; футляр как футляр только около скобы-ручки рдели два индикатора, зеленый ("К-заряжен") и желтый ("Загружен"). Вверху накалялись во тьме звезды обычного неба. Зажглись на мачтах прожекторы станции.
      - Как вас зовут? - сросил Панкратов. - Меня Миша.
      - Зовите НетСурьезом. Так везде, с вуза. По речевой привычке.
      - Хм... ладно, это вместо фамилии. А имя?
      - Имярек Имярекович. Не придавайте значения пустякам. Я муни. Знаете, кто это?
      - Ну, наш человек, пробы негде ставить! - снова горячо вступил Климов. Что те имена, в самом деле! Я вот Евдоким Афанасьевич, так меня, знаешь, в Дусю переделали. И фамилию даже присобачили от того монтера Мечникова из "Двенадцати стульев" - хотя я вовсе не алкаш.
      - Но и своего не упустит, - поддал Панкратов.
      - А какой русский человек свое упустит!.. Так что теперь нас двое! - и протянул руку сцепщику.
      4.
      Так в жизнь НИИ, в жизнь странного НПВ-мира вошел странный - подстать ему - человек.
      В НПВ все происходит быстро и в НИИ НПВ все решают быстро и неординарно. Ловушку-монстра с десятью платформами опаснейшего груза внутри (о котором и речи не было, чтоб передать ее заинтересованному и хорошо знакомому человеку, Страшнову) оставили на Катагани-товарной под присмотром "сцепщика", с коим встретились впервые. И с полной уверенностью: свой человек, наш.
      ... А сами направились одни в Овечий Филиал, другие в НИИ - возиться с Полигоном, решать головоломку: как наполнять его, где взять веществва и так далее.
      В 10 утра на Катагань-товарную подскочил опять на машине Панкратов. Сцепщик ждал его у колеи без рельс. Миша аккуратно выпростал из "футляра для чертежей" состав с рельсами - даже шпалы легли в свои выемки.
      Протекшие в Ловушке века отразились на металле колес и боках контейнеров ровными пятнами сухой ржавчины. И нигде не осталось следа смазки.
      - Класс... - сказал НетСурьез, когда вернулся с инструментом от конца состава. - Даже стык свинтил без усилий.
      - Не "класс", а кибернетика, - ответил Миша. - Процессор Ловушки запомнил все манипуляции ввода, для вывода дает их зеркально, в обратном порядке.
      "Сцепщик" забрал в пристанционном бараке-общаге скудные пожитки, книги, и они уехали в НИИ.
      В одиннадцать часов на товарной появилось много людей с видекамерами, фотоаппаратами, магнитофонами, приборами и даже плакатами. Все получилось, как предсказал НетСурьез: ни радиации, ни сенсации - пшик.
      Глава девятнадцатая. Гений из подворотни и ученые в законе
      "В спорах рождается истина"? Да - но не в
      спорах со жлобами. Для тех главное: поставить
      на своем.
      К.Прутков-философ
      0.
      День текущий 10.55139 окт
      6.454968E+08 Шторм-цикл текущий МВ
      11 октября 14 ч 14 мин
      11+ 15 окт 13 ч Уровня К 6
      На полигоне 25 марта/шареня 115/97 К-года
      Светит 35004-е МВ-солнце
      ... Под этим номером также сияло не солнце-звезда, а МВ-галактика: соседняя, за найденной окраинной, более отдаленная. Но не слишком - вот фотоэлементы автоматики Бурова и приняли ее за самую яркую звезду; немудрено. Сфокусировали полями пространственные линзы, начали по sin- закону приближать.
      Утром она была "неправильной", светящейся кляксой. Ближе к полудню из нее сформировался звездный трехрукавный вихрь; наиболее ярко светило округлое ядро. В полдень рукава вихря свернулись и сомкнулись - галактика стала эллиптической. Потом снова вихрь расширяющийся, к вечеру - клякса иной формы. Ядро растеклось.
      Но это между прочим. Антураж, от которого у знающих цепенела душа, а прочим было все равно.
      Далее следует вставное эссе. Оно вставное и Эссе, потому что не очень сюжетно. Однако на нем, точнее, на его герое, висят сюжеты всего последующего, еще трех с половиной романов. Речь о НетСурьезе. Потому что его идеи затмевают любые, даже самые крутые, коллизии.
      1.
      ... У каждого есть своя личная жизнь. У вас, читатель. У меня, автора. У персонажей, разумеется, около чьих передряг и переживаний мы особенно склонны поронять слюни, тоже. У собак и кошек тоже своя личная жизнь, каждый кто наблюдал их, это не оспорит. Наверняка она есть и у земноводных, наших предшественников по владычеству на планете, например, у лягушек - особенно весной, когда они томно воют и ухают на болотах: ведь от всей же души, во имя любви и долгого личного счастья. И у стрекоз, жучков-мотыльков она есть... и так, наверно, вплоть до бактерий и вирусов.
      Уже из этих экстраполяций ясно, какая это, извините, мура. Хоть ей и посвящена большая часть художественной литературы. Литература сия - так называемая "реалистическая" - суть простой фокус, что первый заметил юный еще Максим Горький, который рассматривал на просвет страницы романов: буквы, закорючки на бумаге, а читаешь - и все живет... что за черт?! И я не читатель, а вроде сам этот храбрый рыцарь, или умирающая дева... Фокус сей в том и состоит, чтобы подрочить вас за чувства. Лучше за самые простые: чем они проще, тем массовее, тем больше тираж и выручка за бестселлеры. Отсюда, в частности, неугасимая популярность и доходность порнухи.
      Если глубже, то все искусства, включая литературу, присоединяют нас через образы и звуки, слова и мышление - к Индивидуальности Мира. Она одна на всех, непредставимо громадная. И для мошек тоже, для любой твари - а то, что они присоединяются не через чтение, глядение и слушание, так, вероятно, еще прямее. Но фокус тот, что каждому существу представляется, что только он индивидуум и ого-го, а прочее все гиль.
      И уж если в этом сплошная иллюзия, что не-мое, ВсеОбщее есть мое, что говорить о всем прочем.
      Мы отдали дань личной жизни наших героев еще в первом романе: у Пеца было одно, у Корнева другое, у Толюна третье и так далее. Не смогли увернуться от сего и здесь: у Панкратовых вон завелись НПВ-детишки, Валю Синицу директором не выбрали... ай-ай! Будет и дальше, обойти невозможно, о людях пишем. Но лишь в той мере, в какой автору не удастся сей предмет обойти, увернуться от него, проскочить мимо - как он и в жизни, кстати, уворачивается от этого - и довольно успешно - последние годы: надоело.
      Потому что все это, повторяю, чепуха. Сопли. (Кстати, наши предки особенно из славян, а среди них особенно из дворян и казаков - это лучше нас понимали; потому и крупнее жили, размашистей, шире.)
      Главным в жизни людей и человечества, цивилизаций и вселенных были и есть Идеи. (Один мой знакомый вопрошал: "Да зачем людям идеи?.." Не та постановка вопроса. Зачем Идеям - люди? А ежели кто и оказался им нужен, то это для него - честь.)
      Сверхсюжет этих романов посвящен возникновению и развитию новых идей и знаний о мире. А от них - и сверхчудовищных событий и дел (пока только чуть затронутых вначале), против коих все личностные штучки-дрючки просто неразличимы.
      Наиболее примечателен в этом - наш новичок.
      Из личной жизни его приведу лишь одну подробность (да и ту, пожалуй, смог без моей помощи уже подметить вдумчивый читатель). Он говорил нормально: "Нет, серьезно.", или "Нет, я серьезно..." - речевая привычка, вполне уместная в устах человека, чьи высказывания неординарны и, как правило, действительно весьма серьезны, значительны; настолько, что неподготовленному собеседнику трудно бывает, как говорят, врубиться, принять их к размышлению. А коли так, то проще поднять на бу-га-га. Вот и пересобачили на жлобское "Нет, сурьезно", сделали кличкой - еще в институте.
      О прочем в его жизни только и остается нам судить по тому, что человек сей отрекся даже от имени-отчества своего, да и от фамилии тоже. Принимайте, мол, меня таким - вне имен и названий. Муни. Отшельник.
      В его отшельничестве было спокойно-усталое: да пошли вы все.
      2.
      Как жизнь обычных людей измеряют в годах, так жизнь Имярека Имярековича НетСурьеза можно измерять в Идеях. Мы не станем тревожить те, которые довели его до изгнания из НИИ п/я ..., затем до психушки и завершились пребыванием на Катагани-товарной в качестве сцепщика. Начнем с тех, какими он утвердил себя... попутно и восстановил многих против себя - в НИИ НПВ.
      Он слонялся везде, покуривал, посматривал, послушивал - не спеша ни подключиться к какому-то делу, ни присоединиться к чьему-то замыслу. Побывал в зоне у "полигона Будущего Материка", на НПВ-баржах внутри его, на ВнешКольце и на КапМостике, на верхотуре - от трен-зала по обновленную ГиМ-2.
      (2а.
      Он заглянул в Лабораторию Ловушек на уровне К110, как раз когда Миша Панкратов и Дуся Климов развивали только что родившуюся идею Транспортировки по Многим Площадкам. ТМП, сразу и абревиатуру дали.
      Предложил ее Миша взамен перевозки взятых в горах утесов вертолетами в Ловушках-схронах - и право, она была неплоха.
      - Раз мы берем что угодно через облака на дистанции в сотни километров, то это взятое, вышеупомянутое... будь то валун, банк или железнодорожный состав, не играет роли, - единым духом выдавал Михаил Аркадьич, стоя с мелом возле доски, - то вывалив его из Ловушки, точно так можно взять другой Ловушкой с расстояния в сотни километров через облака...
      - Если они будут где надо, - вставил Климов. - Между этой площадкой и той Ловушкой.
      - Естественно, - согласился Миша. - Но сейчас осень, октябрь. За облака и тучи можно не волноваться. И тогда смотри... - он принялся рисовать мелом на коричневой поверхности зазубрины слева, круг на палочке справа, извив в середине внизу, два облакоподобных овала вверху; соединил через них двумя дугами левую и правую части. - Вот горы, вот Овечье с ЛОМами, вот НИИ... а вот подходящие облака. Берем камень... кладем на площадку в Овечьем... Ловушка около НИИ чрез свое облако берет его...
      - Зачем ОКОЛО - прямо на краю ВнешКольца ее и ставить!
      - Правильно! Тогда та же Ловушка и опустит взятый валун на полигон. Никаких схронов, главное, никаких вертолетов... А!
      Это победное "А!" было адресовано не столько Климову, кой уже внес свой вклад в идею ТМП, сколько НетСурьезу. Он стоял, смотрел, покуривал сигарету; потом усмехнулся:
      - Вы те самые два тонущие ростовщика. Нет, серьезно.
      - Какие ростовщики, где тонут?
      - В пруду. Нет, ну, там был один. Все тянут руки, кричат: "Давай!" - а он не дает. И тонет. Насреддин понял его натуру, протянул руку со словами: "На, бери!" - и тот сразу ухватился.
      - Ага... - скучно взглянул на него Климов. - Мы тонущие ростовщики, ты Ходжа Насреддин. Возмутитель спокойствия. Ну, валяй, протягивай руку и говори "На!" Я не гордый, я возьму.)
      (2б.
      Стоит заметить, что такому повороту разговора - с явным вниманием к реплике только что пришедшего человека, да еще и новичка - кое-что предшествовало. НетСурьеза, вопреки его кличке, уже принимали всерьез. Миша Панкратов так наверняка.
      Ну, прежде всего, то его "рацпредложение" на Катагани-товарной: не таскать радиоактивный эшелон, а оставить на месте, сам высветится. Так и вышло. Затем последовало еще более крупное - в первый же день работы в НИИ (он, правда, длился для Имярека более пяти суток... человек, что называется, дорвался); настолько крупное, что оно, если говорить прямо, породило Ловушки следующего поколения, ЛОМДы - Ловушки-миллиардники.
      - Надо это... 20-метровые цистерны, - сказал он раздумчиво Панкратову, понаблюдав в мастерской сотого уровня за сборкой ЛОМов. Там в жерла "максутика" как раз вставляли и крепили метровой длины цилиндр, 2-ю ступень; его потом и заряжали самым крутым К-пространством, чтоб потом упрятать туда 50-метровый утес. - На сто двадцать тонн бензина, они же 120 кубов... на восьмиосных платформах. Ну, платформы, понятно, долой. Видел такие?
      У него была скверная манера говорить не слишком доходчиво и не совсем внятно - будто всем наперед должно быть понятно и известно то, что ясно ему и что он знает. С полуслова.
      - Может, и видел, не припомню, - отозвался Панкратов. - Так что?
      - Так... сколько в нее, цистерну, влезет, во вторую ступень-то... против этих цилиндриков. Только вставлять в "максута" придется не так. Засовывать К-языком.
      Миша смотрел на него с не меньшим интересом, чем тогда на станции, когда сцепщик в замасленной фуфайке начал изрекать насчет "осколочных" изотопов и их ускоренного высвечивания. Ну, тип, ну, башка!.. Панкратову вполне хватило этих невнятных фраз: все верно. Да, они помещали эти цилиндры в трубы "максутиков" потому что так было привычно и удобно: меньшее в большее. Но возможность поместить БОЛЬШЕЕ в МЕНЬШЕЕ осталась неиспользованной - а на то и НПВ, на то и Ловушки! Ведь этот цилиндр после введения К-пространства в первую ступень Ловушки обращался там в светящуюся иголочку. Так что места там явно хватит и для цистерны. А они пренебрегли. И вот, пожалуйста, свежий человек со свежим взглядом ткнул его носом.
      - Там на Катагани-товарной я видел на крайнем запасном, - продолжал НетСурьез как ни в чем не бывало, - в другую сторону от нашего эшелона... составчик таких. Цистерн пятнадцать, все восьмиосные... Вроде порожняк. Так может, съездим?
      - А то!.. - сказал Миша.
      И в сумеречную пору этого дня они вдвоем снова посетили те же пути, прихватив тот же "футляр для чертежей" и треноги. Отыскали на тупиковом крайнем пути и этот эшелон, 16 белых двадцатиметровых цилиндров высотой с дом, на четырех двухосных катках каждый.
      ... Когда дошло до дела, Панкратов замешкался. Тормознул.
      - Слушай, а ведь они же чьи-то, эти цистерны. Чьи?
      - Там на боках написано. А что?
      Миша посмотрел. В сумерках ничего нельзя было разобрать.
      - Но мы же кого-то разорим.
      До сих пор Панкратов более "спасал" обреченную на переплавку, а то и на свалку научную аппаратуру; брать чужое добро не слишком ему нравилось.
      НетСурьез смотрел на него с усмешкой.
      - Не распускай сопли. В стране, где народ нищает, богаты только жулики, взяточники и воры. Разорим тех, кто нас разорил. А то и вовсе страховую компанию. Не медли.
      "Вобщем-то он прав," подумал Миша.
      Далее повторили те же манипуляции, втянули цистерны вместе с участком рельс под колесами в "футляр". Увезли.