- Неужели вы, ученый с десятилетним стажем, не понимаете, что приветствуют-то, имея в виду уютное, карманное академическое "безумие" чтобы без потрясения основ, без сокрушения авторитетов? Да и приветствуют-то высказывания корифеев, а не наши с вами. Таким образом, Дмитрий Андреевич, он встал, давая понять, что беседа близится к концу, - я все-таки порекомендовал бы вам не замахиваться на всю физику, а продвигаться обычным апробированным путем частных теорий.
      ...Словом, "и по камешку, по кирпичику", не покушаясь и не обобщая".
      Виталий Семенович очень придирчиво прочел эту запись. Речь шла о нем самом, да и следователь оставил пометки красным карандашом. Все было правильно, хотя Калужников и утрировал его манеру речи. Он и сейчас сказал бы ему то же самое.
      Командировка в Сухуми. Лечу над морем. Самолет идет низко, и из моего иллюминатора видна динамичная картина шторма: валы мерно набегают на берег, бьют в него, разваливаются в брызгах и пене, откатывают, снова набегают... Но вот самолет взял курс в открытое море, берег ушел из поля зрения, и - о чудо! - штормовое волнение застыло. Есть и валы, и впадины между ними, но все это выглядит убедительно неподвижным. Будто это вовсе и не вода.
      Только если долго смотреть, можно заметить медленное - куда более медленное, чем общий бег волн к берегу! - перемещение валов относительно друг друга: их гребни то слегка сближаются, то отдаляются. Чуть меняются и высоты валов, появляются или исчезают пенистые барашки на них...
      Командировка в Сухуми по частной проблеме, но думаю я все о том же, об общем.
      Вот она, разгадка устойчивости мира, в котором живем! Это меня озадачивало: как так, мир есть волнение материи - а формы тел и их расположение долго сохраняются? Да ведь потому и сохраняются, что мы всплески материи: и волна-солнце, и волны-планеты, и волнишки-горы на них, и даже волна-самолет, и я в нем... все мчим в основном в одном направлении, в направлении существования (по времени?), с огромной скоростью (не со скоростью ли света? Именно она должна быть скоростью распространения возмущений в среде; да и энергия покоя тел Е = Мс^2... хорош "покой"!). Этот бег волн можно заметить только с неподвижного "берега"; но его нет во вселенной, а если и был бы, мы-то не на "берегу"! А так мы можем заметить только изменения в картине взаимного расположения тел-волн вокруг, то есть относительное движение.
      Итак, устойчивость в малом - синхронность колебаний; устойчивость в крупном - движение - существование в общем потоке материи.
      ...Какое у меня сейчас великолепное ощущение ценности своей жизни: когда боишься умереть только потому, что не все понял, не закончил иследование! -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
      И все это не то, и все это не так! Я могу написать немало соединенных в интересные предложения слов, могу сдобрить их уравнениями и формулами, чтоб посредством всего этого объяснить свою идею другим... А вот насколько я понимаю ее сам? Ведь предмет ее не где-то в космосе и не под микроскопом, не в колбе; этот "предмет" - все вокруг меня, во мне, в других. Просто все. Истина выражена самим фактом существования мира.
      Осталось только "прочесть" то, что выражено. Воспринять, почувствовать. Произнося слова, можно только ходить вокруг да около, а то и удалиться от истины. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
      Полжизни за миг понимания! Полжизни - и не останусь в накладе. Иначе ухлопаю всю жизнь - и не пойму, не почувствую. -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- ---
      Сегодня, 25 декабря, я, кажется, воспринял вселенское волнение. Или оно мне пригрезилось?.. Я и сейчас еще прихожу в себя. Впечатление было сильное, не так просто его описать.
      Час назад, в одиннадцать, я лег спать. Сразу, как водится, не уснул: лежал, думая все о том же. Расслабил тело, сосредоточился мыслью: вот она, среда, всюду и возле моей кожи, и во мне! Пришло полузабытье, в котором мысли переходят в зыбкие образы, а те расплываются в причудливые ощущения. Вот тогда и произошло что-то, отчего я вскочил вдруг - весь в поту и с колотящимся сердцем.
      Что же было? Сначала сникли словесные, понятийные мысли. Взамен появились какие-то призрачно зримые (хотя глаза, понятно, были закрыты) блики, колеблющиеся струи - почему-то золотисто-желтые. Они мельтешили, сплетались в вихри, снова растекались. Потом волнение стало... каким-то более общим, что ли? (До чего же здесь бессильны слова!) Оно распространилось по телу чередованиями тепла и холода, упругости и расслабленности, становилось плавнее и мощнее. Убедительней как-то. И я понимал, как становилось: мелкие частные пульсации во мне сливались, складывались в более крупные, а те складывались с внешним ритмом. (Каким, откуда?..) Вот биения сердца совпали с ним. Меня - и по мышечным, и по тепловым ощущениям - будто стало колыхать от правого бока к левому. Потом пошли волны и вдоль тела. Они не только колыхали, но и слегка то расширяли, то сжимали меня. Я вроде как начал пульсировать.
      Но я еще чувствовал себя отдельным телом, только погруженным во что-то объемно колеблющееся. Потом - видно, внешние ритмы целиком подчинили внутреннее волнение - перестал это чувствовать! Откуда-то извне приходило тепло - мягкое, будто живое; оно превращалось в жар. Я понял, что будто растекаюсь, плавлюсь... и тут импульс животного ужаса напряг тело! Я вскочил.
      Что же это было? Температура 36'7, идеальная норма.
      Этот толчок внутреннего ужаса... Сейчас такое чувство, будто спасся: летел в пропасть, но успел ухватиться за камень. Боюсь снова лечь. И никогда я не был психом... Во внешнем растворялось мое "я"?
      Это и было то самое понимание, которого я столь декларативно желал и ждал? Гм... Скорее даже не оно, только подступ к нему.
      Брось ты это дело, Калуга! Брось, пропадешь! Займись обычной наукой, делай докторскую. Или снова женись - будешь заботиться, ссориться, растить детей: все отвлечешься... А то пропадешь ни за понюх табаку. Ну их, эти страсти!
      А ведь не брошу..."
      Эта запись была отчеркнута красным карандашом следователя. "Да, действительно", - качнул головой Кузин.
      "Человеческая жизнь есть ценность - недоказуемый, но общепризнанный постулат. В чем она, ценность жизни? В длительности ее, в продолжении рода, то есть в той же длительности, только генетической? Чем дольше, тем лучше, и чем больше, тем лучше, - простой азиатский принцип.
      Но существование не может быть целью существования. Ведь в этом случае идеал, которому следует подражать: тупое существование камня. Он "живет", не прилагая усилий, миллионы лет - прочный и равнодушный. Правда, мы, белковые твари, менее прочны. Нам для длительного существования надо обмениваться веществами и информацией со средой, лавировать в пространстве, предвидеть во времени, сопротивляться, ладить, объединяться для совместных дел, специализироваться... словом, ловчить. Кончается это занятие все-таки несуществованием, смертью.
      Тогда в чем же цель разумного существования? Пожалуй, в познании истины. Всей истины. Абсолютной истины. Она, говорят, недостижима. Но говорят-то это люди, которые ее не достигли, - стоит ли полагаться на их авторитет?..
      С чем я могу согласиться, так это с тем, что истина недостижима на уровне слов, формул, графиков... на уровне тех средств информации, с помощью которых мы объясняем другим то, чего сами толком не понимаем. А вот на уровне чувств, своих ощущений? Кажется, да. -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- -- --
      "Даю - под впечатлением той ночи - Энергетическую Теорию Интуиции. Или Теорию Интуитивного Резонанса, как угодно.
      1. Что такое интуиция, никто не знает. Знают лишь, что она есть и что ею можно руководствоваться в оценке сообщений и в предвидении дальнейшего не хуже, чем логикой (Кстати, что такое логика, тоже толком не ясно). И тем и другим путем мы пытаемся составить верное представление о действительности, понять истину. Можно определить так: интуиция - понимание конкретной истины не путем рассуждений, а по какому-то внутреннему сигналу в нашей психике.
      Сигнал этот, хоть и относится к "тонким движениям души", несомненно, материален. Какая же его природа?
      2. Каждый, кому приходилось понимать или создавать новое: изобретать, открывать, решать сложную жизненную задачу (это важно, что жизненную!), знает, что в момент понимания или правильного решения исчезает усталость, даже если бился над проблемой днями и ночами. Человек чувствует прилив сил, бодрость, хорошее настроение, желание работать еще и еще - и нетрудно ему, даже тянет.
      Так было и у меня, когда пришел к "шутейной" идее о переменных микрочас- тицах, так было и в других догадках о свойствах волнующейся материи. Так бывало и раньше, когда в работе или в жизни приходил к истинному решению. Поднимается тонус, хочется счастливо смеяться, неизвестно откуда берутся силы... Такое состояние - по сути, единственный факт о природе человеческого творчества. Его именуют "озарением", "вдохновением", "наитием", но все это словеса. Строгая его суть в том, что в человеке возникает прилив энергии.
      И наоборот: когда от внешних причин или по легкомыслию сбился с пути к пониманию - чувствуешь тупой упадок сил, руки опускаются.
      Что же это за энергия понимания истины, откуда она берется в человеке? И ведь внезапно, явно не от еды и питья.
      3. Вникнем в механизм познавания человеком действительности. Из среды в меня проникают сигналы. Ассортимент их огромен: мы обычно выделяем те, которые можно отнести к органам чувств (обоняние, зрение, слух, осязание, вкус, равновесие), - но это далеко не все. Есть и чувства симпатии или неприязни, тревоги заботы, юмора, уверенности, любопытства... всех не перечестьь. Они наличествуют, хотя специальные органы для них установить затруднительно.
      Все сигналы, объединяясь, создают во мне (в мозгу? - наверно, не только...) некий чувственный образ - модель среды. Когда ощущения неполны или искажены, модель неправильно отражает внешний мир; когда же они достаточно полны и не искажены, она близка к реальности.
      Ясно, что сигнал интуиции - это ощущение близости модели во мне к изучаемой действительности. Почему есть такое ощущение и почему оно выражается приливом энергии?
      4. Пока мы считаем, что реальность это пестрое нагромождение статичных тел и независимых явлений, понять это невозможно. Иное дело, если полагать, что реальность - сложное, но единое пространственно-временное волнение материи. Тогда отражающая эту реальность модель - тоже четырехмерное волнение во мне, в субъекте. И когда волнение-реальность и волнение-модель похожи - возникает резонанс..."
      "Ого! - Виталий Семенович, который уже несколько устал от чтения блокнотов и подумывал лечь спать, вдруг и сам почувствовал бодрость, живой интерес и прилив энергии. - Интересно! Этого мне Дмитрий Андреевич не рассказывал..."
      "...А резонансные колебания, милостивые государи, тем и отличаются от нерезонансных, что, где бы они не возникли: в камертоне, в мостах, в радиоконтуре, в нервной системе (то есть во мне), - они почти не требуют подпитки энергией. Значит, на поддержание в себе любой модели мира, кроме истинной (а ведь даже отсутствие у человека определенных представлений о мире, незнание, - есть ложная модель!), человек затрачивает изрядную энергию. Когда же он приходит к истине, эта энергия высвобождается.
      Поехали дальше (рука сама пишет - вот оно, интуитивное подтверждение, что иду верно!). Но реальность - не простенькие синусоиды, как для радиоконтура или камертона; это сложнейшее объемное волнение со множеством гармоник. Нас же обычно занимает какая-то частность: отдельное явление, свойство, факт или взаимосвязь немногих фактов, то есть одна или несколько гармоник из вселенского волнения материи. До остального нам дела нет: ведь именно куцые отрывочные истины легко реализовать на рынке житейских отношений - для заработка или самоутверждения... Я это вот к чему: если, нащупав истинную модель малой частности (иначе говоря, войдя в интуитивный резонанс с одной или немногими гармониками волнения), человек испытывает заметный прилив энергии, - то какое же огромное количество энергии высвободится в нем, если он вдруг поймет все? Не словами, не уравнениями - а почувствует всю истину о мире и себе!
      ...И это будет самая умная энергия из всех, какими владеет человек. Да и владеет ли он ими? Основная беда нынешнего мира в том, что люди не по уму могущественны. Оттого и боимся атомных бомб, которые сами выдумали, сильнее стихийных бедствий.
      А здесь - без кнопок, которые любой кретин нажать может, иначе: понимаешь глубоко действительность - приобретаешь дополнительный запас энергии. Не понимаешь - не обессудь.
      Энергия колебаний пропорциональна частоте колебаний. Это значит, что наибольший запас энергии во мне - на уровне частиц и атомов: их частоты порядка 10^23 - 10^21 герца. Потом идут молекулярные колебания с частотами от 10^20 в легких молекулах до 10^12 - 10^9 в тяжелых белковых. Потом идет диапазон "живых колебаний" во мне: вибрации мышечных клеток и волокон, пульсации в нервных тканях, упруго-звуковые колебания в костях, сухожилиях, в разных перепонках - и так до циркуляции крови, биений сердца, дыхания, обмена веществ.
      Резонанс на атомно-молекулярном уровне даст почти неисчерпаемый поток энергии, не меньше, чем при термоядерном синтезе. Но добраться до него не просто: надо сначала войти в резонанс на уровне дыхания и сердцебиений, потом на уровне нервных, клеточных и упругих колебаний. А там - видно будет.
      ...Ни черта там не будет видно, любезный Калуга, и ничего ты так не достигнешь! Уже все разложил по полочкам, замелькали числа и термины: "резонанс", "частоты", "энергия"... Ведь это же энергия понимания - энергия мысли твоей, чувств твоих, жизни твоей! Не поможет здесь математическая теория, невозможно здесь опыты с приборами, ничего не дадут и обсуждения с коллегами.Только напряжением всех жизненных сил и всех помыслов ты сможешь достичь резонанса - понимания.
      Жизнь - опыт? Методика - изменение образа жизни. Ну что же отложил ручку? Делай окончательный вывод.
      Трудно...
      Вон выходит что! Оказывается, во мне сильно это инстинктивное представление о счастье как о сытости-безопасности-уюте, обладании вещами, женщинами, властью - и так далее, и тому подобное - весь набор. Если его нет, то какие бы тебя ни осеняли идеи и откровения ("Знаем мы эти песни!.."), считается, что тебе в жизни не повезло. А если есть блага, то держись их, как вошь полушубка, и не умствуй. А ведь мне уже четвертый десяток. И имею блага, и можно добыть еще. Был бы я двадцатилетним мальчишкой...
      Но я не пришел бы к этой идее двадцатилетним мальчишкой.
      ...В эксперимент этот нельзя входить с мыслью, что мне "не повезло". Ни в малой степени - ибо отсюда возникнет желание достичь, превзойти, доказать всем эффектными результатами. Это испортит все. Что - не готов?
      Трудно...
      Мне не повезло? Мне неслыханно, дико, фантастически повезло: меня, обыкновенного человека, посетила идея небывалой ценности, которая... нет, не перевернет и не потрясет мир, хватит его трясти и переворачивать! - но которая позволит людям понять, кто они и что, зачем живут, что должны и что не должны делать, чтобы жилось хорошо. Идея, которая может сообщить людям спокойную ясность и по-настоящему разумное могущество.
      ...И не в противопоставление людям я обрекаю себя на иную жизнь, нет. Каждый человек стремится к истине и - пусть криво, с попятными ходами, не всегда сознательно - идет к ней; иначе и культуры не было бы, и цивилизации. (Кстати, и нынешняя энергетическая мощь человечества - результат познания,а не чего-то иного). Но если видишь прямой путь к истине, не виляй, иди прямо.
      Я вижу. У меня есть шансы глубоко почувствовать Истину, овладеть энергией интуиции. Для этого необходимо перво-наперво отрешиться от привычной, затягивающей в суету и погоню за благами жизни. А если понадобится, то и от своего "я". Потом, если удастся, передам свое понимание другим.
      Пусть влечет меня поток жизни куда угодно и как угодно, я не буду отныне выгадывать в нем струю получше, - только наблюдать, вникать, познавать. Ходить - и думать, лежать - и думать, смотреть - и думать. Об одном. Нет больше кандидата наук и интересного мужчины Калужникова - есть только познающий орган того же названия.
      16 марта. Чемоданчик сложен. Сейчас ухожу". Прощай, моя квартира, место удобной жизни, утех и размышлений! Прощай, Институт! Прощевайте, бука Адольф Карлович, душевный Виталик и вы, ребята! Не надо слов, не надо слез. Поклон академику! Ах, помолись ты за меня, тетя Киля!.."
      В этом блокноте оставалось еще много чистых страниц.
      ТРЕТЬЯ БЕСЕДА НЕСТЕРЕНКО И КУЗИНА.
      Кончилось время изучать, наступило время решать. Никогда до сей поры Виталий Семенович не переживал и не передумывал столько за короткое время, как в ночь после почтения калужниковских блокнотов: не будет с ним этого и потом. Он разделся и лег, намереваясь спать, но сон не шел. Какой тут сон, когда голова до предела возбуждена узнанным, предположениями, догадками и главное - вопросом: как дальше быть с этим знанием?
      "С каким знанием? - Кузин поймал себя на том, что бродит мыслью вокруг до около, не решаясь подступить к самому важному. - Что там получилось, как? Не было Тобольского антиметеорита? "След" его - прорытая лопатами канава. Тогда что же было? Был Дмитрий Андреевич Калужников, человек, который вбил себе в голову, что мир - зыбкое волнение и что посредством чувственного понимания его, "интуитивного резонанса", можно черпать из него или из себя?! - энергию. Выходит, он понимал-понимал - и..."
      Виталий Семенович сел на кровати. Сон пропал окончательно. "Но ведь он только вбил это себе в голову, ничего более! Ни ясного обоснования, ни опытов. Не считать же "опытом" то, что ему грезилось в полусне: "контакт с волнением!" Допустим, что его начальная идея о частицах-микроколебаниях - не безрассудна. Но разве таким бывает путь от начальной гипотезы, от начального хилого ростка знаньица до торжества идеи? Верно, от жалких искорок радиации, от засвеченной солью урана фотопластинки пришли к ядерной энергии. Так ведь как пришли! Через десятилетия, через годы теоретических трудностей и сложнейших проектов, через массу многократно повторенных опытов. И сколько людей работали, и каких людей! А здесь... нет, нет!"
      Он снова лег, укрылся одеялом. Небо за окном серело, дело шло к рассвету. Виталий Семенович закрыл глаза, вспоминая записи Калужникова, и снова почувствовал почти паническое волнение. "А может, действительно его путь - прямой? И все факты... ведь в этом все сходится! Следователь прав. (Хитрец мальчишка, как поддел: не высказал догадку, а дал возможность самому дозреть до нее - чтобы казалась своей, родной, чтобы не отвертеться... черт бы его взял!) Но тогда... страшная ломка, переоценка всех ценностей - и духовных, и интеллектуальных, и житейских. Иной путь развития человечества".
      Кузин попытался представить себя научающим человечество - и ему стало как-то по-грустному смешно. Он показался себе такой мошкой... "Хорошо. Допустим, я поддержу версию, что не было антиметеорита, а Тобольская вспышка произошла от... от идей Дмитрия Андреевича, иначе не скажешь! И что? Выступать с этим против решения установившегося мнения мировой науки? С чем, с показаниями кузнеца и четырьмя блокнотами? Анекдот!"
      Он представил, как в компании со следователем прокуратуры дает ход делу: пишет докладные в Президиум АН, статьи, письма, выступает перед журналистами, объясняется в институте... Даже в воображении это выглядело скандально и ни с чем несообразно.
      Мучительно засосало в подреберьи. Виталий Семенович, морщась, помассировал это место ладонью. "Желчный пузырь, будь он неладен. Нарушение режима. Ночью все-таки надо спать... Вот так вот, работаешь, всего отдашь себя, а тут еще это!.."
      Вспомнилось вдруг, как смотрел на него в последнюю встречу следователь Нестеренко: с уважительным доверием и в то же время требовательно. "Как будто что-то лучше меня понимает и больше прав. А что вы понимаете, уважаемый Сергей Яковлевич, в ваши розовые двадцать восемь лет! О, эта кажущаяся правота молодости, когда все кажется легким - потому что сам еще и не пробовал понять!.. Ничего, молодой человек, у вас все впереди". Боль в подреберьи не утихала и грозила перекинуться в желудок.
      "Да и что это за истина такая, которую можно только почувствовать, а выразить нельзя? Научные истины должны быть признаны. А чтобы их признали, их надо именно выразить - словами или графиками, уравнениями или неравенствами... иначе никак. Нет. Нет, нет и нет! С переменностью частиц могу согласиться, даже с общей идеей волнения материи могу, а с этим... с "пониманием" - никак. Не стоит и принуждать себя".
      Виталий Семенович еще раз перебрал в уме записи Калужникова - и не увидел логики в его поступках. Вот он, Кузин, человек не глупее, не хуже Калужникова - разве бросил бы из-за осенившей его идеи (какая бы она ни была!) институт, товарищей по работе и творчеству, презрел бы жизнь цивилизованного человека, подался бы бродяжничать... чтобы "проникнуться"? Что бы он этим доказал? Что этим можно доказать?! Нет в этом правоты.
      В четверг у Виталия Семеновича было достаточно времени, чтобы сформулировать и отшлифовать свое мнение. И когда в пятницу утром явился следователь, то Кузин, твердо и ясно глядя в его глаза, сказал, что изучил блокноты и понимает, к какой необычной версии склоняется уважаемый Сергей Яковлевич; эта версия делает честь его воображению. Но поддержать его не может: последние идеи покойного Калужникова - очевидный для любого физика бред... Idee fixe. Как ни жаль, но надо все-таки допустить, что Дмитрий Андреевич именно свихнулся на них. Отсюда и поступки.
      Нестеренко был ошеломлен, огорчен и даже пытался спорить:
      - Ну, как же, Виталий Семенович!.. Ведь была вспышка. И произошла она именно там, где находился Калужников. А антиметеорит-то не падал, это же мы с вами прошлый раз ясно установили!..
      - Да почему же ясно, Сергей Яковлевич? Мне вот как раз это не совсем ясно, не убежден я, что метеорит не падал... Ну, с аннигиляционной "бороздой" эксперты дали маху, согласен. Плохо опросили жителей. Однако уточнение, что "борозда" - вырытая людьми канава, не перечеркивает версию метеорита, Сергей Яковлевич, нет! Он ведь мог и не долететь до земли, а сгореть на определенной высоте над этим местом. Картина при этом останется той же: тепло- световая вспышка, остеклованность почв, радиация... Ведь и в "Заключении" речь идет не о центре, а об эпицентре вспышки, если помните. Это разные вещи. Так что здесь возможны варианты толкований.
      Нестеренко глядел на Кузина во все глаза: "Ну и ну!"
      - А как насчет веса, состава и скорости метеорита? Их ведь вычислили по "параметрам" канавы! - Он не хотел сдаваться без боя. - И точку неба, откуда метеор якобы прилетел, по ним же.
      - Н-ну... по-видимому, и в этом вопросе несколько оплошали - правда, не наши эксперты, а сэр Кент с сотрудниками. Хотя в принципе нельзя оспорить, что антиметеорит был и массивным, и довольно плотным: с одной стороны, целое озеро испарилось, а с другой - почва оплавлена локально. - Кузин сам почувствовал шаткость своих доводов и поспешил заключить: - Это все уже второстепенные детали, они сами ничего не доказывают и не отменяют.
      Минута прошла в неловком молчании.
      - Ну а блокноты и показания Алютина я им все-таки перешлю, - сказал следователь. Он взял папку, встал.
      - Конечно, перешлите. Ваш долг, так сказать... Но... хотите знать мое мнение? Ничего не будет.
      - Почему? - угрюмо спросил Нестеренко, поглядывая на дверь: ему, по правде говоря, вовсе не хотелось знать мнение Кузина, а хотелось только скорей уйти.
      - Понимаете, если бы это попало к экспертам в самом начале, когда они расследовали тобольскую вспышку, то сведения оказались бы кстати.Показания насчет канавы даже несомненно повлияли бы на выводы комиссии. А теперь нет. Упущен момент, Сергей Яковлевич, еще как упущен-то! Уже сложились определенные мнения, по этим мнениям предприняты важные действия: конференции, доклады, книги...
      Виталий Семенович видел, что Нестеренко разочарован и огорчен беседой, - и то, что он нехотя расстроил этого симпатичного парня, было ему неприятно. Он старался скрасить впечатление чем мог.
      - Нет, пошлите, конечно, - он тоже поднялся из-за стола. - Ну-с, Сергей Яковлевич, пожелаю вам всяческих успехов, приятно было с вами познакомиться. Если еще будут ко мне какие-либо дела, я всегда к вашим услугам.
      Последнее было сказано совершенно не к месту. Виталий Семенович почувствовал это и сконфузился. Они распростились.
      ...Настоящий, стопроцентный трус - он потому и трус, что ему никогда не хватает духу признаться себе в своей трусости. Он придумывает объяснения.
      ЭПИЛОГ.
      Некоторые предположения о гибели Калужникова.
      Ужаснись, небо, и вострепещи,
      земле, преславную тайну видя!..
      Протопоп Аввакум,
      послание святым отцам.
      Теплый ветер колыхал траву. Калужников шагал по степи в сторону Тобола, рассеянно смотрел по сторонам. Зеленая, с седыми пятнами ковыля волнистая поверхность бесконечно распространялась на восток, на север и на юг; с запада ее ограничивали невысокие, полого сходящие на нет отроги Уральского хребта.
      ...Ему уже не требовались ни карандаш, ни бумага. Ему уже не требовалось думать. Просто - впитывать через глаза, уши, нос, кожу, через сокращение мышц, прикосновения ветра к щеке и волосам все, что существовало и делалось вокруг. И разница между "существовало" и "делалось" стерлась для него: покой материи был проявлением согласованного движения ее - и сам он был в этом движении. И стекающие в степь Уральские горы, и белое облако вверху, похожее на пуделя, и колыхание ковыля, и неровности почвы, ощущаемые босыми ступнями - все имело свои ритмы, все раскладывалось на гармоники ряда Фурье... хотя и он позабыл и думать о ряде Фурье и иных математических построениях. Все было проще: запомнить, впитать в себя все так, как оно есть, не истолковывая и не приписывая ничему скрытые смыслы. И потом ночью, на сеновале или в степи под звездами, все наблюденное и впитанное само складывалось в свободную - сложную и гармоническую - картину волнения.
      В том и штука, что мир оказывался устроенным сразу и гениально просто, и дурацки просто! И даже никак не устроенным.
      Впрочем, возникавшие ночью, в дремотном полузабытьи образы чувственного волнения оставались почти гармоничными. Почти - в этом все дело. Словами и математикой, если бы вздумалось вернуться к академическим исследованиям, он теперь мог объяснить многое: от превращений веществ до влечения или неприязни людей друг к другу, даже до социальных процессов. Но понимание мира оказывалось куда глубже и тоньше понятия о нем; оно еще маячило вдали.
      ...Когда в марте покинул Новодвинск, его влекло с места на место. Он ехал поездами, автобусами, летел самолетами, плыл на теплоходах - и все это было не то, не то... На второй месяц блужданий он сообразил, что никак не выберется из города, из Города Без Названия, оплетшего землю паутинной сетью коммуникаций. В этом Городе тысячи километров одолевались за часы, новости из всех мест узнавались тотчас всеми; сама планета крутилась пин-понговым шариком на телеэкранах - казалась пустячком
      Тогда он спрыгнул с поезда на полустанке, пошел пешком - сначала по тропке обходчика вдоль колеи, затем через поле люцерны, по пойме извилистой речушки... И все стало на место: мир был огромен, а человек в нем - мал. Именно с этого, с осознания реальных масштабов, начинался путь к истинному величию.
      Так он добрался сюда. И отсюда его уже никуда не тянет: будто искал что-то и нашел. Хотя что он мог здесь найти? Разве что невиданный ранее простор, вольный, не запутавшийся в строениях и в лесах ветер да немудрящую простоту жизни.
      Те моменты интуитивного сближения со средой, которые начались в Новодвинске, теперь повторялись чаще; и не обязательно в сонной расслабленности. Он научился чувствовать мир. Достаточно было уединиться, отключиться от забот и отношений (а их почти не было), от мыслей о себе - и начиналось... В них, в этих моментах, не стало прежнего привкуса страха и азарта; они были, как музыка, как чувствуемое звучание оркестра природы, в котором все: степь, небо, травы, блеск солнца на ряби воды, трепет ветра, суетящиеся у речного обрыва стрижи - и инструменты, и ритмы, и согласованные в симфонию мелодии, да в котором он и сам не слушатель, а участник. В мыслях-ощущениях нарастала прозрачная пульсирующая ясность; казалось, будто внешние волны подхватывают его: еще немного, чуть-чуть, и он по тому, что чувствует здесь и сейчас, угадает все, что есть в мире, что было и что будет, сольется с движением-волнением среды - и полетит... Каждый раз он, торопя предчувствие слияния и взлета, напрягался, делал усилия, чтобы закрепить это - и срывался.
      Но что-то оставалось. Следующий раз интуитивно проникал еще глубже и сознавал радостно, что складывающаяся в нем модель Вселенной становится все ближе к действительной.
      ...Раньше, чем Калужников услышал крик, он почувствовал, что кто-то смотрит на него и рад видеть.
      - Дядь Дима-а-а! - донес ветер тонкий голос.
      Он оглянулся. На пологом пригорке, зелень которого рассекала пыльная лента дороги, стоял Витька. Правой рукой он придерживал дышло двухколесной тачки,левой махал Калужникову. Тот вышел к дороге. Витька, поднимая тачкой и босыми ногами пыль, примчал к нему.
      - А я вас еще вон откуда увидал, от бахчи, - сообщил он.
      - Угу... Тачку-то зачем волокешь?
      - А тятенька велели - рыбу везти. Так-то ведь не унесем, она повалит теперь - успевай вершу очищать. Уже кончили канал-то?
      - Да, пожалуй. Там твой батя остался, должен кончить.
      - Ой, дядь Дима, пошли скореича!
      - Во-первых, никуда без тебя твоя рыба не денется. А во-вторых... Ну ладно, садись на свою телегу.
      Витька с радостным сопением взобрался на тачку. Калужников ухватил дышло и - держись! - помчал, благо дорога шла под гору.