Савченко Владимир
Испытание истиной
Владимир Савченко
Испытание истиной
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. К ИСТОРИИ ТОБОЛЬСКОГО АНТИМЕТЕОРИТА *
"На Ваш номер такой-то дробь сякой-то отвечаем:
идите Вы к такой-то бабушке".
Из сборника "Делопроизводство в допетровской Руси".
СЧИТАТЬ МЕРТВЫМ...
"Определение.
18 февраля 19.. года коллегия областного суда по гражданским делам в городе Новодвинске, рассмотрев в открытом судебном заседании дело по заявлению Института теоретической физики (в лице юрисконсульта Белогрива А.А.) об объявлении мертвым бывшего сотрудника Института гр-на КАЛУЖНИКОВА Дмитрия Андреевича, установила:
1) что подозреваемый в смерти Калужников Д.А. тридцати шести лет работал в Институте-истце в должности старшего научного сотрудника отдела теоретических основ фокусировки и начиная с марта прошлого года перестал являться на работу, не известив администрацию ни о болезни, ни об иных причинах прогула;
2) что начиная с того же времени он не находился по месту постоянного жительства в гор. Новодвинске по ул. Коперника, 17, кв. 45 и не оплачивал в домоуправлении счета за квартиру;
3) что в середине мая того же года он объявился в станице Усть-Елецкой Курганской области, где проживал у гр-на Алютина Трофима Никифоровича, кузнеца колхоза "Красный казак", по 21 июля, после чего, как следует из заявления домохозяина Алютина, исчез;
4) что упомянутый Алютин видел последний раз подозреваемого в смерти 21 июля на левом берегу реки Тобол в восьми километрах от Усть-Елецкой (в районе бывшего озера Убиенного), где свидетель со своим сыном и подозреваемый были на рыбалке; к ночи свидетель с сыном отправились в станицу, а Калужников остался у реки;
5) что в ночь с 21 на 22 июля в 1 час 15 минут по местному времени вблизи места, где последний раз видели подозреваемого в смерти, а именно: на левом берегу р. Тобол в районе озера Убиенного - произошла вспышка с выделением большого количества тепла, света и проникающего излучения; эпицентр вспышки, по заключению расследовавших ее ученых, пришелся с точностью до десятков метров на место упомянутой рыбалки; о силе вспышки можно судить по тому, что озеро Убиенное размерами 1,5 километра на 0,3 километра и глубиной три метра полностью испарилось; причиной этой вспышки явилось, по мнению ученых, падение на землю крупного антиметеорита;
6) что начиная с этого момента и по сей день ни указанный свидетель, ни другие лица не видели Калужникова Д.А. и сведений о его местопребывании не имеется;
7) что медицинские эксперты, основываясь на упомянутом "Заключении", подтвердили, что вспышка такой мощности могла привести как к смерти человека, находившегося не далее чем в 30-40 метрах от ее центра, так и к полному уничтожению его останков.
На основании вышеизложенного и учитывая доказанность обстоятельства, угрожавшего смертью, руководствуясь статьей 21 Гражданского кодекса, судебная коллегия
определила:
гр-на Калужникова Дмитрия Андреевича считать мертвым. Датой его смерти считать 22 июля 19.. года.
Настоящее решение может быть пересмотрено в случае объявления Д.А. Калужникова или поступления иных сведений о его кончине.
Судья................(подпись)
Нарзаседатели........(подписи)".
ИЗ АРХИВА СЛЕДСТВИЯ
Дело это вел младший следователь облпрокуратуры Сергей Яковлевич Нестеренко - уравновешенный молодой человек, светловолосый, низкорослый и носатый; он как раз к этому времени начал отпускать обрамляющую челюсть (так называемую "викинговскую") бородку. Сергей Яковлевич, безусловно, понимал, что ему попался уникальный случай: криминалистика не зафиксировала еще ни одного исчезновения человека от падения метеорита, - но понимал он и то, что эта уникальность пройдет мимо него. Задача следствия была узкой и простой: установить, есть ли достаточные основания полагать Калужникова погибшим, чтобы не получился огорчительный для правосудия финт - объявили человека покойником, а ему только того и надо.
Соответственно и тобольская вспышка проходила в деле лишь как обстоятельство, угрожающее смертью; без таких обстоятельств суд не вправе объявить человека, который исчез, умершим ранее чем через три года. Вспышка делала картину определенной, и "Заключение" о ее характере и природе неспроста дважды упоминалось в решении областного суда - этот документ был гвоздем дела.
Дадим мы его, тем не менее, в кратком пересказе - уж слишком он пространен, обстоятелен, научен. Эксперты - видные физики и астрономы из столичных институтов - прибыли на место происшествия на следующий день после вспышки, работали две недели и после многих измерений, съемок местности, опросов жителей и продолжительных обсуждений сошлись на том, что:
вспышка случилась в час 15 минут ночи 22 июля. Время было засечено учителем естествознания Усть-Елецкой школы М. И. Костиным с точностью ? 5 минут по наручным часам;
яркое бело-голубое зарево - с переходом в желтое и розово-красное в стадии угасания - было видно в радиусе 30-35 километров. Источник сведений сообщения жителей Усть-Елецкой, деревень Ковалевка и Машевка, а также аула Кочердык по ту сторону Тобола на территории Казахской ССР. Фотографии зарева никто не сделал;
грибообразного облака пыли и раскаленных газов над местом вспышки никто не наблюдал (что, отметим, не помешало распространению слуха, будто упала атомная бомба);
причиной этого, по мнению экспертов, могло быть как отсутствие облака, так и наличие густого тумана от испарившегося в результате вспышки озера. Равным образом никто из зрителей не ощутил ударной или звуковой волны после вспышки;
возникший от вспышки пожар травы и приречного кустарника быстро прекратился из-за того, что испарившиеся воды озера Убиенное и примыкающей части реки Тобол сконденсировались в тучи и выпали горячим дождем. В последующие дни до конца июля в районе вспышки стояла непролазная грязь, что затруднило работу экспертов;
радиометрическое исследование почвы, воды и воздуха показало, что в зоне вспышки возник значительный радиоактивный фон;
он содержал свободный набор типов радиоактивного распада самых различных элементов и явно представлял собою вторичную (наведенную) радиоактивность. Анализ спектров радиации склонял к тому, что первичное выделение энергии во вспышке носило скорее характер жесткого фотонного излучения, нежели реакций цепного деления или синтеза ядер. Эксперты сошлись и в том, что интенсивность радиации и полная по всей зоне мощность ее значительно меньше, чем это бывает при самых малых ядерных взрывах;
как картина ожога местности, так и пространственное распределение радиоактивности в почве показали, что вспышка локализовалась в зоне размерами в десятки метров между Тоболом и озером - в том именно месте, где расстояние между берегами этих водных объектов минимально, порядка двадцати метров (точное расстояние между рекой и озером измерить не удалось в виду отсутствия последнего); почва в этом месте выжжена и оплавлена до стекловидного состояния.
Особый интерес исследователей вызвало то, что в эпицентре вспышки обнаружилась выемка-"борозда", оплавленная до стекловидности; она начиналась на уровне в два метра выше поверхности воды в Тоболе и шла к озеру, прямо пересекая перемычку между ним и рекой; длина "борозды" была 18 метров, ширина от 0,8 метра внизу до 1,2 метра вверху, наибольшая глубина 2,3 метра. По свидетельству опрошенных жителей, подтвержденному и справкой Усть-Елецкого отдела землеустройства, раньше выемки здесь не было.
Здесь нелишне упомянуть, что незадолго до происшедшего известный астрофизик академик К. Б. Нецкий выдвинул гипотезу о том, что метеоры, огненный след которых мы иногда замечаем в ночном небе,в равной мере могут состоять как из вещества, так и из антивещества; то, что наша планета и ее соседи образовались из обычного вещества,ничего не значит для иных тел вселенной. Поскольку подавляющая часть метеоров сгорает бесследно при падении на землю, гипотезу эту так же трудно было опровергнуть, как и подтвердить: и от трения о воздух тело может сгореть, и от аннигиляции тоже. Но, как и любая обобщающая наши представления мысль, гипотеза Нецкого овладела умами; ученые искали случая проверить ее.
И теперь такой случай представился: набор данных о тобольской вспышке настолько роскошно укладывался в версию о метеорите из антивещества, что, не будь гипотезы Нецкого, ученым экспертам ничего не оставалось бы, как самим выдвинуть ее. Действительно: во-первых, ни с того ни с сего была мощная вспышка; во-вторых, появилась остаточная радиоактивность - от аннигиляции; в-третьих, отсутствовало метеорное тело и даже осколки - аннигилировало тело; в-четвертых (хотя по значимости этот довод был первым), появилась выемка-"борозда", которая показывала, где и как закончилась траектория метеорита, и объясняла, почему испарилось озеро.
Правда, для полного соответствия гипотезе недурно было бы иметь фотографии или хоть визуальные наблюдения светящегося следа от полета метеора; такой след из-за эффекта аннигиляции и в силу почти касательной к земной поверхности траектории должен был быть ярким, длинным и весьма заметным. Но нехватку нужных наблюдений можно было объяснить малой плотностью населения в этой местности, а также тем, что население это спало, а если и не спало, то не смотрело на небо, а если и смотрело, то не в ту сторону, а если и в ту, то, видимо, этих людей пока и не нашли; возможно, они объявятся потом.
И наконец, неконструктивным, но, по сути, решающим доводом в пользу гипотезы было: если тобольская вспышка не от падения антиметеорита, то от чего же? Ничего иного здесь не придумаешь.
Под "Заключением" стояла дюжина подписей и с устрашающе великолепными титулами. Бумага была что надо.
Но Сергей Нестеренко, хоть и был по молодости лет преисполнен уважения к науке (это было его небольшое хобби: следить по популярным изданиям за движением научной мысли в мире), не принял все-таки этот документ бездумно, как директивную истину. Это и понятно: "Заключение" ничего не говорило о том, что его непосредственно интересовало,- о судьбе Дмитрия Калужникова.
Теперь трудно установить, знали ли ученые-эксперты, что в ночь на 22 июля на месте происшествия оставался человек. Очень возможно, что нет. Во всяком случае - и следователя это сразу насторожило, - в "Заключении", где перечислялись имена, фамилии и места проживания всех опрошенных комиссией очевидцев, домохозяин Алютин упомянут не был. Заявление же его об исчезновении постояльца (поданное, кстати, с изрядной задержкой) шло по иным каналам.
ПЕРВАЯ БЕСЕДА НЕСТЕРЕНКО И КУЗИНА.
Более всего Сергея Яковлевича смущало поведение подозреваемого в смерти перед печальным событием: без уважительных причин бросил работу,три месяца пропадал неизвестно где, потом оказался аж за Уральским хребтом - и проживал там не у родственников, не у знакомых даже, а так как-то... И почему именно там? Не было ли у него, действительно, намерений инсценировать по каким-то мотивам свою гибель и тем замести следы?
Для изучения этой стороны дела Сергей Яковлевич провел беседу с Виталием Семеновичем Кузиным - доктором наук, заведовавшим тем самым отделом ТОФ, в котором работал пропавший. Они встретились в комнате младших следователей на втором этаже облпрокуратуры. Перед Нестеренко сидел умеренно полный (скорее от сидячего образа жизни, чем от излишнего питания) моложавый мужчина: у него были темные,красиво поседевшие на висках волосы, круглое лицо с незначительными морщинами. Уши были слегка оттопырены, маленький рот с несколько выпяченными губами создавал впечатление серьезного и доброжелательного внимания; это впечатление подкрепляли и ясные карие глаза. В целом это была внешность положительного мальчика, который рано сделал правильный, соответствующий своим интересам и возможностям выбор и шел по жизни прямым путем: оконченная с медалью школа, университет и диплом с отличием, аспирантура, кандидатская диссертация, докторантура, докторская диссертация, заведование отделом... Речь и жесты Виталия Семеновича несли оттенок продуманности и неторопливости.
У Нестеренко не было тогда ни версии, ни даже смутной идеи версии. Он спрашивал обо всем понемногу - авось что-нибудь всплывет.
- Виталий Семенович, - поинтересовался он прежде всего, пощипывая бородку, - по какой все-таки причине Калужников в марте бросил институт? И так странно: не уволился, не перевелся - исчез.
- Это для всех нас загадка, - ответил Кузин.
- Может быть, какие-то внутренние отношения обострились? Или с работой не ладилось?
- И отношения были на уровне, и с работой ладилось. Еще как ладилось-то! Достаточно сказать, что тема, в которой участвовал и Дмитрий Андреевич, выдвинута на соискание Государственной премии.
- Но как же все-таки объяснить: работал-работал человек, потом раз - и ушел. Пропал в нетях! Может, он переутомлял себя и того... повредился на этой почве?
- Кто, Дмитрий Андреевич?! - Кузин с юмором взглянул на следователя. Не знали вы его! Он работал без натуги, не переутомляясь - брал способностями. Бывали, конечно, и трудности и неудачи - в творческой работе у кого их не бывает! Но ведь эти штуки у нас, теоретиков, бывают преимущественно не от внешних, а от внутренних причин: заведет мысль не туда - и заблудился. Месяцы, а то и годы работы пропали... Бывали и у Калужникова заскоки в идеях, завихрения... - Виталий Семенович запнулся, в задумчивости поднял брови. - Может быть, в самом деле это его последнее увлечение повлияло? Э, нет. Нет, нет и нет! - Он покачал головой. - Не то все это, товарищ следователь. Вот вы ищете причину во взаимоотношениях, в усталости, надрыве, неудачах в работе - будто это могло так повлиять на Дмитрия Андреевича, что он бросил все и ушел. Я исключаю это категорически: не такой он был человек. Другого довести до нервного состояния - это он мог. Но чтобы сам... нет.
Однако Нестеренко насторожился:
- А что за заскок у него был, вот вы сейчас упомянули?
- Ах это! Было у Дмитрия Андреевича одно теоретическое завихрение. Что было, то было. Весьма оригинальная, чтобы не сказать шальная, идея о строении материи. Вы, возможно, слышали, что сейчас ищут "сумасшедшую" идею? Это нынче модно.
- А... Читал кое-что в популярных журналах.
- Так у Калужникова была именно сумасшедшая. Но... - Виталий Андреевич поднял палец. - Но!.. Одно дело сумасшедшая идея, а иное - чтобы он сам из-за нее, как вы говорите, повредился. Он ведь был теоретик. Это значит, что к любым идеям: безумным и тривиальным, своим и чужим - у него выработалось спокойное, профессиональное отношение, своего рода иммунитет. Будь он непрофессионалом, скажем школьным учителем, то, верно, мог от такой идеи свихнуться и даже чудить. С любителями такое бывает.
- Он рассказывал вам об этой идее? - Нестеренко, как упоминалось, был если и не любитель, то любопытствующий и, конечно, не хотел упустить живую возможность пополнить свой кругозор. - Нельзя ли вкратце?..
- Рассказывал, но боюсь, что вкратце нельзя. Она слишком глубоко проникает в теорию квантов, в волновую механику, в механику упругих сред... Это нужно целый курс лекций вам прочесть.
- Но... как на ваш взгляд: это была правильная идея? - не отставал настырный следователь. - Это существенно: ведь не от хорошей жизни ищут именно "безумные". Простите уж, что я испытываю ваше терпение.
Лицо Кузина выразило снисходительную покорность.
- Ничего, пожалуйста. Видите ли, критерием правильности идеи является не мнение того или иного специалиста, а практика. В крайнем случае, эксперимент. Ни до опытов, ни тем более до практики Дмитрий Андреевич свою идею не довел. По тому, что он мне сообщал, судить твердо не берусь. Были в ней интересные моменты, но и блажь тоже. Причем последней, боюсь, гораздо больше.
- Хорошо, оставим это. - Нестеренко взглянул на листок с вопросами. Вот Калужников исчез. Что вы предпринимали? Искали его?
- Предпринимали, искали. Я тогда договорился с дирекцией, что если Калужников вернется в пределах двух месяцев, то отлучку ему засчитали бы как отпуск и ограничились бы выговором. Товарищи из отдела писали общим знакомым, родичам его во все города. Но... - Кузин замолк, взглянул на Нестеренко, как бы оценивая, стоит с ним говорить начистоту или нет. - Скажу вам прямо: делали мы это скорее для очистки совести, для соблюдения, что ли, житейских приличий, чем от сознания необходимости, да!
- Вот как! Что же, он был неприятной личностью, от которой хотелось избавиться?
- Не-ет! - Виталий Семенович даже поморщился: экий примитивный, чисто милицейский подход! - Я же вам толковал, что это за человек: не истерик, не глупец, не больной. Сильный. Он всегда знал, что делал. И если он исчез так и не просил нас вмешиваться, значит, и нам следовало вести себя спокойно. Понимаете, он был не из тех, с кем случаются передряги.
- Однако случилась!
- Простите, но на месте падения этого антиметеорита точно так же могла оказаться корова. От таких случаев никто не застрахован. Судьба!
На том они расстались. Результаты беседы оказались явно непропорциональны потраченному на нее времени. Всего и усвоил Сергей Яковлевич, что у Калужникова не было служебных причин исчезать и заметать следы и что он "знал, что делал".
ПОКАЗАНИЯ АЛЮТИНА
Еще до этой беседы Нестеренко направил в Усть-Елецкий райотдел милиции просьбу, во-первых, допросить кузнеца Алютина и, во-вторых, прислать личные вещи пропавшего. Это было сделано. Две недели спустя в Новодвинскую прокуратуру пришли пакет и посылка.
Пакет содержал листы обстоятельного допроса гражданина Алютина Т.Н. Из них следователь, увы, ничего существенного для дела не извлек. Вел себя Калужников как в последние дни, так и все время пребывания в Усть-Елецкой обыкновенно: отдыхающий от нервной сутолоки горожанин, "дикарь". Человек он был неприхотливый, спал у кузнеца на сеновале, о внешности заботился мало. ("Парень он был видный, наши девки и так на него смотрели", - уточнял Алютин) Пропадал днями, а иногда и ночами на реке или в степи. Знакомств вроде ни с кем не заводил. И все.
При всем том в показаниях Алютина мелькнула серьезная поправка на заключение экспертов о тобольской вспышке, на тот именно пункт "Заключения", который трактовал о выемке-"борозде", якобы оставленной антиметеоритом на месте падения, и окончательной аннигиляции. По Алютину выходило, что эта выемка к небесным делам отношения не имеет: просто Калужникову в одну их совместную рыбалку пришло в голову, что неплохо бы, учтя более высокий уровень воды в озере, прорыть в узком месте перемычки канал в Тобол и поставить в нем вершу. "В Убиенном рыбы после половодья много, - показывал кузнец, - а на удочку не берет, сытая. Вот мы и копали три дня, как каторжные. Да только мелко вышло, ничего мы там не добыли..."
В протоколе допроса этот факт именно мелькнул и, понятно, никак не связывался с тобольским антиметеоритом. Милиция выясняла, что делал в последние дни подозреваемый в смерти, и, пожалуйста, выяснила: копал с кузнецом канаву. У Сергея Яковлевича эта всплывшая в показаниях канава тоже внимания не возбудила: в его расследовании этот факт ничего не прояснял.
В присланной из Усть-Елецкой посылке наиболее информативными для уяснения личности погибшего оказались не вещи его (плащ, немного белья, электробритва, мыльница, зубная щетка, т.п.), а четыре блокнота. Три из них - откидные, с гладкой мелованной бумагой - были исписаны целиком, четвертый (в коричневом коленкоре и с клетчатой бумагой) только начат. Сергей Яковлевич в меру своих знаний и смекалки изучил заметки для себя, сильно особенно в первых двух блокнотах - разбавленные записями телефонов, фамилий, имен (чаще женских, чем мужских), адресов, времен отправления поездов и самолетов и прочим деловым хламом.
Заметки, как правило, касались физических проблем и собственных идей Калужникова о разрешении их. В них Нестеренко понял далеко не все - да, по правде говоря, не сильно и старался. Однако он все-таки уяснил, что Калужников чем далее, тем сильнее был увлечен своей "шальной" идеей о строении материи, о которой упоминал Кузин; похоже, что из института теоретической физики Калужников ушел именно в связи с этой идеей,так что в данном пункте Виталий Семенович оказался не прав.
Но для Сергея Яковлевича этот вывод был совершенно неглавным. Главным и окончательным выводом явилось то, что Калужников не скрывался, и не петлял, и в Усть-Елецкую попал без особых намерений. По всем записям чувствовалось, что он не из тех, кто огорчает правосудие ложными действиями; да и не тем была занята его голова. Видно, в самом деле случилось фатальное совпадение, и погиб Калужников там, на берегу Тобола, основательно, без дураков.
"Такой не подведет", - решил Нестеренко и передал дело в суд.
ОШИБКА.
Минуло полгода. Весенний разлив Тобола наполнил водой ложбинку на левом берегу, озеро Убиенное восстановилось. Радиоактивный фон в зоне тобольской вспышки уменьшился до безопасных пределов, и ограждение вокруг этого места сняли. В Новодвинске жизнь тоже шла обычным порядком. У следователя Нестеренко на работе шли заурядные дела: о торговых хищениях и спекуляциях, об украденных автомобилях и мотоциклах, о пьяных хулиганствах с увечьями, о взломе сараев и кладовых, - тот криминалистический планктон, в коем не развернуть интеллект, логическую цепкость и эрудицию.
Тягу к интеллектуальному Сергей Яковлевич - человек, как отмечалось, молодой и увлекающийся - удовлетворял чтением научно-популярных журналов. И вот в июльском номере широко известного издания Академии наук он нашел подборку статей под общей на двойную страницу шапкой "ТОБОЛЬСКИЙ АНТИМЕТЕОРИТ".
Дело было в теплый августовский вечер, во вторник. Нестеренко еще за обедом, придя с работы, перелистал свежий журнал, но не стал читать наспех, жуя, а отложил на потом. Есть особое удовольствие в чтении того, о чем знаешь помимо публикации, и Сергей Яковлевич предвкушал такое удовольствие. Все-таки он одним боком причастен к данному научному событию, а другие читатели нет, ага! Интересно сопоставить то, что он знает, с тем, что здесь пишут... Отобедав, Нестеренко устроился в кресле на балконе, раскрыл журнал.
Две самые большие статьи излагали материалы двух конференций, собранных по проблеме тобольской вспышки, - общесоюзной и международной. Основное внимание и там и там привлекли доклад члена-корреспондента Академии наук П.П. Файлова, который был председателем экспертной комиссии, и дискуссия по нему. Докладчик обстоятельно показывал, что гипотеза академика Нецкого о метеоритах из антивещества всеми фактами, собранными на месте вспышки, блестяще подтверждена. Дискутанты оспаривали частности, а в целом были с этим согласны.
Но Нестеренко больше заинтересовало не это научное согласие, а фотографии и рисунки остеклованной "борозды" в различных ракурсах: расположение ее на местности, вид сверху, вид вдоль горизонтальной оси и даже разрез, в котором она напоминала полуобвалившийся окоп полного профиля. Вникнув в статьи, он понял, что "борозда" фигурирует всюду не между прочим, а как решающий довод в пользу того, что на берегу Тобола упал антиметеорит. Файлов в своем докладе по расположению "борозды" указывал, откуда прилетел на землю антиметеорит: из созвездия Дракона. А видный английский астрофизик, член Королевского общества Кент Табб по геометрии "борозды" вычислил даже массу тобольского антиметеорита, вероятную плотность вещества в нем и скорость соприкосновения с почвой.По Таббу получалось, что метеорит весил около килограмма и состоял из окислов антижелеза и антикремния; скорость его была порядка 40 километров в секунду.
- Елки-палки, - сказал Сергей Яковлевич, чувствуя, что лицу стало жарко, а сердце бьется тяжело и гулко. - Да ведь это же...
Кaк уже говорилось, мелькнувший в показаниях Алютина факт о прорытой между озером и Тоболом канаве для ловли рыбы вершей не занял внимания следователя - как не занимают нас вещи, малоотносящиеся к нашим прямым целям. И только теперь, глядя на снимки аннигиляционной "борозды", он отчетливо понял, что она и есть тот самый прорытый Алютиным и Калужниковым канал. Действительно: он находился в самом узком месте перешейка между рекой и озером, вел к реке по кратчайшему расстоянию... да и вообще иных канав между Тоболом и озером на снимках местности не было!
"Да-а... - Нестеренко потер лоб ладонью. - Вот так финт! Всем финтам финт. Выходит, не разобрались ученые?.. - Он облокотился на журнал, уставился на шумевшую под балконом улицу. - Ну конечно: кузнец таился, помалкивал - как бы за озеро отвечать не пришлось. Калужников погиб. Потом эксперты составили "Заключение", собрали материалы, вернулись в свои институты - и пошла писать губерния! И я сглупил, надо было сразу переслать им копию показаний Алютина. И в голову не пришло! Да и то сказать: ведь это они выезжали на место происшествия, не я. Что же мне их из Ново- двинска поправлять? Сами должны были разобраться. А где ж им вникать во всякую прозу? Они - ученые, люди возвышенного образа мыслей... Скандал!"
Сергей Яковлевич еще раз перечитал статьи. Да, выходило, что наиважнейший довод в пользу того, что тобольская вспышка произошла от падения антиметеорита, а не от иных причин, - "аннигиляционная борозда". Канал имени Калужникова и Алютина. "Да как у них все гладко выходит: и вес, и плотность, и скорость, с которой метеорит прилетел из созвездия Дракона! (А ведь и у меня все гладко вышло, никаких вопросов со стороны суда. И я не лучше сработал?!) Простой, но если "борозда" ни при чем, то что же там было? Да, да, юридически все правильно: были угрожающие жизни обстоятельства вспышка. Но отчего вспышка? Отчего погиб Калужников?"
На следующее утро, придя в прокуратуру, Нестеренко затребовал из архива дело Калужникова. И теперь, чем более он вникал, тем яснее ему открывались не то чтобы несообразности, а невероятности в истории с его исчезновением.
Так он добрался до блокнотов, перечел их. Тогда, в январе, следователь при оценке заметок погибшего исходил из деликатно, но определенно высказанного доктором Кузиным мнения, что они - блажь. Самое большее, что выжал из них при таком подходе Нестеренко, - это то, что Калужников, увлекшись своими идеями, бросил институт и изменил привычный образ жизни; в конце концов, это было его личным делом. "Ну а если они - не блажь? - думал теперь Сергей Яковлевич, разбирая торопливые фиолетовые каракули и отчеркивая интересные места. - Если Калужников был прав в своей "шальной" идее?"
И к концу обеденного перерыва (его Нестеренко и не заметил) в душе следователя стала пробуждаться догадка. Догадка логичная и в то же время настолько дикая, настолько - под стать идее Калужникова - сумасшедшая, что Сергей Яковлевич даже в уме убоялся выразить ее словами. Он чуял, что это возможно - да что там возможно! - что факты дела именно в этом связываются в непротиворечивую версию; но ум его, воспитанный на обычных знаниях и представлениях, выталкивал из себя такую догадку, как вода каплю масла.
"Что же делать? - растерянно думал Нестеренко, складывая блокноты в папку. - В конце концов, это не по моей части... Но и оставить без последствий все после того, что я теперь знаю и понял, нельзя. Посоветоваться с начальством? А что здесь почувствует начальство!? Оно посоветует обратиться к ученым. Так это я сделаю и сам!"
ВТОРАЯ БЕСЕДА НЕСТЕРЕНКО И КУЗИНА.
Институт теоретической физики находился на окраине города, возле Демиевского лесопарка. Это старое помпезное здание имело четыре этажа в центре и по три на крыльях. Высокие и узкие арочные окна, лепные звериные хари над ними, четыре колонны, подпирающие треугольную крышу над главным входом полутораэтажные дубовые двери с фигурной резьбой, голубоватая штукатурка - словом, XVIII век, смесь рококо и коммерческого ампира. Нестеренко быстрым шагом прошел вестибюль, поднялся по лестнице с полустертыми ступнями на третий этаж и двинулся по экономно освещенному коридору, читая таблички на дверях.
Кабинет Кузина оказался в конце коридора, у торцевого окна, выходившего на Демиевский лес. Виталий Семенович умеренно изумился появлению следователя. Он поднялся из-за письменного стола (старого, громоздкого, с резными узорами, под стать зданию), душевно поздоровался и сел напротив Нестеренко за приставной столик, тем как бы отстраняясь от своего начальственного положения. Кабинет по обстановке мало отличался от комнаты, где работал следователь: стол, стулья, шкаф с книгами, сейф, блеклые портьеры на окнах. Налет интеллектуальности создавала небольшая линолеумная доска в простенке да портреты Нильса Бора и Эрнста Резерфорда - двух стариков с насупленными лохматыми бровями и одухотворенными взглядами.
Секунду Кузин и Нестеренко выжидающе смотрели друг на друга.
- Так что у вас ко мне... простите, не запомнил вашего имени-отчества? - первым мягко нарушил молчание Виталий Семенович.
- Сергей Яковлевич я, и у меня вот что, - Нестеренко решил сразу брать инициативу в свои руки. . - В одном важном пункте вы оказались не правы, Виталий Семенович: Калужников покинул институт и Новодвинск именно в связи со своей "сумасшедшей" идеей. Это определенно следует из записей в его блокнотах, которые мне переслали из Усть-Елецкой. - И он, развязав папку, выложил на столик блокноты.
- Вот как! Что ж, возможно и такое. Хотя странно... - Кузин покосился на блокноты. - А чем, простите, этот пункт важен? Оживить Дмитрия Андреевича все равно, к сожалению, нельзя.
- Это очень важно, Виталий Семенович! - Нестеренко раскрыл прихваченный из дому журнал. - Вы читали эти статьи?
- О тобольском метеорите? Читал - и не только их.
- Отлично. А теперь прочтите, пожалуйста, это. - Следователь положил перед Кузиным показания Алютина.
Виталий Семенович надел очки. Сначала он читал безразлично. Потом хмыкнул, остро глянул на Нестеренко, дочитал листы до конца, закурил сигарету и принялся читать сначала.
...В науке бывают свершения, идеи, теории, открытия. Но самое захватывающее из всего, что в ней происходит, что будоражит умы, обостряет чувства и отношения, - это, безусловно, скандал. Научный скандал. И сейчас от четвертушек бумаги со скачущими серыми литерами разбитой пишмашинки Усть-Елецкой милиции на Виталия Семеновича повеял в августовской скуке освежающий душу ветер раскрываемого скандала. Да какого!.. И в голове замельтешили возгласы "Ну и ну!", "Ой-ой!", "Вот это да!", и по животу разлились приятные токи нервного возбуждения, и даже румянец выступил на бледных, слегка одутловатых щеках. Доктору наук Кузину не требовалось растолковывать, что значат для истории с тобольским антиметеоритом бесхитростные показания кузнеца Алютина, какой оглушительный приговор они выносят гипотезам,экспертизам и прочему.