Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Таинственные следы

ModernLib.Net / Приключения: Индейцы / Сат-Ок / Таинственные следы - Чтение (стр. 3)
Автор: Сат-Ок
Жанр: Приключения: Индейцы

 

 


И вдруг, совершенно неожиданно, какой-то зверь прыгнул мне на спину – я не успел даже выхватить нож, как уже лежал на земле.

Я решил дорого продать свою жизнь. Изо всех сил упёршись правой рукой в землю, я сумел перевернуться на спину. Левой рукой схватил за шерсть зверя где-то около морды, чтобы не дать его клыкам добраться до моего горла. Свободной теперь правой рукой я выхватил нож и в то же мгновение ощутил на лице тёплый влажный язык.

– Тауга, мой дорогой Тауга, – закричал я. – Ну и напугал же ты меня, негодник! Не хватало ещё, чтобы я тебя убил, а потом всю жизнь жалел об этом. Тауга, откуда ты взялся, пёсик мой дорогой?

Я прижал к себе верного пса, дёргал его за шерсть. Подошёл Сова и, увидев Таугу, удивился.

– Откуда он мог здесь взяться? Ведь там, откуда он прибежал, чей-то лагерь…

– Сова, – перебил его я, – если Тауга был там в безопасности, значит, там должен находиться кто-то из наших. А если ему там было хорошо, то и нам опасаться нечего.

Теперь мы без опасения пошли за нашим псом, который бежал впереди, радостно повизгивая.

Вскоре мы поднялись на вершину взгорья. Вдалеке, внизу, между огромными деревьями виднелись костры лагеря.

– Селение, наше селение! – закричал Сова.

И не успела ещё улыбка сойти с лица моего друга, как с вершины соседней скалы послышался троекратный крик ястреба.

Я так же крикнул в ответ, а затем, прижав кулаки к вискам, ещё раз издал крик охотящегося ястреба.

Через минуту на скале показался воин с копьём в руке, посмотрел на нас и приветственно поднял руку.

– Я узнаю вас. Один из вас – сын Высокого Орла, другой – из рода Совы. Избавились ли мои младшие братья от позора, покрывшего их головы вместо перьев, что так смело направляются в сторону селения?

– Нет, Храбрый Змей, ещё не избавились, и наши ноги не несут нас к шатрам отцов, – ответили мы.

Подняли руку, прощаясь, а затем стороной обошли селение и снова углубились в чащу.

На душе было тяжело, разговаривать не хотелось. Мы досадовали на Храброго Змея. Почему он встретил нас напоминанием о нашем позоре? Он мог бы вспомнить о том, что мы обнаружили белых в Большом лесу и предупредили селение. И сейчас без чьей-либо помощи сумели отыскать его, хотя всякие следы продвижения племени старательно уничтожались. Правда, мы отыскали его почти случайно, но ведь никто об этом не знал. Мы не ожидали похвалы от Храброго Змея, но если бы он обратился к нам хотя бы немного иначе, немного теплее… Ведь мы не собирались идти к шатрам, а хотели только убедиться, что здесь раскинуло их наше племя. И пусть бы это был опытный воин, а то о нашем позоре напомнил юноша, лишь недавно ставший мужчиной. Шрамы после Посвящения ещё не зажили на его груди.

Сова шёл за мной, повесив голову. Его, наверно, мучили те же мысли. Тауга, как бы разгадав нашу грусть, держался подальше и молча перебегал от дерева к дереву, похожий скорее на волка, чем на домашнюю собаку.

Мы подошли к краю высокого обрыва. Внизу под нами темнел огромный хвойный лес. В нём виднелись светло-зелёные островки буков, берёз и клёнов.

Куда только достигал взор, везде простиралась дремучая чаща, пересечённая серебряными глазами озёр, голубыми реками. Реки сплетались в искусную сеть, заброшенную, казалось, рыбаком-великаном в бесконечные лесные просторы.

Иногда над одним из озёр с криком поднималась стая диких гусей, чтобы вскоре опуститься на соседнее озеро. Лениво колыхались верхушки сосен и переливались на солнце нежнейшими оттенками зелени.

Монотонный и негромкий шум деревьев успокаивал и убаюкивал нас. Солнечные лучи пробивались сквозь ветви лесных гигантов, скользили по нашим плечам, натёртым жиром, падали на лезвия ножей, чтобы на мгновение превратиться в серебряную молнию. Вокруг было тихо и тепло.

– Послушай, – промолвил Сова, подняв руку.

Откуда-то из-под голубого небесного купола неслись серебристые звуки труб.

– Это летят стаи лебедей с юга. А мы по-прежнему одиноки и заброшены в Большом лесу, как две сломанные стрелы…

– Пусть уста моего брата не говорят так, – перебил меня Сова. – Пусть горечь оставит твоё сердце. Мы заслужили наказание и должны теперь исправить свою ошибку, чтобы возвратиться в селение, словно лебеди к родному озеру.

В эту минуту до нас донёсся треск ломающихся веток и шелест сухих листьев под чьими-то ногами. Мы мгновенно скрылись в кустах, всем телом прижавшись к земле.

Перед нами простиралась поляна, оставшаяся после какого-то старого лагеря. Где раньше росли могучие деревья, сейчас остались полусгнившие стволы, окружённые зарослями березняка и ольхи. А внизу простирался мягкий зеленовато-бурый ковёр мха. Дальше деревья так густо переплелись кронами, что дневной свет с трудом проникал сквозь них. Мы всматривались в этот полумрак, ожидая неизвестно кого.

Кто появится? Человек или зверь, друг или враг?

Прошла минута, ещё раз треснула ветка под чьей-то неосторожной ногой, заколыхались раздвигаемые кусты и между ними показалась…

– Та-ва! – закричал я, не помня себя. – Та-ва! Белая Тучка!

Молниеносно вскочил и побежал навстречу матери. Хотя я и знал, что не пристало мужчине показывать свои чувства, я с радостным криком бежал к ней, а за мной мчался Сова.

Увидев нас, мать остановилась, и улыбка озарила её лицо. Она молча ждала у куста, из-за которого только что вышла. В солнечных лучах, словно бы отражавшихся от её светлых волос, она казалась мне вторым солнцем, путешествующим по земле.

Мать подняла руку и тихим шёпотом попросила нас не шуметь.

– Я подумала, – сказала она, – что мне навстречу выбежали два воющих волка. Разве мои дети не могут сохранить тишины среди Большого леса?

Стыд горячей волной прихлынул к нашим лицам, вызвав на них румянец.

– Садитесь рядом со мной и слушайте меня, – сказала мать. – Я принесла вам новый запас стрел для луков и сплетённые девушками силки для птиц. Танто тоже хотел бы с вами увидеться. Может, он вам поможет чем-нибудь?

Я ответил:

– Спасибо тебе, мать, за стрелы, и да помогут они нам в Большом лесу как можно скорее направить наши шаги в сторону твоего шатра. Ничьей помощи нам не нужно. Мы сами заслужили наказание и сами искупим вину. Передай привет сестре и брату и скажи: мысли мои с ними. А сейчас возвращайся обратно в селение. Мы недостойны твоего общества. Моё сердце разрывается от боли, словно дерево от мороза, но я должен расстаться с тобой, мать. Ведь над нами по-прежнему висит тень позора.

Я пытался говорить сурово и твердо, однако чувствовал, что это мне не удаётся, что в моих словах звучат нежность и любовь и желание как можно дольше остаться около матери.

Не знаю, то ли она не слышала моих слов, то ли сумела прочесть мои мысли, спрятанные глубоко на дне души, но на её лице расцвела такая улыбка, от которой тают и самые холодные сердца. Своей мягкой нежной рукой она прижала меня к груди и пальцами взлохматила мне волосы на голове.

О, как быстро я забыл о всех своих заботах, и пережитых и предстоящих…

Сова молча сидел рядом, но в конце концов и его юное сердце больше не выдержало, и он подошёл к моей матери.

Мать и его сумела понять, обняла Сову левой рукой за шею и, несмотря на деликатное его сопротивление, прижала к себе.

Наши головы соприкоснулись, и я заметил, как в чёрных глазах Совы заблестели слезы, точно маленькие ледяные шарики.

Я осторожно освободился из материнских объятий, сложил в колчан подаренные стрелы и, не оглядываясь, пошёл в лес.

Я не оглядывался нарочно, чтобы Сове не нужно было скрывать от меня свои слезы. Краешком глаза я видел: мой друг направился вслед за мной.

Когда полумрак чащи окружил меня, я трижды издал в честь матери военный клич нашего племени. В нём звучали ноты грусти и счастья, горечи расставания и радости встречи, в нём было всё, о чём тосковало моё сердце, к чему рвалась моя душа среди одиночества и ночных тревог.

Издали ко мне долетели слова песни, которую пела мать. Слова эти звали к большим подвигам и мужеству. А если всё же наступит час, когда опустятся мои руки и я потеряю веру в себя и в жизнь, тогда я должен просить Великого Духа: пусть стервятники справят пир надо мной.

Мы всё дальше углублялись в чащу, а песня матери слышалась всё слабее, потом совсем замолкла, и нас окружил птичий щебет и шум Большого леса.

– Пусть брат мой остановится, – послышался сзади голос Прыгающей Совы.

Я задержался, и через минуту он подошёл ко мне. В глазах Совы не было уже и следа слез, его взгляд был холоден и твёрд – такой не скоро смягчишь.

– Мы плохо сделали, что пришли сюда. Там бы мы скорее искупили свою вину. Вернёмся, брат, на тропы бледнолицых.

Я согласился, и мы немедленно повернули назад, туда, откуда пришли.

Тауга остался с матерью, и мы были этим довольны, но, чтобы он не прибежал по нашим следам, мы свернули к реке. Пусть её течение смоет наши следы и скроет их от Чуткого носа Тауги.

Солнце обошло уже почти всё небо и сейчас висело над вершинами самых высоких елей. Хотелось успеть до захода солнца добраться до реки и на её берегу устроить привал.

Навстречу нам всё чаще попадались лиственные деревья с огромными стволами и кронами. Стволы были такие толстые, что даже пять таких юношей, как я и Сова, взявшись за руки, вряд ли смогли бы обхватить один из них. Кое-где попадались россыпи скользких камней, неприятных на ощупь. Вокруг царила тишина: должно быть, на деревьях-великанах свили гнёзда совы и распугали лесных певцов.

Вдруг передо мной мелькнул светло-рыжий мех, я машинально закрыл лицо руками и почувствовал на себе тяжесть какого-то тела. Когти зверя впились в мою лосиную куртку, а его зловонное дыхание ударило в лицо.

Я схватил за горло неизвестного хищника, открыл глаза и увидел жёлтые зрачки рыси. Её прыжок опрокинул меня на землю, и я изо всех сил старался теперь оттянуть зубастую пасть от своей шеи, но чувствовал, что долго не выдержу.

От когтей хищника меня защищала кожаная одежда, хотя рысь прорвала её в нескольких местах.

Я старался подмять рысь под себя, но её гибкое тело всё время вырывалось из моих рук, всё ближе блестели её глаза, в них я видел свою смерть. Внезапно новая тяжесть навалилась на меня.

Тело рыси распласталось на мне, а над её мордой показались чёрные космы Прыгающей Совы. Он подсунул левую руку под горло хищника и прижал его голову к своей груди, а правой рукой несколько раз вонзил стальное жало ножа в бок зверя.

Наконец я почувствовал, что мускулы хищника слабеют, и тут Сова последним ударом полоснул по горлу рыси.

Тяжело дыша, окровавленные, поднялись мы с земли.

– Наша кровь смешалась в этой борьбе, – сказал я. – Отныне, Сова, ты мой брат по крови.

– Пусть дух убитой рыси охраняет нашу дружбу, – тихо ответил Сова. – Вот и пришёл день, который смыл наш позор. Сегодня ночью мы станцуем в родном селении танец Рыжей Рыси.

Мы срубили молодое деревцо, очистили его от веток и пропустили этот шест между связанными передними и задними лапами зверя, затем положили шест на плечи и двинулись в сторону селения.

Солнце не успело ещё спрятаться за лесом, как мы уже подошли к скале, где стоял на страже Храбрый Змей. Он заметил нас издали и неподвижно застыл на скале, опираясь на своё копьё. Увидев нашу добычу, он не сказал ни слова. Мы тоже молча прошли мимо и направились к лагерным кострам.

Едва только миновали мы первые шатры, как нам навстречу вышли колдун и несколько воинов. На Горькой Ягоде были только легины и пояс. Колдун подошёл с ножом в руке к лежащей рыси. За ним начали подходить охотники. Заблестели и окровавились ножи, и через несколько минут рыжая шкура была поднята на копьях. Загремел бубен, и в такт его ударам все двинулись в обрядовом танце на площадь перед большим костром. Вокруг всё замолкло. Горькая Ягода взял из рук охотников окровавленную шкуру, набросил её на себя и начал медленный танец.

Воины начали ритмично ударять копьями о цветные щиты и притопывать ногами. Всё быстрее становился танец, всё громче грохот бубнов и пение воинов. Из пасти рыси на грудь колдуна текла густая кровь. Внезапно колдун выскочил из круга танцующих воинов и встал перед нами.

Я отступил на пару шагов назад, оставляя Горькую Ягоду лицом к лицу с Совой. Колдун начал ходить вокруг Совы лёгкими мягкими шагами, подобно хищнику, чья рыжая шкура была у него на плечах. Неожиданно одним движением он стянул с себя шкуру и набросил её на моего друга, одновременно вовлекая его в круг танцующих. Удары в бубны гремели, орлиные и совиные перья в убыстряющемся темпе колыхались в чёрных, смазанных бобровым жиром волосах охотников.

Я потерял Сову в танцующей толпе, но вскоре увидел, как его под общие крики высоко подняли на щитах воинов. И вновь наступила тишина.

В этой тишине прозвучал крик колдуна, как свист брошенного лассо:

– Нихо-тиан-або! Нихо-тиан-або! Неистовая Рысь, Неистовая Рысь!

Все взгляды обратились к Сове, лежащему на щитах воинов. Он поднялся, сорвал с себя окровавленную шкуру, подбросил её вверх в густеющий мрак и повторил за колдуном своё имя:

– Нихо-тиан-або! Неистовая Рысь!

5

Много подвигов я совершил.

Много выпустил быстрых стрел,

Их осталось мне только четыре.

Вновь согнётся мой верный лук,

И опять зазвенит тетива,

И четырежды песню споёт —

Песню Смерти моим врагам.

Хвалебная песнь

Сова получил имя, и я больше никогда не назову его юношей из рода Совы: в сумерках того вечера родился Неистовая Рысь, и ночь вычеркнет из памяти его прежнее прозвище. Никогда не зазвучит в моих устах его старое имя.

В тот же самый вечер, после танцев в честь друга, мать и сестра занялись нами, осмотрели наши раны от когтей рыси, обильно смазали их горячим медвежьим жиром. Затем ловкие3 руки сестры наложили повязки из лыка.

С этими повязками мы гордо ходили по всему селению, а в наших волосах колыхались новые совиные перья. Больше всего вертелись мы вблизи шатра Храброго Змея. Пусть посмотрит на нас и поймёт, что перед ним не какие-нибудь беспомощные малыши-ути!

Но, совершив значительный для нашего возраста подвиг, мы были вовсе не так горды, как показывали это внешне своим поведением. В глубине души мы чувствовали стыд, что этот подвиг был вызван нашим непослушанием.

Оставшись наконец одни с моим отцом, мы поклялись ему, что его глаза уже никогда больше не увидят наших недостойных поступков. Отец был доволен клятвой и, когда мы выходили из его шатра, на прощание сказал:

– Осень моей жизни приближается ко мне всё быстрее. Когда же придёт мой час и я должен буду уйти Дорогой Солнца на Северное Небо, душе моей будет легче при мысли, что я оставляю здесь, на земле, храбрых и справедливых юношей.

И мы, выйдя из шатра, ещё раз поклялись на клыках медведя никогда в жизни не нарушить доверие вождя племени.

Эти дни для нас были полны радости. Мы радовались нашим семьям и тёплым шатрам, прыжкам нашего пса Тауги, не отходившего от нас ни на шаг. Где бы мы только ни появлялись, нас немедленно окружали ровесники и расспрашивали о приключениях в чаще, о таинственных следах белых, о борьбе с рысью. Они рассматривали царапины на нашей коже, а затем мы вместе – не помню уже, в который раз! – ходили смотреть на шкуру рыси.

Но в конце концов нами стали интересоваться меньше, и жизнь в селении пошла обычным чередом. С каждым днём Прилетали всё более холодные ветры, от их морозного дыхания листья теряли свой цвет и скручивались, как берёзовая кора в пламени костра. В селении начались приготовления к охоте.

Собаки бегали, высунув языки и раздувая ноздри. Даже воздух стал пахнуть иначе. Он пропитался запахом опавшей и истлевающей листвы. Этот запах заставлял кровь быстрее струиться в жилах и ждать крика диких гусей: улетая большими стаями на юг, они громким гоготаньем сзывают охотников на большую охотничью тропу.

Однажды Неистовая Рысь и я сидели на вершине лысого холма, этот холм поднимался над чащей, как маленький остров на Большой Воде. Мы присматривались к летящим вереницам журавлей и диких уток, слушали, о чём ветер поёт среди ветвей, прислушивались, как шепчутся друг с другом опадающие листья последним языком живых.

Позади послышались лёгкие шаги. Оглянувшись, мы увидели возле себя Тинглит.

– Я пришла к вам, чтобы принести тебе, Сат-Ок, новый лук от Танто, а тебе, Неистовая Рысь, я сделала ожерелье из когтей и клыков убитого тобой хищника.

Хотя подарки нам очень понравились, мы взяли их из рук Тинглит с безразличным видом, не выказывая своей радости.

– Поблагодари моего брата за подарок и скажи, что первая дичь, убитая стрелой из этого лука, будет принадлежать ему.

– А я благодарю за ожерелье, и пусть пальцы твои никогда не знают усталости, – прибавил Неистовая Рысь.

Тинглит молча кивнула нам и ушла.

И только тогда я с удовольствием оглядел свой лук. Он был изготовлен из прутьев, сорванных с деревьев разной породы, и обшит мокрой волчьей кожей. Высохнув, она сжала прутья, как в железных ножнах. Сверху кожа была украшена Цветной бахромой и изображениями разных лесных животных. Я испытал тетиву, сделанную из кишок дикой козы: она была крепкая и при натяжении тонко звенела.

Мне хотелось немедленно испробовать силу своего нового лука; Случай не заставил себя ждать. Над нами пролетела стая диких уток. Я положил на тетиву оперённую стрелу, нацелился в последнюю утку и изо всех сил натянул лук. Неистовая Рысь внимательно присматривался к моим действиям.

Стрела с тихим свистом взлетела вверх, а тетива ещё некоторое время дрожала и звенела, словно крылья летящей мухи; звук этот с каждым мгновением становился всё тише и жалобнее, как будто тетива плакала об улетевшей подруге.

Когда я уже решил, что промахнулся, дикая утка в конце клина вдруг сложила крылья и ринулась вниз, подобно брошенному в пропасть камню. Она зацепилась за ветви дерева, посыпались пух и перья, точно большие хлопья снега. Мы подбежали к месту падения птицы. Около ствола лежала убитая утка, но моей стрелы в ней не было. Тщательно осмотрев утку, мы убедились, что стрела пронзила её навылет.

– Уф-ф, – произнёс Неистовая Рысь, – хороший лук!

Синие тучи клубились над вершинами гор, закрывая голубое небо. Иногда солнце тревожно выглядывало из-за разорванных ветром туч, бросало на землю бледные лучи и снова скрывалось за тёмной небесной пеленой. Под порывами сильного ветра деревья изгибались, словно в каком-то обрядовом танце, пели таинственные песни и разбрасывали вокруг многоцветные листья, расстилая на земле пёстрый ковёр.

– Деревья танцуют приветственный танец в честь Кей-вей-кеена, – говорили воины.

А листья летели в воздухе, как маленькие цветные птички. Мы становились лицом к ветру и вдыхали запах умирающего леса, ветер бросал в лицо листья, вплетал их в наши волосы.

Трава всё больше желтела и ложилась на землю, утомлённая за лето. Сквозь чащу прошло первое дыхание Кейвадина – Властелина Северного Ветра. Всё чаще слышался далёкий протяжный волчий вой. Он пронизывал нас насквозь – от головы до ног. Сперва вой начинался в одной стороне, затем к нему присоединялся другой, ещё другой – казалось, волки сзывали друг друга.

Вокруг селения раздавалось громкое карканье ворон, собиравшихся стаями на соседних деревьях. Пришёл наконец день, когда в лесу появились серебряные нити маленького паучка Зузи.

– Кей-вей-кеен приближается, – повторяли воины и начинали доставать из укромных мест лыжи и снегоступы.

Холодными ночами густой туман окутывал чащу тяжёлым серым мехом. Всё чаще слышался рёв лосей и оленей, вызывающих соперников на борьбу, в которой побеждает сильнейший и более опытный бык. И уходила рядом с победителем лосиха или лань, чтобы в лесных дебрях, вдали от врагов, отпраздновать свадьбу.

В нашем селении каждый был занят осмотром и починкой оружия, изготовлением стрел. Силки на пушного зверя кипятили в бобровом или медвежьем жире, чтобы уничтожить запах человека. Вечерами танцевали охотничьи танцы и просили Нана-бошо, покровителя животных, об удачной охоте.

Мы, молодёжь, отыскивали себе какое-нибудь укромное место и просили Великого Духа послать нам вещий сон, мы хотели увидеть во сне какое-нибудь животное. Позже, когда мы его добудем, оно станет нашим покровителем и будет охранять нас от злых духов и бедствий.

Неистовая Рысь и я тоже нашли себе укромный уголок в чаще, где намеревались под волчьей шкурой провести ночь в ожидании вещих сновидений. Перед сном выкурили по маленькой трубочке зелья – кененкина, и у нас так закружилась голова, что мы едва устояли на ногах, перед глазами кружились деревья и земля.

Мы поскорее улеглись под большим деревом, где от морозного ветра нас защищало переплетение корней, скреплённых затвердевшей землёй, накрылись шкурами и погрузились в полусон.

Я почувствовал, что ноги мои будто бы поднимаются вверх, а голова, наоборот, падает куда-то вниз, в чёрную пропасть.

Всю ночь я мучился и не мог заснуть. Каждую минуту комок подкатывался мне под горло и стеснял дыхание. В мучениях, без желанного сна я пролежал до утра, а когда рассвет разогнал ночную тьму, я узнал от Неистовой Рыси: с ним происходило то же самое, что и со мной. Он даже утром чувствовал головную боль и слабость.

– Великий Дух, очевидно, не услышал нас, – сказал я Рыси.

– На следующий год попробуем ещё раз, – ответил друг.

Наконец пришла пора Великой Тишины. Казалось, время потекло медленнее, будто бы желая продлить короткую жизнь листьев, которые падают и расцвечивают землю, а позже кормят собою деревья.

Сходящиеся верхушки деревьев местами образовали многоцветные своды. Сквозь них пробиваются солнечные лучи и бросают мягкие световые пятна на красивый лесной ковёр. В эти чудесные дни даже души давно умерших воинов и охотников собираются на охоту, а когда ветер закружит над землёй сухие листья, наши люди говорят: это давно умершие охотники танцуют с ветром охотничий танец.

В эту нору чаща полна движения. Мелкие животные готовят запасы пищи на зиму. Вон белки тащат в свои дупла орехи и шишки. На озёрах плещутся дикие утки и гуси, шумно готовясь к отлёту.

Иногда озеро пересекает вплавь то чуткий бобёр, то мускусная крыса. В лесу, бесстрашно галдя, бродят колючие дикобразы – они верят в своё оружие – иглы.

Высоко в горах готовятся ко сну медведи, они сносят в свои берлоги ветки и берёзовую кору.

Солнце опускается всё ниже, окрашивает пурпуром деревья, вершины гор покрывает золотом. Вода у берегов переливается всеми оттенками радуги. В неё смотрит алеющее небо, напоминая о приближении морозов.

Да, теперь: нужно быть осторожным: ночью может прийти Ка-пебоан-ка – властелин холодного ветра – и ледяной рукой задушить неосторожного охотника, заснувшего в чаще и забывшего развести костёр.

Всё вокруг стремительно изменилось. Взгорья и деревья утратили свои фантастические цвета. Следы осеннего багрянца и бронзы на голых ветвях лишь подчёркивают печальную наготу деревьев. Грустно свистит ветер. Последние листья кружатся в воздухе, иногда взлетая до вершин деревьев, чтобы затем, как мёртвые птицы, упасть на землю.

Прилетают первые снежные хлопья и покрывают пурпурно-бронзовую почву.

Ка-пебоан-ка зловеще хохочет: он победил последнее тёплое дыхание. Он радостно бегает по лесам, устилая всё вокруг своим белым пушистым мехом.

Утром восходит грустное солнце – уже нет у него сил, чтобы согреть мир, покрытый снегом.

Зима в полном разгаре. Ветер становится грозным противником. Он старается сковать мускулы, заморозить лёгкие и бросить человека в холодный пух, а затем покрыть его белой вихрящейся массой, чтобы и следа не осталось. И только весной солнце откопало бы горячими пальцами человеческие кости и показало бы миру: вот лежат останки человека, который не смог бороться с суровым северным ветром.

6

Не пугай меня воем своим, серый брат.

Я при встрече сниму с тебя теплый мех.

Ты дрожи, серый волк, услышав мой клич.

Вслед за ним мои стрелы в сердце твое полетят.

Охотничья песня

Толстый слой снега покрыл чащу. Замёрзли озёра и реки. Наступил Месяц Снежных Мокасин.

Животные оделись в тёплые светлые меха. Мы тоже надели куртки из волчьих шкур мехом наружу. Ноги защищают от холода высокие мягкие мокасины из кожи карибу, вымоченной в жире, внутри мокасины подшиты шкурками из пушистых грудок лебедей.

Мяса у нас было достаточно; запасов, наверно, хватило бы до весны, но охотники ежедневно уходили из селения ставить силки на пушного зверя. Я же с Неистовой Рысью каждый день бродил лесными тропами в погоне за лисицами.

Однажды мы забрались с ним дальше, чем обычно, на север. День был прекрасный, безветренный. Среди лесной тишины слышались только шелест лыж и наше учащённое дыхание, и пар клубился изо рта.

Бледное солнце освещало заснеженное взгорье, зажигало миллионы блестящих разноцветных искр на деревьях. Приземистые сосны в снежных мантиях стояли как в сказке.

Мы мчались на лыжах по свежему следу и в своих меховых куртках были, наверное, похожи на косматых лесных духов. Золотые стрелы солнечных лучей ломались в наших блестящих волосах, обильно смазанных бобровым жиром.

Лыжню мы прокладывали поочерёдно: сперва шёл впереди Неистовая Рысь, а когда он уставал, я заменял его – только бы скорее, как можно скорее догнать убегающую от нас лису.

– Хорошо, что мы вышли сегодня на лыжах, а не на снегоступах, – сказал я другу. – Иначе лисий мех был бы для нас только мечтой. Его хозяйка рассмеялась бы нам в лицо, махнула хвостом и исчезла, прежде чем мы бы успели положить стрелы на тетиву наших луков!

– Зато сейчас лиса чувствует, что по её следу мчится Кен-Маниту, Дух Смерти, спрятанный в наконечниках наших стрел! – ответил Неистовая Рысь.

Идя по следу, мы поднялись на взгорье. Внизу перед нами расстилался снежный океан. Кое-где среди белого безмолвия поднимались холмы с пологими склонами. На них росли вразброс кусты можжевельника. Дальше, где небо сходилось с землёй, высились скалы, изрезанные щелями и пещерами.

– Здесь начинается Баррен – Снежная Пустыня, – прошептал Неистовая Рысь.

– За ней, говорят, лежит Большая Солёная Вода, на берегах которой живут Люди Зимней Ночи. Они небольшого роста и живут в иглу – домах из снега.

– Да, мой брат говорит правду. Я тоже слыхал об этом, – подтвердил друг.

Мы молча стояли и с душевным трепетом смотрели на снежную пустыню. Затем наши взгляды побежали по следу лисы, и наконец мы увидели чёрную двигающуюся точку.

– Смотри, брат, – воскликнул я, показывая рукой, – там, возле скал, серебристая лиса – видишь, как переливается её мех?

– Вижу, хорошо вижу! Теперь она от нас уже не уйдёт. Бежим за ней!

Неистовая Рысь, не ожидая ответа, помчался, как стрела, вниз, оставляя за собою вихри снежной пыли. Я, не медля, бросился за ним. Лыжи, подбитые оленьей кожей, несли нас плавно и быстро. Передо мной была лыжня друга, но я так быстро приближался к Неистовой Рыси, что сошёл с лыжни и, миновав его, вырвался вперёд, на равнину.

Теперь я перешёл на ровный, мерный шаг. Вскоре друг догнал меня, и мы уже рядом преследовали лису. С каждой минутой мы были всё ближе к ней. Ещё только один склон холма – и серебристый мех будет наш!

– Беги направо, а я побегу левой стороной! – крикнул я.

Неистовая Рысь разгадал мой план, молча изменил направление и съехал с холма вниз. Вскоре он почти сравнялся с бегущим зверем, но старая лиса была хитрей.

Заметив опасность, она сразу же свернула налево и побежала на гору, в мою сторону. Неистовая Рысь немедленно повернулся на месте и погнался за ней. В беге на гору лиса имела преимущество перед моим другом, расстояние между ними увеличивалось.

Я же тем временем спрятался в заснеженном можжевельнике. Ветер дул порывами в мою сторону, и я не боялся, что лиса преждевременно почует меня.

Достав лук из-за спины, я воткнул стрелы в снег перед собой. Лиса приближалась ко мне, а за ней бежал Неистовая Рысь.

Когда лиса наконец приблизилась на расстояние выстрела, я выскочил ей навстречу. Она увидела меня и стремительно вильнула в сторону, но стрела из моего лука оказалась быстрее её мысли, и прежде чем лиса выполнила своё намерение, в её горле уже колыхалась оперённая смерть.

Из последних сил лиса сделала прыжок и упала мёртвой, окровавив снег.

– Ты ещё сегодня уйдёшь Дорогой Луны в Страну Вечного Покоя, маленький брат, – прошептал я. – Прости мне мой поступок. Пусть твой дух не гневается на меня. Благодарю тебя за пушистый мех, который ты дал мне по доброте своей, брат мой.

Подошёл Неистовая Рысь, и мы вдвоём в молчании принялись снимать шкуру с убитого животного.

В тот же день мы вернулись в наш лагерь.

Мать моя очень обрадовалась подарку и угостила нас только что зажаренной лосятиной.

Когда мать вышла и мы остались одни, Неистовая Рысь бросил обглоданную кость в огонь и обратился ко мне:

– Там, внизу, где я гнал лису, я заметил множество кроличьих и лисьих следов. Пойдёт ли мой брат завтра со мной на окраину белой пустыни?

Я охотно согласился.

Но ни завтра, ни послезавтра, ни даже через пять дней мы никуда не смогли пойти, так как бушевала метель.

Вихрь выл и заливался зловещим хохотом, смеясь над людьми, сидящими в кожаных шатрах. Снег шёл такой густой, что за несколько шагов уже ничего не было видно. Собаки так глубоко зарылись в снег, что навряд ли их можно было бы отыскать, если бы это понадобилось. Бушующий ветер сотрясал шкуры шатров и загонял дым внутрь.

Иногда казалось, что метель стихает и наконец уходит назад, на север, в страну вечных льдов и снегов, но это было обманчивое впечатление: как только люди выходили из шатров она предательски налетала из своего укрытия, где затаилась на время, и ещё с большей силой бросалась на шатры, на деревья. Они трещали, но мужественно выносили удары ветра.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6