Но вот они спустились по отлогому склону, и воздух неуловимо изменился, а с ним изменилось ощущение почвы под ногами. И Марк вдруг догадался — трясина! Трясина, а через нее где-то проходит тайная тропа, известная лишь немногим. Граница топи появилась перед ними внезапно, как край лужи, в воздухе остро запахло сырой землей. Гверн заметался из стороны в сторону, как охотничья собака, вынюхивающая след. Затем он остановился.

— Вот она, тут, — тихонько сказал он. Он заговорил впервые за все время пути. — Дальше мы пойдем гуськом. Ступайте в мои следы и не задерживайтесь ни на один миг — даже на этой тайной тропе почва податлива. Слушайтесь меня — и вы благополучно перейдете топь. Не послушаетесь — вас засосет.

Только и всего.

— Понятно, — шепнул Марк. Не место и не время было предаваться сейчас разговорам. Одному Митре известно, насколько близка или далека погоня.

Пес прижался к ногам Гверна, и тот ступил на трясину. Марк занял освободившееся место, Эска шел последним. Топкая почва подавалась у них под ногами, ноги мгновенно начинали увязать, путники едва успевали переставлять их. Они ушли совсем еще недалеко, но тут Марк заметил вокруг легкий белесоватый туман. Сначала он принял это за болотные испарения, но очень скоро понял, что ошибается. Туман бледными полосами начал подниматься кверху, полосы, извиваясь, смыкались над их головами. Поглядев вверх, Марк увидел луну, тускло светившую сквозь хвосты тумана. Туман! Беда, которой они имели все основания страшиться. И надо же, чтобы это случилось именно сейчас! О возвращении назад не могло быть и речи. И в то же время — разве возможно найти дорогу в этом гиблом месте? А что, если они заблудятся? Об этом лучше не думать.

Туман неуклонно сгущался. Скоро они уже шли почти вслепую, их мир ограничился двумя-тремя футами мокрого торфа, клочковатого влажного мха и блестками воды. Все это тут же исчезало, растворялось в светящемся тумане. И нигде никаких признаков тропы. Но Гверна это, казалось, не смущало, он уверенно и легко шел вперед, то и дело меняя направление, а Марк с Эской следовали за ним. Пронзительный запах сырой земли все усиливался, становилось промозгло, луна опустилась ниже, туман почти съедала темнота, а охотник Гверн все шел вперед, дальше и дальше. Их окружала тишина, лишь изредка где-то справа кричала выпь, да болото издавало зловещие чавкающие звуки.

Марк давно уже не опасался, сможет ли Гверн отыскать дорогу в тумане. Но его начало беспокоить — долго ли он сам сможет идти вот таким легким ровным шагом. И вдруг ему почудилось, будто опора под ногами сделалась тверже. Еще несколько шагов, и он уже не сомневался — они выбирались из трясины. Туман пахнул по-иному, он оставался таким же промозглым, но сделался более легким и бархатистым. Вскоре тайная тропа осталась позади, как дурной сон. Рассвет приближался, опять поднялся туман, теперь он не светился в темноте, а сделался тускло-серым, как пепел давно потухшего костра. Начало светать, когда был пройден последний клочок трясины; они с облегчением вздохнули, встали под прикрытием старых деревьев боярышника и посмотрели наконец друг на друга.

— Я привел вас, куда мог, — произнес Гверн. — У каждого свои охотничьи угодья, дальше местность мне незнакома.

— Ты провел нас через заслон наших врагов, теперь мы позаботимся о себе сами, — торопливо ответил Марк.

Гверн с сомнением покачал косматой головой:

— Как знать, может быть, они прочесывают и эти холмы. Я советую вам идти ночью, а днем прятаться. Если не заблудитесь в тумане и не попадете в руки здешних племен, то доберетесь до Вала через две ночи. — Он запнулся, хотел что-то сказать, видимо, не решался, но потом выговорил сердито и вместе с тем робко: — Прежде чем наши пути разойдутся, мне бы хотелось взглянуть разок на орла. Ведь он был раньше и моим орлом.

Вместо ответа Марк достал сверток и отвернул складки плаща. В серой предутренней мгле орел был темным и тусклым — кусок помятого металла в форме птицы, и только.

— Он потерял свои крылья, — сказал Марк.

Гверн жадно потянулся к нему, но спохватился и опустил руки вдоль тела. Этот жест выдал многое, и Марка словно полоснуло по сердцу. Ему вдруг захотелось завыть, как псу. Он еще некоторое время держал так орла, а охотник, опустив голову, молча глядел. Затем Гверн сделал шаг назад, Марк опять плотно закутал орла в темную тряпку и спрятал себе под плащ.

— Так, — произнес Гверн. — Я повидал орла еще раз. Возможно, больше мне до конца жизни не увидеть лица римлянина и не услышать родного языка… Вам пора.

— Пойдем с нами, — вырвалось у Марка.

Охотник поднял голову и бросил исподлобья взгляд на Марка. Он как будто обдумывал предложение. Потом покачал головой:

— Мне могут оказать слишком пылкую встречу. Я не жажду, чтобы меня забили камнями насмерть.

— Твой сегодняшний поступок все меняет. Мы обязаны тебе жизнью, и если нам удастся донести орла домой, в этом твоя заслуга.

Гверн снова покачал головой:

— Я уже принадлежу племени сельговов. Я взял себе женщину из этого племени, и она мне хорошая жена. У меня от нее сыновья, они тоже принадлежат этому племени. Здесь моя жизнь. Если прежде я и был кем-то другим и моя жизнь протекала в другом месте, то все это осталось в другом мире, и люди, которых я там знал, забыли меня. Через воды Леты назад пути нет.

— Тогда хорошей тебе охоты на твоих тропах, — помолчав, произнес Марк. — Пожелай и нам добраться отсюда до Вала.

— Желаю вам удачи. Я буду следовать за вами в моих мыслях. Если вы доберетесь до Вала, весть об этом дойдет до меня, и я порадуюсь.

— Твое участие в этом деле немалое, мы оба этого не забудем, — сказал Марк. — Свет Солнца да будет с тобой, центурион.

Пройдя несколько шагов, они оглянулись и увидели, что тот стоит, как стоял, слегка подернутый дымкой, и фигура его обрисовывается на фоне плывущего позади тумана. Полуголый косматый дикарь с диким псом. Но свободный заученный жест — поднятая в знак прощания рука — был римским. За ним стоял учебный плац, резкий звук трубы, железная дисциплина и гордость. Перед глазами Марка в этот момент стоял не охотник-варвар, а юный центурион, гордящийся своим первым назначением, пока на него еще не легла тень обреченного легиона. Этому центуриону он и отсалютовал в ответ.

Но тут ветер нанес туман и разделил их.

Пускаясь в путь, Марк мысленно пожелал Гверну благополучно дойти назад, вернуться к той новой жизни, которую он себе выбрал. А главное — чтобы ему не пришлось расплачиваться за то, что не предал их. Что ж, туман послужит ему прикрытием на обратном пути.

И, как будто услышав непроизнесенные вслух мысли Марка, Эска ответил ему:

— Он-то узнает, если мы доберемся живыми, а вот мы никогда о нем не узнаем.

— Лучше бы он пошел с нами… — начал Марк, но в ту же минуту понял, что охотник Гверн прав: через воды Леты пути назад нет.

Двумя днями позже друзья все еще были далеко от Вала. Туман преследовал их всю дорогу, коварный и переменчивый; он то слегка размывал границы, делал расплывчатыми дальние холмы, а то налетал сверху, полностью закрывая все вокруг серым вихрем, в котором исчезала сама земля. Они бы уже десять раз заблудились, если б не охотничий нюх Эски. Он чуял нужное направление, как горожанин почуял бы запах чеснока. Но все равно они продвигались на юг ужасающе медленно, пользуясь лишь теми часами, когда туман редел, и забиваясь в укрытия, когда туман сгущался. Раза два они чудом избежали гибели; много раз буквально у них под ногами разверзался провал, до той поры скрытый туманом, и тогда приходилось делать крюк и терять время в поисках обхода. У Марка к тому же, который, как всегда, предоставил Эске отыскивать дорогу, были и свои заботы. Больная нога, выдержавшая все форсированные марши и утомительные подъемы, сейчас начала сдавать и часто подводила его. Он упрямо держался изо всех сил, но движения его сделались неуклюжими, он спотыкался, и приходилось стискивать зубы от боли.

Последний рассвет принес им первое предупреждение: враг, как и предполагал Гверн, поднял на ноги жителей и этих холмов: туман услужливо отполз в сторону и обнажил фигуру сторожевого всадника на каменном уступе на расстоянии полета стрелы. К счастью, он смотрел в другую сторону, и они распластались на земле среди вереска и провели несколько неприятных минут, наблюдая, как тот медленно едет вдоль гребня; потом туман снова сомкнулся.

Часть этого дня они пролежали под прикрытием большого валуна, но позже все-таки тронулись дальше, желая использовать дневной свет. Постоянно сопутствовавший им туман вынудил их отказаться от первоначального замысла — путешествовать только ночью. Приходилось идти, когда выдавалась такая возможность.

— Долго нам еще, как ты считаешь? — спросил Марк, растирая свою одеревеневшую ногу.

Эска затянул у себя на поясе сыромятный ремень, который стал слишком свободен, поднял копье и кое-как пригладил примятую ими траву.

— Так не скажешь, — ответил он. — Продвигаемся мы, конечно, медленно, но, пожалуй, я не сильно отклонился в сторону. Если судить по понижению, осталось этак двенадцать — четырнадцать ваших римских миль. Ну вот. Если кому случится подойти близко, он заметит, что мы тут лежали, но за несколько шагов ничего не видно.

И они снова тронулись в путь.

Под вечер поднялся легкий ветерок и державшийся весь день густой туман расползся, как рубище нищего.

— Если ветер разыграется, мы избавимся наконец от этой ведьминой похлебки, — заметил Марк, когда они остановились на изгибе узкой лощины, чтобы удостовериться, туда ли они идут.

Эска задрал голову и втянул ноздрями воздух, точно зверь, почуявший опасность.

— Чует мое сердце, нам надо найти себе берлогу дотемна.

Но они опоздали. Едва Эска произнес эти слова, туман начал скручиваться, потом его понесло вбок, как дым; сквозь расходящиеся в стороны витки проступил бурый вереск и золотистый папоротник, и в следующий миг раздался крик; пронзительный и торжествующий, он прорезал воздух, и на другой стороне лощины из-за укрытия выскочил человек в желтой юбке и бросился, пригнувшись, вверх по склону. Эска швырнул вдогонку копье, но тот был уже далеко. В несколько прыжков он достиг вершины холма и исчез, созывая охотников.

— Вниз, — хрипло скомандовал Эска. — В лес.

Они повернули назад, держа к ближайшему концу березовой рощицы, пятном выделявшейся в разрыве тумана. Но из рощи послышался ответный клич. Путь в ту сторону был тоже отрезан. Затем такой же клич, высокий, словно птичий, послышался у них за спиной, в дальнем конце лощины. Им оставался один путь: направо и вверх по склону, а что ждало их по ту сторону гребня, знал лишь покровитель легионов.

Кое-как они взобрались на гребень, Марк и сам не знал, как это им удалось. Но едва они остановились на голой вершине, позади снова раздался крик, его подхватили снизу, где-то в тумане, и бросили ввысь. Видимо, они наткнулись на большой отряд охотников. К югу вдоль гребня темнел густой утесник, словно предлагая убежище, и они ринулись туда, как преследуемые охотниками звери, и начали продираться сквозь кустарник в самую его гущу.

После чего все слилось: туман, торчащие ветки утесника вперемешку с рыжеватыми листьями папоротника и черники; неподвижное лежание среди острых, как кинжал, корней; удушливая, отвратительная лисья вонь; бешено колотящееся сердце, страх загнанного зверя и преследующая их по этому темному лабиринту смерть в виде множества боевых копий с перьями цапли. Со всех сторон их окружали конные и пешие. Не обращая внимания на колючки, они протискивались между ветвями, подпрыгивали вверх, как охотничьи собаки, высматривающие добычу в высокой траве; временами они поднимали гам — тоже, как охотничьи собаки. Один раз кто-то, шаря копьем, чуть не проткнул Марку плечо.

Беглецы даже не сразу осознали, что, вопреки всякому ожиданию, их не заметили. Охота промчалась над их головами, их уже не окружали со всех сторон. Погоня умчалась назад. Они опять поползли на животе, медленно, с мучительной осторожностью. Они не могли бы сказать, куда они ползут, главное было уйти подальше от врага. В зарослях перед ними возник темный лаз, видно было, что им много пользовались. Они нырнули туда. Эска полз первым. Лисья вонь сделалась еще резче, проход изогнулся и слегка пошел под уклон. Им ничего не оставалось, как спускаться по нему, — такой плотной стеной окружал их утесник с боков и сверху. Внезапно лаз окончился на краю зарослей, и перед их глазами возник отрог главной гряды — каменистый, поросший кустами. Волнистые полосы тумана, поднимавшиеся из глубины ущелья, все еще несло ветром мимо, невдалеке, повыше того места, откуда они смотрели, сквозь серую пелену маячило что-то вроде круглой башни. Прибежище это выглядело не слишком надежно, но оставаться дольше здесь они не смели: им снова послышались звуки приближающейся погони. Поворачивать назад нечего было и думать. Они очутились на открытом месте и, пользуясь как прикрытием каждым камнем и кустиком, стали искать, где бы спуститься вниз.

Спуститься было невозможно. Северо-западный склон не представлял особых трудностей, но пока они осматривались, притаившись на краю обрыва, внизу зазвякали удила, послышался явственный шорох, шевеление людей в засаде. Этот путь, таким образом, исключался. На юго-востоке стена уходила отвесно вниз, теряясь в кольцах тумана, и снизу шел неопределимый запах глубокой воды. Может быть, для орла это и был выход, но Марка он не устраивал.

Подгоняемые звуками охоты, рыщущей по зарослям, как собаки, потерявшие след, друзья через силу сделали еще несколько шагов, затем остановились, в отчаянии озираясь во все стороны, тщетно выискивая способ спастись. Марк еле держался на ногах, Эска поддерживал его. Даже если бы нашелся путь к спасению, они уже не смогли бы им воспользоваться. Они были в ловушке и сознавали это. Строение, которое прежде смутно проглядывало сквозь туман, очистилось, и теперь было отчетливо видно: бывшая римская сигнальная башня. Юноши, собрав последние силы, направились к ней.

Она представляла собой отличное убежище и до такой степени явное, что охотники наверняка уже осмотрели ее, так что она могла им дать какую-то минимальную возможность спасения, вернее сказать, короткой передышки. В худшем случае она поможет им оказать сопротивление. И ведь наступит же когда-нибудь темнота!

В стене зиял узкий проем, лишенный двери, и они, спотыкаясь, вошли во внутренний дворик, где булыжник давно зарос травой. Перед ними оказался еще один пустой проем, и, шагнув внутрь, они очутились в караульном помещении. Под ногами шуршали сухие листья, белесоватый свет сочился сквозь высокую бойницу, освещая первые ступени лестницы.

— Наверх, — задыхаясь, выговорил Марк.

Каменные ступени хорошо сохранились, хотя и были скользкими от сырости; звуки шагов громко раздавались внутри этого каменного каркаса, где небольшой римский гарнизон нес свою службу, наблюдая за пограничными холмами в тот недолгий период, пока провинция Валенция еще не стала пустым звуком.

Через низкую дверку они вылезли на плоскую сигнальную крышу и после сумрака нижних помещений оказались на ярком свету, прозрачном, как лунный камень. В тот же миг Марк отшатнулся: большие черные крылья мазнули его по лицу — вверх взмыл потревоженный ворон и, издавая резкий, скрипучий крик тревоги, полетел к северу, медленно взмахивая крыльями и негодующе каркая. «Проклятие! Любой теперь догадается, где мы», — подумал Марк, но подумал как-то равнодушно. Он устал, он окончательно выбился из сил. Пошатываясь, он доковылял до дальнего конца площадки и выглянул через выкрошившуюся бойницу. Башня стояла на самом краю скалы, которая уходила отвесно вниз, и далеко внизу, сквозь последние клочья тумана, темнела глубокая вода — неподвижное озерцо, покоившееся между отрогом и главной грядой, оно мрачно хранило свои тайны. Да, для орла выход здесь был…

Эска скорчился возле пролома в парапете по другую сторону площадки.

— Все еще обшаривают утесник, — пробормотал он, когда Марк подошел к нему. — Нам повезло, что у этой партии нет с собой собак. Если они не придут сюда до темноты, мы еще можем спастись.

— Они придут, — тихонько ответил Марк. — Ворон об этом позаботился. Слушай…

С северной стороны отрога до них донесся шум, невнятный всплеск возбужденных голосов, приглушенных туманом и расстоянием, и это яснее ясного сказало им, что дозорный понял сигнал ворона. Марк с трудом опустился на здоровое колено, затем растянулся на боку, опершись на локоть.

— Наверное, мне бы следовало чувствовать себя виноватым перед тобой, Эска. Я — другое дело, я старался ради орла. А ты? Что от этого получил ты?

Эска улыбнулся своей медлительной серьезной улыбкой. На лбу его рдела глубокая рваная царапина — след острого корня утесника, но глаза оставались спокойными.

— А я был опять свободным среди свободных. Я охотился вместе с моим братом, и охота была добрая.

Марк тоже улыбнулся.

— Да, охота была добрая, — подтвердил он.

Снизу послышался мягкий стук неподкованных копыт по земле. Невидимые пешие охотники, обыскивавшие утесник, направлялись к отрогу, стуча копьями об землю и тыча ими в кусты по дороге, — они хотели удостовериться, что не упустили добычу. Скоро они будут у башни, но всадники поспеют сюда первыми.

Охота была добрая. Но сейчас она, кажется, подошла к концу. Интересно, услышат ли когда-нибудь о том, что она кончилась, по ту сторону Вала? Дойдет ли до легата Клавдия, а через него — до дяди Аквилы и Коттии, ждущей в саду под крепостным валом в Каллеве? Хорошо бы они узнали… узнали, что их с Эской охота была доброй… Марку вдруг пришло в голову, что, несмотря ни на что, дело того стоило.

На душе у него было покойно. Ветер унес обрывки тумана, какое-то подобие солнечного луча скользнуло по крыше дозорной башни. Марк в первый раз заметил, что из щели растрескавшегося парапета возле него растет кустик колокольчиков, на котором еще оставался один хрупкий цветок на изогнутом тоненьком стебельке. Колокольчик качнулся на ветру, потом опять упрямо выпрямился, вызывающе тряхнув головкой. Марку подумалось, что он никогда не встречал ничего более ярко-синего.

Из-за гребня отрога показалось трое всадников, они направлялись к башне.