Коша с облегчением вздохнула.
      Вагон мотал людей из стороны в сторону. Они все с отсутствующими лицами смотрели прямо перед собой. Ее поразило ощущение какого-то вдруг окружившего только их двоих одиночества.
      - Я думал о тебе все время. - шепнул Чижик.
      Он наклонился и осторожно прикоснулся щекой к растрепанным Кошиным волосам.
      Она улыбнулась и спросила:
      - Мы убежали?
      - Не знаю, - Чижик дернул бровями. - Может быть. Хотя он может ехать в соседнем вагоне.
      Коша вдруг вспомнила, как это бывает в кино и сказала:
      - Чижик! А если нам пойти в разные стороны, он ведь не разделится! Это глупо, что мы идем вместе, в кино всегда уходят в разные стороны!
      Чижик поморщился:
      - Не говори глупостей!
      - Разве это глупость?
      - Я не могу тебя оставить... Ты не справишься одна. Не грусти! Отобьемся. Только не отставай.
      Он прижал ее к Лох-Несскому чудовищу.
      - Чижик!
      - Да?
      - У Лох-Несского чудовища очень теплая шкурка... - грустно сказала Коша. - И еще... Я не знаю, что ты делаешь - плохое это или хорошее. Но мне все равно. Я хочу, чтобы ты был... Чижик... Я видела черную кошку.
      Чижик прикоснулся губами к Кошиному уху.
      - Глупости. Возьми у меня ПМ. - сказал он еле слышно.
      Она пролезла рукой к нему за пазуху, вытащила пистолет и незаметно сунула к себе за брючный пояс, прикрыв сверху балахоном, порадовавшись тому, что одела правильную одежду.
      Со стороны они выглядели обычной влюбленной парочкой.
      - Чижик. Я его там видела!
      - Где? - переспросил Чижик, но тут же догадался. - А... Плохо.
      Она не стала спрашивать почему, дорожа объятиями Несси.
      - Чижик! Ну скажи мне про твою девушку! Ты же обещал!
      - Я не хотел тебе говорить, потому что он тоже появлялся у нее в зеркале. Тоже сначала паук, потом он. Или сразу он. Из-за спины. Я не понимал. Думал - это просто игра воображения. Сумерки. И так далее. Однажды она разбила стекло, порезала все вены. Все кончилось очень плохо. Когда, я пришел к ней. Ее уже не было. Только пустое тело. Я не хотел тебя пугать, поэтому ничего не сказал. И я остался у тебя ночью на всякий случай, чтобы если что, помочь тебе.
      - А теперь?
      - А теперь я хочу, чтобы ты знала, что это опасно.
      - Хм... Вот как, - Коша с облегчением вздохнула.
      - Я говорил тебе. Не думай обо мне плохо... - Чижик снова улыбнулся ей. И в глубине его лучистых глаз промелькнула усталость долгой ответственности.
      - Да. Прости, - сказала Коша. - Я виновата. Я запятнала себя подозрениями.
      На конечной станции Чижик выпихнул Кошу из вагона.
      - Иди вперед! Быстро!
      Он оглянулся - из соседнего вагона выбежал малыш. Парень уже давно не скрывался. Он бегом бежал по платформе, решительно расталкивая негустую толпу. Коша с Чижиком рванули вверх по эскалатору.
      - А зачем ему это?
      - Не знаю... Это я и хочу узнать, прежде чем разделаться.
      На улице Чижик устремился к корпусу заброшенного завода.
      Сквозь пролом в бетонном заборе они проникли на заросшую высоким бурьяном территорию. Раздался выстрел.
      - Черт! - крикнул Чижик. - Доставай ствол!
      Он остановился и выстрелил в преследователя, лицо которого показалось из-за измазанного битумом бака.
      Коша передернула затвор и вдруг успокоилась. Она подняла вытянутую руку, прижав плечо к щеке, и, когда обрез мушки совпал с обрезом прицела, плавно потянула пальцем курок. Лицо спряталось за баком.
      Чижик пропустил Кошу вперед, в темноту дверного проема, выстрелил и кинулся следом. Пустота завода словно обрадовалась звуку шагов и выстрелов и принялась с хохотом повторять. Отстреливаясь, они побежали по лестнице. На последнем этаже попали в длинный темный коридор. Под ногами скользко хрустели стекла. Отстреливались, прячась за раскрытые железные двери.
      Пространство наклонилось, сгустилось в плотный темный ком, и Коша упала. Чижик остановился, чтобы прикрыть, и тут же поймал пулю в шею. Его отшвырнуло к стене. Коша поднялась с пола с окровавленным коленом, понимая, что произошло что-то непоправимое.
      - Чижик! - отчаянно крикнула она, видя его сползающим по стене.
      Маленький гаденыш приближался со злой улыбкой. Коша выдавила спуск. Тихий щелчок - кончились патроны. Она бросила пистолет на пол и инстинктивно схватила обломок арматуры, надеясь воспользоваться уроками Рони.
      По белому лицу, и по шее Чижика широкой струей текла кровь. На губах пузырилась алая пена. Горло. Гаденыш прострелил ему горло.
      Гадкий малыш отшвырнул пушку - тоже кончились патроны.
      Чижик вяло шевельнул пальцами.
      Коша выставила прут вперед. Малыш усмехнулся и сделал шаг навстречу. Коша поняла, что прут это большая глупость и разжала пальцы - железяка брякнула на пол. Первую атаку она отбила достойно - малыш отлетел до самой стены.
      - Ух ты!? - сказал он удивленно и в его движениях появилась собранность.
      Второй раз ей не удалось так легко отделаться. Гаденыш успел вцепиться в одежду. От досады она принялась нещадно лупить его по морде - разбила нос. Малыш разозлился и свободной рукой крепко поддал в солнечное сплетение. Легкие сжались и перестали дышать. Коша повисла тряпочкой. Гад припер ее к стене и начал душить, прижимая горло предплечьем. Почему-то она никак не могла отвести взгляда от его разбитого носа, из которого текли два черных ручья.
      Ослепительная вспышка.
      Рука гаденыша ослабла. Он обмяк и шагнул куда-то вперед мимо Коши.
      Пистолет выпал из руки Чижика. Мгновенный теплый взгляд блеснул из-под полуприкрытых век и потух. Наступила беспросветная одинокая тишина. Пустота завода все еще утробно стонала, истерзанная звуками выстрелов. Коша сделала шаг - стекло оглушительно хрустнуло под подошвой.
      - Чижик! - позвала девушка, но было поздно.
      Раненый перестал дышать. Его лицо стало лицом абсолютно чужой восковой куклы. Коша тронула бледную кожу над сонной артерией - пульса не было. Она отвернулась. Невыносимая грусть стиснула тугим кольцом горло. Коша отгоняла чувства, боясь, что не вынесет их. Встала, огляделась - малыш тоже был готов.
      Несколько минут она соображала, как поступить, не в силах отвести глаз от Чижика. Она старалась убедить себя глазами, что все поздно и никто уже ему не поможет. Плотный глухой туман отделил ее от остального мира.
      - Мыть стаканы... - сказала она сама себе.
      С дальних этажей послышались детские голоса. В конце коридора впереди хрустнуло стекло. Коша резко подняла голову - на расстоянии пятнадцати метров перед ней стояла черная фигура с крупной лысой головой. Лоб наискось прочерчивал свежий розовый шрам.
      - Ха! - хмыкнула Коша и потянулась к пистолету Чижика. - Чижик-то не звездел! Живой гад! Живее всех живых. Она подняла пистолет и прицелилась.
      Ненависть сделала ее спокойной.
      "Кш!" - громко хлестнуло воздух звуком выстрела.
      Демьян Серафимыч даже не повел бровью. Уголки губ дрогнули в подобии улыбки, и он молча растворился в воздухе.
      - Черт! - выругалась Коша и бросила последний взгляд на Чижика и, по-прежнему не веря, что все - так, а не иначе, побежала.
      Только бы никого не встретить.
      Ноги дрожали крупной дрожью. Уже на выходе с заводской территории напоролась на тетку с авоськой, но та, словно слепая, шла мимо нее. Только теперь Коша догадалась спрятать пистолет под куртку. Странно - люди не обращали на нее никакого внимания, словно ее вообще не было. Коша подумала, что может быть уже умерла, и решила посмотреться в витрину. Нет - в стекле было нормальное обычное отражение. Именно обычное.
      Она хмыкнула и несколько раз повторила:
      - Обычное! О...бы...ч...но...е.
      Коша покачала головой и направилась дальше.
      Прошла несколько незнакомых кварталов. Людей стало больше. В троллейбусе доехала до Крюкова канала и оттуда решила - пешком. Куда? Она сама не знала. Пространство вокруг было по-прежнему каким-то ненастоящим. Казалось, что между ней и любым прохожим расстояние дальше, чем тысяча лет. Хотя вот они, рядом. Вот мужик идет. Пенсионер, наверно - с палочкой и сумкой для пустых пивных бутылок. Вот он спускается к каналу. Находит на ступеньках пять бутылок, любовно укладывает их в сумку. Оглядывается и, скользнув по Коше невидящим взглядом, пристраивается прямо у нее на глазах поссать. Широкая струя течет по граниту набережной.
      - Дед! - грубо говорит Коша.
      Тот вздрагивает, оглядывается, но по прежнему ничего не видит.
      - Ты совсем уже дед! - снова бросает она ему.
      Тот падает на колени, неловкими пальцами застегивая ширинку. Крестится, хватает сумку и, продолжая оглядываться, убегает.
      Когда дедок скрылся за поворотом, Коша наклонилась над темной зеленью воды. Выбросить пистолет. Туда же мобилу. Вода коротко глотнула добычу, быстро расправив волны от расходящихся кругов. И в тот же миг, словно круги пробежали по пространству - оно приблизилось и стало обыденно осязаемым.
      Скрыться.
      Начать новую жизнь, где нет никого, кто мог бы сказать, что видел ее с легким веселым Чижиком. Где нет никого, кто знает, как войти к ней в комнату через окно. Где нет никого, кто видел, как они жгли на заливе костры с Роней и Мусей. Где нет никого, кто знает, где Череп берет свою музыку.
      Она долго стояла, сосредоточенно повторяя:
      - Концы в воду...
      (Рита)
      Коша вернулась без турки и без кофе. Она стеснительно посмотрела на Риту и предложила:
      - Может быть, пойдем на кухню. Там покурим и все такое...
      - Может быть, - согласилась Рита и быстро поднялась с кровати.
      Они пошли на кухню и устроились на широком подоконнике. Погода за окном заметно потеплела, и Коша стала на сквозняке. Подставляя влажному ветру лицо, она щурилась и выпускала сизый дымок.
      - Мне понравилось! - сказала Рита и выразительно посмотрела на Кошу. Правда-правда. Думаю, что это очкень хорошая литература. Ты талантлива, несомненно.
      - Но я... - Коша смущенно улыбнулась и недоверчиво посмотрела на собеседницу. - Я не хотела, чтобы это было литературой. Я просто хотела объяснить все как можно яснее. Вот и все! Я просто хотела, чтобы мне поверили. Хотя бы кто-нибудь.
      - Я тебе верю, - сказала Рита с выражением сочувствия на лице. - К сожалению, если ты будешь настаивать на том, что это репортаж, а не роман, ты рискуешь попасть к психиатру.
      - Да-да... Я понимаю.
      - Кош. Я дочитала до смерти Чижика. Я не поняла, почему ты бросила его там. Ты просто испугалась? - спросила Рита и отхлебнула кофе.
      - Нет... - Коша покачала головой. - Я поняла, что его больше нет. Не может же человек жить с дырой в горле. И у него не было пульса... А что я должна была делать? Что?
      Коша внимательно посмотрела на Риту, решаясь, стоит ли пояснять дальше, и решила продолжить:
      - На самом деле - это был единственный человек, рядом с которым я себя могла считать нормальной. Есть небольшая разница. Роня, например, считает меня нормальной, но я даже рядом с ним чувствую себя не очень. Хотя рядом с ним меньше всего. Сильнее всего меня прибивал Ринат. Я совсем не знала, как мне быть. Я постоянно чувствовала себя в чем-то виноватой. И я хотела его одновременно и убить, и замучить, и что-то очень хорошее для него сделать. Я думаю, что Ринат был для меня дверью в нормальные люди. Он абсолютно нормальный. Нормальнее Валентина. Люди очень опасны, когда ты делаешь что-то не то, чего они от тебя ждут. Я думаю, что поэтому попадаю в какие-то истории. На самом деле у меня постоянно два желания, одинаково сильных. Я хочу, чтобы меня просто приняли в игру. А меня не принимают. Мне все равно в какую. Я могу быть и плохой и хорошей. Все это относительно. Но в то же время мне хотелось бы, чтобы меня любили и тем не менее позволили быть просто мной.
      - А можно узнать, что ты вкладываешь в это понятие? - осторожно направила ее Рита в нужном ей направлении.
      Коша продолжила:
      - Мне очень затруднительны многие вещи, которые для других не только обыденны, но и желанны. Я вынужденна шифроваться, как разведчик. И поэтому я чуствую себя виноватой. Я ничем не лучше других, значит должна жить как все. Но я не могу.
      - А ты не пробовала думать иначе? Например так: " Я ничем не хужедругих, я имею право жить так, как считаю нужным".
      - Да?! - Коша искренне изумилась. - Такой поворот мне не приходил в голову. Черт! Это меняет все. Правда, я уже почти доперла до этого, но я все еще чувствую себя преступницей.... Просто в какой-то момент я решила, что раз уж я все равно преступница, так что ж... Ха! Теперь-то уж точно!
      - Ты имеешь в виду профессора Легиона? - Рита внимательно посмотрела в раскосые Кошины глаза.
      - Ну да! А кого же?
      - Ну... Не спеши. Может быть, все не так плохо. Или не так хорошо.
      - Да!? - Коша растерялась. - Да уж скорее не так хорошо. Уж точно не так хорошо. Потому что даже это у меня получилось наверняка как-то не так. Не хорошо. Никчемно.
      - Так что там с Чижиком? - поторопила Рита девушку, не давая углубиться в размышления.
      - Да! Но когда его убили и еще опять появился этот профессор, мной одолели две идеи. Первая, что если я рядом с Чижиком была нормальной, значит мы вместе ненормальные. К тому же я была уверенна, что он торгует наркотиками. Просто мне тогда было все равно. Он давал мне денег и принимал меня так, как есть. Мне этого хватало, чтобы простить ему все. В конце концов, раз меня не принимают в нормальные, то почему я должна о них заботиться?
      - А тебя не принимают?
      - Ну, в общем, мне так кажется...
      - Хорошо. Давай дальше.
      - Ну вот... И к тому же я до сих пор убеждена, что все, что он мне говорил и показывал так и есть на самом деле. Теперь ты понимаешь, что я почувствовала себя черт знает как! И вторая идея. Раз все это - то, чем мы занимались - бред, то никакого Чижика не было. Он так же нереален, как этот мужик, который появился передо мной из воздуха. Понимаешь? Мне просто стало очень погано в этой реальности. А раз Чижика все равно убили, я решила, что лучше всего все забыть и выкинуть все предметы и сменить круг общения. Я просто подумала, что схожу с ума. И надо стать нормальной.
      Рита с вниманием выслушала конструкцию и кивнула в знак согласия.
      - Я так и сделала. - сказала Коша. - Я решила стать нормальной. Я собрала вещи и уехала к Евгению. Потому что он - глухонемой. С ним не надо разговаривать. Он был очень рад. До самой зимы, я никого не встречала. Никого из старых знакомых. Я просто сидела у Евгения и рисовала. Рисовала и рисовала.
      В кухню вошел Роня.
      - Привет! - помахала ему Рита.
      Дальнейшее повествование скорее всего относилось к гораздо более поздним срокам. Судя по погоде, была уже зима.
      ЧТЕНИЕ ДНЕВНИКА
      Часть вторая. Зима.
      ПРЕДЛОЖЕНИЕ
      (Коша)
      Была уже почти совсем - серая, мучимая ветрами и промозглыми оттепелями - питерская зима. Когда весь город словно погружается в наркотический бред. Слишком реальный сон, слишком нереальная жизнь.
      В Коше снова началась война.
      Ветер громыхнул кровельной жестью далекой крыши. Коша лежала на кровати лицом к окну и созерцала. Девочка во дворе остервенело раскачивала скрипучую качель. Подшипник пронзительно взвизгивал, проворачиваясь в нижней точке, и красная мохеровая шапка на миг победно взлетала над подоконником, замирала, роняла помпон и снова скрывалась. Кошу совершенно заворожило неподвижно сосредоточенное лицо и красный цвет шапки. Когда шапка в ответ на скрип внезапно не показалась, Коша затосковала и заметила, что в глазах еще осталось мельтешить темное пятнышко. Куда она делась? Коша встала, подошла к окну и увидела, что девочка стоит впереди качелей на четвереньках в мокром снегу и думает, подняться или постоять еще так.
      Взгляд упал на флейту. Коша машинально протянула руку и, вспомнив летние деньки, грустно дунула в мундштук. Бархатное "фа" неторопливо потекло в открытую форточку. Налетел порыв ветра. Громыхнули крыши. Где-то посыпалось разбитое стекло. Внутри проснулась непонятная маята. Коша отшвырнула на кровать деревянное тельце и поплелась на кухню.
      Закурила, думая, что это спасет, но вкус табака сделался гадок. Выбросила сигарету в помойку.
      Она вспоминала вчерашний день. Это был день расплаты.
      Но и Евгения можно понять! Она разводила его всю осень и всю зиму. В конце концов. Плевать хотел он на ее состояния, на мудаков галерейщиков. Он-то пустил ее к себе не из сочувствия, а из вожделения. И ничего тут нет такого, за что его нужно ненавидеть. Итак глухонемой был терпелив.
      Это она - никчемная гадкая разводчица. Даже обыкновенной бабой она быть не может. Ей бы в монашенки, но и там она бы чего-то не смогла бы.
      Тьфу!
      Коша морщилась и решала - напиться и затереть ощущение гадливости оставшееся от вчера или не напиться, а продолжать мазохировать и уничтожать себя дальше?
      Она вспоминала снова и снова каждую непереносимую подробность.
      Как чувствовала себя пластиковым влагалищем из магазина, как пряча глаза в отражении зеркала, долго отмывалась от овсяного киселя Евгения.
      Коша спустилась вниз, поймала машину и отвезла работы в галерею на Староневском, в которую случайно зашла несколько дней назад. Хозяин тогда произвел обнадеживающее впечатление - даже не глянув на Кошу, посмотрел слайды и сказал приносить. В совершенно равнодушном состоянии она выгрузила из машины работы и втащила их в узкую дверь галереи. Из подсобки появился хозяин. Присел на корточки и долго рассматривал Кошины холсты. Потом встал и сразу попросил одну для себя:
      - Я не могу дать больших денег, но зато стразу. Полторы сотни Вас устроят?
      Деньги были нужны.
      - Да... - Коша кивнула.
      Галерейщик, не мешкая, вытащил из мешковатых штанов бумажник и протянул ей две зеленые банкноты.
      Пряча от себя зыбкую радость, Коша сунула деньги в карман и попрощалась. До вечера бродила одна, наслаждаясь покинутостью. Полторы сотни заметно улучшили ее состояние. До боли в сердце хотелось увидеть всех своих. Дошла до дома Рината и долго смотрела на горящее окно.
      Думала. И понимала, что будь на его месте - возможно - было бы все так же. Кому охота ставить под угрозу добытое поколениями имущество? Блат? Связи?
      - Черт! - выругалась она вслух. - Я как-то не так поступила...
      Вдруг она обнаружила, что стоит на том месте, где летом выбросила пистолет. Бесшабашная радость и беспредельная печаль одновременно переполнили ее сердце. Коша застонала от бессмысленной злости за свой непоправимо неправильный поступок. Слезы сами хлынули из глаз и молча текли по щекам. Переставший быть Чижик улыбался ей с Нарвского берега, и запах холодного моря теперь навсегда стал запахом Чижика.
      ***
      Вечером.
      Глухонемой, торжественно одетый, нервно ходил по комнате. На столе огромный букет роз. Свежесть, источаемая нежно-розовыми бутонами, заполонила всю квартиру. Евгений протянул открытку.
      На открытке был щенок с конфетой и надпись "С Днем рождения". На обратной стороне красивым почерком Евгений сообщал, что приглашает в ресторан.
      Неизбежность.
      Или сейчас кабак и ночь в тепле или прямо сейчас на улицу. Есть полторы сотни в кармане, но это как бы не квартира. Это как бы полквартиры. А еще надо есть и как-то надо забрать эти холсты. В конце концов она же может закрыться у себя в комнате и... или сказать, что у нее начались месячные.
      Придется идти.
      Кабак был не из последних. Но скука полированной латуни, зеркал, мельхиоровых приборов терзала невыносимо. Кто-то там даже пел, кто-то танцевал, но лица артистов несли на себе печать несчастья. Они тоже были несчастны! И те кто смотрел на них - тоже! Вот, что поражало Кошу.
      Глухонемой не понимал, почему она не дает прикоснуться к себе и зыркает на него с терпеливой ненавистью.
      А она теперь только думала, как бы снять квартиру. Вернуться в тусовку на Васильевский? А вдруг ее там ищут? Вдруг там уже ищут ее из-за истории на заводе? Надо бы узнать у Муси, у Черепа или у Рони какие-нибудь подробности. Что в конце концов случилось с Чижиком?
      Когда они вернулись домой, Евгений протянул ей золотое кольцо, но она опустила глаза и отрицательно покачала головой. Опустила глаза, потому что ей было его все еще жалко.
      Евгений наплевал на ее отказ. Он положил кольцо в хрустальную рюмку и написал:
      "Я знаю девушки всегда отказывают сначала. Так надо. Но это ничего. Ты скоро выйдешь за меня замуж и мы родим деток".
      - Член тебе в зад, а не деток! - выругалась Коша.
      "Почему?" - не понял глухонемой.
      Она стала безжалостной. Схватила ручку и написала в ответ.
      "Мне противно! Ты высасываешь из меня все силы. Я так - не могу. Я уйду."
      "Ты фригидна? Я найду тебе сексопатолога!" - пообещал Евгений и широко по-доброму улыбнулся.
      И тут с Коша перестала проявлять чудеса терпения и дальновидности. Она схватила настольную лампу и швырнула ее в стену. Осколки посыпались на кковер, но Евгений даже ухом не повел.
      - Я не фригидна! - выкрикнула она и опять схватила бумагу.
      "Ты не принимаешь в расчет ничего - ни мои желания, ни мои проблемы. Ты даже не даешь мне право совершить преступление! Ты не можешь даже разозлиться на меня! Потому что ты не считаешь меня человеком! Если бы ты считал меня человеком, ты меня уже выгнал бы! Ты думаешь обо мне только как о вещи, которая нужна для твоего члена! Но мне плевать! Мне плевать на твои бабки и на твой член! Обмотай его купюрами и дрочи!"
      Она протянула бумагу Евгению, тот молча склонился над буквами.
      - Лъ-уб-лъ-у! - сказал он мрачно и протянул руки к Коше.
      И написал.
      "Люблю. Хочу ребенка НЕ глухого. Как ты красивого. Буду заботиться!"
      В этом не было ничего дикого, но это и привело Кошу в окончательную ярость. За нее уже все решили! По какому праву он за нее все решил? Он хочет превратить ее в кухонно-постельную тетку. Но она - ни за что!
      - Я не готова! Я еще не разобралась, - сказала Коша и, чтобы не сорваться опять, убежала к себе.
      Но Евгений устремился за ней. Он упал на пол на четвереньки и написал на листе:
      "А ты потом разберешься! Я сам во всем разберусь! Я, ты, ребенок хорошо!"
      - Не-е-е-ет! - заорала Коша. - Не-е-е-ет! Отстань!
      - Ыа съышаы эбьа! - воскликнул он изумленно и счастливо. И написал:
      "Я слышал твой голос телом! Хочу ребенка!"
      "Я нужна тебе как матка для твоего семени?" - написала Коша нервным почерком и забегала по всей квартире, не находя места от ярости.
      "Нет! Ты - вся! Ты - сладкая!" - написал Евгений и счастливо улыбался, глядя на Кошу с вожделением.
      Она молча выхватила из вазы розы и принялась шлепать букетом по полу, по столу.
      Евгений погрозил ей пальцем.
      "Не надо так. Они - дорогие. Много денег я отдал! Я буду тебя бить! Перестань!"
      Коша прочитала и вытаращила глаза:
      - Что?! - От удивления и возмущения она похолодела. - Если ты подойдешь, я разобью стекло и выпрыгну.
      Почему-то он правильно ее понял.
      ***
      Трамвайчик весело покатился на Васильевский. Коша стояла, прильнув носом к вспотевшему стеклу и со сладострастием узнавала знакомые места. По никелированному поручню скользила кривая перспектива линий и проспектов.
      Доехав до угла 16-ой линии и Малого, она не стала заходить в кафе, а пешком побрела на Опочинина. Вороны устроили на верхушках кладбищенских тополей гвалт.
      Коша вбежала в здание общаги с радостью и надеждой. Будто взлетела вверх по лестнице.
      Остановилась перед дверью со скрещенными костями отдышаться и услышала тихий мелодичный звон. Вошла и с огорчением увидела, что Роня укладывает чемодан.
      Серая общажная кошка играла колокольчиком, привязанным к дюралевому шесту, обозначающему стену.
      - Ты куда? - ходу спросила Коша.
      - Привет! - искренне удивился ее появлению Роня. - Ты что, уезжала? Я думал ты уже все - навсегда!
      - Да... - неопределенно махнула рукой Коша в полном расстройстве. Типа того... Хотела - да не вышло навсегда. Ты-то куда? Я хотела как Мюнгхаузен, превратиться в Мюллера, но не получилось. Цветочной галереи для меня не нашлось.
      - Да? Жаль, - вздохнул Роня. - А может и хорошо. Хотя цветы - это, конечно, прекрасно. А я решил вот домой, к родителям съездить. Хочу там подыскать себе место к выпуску. Учителем, наверное, устроюсь. Надоела мне вся эта окрошка гнилая. Все эти кислые, голубые, розовые, новые, старые. Буду деток учить. Есть в этом что-то благодарное.
      - Да?!
      - Ага... А по вечерам писать. Не хочется жизнь на помойку тратить. Съезжу. Договорюсь. И весной туда. Буду деток учить.
      Коша воскликнула:
      - Роня! Ты что - бросишь меня? Черт! Только я выкарабкалась!
      - Да это ты всех бросила! - Роня поднял брови домиком. - Муся тут не знает, куда деваться без тебя...
      - Так получилось... - вздохнула Коша. - Ну где она? Она в порядке?
      - Не знаю. Была... - Роня сосредоточился. Чтобы припомнить. Последний раз я ее видел месяц назад с Зыскиным. Она сетовала, что ты пропала. А потом она пропала сама. Но ты-то, действительно, пропала. Прихожу я к Кошеньке в гости - а там только куриные кости, которые крыса обгладывает. Кстати! Разбаловала ты ее. Я влез в окно - Манька сидит посреди комнаты и жрет.
      - Блин! - Коша досадливо поморщилась. - Я возвращаюсь. Короче. Я жила у глухонемого, но я собираюсь свалить от него. Честно говоря, сейчас я не понимаю, зачем я это сделала.
      Роня защелкнул замок и выпрямился:
      - Это с тобой часто бывает. Я наверно на пару недель укачу. А, может, больше. Пойдем на залив сходим?
      - Пойдем... - Коша растерянно огляделась. - А что ты будешь преподавать-то? Живопись? Ты же рисовать не умеешь! Или драться будешь учить?
      - Нет - драться не буду... Не хочу. Пустое это, как вы с Мусей говорите. Надо доброту проповедовать. Во-первых, для школы я вполне рисую. А во-вторых, первое образование у меня - филолог. Русский язык.
      - Ааа... На кого ты только не учился. Когда только успел? А на фиг ты тут торчишь?
      Роня вздохнул:
      - Молодой был, глупый. Театр! Высокое искусство! Х...ня это все.
      - Да?!
      - Ну... Я так понял. - Роня развел руками.
      Коша представила, как Роня преподает деткам красоты русского языка, а они подкладывают ему под задницу кнопки, мажут доску маслом, пишут дерьмовые сочинения. И правильно делают. Ведь они не просили их рожать!
      (Рита)
      Роня варил змеиный супчик. Коша резала черный кирпич хлеба.
      - Ну что? Много тебе еще? - поинтересовался у нее Роня, помешивая столовской алюминиевой ложкой варево.
      - Вы это есть будете? - Рита с ужасом заглянула в кастрюлю.
      - Ну... Типа. А что. Нормальный супчик. Я уже ползимы такой ем.
      - Черт побери! - Рита полезла в карман за деньгами.- Сходи-ка и купи-ка какой-нибудь пищи. А эту отраву кошке отдай. У нее жизнь короткая, она переживет.
      - А у нас длиннее? - усмехнулась Коша.
      - Никто не знает, какая она у нас, но организм расчитан лет на девяносто, как минимум, если фигней не страдать. Блин! Чего ты паникуешь? Тебе никто ничего не может предъявить, кроме несчастного фоторобота. Чуть-чуть сменить прическу и никто не узнает! Не грузись! Я что-нибудь придумаю! Может, в Голландию тебя отправлю!
      - В Голландию?! - глаза Е-Кош загорелись.
      - Ну да! Ты же хотела!
      - Хотела.
      - Ну вот, - усмехнулась Рита. - Вот и поедешь.
      Она покровительственно потрепала художницу по затылку.
      - Чего купить-то? - спросил Роня, забирая протянутые деньги. Колбаски?
      - Какой колбаски? Что за философия нищих?
      - А мы и есть нищие! - усмехнулся Роня. - Чтоб быть богатыми, надо думать о деньгах все время и больше ни о чем. А мы - лохи. Мы все о работе. О литературе там, о живописи. А надо - о деньгах.
      - Попрошу без намеков, - выразительно посмотрела Рита на школьного приятеля.
      - Извини! - воскликнул тот. - О присутствующих - ни слова!
      - Иди давай! Писатель! - усмехнулась Рита и опять уткнулась в тетрадку. Не поднимая головы она пообещала Коше. - Я потом кое-что у тебя спрошу. Про этого Чижика. И что там за Лера была в особняке. Вспомни все, что знаешь, пожалуйста.
      - Зачем? - напряглась Коша.
      - Ну ты хочешь в Голландию?
      - Наверно, - вздохнула Е-Кош.
      Рита перевернула страницу.
      (Коша)
      Костер в снегу ежился и жалобно выпрашивал пищи. Мокрые обломки досок и ветвей дымились и нехотя поддавались его маленьким слабым зубкам. Две заснеженные фигуры виднелись в серой снежной кутерьме подле искореженного остова баржи. Коша протерла рукой намокшее от снега лицо.
      - Роня! Я сделала открытие, почему люди бухают...
      Тот присел на корточки:
      - От недостатка положительных эмоций. Нет?
      - Не-а. - Коша помотала головой. - Я поняла! Они упрощают состояние.
      - М-м-м, - Роня бросил прутик в костер.
      Коша снова вытерла лицо.
      - Я на днях маялась-маялась, сама не знала, чего ж хочу-то? А потом выпила полбутылочки и мне стало так - все параллельно!
      - Насчет упрощения я согласен. Алкоголь вообще все упрощает. Если пить помногу, то можно так упроститься...
      Они помолчали, завороженные снежными спиралями. Коша заметила, что Роня пытается сделать какой-то выбор, но то ли не решается сказать, то ли не знает, какие найти слова.
      - У тебя что-то случилось? - решила Коша ему помочь.
      Роня решился:
      - Знаешь... На самом деле я просто отсюда хочу уехать. Ко мне мужик вчера приходил из какой-то конторы. Откуда-то они знают про меня такое, чего я никому не говорил. Сказал, что я им подхожу. И что у меня есть пара недель подумать. Вот я и хочу уехать и подумать.
      - А что они такое знают? - обеспокоилась Коша.
      Роня рассеянно махнул рукой:
      - Да... По-моему, это КГБ. Помнишь тебе Зыскин про институт Снов говорил?