Флисс выходит на улицу. Когда дверь открывается, маленький колокольчик начинает мелодично позванивать. Флисс с прямоугольной коробкой.
Флисс (протягивая ее Фрейду). Держи!
Фрейд с удивлением берет и открывает коробку; мы видим толстые «черные» сигары, самые крепкие.
Фрейд. Но, Вильгельм, что, по-твоему, я должен с ними делать?
Флисс. Я хочу, чтобы ты их курил.
Фрейд. Вот тебе и раз.
Флисс (с улыбкой). Вперед, марш! Ты можешь курить, сколько твоей душе угодно. (Фрейд останавливается как вкопанный. Флисс тоже останавливается и спрашивает с притворным удивлением.) Тебе это неприятно?
Фрейд. Нет. (Пауза.) Вильгельм, ты впервые себе противоречишь. (Мрачным тоном.) Ты считаешь, что я обречен, не правда ли? (Флисс улыбается.) Брейер меня осматривал, он говорит о миокардите. Это верно?
Флисс. Брейер – осел. (Он берет Фрейда под руку и увлекает его вперед.) Я же сказал тебе, что ты абсолютно здоров. (С улыбкой.) Правда в том, что я высчитал дату твоей смерти. (Говорит самодовольно, размеренно.) В этих вопросах метод ритмов доведен до совершенства.
Фрейду явно стало легче: зритель догадывается, что у него нет глубокой веры в расчеты Флисса.
И все-таки его лицо сохраняет какое-то разочарованное выражение.
Фрейд. И что же? В каком возрасте я умру?
Флисс. В пятьдесят один год.
Фрейд. Через двенадцать лет?
Флисс. Да, если раньше ничего не случится. Через двенадцать лет мы найдем то, что ищем, мы станем властелинами этого мира.
Они выходят из Берхтесгадена и идут по дороге, ведущей в горы.
Фрейд (полусерьезно.) Значит, я умру молодым.
Флисс. Правильно. Я решил для себя, что за двенадцать лет табак не успеет тебя полностью разрушить.
Фрейд. Ты меня переживешь?
Флисс. Лет на десять, думаю. Умру я в 1918 году. Но мне больше нечем будет заниматься, разве что кое-какими мелкими поправками теории. (Он берет Фрейда за руку.) Все проясняется, Зигмунд. Я каждый день делаю успехи. Ты знаешь, почему мы пользуемся правой рукой?
Фрейд. Нет.
Флисс. По причине нашей бисексуальности. Левая сторона – это наше женское начало, а правая сторона – начало мужское.
Фрейда это не убеждает.
Фрейд(сулыбкой). Значит, все женщины должны быть левшами?
Пауза. Флисс оказался в легком затруднении. Но он хмурит брови и отделывается раздраженной тирадой.
Флисс. Ерунда! Ты шутишь, Зигмунд? Я не люблю, когда шутят над моей работой.
В тот же день около пяти часов вечера. Вокзал в Берхтесгадене.
Двухколейный путь. Фрейд и Флисс сидят рядом на скамейке. Флисс надел цилиндр. Фрейд в визитке, но в тирольской шляпе.
Поезда нет.
Фрейд настроен дружески, но мрачно. Флисс явно проявляет нетерпение. Он вынимает часы, смотрит на них и снова опускает в кармашек.
Флисс. Твой поезд проходит здесь через час. Мой через час сорок пять, спрашивается, зачем мы торчим на перроне.
Фрейд (смотрит на него печально и виновато). Мне нужно приходить на вокзал заранее. Ты же знаешь, что у меня фобия, связанная с поездами. (Во время разговора Фрейду становится все больше не по себе. Постепенно его охватывает приступ фобии. Флисс ничего не замечает.)
Флисс. Мне пришла одна мысль. Твоя теория неврозов интересна, но мне необходимы даты.
На соседней скамейке расселось какое-то семейство. Девочка лет пяти бегает по перрону, она часто мелькает перед двумя мужчинами, которые ее не замечают.
Флисс. Я признаю, что большинство твоих больных неспособны сообщить тебе эти даты. Знаешь, что нам нужно было бы? Исключительно одаренную личность, которая понимала бы твои исследования и облегчала бы их.
Фрейд. Что-то я такой не вижу…
Флисс. А о Сесили что ты скажешь?
Фрейд (вздрагивая). О Сесили? (Растерянно.) Но ведь ее не изнасиловали!
Маленькая девочка подходит к Фрейду и улыбается ему уже кокетливой улыбкой.
Флисс (категорическим тоном). Она непременно должна была подвергнуться насилию. Иначе ты ошибся (Фрейд смотрит на девочку и улыбается ей.) Если твоя теория верна…
Девочка слегка кланяется Фрейду и, довольная, уходит.
Фрейд провожает ее взглядом и мрачнеет.
Фрейд. Если моя теория верна, тогда люди – свиньи.
Флисс (спокойным тоном). Почему бы и нет? Вопрос состоит лишь в том, чтобы доказать это научно. (Фрейд поворачивается к Флиссу.) В случае с Сесили есть что-то темное. Смерть ее отца вполне может скрывать другое воспоминание. (Фрейд слушает его, поневоле увлекаясь. Глаза его блестят, но лицо остается мрачным.) Известно ли, что с ней? (Фрейд горестно кивает в знак согласия.) Больна?
Фрейд. Тяжелее, чем прежде.
Флисс (хлопает в ладоши, он в восторге). Именно это нам и нужно. Сходи к ней. Только она сообщит тебе даты, я уверен в этом. И если ты вылечишь ее, твоя гипотеза подтвердится. (Фрейд молчит. Флисс смотрит на него с негодующим удивлением.) Ты боишься?
Фрейд. Я не могу.
Флисс. Почему?
Фрейд. Из-за Брейера. Он запретил мне…
Флисс (очень сухо). Разве Брейер может что-либо тебе запретить?
Фрейд (все более смущаясь. Кажется, что смущение душит его). Нет. Но я не хочу с ним ссориться…
Флисс. Тебе-то что до этого? Он нам больше не нужен.
Фрейд. Мы с ним не закончили нашу книгу. И к тому же я… мне всегда необходимо испытывать чье-то влияние. Может быть, для того, чтобы ускользнуть от самокритики. (Он машинально подносит руку к груди.) Скажи, тебя самого не пугает то, что выше тебя никого нет?
Флисс (спокойно). Право слово, нет. К тому же в любом случае Брейер не выше тебя.
Фрейд. Не знаю. Может быть. Но я все еще люблю его.
Флисс. Ты же писал мне, что презираешь его.
Фрейд. Я и люблю, и презираю. Какой-то хаос в чувствах. Послушай! Мне крайне необходимо, чтобы меня загипнотизировали: быть может, я яснее бы в этом разобрался. Мне всегда были нужны друзья и враги. Это необходимо для моего душевного равновесия. Иногда друг и враг уживаются в одном человеке: по-моему, именно так обстоит дело с Брейером.
Флисс (равнодушно). Это бисексуальность: ненависть – мужское начало, любовь – начало женское.
Фрейд поворачивается к Флиссу и смотрит на него. Кажется, его эта теория не убеждает. Но он долго рассматривает лицо и высокую фигуру Флисса, который уже сменил тирольскую шляпу на цилиндр, а кожаную куртку – на черный сюртук. У Фрейда покорный вид почти влюбленного.
Фрейд. Может быть. Во всяком случае, мой истинный тиран – это ты. (С какой-то нежной злопамятностью.) Ты знаешь, как ты разочаровал меня, когда разрешил курить? Мне было так приятно подвергать себя лишениям ради того, чтобы подчиняться тебе.
Флисс (несколько смущенный этим слишком пылким выражением чувств, отвечает с суховатой усмешкой). Так вот, тиран приказывает тебе найти Сесили.
Фрейд (более спокойным тоном). В конце концов, почему бы и нет? Достаточно одного тирана. Брейер останется врагом, а ты будешь другом. (У Флисса скучающий вид. Он ладонью прикрывает зевок.) К счастью, ты лучше меня: пока я буду тебя любить, я не буду вынужден быть для себя своим собственным идеалом. (Шутит с мрачной иронией.) Ну что ты на это скажешь? Сорокалетний мужчина боится стать взрослым. Брюкке, Мейнерт, Брейер, ты – сколько «отцов»! Не считая Якоба Фрейда, меня породившего.
Подъезжает омнибус. Сутолока. Одни пассажиры сходят, другое садятся.
Фрейд (решительно). Я пойду к Сесили. Пойду завтра утром, прямо с вокзала.
(10)
Спустя некоторое время.
Перрон опустел. Фрейд забился в угол скамейки; его тирольская шляпа съехала на глаза: похоже, он спит.
Флисс откровенно скучает. Он широко зевает, бросает угрюмый взгляд на Фрейда, потом достает из кармана карандаш и записную книжку. Начинает производить какие-то расчеты.
Вдоль перрона на полной скорости проносится поезд. От этого грохота Фрейд вздрагивает и выпрямляется. Шляпа его падает. На экране – его встревоженное лицо с широко открытыми глазами.
Фрейд (очень громким голосом). Что случилось?
Флисс молчит. Фрейд с каким-то потерянным видом провожает взглядом последние вагоны уходящего поезда.
Флисс. Проснулся?
Фрейд. Я не спал. (Руки у него дрожат.) Не обращай на меня внимания. Я же говорил тебе, что ненавижу вокзалы. (Он встает, подходит к краю перрона и смотрит вслед исчезнувшему поезду. Обливаясь потом, он возвращается к Флиссу. Садится.) Мне показалось, что произошел несчастный случай. (Он склоняется вперед, опираясь сжатыми кулаками на колени. Говорит странным, каким-то вялым голосом.) Или я стал нищим.
Флисс (вздрогнув). Что ты сказал?
Фрейд (смотрит на него с удивлением). Что сказал?
Флисс. Ты сказал, что стал нищим.
Фрейд. Разве? Так вот, дело в том, что поезда наводят меня на мысль о нищете. (Он бросает на Флисса быстрый и недружелюбный взгляд. Говорит изменившимся, резким и строгим, почти раздраженным тоном.) Двенадцать пациентов из тринадцати.
Флисс. Каких пациентов? О чем ты?
Фрейд. О моих пациентах, о которых я тебе рассказывал. Двенадцать из них отказались у меня лечиться. Еще одно самоубийство, и всему конец! Меня сожгут в Вене, или я стану торговать сукном. (Показывает в направлении Вены.) Позор и нищета – вот что ждет меня там. (Пауза.) Я живу на деньги Брейера. Если я поссорюсь с ним, то мне нечем будет вернуть ему долг.
Флисс (вежливо, но с раздражением). Ну да, таков уж наш удел. Непонимание, позор. И что из этого? Нужно идти вперед.
Фрейд (с горечью). Тебе легко говорить. Ты в Берлине лечишь горло. Ты своей клиентуры не потеряешь.
Флисс (обиженно). Придет час, и я тоже пойду на риск: когда напишем нашу книгу.
Фрейд берет себя в руки. Но ему по-прежнему плохо. Он снова хватается правой рукой за сердце.
Фрейд. Извини меня.
Флисс (любезным тоном, но все еще раздраженно). Конечно, мой дорогой друг, конечно.
Фрейд. Я плохо себя чувствую.
Фрейд съежился на скамейке. Он бледен.
Флисс (без доброты). Что с тобой?
Фрейд. Приступ.
Флисс. Какой приступ?
Фрейд (отвечает машинально, как врач). Аритмия, сдавливание, жжение в районе сердца. (Показывая на солнечное сплетение.) И боль здесь, как при грудной жабе. (Флисс хочет встать. Фрейд жестом его останавливает.) Ничего не надо делать, Вильгельм. (Он касается рукой лба.) Именно здесь что-то не в порядке. Уже несколько месяцев я переживаю нервную депрессию. Ответь мне: ну разве я не чудовище?
Флисс (терпеливо и отрешенно, словно разговаривая с сумасшедшим). Успокойся, Зигмунд, ты же знаешь, что нет.
Фрейд. Тогда что же такое кроется в моей голове, если именно я обнаружил вселенское свинство? (Почти умоляющим тоном. Он придвигается к Флиссу и берет его за руку так, словно это должно вернуть ему мужество.) Помоги мне.
Флисс (сухо). Я только этого и хочу, но ты мне говоришь, что с этим ничего нельзя поделать.
На перроне появляются пассажиры. Флисс явно смущен тем, что находится с мужчиной, у которого вовсю разыгрались нервы. Тем более что на них начинают обращать внимание.
Фрейд. Если бы ты мог… (Он замечает чопорность и растерянность Флисса и в отчаянии машет рукой. Отодвигаясь и выпуская руку Флисса.) Ты прав: ничего поделать нельзя.
За кадром шум приближающегося поезда.
Флисс. Вот и твой поезд.
Фрейд с трудом поднимается.
Флисс берет чемодан и рюкзак Фрейда. Они подходят к краю платформы вместе с другими пассажирами.
Фрейд (униженно). Прости меня, Вильгельм… Я… я переживаю трудные времена. (С робкой надеждой.) Но я хоть привез что-то интересное для тебя?
Флисс (он явно испытывает облегчение от того, что подошел поезд). Конечно! Еще бы! А если ты сообщишь мне даты, все будет прекрасно.
Состав с грохотом вкатывается в вокзал. Останавливается.
Фрейд с помощью Флисса поднимается в купе второго класса.
Закрывает за собой дверь. Флисс стоит в ожидании.
Фрейд в купе; он подходит к окну, опускает стекло и высовывается наружу. Он смотрит на Флисса с какой-то глубокой и разочарованной страстностью.
Фрейд (вид у него по-прежнему мрачный, но он уже обрел свою обычную твердость). Когда же нашследующий «Конгресс»?
Флисс. Думаю, не раньше, чем через полгода.
Фрейд. Через полгода я или выиграю или проиграю. (Снова становясь суровым.) Завтра пойду к Сесили. Я стану копать глубже в том направлении, о котором мы говорили. Против меня будут все коллеги и весь город, но клянусь тебе, что я пойду до конца. Если же я проиграю… (Смеется.) Значит, следующего «Конгресса» не будет.
Поезд тронулся.
Фрейд (с подлинной тоской). До свидания, Вильгельм.
Флисс (несколько мгновений идет по платформе рядом с вагоном). До свиданья, Зигмунд! Кланяйся Марте и поцелуй детей! (Поезд набирает ход. Флисс останавливается, крича.) И не забывай записывать даты!
Поезд пропал из виду. Флисс возвращается на свое место, садится. На том месте, где был Фрейд, сидит молодая женщина. Она смотрит на Флисса, который явно ей нравится. Флисс нагло ее разглядывает и улыбается ей.
(11)
В поезде.
Фрейд покидает коридор и возвращается в купе. В глубине трое весьма заурядных на вид мужчин молчаливо играют в карты на столике, прикрепленном между окнами. Это единственные пассажиры в купе. (Вагон для курящих; все курят.)
Фрейд садится в углу, ближе к коридору. Сперва против хода поезда. Но у него кружится голова от мелькания в окнах деревьев и домов. Он поднимается и занимает место в противоположном углу. Откидывается на сиденье и, держа руку на подлокотнике, надвигает на глаза шляпу, пытаясь заснуть.
Первый, очень короткий туннель. Фрейд, когда поезд выходит из туннеля, слегка ворочается, на мгновение открывает и снова закрывает глаза. Игроки, сначала неподвижные, пользуются возвращением света; один из них открывает карту, забирает лежащие на столе и берет взятку.
Игрок. Пики раз, пики два, и все наше.
В этот момент поезд снова ныряет в туннель. (Лампы в вагоне не зажигаются.)
Один из игроков(онхотел пойти; яростно). Черт!
Несколько мгновений полной темноты. Когда поезд выходит из туннеля, Фрейд уже проснулся. Он снимает свою тирольскую шляпу, берет из сетки чемодан, вынимает оттуда цилиндр, надевает его.
За кадром голос одного из картежников. Отлично! Ну-с, ваш ход.
Фрейд поворачивается к ним: трое мужчин приветливо улыбаются ему.
Мы узнаем Мейнерта (таким, еще молодым и элегантным, мы его видели в первой сцене фильма), Брейера (таким, каким он выглядел в первой части) и Флисса. Все они – в цилиндрах.
Фрейд садится рядом с Мейнертом и берет карты, которые ему протягивает Брейер.
Мейнерт(неприятным тоном). Вы, конечно, играть не умеете?
Брейер (снисходительно). Мы научим его игре, если он будет слушаться. (Представляя Фрейда другим.) Мой сын.
Фрейд встает и кланяется.
Мейнерт (представляя Фрейда). Мой сын.
Фрейд встает и кланяется.
Флисс (подхватывая эту игру). Мой сын!
Фрейд встает и кланяется.
Голос Брейера за кадром. Ну вот, лед тронулся.
Всех забавляет острота Брейера, и они повторяют ее, тыча во Фрейда негодующими перстами.
Все (кроме Фрейда). Тронулся! Тронулся! Тронулся!
В кадре Брейер, который сидит спокойно и держит (вместо карт, что были у него в руках раньше) открытую книгу.
Брейер. Каждый обязан плутовать. (Говоря это, он вырывает из книги страницы и бросает их на столик так, словно это карты. Обращаясь к Фрейду.) А вы притворяетесь, будто этого не знаете.
Мейнерт. Вы полагаете, он научится?
Флисс (так, будто говорит о ребенке). Конечно, научится (Фрейду.) Послушай, малыш, тебе лишь надо поступать, как я.
Мейнерт. Нет, господин Флисс, как я!
Брейер. Прошу прощения. Он должен поступать, как я.
Флисс (смеясь, показывает на Фрейда). Он – нескромный малыш.
Все (смеются). Да, малыш нескромный! Малыш – всезнайка! А нескромность – порок гнусный.
До сих пор Фрейд выглядел пристыженным. Он мучился от стыда, как ребенок.
Внезапно он ударяет кулаком по столу и громовым голосом кричит.
Фрейд. В этой игре нужен мертвец.
Трое мужчин смотрят на него: они перестали смеяться, у них удивленный и испуганный вид.
Мейнерт (снежностью и печалью на лице склоняется к нему). Неужели, малыш мой, ты этого не знаешь? Ведь в эту игру играют с тремя мертвецами! Три мертвеца и один живой. Мертвецы – мы, а ты – сирота.
Фрейд поворачивается к Флиссу. Того на месте не оказалось. Он оборачивается в сторону Мейнерта и Брейера: они тоже исчезли.
Голос за кадром. Предъявите билеты! Он оборачивается на голос перед ним Якоб Фрейд – его отец.
Якоб (указывая на пустые места). У них не было билетов, поэтому они и умерли.
Фрейд (слабым, детским голосом). Я думал, они меня защитят.
Фрейд смотрит на пустые места.
Якоб (голос за кадром). Зря думал, дорогой мой! Забыл о контроле над собой? Это я, контролер, помогу тебе. Я тебе помогу! Я! Ваш билет.
Фрейд оборачивается к контролеру – это уже не Якоб, а человек с худеньким личиком, с жидкими усиками, который трясет его за плечо.
Фрейд (протягиват контролеру билет). Вот.
Пока контролер пробивает билет, трое мужчин (они снова стали настоящими картежниками ) тоже протягивают свои билеты.
Контролер (закончив свое дело). Доброй ночи, господа.
Наступила ночь, зажглись лампы. Фрейд, окончательно проснувшись, сидит, упершись локтями в колени и сжав голову руками, погрузившись в свои мысли.
Голос Фрейда за кадром. Сон… Он ведь что-то значит. Это маленький невроз. Компромисс между желанием уснуть и… Чем еще? И другим глубоким желанием, которое жаждет волощения. Это желание тут же получает галлюцинаторное удовлетворение! Так плачущему ребенку дают погремушку. Чего же я хочу? (Перед ним, в двойном экспонировании, потому что речь идет просто о воспоминаниях, а не о самом сне, трое «отцов» (Мейнерт, Брейер и Флисс), играющих в карты. Игры трех мертвецов с одним живым.) Освободиться от них? Идти вперед в одиночку?
Они исчезают. На их месте появляется Якоб в форме контролера. Улыбается сыну.
Фрейд. Мне не нужны учителя. Помочь мне должен мой истинный отец. Я действительно не желаю, чтобы кто-то стоял надо мной. Кроме человека, который произвел меня на свет.
Лицо Якоба, которое отмечено грандиозным величием (в жизни это не так) и напоминает лик Моисея, исчезает с экрана.
Фрейд (он по-прежнему мрачен, но глаза его посветлели). Надо истолковывать сны…
(12)
На следующее утро; вокзал.
Разъезжаются пассажиры. Фрейд с альпенштоком, рюкзаком и чемоданом садится в фиакр.
Фрейд. 66, Торингассе.
Лестничная клетка в доме 66 по Торингассе, перед дверью в квартиру родителей Фрейда.
Фрейд звонит, ему открывает Марта. Она с изумлением смотрит на него. У Фрейда не менее удивленный вид.
Марта. Зачем ты сюда пришел?
Фрейд. Сегодня ночью в поезде меня замучила совесть. Я ведь так редко вижу отца. А ты почему здесь? Кто-нибудь заболел?
Марта. Отец не совсем здоров.
Фрейд (с раздражением, его терзают угрызения совести). Почему не дали телеграммы?
Марта (пожав плечами, устало). Зачем? (После короткой паузы.) Ты же знаешь, болезнь не столь серьезна.
Открывается дверь в комнату. На пороге появляется мать.
Фрейд. Мама!
Мать все так же красива и сохраняет все свое благородство, хотя сильно постарела.
Она смотрит на Фрейда с удивлением и радостью. Фрейд склоняется к руке, которую она протягивает, и осыпает ее поцелуями.
Мать. Ты пришел! Пришел!
Левой рукой мать нежно гладит Фрейда по волосам.. Она отходит в сторону, показывая на раскрытую дверь.
Мать. Входи. (Он входит. Марта идет за ним, приглашенная дружеским жестом матери. Мать замыкает шествие.) Ты узнал, что ему стало хуже?
Фрейд. Нет. (Он подходит к матери; с несколько наигранной веселостью) Я сейчас в трудном положении. Мои исследования заводят меня… сам не знаю куда. В таких случаях сын должен приходить к отцу, разве нет? (Мать молчит. Фрейд смотрит на пустое кресло Якоба, в упор смотрит на мать, которая отворачивается. Настойчивым тоном.) Я должен видеть папу. Это вернет мне мужество.
Мать (поворачивается к нему, глядя прямо в глаза. Без малейшего упрека в голосе). Ты давно не приходил повидаться с ним.
Фрейд (кивает в знак согласия; чувствуется, что ему тяжело). Очень давно.
Мать (кладет ему руки на плечи). Ты его не узнаешь. (Она нежно улыбается, чтобы смягчить удар, который наносит сыну.) Болезнь сильно его подкосила.
Фрейд (сдавленным голосом). Что с ним?
Мать. Все и ничего. Возраст. (Отходит в сторону и показывает на дверь в глубине комнаты) А теперь ступай к нему.
Фрейд идет в глубь комнаты. Останавливается в нерешительности перед дверью. Потом все-таки очень осторожно открывает ее и заходит. Обе женщины молча, с горестным видом переглядываются. В комнате отца. В простенке между окнами просторная постель. На ночном столике – микстуры, градусник.
Якоб Фрейд сидит на постели, обложенный подушками. Он сохранил свою невероятную кротость. Но – это бросается в глаза – совсем ослаб; он ослабел умом, впал – из-за своей чрезмерной чувствительности – в какую-то хнычущую слезливость.
Он совсем растерянно, с глубокой нежностью смотрит на сына. Говорит дрожащим голосом.
Якоб. Ты пришел! Пришел, сынок!
Глаза его наполняются слезами. Фрейд все больше и больше теряется. Чувствуется, что ему ужасно больно видеть плачущего отца. И на этот раз ему будет отказано в помощи, о которой он пришел просить.
Теперь Фрейду хотелось бы как можно скорее уйти. Но он оказался в западне. Ласковый старческий голос безжалостно просит.
Якоб. Побудь немножко со мной. Возьми стул. (Фрейд пододвигает к постели стул и садится рядом с больным) Господин придворный советник!
Фрейд. Я не советник, папа.
Якоб. Нет, советник. Ты станешь им, Зигмунд. Завтра станешь. Ведь ты уже сейчас как советник. Как мило, что ты зашел меня проведать. Меня, старого разорившегося торговца. А ты, придворный советник, такая важная персона. (Смеется) Большая шишка! Большая!
Якоб снисходительно улыбается и протягивает ему свою бледную, влажную руку. Фрейд сжимает ее в ладонях. Он заставляет себя быть нежным. Но чувствуется, что он в панической растерянности. Он вздрагивает, слыша старого Якоба, который бормочет с сенильным удовольствием.
Якоб. Ганнибал! Тебе было шесть лет, ты хотел отомстить за всех нас и говорил: «Я – Ганнибал…» Помнишь?
Флэшбэк. Улица в Вене.
Якобу сорок пять лет, в бороде ни единого седого волоса. На нем какой-то странный картуз. Одет он бедно, но опрятно. Он держит за руку мальчика лет шести-семи, который горделиво семенит рядом, изредка с восхищением глядя на отца.
Голос Якоба за кадром. Когда мне нужно было нанести кому-нибудь визит, я брал тебя с собой. Всегда. Ты был гордый! Прямо маленький принц!
Богато одетый толстяк богатырского сложения идет им навстречу. Он в пальто с меховым воротником и в меховой шляпе – «пирожке». Вдруг он обращает на них внимание и направляется к ним с весьма угрожающим видом. Ребенок ничего не замечает. Поравнявшись с Якобом и Зигмундом, толстяк останавливается.
Толстяк. Вон с тротуара, жид! (Движением руки срывает картуз Якоба и швыряет его в сточную канаву.) Подними свой картуз и стой на дороге.
Маленький мальчик в ярости хочет броситься на толстяка, но Якоб удерживает его; тогда ребенок хочет ударить его ногой, но незнакомец уже вне досягаемости. Он уходит, даже не обернувшись. Якоб нагибается, не выпуская руку сына, и поднимает картуз.
Якоб (надевая картуз). Иди!
Маленький Зигмунд. Куда?
Якоб. По дороге.
Оба идут по дороге. Проезжает карета и обрызгивает их грязью. У маленького Фрейда угрюмый и упрямый вид (тот самый, который мы так часто видим в фильме).
Голос Якоба за кадром. Ты был трудным ребенком.
В семействе Фрейдов, 1862 год.
Вечер после происшедшего приключения. Довольно бедное жилище. В уголке худенькие и болезненные девочки играют в куклы.
Большая неуютная комната. Почти нет мебели. Мать освобождает стол. Кроткий и усталый Якоб, сидя в кресле, курит трубку.
Маленький Зигмунд подходит к нему; в его вопрошающем взгляде изумление и отчаяние.
Голос Якоба за кадром. Как же ты вечером злился на меня! Ты был такой злой!
Снова в комнате старого Якоба.
Фрейд смотрит на отца, и на его мрачном лице, несмотря на бороду и морщины, зритель вновь видит исполненное отчаяния изумление ребенка.
Фрейд. Отец, прошу тебя… (Пауза. Фрейд отпускает руку отца. Старик хочет что-то сказать, но Фрейд, подняв палец, запрещает ему говорить.) Молчи. Тебе нельзя утомляться.
Якоб. Брось, малыш! Ты забыл самое прекрасное! (На экране снова маленький Зигмунд и отец. Отойдя от отца, мальчик подходит к стопке книг на столе.) Ты пошел за своими книгами. Ты всегда был лучшим учеником и получал в награду прекрасные книги. В одной из них рассказывалось о римской истории.
Малыш подходит к столу, берет один из томов, усевшись на пол, раскрывает его и вырывает страницу. Это гравюра. Он возвращается к отцу, протягивая ему гравюру.
Якоб (ошарашенно). Зачем она мне, маленький мой? (Он надевает очки, рассматривает гравюру. Читает подпись под ней: «Гамилькар заставляет своего сына Ганнибала отомстить за карфагенян». Якоб сдвигает очки на лоб и смотрит на малыша, который глядит с нетерпением и обидой.) Что это значит?
Малыш. Ты Гамилькар, папа.
Якоб (нежно улыбаясь). Да нет, я – не Гамилькар.
Малыш (ласково, умоляюще). Нет, папа, ты – Гамилькар. Ты должен быть им.