Жан-Поль Сартр
      Дьявол и господь бог
      Пьеса в трех актах, одиннадцати картинах.
      Первая постановка пьесы была осуществлена на сцене театра "Антуан"
      в четверг 7 июня 1951 г.
      Перевод Г. Брейтбурда.
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      ГiЦ. ГЕНРИХ. НАСТИ. БАНКИР. КАТЕРИНА. ХИЛЬДА. АРХИЕПИСКОП. СЛУГА. ПОЛКОВНИК ЛИНЕГАРТ. ГЕЙНЦ. ШМИДТ. ГЕРЛАХ. ЖЕНЩИНА. ПРОРОК. БЕДНЯКИ. БОГАТЫЕ ГОРОЖАНЕ. ЕПИСКОП. ЧЕЛОВЕК ИЗ НАРОДА. ОФИЦЕРЫ. САНИТАРЫ. ГЕРМАН. ФРАНЦ. КАПИТАН ШЕН. КАПИТАН УЛЬРИХ. КРЕСТЬЯНЕ. КАРЛ. ШУЛЬГЕЙМ. НОССАК. РИТШЕЛ. ТЕТЦЕЛЬ. СТАРИК. ПОСЛУШНИКИ. СВЯЩЕННИК. ПРОКАЖЕННЫЙ. СТАРУХА. НАСТАВНИЦА. КОЛДУНЬЯ. СОЛДАТЫ. НАЧАЛЬНИКИ.
      АКТ ПЕРВЫЙ
      Картина первая
      Слева - словно повисший между землей и небом один из залов архиепископского замка. Справа - дом епископа и крепостные стены города. Освещен лишь зал в архиепископском замке, остальная часть сцены затемнена.
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Архиепископ (стоя у окна). Где же он? О Господи! Пальцы моих подданных стерли мое изображение на золотых монетах, а твоя суровая длань, о Господи, стерла черты моего лица. Не архиепископ, а тень его! Если к вечеру придет весть о поражении, я, пожалуй, стану совсем бесплотным. А на что тебе. Господи, тень служителя?
      Входит слуга.
      Полковник Линегарт?
      Слуга. Нет, банкир Фукр. Он просит...
      Архиепископ. Сейчас, сейчас. (Пауза.) Где же Линегарт, чего он медлит? Я жду вестей. (Пауза.) На кухне идут толки о сражении?
      Слуга. Только о том и толкуют, монсеньор.
      Архиепископ. А что говорят?
      Слуга. Сражение началось отлично. Конрад зажат между рекой и горой...
      Архиепископ. Знаю, знаю. Но в драке можно оказаться и побитым.
      Слуга. Монсеньор...
      Архиепископ. Ступай!
      Слуга уходит.
      Как допустил ты это, Господи? Враг вторгся в мои земли. Мой добрый город Вормс восстал против меня. Пока я сражался с Конрадом, город Вормс всадил мне нож в спину. Я и не знал, Господи, что ты уготовил мне столь почетную судьбу. Неужто мне побираться слепцом вслед за поводырем-мальчишкой? Разумеется, я к твоим услугам, раз ты настаиваешь, чтобы воля твоя свершилась. Но молю тебя, Господи, вспомни, что мне уже не двадцать и я вообще никогда не имел призвания к мученичеству.
      Издалека раздаются возгласы: "Победа! Победа!" Голоса при ближаются. Архиепископ прислушивается и кладет руку на сердце.
      Слуга (входя). Победа! Победа! Мы победили, монсеньор! Полковник Линегарт здесь!
      Полковник (входя). Победа, монсеньор! Полная победа! Все по уставу! Образцовая битва! Исторический день: противник потерял шесть тысяч человек, их перерезали, утопили; уцелевшие бегут.
      Архиепископ. Благодарю тебя. Господи! А Конрад?
      Полковник. Он среди павших.
      Архиепископ. Благодарю тебя, Господи! (Пауза.) Если он мертв - прощаю его. (Линегарту.) Дай благословлю тебя. Ступай! Распространяй повсюду эту весть!
      Полковник (выпрямившись). Едва успело подняться солнце, как мы заметили тучи пыли...
      Архиепископ (прерывает его). Нет, нет! Никаких подробностей. Победу, изложенную со всеми подробностями, трудно отличить от поражения. Ведь это победа, не так ли?
      Полковник. Изумительная победа - само изящество, а не победа.
      Архиепископ. Ступай, я буду молиться.
      Полковник уходит, архиепископ пускается в пляс.
      Победа! Победа! (Кладет руку на сердце.) Ох! (Преклоняет колени на молитвенную подушечку.) Лучше помолимся!
      Освещается часть сцены, справа - верхняя часть крепостной стены. Дозорные Гейнц и Шмидт прильнули к бойницам.
      Гейнц. Не может быть... Не может быть! Господь не мог этого допустить.
      Шмидт. Погоди, сейчас они опять начнут. Взгляни-ка! Раз, два, три... три... и еще - два. три, четыре, пять...
      Насти (появляется среди укреплений). Ну, что тут у вас?
      Шмидт. У нас дурные вести. Насти...
      Насти. Для тех, кто избран Богом, нет дурных вестей.
      Гейнц. Вот уже час, как мы следим за сигнальными вспышками. Они повторяются. Погоди! Раз, два, три... пять. (Он показывает рукой на гору.) Архиепископ выиграл сражение.
      Насти. Знаю.
      Шмидт. Все погибло. Нас загнали в Вормс. Союзников нет, продовольствия нет. Ты говорил, что ГJц устанет, что он в конце концов снимет осаду, что Конрад разгромит архиепископа. И вот Конрад убит, войска архиепископа у наших стен соединяются с войсками ГJца. Наш удел - гибель!
      Герлах (вбегает). Конрад разбит! Бургомистр и советники заседают в ратуше.
      Шмидт. Черт возьми! Придумывают, как бы получше сдаться.
      Насти. Есть у вас вера, братья?
      Все. Да, Насти! Да!
      Насти. Тогда не бойтесь ничего. Поражение Конрада - знак.
      Шмидт. Знак?
      Насти. Знак, поданный мне Богом. Ты, Герлах, беги в ратушу, разузнай, что решил совет.
      Крепостные стены города исчезают во мраке ночи.
      Архиепископ (вставая). Эй, кто там?
      Входит слуга.
      Пригласите банкира.
      Входит банкир.
      Садись, банкир. Ты весь забрызган грязью. Откуда ты?
      Банкир. Я тридцать шесть часов провел в пути, чтобы помешать вам совершить безумный поступок.
      Архиепископ. Безумный поступок?
      Банкир. Вы хотите зарезать курицу, которая что ни год приносит вам золотое яичко.
      Архиепископ. О чем ты говоришь?
      Банкир. О вашем городе Вормсе. Мне сообщили, будто вы его осаждаете. Если его разграбят ваши войска, вы разоритесь сами и разорите меня. Неужто в ваши годы пристало играть в полководца?
      Архиепископ. Не я бросил Конраду вызов.
      Банкир. Может, и не вы, но кто мне докажет, что не вы заставили его бросить вызов вам?
      Архиепископ. Он мой вассал и обязан мне повиноваться. Но дьявол внушил ему призвать рыцарей к мятежу и стать во главе их.
      Банкир. Чего он желал прежде, чем восстать? В чем вы ему отказали?
      Архиепископ. Он желал всего.
      Банкир. Ладно, оставим Конрада. Конечно, раз его разбили, агрессор - он. Но ваш город Вормс...
      Архиепископ. Вормс - мое сокровище! Вормс - любовь моя! Неблагодарный Вормс восстал против меня в тот самый день, когда Конрад пересек границу.
      Банкир. Очень дурно с его стороны. Но из этого города поступает три четверти ваших доходов. Кто будет вам платить налоги, кто возместит мне то, что я роздал в долг, если вы, подобно Тиберию, на старости лет перебьете своих горожан?
      Архиепископ. Они причинили урон священникам, заставили их укрыться в монастырях, оскорбили моего епископа и запретили ему покидать свой замок.
      Банкир. Пустяки! Они не восстали бы, если бы вы их к тому не вынудили. Насилие хорошо для тех, кому нечего терять.
      Архиепископ. Чего же ты хочешь?
      Банкир. Чтоб вы их помиловали. Пусть заплатят изрядную дань - и позабудем об этом.
      Архиепископ. Увы!
      Банкир. О чем вы вздыхаете?
      Архиепископ. Я люблю Вормс, банкир. Я великодушно простил бы город и без уплаты дани.
      Банкир. За чем же дело стало?
      Архиепископ. Не я начал осаду.
      Банкир. А кто же?
      Архиепископ. ГJц.
      Банкир. Кто это ГJц? Брат Конрада?
      Архиепископ. Да, лучший полководец Германии.
      Банкир. Что ему нужно под стенами вашего города? Ведь он ваш враг?
      Архиепископ. По правде говоря, я и сам не знаю. Поначалу союзник Конрада и мой враг, затем - мой союзник и враг Конрада. А теперь... У него переменчивый нрав, мягче о нем не скажешь.
      Банкир. Зачем же вам понадобился такой ненадежный союзник?
      Архиепископ. Разве у меня был выбор? Он вместе с Конрадом вторгся в мои земли. К счастью, я узнал, что между ними возник раздор, и тайно обещал ГJцу земли его брата, если он возьмет мою сторону. Не оторви я его от Конрада, война давно была бы проиграна.
      Банкир. Итак, он перешел на вашу сторону вместе со своими войсками. А потом?
      Архиепископ. Я поручил ему охрану тыла. Должно быть, он соскучился. Как видно, он вообще не любит гарнизонной жизни. В один прекрасный день он привел свои войска под стены Вормса и начал осаду города, хоть я его и не просил.
      Банкир. Прикажите ему...
      Архиепископ печально улыбается, пожимает плечами.
      Он вам не подчиняется?
      Архиепископ. Разве полководец на поле боя когда-либо подчинялся главе государства?
      Банкир. Словом, вы у него в руках.
      Архиепископ. Да.
      Снова освещены крепостные стены.
      Герлах (входя). Совет решил послать парламентеров к ГJцу.
      Гейнц. Вот как... (Пауза.) Трусы!
      Герлах. У нас одна надежда - ГJц выставит неприемлемые условия. Если он таков, как говорят, то не захочет даже, чтоб мы сдались ему на милость.
      Банкир. Может, он хоть имущество пощадит?
      Архиепископ. Боюсь, он не пощадит и людей.
      Шмидт (Герлаху). Но почему же? Отчего?
      Архиепископ. Он рожден в блуде, он никогда не знал отца. Ему одна отрада - чинить зло.
      Герлах. Свиное рыло! Ублюдок! Он любит зло! Раз он хочет разграбить Вормс, горожане должны сражаться до последнего.
      Шмидт. Если он и решит стереть город с лица земли, то не станет об этом оповещать заранее. Просто потребует, чтобы его впустили, и пообещает ничего не тронуть.
      Банкир (возмущенно). Вормс должен мне тридцать тысяч дукатов, нужно остановить все это сейчас же! Отправьте ваши войска против ГJца.
      Архиепископ (подавленно). Боюсь, как бы он их не разбил.
      Зал архиепископа погружается во мрак.
      Гейнц (Насти). Значит, мы и впрямь разбиты?
      Насти. Господь на нашей стороне, братья! Нас не могут разбить. Этой ночью я выйду за стены города и проберусь через вражеский лагерь в Вальдорф, за неделю я там соберу десять тысяч вооруженных крестьян.
      Шмидт. Как мы продержимся неделю? Они сегодня вечером могут открыть ворота врагу.
      Насти. Наше дело не допустить этого.
      Гейнц. Ты хочешь захватить власть?
      Насти. Нет, еще не время.
      Гейнц. Что же делать?
      Насти. Нужно толкнуть богачей на такой шаг, чтобы они стали бояться за собственные головы.
      Все. Как ты этого добьешься?
      Насти. Только кровью.
      Освещается площадка под крепостной стеной. У лестницы, ведущей к дозорным постам, сидит, уставившись в одну точку, женщина, ей 35 лет, она в лохмотьях. Мимо проходит священник, читая на ходу молитвенник.
      Кто этот священник? Почему он не заточен, как все остальные?
      Гейнц. Ты его не узнаешь?
      Насти. Ах, это Генрих! Как он изменился!.. Все равно его должны были посадить под замок.
      Гейнц. Бедняки любят его, он живет, как они. Мы побоялись вызвать их недовольство.
      Насти. Он опаснее всех.
      Женщина (заметив священника). Эй, поп!
      Священник убегает, она кричит.
      Куда ты бежишь?
      Генрих. У меня больше ничего нет. Ничего! Ничего! Ничего! Я отдал все.
      Женщина. Это не причина убегать, когда тебя зовут.
      Генрих (устало возвращаясь к ней). Ты голодна?
      Женщина. Нет.
      Генрих. Чего же ты хочешь?
      Женщина. Хочу, чтоб ты мне объяснил...
      Генрих (быстро). Ничего я не могу объяснить.
      Женщина. Ты даже не знаешь, о чем я говорю.
      Генрих. Ну что? Только живо! Что тебе нужно объяснить?
      Женщина. Почему умер ребенок?
      Генрих. Какой ребенок?
      Женщина (с усмешкой). Мой. Да. Ведь ты сам его вчера похоронил. Ему было три года, а умер он с голоду.
      Генрих. Я устал, сестра, я никого не узнаю. Все вы на одно лицо, и глаза одни и те же.
      Женщина. Почему он умер?
      Генрих. Не знаю.
      Женщина. Но ты же священник.
      Генрих. Да, я священник.
      Женщина. Так кто же еще объяснит, если не ты? (Пауза.) А хорошо ли будет, если я наложу на себя руки?
      Генрих (с силой). Дурно. Очень дурно!
      Женщина. Так я и знала. Но мне хочется умереть. Вот почему нужно, чтобы ты все объяснил. (Пауза.)
      Генрих (проводит рукой по лбу, делает над собой усилие). Ничто не совершается без дозволения Божьего. Господь есть добро: все что ни совершается - к лучшему.
      Женщина. Не понимаю.
      Генрих. Бог знает больше тебя. То, что для тебя зло, в его глазах - добро, он взвешивает все последствия.
      Женщина. Ты-то сам все можешь понять?
      Генрих. Нет! Нет! Я не понимаю! Я ничего не понимаю! Не могу, не хочу ничего понимать! Нужно верить! Верить! Верить!
      Женщина (усмехнувшись). Говоришь - нужно верить, а сам-то, видно, и собственным словам не веришь.
      Генрих. Сестра, вот уже три месяца, как я повторяю все те же слова; не знаю, по убеждению или по привычке. В одном не заблуждайся - верую, всеми силами верую, всем сердцем! Господи, будь свидетелем, ни на миг сомнение не коснулось моей души. (Пауза.) Женщина, твое дитя на небесах, ты его встретишь там. (Преклоняет колена.)
      Женщина. Да, конечно. Но это - совсем другое дело. И устала я так, что уже сил не хватает радоваться. Даже там, на небесах...
      Генрих. Сестра моя, прости!
      Женщина. За что тебя прощать? Ты мне ничего не сделал.
      Генрих. Прости меня. Прости меня и заодно со мной всех священников, богатых и бедных.
      Женщина (удивленно). Прощаю тебя от души. Ты рад?
      Генрих. Да. Теперь, сестра моя, помолимся. Будем молить Господа, чтобы он вернул нам надежду.
      На последней реплике Насти медленно спускается по ступенькам лестницы, ведущей к крепостной стене.
      Женщина (видит Насти ирадостно восклицает). Насти! Насти!
      Насти. Что тебе нужно от меня?
      Женщина. Булочник! Мой ребенок мертв. Ты знаешь все... Ты должен знать, почему он умер.
      Насти. Да, я знаю.
      Генрих. Насти, умоляю тебя, молчи. Горе тем, кто повинен в раздоре.
      Насти. Твой ребенок умер оттого, что богачи нашего города восстали против епископа, своего богатейшего повелителя. Воюют друг с другом богачи, а подыхают бедняки.
      Женщина. И Господь позволил им вести эту войну?
      Насти. Нет, Господь им запретил.
      Женщина. А вот он говорит - ничто не свершается без дозволения Господа.
      Насти. Ничто, кроме зла, порожденного людской злобой.
      Генрих. Ты лжешь, булочник! Мешаешь истину с ложью, вводишь души в заблуждение.
      Насти. А ты смеешь утверждать, будто Господу угодны эти жертвы, нужны напрасные страдания? Он тут ни при чем, слышишь?
      Генрих молчит.
      Женщина. Значит, мой ребенок умер не по Божьей воле?
      Насти. Разве он позволил бы ему родиться, если бы желал его смерти!
      Женщина (с облегчением). Вот это мне по душе. (Священнику.) Видишь, я все понимаю, когда со мной так говорят. Значит, Господь в печали, когда видит мои муки?
      Насти. Его печали нет предела.
      Женщина. И он ничем не может мне помочь?
      Насти. Конечно, может. Он вернет тебе ребенка.
      Женщина (разочарованно). Да, знаю. Там, на небесах.
      Насти. Нет, здесь, на земле.
      Женщина (удивленно). На земле?
      Насти. Только нужно пройти сквозь игольное ушко, претерпеть семь лет горестей, лишь потом наступит царство Божие на земле, и вернутся к нам мертвые наши, и все полюбят всех, и больше никто не будет голодать.
      Женщина. К чему ждать семь лет?
      Насти. Нужно семь лет драться, чтобы избавиться от злых людей.
      Женщина. Крепко придется потрудиться.
      Насти. Вот почему Господу нужна твоя помощь.
      Женщина. Неужто всемогущий нуждается в моей помощи?
      Насти. Да, сестра моя. Еще семь лет продлится царствие лукавого на земле. Но если каждый из нас будет смело драться, мы все спасемся, и Господь спасется вместе с нами. Веришь ли ты мне?
      Женщина (встает). Да, Насти, я тебе верю!
      Насти. Женщина, твой сын не вознесен на небо, он во чреве твоем, и будешь ты его носить семь лет, и настанет час - он зашагает рядом с тобой, вложит свою руку в твою, ты породишь его во второй раз.
      Женщина. Я верю тебе, Насти. Я тебе верю! (Уходит.)
      Генрих. Ты погубишь ее душу.
      Насти. Почему ты меня не прервал, раз ты в этом уверен?
      Генрих. Потому что она стала счастливей...
      Насти пожимает плечами и уходит.
      Господи! Я не посмел остановить его речи. Я согрешил, Господи. Но верую, Господи, верую в Твое всемогущество, в матерь нашу святую церковь, святую плоть Иисусову. Верю, что все решится по воле Твоей, даже смерть ребенка. Верю, что все на свете-добро. Верю, потому что это нелепо! Нелепо! Нелепо!
      Вся сцена освещается. Горожане со своими женами толпятся вокруг епископского замка и ждут.
      Голоса в толпе. Какие новости?..
      - Никаких.
      - Что здесь происходит?
      - Ждут...
      - Чего ждут?
      - Ничего...
      - Вы видели?..
      - Справа.
      - Да.
      - Грязные рожи.
      - Дерьмо в воде не тонет.
      - Даже на улицу опасно показаться.
      - Пора кончать войну. Быстрее кончать, не то быть беде.
      - Повидать бы епископа. Повидать бы его.
      - Он не покажется. Он слишком разгневан...
      - Кто?.. Кто?..
      - Епископ...
      - С тех пор как его заточили, он иногда показывается в окне, приподнимает занавеску, глядит.
      - Вид у него недобрый.
      - Что вы хотите услышать от епископа?
      - Может, у него есть новости.
      Ропот.
      - Епископ! Епископ! Покажись! Напутствуй нас!
      - Что с нами будет?
      - Конец света настал!
      Из толпы выходит человек, прорывается к стене епископского замка и прислоняется к ней. Генрих отходит от него подальше и смешивается с толпой.
      Пророк. Мир погиб! Повсюду падаль! Падаль! Падаль! С нами Бог!
      Крики. Начинается паника.
      Богатый горожанин. Эй! Эй! Спокойно! Это всего лишь пророк!
      Голоса в толпе. Еще один пророк? Хватит!
      - Замолчи!
      - Отовсюду пророки полезли! Стоило наших попов запирать?
      Пророк. От земли пошел смрад. Солнце взмолилось Господу: "Боженька, не хочу светить! Хватит с меня гнили. Чем больше землю греешь, тем сильнее смрад. Земля грязнит мои лучи. Беда,- говорит солнце.- Золотые кудри мои в дерьме".
      Богатый горожанин (бьет пророка). Заткни глотку!
      Пророк падает. Окно епископского замка распахивается на стежь. Епископ в парадных одеждах появляется на балконе.
      Толпа. Епископ!
      Епископ. Где войска Конрада? Где рыцари? Где сонмы ангелов, которые должны были обратить в бегство врага? Вы одни. Без друзей, без надежды. Вы прокляты. Горожане Вормса, отвечайте: вы хотели умилостивить Господа, заточив его служителей, но почему же Господь вас покинул?
      Стоны в толпе.
      Отвечайте!
      Генрих. Не лишайте их мужества.
      Епископ. Кто это сказал?
      Генрих. Это я, Генрих, священник церкви святого Гильхау.
      Епископ. Проглоти язык, богоотступник. Посмеешь ли ты взглянуть в глаза своему епископу?
      Генрих. Простите их, если они оскорбили вас, монсеньор, простите их, как я прощаю вам вашу брань.
      Епископ. Иуда, Иуда Искариотский. Иди повесься!
      Генрих. Нет, я не Иуда.
      Епископ. Почему же ты среди них, отчего ты стал их опорой? Почему тебя не заточили вместе с нами?