Но все оказалось не так просто. Где-то рядом негромко тявкнула собака, раздался скулеж. Это Лорд наткнулся носом на сучок кустарника. А вскоре снова блеснула вспышка света, послышался тяжелый топот нескольких ног. Дема услышал частое, возбужденное дыхание, что-то холодное ткнулось ему в ухо, и, подняв голову, он увидел в сантиметрах от собственного лица блестевшие в лунном свете глаза собаки.
      Это был конец, и осознание безысходности своего положения парализовало силы и волю Демы. Когда сразу три фонаря осветили его лицо, он даже не поднял свой пистолет.
      Нечай, сидевший в одной из машин на пустыре за кладбищем, терпеливо ждал окончания облавы. Уже вышли и расселись по своим машинам загонщики, но лишь десять минут спустя появился с собакой на поводке Фугас и, подойдя к машине Нечая, коротко доложил:
      - Взяли, спасибо Лорду. Куда его теперь, в Лысовку?
      Геннадий, смотревший, как Рыдя и второй боевик выводят из кустов пошатывающегося парня, отрицательно мотнул головой.
      - Нет, это долго. Давайте его ко мне домой, а вы заедьте за Сухачевым.
      Кортеж из четырех машин быстро проскочил через Волжск и высадился десантом перед большим, красивым двухэтажным зданием из белого кирпича на самой окраине города. Особняк был отделан в псевдорусском стиле, с затейливыми башенками по углам. В лунном свете блестела крутая крыша, даже козырек над крыльцом и грибок над трубой камина были выполнены как луковицы русских храмов. Дом этот Нечай строил давно, но отделка затянулась и внутри царил самый обычный строительный бардак. Дему вытащили из машины и поволокли было на крыльцо, но хозяин коротко скомандовал:
      - В подвал его.
      Вход в подвальное помещение находился на улице, с торца здания. Нечай открыл плотные двери, и два парня стащили Дему вниз по ступенькам. Бросив добычу на бетонный пол, оба боевика, повинуясь жесту Нечая, удалились на улицу. Дема лежал молча, руки и ноги у него были скованы наручниками. Земля по-прежнему качалась под ним, страх сковывал рот, и единственное, что он мог делать, это, ворочая глазами, следить за расхаживающим по подвалу Нечаем. Иногда они встречались взглядами, и худощавое лицо хозяина города оставалось бесстрастным, только прищур его темных глаз не предвещал хорошего.
      Геннадий курил, временами откидывая назад падающую на лоб челку. У него в жизни было немало врагов. И в зоне, где отсидел четыре года, начав с малолеток. Затем здесь, в городе, когда, начав борьбу за власть, убирал одного за другим тех же самых людей, с которыми вчера еще здоровался за руку или даже сидел за одним столом. На его совести были десятки человеческих жизней, его самого не раз и не два пытались убить, порой его спасало чудо, порой точный расчет. Но этот бледный, худосочный парень с явной ненавистью и страхом в глазах представлялся ему опасней многих закоренелых рецидивистов, поклявшихся перед воровским сходняком пришить его, Нечая. Тех он знал, их психологию, их методы, их слабости. Обычно все они исчезали без следа, не успев даже понять, где прокололись. Эти же, "волчата", были из нового поколения. То, как они крошили одного человека за другим, открывая стрельбу при малейшем сопротивлении, пугало Нечая своей непредсказуемостью. Он всегда считал себя превыше всяких законов, государственных и божьих. Но эти пошли дальше его.
      И самое главное - возраст этих парней. Слишком много их болтается по городу, вот таких же, как этот, затянутых в кожу, не познавших ни нар, ни честно заработанных денег, но уже презирающих "эту поганую жизнь" и ради своего достатка готовых пойти на любое преступление. Они не ставили чужую жизнь ни в грош, не представляли, что такое годами жрать тюремную баланду и слушать бессонными ночами храпы и стоны душного барака. Нажимая на курок, они не задумывались над тем, что их за это могут поставить к стенке. Им казалось, что с ними подобного не случится, ведь они выше всех остальных, они сверхлюди, или как там, на Западе, говорят, супермены.
      Впрочем, раздумья Нечая кончились вместе с выкуренной сигаретой. Как раз подоспели Фугас и Рыдя. Они привели с собой третьего человека, лет пятидесяти пяти, коренастого, седовласого, с окладистой бородой, так же густо посеребренной сединой, с черными круглыми глазами. Увидев его, Дема затрепетал. Про хозяина мясного магазина Сухачева давно ходила дурная слава, якобы он подрабатывает у Нечая мастером по части пыток.
      Это и в самом деле было так. Года три назад Нечай нашел и освободил похищенную двумя уголовниками дочь мясника, и когда Геннадий этим летом обратился с удивительной просьбой помочь развязать язык одному упрямому бывшему другу, Сухачев согласился. Прежде, лет двадцать назад, Василий Федорович трудился медиком, на благо продолжения человеческого рода и здоровья прекраснейшей половины человечества. Всего одна неудача при проведении криминального аборта перечеркнула его карьеру, забросила в этот Богом проклятый город и заставила освоить денежную профессию мясника. Именно сочетание медика и мясника в одном лице делало его подход к такому грубому и грязному делу, как пытки, профессиональным и медицински обоснованным.
      - Добрый вечер, Василий Федорович, - поприветствовал врача-мясника Нечай, здороваясь с ним за руку. - Извините, что оторвал от семьи и от отдыха, но вот... - Он показал рукой на лежащего Дему. - Очень опасный экземпляр. Слыхали, что в городе творится? Это один из юных убийц.
      Сухачев с некоторым удивлением посмотрел на бледного красивого парня, лежащего на полу, затем кивнул головой.
      - Хорошо, попробуем.
      Он отошел в сторону и вытащил из большого дипломата набор медицинских инструментов. Не найдя, куда их положить, он пристроил свои пыточные приспособления прямо на полу, из другой сумки достал аккумулятор от мотоцикла, паяльную лампу.
      Увидев, что Дема, повернув голову, наблюдает за его приготовлениями, Сухачев обратился к нему своим мягким, глубоким баритоном.
      - Может, не будем прибегать ко всяким... э... грубым методам? Вы все расскажете, вам же будет легче.
      Дема молчал. Ни палач, ни Нечай не могли понять, что скрывается за взглядом его темно-синих глаз. Не дождавшись ответа, Сухачев вздохнул и развел руками:
      - Ну что ж, как хотите.
      Он разжег паяльную лампу, долго манипулировал с ней, затем склонился к перемотанной шарфом ноге Демы. Тот его попробовал ударить, но Сухачев уклонился, а Фугас резко ткнул пленника ногой по ребрам, и парень коротко и болезненно вскрикнул от боли.
      - Это неразумно, очень неразумно, - заметил бывший врач и, повертев по сторонам головой, кивнул Фугасу и Рыде: - Туда вон его, в тот закуток.
      Они отволокли Дему в угол, повинуясь командам Сухачева, перецепили наручники на руках и ногах к трубам отопления и отошли в сторону.
      А бывший врач снова склонился к ноге раненого, разбинтовал ее, качнул головой и пробормотал:
      - Плохо дело.
      Взяв скальпель, он быстро разрезал штанину, потуже перетянул ногу повыше раны все тем же ремнем, а затем легко и даже изящно начал с помощью скальпеля освобождать мотоциклиста от его одежды. Чувствуя, как острая сталь легко, как бумагу кромсает плотную ткань джинсов и упругую кожу куртки, Дема заскрежетал зубами и начал поносить всех находящихся в подвале.
      - Суки, всех бы перестрелял до одного... - это была самая скромная кара из тех, что Дмитрий придумал для своих врагов.
      Вскоре он оказался совсем голым, и это снова замкнуло его уста, только по телу пробегала нервная дрожь, да лоб покрылся испариной. Сухачев знал, что голый человек чувствует себя более незащищенным и теряет большую часть мужества. Тут он как-то замешкался, а поймав удивленный взгляд Нечая, смущенно пояснил:
      - Совсем молодой.
      Геннадий усмехнулся.
      - Этот молоденький час назад одного парня в автобусе просто так, ни за хрен собачий пристрелил.
      - Ну что же, тогда начнем, - и вытащив из пламени ревущей паяльной лампы разогретый до малинового цвета железный прут, Сухачев прикоснулся им к ране на ноге Демы. Дикий, истошный крик пленника, казалось, проник сквозь толстые стены и плиты перекрытия. Курившие у своих машин боевики прислушались к нему и переглянулись. Даже их пробрало до печенок.
      - Не хотел бы я сейчас быть на его месте, - сказал один из них, кивая в сторону дома.
      - Да, мясник свое дело знает, к нему лучше не попадать в клиенты, подтвердил другой.
      Несмотря на кажущуюся хрупкость, Дема продержался целых полчаса. Сухачев, сам не на шутку вспотевший, время от времени начинал уговаривать упрямого парня:
      - Да расскажи им что надо, сынок, и все кончится. Не стоит это все таких мучений.
      Нечай, прислушиваясь к словам мясника, даже удивился. Раньше тот не церемонился со своими клиентами, правда, и контингент был другим: уголовники, да разные барыги от наркоты.
      Сидеть в подвале было не на чем, и вся криминальная троица, Нечай, Рыдя и Фугас, поневоле припомнив зону, присели на корточки. Так и смолили сигарету за сигаретой, прислушиваясь к монологам мясника и крикам жертвы. Наконец Дема сломался и в голос стал звать мамочку.
      Вскоре Суханов отложив свои инструменты подошел к Нечаю и компании и, вытирая пот со лба, заявил:
      - Можете спрашивать. Теперь он скажет все.
      Нечай подошел к Деме, глянул на него сверху вниз, и уже не увидел в этих почти обезумевших глазах ни упрямства, ни ненависти. В них была только боль. Через пятнадцать минут они знали о "волчатах" все.
      - Надо крутить сейчас, быстро, пока ребятки не смылись из города, сказал Нечай Фугасу и Рыде, отходя от пленника. Затем он обернулся к Сухачеву и чуть кивнул в сторону пацана.
      - Потом скажите моим парням, они о нем позаботятся. А вас отвезут домой.
      Нечай направился было к выходу, его подручные уже во дворе разбирались, кто за кем и на какой машине поедет, но потом Геннадий что-то еще вспомнил и обернулся к бывшему врачу:
      - Да, Василий Федорович, я слыхал у вас трудности в торговле?
      - Признаться, да, - сознался Сухачев. - Эти окорочка продают на каждом шагу, и народ почему-то неохотно берет отечественную говядину.
      - Подойдите к Шишкину, поговорите о ссуде. Я ему скажу, - и, пожав руку Сухачеву, Нечай вышел из подвала.
      Уже на улице он обернулся к своим подручным и сказал:
      - Сдает старик. Опять поди запьет на неделю.
      Через пятнадцать минут четыре машины рванулись в разные концы города. Гончие вышли на след.
      23.
      А Глеб так и не узнал, что разминулся с другом Демой совсем ненамного. Приехав в "контору", он застал там только Маркела, Чиру, и Моню. Были видны некоторые перемены. Койку Поньки вынесли в дальний угол, сам он лежал на ней, закрытый с головой одеялом. Чира примостился на своей кровати вниз лицом, левая рука свешивалась до пола, но по напряженной фигуре Глеб понял, что он не спит.
      - Дема не приезжал? - спросил Москвин, уже догадываясь об ответе.
      - Нет, - отозвался на его вопрос Маркел. Он лежал какой-то нахохлившийся, мрачный. Глеб покосился на телевизор. Судя по картинке там шли "Звездные войны", но не похоже было, что Маркел видит космические баталии.
      - Ты чего такой мрачный? - Глеб присел на соседнюю кровать.
      - Да Чира вон воет как собака целыми часами. Сунешь ему косячок с планом, вроде заглохнет, чуть отойдет, снова начинает. Мне в город надо... - начал было Маркел, но Глеб не дал развить тему и сразу его прервал:
      - Ты что, какой город! Кругом зажимают. Сегодня, может быть, уходить придется.
      Он помолчал немного, затем добавил:
      - Надо подождать Дему и Зубатика. У них слишком большой куш. Жди здесь.
      Глеб поднялся, покосился сначала на Чиру, потом на притулившегося в противоположном углу какого-то странного, словно побитого Моню и вышел на улицу.
      Маркел проводил его взглядом, вздохнул и снова уставился в экран телевизора. Тут с кровати пошатываясь поднялся Чира, но причитать и плакать не стал, а подойдя к вешалке, стал долго и упорно что-то искать, шаря по карманам своей куртки. То, что он вытащил на белый свет, оказалось черным грифелем, найденным им еще летом на одной из дач. Точно таким любил рисовать его отец. И вот уже два месяца Чира таскал грифель с собой. Последние несколько лет его неудержимо тянуло рисовать, но он тщательно подавлял в себе это желание, искренне веря, что талант не приносит человеку счастья. Лишь иногда по заказу друзей он набрасывал что-то простенькое: несущийся под парусом корабль или атакующего орла, растопырившего над оскалившимся волком когтистые лапы. Но сейчас, под воздействием горя и наркотиков, ему захотелось высказать все. И подойдя к центральной стене, Чира чуть замедленными, но точными движениями начал рисовать на белой известке.
      Сначала перед изумленными взглядами Мони и Маркела возникли белые стены и купола Тадж-Махала. Первый раз увидев в пятом классе фотографию этого индийского чуда, Чира был потрясен гармонией форм и пропорций. С тех пор индийская гробница навсегда осталась для него эталоном красоты.
      Закончив усыпальницу, Чира начал рисовать рядом море, идущий по нему красавец лайнер, изломанные крылья чаек над волнами, восходящее солнце над горизонтом. И над морем нависший каменный утес, а на нем две человеческие фигуры. Один из них, помощней, обнимал за плечи другого. По каким-то неуловимым признакам Маркел понял, что это сам Чира с братом.
      А тот все рисовал. В нижнем углу появилась пальма, а рядом красотка в откровенном купальнике и с ананасом в руке. Места для рисунков не хватало, и он перешел к другой стене, поменьше. Теперь это была Африка, баобаб, раскинувший свои корявые ветви над землей, далекие силуэты жирафов и несущийся вперед на зрителя косматый повелитель зверей - лев. А на переднем плане дожидался его с ружьем в руках охотник в тропическом шлеме и шортах. Еще мгновение, и он спустит курок.
      "Вот она, мечта Суслика!" - понял Маркел.
      Закончив свой шедевр, художник отошел к другому простенку между окнами, и вскоре на белой известке появился несущийся под ветром парусник и над ним лицо смеющейся женщины, очень красивой, с аккуратной короткой прической крупными волнами. Маркел не знал, кто она, думал, что это просто плод фантазии Чиры, но на самом деле тот воскресил в рисунке убитую им женщину из саратовского джипа. Она получилась действительно как живая, он заставил ее смеяться, дышать. Фотографическая память, доставшаяся ему в наследство от отца, запомнила даже небольшую родинку на левой щеке и замысловатую форму многоярусных сережек.
      Закончив этот портрет, Чира отошел к своей кровати и, упав лицом в подушку, замер. Маркел же наоборот встал, долго ходил от стены к стене, смотрел на его работы. Потом молча оделся и вышел на улицу.
      - Ты куда? - крикнул ему вслед Моня, но вожак компании ничего не ответил, только хлопнула снизу входная дверь.
      - К рыжей побежал, - глухо отозвался Чира, приподняв голову, и тут же снова уронил ее на подушку.
      А вернувшийся в город Глеб уже подъезжал к своему тупичку, когда заметил скопление машин около гаража. Резко свернув в сторону, он остановил машину на стоянке у соседнего дома. Заглушив мотор, взглянул на Баллона. Обычно невозмутимый, тот на этот раз был явно встревожен.
      - Надо бы сходить и посмотреть, что там, - сказал Глеб.
      Баллон его понял и молча вылез из машины. На секунду остановившись, он прикурил сигарету и не торопясь пошел к гаражу.
      Первое, что он понял, подойдя поближе, - все машины были милицейские. Это еще ничего, ментов они боялись гораздо меньше, чем нечаевских бандитов. Рядом с машинами стояла немногочисленная групка людей, человек двадцать, судя по легкомысленной одежде, явно из соседних домов. Баллон несколько секунд прислушивался к оживленным переговорам ротозеев, но ничего не понял и осторожно спросил какого-то мужика в осеннем пальто, но без головного убора и с пустым ведром из-под мусора.
      - Что случилось?
      - Стреляли, - объяснил тот, уже трясясь от холода, - пальба стояла как на фронте, а потом три машины отсюда быстро уехали, все не наши, джипы.
      - Убили кого? - продолжал интересоваться Баллон.
      Мужик пожал плечами. Он и сам стоял уже битые полчаса, дожидаясь, когда же начнут выносить трупы.
      - Наверное. Что же, зря стреляли, что ли?
      - Убили, убили, - подтвердила толстая старуха, в неряшливо подвязанном старом платке и пальто с вытертым каракулем. Кивнув в сторону стражей порядка, она добавила: - Я сама слыхала, как один другому сказал: "Крови много". Вот.
      Баллон уже собрался уходить, но тут одна из милицейских машин круто развернувшись уехала. Рядом в машину начал грузиться другой экипаж. Баллон заметил среди милиционеров знакомое лицо соседа по улице и, рванувшись вперед, перехватил его у самой двери.
      - Серый, что случилось? - спросил он, хватая парня за рукав.
      - А, это ты, Андрюха! - узнал его милиционер и, быстро оглянувшись по сторонам, торопливо ответил: - Да постреляли тут хорошо.
      - Убили кого? - не отпускал Баллон. К нему приблизился тот самый любопытствующий старичок с мусорным ведром, навостривший посиневшие от холода уши.
      - У тебя закурить есть? - спросил милиционер. Пока Баллон отсыпал ему из пачки сигарет, тот все тем же торопливым тоном сообщил: - Да нет, никого не убили, только ранили. А потом этот парень захватил зачем-то автобус и грохнул мужика. Ну ладно, мне пора, а то уже косятся.
      Он кивнул в сторону нескольких милиционеров с офицерскими погонами на плечах и полез в патрульный автомобиль. Через несколько секунд тот отъехал, а Баллона начал донимать упрямый дедок. Он не все расслышал и теперь дергал парня за рукав куртки.
      - Слышь, сынок, что он тебе сказал? Трупы есть?
      - Есть, батя, есть, - отозвался, уже разворачиваясь, Баллон. - Семь человек перестреляли.
      - Да ты что?! - восхитился дедуля, хотел спросить что-то еще, но Баллон уже торопливо шагал назад к машине Глеба.
      Его рассказ вызвал у друга мало радости. Выругавшись, он с досадой ударил ладонями по рулю.
      - Ушел он или нет?!
      Главное, что его интересовало, - судьба денег, а не Демы.
      - Ладно, поехали, поищем его. В какую сторону он угнал этот автобус?
      - Да черт его знает. Серый не сказал, там его начальство над душой стояло, пасли.
      Они колесили по улицам города. Заехали к Деме домой, но мать ничего не знала о судьбе сына, только все жаловалась, что он часто стал не ночевать дома, а она же волнуется. Еле вырвавшись из этой пропахшей лекарствами квартиры, друзья снова занялись поисками. И чисто случайно наткнулись на скопление машин на самой окраине города. Пустой автобус, вписавшийся в дерево, и скопление милицейских мигалок на машинах подсказали им, что это как раз следы Демы. Они попробовали проехать через мост, но их не пустил милицейский патруль.
      - Нам машину надо ставить, - попробовал убедить постового Глеб, но сержант с бляхой ГАИ мрачно ответил:
      - Ну если хотите пулю в лоб, то идите пешком. Один в автобусе уже схлопотал девять граммов ни за что ни про что.
      В это время со стороны гаражей показались два милиционера с автоматами на плечах.
      - Ну что? - спросил их гаишник.
      - Да фиг там найдешь в таком лабиринте. Сейчас проводник должен подъехать с собакой.
      "Значит, Дема жив", - понял Глеб. На его глазах овчарка кинолога потянула в сторону кладбища. И тогда, развернув машину, Москвин окружной дорогой подъехал к противоположной стороне кладбища и, выйдя из машины, стал ждать. Он даже не подозревал, что совсем недавно точно так же стоял здесь их главный враг Нечай, ожидая окончания своей облавы.
      Лишь когда невдалеке от них послышался собачий лай и замелькали светлячки фонарей, Глеб и Баллон уехали прочь.
      - Куда теперь? - спросил Баллон.
      - В "контору", - ответил Глеб.
      24.
      А кольцо вокруг "волчат" сжималось все туже. Выяснив у Демы все, что ему было надо, Нечай распределил роли так. Рыдя должен был заняться главарем, Фугас - "конторой", а еще один из боевиков по кличке Банан домом Баллона.
      Подъехав к одному из подъездов дома, где жил Глеб, Рыдя вышел из машины и, оглянувшись по сторонам, коротко свистнул в сторону беседки, где темнели чьи-то фигуры. К нему тут же шустро прибежали трое парней.
      - Тебя, кажется, Пахомом кличут? - спросил Рыдя, с трудом припомнив одного из них.
      - Да, Рыдя, точно! - радостно осклабился тот. И он, и два его дружка давно сидели на игле и как-то уже помогали Рыде искать одного борзого пацана, решившего по совету сидевшего брата убить самого Нечая.
      - Кто с тобой?
      - Чебанок и Зуда.
      - Ты Глеба знаешь? - продолжал допрашивать Рыдя.
      - Москвина? - удивился Пахом. - А как же, в третьем подъезде живет.
      - А Баллона?
      - Тоже. Дружбан его первый, все на "зилке" ездит.
      - Ну, а такого Маркела, Чиру? - все допытывал Рыдя. Подошли и два других бригадира, Фугас и Банан. Пахом пожал плечами, зато подал голос Чебанок:
      - Я их знаю. Маркел забойщиком теперь у центровых, а эти с ним на речку приходили.
      - Ну хорошо, ты пойдешь с ним, - Рыдя показал на Фугаса, - а ты с Бананом, ну а мы здесь Глебчика подождем. Поговорить надо.
      Пару минут командиры еще совещались, а потом все машины отъехали от дома. Пахом и Рыдя поднялись в подъезд.
      А в "конторе" все оставалось по-прежнему. Правда, Чира поднялся и теперь сидел в дальнем углу на табуретке рядом с телом брата и, казалось, не обращал ни на что внимания. Моня же штопал свою куртку, близоруко щурясь, вдевал очередную нитку в толстую цыганскую иглу. Вскоре после ухода Маркела, им овладело странное, тягостное беспокойство. Пару минут он терпел, потом оделся и сказал Чире:
      - Пойду подышу немного.
      Ночь была холодной, ветреной. Луна то появлялась из-за облаков, то скрывалась, погружая землю в непроглядный мрак. И вся эта сумрачная, дикая картина была полна такой безысходности, что страх Мони перерос в ужас. Уже не соображая ничего, он кинулся прочь от здания, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, натыкаясь на деревья и заборы, продираясь сквозь кустарники и бредя по щиколотку в обширных осенних лужах. Где он, что он, почему это происходит с ним, он не понимал. Сердце колотилось на пределе, легкие задыхались, не успевая подавать воздух, а в голове вместе с пульсом бешеной лихорадкой колотился страх. Лишь когда силы оставили его, Моня начал понимать, что лежит на каком-то пригорке под моросящим мелким осенним дождиком. Он огляделся по сторонам и с ужасом увидел знакомый двухэтажный дом. Бог знает сколько времени бегая, он умудрился вернуться к этому, как понял Моня, проклятому месту.
      Стоя на коленях, он минут десять смотрел на освещенную лунным светом темную махину здания, а потом поднялся и пошел к нему. Страх по-прежнему жил в нем, но убегать уже не было ни желания, ни сил.
      Глеба он встретил безразличным взглядом, казалось, что его больше занимает порванная куртка. Чира же наоборот поднял голову и напряженно следил за приехавшими парнями. На этот раз в "контору" поднялись оба, и Глеб, и Баллон.
      - Демы не было? - первым делом спросил Москвин.
      Моня отрицательно замотал головой.
      - А Маркел где? - удивился Баллон.
      - В город пошел, к рыжей своей, - нехотя ответил Моня.
      Тут оба городских заметили настенные росписи Чиры. Баллон даже присвистнул от изумления:
      - Вот этот да!
      Разглядывая картины, они переходили от одной стены к другой, и на время даже забыли, зачем приехали. Из задумчивости их вывел голос Мони:
      - Что это Демы с Зубатиком нет? Не случилось ли чего?
      Тут наконец Глеб очнулся, переглянулся с другом. То, что он собирался сделать, было логически оправдано, но даже Глебу с его предельно развитым эгоизмом нужен был какой-то толчок, повод. И ему в этом невольно помог Чира. Все так же пристально глядя на Глеба, он заявил:
      - Это ты убил его.
      Чира не сказал кого, но все поняли, что речь идет о Поньке.
      - С чего это ты взял? - ухмыльнулся Глеб, а про себя подумал: "Неужели разобрался с ампулами?"
      Но Чира заговорил совсем про другое.
      - Это ты придумал все. Если бы не ты, мы бы не пошли к складу и солдат не начал стрелять. Его надо было везти в больницу, а ты не дал. Из-за тебя он сел на иглу. Это ты во всем виноват. Если бы не ты, он был бы жив.
      - Конечно, жив и за решеткой, - весело поддержал его Глеб, усаживаясь на кровати Зубатика. Под ним ошалело пискнул один из спящих котят. Глеб отшвырнул его в сторону и продолжил разговор: - Или нищим на нашем рынке. Помните, как баулы челнокам таскали? За две буханки хлеба в день.
      - Лучше голодным и в тюрьме, чем вот так вот, - Чира кивнул головой на закрытое одеялом тело брата. Он по-прежнему с ненавистью глядел на главаря.
      Несколько секунд они молчали, затем Глеб поднялся, его худощавое, некрасивое лицо передернула кривая ухмылка. Демонстративно, не торопясь, он достал из кармана пистолет, передернул затвор. Но Чира резко взмахнул рукой, и остро блеснувший металлом нож полетел в Москвина. Чира давно уже не тренировался, почти сутки держался на одной анаше. Нож в сердце не попал, угодил в левое плечо. Глеб вскрикнул, выстрелил, но его пуля ушла в потолок, а Чира уже снова поднимал руку. Выстрел Баллона опередил его. Пулей художника откинуло назад, на кровать, где лежало тело Поньки, нож выпал из руки и, загремев, упал на пол. Судорожным усилием Чира перевернулся лицом вниз, попробовал подняться, но подскочивший Баллон дважды выстрелил ему в затылок. Чира так и замер, стоя на коленях перед смертным ложем брата и положив окровавленную голову на его кровать.
      Убедившись, что он мертв, Баллон подошел к Глебу:
      - Ну что, сильно тебя зацепило?
      - Не знаю, - прохрипел тот и, сморщившись, попросил: - Выдерни нож.
      Баллон упершись левой рукой в грудь друга правой выдернул лезвие. Москвин, морщась, начал раздеваться. А оглянувшийся по сторонам Баллон вдруг заметил, что в комнате есть еще один свидетель. Вжавшись в угол между кроватью и стеной на них с ужасом смотрел Моня. В руках он по-прежнему держал недочиненную куртку и остатки сломанной иглы. Баллон усмехнулся и двинулся на еврейчика.
      - Ну что выпялился, жидяра? - весело спросил он. - Тебе пора, собирайся.
      Чем ближе подходил Баллон, тем больше Моня натягивал на себя куртку. Он еще увидел, как на него поднимается ствол пистолета, но снова смотреть в черный зрачок смерти у него уже не было сил. Баллон дважды выстрелил в овал головы, прорисовывающейся из-под плотной материи куртки, но мог бы этого и не делать. На секунду раньше выстрела сердце Мони разорвал страх.
      Глеб даже не оглянулся на грохот за своей спиной. Скривившись, он разглядывал рану. Лезвие попало в плечевой мускул, жизни эта рана не угрожала, но была большой и болезненной, на лице у Москвина выступил обильный пот.
      - Там у них должны быть бинты, посмотри, - он кивнул Баллону на верхний ящик тумбочки Маркела.
      Процедура перевязки заняла много времени. Баллон не имел такой сноровки, как его шеф, и несмотря на все усилия кровь так и проступала через белые бинты. Кое-как им вдвоем удалось с этим справиться, но левая рука и плечо Глеба превратились в огромный кокон. Он не стал надевать рубаху, натянул поверх майки джемпер, а в куртку все это сооружение залезло с трудом.
      - Могло быть хуже, - заметил Баллон, помогая другу одеваться. Помнишь, как он того дедка метров с двадцати снял?
      - Помню, - буркнул Глеб и, кивнув на сейф, подал ключ. - Бери баксы и идем.
      Открыв тумбочку, Баллон вытащил пакет с деньгами, пересчитал пачки и уложил их в черную кожаную сумку на длинном ремне.
      - Поехали, - поторопил он Глеба, оплывшим мешком сидевшего у стола.
      Тот с трудом встал, и Баллон с беспокойством подумал, что Глебу досталось гораздо сильней, чем он себе представлял. Сам он спросил о другом.
      - Маркела искать будем?
      Глеб поморщился. Тот оставался единственным свидетелем всей этой эпопеи, и надо было бы его убрать, да где теперь найдешь этого интернатовца?
      - Ну его на хрен. Выкрутится - хорошо, нет - еще лучше. Давай рвать когти.
      Уже на кольцевой развязке машина Глеба разминулась с серой "девяткой" Фугаса.
      25.
      Тройка, возглавляемая Фугасом, все делала по законам группы захвата. Обойдя дом и убедившись, что выход у него один, бывший прапорщик первым зашел на крыльцо и осторожно приоткрыл громоздкую дверь. Как он ни старался, но она все-таки предательски скрипнула. Чуть переждав, он осторожно осмотрел освещаемое слабенькой лампочкой захламленное помещение, а потом шепнул на ухо напарнику: "Вперед!". Начальства за спиной не было и самому рисковать не стоило.
      Парень прошел благополучно, затаился за железной лестницей, переждал немного и махнул рукой Фугасу. Таким же порядком они поднялись наверх. Там даже Фугас испытал чувство шока. Он долго разглядывал раны на затылке у Чиры и изуродованное лицо Мони.
      - Своих добивали, - пробормотал он. Его передернуло от отвращения. Что за люди, а? Хуже душманов.
      Затем он нашел тумбочку, про которую говорил тот парень в подвале. Хотя она и была открыта, но все-таки он заглянул внутрь и убедился, что валюта исчезла.
      - Да, ищи теперь их, - пробормотал он, а потом обратился к своему напарнику, таращившему глаза на шедевры Чиры. - Сходи за этим, следопытом нашим, Иваном Сусанинын. Да позови Ивана, пусть погреется.
      Пока парень ходил за Чебанком, Фугас разглядывал настенную роспись "конторы", чмокая языком и покачивая своей некрасивой, вытянутой как у лошади головой.
      - Смотри, знаешь кого из них? - спросил он пришедшего вместе с остальными Чебанка.
      Тот на удивление спокойно, не проявляя эмоций на блеклом, невзрачном лице, оглядел трупы и заявил:
      - Это Понька, он у них самый здоровый был. Этот, судя по рубахе, его брат, не то Чара, не то Чима.
      - Чира, - сверился по списку Фугас.
      - Ну да. А это, наверное, еврейчик их, уж не помню, как его звали.
      - Моня, - снова заглянул в список Фугас, потом подсчитал и сказал: Одного не хватает.
      - Маркела, - подтвердил Чебанок. - На дискотеку надо ехать, он в это время обычно там пасется.