С трудом Силин переключился на размышления о сложившемся положении. Эти мысли тоже не оказались радостными. Нынешний владелец его коллекции, один из богатейших людей страны, казался недосягаемым и неуязвимым. Но у Нумизмата не было пути к отступлению. Любой шаг назад -- это, как минимум, тюрьма, максимум -- смерть. У него не осталось иной цели, кроме как найти коллекцию и покарать виновных.
      Что делать потом, как жить дальше? Вопросы возникали сами собой, но Нумизмат упорно отгонял их от себя. В Силине сейчас как никогда прежде проявилась черта характера, больше всего в свое время бесившая Наташку, -упрямство. "Ему хоть кол на голове теши, а он все равно свое гнет!" -- как-то в сердцах сказала жена Силина во время жарких предразводных боев. Вот и сейчас Михаила словно заклинило.
      "Все равно он у меня еще попляшет краковяк!" -- упрямо думал Нумизмат, чувствуя, как безысходная тоска покидает его душу и тело. Вернет он себе коллекцию или нет, но этот Клерк своей жизнью заплатит за его, Силина, разрушенную жизнь.
      Вконец промерзший, но взбодрившийся, Нумизмат поднялся со скамейки. Уже покинув сквер, он вспомнил про памятник-валун, но возвращаться и смотреть, кому поставили такой большой булыжник, не было ни желания, ни сил.
      "Какая страна, такие и памятники", -- ухмыльнулся Михаил. Родившаяся совсем недавно ненависть к родной стране начала принимать гипертрофированные формы.
      А день тем временем потихоньку близился к вечеру. Силин понял, что уже ничего сегодня не успеет -- надо было искать какой-то ночлег. С метро он связываться больше не стал, трамваями и троллейбусами начал добираться до Комсомольской площади -- самого беспокойного в столице места.
      По пути он скупил с газетного лотка почти всю периодику. Продавщица чуть не подпрыгнула от радости. Залежалые номера "АиФ", "Совершенно секретно", бульварных листков этот высокий неулыбчивый человек взял не глядя. Наблюдая, как Силин утрамбовывает в сумку бумажную кипу, продавщица подумала: "Мужик не иначе как во Владивосток едет. Сколько чтива набрал".
      -- Счастливого пути! -- пожелала расчувствовавшаяся лоточница, отдавая Силину сдачу. Тот сначала удивленно поднял брови, а поняв, в чем дело, с усмешкой ответил:
      -- Спасибо, и вам того же!
      Теперь ему надо было решать проблему ночлега. Про гостиницу даже думать было нельзя, с его документами это было подобно добровольной явке с повинной. У дверей же Казанского вокзала его ожидал неприятный сюрприз. Вход для таких, как он, безбилетников оказался платным. Силин отошел в сторону, уступая дорогу тележке грузчиков, в три яруса заполненной огромными клетчатыми сумками с импортным барахлом. Чертыхаясь, Михаил полез в карман за деньгами, заранее с тоской представляя себе подобие отдыха в зале ожидания: жесткое сиденье, частое пробуждение от боли в затекшем теле, постоянный страх за стоящую у ног сумку и ночные часы, растягивающиеся до бесконечности. В эту секунду его кто-то осторожно тронул за руку:
      -- Мужчина, вам не ночлег нужен? Могу предложить, и недорого.
      Обернувшись, Силин увидел невысокую женщину, одетую достаточно скромно и без особых изысков: старенькое пальто синего цвета с серой норкой на воротнике, точно такая же шапка. На вид ей было лет сорок-сорок пять, лицо сохранило остатки милой женской красоты. Скромный макияж и отсутствие следов пристрастия к алкоголю заставили Михаила послушно отойти с ней в сторону от входа.
      -- Так вам нужен ночлег? -- снова спросила женщина.
      -- Да, хотя бы на ночь, -- признался Силин.
      -- У меня есть лишняя комната на двоих. Ужин, завтрак, чистые простыни.
      -- Сколько?
      Сумма вполне устроила Нумизмата. В самых скромных гостиницах драли во много раз больше.
      -- Хорошо, -- согласился Михаил.
      -- Деньги вперед, -- торопливо добавила женщина.
      -- Согласен, -- кивнул головой Силин.
      -- А можно посмотреть ваш паспорт? -- несколько нерешительно попросила хозяйка.
      Силин улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, полез в карман за своим "молоткастым-серпастым", но сердце его невольно сжалось. Хозяйка ночлега быстро пролистала "краснокожую паспортину" и с видимым облегчением вернула документ Нумизмату.
      -- Пойдемте, здесь недалеко.
      По дороге к троллейбусной остановке Силин выяснил, что женщину зовут Надей. До дома ее они ехали минут десять.
      "И это называется недалеко! У нас за такое время можно пол-Свечина объехать. Хотя для Москвы, наверное, и в самом деле близко".
      Дом, в котором жила Надя, оказался старой, еще дореволюционной постройки, со своеобразной архитектурой сквозного коридора, так удачно подошедшего к коммунальному быту.
      -- Раньше тут у нас три семьи жили, -- пояснила Надя. -- Затем мы вот поселились, только не очень удачно. Сначала у меня муж умер, потом отец с матерью, так что одна комната пустует. А деньги нужны -- и за квартиру много платить приходится, и дети растут не по дням, а по часам. Одни расходы.
      Силин насчитал в длинном коридоре семь дверей, четыре с одной стороны, три с другой. Чуть дальше помещалась кухня. Надя открыла одну из дверей, пропустила туда постояльца. В небольшой комнате разместились две кровати, на старомодной тумбочке -- не менее старинный черно-белый телевизор, рядом кресло, журнальный столик.
      -- Обстановка, конечно, не очень, -- смущенно заметила хозяйка.
      -- Да нет, ничего, в иных гостиницах бывает и хуже, -- подбодрил ее Силин, затем достал деньги и расплатился.
      Надя ушла, но не успел Нумизмат раздеться и выложить на кровать свой немалый запас газет, как хозяйка снова постучала в дверь.
      -- Пойдемте поужинаем.
      На этот зов Силин откликнулся с радостью. Пустой желудок давно уже сигнализировал ему, что съеденные поутру пельмени переработаны на калории и отходы.
      На обширнейшей кухне, где в прежние времена могли воевать как минимум семь кухарок, его поджидала большая тарелка дымящегося борща. Давно Силин не ел такой вкусной, а главное -- домашней пищи.
      -- Очень вкусно, просто необыкновенно! -- похвалил он, расправившись с порцией.
      Надя просто просияла:
      -- Правда? Да вроде бы обычный борщ. Давайте я вам еще налью!
      Михаил не смог отказаться от столь заманчивого предложения. Он съел бы и еще тарелку, но как-то застеснялся. В конце трапезы на кухне появился седой древний старик. Шаркая ногами, он подошел к плите и дрожащими руками попробовал налить себе в кружку воды из чайника.
      -- Папа, вы что же, позвать не могли? -- коршуном накинулась на него Надежда. Налив чая, она проводила старика в одну из комнат. Силин немного удивился, и когда хозяйка вернулась, спросил ее:
      -- Вы же говорили, что ваши родители умерли?
      -- Мои -- да, а это отец мужа. Там еще и мать его лежит, не встает уже.
      -- А детей у вас сколько?
      -- Двое, сыновья-погодки. Восьмой и девятый класс. Сейчас на секции, ходят на это... не каратэ, а ногами там еще лупят...
      -- Таэквандо?
      -- Да, вроде. Приходят домой поздно, все в синяках, голодные как волчата, злые... Что из них вырастет, не знаю. Может, еще чайку?
      -- Нет, спасибо. Если возможно -- чуть попозже.
      -- Ну, отдыхайте. А я снова на вокзал схожу, может, еще постояльца найду.
      Перспектива обрести соседа не очень обрадовала Силина.
      -- Надя, я долго добирался до Москвы, тут еще весь день бегал как заводной, -- Михаил вытащил деньги. -- Вот вам еще столько же, и никуда не ходите.
      Женщина явно обрадовалась.
      -- Вот спасибо. Вы так меня выручили. Иногда после работы там целыми часами приходится стоять.
      -- А вы еще и работаете?
      -- Ну а как же, в поликлинике, медсестрой. С девяти до четырех.
      Оставшись наконец-то один, Силин до позднего вечера штудировал прессу, иногда делая выписки на листе бумаги. Фамилия Балашова встречалась довольно часто, большей частью в официальной хронике. То он купил контрольный пакет акций, то участвовал в каком-то форуме "передовиков капиталистического труда", то встречался с заезжими банкирами. Часто она мелькала и в скандальной хронике. То Балашова подозревали в подкупе видного чиновника, то очередные торги госимущества прошли очень невыгодно для государства, зато очень выгодно для магната. Самые интересные статьи, а также фотографии Балашова Нумизмат аккуратно вырезал.
      В девять вечера Силин включил телевизор и в программе "Время" еще раз смог полюбоваться на своего врага, участвовавшего во встрече банкиров с премьер-министром. В одиннадцатом часу ночи бесконечный коридор бывшей коммуналки заполнился гомоном голосов и грохотом снимаемой обуви.
      -- Ма, есть давай! -- донеслось до Силина, и тот понял, что детишки вернулись с тренировки.
      Несмотря на шум, Нумизмата незаметно сморило. Очнулся он от странного ощущения присутствия рядом чужого человека. Михаил рывком сел, уронив на пол лежавшие на койке газеты. В комнате он обнаружил хозяйку дома, явно испуганную такой реакцией постояльца.
      -- Я только выключить телевизор... -- робко пролепетала она. Силин взглянул сначала на экран, равномерно показывающий что-то вроде стены песчаного карьера в сопровождении хора змей, затем на часы. Шел второй час ночи.
      -- Уснул и не заметил, -- пояснил Михаил, растирая заспанное лицо.
      Женщина как-то странно ежилась, прикрываясь руками, и Силин понял, что на ней только одна ночная сорочка на голое тело. Фигура у Нади была еще вполне в норме, в мягком свете электрических ламп пропали морщинки у глаз. Пахло от нее не то дезодорантом, не то духами, в этом Силин разбирался слабо, но очень приятно и возбуждающе. Другой на его месте бы просто протянул руку, и все... Но Силин всегда побаивался и не понимал женщин. После Наташки у него было несколько романов, но всегда при этом активную роль играли сами женщины. Пауза затягивалась, и Надя спросила:
      -- Вас завтра когда разбудить?
      -- Часов в семь, если можно.
      -- Хорошо, я как раз тоже встану.
      Надя ушла, Силин постелил себе, но потом еще долго лежал, ломая голову над тем, что же скрывалось за поведением хозяйки. А та тоже не спала, ругая себя за то, что позволила постояльцу о себе плохо подумать. Она действительно совершала последний обход дома и, заметив в комнате свет, хотела выключить и лампу, и телевизор. Но войдя в комнату, задержалась, рассматривая своего нового гостя. Она решила, что тот журналист -- везде газеты, вырезки, записи на столе. Потом ее привлек сам вид спящего мужчины. Силин чем-то неуловимо напоминал ей покойного мужа, такой же рост, похожая фигура. И на секунду Надю неумолимо повлекло к этому большому и сильному человеку. За это она сейчас и корила себя последними словами.
      Утро у них выдалось не очень счастливое: ни тот ни другой толком не выспался, Надя все прятала глаза, но и Силин неожиданно для себя сделал странный шаг. Зайдя в ванную комнату помыться, он сбрил усы -- последнюю связь с прошлым. Увидев его в новом облике, Надя сразу забыла про свои мучения и ахнула:
      -- Боже мой, зачем вы это сделали?!
      Силин глянул на себя в зеркало и смущенно почесал висок.
      -- Надоело, -- пояснил он.
      Надю можно было понять. Силин с усами и без них был словно два разных человека. Последний раз он брил их перед армией, и все провожающие очень долго смеялись над ним. Без усов лицо Михаила принимало странное выражение хитроватого лукавства, и все из-за линии тонких, будто изломанных в ехидной усмешке губ. Лишь усы придавали облику Нумизмата необходимый компонент мужественности.
      -- Надя, вы когда заканчиваете работать? -- спросил Силин, поглощая лапшу с одинокой сосиской.
      -- В четыре.
      -- Я сегодня наверняка не успею доделать все свои дела, мне бы хотелось оставить эту комнату за собой. Как вы посмотрите на это?
      -- Хорошо, так мне даже лучше. Никого искать не надо, ноги оббивать у вокзала, -- в глазах Нади промелькнула явная радость. Если все будет как говорит этот человек, то сегодня вечером она останется дома и наконец-то сможет постирать.
      -- Если все-таки мне придется уехать, я вам позвоню. Какой у вас телефон?
      Надя продиктовала Михаилу свой номер, тот записал его, и у подъезда дома они разошлись в разные стороны.
      Вернувшись на площадь трех вокзалов, Силин первым делом купил подробную карту Москвы и Московской области. Тщательно изучив ее, Нумизмат нашел нужный ему Кутузовский проспект и определил, как лучше до него добраться. Теперь предстояло сбыть оставшиеся у него ценности и ордена. Столица с беспощадностью пылесоса вытягивала у Нумизмата деньги, кроме того, добро занимало слишком много места в его истрепанной сумке. Сдуру Силин чуть было не сунулся к черному "БМВ", нахально расположившемуся на тротуаре рядом с Ярославским вокзалом с призывной надписью: "Куплю все". Но буквально на глазах у Михаила трое милиционеров вытащили и увели с собой растерянного гражданина восточной наружности с небольшим слитком золота в руках. Силин отошел к другой машине, но продал только обручальное кольцо да большой нательный серебряный крест. Посмотрев на предложенные Михаилом ордена, ара, сидевший за рулем иномарки, назвал столь смехотворную цену, что Нумизмат даже не стал с ним торговаться, сразу вылез и ушел, не обращая внимание на летящие вслед призывные крики "грача".
      Ордена он сбыл на Арбате людям, знающим в них толк. Особенно хорошо пошли пустовойтовские Красного Знамени, с наградным листом и фотографией героя. Остальное золото Силин сбыл в метро. Многие там сидели с табличками "Куплю золото" или "Куплю все", но Михаил почему-то выбрал невысокого полноватого гражданина в массивных очках на горбатом носу. Для проверки Нумизмат отдал ему второе кольцо, продавец внимательно изучил его и назвал цену. Они поторговались, и только после этого Силин сначала сунул покупателю в руку серебряный слиток, а затем, когда сторговались, уже и оба червонца. Горбоносый удивленно приподнял брови, но ничего не сказал. Не разжимая до конца ладони, он внимательно рассмотрел монеты, затем ловко извлек из кармана пузырек с кислотой, капнул кисточкой на монеты и согласно кивнул головой.
      -- Вы как предпочитаете, сейчас в рублях или чуть позже в долларах? -тихо спросил торговец, глядя на Силина поверх очков.
      -- Сейчас.
      -- Хорошо, это проще. Хотя большинство почему-то предпочитают "зелененькие".
      Ювелир мигнул кому-то за спиной Силина, тот сразу насторожился и сунул руку в карман. Но тревога оказалась ложной. Молодой парнишка, появившийся словно из-под земли, пошептался со своим старшим напарником, отвел Нумизмата в сторону и отсчитал ему причитающиеся деньги. Уже когда Силин растворился в людском водовороте, горбоносый ювелир сказал своему соплеменнику:
      -- Ты видел этого человека, Мойша? Это очень опасный человек. Готов поклясться на Талмуде, в кармане у него была "пушка", и он был готов перестрелять нас прямо здесь, в самом людном месте Москвы.
      А Силин уже спускался вниз по эскалатору. После вчерашнего психоза он с некоторой опаской ступил на движущиеся ступеньки. Но слава Богу, сегодня все было нормально, хотя Нумизмат все же старался не смотреть на бесконечную череду встречных лиц.
      В одном из переходов подземки его ожидала еще одна удача. Невысокий лохматый человечек в несуразно длинном пальто тихо окликнул его:
      -- Эй, мужик, купи паспорт.
      Пренебрежительно хмыкнув, Силин прошел было мимо, но потом вернулся назад.
      -- Твой, что ли, паспорт? -- спросил он, разглядывая пропитую мордочку старика.
      -- Да нет, -- зачастил тот, шаря у себя за пазухой. -- Вот, сын у меня помер, а паспорт его остался.
      Истрепанная красная книжица перекочевала из грязных лап продавца в руки Нумизмата.
      -- Трошкин Михаил Дмитриевич, -- прочитал Силин на первой странице.
      -- Ну да, а я вот Трошкин Дмитрий Иванович, -- ткнул себя кулаком в грудь необычный продавец.
      -- Как же это у тебя паспорт-то не забрали после смерти сына? -- удивился Михаил.
      -- Да болел он у меня сильно. Отвез я его в больницу, а сам загудел, -лицо старика озарилось по-детски счастливой улыбкой. -- В Подольск я уехал, к лярве одной. Эх, и гудели мы! Не заметили, как дом ее пропили. Тут приезжаю, а Мишку, говорят, похоронили давно. Он еще тогда, в марте, умер. Вот такой я несчастный человек, сына собственного пережил, и даже могилка где не знаю.
      Старик всхлипнул своим сопливым носом, а Силин только покачал головой на эту странную исповедь. Человек на фотографии в паспорте мало походил на Силина, но что устраивало Нумизмата, так это возраст -- тридцать семь лет, и московская прописка. Ни жен, ни детей у покойного не было.
      -- Сколько просишь? -- спросил Михаил старика.
      Сумма, запрошенная "несчастным отцом" на поминки сына, оказалась не очень большой, но Силин, поторговавшись, сбавил ее до двух литров водки. Покупка изменила его планы. Михаил завернул в ближайшее фотоателье, чуть переплатил, но через час получил четыре снимка стандартного официального размера.
      Все эти хлопоты отвлекли Силина от главного дела, и на Кутузовский проспект он попал лишь в конце дня. Увы, все увиденное здесь не вдохновило его. Нужный ему трехэтажный особняк оказался как бы задвинут от общей линии домов метров на тридцать и лишь виднелся из-за мощных голубых елей. Двухметровая железная ограда, массивные ворота под бдительной охраной рослых парней в полувоенной форме, телекамеры на каждом углу -- по меньшей мере, впечатляли.
      Нумизмат обошел здание с тылу и, по старой памяти, хотел понаблюдать за недоступным особняком из подъезда соседнего дома, но подойдя к двери, столкнулся с очередной столичной неприятностью. Про домофоны в своем Свечине Силин даже не слыхал, но поняв, что дверь открывается с помощью этой черной коробочки, нажал на кнопку под номером четыре.
      -- Да, кто там? -- вскоре донесся до него дребезжащий старческий голос.
      -- Это... слесарь, -- с некоторой запинкой, но все-таки нашелся Нумизмат. -- Проверяем отопление в квартирах, откройте пожалуйста, дверь.
      -- Какой еще слесарь? -- задребезжала старушонка в ответ. -- Что вы мне голову морочите!? Я этой весной слесаря две недели ждала. Идите отсюда, пока я милицию не вызвала!
      Судя по голосу, бабушка распетушилась не на шутку. Силин еще раз нажал на кнопку вызова и высказал в микрофон все, что он думает об этой почтенной женщине, ее покойных родителях и всех остальных предках до седьмого колена. Богатую лексику для незапланированного спича он позаимствовал из огромного словарного запаса своего бывшего брагадира шабашников Крота.
      Закончив витиеватый монолог, Силин очень быстро покинул проклятый район и к шести часам вечера вернулся на квартиру к Наде. Ему показалось, что та даже обрадовалась.
      -- А я уже стала бояться, что вы не придете.
      -- Да нет, -- улыбнулся Силин. -- Я бы тогда позвонил.
      За ужином он отдал плату за постой, сказал, что, возможно еще задержится в столице на несколько дней. Надя настолько расчувствовалась, что предложила то, что не предлагала еще ни одному из постояльцев -- принять ванну. От этого предложения Михаил не отказался. Последний раз он мылся в заброшеной пермской деревне, и грязные волосы стали проблемой даже для него, не слишком большого приверженца гигиены. После ванны Силин, по обыкновению, натянул на себя все то же самое белье, налил кружку горячего чая и удалился к себе в комнату.
      Кипяток ему понадобился отнюдь не для согрева организма. Минут пять он распаривал над горячим чаем фотографию на паспорте покойного Трошкина, а затем ловко и без следа удалил ее. Ровно вырезать свою фотографию и приклеить ее на освободившееся место уже не составило для Нумизмата большого труда.
      Прихлебывая остывший чай, Силин долго рассматривал новый документ и остался им недоволен. Сквозь старую фотографию проступали выпуклые буквы "Паспорт СССР". В новой версии главного документа гражданина свободной России надписи не было. На первый взгляд, это не бросалось в глаза, но если хорошо присмотреться...
      После некоторого раздумья Силин снова проскользнул в ванную, там на одной из полочек он видел самую обычную резиновую шайбу, бывшую забаву Надиных детей. Тяжелая, литая резина послужила исходным материалом для производства нужного ему штампа. Смог бы кто-нибудь только с помощью перочинного ножа и линейки изготовить подобное? Вряд ли. Но за спиной Силина были пятнадцать лет работы слесарем-лекальщиком, многочисленные опыты по изготовлению монет и врожденный талант. К часу ночи он закончил необычный штамп, вместо пресса использовал ножку кровати и собственное тело. Перед сном Михаил пролистал периодику, но ничего нужного для себя не нашел.
      Утром его снова разбудила Надя. Первым делом Силин вытащил из-под ножки кровати паспорт. Сверив его со своим собственным, он убедился, что затея удалась. Теперь уже никто не мог придраться к его документам.
      Этот день, как и предыдущий, кончился полным провалом. Силин облазил все окрестности дома на Кутузовском, но так и не смог ни на шаг приблизиться к особняку. Место, откуда стреляли по квартире Балашовых из гранатомета -узкую щель между соседним домом и оградой, -- давно заделали кирпичом. Так что Нумизмату даже не пришлось доставать из сумки свой потертый бинокль.
      На постой Силин вернулся совершенно разбитый, больше морально, чем физически. Поужинав и заплатив за очередную ночевку, Нумизмат заперся в комнате и начал обдумывать свое положение. Сначала он лежал на кровати, затем уселся за стол и достал свое досье. Тщательнейшим образом Силин еще раз изучил все, что было написано о Балашове, его семье, образовании, карьере. Несмотря на видимое обилие фактов, Нумизмат не мог сказать, что хорошо знает своего противника. Да, будущий магнат хорошо учился, школу окончил с "серебром", институт экономики -- с красным дипломом. Потом работа в ЦК ВЛКСМ и сразу, без касания реальной жизни, экономический отдел ЦК КПСС. Ну а потом Балашов всплыл уже тузом в сфере бизнеса. При этом он казался более закрытым, чем его коллеги по клану. Он не лез во власть, как Березовский, и не кичился своим богатством, как Брынцалов. Даже в пресловутой десятке богатейших людей страны Балашов маячил как бы на втором плане. За ним признавали и крупное состояние, и размах наполеоновских планов, и несомненный успех большинства его начинаний. Но все это как бы сквозь зубы, чаще поглядывая на более ярких представителей нового класса. Живого, реального человека Силин за всем этим так и не почувствовал.
      Среди множества статей Михаила привлекла заметка в "Московском комсомольце". Корреспондент побывал на одной из "ударных строек капитализма" в районе деревни Зубовка. Долго и слюняво обсасывая каждый строящийся там особняк, репортер упомянул в числе застройщиков и Балашова.
      "...Дом Виктора Балашова, -- писал он, -- поразил меня простотой и скучностью архитектурных форм. Трехэтажная квадратная коробка из итальянского кирпича, крыша из розовой черепицы, унылые лоджии из зеркального стекла, бассейн и оранжерея, примыкающие к зданию. Все скучно, традиционно, без размаха и фантазии. Забавно, что дом строят не турки или югославы, как на соседних участках, а наши кровные братья -- хохлы. И здесь наш "скупой рыцарь" остался верен себе: сэкономил по мелочам на зарплате строителям. Но в начале ноября Виктор Александрович справит новоселье. Так пожелаем ему нескучного проживания в своем серо-розовом замке..."
      "В начале ноября? -- подумал Нумизмат, откладывая в сторону статью. -Значит, буквально на днях. Может, съездить посмотреть на этот "домик в деревне"?
      Разложив карту Московской области, Силин нашел на ней Зубовку, определил, с какого вокзала к ней лучше подъехать на электричке, и уже в более спокойном состоянии души завалился спать. 3. ХУТОРОК МИЛЛИОРДЕРОВ.
      Как всегда, Силин ошибся в выборе средств передвижения. Он никак не мог соизмерить масштаб карты с реальными размерами столицы. От платформы до деревни оказалось не менее пяти километров по разбитой проселочной дороге, слава Богу, хоть заасфальтированной и довольно тихой. На мосту через небольшую речку Нумизмат остановился, оглянулся по сторонам и бросил в мутную воду небольшой пакет, мгновенно ушедший на дно. Так он избавился от большей части своего прошлого -- паспорта на имя Михаила Силина и двух пистолетов с пустыми обоймами. Теперь в его кармане оставался лишь один "Макаров" с последними семью патронами.
      Наконец достигнув деревни, Силин с разочарованием узнал, что нужное ему строительство идет в противоположной от Зубовки стороне, как минимум еще в пяти километрах. Съев полбатона хлеба и запив его холодным "Спрайтом", Нумизмат побрел дальше, хмуро поглядывая на не менее мрачное осеннее небо. Для полного счастья ему не хватало только дождя.
      Лишь через час он добрел до огромного поля, с трех сторон окаймленного лесом и заполненного громоздкими и удивительными конструкциями. Признаться, Михаил никогда не думал, что фантазия архитекторов может зайти так далеко: готические замки, восьмиэтажные дворцы с невероятно изломанными углами крыш, конструктивистские постройки, своей угловатостью напоминающие кучу небрежно брошенных коробок, модернистские виллы, пытающиеся соединить угловатость внешних форм с округлостью окон и дверей. Особенно поразило Нумизмата строение, чем-то напоминающее Кельнский собор, только выполненное не в камне, а в бетоне. Махина стояла в самом центре "хуторка" миллиардеров и была видна с любой точки нового поселка.
      Все эти сумасшедшие хоромины пребывали в разной степени готовности, но почти везде кипела жизнь. Суетились люди, подъезжали и отъезжали самосвалы, автокраны, гремели отбойные молотки и бухали агрегаты по забивке свай.
      С некоторой робостью Силин приблизился к грандиозной стройке. Проходя мимо готического собора, он услышал немецкую речь, около следующего строения, напоминающего гибрид "летающей тарелки" с мавзолеем, слышался восточный говор.
      "Турки", -- понял Силин, глянув на чересчур загорелых строителей. По ходу дела Нумизмат старался определить, где же находится вилла его подопечного. Что-то похожее он заметил в самом конце дачного массива, розовая крыша имелась только у этого сооружения. Пока Силин пробирался к нужному ему особняку, он услышал еще и славянскую речь, только сильно искореженную.
      "Югославы, наверное", -- мельком глянул он на чернявых красавцев, мерно таскавших носилки с раствором куда-то в глубь сооружения, похожего на ангар, только из белого мрамора.
      "А механизация-то у них точно такая же, как у нас, -- как ее называли при социализме, малая", -- не без ехидства отметил Силин.
      Рядом с домом Балашовых стояла вилла без крыши. В отличие от остальных строек работа тут явно была приостановлена. На крылечке строительного вагончика мирно покуривал старый мужичок в кепке. Вид у него был скучающий, а мордочка лукавой. Силин решился с ним заговорить:
      -- Добрый день, хозяин.
      Старичок засмеялся, продемонстрировав изрядно поредевшие зубы:
      -- День такой же хороший, как я -- хозяин этих хоромов.
      -- А что, разве нет? -- подхватил шутливый тон Нумизмат. -- Я думал, это твой домишко.
      Дед снова засмеялся:
      -- Я за свою жизнь и на туточкино крыльцо не скопил. Мне б его загнать кому, на всю оставшуюся жизнь хватило б водки горло полоскать.
      Силин глянул на роскошное мраморное крыльцо размером с волейбольную площадку и согласно кивнул головой:
      -- Да, это верно. Богатое крылечко. А что ж это у тебя никто не работает? -- Силин кивнул на недостроенные стены.
      -- Да хозяина, говорят, убили. Вроде бы вместе с машиной подорвали.
      -- А чего же ты тогда здесь сидишь? -- удивился Михаил.
      -- Как что? Охраняю объект. Деньги на месяц вперед уплачены, а там, глядишь, и новый хозяин найдется. Вон ту хибару с пиками видишь? -- старик кивнул на "готический храм".
      -- Ну? Хорошая хибара!
      -- Вот, пока ее строили, двоих хозяев похоронили. Понял?
      -- Ясно.
      -- А ты чего тут блукаешь? Из газеты, что ли? До тебя уж тут было несколько, иные и с камерами, меня, старого пня, снимали. Обещали по "ТВ-6" показать.
      -- Да нет, я не журналист, строитель. Работенку хочу подыскать. Только смотрю, здесь одна нерусь работает.
      -- Это верно. Немцы, турки, австрияки. Разве что вон там, -- дед кивнул в сторону заветной розовой крыши, -- наши пашут, да и то с Хохляндии. Сходи туда, может, примут.
      -- Попробую, -- сказал Силин и на прощание пошутил: -- А ты все же попробуй загнать крыльцо, а к нему, -- Михаил мотнул головой в сторону недостроенного дома, -- притащи от сарая.
      Дед еще квохтал своим пропитым и прокуренным голосом, а Нумизмат уже входил во двор особняка с розовой крышей. Было заметно, что дело тут идет к концу. Аккуратный двухметровый забор очень красивой и ровной кладки огораживал территорию чуть поменьше Красной площади. Сам дом, по сравнению со всеми остальными причудами, показался Силину самым что ни на есть нормальным: три этажа, достаточно большой, лоджии на втором и третьем этажах, действительно с зеркальными стеклами, но почему журналист обозвал строение "серым замком"? Прелестный бежевый цвет кирпича очень понравился Нумизмату, углы дома были закруглены выступающими полубашенками, и сама фигурная кладка делала его похожим на замок позднего средневековья. Двор перед домом был выложен квадратными плитами розоватого мозаичного бетона. Балашовы явно предпочитали теплые тона.
      На то, что в доме идут отделочные работы, указывали два явных признака: наличие бетономешалки, ровно гудевшей внутри прямоугольника недоделанного пейзажного фонтана, и два мужика, терпеливо смолившие сигареты рядом с ней. То, что работяги были наши, эсэнговские, Силин понял по их замызганным спецовкам, подобранным не по размеру и фасону, а по случаю. Оба строителя не очень доброжелательно уставились на приближающегося Нумизмата. Тот как-то даже оробел, увидев в глазах братьев-славян столь явную неприязнь. "Что это они так сразу?" -- мелькнуло в голове у Михаила. Но делать было нечего, требовалось как-то завязывать разговор. Силин изобразил на лице самую сладкую из своих улыбок и поприветствовал коллег: