За тысячи километров от Аравии, в заснеженной Москве Сизов только хмыкнул, узнав о столь странной вести.

— И что это означает? — спросил он Ждана.

— Ну, насколько я понял наших высоколобых академиков это попытка объединить всех мусульман под одним началом, — Ждан обладал уникальной памятью. Только раз прослушав доклад своих аналитиков-исламистов он шпарил теперь без малейшей запинки, лишь сменив высокий стиль академиков на более просторечный, почти базарный. — Когда пророк Мухаммед умер он не оставил наследника, и даже не намекнул кому из них стоит передать власть. Тогда и появились так называемые имамы. Первые имамы владели и духовной, и светской властью. Естественно там началась грызня, замочили какого-то Али — внучка самого пророка, на этом деле мусульмане и раскололись. Эти, шииты, все ждали что Али вернется в новом облике и рассудит всех по понятиям, то есть по справедливости, ну, такой вариант нашего второго пришествия Христа и Последнего Суда. Вот теперь Мухаммед и хочет сыграть на этом деле.

— Черт ногу сломит в этом исламе, — сморщился как от зубной боли Сизов. — Сунниты, шииты, есть еще исмаилиты, зейдиты, у меня с прошлой лекции наших востоковедов голова пухнет. Давай лучше посмотрим сможем ли мы раскрутить на что-нибудь путное хохлов.

Проблема с Украиной назревали давно. Пока по ее территории проходили нефтепроводы и газопроводы на Запад хитрые хохлы потихоньку воровали энергоносители и лишь делали круглые глаза когда со стороны России звучали предложения расплатиться. Но полгода назад вступил в строй новый газопровод и две нитки нефтепровода идущие через территорию Белоруссии и Польши. Сразу после этого Россия наглухо перекрыла своему соседу все краны. Это было ужасно. Донбасского угля хватало только на самые минимальные нужды, не замерзнуть основным городам и чуть теплиться заводам. Цены на бензин подскочили до мировых и упорно продолжали ползти вверх. По улицам городов почти не ездили машины, лишь переполненные трамваи и троллейбусы еще перевозили народ. Положение усугубилось тем, что Туркмения, пользуясь моментом, так же потребовала покрыть всю задолженность звонкой американской валютой. Решить эти проблемы должен был визит Украинского президента Шевченко.

Разговор они начали без особых предисловий.

— И долго вы собираетесь нас морозить? — спросил Шевченко, пристально разглядывая левый погон Сизова.

— Пока не заплатите долги.

— Мы переведем вам в ближайшее время миллиард долларов.

— Э, нет! Ваш миллиард нам до смерти не нужен, — засмеялся Соломин. — Гоните всю сумму, двадцать миллиардов.

— Какие двадцать миллиардов! — возмущенно всплеснул руками высокий гость. — Десять, а по некоторым данным, если хорошо посчитать взаимные долги, то и еще меньше. Восемь!

Соломин сморщил свой смешной утиный нос.

— Не надо нам сейчас пудрить мозги, вы прекрасно знаете сколько украли у нас и нефти и газа, так что перейдем к делу. Вы сможете выплатить половину суммы в ближайшие две недели?

Шевченко отвел глаза. Он знал что его страна может выплатить пять миллиардов долларов Туркмении, но ни как не двадцать России.

— Мы постараемся.

— Вот если постараетесь, мы так же постараемся открыть вовремя кран.

Тогда президент снова возмущенно взмахнул руками.

— И это братья славяне! У нас нет топлива для того чтобы запустить «скорые», народ замерзает. А вы дерете с нас последнюю шкуру!

— Ты смотри, сразу вспомнил про славянское братство! — засмеявшись Соломин обернулся к Сизову. — А то все: «Геть поганы москали!»

— Ну не надо, не надо передергивать! — сморщился Шевченко.

— Хорошо, не будем, — сказал Сизов. — У нас есть простое и ясное предложение. Мы прощаем вам этот долг, открываем все краны, начинаем отсчет с нуля, а вы отдаете нам Крым...

Сизов увидел в глазах украинского президента странную смесь ужаса, ненависти, бессилия и плавно закончил начатую фразу.

— ... в аренду сроком на девяносто девять лет.

Шевченко чуть расслабился. Это звучало уже более приемлемо. Если бы Сизов потребовал Крым насовсем, то против этого восстала бы вся Украина. Против аренды же подымутся националисты из «Уна-Унсо», но основное население «незалежной» страны воспримет это более спокойно. Шевченко попробовал еще сопротивляться.

— Это шантаж, — пробормотал он.

— Это деловое предложение, — сказал Соломин. — Кроме того мы предлагаем вам разместить на ваши Николаевские заводы заказ на строительство атомного авианосца и двух крейсеров. Нам будут нужны ваши ракеты для запуска спутников связи. Предлагаем восстановить взаимное изготовление транспортных самолетов. Так что думайте. Через два часа мы встретимся снова.

Два часа дело не решили. Лишь через сутки протокол о передаче Крыма в долгосрочную аренду России был подписан.

— Ладно, черт с ними, пусть помучаются, — сказал Шевченко после протокольного банкета своему премьер-министру. — Все равно последнее время с этим Крымом больше хлопот, чем доходов.

Это были не пустые слова. Бывший всесоюзный курорт, родина лучших марочных вин в последнее время прозябал в нищете. Это было закономерным итогом всей политики украинского руководства последних лет. Глупыми таможенными сборами был подорван основной источник доходов туризм, а самой большой проблемой в последние годы стали татары. Исламисты все больше и больше разыгрывали в свою пользу эту странную игру с переселением некогда изгнанных с полуострова «отцом народов» местных татар.

Спустя месяц после подписания протокола в Симферополь прибыл губернатор новой провинции генерал Иван Бахметьев. Это назначение вызвало у многих удивление. Бахметьев прославился в Чечне. Жесткий до жестокости, он прошел все чеченские войны и долгое время был комендантом Ичкерии. Вместе с собой он привез батальон войск быстрого реагирования. Ознакомление с ситуацией произошло буквально с колес. Прощальный разговор с бывшим главой Крыма Семашко с одновременной дегустацией массандровских вин был прерван появлением адъютанта генерала.

— Товарищ генерал, волнения в Семеновке.

— Это где? — спросил Бахметьев.

— Это не так далеко, километров сорок отсюда, на берегу моря, — пояснил сдавший дела губернатор.

— Машину мне, и поднимай первую роту.

Уже в мчащейся по ночным улицам «Волге» Семашко поведал о причинах волнений.

— Раньше это было чисто славянское село, ну там и греки жили, и армяне, все как полагается. Но когда разрешили вернуться в Крым татарам они начали активно селиться в Семеновке, и уже составили половину всех живущих, а затем начали медленно выживать из села всех остальных. Было много убийств, потом начались вот эти откровенные погромы, сжигают христианские семьи прямо в домах.

— И как же вы это терпите?

— А что делать? — Семашко развел руками. — У меня не было таких полномочий как у вас.

Зарево пожара они увидели издалека, еще на пригорке. Бахметьев приказал водителю:

— Давай прямо туда! — И «Волга» стремительно рванулась вниз. Семашко оглянулся назад, за ними поспевал только «Уазик» с личной охраной, бронетранспортеры с десантниками отстали. Бывший губернатор Крыма невольно поежился. Пожар полыхал на центральной площади поселка, горел большой жилой дом, рядом колыхалась толпа людей. Увидев машину она с ревом качнулась вперед, посыпались удары рук по стеклу и капоту, и только когда высыпавшие из «Уазика» десантники дали дружную очередь в воздух из всех пяти автоматов, толпа откатилась назад. Солдаты с помощью прикладов и тумаков начали все дальше отодвигать возбужденных людей, и лишь тогда Бахметьев подчеркнуто не торопясь вышел из машины и двинулся к пожарищу. Лицо его неприятно опалило жаром, в воздухе остро пахло гарью, паленой шерстью, с треском похожим на выстрелы лопался от жара шифер. Откуда-то со стороны к нему кинулась простоволосая, бьющаяся в истерике старуха.

— Ой, сыночек, всех, всех сожгли! И сына, и дочку, двоих внучат!...

— За что?

— Не знаю!

Бахметьев повернулся к толпе. По случаю церемонии передачи власти он был одет в штатский костюм, лицо его находилось в тени, зато он хорошо видел эти освещенные заревом, возбужденные лица погромщиков. Там были женщины, бородатые старики, совсем детские лица. Но как-то сразу ему бросились в глаза несколько мужчин, стоящих в первых рядах. Молодые, все с аккуратно подстрижеными усами под Джохара Дудаева, они не бесновались, а наоборот, были предельно спокойны и даже веселы. От их фигур веяло силой и уверенностью в себе. В пяти шагах от толпы Бахметьева догнал адъютант.

— Товарищ генерал, десант на подходе.

— Два взвода пусть оцепят деревню, чтобы мышь не проскользнула. Взвод сюда, и подтянуть к рассвету весь батальон.

Отдав приказания генерал упругим шагом подошел к толпе.

— Какие претензии?

В ответ полыхнул возмущенный рев голосов, толпа раздвинулась и Бахметьев увидел завернутое в простыню человеческое тело. Один из тех кто был поближе торопливо откинул простыню и генерал увидел красивое юношеское лицо.

— Пьяный Иван задавил Ахмеда!

— Да, ехал на тракторе и задавил!

— Он отстреливался!

— Да, и ранил двоих!

Говорили это в основном двое стариков, остальные возбужденно продолжали кричать что-то на жуткой смеси русско-украинских слов и родного татарского. Кто-то крикнул:

— Эй, Семашко, пусть твои русские убираются из нашей деревни!

Генерал молчал, потом достал из кармана портсигар, чиркнул зажигалкой. Когда свет ее высветил лицо приезжего чиновника толпа невольно притихла. Это был вовсе не добродушный и всегда растерянный добряк Семашко. Это квадратное лицо с навеки застывшим выражением упрямства и воли, эти глаза с вечным прищуром целящегося человека, жестокую линию рта с рваным шрамом в самом уголке губ они не раз и не два видели в репортажах с полей боев в Чечне и Средней Азии. Подбежавший адъютант доложил губернатору.

— Все готово.

И тот час на площади появились три десятка рослых парней в камуфляже, с автоматами на изготовку. Командир взвода вскинув к виску руку встал навытяжку рядом с Бахметьевым, но тот не дал ему ни чего говорить, только ткнул пальцем в толпу.

— Вот этих пятерых взять, остальных разогнать по домам.

Когда десантники начали выдергивать из людской массы зачинщиков толпа качнулись их защищать, но пара длинных очередей поверх голов и пяток брошенных в самый центр толпы свето-шумовых гранат заставили всех обратиться в бегство. Вскоре на площади осталось лишь тело мертвого пацана, несколько головных платков, да с десяток пар самой разнообразной обуви. Бахметьев повернулся к командиру роты.

— Чтобы ни одна сволочь не покинула село. Хорошо допроси этих пятерых, запиши адреса, кто они, откуда присланы. Да, и... прибери этого, — он мотнул головой в сторону трупа. — А то нехорошо, будет парень всю ночь лежать тут один. А мы пока закончим с моим украинским коллегой.

И «Волга» увезла из поселка обратно в Симферополь обоих представителей власти.

За ночь из поселка пытались выскользнуть еще трое. Все они оказались арабами, двое из Иордании, один из Египта. Так же приезжим, из Ирана, оказался и один из той пятерки, так не понравившийся Бахметьеву. На следующее утро, лишь рассвело, началась зачистка села. С помощью русского населения быстро выявили самых явных исламистов из татар, к вечеру все было кончено. Как-то выглянув во двор из окна мэрии генерал увидел лежащий на земле громадный каменный крест.

— Это что такое? — спросил он главу администрации поселка.

— Это крест в честь тысячелетия крещения Руси, он стоял на вон том холме, — мэр показал рукой на самую высокую сопку за окраиной села. — Но татары его свалили, сказали что он возмущает их религиозные чувства. Вот, чтобы не разбили совсем привезли его сюда.

— Ясно, — отозвался Бахметьев.

К пяти часам вечера все татарское население поселка, почти тысяча человек, было согнано на пустынный обширный пляж. Спустившись вниз генерал остро почувствовал особый, йодистый запах моря. Его чуть штормило, и несколько минут Бахметьев как завороженный наблюдал за подымающейся и опадающей водной стихией. Море он любил безмерно, даже такое, серое, зимнее, штормовое. В свое время в детстве Бахметьев мечтал стать моряком, но судьба повернулась по другому. С трудом оторвавшись от этого созерцания генерал со вздохом поднялся на специально приготовленный по этому печальному поводу помост. Два столба, длинная поперечина и восемь свисающих вниз веревок с петлями не давали ни кому из собравшихся усомниться в истинном предназначении этого сооружения. Перед ним, снизу стояли мужчины, женщины, старики и дети. Большинство из них было ни в чем не виноваты, но чтобы дальше не пролилась кровь надо было идти на еще большую, акцентированную жестокость. За его спиной на помост начали выводить восьмерых задержанных. Руки у них были связаны, лица распухли от побоев — следы «хорошего» допроса десантуры. Отдельно, на песке, было разложено на всеобщее обозрение обнаруженное оружие: три автомата Калашникова, два пистолета, гранатомет «Муха» и несколько толовых шашек. Для Чечни подобный «улов» смотрелся жалким запасом расшалившихся пацанов, но для Крыма это было уже весомо. Дождавшись пока всех задержанных расставят по местам Бахметьев отработанным десятилетиями командирским голосом обратился к толпе.

— Говорят вы хотите жить отдельно, без русских, хохлов, греков, молдаван. Живите. Я могу вас переселить в Сибирь, там такие просторы, что хоть неделю иди ни кого не встретишь, ни русского, ни китайца. Хотите? Нет?! — он сделал паузу, обвел толпу тяжелым взглядом. — Тогда живите здесь в мире и согласии со всеми остальными. У вас самый благодатный край. Этим летом в Крым приедут миллионы туристов, живите как все живут в Сочи, на всех других курортах и будете процветать.

Решив что он сказал все что надо, генерал обернулся к будущим жертвам, но в этот момент из толпы с явной издевкой донеслось:

— А может мы хотим жить как в Турции!

Бахметьев живо обернулся.

— Ну, а в чем же дело! Могу устроить и это. Прямо сейчас все вы поплывете в Турцию, без корабля, саженками, брассом, по собачьи, кто как сможет.

Он отдал короткую команду и оцепление начало теснить толпу в море. В воздух сейчас же взвились истошные женские голоса, прозвучала пара очередей. Когда вся тысяча человек оказались по колено в воде Бахметьев отдал команду отставить. Это вынужденное купание в зимнем море сильно остудило всех собравшихся. После этого генерал обернулся к виселице и кивнул своим подчиненным.

— Начинайте!

Один из восьмерых задержанных, тот что оказался ближе к генералу на хорошем русском языке воскликнул:

— Я протестую! Я гражданин Иордании! Вы не имеете права!

— А мне начхать что ты иорданец. Я может быть тоже наполовину мордвин, ну и что?

— Я приехал учить детей святым истинам корана!

— С автоматом вместо указки? Нам не нужны такие учителя. А учителей им пришлют из Москвы, я тебе обещаю. Коран они будут знать лучше тебя.

Когда длинная скамейка была выбита, и ноги всех восьмерых начали судорожно дергаться в поисках утраченной тверди, среди колыхнувшейся толпы снова поднялся женский вой и плач. Минут через десять, когда все было кончено генерал снова обратился к толпе.

— На этот раз я вас прощаю, но если еще у кого в доме обнаружу оружие, выселю всю семью в Сибирь. Год назад я был в Иерусалиме. Там, на Храмовой горе стоят две ваших самых почитаемых мечети и Храм Гроба Господня. И ни кто не считает это зазорным.

Он ткнул пальцем в сторону холма, на котором уже стоял православный крест и сказал.

— Если хоть кто-то тронет его пальцем, я прикажу взорвать вашу новую, красивую мечеть. Теперь старейшин попрошу подойти поближе, остальные свободны.

Три часа Бахметьев разговаривал со стариками в здании мэрии, после этого в поселке Семеновка никогда больше не было ни каких стычек. Но не везде все прошло гладко. В другой деревне губернатор все-таки выселил три семьи в Сибирь, и так как татары упорно уродовали местный православный храм он взорвал только что отстроенную на заграничные деньги мечеть. Выполнил он и другое свое обещание. Из России прислали несколько сот мулл и учителей для местных мусульманских школ.