На первый из трупов он наткнулся метров в тридцати, нашарив в руках окоченевшего на холоде покойника автомат он отстегнул магазин и пополз дальше. На самой урезе воды покойники лежали друг на друге, и Аксенов в азарте переползал от одного к другому, наощупь находил оружие и снимал и снимал магазины, рассовывая их в нагрудные карманы. Под руку ему попалась большая холщовая сумка, когда и она была полна магазинами Виктор пополз обратно. Неожиданно один из лежащих на его пути коротко и мучительно простонал, а потом перевернулся прямо лицом к лицу с лейтенантом. Аксенов услышал тяжелое дыхание раненого, запах чеснока, никогда не чищенных зубов, и еще чего-то страшного, необъяснимого. Лишь когда афганец захрипел и рука его машинально схватила одежду пограничника в последних судорогах, Аксенов понял что это агония. Вскоре умирающий затих, пальцы его разжались, но тут Виктора охватил непонятный, поднявшийся из нутра его души ужас. Его мгновенно вырвало, и уже не маскируясь он вкочил на ноги подхватив сумку с боезопасом припустился бежать к окопу. Слева тут же в его сторону полетели очереди, но от окопа пограничников взволнованной басистой скороговоркой загремел пулемет Владимирова. Когда Аксенов свалился на дно окопа тот спросил:
      - Ты чего бегом-то?
      - Да так, - отмахнулся Виктор, устало приваливаясь к податливой земляной стенке. А старший лейтенант уже осматривал его трофеи, подсвечивая себе фонариком.
      - Что принес? Ого, солидно! Этак мы продержимся тут еще долго...
      В это время со стороны окопавшихся на их стороне талибов взвилась вверх красная ракета, а через секунду, уже с другой стороны, справа - еще одна. Владимиров выругался, вскочил на ноги, и прежде чем Аксенов понял что тот делает выстрелил вверх из ракетницы. Она оказалась так же заряжена красной ракетой, и через пару секунд с другой стороны Пянджа послышался звук пушечного выстрела, засвистел разрезаемый снарядом воздух.
      - Ложись! - закричал Алексей, сам падая на землю. Под Виктором содрогнулась земля, грохот взрыава болезненно ударил по перепонкам, на голову посыпались комья земли. Взрывы распахали темноту еще три раза, потом, к удивлению Аксенова, переместились влево.
      - Ага, купил я все-таки их! - восторженно закричал Владимиров. - По своим бьют!
      Со стороны талибов все били и били вверх красные ракеты. Владимиров стрельнул и своей ракетницы еще раз, потом обернулся к своим подчиненным.
      - Надо уходить пока темно. Против артиллерии нам не справиться. Пойдем так, - он махнул рукой в темноту, - между ними. Я первый, Кадыров за мной, ты замыкающий. Вперед!
      Взяв на изготовку пулемет Владимиров выпрыгнул из окопа и пригнувшись побежал вперед. Его маневр повторил таджик, Аксенов уже оперся на брусвер, когда свист снаряда начал нарастать с пугающей быстротой, время словно замедлило свой шаг, Виктор застыл в этой позе словно в оцепенении, а затем вспышка и грохот взрыва слились в одно целое, отключая сознание лейтенанта.
      Первое что почувствовал он очнувшись, это тяжесть. Ему было тяжело дышать, думать, шевелиться. Виктору было очень плохо, в голове пульс стучал словно два молотобойца, его тошнило, весь мир кружился вокруг него, и эта тяжесть... полежав несколько минут Аксенов застонал, чуть пошевелился, и от этого звука и этого движения его чуть не вывернуло наизнанку. Прошло еще минут десять, прежде чем лейтенант сумел набраться сил и приподнять голову. У него сложилось впечатление что ее кто-то держал сверху, и лишь преодолев эту странную тяжесть Аксенов почувствовал облегчение и болезненный удар света по глазам. Зажмурившись он переждал немного, и начал оглядываться по сторонам. Похоже что его завалило землей в том же самом окопе. Превозмогая тошноту Виктор целиком выбрался из земляного плена и наконец-то вздохнул воздух полной грудью. Отдышавшись от осторожно потрогал больную голову руками, убедился что она на месте, осмотрел себя и понял что даже не ранен.
      "Повезло, - подумал он. - Только контузило".
      Сквозь вязкий шум головной боли начали проникать еще какие-то неприятно знакомые звуки. Сначала Виктор пытался понять где он их слыхал, потом оставил это занятие и приподнявшись выглянул из полуразрушеного окопа. То что он увидел заставило его снова торопливо пригнуться. Очевидно после контузии у него ослаб слух, иначе бы он не воспринимал рев тяжелых грузовиков как отдаленный, однообразный шум. Совсем рядом, метрах в ста от него тянулся на другой берег Пянджа понтонный мост, и по нему ехали и ехали танки, бронетранспортеры, а больше всего именно грузовики полные народу. Нашарив свою фуражку Аксенов прикрыл ее свою неуспевшую загореть лысину и по новой осторожно выглянул из окопа. Да, это были талибы, в серых халатах, каждый с зеленой чалмой на голове. Лейтенант отчетливо видел их лица, продолговатые, худощавые, с острыми длинными носами и миндалевидным разрезом глаз. Все эти жадные, черные глаза были устремлены вперед, они словно были уже там, на плодороднейших равнинах Узбекистана и Туркмении, там где нет суровой зимы, много фруктов, еды, и еще больше неверных, а так же забывших об истинном мусульманстве правоверных. Они вернут им истинную веру, не всем, тем кого помилуют, а большинство из них достойны за свои грехи только одной участи, смерти.
      Аксенов, ослабев, сполз на дно окопа, на короткое время им овладело отчаянье. Его положение казалось безнадежным, один, вдали от своих, практически в тылу врага. Лишь минут через пять он овладел собой.
      "То-то они лезли на это место так настырно. Здесь кратчайшая дорога на перевал и самое удобное место для высадки. Ничего, дождусь темноты и уйду отсюда незамеченным. Надо посмотреть что у меня есть."
      Короткая ревизия не вызвала у него особого восторга. Было много боеприпасов, он откопал свой автомат, ту сумку с магазинами. Зато из питания были два куска хлеба, к тому же осколок пробил его фляжку, а пить ему сейчас хотелось больше всего. Пробравшись к другому краю окопа Аксенов обнаружил на бруствере мертвое тело пограничника. Судя по разбитой рации на спине это был Кадыров.
      "Значит он не ушел", - понял Виктор. - А Алексей?"
      Судьбу товарища он понял осторожно выглянув из-за тела таджика. Метрах в пятидесяти за дорогой, Виктор увидел большой шест, а на нем что-то круглое. Схватившись за бинокль Аксенов приник к окулярам судорожными движениями крутя верньер наводки. Да, ошибиться он не мог. Это была отрезанная голова лейтенанта Владимирова. Большое, крупное тело Алексея лежало рядом, судя по тому что у него не было ноги Виктор понял как старший лейтенант попал в руки талибам. Опустив бинокль Аксенов схватился за автомат, в горле судорогой рвалась наружу ненависть. Ярость требовала только одного - стрелять, стрелять и стрелять в эти чужие, жестокие лица! Лишь трясущиеся руки остановили Виктора. Он понял что в таком состоянии не сможет попать даже в грузовик. Тут со стороны реки послышались какие-то крики, Аксенов выглянул из своего укрытия и понял, что у одного из стареньких "Уралов" заглох мотор. Водитель открыл капот и начал ковыряться в двигателе, пассажиры же ссыпались вниз и оживленно жестикулируя начали помогать ему бесплатными советами. Все это длилось больше часа, потом через толпу пробился человек в сером мундире европейского покроя, он что-то сердито закричал на шофера, тот начал оправдывать, его поддержали пассажиры. Несмотря на всю эту шумную защиту офицер был неумолим. Властными жестами он разогнал всех в разные стороны, лично вывернул руль, и толкаемая бывшими пассажирами машина свалилась в реку и счезла в воде. Оживленно обсудив проишедшее талибы начали разбредаться вдоль колонны, с шумом и перебранкой отвоевывая себе место в переполненных кузовах.
      Это эпизод привел лейтенанта к одной простой мысли. Он дождался темноты, зарядил в подствольник последнюю гранату, тщательно прицелился и ударил как раз промежь фар ближней к нему машине. После этого Аксенов поливал и поливал огнем застывшую на месте колонну, делая паузы только для того, чтобы сменить пустой магазин на полный. В эти короткие секунды он слашал со стороны моста крики душманов, даже выстрелы в его сторону, но не обращал на них ни какого внимания. Сейчас ему было все равно, убьют его или нет. Наконец кончился последний рожок, Виктор отложил в сторону перегревшийся автомат и удивился что он еще жив. На мосту пылали как минимум десять машин. Время от времени у них взрывались бензобаки, и этот взрыв ярко освещал место бойни. Один из грузовиков рванул как-то особенно мощно, Виктор понял что тот вез боеприпасы. После него черная линия понтонов медленно начала изгибаться в сторону течения и двумя разорванными кусками разошлась вдоль берегов Пянджа.
      Вернувшаяся на звуки стрельбы колонна талибов из шести машин рассыпалась цепью и прочесала берег. Но они не нашли ни кого. Аксенов к этому времени растворился в темноте, унося в рюкзаке снятую с шеста голову своего товарища
      Эпизод 3.
      2003 год.
      Понзительный голос муэдзина в это утро казался особенно надрывным и жалобным. Его усиленный громкоговорителями голос проникал даже через плотные стены королевского дворца. Когда же он смолк тишина наступила лишь на секунду, потом ее взорвал далекий хор отчаянных женских голосов.
      "Все, свершилось", - с облегчением подумал Файяд эль-Дамани, и разогнувшись в поклоне покосился вправо. В каком-то метре от него застыл в земном поклоне Мухаммед ибн Абдель Фейсал Аль Сауд, с этой секунды король самой могущественной страны мусульманского мира. Он медленно разогнулся и Файяд в тысячный раз увидел этот характерный, горбоносый профиль, чересчур маленькую нижнюю челюсть, глубоко посаженные глаза. Последний раз Мухамед провел ладонями по лицу и прошептав слова молитвы повернулся в сторону своего самого верного и преданного друга. Эти черные как угли глаза вызывали у Файяда каждый раз одно и тоже чувство страха и восторга, такой страстью и силой горели они.
      - Теперь вы король, ваше величество! - сгибаясь в поклоне обратился к своему господину Файяд.
      - Пока еще нет. Почему они медлят?
      - Не знаю, ваше величество. Я пойду потороплю...
      Файяд сделал движение чтобы встать, но король остановил его.
      - Не надо. Я подожду. Я слишком долго ждал чтобы теперь спешить.
      И он снова прикрыв глаза начал шептать слова молитвы. Лишь через пять минут они расслышали в коридоре шаркающие звуки шагов многочисленной толпы, дверь тихо открылась, первым в комнату вошел брат только что почившего в бозе короля Фейсала и родной дядя нового правителя, Аль-Тараки. Лицо этого семидесятилетнего седобородого старика на секунду отразило изумление, потом он упал на колени и пополз в сторону молящихся. Престарелого царедворца можно было понять, слишком разительно покои нового короля отличались от комнат других его многочисленных братьев. В ней не было привычной восточной роскоши, всех этих оттоманок с позолочеными спинками, серебряных кальянов с золотой инкрустацией, дорогой мебели, сделаной на спецзаказ электроники с украшеными алмазами пультами управления. У Мухамеда не было ни чего! Только голые стены, молельные коврики, да низенькое ложе в углу покрытое лоскутным одеялом.
      В том что первый визирь королевства первый раз попал в стены вотчины нового короля не было ни чего удивительного. Еще полгода назад Мухамед был всего лишь пятым в иеархии королевстра. Наследным принцем почившего симидесятилетнего Фейсала был первый его сын, пятидесятилетний Абдулла. По полгода назад любимец короля за неделю сгорел от скоротечной саркомы. Эта смерть подорвала здоровье Фейсала, и он уже больше не встал, перенеся за короткое время три инфаркта. Но злой рок словно преследовал королевскую семью. В Америке катаясь на легкомоторном самолете разбился назначеный наследником принц Джафар. Сорокопятилетний плейбой больше любил скорость и девушек, чем государственные заботы, и Аль-Тараки воспринял это известие с некоторым облегчением. Трудно было представимть на престоле ортодоксального мусульманского государства этого пропитавшегося всеми язвами западного мира человека. Но всего три дня назад оставшиеся в иеархии королевста два старших принца охотясь на газелей перевернулись в открытом джипе. Один из них умер на месте, второй лишь вчера, в госпитале. Каким-то образом больному королю сообщили о смерти братьев, после этого он впал в кому и уже не приходил в себя. Еще за день до смерти короля собрался так называемый Совет принцев, совещательный орган из самых близких и влиятельных родственников умирающего короля. Несмотря на то что званием принц в Аравии носило не менее трех тысяч человек, только эти тридцать мужчин в белоснежных бурнусах имели истинную власть. Здесь были два брата покойного короля, сыновья предыдущего короля, Азиза, и наконец сыновья самого Фейсала. Все они занимали ключевые посты в стране: первый заместитель премьер-министра, министр нефти, министр обороны и начальник национальной гвардии, губернаторы провинций. Все они ненавидели друг друга, зная что все эти родственники претенденты на такой желанный, но, увы, единственный престол. После трехчасового разбирательства пришли к компромисному решению: избрать королем старшего сына Фейсала, Мухаммеда.
      - Ваше величество, ваш отец и наш король оставил нас, уйдя к предкам. Теперь вы наш король, - прошептал заученую фразу министр.
      Мухамед даже не обернулся к своим подданным, но голос его звучал твердо и решительно.
      - Восславим же аллаха милосливого и милосердного, - и толпа царедворцев послушно склонилась в молитве.
      Через неделю посол Соединенных Штатов Джон Мерфи отдыхал у себя в апартаментах наслаждаясь искуственной прохладой кондиционера. Первичная горячка в связи со сменой власти прошла, все нужные отчеты и запросы госсекретаря и самого президента отосланы, и поэтому очередной звонок мобильного телефона сейчас прозвучал очень некстати.
      - Хай! Мерфи у телефона.
      - Это я. Нам надо встретится.
      Абонент не назвал себя, но Мерфи хорошо знал этот голос. За пять лет работы в королевсте он сотни раз встречался с Аль-Тараки, без сомнения самым мудрым из всего многочисленного клана Фейсалов.
      - Это срочно?
      - Да.
      - И где?
      - Приходи в кофейню Мустафы, часов в восемь. Тебя проведут.
      - Хорошо.
      В восемь часов вечера снедаемый любопытством Мерфи переступил порог кофейни Мустафы, довольно большого заведения в восточном стиле, с куполами и многочисленными залами, весьма популярного среди местных аристократов. Запах этого заведения был густо пропитан ароматом кофе, высшим сортом табака, восточных прянностей и благоуханий. Из невидимых динамиков мягко звучала красивая восточная музыка, белые одежды арабов резко контрастировали с европейскими нарядами европейцев, японцев и индусов. Это было не только место отдыха, но и клуб, место встречи для деловых знакомств. Порой в неторопливых беседах за кофе и кальяном обсуждались сделки на сотни миллионов долларов. Европейцы часто посещали это заведение и появление посла США не вызвало видимого удивления у завсегдатаев кофейни. Мерфи не торопясь переходил из одного зала другой минуя узорчатые арки, вежливо раскланиваясь со знакомыми и ни кого не спрашивая где ему найти Аль-Тараки. Подобное любопытство, да и сама торопливость, спешка не в правилах Востока. Вскоре к нему подошел официант и поклонившись округлым жестом предложил последовать за ним. Аль-Тараки расположился в небольшой комнате за тяжелой бардовым занавесом с узорчатой росписью золотой нити. На инкрустированным столике перед ним стояло блюдо с фруктами, ваза с восточными сладостями, в углу стоял мангал засыпанный раскаленным песком с серебряной туркой дымящегося кофе. Вежливо поздоровавшись Мерфи уселся на низкую лежанку по восточному подогнув под себя ноги. Это не составило ему большого труда, в свое время он долго увлекался йогой, да и сейчас еще, в свои шестьдесят два года сохранял гибкость и силу молого человека. Приняв из рук услужливого слуги чашечку кофе посол с удовольствием начал потягивать огненную жидкость, наслаждаясь редчайшим вкусовым букетом, характерным только для этого заведения. Еще пять лет назад он признавал два вида напитков, виски и кока-колу, но Восток перевоспитал и его, бывшего арканзаского сенатора. Дегустируя кофе Джон с любопытством поглядывал на посасывающего мундштук кальяна Аль-Тараки, но ничего не спрашивал. По обычаю предпологалось что беседа должна была начаться только после того как первая чаша опустеет. Мерфи отметил что его визави явно не в духе. Затяжки визиря были неравномерны, когда он отрывал губы от мундштука было видно как мелко трясется голова Аль-Тараки, признак неуклонно надвигающейся болезни Паркинсона. Наконец старый араб подал свой голос.
      - Мысли мой скорбны и безутешны. Рушится все, о чем я заботился сорок лет своей жизни. Совет принцев совершил большую ошибку назначив королем именно Мухаммеда. Все они думают что он будет лишь пешкой в их руках, но это совсем не так. Еще дед нынешнего короля назначил меня первым заместителем главы правительства, и я делал все, чтобы оправдать его волю, сделать так, чтобы Аравия была могущественна и влиятельна в этом мире. И вот теперь пришел он...
      Аль-Тараки неожиданно замолчал, застыв с зажатым в руке чубуком. Чуть подождав Мерфи позволил себе нарушить тишину вопросом.
      - Вы говорите про нового короля?
      - Да.
      - Но он не декларирует каких либо особых изменений в курсе страны?
      - Это только внешне. Наедине, за вашей спиной он говорит совсем другое. Он фанатик. Все его идеи сводятся к мысли продолжить дело пророка и завоевать для ислама весь мир. На это он поклялся не пожалеть ни сил, ни финансов королевства.
      Теперь Мерфи встревожился.
      - Как это он себе представляет?
      - Не знаю как, но на закупки оружия выделяется сто миллиардов долларов.
      От этой цифры у Мэрфи даже перехватило дыхание.
      - И что он намеревается закупить?
      - Все. Танки, самолеты, подводные лодки, ракеты всех видов. Все это должно быть самым современным. Кроме того он хочет закупить несколько заводов по производству этих вооружений.
      Теперь Мэрфи понял все. Оружие арабы у них покупали всегда, но производство тех же самолетов и танков обозначало только одно: Мухамед хочеть быть независим от США в этой области.
      "Дурной знак, - подумал он. - Что же у него на уме и с кем он хочет воевать? С иракцами? В последнее время они откровенно точат зубы на Эр-Риад. Но где он возьмет для этого армию? Тут нужно не менее триста тысяч хорошо подготовленных солдат, летчики, танкисты. Вся армия королевства едва насчитывает сто тысяч, еще сорок у Национальной гвардии. Да и зачем им подводные лодки? Наш пятый флот практически не покидает Персидского залива."
      - И против кого будет направлена вся эта армада? - спросил посол.
      - Против всех гяуров.
      Аль-Тараки медленно повернул голову в сторону своего собеседника.
      - Последними будете вы.
      - Почему последними?
      - Потому что воевать он будет на ваши доллары.
      Мерфи хотел задать еще один вопрос, но его собеседник оставил чубук кальяна и негромко хлопнул в ладоши. Звук получился негромким, но к удивлению американца портьера развинулась и два дюжих араба в белых бурнусах торопливо подошли к визирю и помогли ему встать на ноги. Теперь посол особенно отчетливо увидел насколько одряхлел за эти считанные дни Аль-Тараки. Спина его согнулась, сам он еле передвигал ноги. Проводив взглядом старика Мерфи жестом показал застывшему в ожидании слуге чтобы тот налил в чашечку еще кофе, отщипнул от грозди влажную, темную как глаз арабской девушки виноградинку. Кофе словно прибавило ясности мысли послу, он понял главное.
      "Надо немедленно сообщить обо всем президенту. И не в послании, а лично".
      Мерфи не обратил внимания на очередного слугу, вошедшего в кабинет, одет тот был точно так же как и вся остальная прислуга, но гораздо крупнее по габаритам. Американцу оставалось сделать последний глоток, когда проскользнувший ему за спину араб накинул на шею посла белое полотенце и потянул его назад. Мерфи опрокинулся на спину, руками он тщетно пытался разжать удушающие объятия, но в комнуту ворвались еще трое, один держал его руки, второй ноги, третий же задрал рубашку посла и большими пальцами нажал на две точки на груди своей жертвы. Тот сразу перестал биться, лже-слуга ослабил полотенце-удавку, Мерфи коротко прохрипел, и, дернувшись, замер, откинув голову в сторону. Приведя в порядок рубашку посла знаток болевых точек по врачебному поднял веко американца и удовлетворенно кивнув головой жестом отослал всех остальных из комнаты. Потом он проверил шею американца, и остался доволен. Широкое полотенце не оставило после себя ни каких следов, кисти рук и ступни ног так же не носили следов преступлений.
      Жена и дочь Мерфи ни на секунду не поверили в естественную смерть своего отца и мужа, но высокая медицинская комиссия в Вашингтоне не нашла у посла ни каких других признаков смерти кроме как внезапная остановка сердца. Все доводы женщин о спортивном стиле жизни посла доктора отнесли к типичным прувеличением любящих родственников.
      Аль-Тараки казнили через два дня, ровно в полдень, на центральной площади Эль-Риада. Пяти его ближайшим соратникам отрубили кривым мечом головы над кучей песка, традиционно заменяющим на Востоке европейскую плаху. Престарелого же визиря как члена королевской семьи пристрелили из пистолета, дабы не осквернить благородную кровь мечом в руках простолюдина.
      Эпизод .
      Это утро над Алма-Атой выдалось хмурым и ветреным. Было уже семь утра, но на улицах было ни души, только ветер гонял обывки газет и что-то белое, невесомое, да остро пахло гарью сожженной резины. Наконец тишину, нависшую над "Отцом яблок", распорол надрывный звук автомобильных двигателей, а затем к ним добавились и какие-то хлопки.
      - Вань, опять стреляют, - нервно сказала Анна Пименова, теребя за плечо спящего мужа. Они лежали на разложенном диване, в одежде, так что вскочить на ноги и подойти к окну было делом нескольких секунд. Отсюда, с седьмого этажа все было видно как на ладони. На площадь выскочила машина, белая пятерка, вслед за ней неслись еще три машины, из них торчали головы и руки людей с пистолетами и автоматами в руках. Звуки выстрелов сразу обозначились резче, злее, и словно поддавшись этой ярости концентрированной смерти белая машина пошла юзом, засвистела беспощадно стираемая резина шин, "пятерка" боком ударилась о парапет и встала, надрывно загудев клаксоном. Иван лихорадочно покрутил настройку бинокля, потом замер и выругался.
      - Что, что там?! - спросила Анна.
      - Похоже водителя убили, он упал на руль, вот и гудит.
      Тем временем из подлетевших к месту аварии машин высыпали люди, окружившие белую "пятерку" плотным кольцом. Было видно как один из них дергал дверцы машины, потом сразу несколько принялись крушить лобовое стекло. К звону стекла, реву клаксона сразу добавились пронзительные женский крики.
      - Люди, помогите! - явно донеслось до Пименовых.
      - Ой, не могу, не могу я на это смотреть! - передернув плечами Анна отошла от окна, упала на диван, уткнулась лицом в шаль и зарыдала. А трагедия на площади разворачивалась своим чередом. Народу на ней заметно прибавилось. Со всех сторон сбегались люди, большей частью молодые мужчины с характерными азиатскими чертами лица. Первым из машины вытащили высокого человека с седой головой, в строгом черном костюме, с галстуком.
      - Это Канакбаев, декан факультета где училась Ленка! - крикнул Иван в зал. - У него жена русская, и зять тоже.
      Седая голова декана лишь несколько секунд виднелась над толпой, потом его повалили и лишь водоворот человеческого муравейника указывал место гибели человека. А из машины уже выволокли женщину, потом вторую. Иван по прежнему слышал их крики, но слова разобрать было уже невозможно. Множество рук сразу начали рвать с женщин одежду, толпа поволокла их широкому парапету фонтана, и обнаженное белое тело обеих лишь на секунду попало в поле зрения Пименова, потом скрылось за спинами возбужденых погромщиков.
      - С-суки! - пробормотал Иван, и рванулся в прихожую, откуда вернулся с охотничьим ружьем в руках. Увидев это жена кинулась на встречу ему и перехватив оружие обоими руками упав на колени заголосила:
      - Не надо, не надо, Ванечка! Они же убьют нас!
      - Все равно подыхать! Жрать нечего, воды нет! Нас так и передавят здесь по одиночке!
      - Ваня!! - уже безо всяких уговоров заорала Анна, и повиснув всем телом вырвала ружье из рук мужа. Плюнов со злости Иван снова подошел к окну. Там драма подходила к концу. Растерзанное тело декана бросили на машину и вскоре она запылала погребальным костром. А около фонтана толпа продолжала кружиться вокруг насилуемых женщин. Анна подошла к окну, глянув вниз нервно передернула плечами и плотнее укуталась в шаль.
      - Хорошо мы Ленку в Саратов услали, как чувствовали, - сказала она.
      - Да, это точно. Не рванулась бы только та сейчас сюда, а то еще подумает что спасать нас надо...
      Их разговор прервала требовательная трель звонка. Супруги вздрогнули, переглянулись, Иван бесшумно проскочил в прихожую, успев шепнуть жене только одно слово: - Ружье!
      А в дверь уже во всю дубасили руками и ногами.
      - Открывай! - донеслось до супругов. - Эй, Иван, отдавай Ленку!
      - Кажется это Ерик из сорок шестой квартиры, - шепнул Иван жене. Он давно на нашу дочь глаз положил.
      - Сволочь! - всхлипнула Анна.
      Железная дверь звенела под напором тел, с потолка даже сыпалась штукатурка.
      - Хрен вы нас так возьмете, - пробормотал Иван взводя курки. Патроны он зарядил еще трое суток назад, когда в Алма-Ате началась вся эта заваруха. И началось все это как-то сразу, неожиданно и одновременно, во всех районах города. Толпы молодых парней с автоматами в руках появились с утра, они штурмом взяли ГОВД, мэрию, и основные объекты города: вокзалы, аэропорт, почтамт. Почти все они были выходцами с юга Казахстана, молодыми, малограмотными парнями трудившиеся на заводах бывшей столицы на самых неквалифицированных рабротах. У них оказался и свой вождь, некто Усто-Балауддин, бородатый мулла, заявивший, что Южный Казахстан отделяется от северного и входит в конфедерацию народов мусульман Средней Азии. На помощь к воставшим рвались силы талибов, с трудом сдерживаемые в Таджикистане бросаемыми в топку войны силами быстрого реагирования России. А в Алма-Ате сразу же начались погромы, грабили и убивали не только русских, но и видных казахских ученых и общественных деятелей не угодивших в благонадежные по мусульманским понятиям. Эти трое суток семья Пименовых провела дома, запершись на все замки и потихоньку подъедая небольшой запас продуктов. Самой большой проблемой была вода. Водопровод перестал работать в первый же день погромов, Пименовы даже не успели запастись водой. Все горожане набирали воду из фонтана, он еле пульсировал влагой, но выходить русским на площадь было небезопасно. На глазах у Пименовых как минимум троих русских мужиков убили молодцы с автоматами. Спасла от жажды их соседка, Айгуль, принесшая им ведро воды.
      - Вы не выходите, - шепнула она протягивая воду. - Я если что еще принесу.
      Дверь держалась из последних сил, она уже болталась под ударами тел, когда тяжелый, мощный рев со стороны улицы заставил Пименовых выскочить на болкон. Они увидели уже удаляющийся силуэто громадного самолета, но красные звезды на крыльях не оставляли ни какого сомнения откуда он прилетел.
      - Наши! - заорал Пименов, и разрядил заряженное ружье в толпу на площади. В ответ по нему так же начали стрелять, но через несколько секунд над городом снова раздался тяжелый грохот летящего на сверхзвуке самлета. Дальний стратегический бомбардировщик ТУ-160 проходил над городом на высоте не более двухсот метров. От удара взрывной волны в городе вылетали стекла, Иван зажав руками уши не уходил с болкона. Он видел как открылся продолговатый вырез бомболюка и вниз посыпалась масса чего-то небольшого, круглого. Самолет скрылся за домами, а на улицах и площадях с ослепительными вспышками начали рваться свето-шумовые гранаты. Погромщики кинулись в разные стороны, некоторые из них на ходу бросали оружие, истошный вопль донесся до ушей Ивана.
      - А, суки, не нравится! - заорал он.
      Вскоре на улицах не осталась ни кого, лишь с треском догорала машина убитого декана. Его жена, голая, с разбитым в кровь лицом с воем подползла к лежащему на парапете фонтана телу дочери. Ее голова была откинута назад, широко открытые голубые глаза смотрели в серое небо, а в воду фонтана сочилась иссякающая струйка крови. Кто-то из насильников при виде самолета успел полоснуть девушку по горлу ножом.
      Мать еще причитала над ее телом, когда появилась женская фигура в традиционнном женском казахском костюме и прикрыла мертвое тело простыней, а на плечи вдовы декана накинула пальто.
      В это время в аэропорт Алма-Аты уже высаживался головной отряд мобильных войск России. Для подавления сопротивления хватило роты десанта, при виде спускающихся с небес рослых парней в камуфляже мятежники побросали оружие и попытались уйти в горы. Лишь их командир, бородатый мужик лет сорока до конца ожесточенно отстреливался в башне управления полетами. Когда первые десантники ворвались вовнутрь они увидели над его трупом надпись на стене: "Аллах акбар! Привет из Чечни!".
      Эпизод .
      Мятеж южно-казахстанских сепаратистов и вторжение талибов застали Сазонтьева в Париже. Это был первый выезд одного из глав Верховного Совета за пределы России. Официально Главковерха пригласило министерство обороны Франции, но все знали что большую заинтересованность в этом самого президента. Такого наплыва журналистов аэропорт Орли не помнил даже при визитах более высокого уровня. Телекомпании напрямую транслировали на добрый десяток стран все перепитии торжественного церемониала. Когда в открытой двери самолета показалась мощная фигура Сазонтьева все комментаторы на время примолкли. Много было пересудов о том, не явится ли военный министр России в Париж пьяным, основное пристрастие Главковерха было известно. Но Сазонтьев был трезв как стеклышко, подтянут и собран. На его погонах сияли большие маршальские звезды. Это звание ему присвоили специально перед визитом, дабы поднять вес министра в глазах французских военных. Сам мундир новоиспеченого маршала представлял собой шедевр портновского искусства. Темно-синего цвета, с золотыми погонами, аксельбантами на правом плече, с внушительной орденской планкой, с серебряным крестиком Георгия Победоносца на шее, золотой звездой Героя России Сазонтьев был внушителен и величав.