В этот момент поезд тронулся. Антипин встал и, глядя в окно на проплывающий перрон, торжественно и с пафосом прочитал:
      - Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна рабов, и вы мундиры цвета хаки, и ты, тупейший мой народ.
      Костюка этот "ремейк" Лермонтова слегка покоробил, но тут подошли еще два знакомых литератора, и отъезжающие загудели до самого Парижа.
      - Это вы, молодежь, довели страну до диктатуры. Вы мечтали о "твердой руке", о возрождении Сталина, - пьяно покачиваясь в такт поезду, витийствовал Антипин.
      - Чего сразу валить на нас, - огрызнулся Костюк, разливая по стаканам водку. Он толкнул своего задремавшего соседа, известнейшего тележурналиста Болотова, прославившегося даже в своей среде редкой продажностью. Привычка стариков обвинять во всех нынешних бедах молодежь адекватна только привычке молодых обвинять в этих же самых бедах стариков. Так ведь, Миша?
      - Пошел ты... - буркнуло телесветило и окончательно завалилось на диван Костюка.
      - Э, нет, - Симеон Владимирович торжественно помотал перед носом журналиста своим мелким, дамским пальчиком. - Мы-то в свое время хлебнули дерьма тоталитаризма выше головы. Мы рисковали не баксами, а головой. Загреметь в лагеря было легче, чем выпить кружку пива. И это мы довели вас до демократии, своей кровью, своими нервами, своей борьбой, а вы ее профукали.
      - Это была не демократия, это хрен знает что, феодализм с элементами первобытного строя. У кого больше - тот и пан. Каждый новый правитель приходил словно царь, отныне и навсегда. После нас хоть потоп, говорил Людовик. После наших царьков скорее останется пустыня.
      - И все-таки это вы профукали свою свободу и теперь бежите на Запад, туда, где ее переизбыток, - настаивал прозаик, тщетно пытаясь увернуться от попыток своего соседа, сатирика Апалина, полить его редеющие волосы пивом.
      Несмотря на эти бесконечные споры, Костюк с Антипиным почти сдружились, но, к удивлению Егора, по прибытии в столицу Франции старый забулдыга не пригласил его пожить у себя на квартире, даже не назвал свой парижский адрес.
      Спустя два месяца они совершенно случайно встретились в одном из парижских "бистро" на бульваре Капуцинов. Костюку показалось, что его собрат по перу выглядит несколько странно. Он был в том же самом легком, не по сезону, плаще и не слишком свежей шляпе. Антипин мелкими глотками пил горячий кофе, лицо его при этом как-то не источало радости и покоя.
      - Добрый день, Симеон Владимирович, - вежливо поздоровался Костюк.
      - А, Егор Андреич, какая встреча! - обрадовался старый прозаик. - Ну как вам Париж, как вам весь этот Запад? Достаточно прогнил?
      - В меру, в меру. Нам еще сгодится. Как вы-то поживаете?
      Прозаик сразу поскучнел, со вздохом признался:
      - Не очень. С квартирой я пролетел.
      - Как это? - ахнул Егор.
      - А вот так. Хваленая западная демократия. Пока я жил в Москве, Аннет, моя парижская подруга времен первой эмиграции, отсудила ее в свою пользу как алименты на воспитание сына. Меня даже не поставили в известность. Так что я теперь снимаю номера, деньги идут к концу, преподаватели русской словесности никому здесь не нужны, ну а мыть посуду по ресторанам я уже не потяну. Финита ля комедиа. Ну а вы-то как, нашли работу, жилье?
      - Да, я устроился по специальности.
      Антипин был поражен.
      - Как, где?!
      - Все возвращается на круги своя. Реанимируются хорошо вам известные радиостанции "Свобода", "Свободная Европа" и "Голос Америки", идет увеличение штатов и часов вещания. Так что не упустите свой шанс, Симеон Владимирович. Я сейчас еду в Гармиш-Пантеркирхен, могу замолвить про вас словечко шефу редакции.
      - Ради бога, Егор Андреич! По гроб жизни буду вам обязан.
      Через полгода четкая скороговорка Симеона Антипина летела по волнам эфира в сторону исторической родины.
      - ...И последнее. Западные аналитики всерьез выражают сомнение, что Владимир Сизов когда-либо уже появится на международной сцене. Есть предположения, что хотя он и выжил в катастрофе, но полностью лишился речи и разума и представляет сейчас из себя некую живую куклу. Диктатор и раньше редко появлялся на публике, а после катастрофы мы не услышали из его уст ни слова. Предполагают, что его друзья Соломин и Сазонтьев могут использовать Сизова как номинального главу Временного Военного Совета в игре против новых его членов, прежде всего Ждана и Малахова. Вы слушали радиостанцию "Свобода" из Мюнхена, с вами был Симеон Антипин.
      За тысячи километров от Мюнхена Сизов усмехнулся и выключил приемник. Привычку слушать "чужие" голоса он приобрел в больнице, с интересом анализируя всю ту муть, что выливали "вещатели". Его позабавило, что на Западе однокашников называют Триумвиратом, причем его именуют Диктатором, а Соломина и Сазонтьева соответственно Премьером и Главковерхом. Почему-то ему вспомнилось, как неделю назад он первый раз после аварии появился в зале заседаний Временного Военного Совета. На его месте сидел Сазонтьев, говоривший что-то резкими, отрывистыми фразами. Лицо у него было сосредоточенное и деловое. Но, увидев входящего Сизова, он расплылся в детской улыбке, засмеялся и, сорвавшись с места, кинулся к Владимиру. И он, и остальные члены Временного Военного Совета минут десять тискали его в своих объятиях, Соломин даже прослезился. Как никогда ранее Сизов почувствовал, что он действительно уважаем, любим и нужен этим людям.
      Поднявшись с кресла, Владимир, прихрамывая, прошелся по комнате, остановился около камина, отхлебнул из бокала красное грузинское вино, а затем нажал кнопку вызова.
      - Найдите мне Фокина, - велел он адъютанту.
      Через две минуты его соединили с главным идеологом страны.
      - Ты где сейчас? - спросил Сизов.
      - В Останкино, а что?
      - Да время уже второй час, думал, ты спишь.
      - Нет, работы слишком много. Я заночую тут.
      - Ты что же, Андрей, не докладываешь, что меня на Западе начали потихоньку списывать со счетов, а?
      - Ну это же полная ерунда.
      - Не скажи. У тебя брифинг завтра?
      - Да, как обычно, по пятницам. Сказать что-нибудь по этому поводу?
      - Не надо. А вообще-то, про что будешь говорить?
      - Про Югославию. Сейчас это главное.
      - Хорошо, я послушаю.
      Положив трубку, Сизов задумался о судьбе бывшего журналиста. Человек сугубо штатский, Фокин неожиданно оказался гораздо большим ястребом, чем даже некоторые члены Временного Военного Совета. На Западе его часто сравнивали с Сусловым и даже с Победоносцевым. Став главным рупором правительства, Фокин подмял под себя прежде всего телевидение, руководя двумя основными каналами. Это отнимало колоссально много времени, и чаще всего Андрею приходилось ночевать в Останкино. На всю жизнь Сизов запомнил несколько основополагающих тезисов своего штатского друга из скромной брошюры с броским название "Идиотизм демократии".
      "... Сам по себе принцип демократии абсурден именно властью массы, толпы. Это право тупого торжества серости и ограниченности над горсткой прогрессивно настроенных граждан. Историю прежде всего делают личности, это хорошо видно на примере Александра Македонского и Чингисхана, Аттилы и Бонапарта. Всем своим прогрессом мы обязаны единицам активных личностей, упрямо толкавших серое болото мещанства вперед. Васко да Гама и Колумб, Кортес и Ермак - только им мы обязаны завоеванным простором для существования человечества. Ницше и Шопенгауэр, Кант и Спиноза - лишь единицы способны дать для человечества новые идеи, сотни людей - понять их и тысячи - претворить в жизнь. Если бы принцип демократии существовал в природе, человечество до сих пор жило в пещерах и питалось падалью. Тем более принцип демократии неприемлем в России. Это хорошо видно по всей истории нашей страны после девяносто первого года. Такой дикой, махровой коррупции и воровства не знала ни одна страна. За короткий срок было разрушено все, что создавалось десятилетиями: промышленность, армия, культура. Будем считать, что эти годы послужили как бы прививкой от западной заразы по имени демократия. Теперь нам нужно не менее десяти лет, чтобы ликвидировать разрушающие нас язвы..."
      Ровно в двенадцать в конференц-зале Агентства Роспресс начался обычный брифинг Андрея Фокина. Ответив на несколько вопросов о положении внутри страны, он перешел к внешним делам.
      - Теперь, что касается Югославии...
      В этот момент сбоку от стола распахнулась дверь, и в зал, чуть прихрамывая, вошел Владимир Сизов. Его появление было настолько неожиданным, что сначала журналисты оцепенели, потом торопливо замигали вспышки фотоапаратов, засуетились у телекамер операторы.
      - О нашей позиции в югославском вопросе расскажет непосредственно глава Временного Военного Совета Владимир Сизов, - закончил свою фразу Фокин.
      - Добрый день, господа, - с улыбкой начал Сизов. - Положение в Югославии настолько серьезно, что я решил сам пояснить позицию России в этом вопросе. Вот уже более полугода продолжается военный конфликт в Косово. Натовцы, вынужденные эвакуировать свои войска из этого района Европы, опять начали изуверскую тактику бомбежки мирных городов Югославии. У границ этой страны концентрируются войска стран Североатлантического альянса. В условиях блокады мы не можем больше поставлять сербам ракеты к комплексам С-400, но и оставить без помощи братский славянский народ не имеем права. Поэтому мы решили выдвинуть Северный флот к берегам Западной Европы.
      - Кто говорил, что он сошел с ума? - тихо спросил один из корреспондентов соседа.
      - А разве то, что он предлагает, не безумие? - ответил тот.
      - Если авиация НАТО продолжит наносить удары по Югославии, то мы ответим адекватно, - закончил Сизов.
      - Но как вы пройдете проливы? - сразу полетел из зала вопрос.
      - Вас перещелкают еще на подходе к Ла-Маншу.
      - А мы не будет соваться в проливы. И с Северного моря можно нанести удары по странам, входящим в блок НАТО. Прежде всего это штаб-квартира блока в Брюсселе, резиденция английского правительства, Берлин и основные военные базы США в Англии и Германии.
      - Это будут ядерные удары или обычные?
      - Это как получится, - ответил Сизов. - Все на усмотрение командующего операцией.
      - А кто командует вашим флотом?
      - Флотом командует адмирал Елисеев, а непосредственно операцией будет руководить министр обороны.
      - Сазонтьев?
      - А что, у нас есть другой министр обороны? - засмеялся Фокин.
      Эта было самое сенсационное во всей пресс-конференции.
      Сазонтьева на Западе боялись давно и устойчиво, еще со времен памятной записи Шустермана. Атомная бомбардировка Шикотана еще больше усилила этот страх. Лицо Александра Македонского, амбиции Наполеона и комплекция Терминатора вводили западных обывателей в шоковое состояние. Как обычно все это перехлестывало в совершенно противоположные стороны. В то время как мужская половина человечества видела в Сазонтьеве антихриста и потенциального могильщика западной цивилизации, прекрасная же его часть ставила главковерха на первые места в десятке самых красивых мужчин мира. Среди иконостаса среднеевропейской девушки рядом со звездами Голливуда и большого спорта теперь частенько можно было увидеть парадную фотографию Сибиряка в мундире со всеми орденами и медалями. Журнал "Плейбой" заработал целое состояние, поместив снимок главковерха в одних плавках. Папарацци засекли Сазонтьева на редком отдыхе в Сочи, и этот снимок еще больше разжег страсть женской половины западного мира. Сашка от природы был награжден сложением античного бога.
      Уже через сутки к холодным водам, омывающим Норвегию, было приковано внимание всего человечества. Никогда еще Европа не стояла так близко к ядерной катастрофе. Ракетный атомоход крейсер "Петр Великий" неумолимо двигался вдоль берегов Скандинавии в нейтральных водах. Его сопровождали три эсминца, два больших противолодочных корабля, ракетные катера и два танкера с топливом. Стратегические бомбардировщики России и Америки непрерывно барражировали на предельных высотах, наблюдая за кораблями противника. Самолеты системы АВАКС прослушивали все переговоры эскадры между кораблями и Москвой.
      Над крейсером кружили, чуть не сталкиваясь друг с другом, несколько вертолетов с телеоператорами крупнейших вещательных компаний мира. Несколько раз они засекали на палубе рослую фигуру Сазонтьева. Время от времени со стороны континента поднимались самолеты сил НАТО, обычно F-117. На предельно малой высоте они проносились в непосредственной близости от кораблей, и тогда шестиствольные тридцатимиллиметровые зенитные автоматы открывали заградительный огонь. Сазонтьев помнил свои шуточки с "Нимицем" и не подпускал самолеты противника близко.
      Иногда, услышав шум винтов подводных лодок, открывали огонь и противолодочные корабли. Реактивные бомбометы РБУ с грохотом выстреливали в серые, осенние волны серии противолодочных бомб. В подобном напряжении прошли сутки. Затем случилась трагедия. Во время очередного залпа в сторону американского разведывательного самолета под очередь подвернулся один из вертолетов. Его падающие в огне обломки очень красочно сняли остальные репортерские группы. Сазонтьев тут же вышел в эфир по международному каналу и лично принес свои извинения французскому правительству. По несчастью, именно французский вертолет столь неудачно попал под огонь зенитчиков с крейсера. Но шеф-редактор "Антенн-2" Анри Бойль недаром слыл среди своих коллег пронырой из проныр. Через два часа он сам связался с Сазонтьевым и предъявил ему ультиматум:
      - Господин генерал, вы угробили мою лучшую группу репортеров, за это я с вас потребую самую жесткую контрибуцию.
      - Какую же? - несколько опешив от подобного напора, спросил Сибиряк.
      - Я требую, чтобы вы дали мне интервью на борту вашего крейсера.
      Сазонтьев рассмеялся и сказал:
      - Хорошо, я согласен. Сейчас я отдам приказ освободить вертолетную площадку на корме, через два часа можете садиться. С собой возьмите только телеоператора.
      Через два часа двадцать минут после этого разговора Анри Бойль, высокий мужчина лет пятидесяти с заметной залысиной и живыми черными глазами, шагнул через порог каюты главковерха. Сазонтьев принял его стоя, на нем был парадный мундир со всеми регалиями. Поздоровавшись за руку с журналистом и неодобрительно покосившись на бородатого хипповатого телеоператора, он на хорошем английском обратился к гостю:
      - Я еще раз приношу свои извинения за гибель ваших друзей. Это не было злым умыслом, мы давно предупреждали ваших папарацци об опасности подобных полетов.
      Бойль развел руками:
      - Охотно верю, на войне как на войне. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, господин генерал. Тех, что интересуют сейчас весь мир.
      - Ну что ж, охотно на них отвечу, но сначала пройдемте за стол. По русскому обычаю гостя обязательно надо накормить.
      Стол поразил француза своим разнообразием и изысканностью сервировки. Присутствовала и красная, и черная икра, ветчина, балычок, четыре вида салатов, фрукты, красная рыба. Вся обстановка каюты, обитой мореным дубом и красным бархатом, белоснежные салфетки, серебряный сервиз и букет цветов все это скорее напоминало обстановку элитного ресторана. Лишь еле заметная дрожь, перезвоном отзывающаяся в хрустальных бокалах, подсказывала, что крейсер неумолимо движется вперед.
      - О, это просто великолепно! - восхитился Анри. - Не поверишь, что это все происходит практически на войне. Я как будто попал к "Максиму"!
      - А почему мы должны отказывать себе в таких простых радостях, может быть, это наш последний обед.
      - Вы настроены так скептически?
      - Скорее решительно, - поправил Сазонтьев. По праву хозяина он налил в бокалы красное вино, к удивлению журналиста оказавшееся очень хорошим "Бордо".
      - Давайте выпьем за знакомство, за то, что мы еще можем себе позволить подобные радости.
      Анри заметил, что главковерх только пригубил бокал.
      - Вы не выпили до дна, кажется, по-русски это считается чем-то вроде оскорбления? - блеснул эрудицией шеф-редактор.
      Сазонтьев рассмеялся.
      - И вы, и я находимся на работе. Я не думаю, что европейцы будут рады узнать, что крейсером командует пьяный русский генерал. Боевые сто грамм хороши перед рукопашной, и то больше для трусов.
      Отведав жареного фазана и фаршированную рыбу, француз задал другой вопрос:
      - Я не ожидал, что вы так хорошо говорите по-английски.
      - Почему, это естественно. Надо знать язык потенциального врага.
      - А французский вы случайно не знаете?
      - К сожалению, нет. Очень бы хотелось посетить Париж, поклониться праху Наполеона.
      - Почему вы так преклоняетесь перед нашим императором, ведь у вас много своих великих полководцев, например Суворов, Жуков?
      - Они только воины, Наполеон же создатель империи. Таких в мировой истории всего двое, он и Александр Македонский.
      - Значит, вы тоже хотите создать свою империю? И в каких пределах? Франция в нее войдет?
      Сазонтьев улыбнулся.
      - Нам это ни к чему. У нас уже есть готовая империя - Россия. Единственное, что мы хотим - чтобы нам не мешали жить по-своему.
      - Значит, Парижу и Франции в целом ничего плохого не угрожает?
      - Нет.
      Бойль покосился в сторону оператора, заснял ли тот эти слова. Франсуа, явно глотая слюни, исправно снимал странный банкет.
      - А кому же стоит опасаться за свою жизнь?
      - Прежде всего странам и столицам, непосредственно участвующим в агрессии против Югославии: Англии, ФРГ, Италии, Бельгии. Пусть жители этих столиц испытают на своей шкуре, что такое страх, что значит оказаться под бомбами и ракетами, что такое быть беженцем, чувствовать себя неуверенным в завтрашнем дне.
      После обеда собеседники устроились друг против друга в мягких креслах. Сазонтьев расстегнул китель и угостил гостя гаванской сигарой. Указав сигарой на китель главковерха, тот спросил:
      - Генерал, у вас столько орденов, за что вы их получили?
      - В основном за Кавказ. Кроме них, есть еще и другие награды - три ранения и одна контузия.
      - Насколько вы решительны в своем ультиматуме о прекращении агрессии против Сербии?
      - Мы пойдем до конца. Европейцы привыкли к этой войне, они не обращают внимание на бомбежки Югославии. Уже пятьдесят лет Европа живет в мире, и им трудно понять, что значит вечный страх перед налетами авиации. Придется кое-кому напомнить, что это такое.
      - Скажите, крылатые ракеты на борту вашего крейсера снабжены ядерными боеголовками?
      - Конечно, стоило ли тащить на такое расстояние какой-то тротил?
      - Но это же чистой воды самоубийство! На вас тут же накинется весь флот НАТО! - Бойль махнул рукой в сторону невидимого противника.
      - С полчаса мы продержимся, но Европе я тоже не позавидую. Взрыв корабля, нашпигованного ядерным оружием и атомным реактором, не очень приятная перспектива. К тому же, если хотя бы треть наших ракет достигнет своих целей, то оставшихся жителей Европы придется переселять в Австралию или в Антарктиду.
      Француз не успел оправиться от предыдущего откровения главковерха, как его приятно шокировало следующее действие. В каюту вошла женщина. Глянув на Сашку, Сазонтьев довольно усмехнулся. Она все-таки надела темно-синее вечернее платье, хотя перед этим устроила целую истерику, не желая менять свой привычный камуфляж на какого-то Диора. Анри, подскочив с кресла, поклонился даме, поцеловал ей ручку. Сашка, словно спустившая всю свою предыдущую жизнь на скуку высшего общества, небрежно кивнула в ответ и уселась на валик кресла Сазонтьева. Тот сразу обнял ее, с любовью глянул на курносый профиль. Выглядела товарищ прапорщик сейчас удивительно хорошенькой, хрупкой и женственной, что особенно контрастно смотрелось на фоне гиганта главковерха.
      - Это моя жена, Александра, - представил французу даму Сазонтьев. На самом деле он так и не нашел время развестись с Надей и расписаться.
      - Вы взяли с собой даже любимую женщину? - удивился репортер.
      - Да, - с улыбкой признался Сибиряк. - Умереть вместе - это ведь тоже большое счастье.
      - Вы с такой неизбежностью говорите о собственной смерти...
      - Это часть моей профессии. Не стоит идти в военные, если трясешься за свою паршивую жизнь.
      - Но вернемся к конфликту вокруг Югославии. Возможно ли его разрешение?
      - Прежде всего надо прекратить бомбардировки и сесть за стол переговоров. Согласитесь, что, провозгласив отделение Косова от Югославии и присоединение края к Албании, сепаратисты нарушили соглашения девяносто девятого года. Так что никаких возвращений к прежним рубежам не будет. Никакого сербского геноцида в отношении албанцев не было и не будет. Все это измышления крыс из Лэнгли. Пусть кто хочет из албанцев возвращается и живет в мире. Мы согласны даже на ввод миротворцев, но не из стран НАТО. Швейцария, Болгария, Македония - что-нибудь из этого списка.
      Разговор продолжался еще минут десять и касался уже только политики.
      - Беда европейцев в том, что они только пешки в игре дяди Сэма. Вся Европа может быть уничтожена. А там, за океаном, будут только довольно потирать руки. Вашему президенту, я имею в виду Де Голля, это было понятно еще сорок лет назад.
      Реакция на репортаж Бойля, тут же поданный в эфир и ставший сенсацией недели, оказалась неожиданной. Паника в городах и странах, названных Сазонтьевым потенциальными мишенями его ракет, приобрела грандиозный размах. Спокойная уверенность главковерха, незаурядная сила, веющая от фигуры генерала, убедили обывателя в неизбежности военного конфликта. Сотни тысяч людей бросали работу, жилье и сплошным потоком устремлялись во Францию, надеясь на слово главковерха. Самолеты в Австралию летели забитыми под завязку.
      Удар по экономике основных стран НАТО был нанесен жуткий. Встали сотни заводов, простаивали гиганты вроде "Филипса" или "Фольксвагена". Зато гостиницы Франции и Швейцарии огребали необыкновенные барыши. Выросли заказы на переоборудование подвалов в персональные бомбоубежища, впервые за много лет жители Европы закупали продукты мешками и ящиками. Цены на консервы выросли в несколько раз.
      Сазонтьев внимательно просмотрел репортаж Бойля, хмыкнул и спросил:
      - Кто сервировал стол?
      Капитан корабля, не поняв интонаций голоса главковерха, переглянулся со старпомом:
      - Мичман Никитенко.
      - Представить к очередному званию. Никогда не думал, что курицу можно замаскировать под фазана.
      Объединенный флот стран НАТО под командованием английского адмирала Уайта встретил эскадру Сазонтьева восточней Шепландских островов. На все призывы остановиться русские коробли отвечали молчанием и упрямо шли вперед. Вытянувшись в линию, корабли английского, американского и немецких флотов преграждали путь российской эскадре. Расстояние неминуемо сокращалось, в бинокли было видно, что крышки всех двадцати контейнеров с крылатыми ракетами открыты, так же как и шахты противокорабельных ракет типа "Москит". На мостике английского тяжелого крейсера "Хок" царило напряженное молчание. Казалось, что еще немного - и произойдет непоправимое.
      - Пора открывать огонь, - тихо сказал американский адмирал Вайс, представитель Объединенного командования НАТО на эскадре.
      - У меня не было такого приказа, - отозвался англичанин.
      - У вас приказ не допустить русских в Северное море.
      - Те, кто отдавали этот приказ, не обозначили в нем действий моей эскадры.
      - Не смешите меня, адмирал, есть только один метод остановить этого монстра - пустить его на дно.
      Уайт не отвечал, в бинокль он всматривался в приближающиеся корабли. Вопреки всем флотским канонам впереди на полной скорости в тридцать два узла шел сам крейсер, за ним, заметно отставая, эсминцы и остальные корабли сопровождения. Пора было открывать огонь, но в этом целеустремленном движении двадцати четырех тысяч тонн стали было что-то завораживающее. Адмирал, набрав в грудь воздух, приготовился отдать роковую команду, но тут вскрикнул дежурный радист:
      - Господин адмирал, вас вызывает Сазонтьев.
      - Что ему надо?
      - Не знаю.
      - Звук на громкую связь.
      Через секунду из динамиков громкой связи донесся голос Сазонтьева. Со своим характерным, мягким славянским акцентом тот равномерно и размеренно повторял одно и то же:
      - Сазонтьев вызывает "Хок", Сазонтьев вызывает "Хок", адмирал Уайт, адмирал Уайт.
      - Адмирал Уайт на связи. Что вы хотели нам сказать?
      - Слушай, дружище, - судя по голосу, Сазонтьев явно обрадовался ответу. - Вот у меня на столе стоят две бутылки виски, "Гленливен" и "Маккалоун", какой сорт лучше?
      - А по какому поводу собираетесь праздновать?
      - Как по какому, сегодня же день рождения адмирала Нельсона. Мне бы хотелось отметить этого достойнейшего адмирала не менее достойной выпивкой на английский манер.
      Уайт неотрывно смотрел на приближающийся крейсер. Время было упущено, взрыв нашпигованного ядерной начинкой русского корабля означал бы и конец эскадры Уайта. "Петр Великий", не сбавляя скорости, шел точно на немецкий фрегат "Байер". Расстояние сократилось до трехсот метров, крейсер уже не успевал остановиться. И у командира фрегата не выдержали нервы. Под кормой корабля забурлила вода, и "Байер", освобождая проход, двинулся вперед.
      - Слабак, - пробормотал Уайт в адрес немецкого капитана.
      Корабли разошлись в каких-то тридцати метрах друг от друга. Круто задранный вверх нос крейсера затмил скромно выглянувший из-за туч и линии горизонта ущербный кусочек солнца, и волна от буруна ракетоносца заметно качнула фрегат. Вслед за своим лидером в освободившийся проход втянулись и остальные корабли эскадры. Все это происходило под непрерывным обзором доброй полдюжины телекамер. Никогда еще ни один конфликт не освещался с такими подробностями в эфире реального времени. Корреспондент Си-эн-эн Джон Райт начинал свои репортажи одной и той же фразой:
      - Добрый вечер из преддверия ада. Если человечеству суждено будет погибнуть, то вы узнаете об этом первыми. Оставайтесь с нами на канале Си-эн-эн...
      Получив сообщение о том, что русский корабль находится в ста пятидесяти милях от Лондона, срочное ночное собрание парламента отправило в отставку правительство Стоквуда. За это голосовали и консерваторы, и лейбористы. Тем же утром из английской столицы начался многотысячный исход. Побросав работу и жилье, англичане, с трудом вспомнив адреса дальних родственников, мчались в захолустье Эссекса, Кента, а то и дальше, в Шотландию.
      Активней всего на угрозу уничтожения отреагировали жители Брюсселя. Началось все с пикетов у штаб-квартиры НАТО, а когда эскадра русских прорвалась в Северное море, в гости к генеральному секретарю НАТО Сантосу пожаловал сам мэр города, господин Йенсон. По такому поводу он был одет официально, в черную, бархатную мантию, с массивной цепью на шее и большим ключом в руке.
      - Господин генеральный секретарь, от лица жителей города Брюсселя я выражаю вам недовольство вашей деятельностью на территории Бельгии и предлагаю вашему учреждению покинуть территорию города в течение суток.
      Сантос откровенно опешил.
      - Но, господин мэр, это несерьезно. Во-первых, только правительство Бельгии может принять такое решение. Во-вторых, мы на этой земле по долголетнему договору, и в-третьих, так подобные дела в цивилизованном обществе не делаются.
      - И все-таки вы должны оставить наш город как можно быстрее. Через час мы отключим электричество и воду.
      - Как хотите, надеюсь, вы понимаете, что у нас есть система автономного снабжения своих объектов. И вообще, это свинство, Йенсон! Два года назад вы сами мне говорили, что наша контора - золотое дно для города, а теперь выкидываете такие фортели.
      Но мэр был невозмутим.
      - В таком случае мы силами полиции перекрываем дороги и опечатываем здание штаб-квартиры.
      - Может быть, вы еще рискнете пойти на штурм здания? - съязвил Сантос. - Морским пехотинцем давно уже надо потренироваться в стрельбе в реальных условиях по движущимся мишеням.
      Но утром работники штаб-квартиры обнаружили, что мэр свое слово сдержал и перекрыл проезд машин к зданию. Из него пропускали всех, туда же не пускали никого. Кроме чахлых переносных заграждений и трех десятков полицейских дорогу блокировала десятитысячная толпа демонстрантов с пацифистскими лозунгами.
      Сазонтьев еще пробивался со своей эскадрой в Северное море, а в Москве готовились к приему высокопоставленного гостя.
      - К нам летит Кэтрин Джонс, - сказал Володин, появляясь в дверях зала заседаний Временного Военного Совета.
      - Только этой суки не хватало, - вздохнул Ждан, мотнув головой.
      - Что она везет, Сергей, как ты думаешь? - спросил Сизов министра иностранных дел.
      - Как что, ультиматум. На другое она просто не способна. Что мне ей говорить?
      - А стоит вообще разговаривать? - спросил Сизов.
      - Дипломатический этикет надо соблюдать.
      - Ты вроде бы собирался ехать в Берлин?
      - Да, самолет уже готов.
      - Вот и езжай, а мы ее тут сами встретим.
      - Хорошо, только ради бога, - Володин умоляюще приложил к груди правую руку, - не переборщите. Это такая вредная баба!
      - Ладно-ладно, не сомневайся.
      - Мы ей рога поотшибаем, - хохотнул Ждан, получив в ответ укоризненный взгляд министра иностранных дел. Именно Володину приходилось расхлебывать всю кашу, заваренную этими "молодыми нахалами", а Ждан и молодчики из ФСБ были его постоянной головной болью.
      Когда "Боинг" Кэтрин Джонс приземлился в Домодедово, его встречала лишь небольшая кучка людей. Трап подали с большой задержкой, внизу госсекретаря встретили посол США в России и молодой человек с погонами старшего лейтенанта. На безупречном английском он обратился к высокому гостю:
      - От лица правительства и народа России мы приветствуем вас, госпожа Джонс, на российской земле. Прошу вас пройти в машину, все переговоры пройдут в здании МИДа на Смоленской площади.
      Госсекретарь с явным недоумением уставилась на встречающего.
      - А где Володин? - спросила она.
      - Полчаса назад он вылетел в Германию.
      Презрительно пожав плечами, госсекретарь прошла в поданный ей "Линкольн". По дороге она спросила посла Джона Стайка: