11. УХОД В ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР.

Высокая приёмная комиссия прибыла, по московским меркам, сравнительно рано, в десять утра. Состояла она всего из двух человек: плотного мужчины в строгом чёрном костюме, с белоснежной шевелюрой, и высокого худощавого дизайнера, уже знакомого Силину. Тот как-то приезжал на стройку. Лицо «профессора» — так Паршин почтительно обращался к дизайнеру — украшала окладистая рыжеватая борода, а из одежды мэтр предпочитал свободные свитера с растянутым воротом. Эту застоявшуюся моду шестидесятых годов «а-ля Хемингуэй» ещё больше подчёркивала изогнутая трубка в шкиперском стиле. Насколько понял Нумизмат, спутник дизайнера был архитектором дома, по словам того же прораба, академиком и лауреатом массы премий. В сопровождении Паршина эта маститая пара проследовала в семейное гнёздышко Балашовых и вышла оттуда примерно через час.

Изрезанное морщинами лицо дизайнера оставалось невозмутимым, зато архитектор явно выглядел подавленным.

— Ну, Сергей Владимирович, не надо так сильно переживать. Пора привыкнуть, что проектируешь одно, строишь другое, а получаешь третье.

Хозяевам этот чудный особняк, — профессор явно иронизировал, — нравится, так что все нормально.

— Не дом, а огромный пеньюар, — вздохнул академик. — Все в розовом, словно пирожное, огромный такой марципан.

Профессор взглянул на нетерпеливо топтавшегося рядом с мэтрами Паршина и спросил:

— К строителям претензии будут?

— Да нет, все нормально. Если бы у нас тридцать лет назад были такие отделочные материалы, то государственную премию получил бы не Юдин со своим бездарным кинотеатром, а мы с тобой…

Неторопливые рассуждения зубров соцстроительства прервало появление небольшого каравана, состоящего из микроавтобуса и большегрузного «КамАЗа», крытого брезентом.

— А, вот и моя банда пожаловала, — с отеческой улыбкой заметил профессор, пряча в карман неразлучную трубку. — Сейчас я введу своих орлов-студентов в курс дела, и мы подпишем акт о приёмке.

Тут на глаза Паршину попалась долговязая фигура Силина, и он, вспомнив о своём обещании, тронул дизайнера за руку:

— Эдуард Михайлович, вам рабочий на эти три дня не нужен? Могу порекомендовать хорошего строителя, мастер на все руки.

Профессор мельком глянул на Силина, тот сразу ему чем-то не понравился, и дизайнер отрицательно мотнул головой.

— Нет, управимся своими силами.

Тем временем из микроавтобуса с хохотом и шутками выбирались его «бандиты». Нумизмат удивился, как много народу поместилось в небольшом автомобиле, человек пятнадцать, не меньше. Среди них были даже две девушки, и вели они себя, по мнению Силина, чрезвычайно развязно — курили наравне с парнями, а хохотали чересчур звонко и беспрерывно. Именно к девушкам и обратился профессор.

— Что привезли?

— Оранжерею, — хором ответили феи от дизайна.

— Прекрасно. Маргарет, это все на тебе, остальные таскают силос.

— Да, все-таки главное в мужчине не ум, а грузоподъёмность, — приняв на руки первую кадку с пальмой и крякнув от тяжести, пошутил один из студентов.

Пока с шутками и прибаутками студентура носила кадки и горшки с диковинными растениями и цветами, Паршин разговаривал с Нумизматом.

— Извини, Михалыч, видишь, ничего не получилось.

— Ладно, бывает, — успокоил его Михаил. Но прораб при своей кипучей энергии не мог так сразу остановиться.

— Ты сейчас в город? — крикнул он шофёру «КамАЗа». Здоровущий, под стать своей машине, водитель флегматично кивнул головой.

— Тогда подбросишь его по пути! — Паршин показал рукой на Силина. Шофёр, не выказывая особых эмоций, снова кивнул и продолжил обход грузовика, попинывая все попадающиеся на его пути колёса.

— Уедешь с ним. — Пожав Михаилу руку на прощанье, прораб поспешил к своим высокоученым коллегам, мирно вспоминающим дела давно минувших дней на ступеньках дома. Пока он обрабатывал комиссию, Нумизмат обошёл машину и заглянул в кузов «КамАЗа». По его прикидкам, работы студентам оставалось ещё на полчаса. Тут его окликнул высокий светловолосый парень с длинными волосами, перехваченными на лбу витым кожаным ремнём.

— Эй, дядя, помог бы рабам и изгоям капитализма! Отнеси этот фикус в оранжерею.

Силин машинально подставил руки под горшок с какими-то висячими зелёными космами.

— Это не фикус, а традесканция, — поправила длинноволосого Маргарет, полноватая дама в очках и джинсах, сосредоточенно отмечая что-то в толстой тетради. — И её нужно поместить не в оранжерею, а в зимний сад на третьем этаже.

Нумизмат безропотно поплёлся на третий этаж. Там во всю колдовала вторая из девиц, более высокая, стройная, но одетая в ту же самую униформу: джинсы, плотно обтягивающие аппетитные бедра, и мужские шнурованные ботинки с мощным протектором. В доме было тепло, мадам флористка сбросила свою вызывающе пёструю куртку и осталась в обтягивающей кофточке с глубоким декольте. Она пыталась соорудить что-то из обширнейшего набора разного рода пальм и цветов, при этом нагнулась так, что Силин поневоле видел в разрезе кофточки тугую, чуть тяжеловатую для её фигуры грудь. Это зрелище несколько сбило Нумизмата с толку, и он застыл в дверях с дурацкой традесканцией в руках.

Пауза затянулась, и девушка, почувствовав чужое присутствие, сама подняла на Михаила красивые, бесовские глаза. Она сразу поняла причину замешательства высокого, несуразного человека.

— Вы это мне? — спросила зеленоглазая ведьма, кивая на горшок, но не меняя откровенной позы.

— Д-да… просили принести.

— Хорошо, поставьте вон туда, — она показала в дальний угол комнаты и лишь после этого разогнулась.

Поставив цветок, Силин снова подошёл к девушке, рассматривающей какой-то эскиз. С высоты своего роста Михаил взглянул на рисунок и сказал:

— Красиво должно быть.

— А как же, по-другому мы не умеем.

Отвечая Силину, девушка повернулась к нему вполоборота и, роскошно стрельнув своими чуть раскосыми глазами, улыбнулась одними уголками губ, как Джоконда. Цвет волос у неё был удивительный, темно-каштановый, как у ранней Пугачёвой. От них пахнуло чем-то волнующе приятным. Нумизмат всегда скептично относился к женским духам, особенно к убийственным одеколонным составам бывшей жены, но этот запах произвёл впечатление даже на него.

«Наверное, это и есть хвалёные французские духи», — подумал Силин. Пауза затянулась, Нумизмат понимал, что надо уходить, и он с трудом нашёл соответствующие слова: — Ну-ну, Бог в помощь. — А затем несколько более торопливо, чем надо, он вышел из комнаты.

Встреча с дизайнершей с шальными глазами выбила Нумизмата из колеи, что было очень не вовремя. Спустившись вниз, Силин еле успел к кульминационному моменту всей своей комбинации. Фургон с «силосом» студенты освободили, но приехали ещё два, с мебелью. Весёлые дюжие ребята, матерясь, таскали столы, стулья, новенькие, остро пахнущие кожей и лаком диваны и кресла. Паршин, стоявший на ступеньках ниже Нумизмата, пытался на пару с профессором определить, что в какую комнату нести. Дальше все произошло за какие-то секунды. Шофёр «КамАЗа», с которым договаривался прораб, завёл мотор и вопросительно глянул на остановившегося на крыльце Силина, но тот отрицательно мотнул головой и показал рукой в сторону машин с мебелью. Водитель пожал плечами и включил скорость. Его грузовик ещё не успел выехать со двора, а фигура Нумизмата уже исчезла внутри дома. Никто не обратил на него внимания.

Но все хитроумные замыслы Силина могли рухнуть от глупой случайности. Не слишком торопясь, дабы не привлекать внимание снующих по дому студентов и грузчиков, Нумизмат поднялся на второй этаж к тупиковой нише. Ночные тренировки не прошли даром: на то, чтобы занять место внутри своего убежища, он потратил не более полминуты.

Как он это сделал, никто не видел. Но проклятая случайность — вслед за Силиным по лестнице топал один из студентов по кличке Брюс. Каратистом он не был, особым умом, как петровский фельдмаршал, не обладал, просто фамилия у него была Брусков, отсюда и китайско-шотландское прозвище. В руках Брюс тащил затейливое кашпо из цветного стекла размером с добрую городскую урну. Поднимаясь по лестнице, он заметил, как вверху, в проёме второго этажа, исчезла сутуловатая спина Нумизмата. Он не придал этому большого значения, но войдя в коридор второго этажа, вдруг засомневался, туда ли он идёт.

— Блин, розовая спальня — это на втором этаже или на третьем? — озадаченно бормотал он, проходя мимо распахнутых дверей и по очереди заглядывая во все комнаты. Тяжеленная, как бомба, ваза изрядно оттягивала руки, тащиться с ней вверх-вниз не хотелось, к тому же и Маргарет, и Руль, тот самый парень, умудрившийся запрячь в работу Силина, отличались весьма язвительным языком. Брюс же прибыл в столицу из глубинки, в институте отучился всего один год и ещё не вполне усвоил цинично-язвительную манеру общения коренных москвичей. Потихоньку продвигаясь по коридору, студент достиг самого тупика и тут вспомнил про шедшего впереди него высокого мужика.

«Кажется, он строитель, должен же он знать, где находится эта долбаная розовая спальня!» — решил Брюс, останавливаясь у дверей туалета, единственного помещения, где мог находиться увиденный им на лестнице незнакомец. Простоял он так минуты три, затем проклятое кашпо совсем оттянуло ему руки, и Брюс, приглушённо матерясь, поставил его на пол. Все это время он прислушивался к звукам, что должны были исходить из туалета, но их, как ни странно, не было. Удивлённо хмыкнув, Брюс расстался со своей вазой и, отойдя чуть назад, заглянул в приоткрытую дверь ванной комнаты. Кроме самой ванны, роскошной раковины и душевой, там ничего не было. Вернувшись к дверям туалета, парень ещё раз прислушался, а потом толкнул дверь и убедился, что туалет пуст.

Брюс как-то сразу забыл, зачем он ищет странного мужика. Вспотев от напряжения, он думал теперь только о том, куда же девался незнакомец. Оглядевшись по сторонам, студент заметил хорошо подобранные по цвету и плотно пригнанные друг к другу дверцы ниши. Почему-то на цыпочках подойдя к ней, Брюс заглянул внутрь последнего необследованного на этаже помещения. Холодная отчуждённость пустого пространства ещё больше поразила его. Вытерев со лба пот, студент пробормотал:

— Мистика какая-то. Чертовщина, я сам же видел его…

Но тут на него обрушился шквал брани со стороны появившегося на этаже длинноволосого Руля:

— Ну, братишка, ты лихо тут пристроился! Мы там пашем все, как папа Карло на субботнике, а он припух в уголке и не мычит!

— Кончай ты, — огрызнулся Брюс. — Просто никак не вспомню, где розовая спальня, здесь или этажом выше?

— Где-где, в…! — Адрес апартаментов супругов Балашовых оказался очень неожиданным и скорее мог заинтересовать гинеколога, чем дизайнера. — Борода же чётко сказал: второй этаж, вторая комната слева!

Доходчиво все объяснив, Руль не без труда заволок здоровенную штуковину из гнутых хромированных труб, силуэтом отдалённо напоминающую женщину, только попавшую в какую-то жуткую экологическую катастрофу. Брюс, продолжавший оглядываться по сторонам, затащил следом своё монументальное кашпо, а затем вытаращил глаза на сооружение, принесённое в спальню его старшим товарищем.

— Это что такое?

— Как тебе? Правда, класс? Дело рук нашего профа. Аллегория женщины, библейская Ева. Видишь, — Руль ткнул в золотистый шар в середине конструкции, — то самое мифическое яблоко, олицетворение плодородия и продолжения жизни. А напротив, с другой стороны кровати, поставим Адама. О, вот Бичико и Адама прёт!

Носастый парень хлипкого телосложения с видимым усилием заволок в комнату хромированного Адама с несуразно маленькой головкой и некоторым подобием третьей ноги. По мнению неискушённого Брюса, композиция больше походила на попавшую под бульдозер спинку старой кровати.

— Теперь вся компания в сборе, — удовлетворённо заметил Руль.

— Слушай, тяжёлый такой! Как из золота, — заметил Бичико, вытирая пот со лба.

— Кованый метал с покрытием, а вот основание чугунное, чтобы случаем не завалилось на хозяев. Ставь его слева, Еву справа да поднимай повыше, весь линолеум сдерёшь! — продолжал командовать Руль. — Вот теперь вся композиция в сборе. Пошли вниз, а то делов ещё до фига.

Дизайнерские изыски профессора настолько потрясли Брюса, что на время он забыл про странное исчезновение живого человека на втором этаже нового дома.

Лишь вечером, в общежитии, Брюс вспомнил про этот случай и даже поведал его остальным. Виной тому были две вещи: доброе молдавское вино и зеленые глаза неотразимой Валентины. Небольшую пирушку по поводу подвернувшегося калыма организовал, конечно, Руль. Сейчас он сидел на кровати и, обхватив обеими руками божественный стан зеленоглазой красотки, с интересом слушал возбуждённый рассказ Брюса.

— …Честное слово, я как это увидел, у меня волосы дыбом встали. Был человек и как сквозь землю провалился! — темпераментно закончил своё повествование Брюс.

— Да померещилось тебе, клянусь мамой! — воскликнул пристроившийся на полу маленький Бичико, москвич в третьем поколении, но истинный грузин в душе. — А «Хванчкара» все-таки лучше «Изабеллы», — закончил он, разглядывая на свет тёмное вино.

— Да погоди ты со своим вином! — отмахнулся от него Руль, — скажи честно, Брусок ты наш уральский, придумал все?

— Вот те крест! — истово завершил крёстное знамение разошедшийся Брюс.

— Ты же знаешь, что я даже от лабораторной отмазаться не могу. Фантазии не хватает. Да и на фиг мне это придумывать?

Остальная публика, а в небольшой комнатке набилась вся шарашка, за исключением семейно-озабоченной Маргарет, с интересом ожидала развития дискуссии, и она не преминула состояться. Начал её заводной Руль:

— Нет, братцы, это было привидение. Я слыхал, что за время строительства этой конуры погиб один из строителей, не то его зарезали, не то током убило. Вот его тень и бродит по залам дома, никак не успокоится. Не завидую я хозяевам, жуткие их ожидают ночки.

— Привидения днём не появляются, — ехидно заметила зеленоглазка, по-прежнему возлегая на руках своего оппонента.

— Ну, с этим можно и поспорить. В свете предстоящего наступления третьего тысячелетия активизировались потусторонние силы. Идёт борьба добра со злом, Армагедон неминуем, параллельные миры проявляют себя все чаще и чаще. Так называемые летающие тарелки, полтергейст, привидения — все это явления одного рода…

Руль долго мог ещё фантазировать, это был его стиль, его кураж. Но тут зеленоглазая ведьмочка окончательно вырвалась из его объятий и спросила:

— Слушай, Брюс, это твоё привидение было в виде высокого сутулого мужика с таким длинным, лисьим лицом?

— Ну да, — подтвердил очевидец. Руль сразу вспомнил, что лично вручил «привидению» горшок с традесканцией, но говорить об этом не счёл нужным.

— Тогда это точно не привидение, — вынесла свой приговор Валентина.

— Ты-то откуда знаешь? — усомнился Руль.

— А я разговаривала с ним.

— Ну и что? Трудно, что ли, потусторонним мирам создать говорящий фантом? — не унимался Руль.

Валентина, прищурившись, с лёгкой усмешкой взглянула на своего дружка, зная, что он этого жутко не любит, и добила его небольшой речью:

— Во-первых, привидения не отбрасывают тень, читай Булгакова. Этот же здорово перекрывал мне свет. Кроме того, твой пришелец очень долго пялился на вырез моей кофточки, это два. И в-третьих, от него несло застарелым потом, как от некастрированного козла, метра на три. Почти как от тебя сейчас, милый.

Последний довод вместе с гомерическим хохотом всей компании напрочь сразил одарённого, но разбросанного в своих талантах Руля. В который раз он с досадой убедился, что внешне идеальная Валентина обладает совсем иным, чем он, складом ума и характера. Самое страшное, что она напрочь отказывалась воспринимать его самого как нечто сверхинтеллектуальное и божественно талантливое. Трещина между возлюбленными ширилась, «любовная лодка» нещадно билась о быт.

Как бы то ни было, разговоры о сверхъестественных явлениях в доме Балашовых на время прекратились.

12. ПОЧТИ КУРОРТ.

Странно, но, лёжа в своём «плацкартном» убежище, Силин в этот вечер тоже вспоминал зеленоглазую бестию. Как ни пытался Нумизмат выбросить её из головы, она неизбежно появлялась вновь, сначала своими невозможными глазищами, редкими веснушками по курносому лицу, копной темно-каштановых волос и уже в конце — соблазнительным вырезом кофточки с молочно-белыми округлостями пышной груди.

— Черт бы её побрал! — в сердцах пробормотал Михаил, вынужденно переворачиваясь с живота на спину. Кроме Наташки, у него не было в жизни сильных увлечений. Время от времени он схлёстывался с одинокими бабёнками, с одной даже валандался три года, но как дело доходило до более тесных связей — оформления брака или переселения под одну крышу, неизбежно сбегал навеки.

Силин, не без основания, считал себя неподвластным женским чарам. И вот на тебе — такой прокол! И это в то время, когда все так удачно складывается! Как здорово он тут устроился!

Нумизмат ещё и ещё раз прокручивал всю операцию от начала и до конца: приезд в Зубовку, устранение Димки-Одуванчика. Затем болтливый Шпон с его «несчастным случаем», Сергунчик, чуть не расставшийся с жизнью за три дырки, прожжённые Силиным раскалённым электродом. И вот теперь Михаил лежит здесь, отдыхает и спокойно ожидает своего часа. Он все смог, и это ощущение своей сверхчеловеческой силы и изворотливости поднимало его на верх блаженства.