— Я на месте, — доложил он по мобильной рации Гусеву.
— Хорошо, жди.
После этого Вадим позвонил Татьяне Антоновой в Железногорск.
— Это Вадим Гусев, — представился он. — Татьяна, ты только не волнуйся, но Антон попал в больницу.
— Что с ним?! — вскрикнула Татьяна.
— Автомобильная авария. Ехал в Железногорск, и ему буквально в лоб врезался «КамАЗ». Шофер пьян в стельку.
Последовала долгая пауза.
Гусев наслаждался ситуацией, он понимал, в каком шоке пребывает сейчас женщина, и даже тихо, про себя, посмеялся, представляя состояние Татьяны.
— Он… жив? — с запинкой спросила она.
— Да, подушка в машине хорошо сработала, но переломался прилично, похоже, позвоночник. Он без сознания.
— Я сейчас же приеду!
— Ты только там осторожно, — предупредил Гусев. Он улыбнулся, услышав в трубке гудки отбоя, и, взяв рацию, сказал в микрофон всего два слова:
— Давай, жги.
Мишаня в эти секунды стоял перед открытой дверью подстанции, питающей ретранслятор. Он поднял с земли небольшой лом, примерился и плашмя кинул железяку на шины, еле успев отскочить в сторону от фонтана полыхнувших искр.
Гусев угадал: Татьяна после разговора с ним тут же начала набирать номер телефона мужа. Она знала, что между старыми друзьями пробежала черная кошка, недоумевала, почему именно Гусев сообщил ей об этой аварии, и решила все же перепроверить. Мобильник пару раз прогудел, и, когда Татьяне показалось, что сигналы кончились и сейчас состоится подключение, все оборвалось, и мягкий, будто кошачий голос начал говорить фразу, так бесившую всех, кто хотя бы раз в своей жизни ее слышал:
— Абонент временно недоступен, перезвоните, пожалуйста, позже…
Бросив мобильник на стол, Татьяна схватилась за обычный телефон. Она звонила в кривовский дом, и здесь ее также ждала неудача — трубку никто не брал. Потом опять схватила мобильник и набрала номер родителей, но все тот же кошачий голос твердил все ту же надоедливую фразу:
— Абонент временно недоступен…
Татьяна могла бы еще догадаться позвонить по обычному телефону в кривовскую больницу, но к этому времени она окончательно потеряла голову.
— Рома, быстро одевайся, едем в Кривое, — сказала она, влетев в детскую, где сын играл в компьютерные игры.
— Сейчас, — заторможенно отозвался тот, круша виртуальных монстров.
— Быстро! — прикрикнула она, выдирая сына из кресла.
— Я почти прошел этот уровень! — возмущенно заорал Роман, внешне как две капли воды похожий на своего отца, такой же большеголовый, лобастый, с широко расставленными глазами.
— Поехали, с отцом плохо!
Она металась по дому, собирала какие-то совсем ненужные вещи, а внутри у нее словно дрожала струна. Татьяна неожиданно поняла, что любит своего мужа гораздо больше, чем предполагала.
Высокая и стройная, со светло-русыми волосами, с большими серыми иконописными глазами, Татьяна всю жизнь считалась умненькой девочкой. Примерная ученица, отличница, потом и золотая медалистка, студентка университета, она никому и никогда не давала повода сказать о себе что-то плохое. Учеба давалась ей легко: прекрасная память, логическое, совсем не женское мышление. Уже на первом курсе университета на нее обратили внимание преподаватели. Но именно в тот же год она вышла замуж за самого известного криминального авторитета Кривова Аркадия Антонова. Большей частью в этом браке взял верх расчет.
Родители Татьяны жили небогато, и оплата обучения дочери давалась им с трудом.
Но и она, встретив Антонова, невольно поддалась обаянию его силы, мощи, уверенности в себе. Родив ребенка ровно через девять месяцев после свадьбы, Татьяна все же продолжила учебу и закончила университет, но мысли о научной карьере оставила. По инерции и из-за своего упрямого характера она все-таки пошла работать — преподавать химию в школе, но через полгода сбежала оттуда, не выдержав «теплой», террариумной атмосферы чисто женского коллектива.
О своем муже она ничего плохого сказать не могла, только хорошее. При ней Антоша становился совсем другим, словно робел, а с появлением Ромки стал заботливым и любящим отцом, И вот теперь, получив это страшное известие, Татьяна поняла, насколько сильно, чисто по-русски, по-бабьи она привязалась к этому человеку. Гораздо больше, чем думала.
Через десять минут «опель» стального цвета мчался по направлению к Кривову. Машину Татьяна начала водить недавно, но в этот раз неслась по шоссе как никогда, перекрыв все скоростные ограничения. На середине пути ее остановили гаишники, но, сунув им сто баксов, она пояснила:
— У меня муж попал в аварию, лежит в больнице, тороплюсь к нему.
— Так вы к нему попадете на соседнюю койку, — предположил инспектор, но отпустил нарушительницу.
Она не заметила, как при въезде в город к ней в хвост пристроилась серая «девятка». Машина пасла ее до самой больницы, и когда Татьяна припарковалась на стоянке и отстегнула ремень безопасности, открылась дверца и ее с силой толкнули на соседнее сиденье. За рулем «опеля» устроился незнакомый здоровущий мужик.
* * *
— Ты что! — закричала она, но сзади сели еще двое: один из них зажал рот хозяйке машины, второй держал Ромку.
— Ну что, все уселись? Тогда поехали, — миролюбиво сказал здоровяк, трогая машину с места.
Через полчаса в доме Аркадия Антонова раздался странный звук. Аркадий удивленно посмотрел по сторонам, потом понял, что звук идет из оружейного шкафа. Он торопливо открыл его и убедился, что зуммерила мобильная импортная рация — непременный атрибут его охотничьей амуниции. По весу и размеру была она раза в два меньше, чем рации такого же типа у милиционеров.
— Да, — сказал он, поднося к уху хитроумное изобретение японцев.
— Антоша, это я, Вадим.
— Гусь? — удивился Антонов. — И что тебе надо еще? Мало отступных? — попробовал угадать он.
— Да нет, Антоша. В этот раз мне нужно все.
— Что именно?
— Все то, что у тебя сейчас в чемоданчике в сейфе. Как там в той песне: «А ну-ка, принеси свой чемоданчик!..»
Гусь засмеялся, и Аркадий понял, что его бывший друг в самом «приплыве».
— Ну, ты совсем борзеешь, — с ненавистью сказал Антонов. — А хрен от бублика не хочешь?!
— Нет, Антоша, не хочу. И ты все принесешь мне на блюдечке. Не веришь?
Тогда слушай.
К ужасу Аркадия, он услышал из динамика рации голос жены:
— Аркадий… мы у него, с Ромой.
Все это Антон поведал Колодникову на крыльце ГОВД. — И где он тебя ждет?
— В лугах, бывшая турбаза химзавода.
— А, «Солнечная»?
— Ну да. Он ее выкупил в прошлом году, отремонтировал пару коттеджей. Еще он сказал: «Не вздумай привести с собой ментов».
— Что же ты тогда пришел к нам?
Антоша сел на ступеньки и, помолчав, признался:
— Он нас оттуда не отпустит. Ни меня, ни Татьяну с сыном. Я эту гниду хорошо знаю, я его просто нутром чувствую!
— Ну что, дождался? — окрысился майор. — Я говорил тебе, что прошлое так просто не отпускает. Ты сам выбрал эту жизнь, чего же ты еще хочешь? Двадцать лет кувыркался в этом дерьме, а теперь решил тихо-благородно уйти в сторону?
«Семья, дети», — передразнил Колодников. — А они хрен положили на все это! Они ведь играют по твоим правилам, сила на силу, и кто наверху. Так ведь?
Майор говорил все это, глядя на Аркадия сверху вниз, с нескрываемой ненавистью в голосе:
— Может быть, я на тебя бы и плюнул, но… Татьянка там. Ромка… Их жалко. — Он чуть помолчал, лицо передергивалось, но Колодников уже не смотрел на своего собеседника. Наконец он сказал:
— Хорошо, значит, будем думать, что делать? А вот и Паша.
Зудов спустился вниз, и Колодников коротко сообщил последние новости.
Капитан протяжно присвистнул:
— Да, вот это задачка. Бывал я там. Да ты ведь тоже, Андрей. Помнишь, сама база стоит в роще, но перед ней дорога с полкилометра как на ладони. Справа река. Карту бы нам, посмотреть, нет ли там другого подьезда.
— Слушай, а где этот любитель рыбалки? — спросил Андрей.
— Какой?
— Ну, шофер наш новый, Володя.
— А, он уже сменился.
— Узнай его адрес, может, понадобится.
— Ты думаешь?..
— Все может быть. Не стоит исключать и этот вариант.
* * *
Мамонов приехал в Демидовку через десять минут после того, как отбыли от дома его соседа нежданные гости. Открыв калитку, подполковник прежде всего увидел убитую собаку. С недоумением осмотревшись по сторонам, он решил все-таки загнать машину во двор. Закрыв за собой ворота, Мамонов подошел к Дику, заглянул в калитку и убедился, что и Карл-Август разделил участь его овчарки.
От злости он скрипнул зубами:
— Суки!
В доме Мамонов первым делом пошел на кухню. Несмотря на всю нервотрепку, которая не отпускала его последние дни, организм брал свое. Подполковник открыл холодильник, вытащил из него большой кусок ветчины, баночку деревенской сметаны, бутылку пива. Но, обернувшись, замер и невольно выпустил из рук банку.
На пороге кухни стоял человек, которого он меньше всего ожидал сейчас увидеть.
Как всегда чуть исподлобья на него смотрел прапорщик, Жучихин.
— Ну что, не ждал уже? — спросил нежданный гость.
— Ты откуда взялся?
— Что, списал уже меня, сука!
Прапор с нескрываемой угрозой двинулся в сторону своего бывшего благодетеля, и Мамонов отскочил назад и, бросив на стол продукты, метнулся в сторону, стараясь, чтобы между ним и Жучихиным оставалась приличная дистанция.
— Ты что, охренел, что ли? — спросил он своего водителя.
— Да нет, наоборот. Слишком много понимать начал. Хотел меня подставить с героинчиком, да?
— Ты чего, совсем ох… л!..
Поток мата, который вылил на Жучихин подполковник, был не меньше, чем он услышал затем от прапорщика.
— Ты скажи, почему это я с тобой столько раз ездил, и ни один хрен даже толком не обыскал твою сраную тачку, а как отправил меня одного, так меня сразу на досмотр упекли?! У самого очко заиграло, почувствовал, что жареным запахло, и решил меня в петлю сунуть?!
— Что ты несешь, придурок! — орал в ответ подполковник. — Я что, по-твоему, идиот? Я не совсем рехнулся, чтобы подставляться со своей собственной машиной! Трепать-то стали бы все равно меня, я хозяин тачки!
— А откуда они узнали?! Ну, скажи? — настаивал Жучихин.
— Скажу, только я сам это узнал только сегодня.
Мамонов уже спокойно сел за стол, даже расслабленно откинулся на спинку стула:
— Нас заложил Антоша. Он разлаялся с Гусем и рассказал ментам про этот тайник.
— Это кому же?
— Теплой компании во главе с Колодниковым. Зудов, Астафьев… Эти все долбаные опера.
Жучихин вдруг вспомнил свой разговор в машине с лейтенантом и как-то сразу поверил подполковнику. Недоверие его сняло как рукой.
— С-сука, ну попадись он только мне в руки!
Жучихин сжал свои пудовые кулачищи, словно в них уже находился лейтенант.
Мамонов же, убедившись, что прапорщик остыл, откупорил бутылку пива и спросил:
— Есть будешь?
— Нет, я уже тут у тебя слегка пошарил. Да и кусок в горло не лезет.
— А я перекушу, с утра крошки хлеба во рту не было.
С сожалением посмотрев на растекшуюся по полу сметану, Мамонов нарезал ветчину и, хотя хлеб оказался уже подсохшим, начал с жадностью есть, запивая пивом, чавкая и облизывая пальцы.
— Машину куда дел? — мимоходом спросил он, продолжая жевать.
— Утопил.
— .Где?
— Черт его знает. Проехал километров сто проселками, потом смотрю — бензин кончается, бак-то фиговый. Подогнал к какому-то пруду, проверил, где поглубже, и спустил в воду. Там ее долго не найдут.
— Ну и правильно.
Собеседники не знали, что их машина давно уже покинула недра пруда и сейчас рассрочивалась таможенниками и специалистами отдела по борьбе с наркотиками. Через полчаса после бегства прапорщика с места купания мамоновской «десятки» к пруду прибежали деревенские дети. Самый первый, прыгнув в воду с разбега ласточкой, тут же вынырнул и, держась рукой за голову, закричал:
— Пацаны, тут машина! Я на ней стою! Чуть бошку об нее не разбил!
— Какая машина?
— Клевая машина, айда сюда!
Мальчишки по очереди начали нырять к «десятке», даже заплывали в салон, благо Жучихин оставил дверцу открытой. Один из них побежал к отцу, тот сначала сыну не поверил, но все-таки подогнал к пруду свой колесный трактор. Но лишь с помощью проезжавшего мимо гусеничного трактора загадочную «десятку» удалось выдернуть из илистого дна. Мужики уже решили, что машина достанется им. Они намеревались отогнать ее на хоздвор и потихоньку раскурочить на запчасти, а затем продать их, а деньги пропить. Но, к их несчастью, мимо проходил участковый и заинтересовался, чья это машина красуется на берегу. Он сообщил номер автомобиля в район, те запросили область, и через час в небольшую деревню прибыл целый милицейский и таможенный кортеж.
* * *
— Потом вышел на трассу, — продолжал рассказ Жучихин. — Остановил иномарку с тонированными стеклами и доехал до Демидовки. Ты мне лучше скажи, что мне теперь делать? — в конце спросил он.
— Прежде всего, не паниковать. Пока поживи у меня, потом посмотрим.
— Но ты меня не бросишь? Не отдашь этим, — он мотнул головой куда-то в сторону.
— Ты что, смеешься, что ли? — возмутился подполковник. — Это все равно, что самого себя сдать.
Жучихин подумал, что сказано справедливо. Он знал о своем хозяине практически все, и тайное и явное. Успокоившись, он даже выпил бутылку пива, предложенную Мамоновым.
— Кто Дика грохнул, видел? — спросил Мамонов.
— Твои… из патрульной службы. Приехали за Гусем, а его нет. Вот они со злости псов и порешили.
Это было неожиданностью. Раз приходили за Гусем, значит, в ход вступила прокуратура. А если все это про шло мимо него, то это уже дурной знак.
«Уезжал, все было тихо. Странно. Что-то случилось, пока меня не было. Надо навестить родное управление».
— Я сейчас уеду, а ты оставайся здесь, располагайся, как у себя дома.
Мамонов вышел на крыльцо, хотел спуститься вниз, но раздумал. С минуту постоял, потом снял китель и позвал прапорщика:
— Иваныч, тебе все равно, а я пачкаться не хочу. Возьми Дика, брось в багажник.
— Зачем это?
— Да отвезу, выброшу где-нибудь по пути, а то вонять скоро будет.
Прапорщик согласился со своим «благодетелем».
Они подошли к машине, Мамонов открыл багажник. Жучихин поднял пса за задние ноги и бросил туда несчастное животное, но Мамонов остался недоволен:
— Нет, ну ты как его положил? Переверни!
— Зачем? — удивился прапорщик.
— Слишком много места занимает. Сейчас еще кое-что погрузим.
Жучихин пожал плечами и склонился над багажником, поправляя труп овчарки.
В это время Мамонов воровато оглянулся по сторонам и, вытянув руку, выстрелил прапорщику в затылок. Перед этим он обернул пистолет кителем, поэтому выстрел прозвучал глухо, больше похожий на громкий хлопок. Громоздкое тело Жучихина ткнулось вперед, ноги слегка дернулись, а потом обмякли. Вложив пистолет в кобуру, подполковник с усилием затолкал тело личного поверенного в багажник в пару к Дику, но закрыть его не смог. Плюнув, Мамонов вернулся в дом и вскоре вышел с точно таким же «дипломатом», как тот, что закопал в Зубовской пуще. По здравом рассуждении подполковник решил, что закапывать в одном месте все свои богатства слишком опасно и неосмотрительно — мало ли что…
Было уже совсем темно, и он надеялся, что никто не обратит внимания на машину с открытым багажником. Да и ехать решил недалеко, до ближайшей густой лесополосы. Лопату из салона он так и не вынимал.
Глава 33
Во втором часу ночи Гусь взглянул на часы и поморщился: Антоша что-то задерживался, и это нервировало Вадима. Он покосился в угол, где на кровати притулились его пленники. Татьяна закуталась в клетчатый плед, им же прикрыла спящего Ромку. Несмотря на то что ночь была теплой, истинно летней, ее трясло как в лихорадке. Она никак не могла поверить, что все это происходит на самом деле с ней и с ее маленьким сыном. Татьяна, конечно, знала, кто ее муж, и предполагала, чем он занимается, но никогда не думала, что и ее коснется черная сторона этой красивой и благополучной жизни.
Что касается Аркадия, то он сразу понял, что Татьяна именно та самая, единственная женщина, дарованная ему для счастья и создания семьи. При ней он никогда не вел разговоров на скользкие, «профессиональные» темы, все совещания с братвой проводились либо за закрытыми дверями в его доме, либо в Демидовке, в новых хоромах Гуся. Если при жене приходилось вести срочные телефонные разговоры, то Аркадий переходил на язык сплошных намеков и значительных интонаций.
Открылась дверь, и в помещение зашел один из гусевских качков по кличке Мазут.
— Блин, эта «Тайга» такая хренотень! Она комаров не отпугивает, а, наоборот, как бы приманивает. Слышь, Вадим, может быть, мы костерчик разведем, небольшой, а? А то ж невозможно так, зажрали!
Гусь взбеленился. Он поставил эту парочку придурков метрах в трехстах от турбазы совсем не для того, чтобы они разводили костер, который можно увидеть издалека.
— Совсем охренел, что ли? Я вас зачем туда поставил? — он взял с подоконника и отдал охраннику баллончик с аэрозолем. — На вот, эта штука лучше действует. И не высовывайтесь раньше времени.
Мазут нехотя вышел. Пройдясь по комнате, Гусев снова плюхнулся в кресло, чуть подумав, позвал сидящего перед телевизором в соседней комнате мужика:
— Мишаня!
Бывший десантник тут же появился на пороге и вопросительно посмотрел на хозяина. Тот жестом показал на руку, и Мишаня начал готовить все для укола: шприц, делать раствор. В самый разгар приготовлений из соседней комнаты раздался голос еще одного человека:
— Слышь, Гусь, а вдруг Антоша на нас уголовку наведет?
— Не наведет.
— Почему? — спросил упрямец, появляясь на пороге. Это был тот самый мужик, что нагло сел в Татьянин «опель». Он был самый старший из всех гусевских гвардейцев, широкоплечий, с седым ежиком волос и малоприятным лицом породистого бульдога. Кличка у Анатолия Егорова была под стать его внешнему виду: Папа. Ему стукнуло уже пятьдесят шесть, из них ровно половину Папа провел в тюрьме, попадая по статьям более чем серьезным: за нападение на инкассатора, грабежи и разбой, за убийство на автостраде. В отличие от Антоши и Вадима Папа с нажитым имуществом и свободой мог расстаться легко и даже весело, такой уж у него был склад характера. За шесть лет, проведенных на свободе, он обзавелся новеньким «фордом», большим одноэтажным коттеджем, куда переселил жену, родившую и исправно вырастившую ему двух сыновей, таких же, как и отец, здоровенных и безалаберных. Но потеря этого меньше всего волновала старого налетчика. Зона для него была одним из видов существования, привычным и знакомым. Почти домом.
— По кочану! — взбеленился Вадим, вырывая руку из-под жгута, наложенного Мишаней. — Потому что они у нас!
Гусев кивнул в сторону своих заложников, но это не остановило Папу. Он лишь дождался, когда десантник закончит свою специфическую медицинскую процедуру, и вновь поделился своими сомнениями:
— А ты уверен в этом? Если он раз продался уголовке, то может пойти к ним еще раз. А за теми не заржавеет. Не зря ведь мы здесь торчим.
— Нет, — буркнул Вадим, которого в этот момент меньше всего интересовали проблемы местной уголовки. Несколько минут он сидел прикрыв глаза, а потом, открыв их, спросил:
— А что вы мужики, теряетесь? Здесь такой лакомый кусочек, могли бы использовать. Все равно ей уже ничего не светит.
Гусев с ухмылкой кивнул в сторону Татьяны.
— Ты че, Гусь, дурак, что ли? — Папа высоко поднял брови и даже повертел у виска пальцем. — Антоша приедет, он же нас всех здесь наизнанку вывернет.
Этого Вадим боялся больше всего. Он легко взял власть в бригаде, взял, потому что этого хотел сам Антоша. Так же легко он настроил против Антоши этих парней. Почувствовав, что в городе их нещадно начали зажимать менты, братва сразу поверила, что сдал их бывший бригадир. На самом деле личный авторитет Вадима не шел ни в какое сравнение с отношением братвы к Аркадию Антонову. Того же Нургалиева Вадим застрелил лично, чтобы поднять свой вес в глазах этих качков. И вот сейчас более чем неприятный сюрприз. Гусь понял, что если Антоша приедет, то сможет снова взять власть в свои руки. Надо было что-то делать, и немедленно.
Папа прошел в соседнюю комнату, сел в кресло перед телевизором. Передавали какую-то молодежную лабуду, рок-фестиваль с толпой опившихся пивом малолеток.
Позевывая, Папа взял в руки пульт, чтобы переключить программу, но в это время в комнату мелкими шажками вошел Вадим и, вскинув пистолет, в упор выстрелил в затылок старого уголовника.
Через пару минут из караула прибежал встревоженный Мазут:
— Чего у вас тут за пальба?
— А, не обращай внимания, — благодушно сказал развалившийся в кресле Гусев. — Папа отбыл на небеса. Ты что, балда, по рации не мог это спросить?
— Да как-то забыл про нее, — смущенно сознался Мазут, не обладавший способностью быстро ориентироваться в сложившихся обстоятельствах.
— Больше не приходи, что бы ни случилось. Ладно, пока иди вон лучше Мишане помоги, а то он один с этой бабой не справится.
Из соседней комнаты доносились звуки борьбы, что-то упало и разбилось, послышался звук пощечины, тонко вскрикнула женщина. Мазут подскочил к двери, заглянул внутрь и, заржав, исчез в комнате.
Свет фар полоснул темноту двумя острыми лучами лишь в третьем часу ночи.
Сидевший в карауле Мазут напрягся и, передернув затвор, тихо выругался. Его напарник минут пятнадцать назад пошел в коттедж за своей долей бесплатного удовольствия. Задача у Мазута была проста и понятна: посмотреть, один ли приехал Антоша, и если за ним будут ехать менты, дать знать Гусю.
Но он никак не рассчитывал остаться в этой яме один.
Торопливо включив рацию, он сказал в микрофон только два слова:
— Он едет.
— Хорошо, смотри там внимательно, — тут же отозвался Вадим.
— Сашка там скоро?
— Его не жди, не успеет.
Пост Мазута располагался рядом с дорогой. Единственное дерево этой местности года два назад вывернуло с корнем, от него осталась довольно вместительная яма, в которой и разместился подручный Гусева. Парень затаил дыхание, машина приближалась. Мазут отлично рассмотрел в салоне знакомую фигуру бывшего бригадира и, когда внедорожник миновал откос, торопливо сказал в микрофон:
— Он один.
— Хорошо, значит, как договорились: если услышишь в доме выстрелы, то стреляй в любого, кто выйдет на улицу. Я тебе сообщу, когда все кончится.
Черный «гранд-чероки», мягко урча, развернулся около домика, и Антоша заглушил двигатель.
Его ждали. Круглый матовый фонарь над входом освещал сосредоточенные лица вышедших на улицу самого Гусева и двух парней с автоматами наизготовку. У Аркадия появилась мысль, что его пристрелят сразу же, едва он покинет салон, но широкая улыбка его бывшего друга предвещала другое развитие событий.
«Нет, этот сразу не убьет, он сначала повыпендривается, силу свою покажет», — понял Аркадий.
— Ну вот, а мы тебя уж тут заждались! Соскучились даже, — жизнерадостно воскликнул Вадим.
«Обкололся, сука, и доволен», — присмотревшись к гусевской морде, определил Антоша. Мишаня с автоматом рывком отворил заднюю дверцу джипа, направил Ствол вниз, но потом отвел оружие в сторону и отрицательно мотнул головой:
— Нет никого.
— Деньги привез? — спросил переставший улыбаться Гусь.
Аркадий молча кивнул в сторону машины, и все тот же Мишаня, открыв дверцу рядом с местом водителя, вытащил черный «дипломат».
— Ну вот и ладушки, пошли проведаем твоих?
Аркадий вошел в домик вслед за Вадимом, и первое, что он увидел в комнате, было застывшее лицо Татьяны с невероятно расширенными зрачками. Волосы ее были всклокочены, под левым глазом небольшой синяк, нижняя губа припухла. Руки ее судорожно сжимали накинутый на плечи плед, но между двумя половинами шотландской шерсти Антоша заметил разорванное платье. Он рванулся вперед на Гусева, схватил его за горло.
— С-сука, я тебя придушу!.. — прорычал он, но тут же получил сильный удар прикладом по голове, и массивное тело Антоши медленно сползло вниз.
Он все же успел хорошо прижать Вадима, так что тот пару минут не мог говорить, только растирал руками шею, а потом со всей силы несколько раз пнул бесчувственное тело Аркадия.
— Падаль, еще кусается, — и Гусь от всей души полил матом. Потом Вадим трясущимися руками взял рацию, нажал кнопку вызова и спросил:
— Мазут, как у тебя там?
— Все на мази, тихо, как в морге.
— Дурак! Нашел как шутить!
Роман проснулся и, подняв голову, с недоумением осматривался по сторонам, Татьяна рывком притянула сына к себе, стараясь, чтобы сын не увидел лежащего на полу избитого отца.
Антоша начал приходить в себя, и Гусь еще раз ударил его ногой по голове.
Аркадий застонал, обхватил лицо руками, но, переждав боль, снова начал упрямо подниматься на ноги.
— Падла, я тебя на куски разорву, — прорычал он. Губы Антоши были разбиты, по подбородку текла кровь.
— Уже не сможешь. Кончилось твое время, Антоша. Если бы ты знал, как ты мне надоел за эти годы! — Гусев говорил смачно, с наслаждением, кривясь в жуткой своей улыбке. — Ты же меня за шестерку держал, так, на подхвате. «Гусек, сходи, пивка купи!» — передразнил он. — Помнишь такое? А я тебе не «гусек», я Гусев, Вадим Александрович, единственный и неповторимый! Ты же тупой, Антоша!
Тупой, как этот валенок! Если б не я, ты бы не имел и половины тех бабок, что лежат сейчас в этом «дипломате». Кто придумал доставлять геру через Мамона? Я.
Кто тебя скрутил с железногорской братвой? Тоже я. Ты без меня ноль, куча мяса, Антоша.
— Ты пидор, вот ты кто, — прохрипел Аркадий, и снова Вадим ударил его ногой по лицу. Кровь брызнула из носа, Гусев хотел добавить еще, но его остановил Санек:
— Постой, давай сначала посмотрим, что он привез. Может, тут и нет ничего.
Вадим понял волнение своих парней. Им он обещал разделить деньги Антоши, это была плата за огромный риск сегодняшней ночи.
— Давай, открывай, — велел он.
Если бы Санек мог прочитать мысли своего шефа, он бы не спешил открывать «дипломат». Вадим ничего не собирался делить. Подтверждение находилось в соседней комнате: такой же кейс с долларами, героином и несколькими загранпаспортами на разные имена, но с фотографиями Гусева и его сына. По задумке Вадима, он должен был, обрубив в Кривове все концы, спуститься вниз по Волге, до Астрахани. Там его уже ждал сын, и вместе с ним через Каспий Гусев рассчитывал добраться до Баку, а затем и дальше, где уже никто не будет интересоваться его прошлым и будущим.
«Сейчас он откроет, я выстрелю ему в затылок, а потом в Мишаню. Затем позову этого дурака Мазута и грохну его прямо на пороге. Вроде все», — решил Вадим, нашарив в нагрудной кобуре предохранитель пистолета.
Санек никак не мог справиться с замками «дипломата»:
— Гусь, здесь заперто.
— Ключи, — потребовал Вадим, вытаскивая пистолет и направляя его на бывшего друга.
— На, подавись, — сказал Аркадий, вытащив из кармана связку и катнув ее по полу в сторону стола. Санек подхватил ее с живостью клюющей червяков трясогузки и снова занялся «дипломатом».
— Есть, — сказал он, откидывая крышку. В «дипломат» уставился и его напарник, Мишаня. Вадим вскинул пистолет, но в этот момент лежавший на полу Антоша сделал ему ловкую подсечку, и Гусев с грохотом завалился назад, машинально махнув назад рукой, случайно нажав на спуск. Под грохот выстрела произошло нечто невообразимое, в соседней комнате зазвенели разбитые стекла, и в распахнувшуюся дверь ворвались двое — Колодников и Паша Зудов.
— Стоять! Руки! — заорал Колодников, стреляя из пистолета в потолок. Гусев с поразительной резвостью вскочил на ноги и кинулся в соседнюю комнату, но оттуда вслед за оперативниками появилась борцовская фигура капитана Могильнова.
Не раздумывая, он двинул прикладом карабина по башке Гусева, и тот отлетел назад в крепкие объятия сидевшего у стены Антоши.
— Вот ты мне и попался! — прохрипел тот, пытаясь обхватить руками горло Вадима. В это время Паша и Андрей разоружали гусевских бойцов, настолько обалдевших от всего происшедшего, что никто из них даже не пытался сопротивляться. Когда оперативники обернулись к бывшим друзьям, Гусев с посиневшим лицом хрипел, а изо рта его текла, пузырясь, слюна.
— Отпусти его! — заорал Колодников и подскочил к ним, пытаясь разжать руки Аркадия. Одному Андрею было бы не справиться, но на помощь пришел Зудов, и в глазах Антоши блеснуло удивление, когда он почувствовал стальную хватку капитана. В конце концов им удалось освободить рыжего бандита, и тот откатился в сторону, с хрипом выплевывая кровавую слюну и растирая руками шею.
Глава 34
Идея воспользоваться для освобождения Антоновых катером самого Гусева пришла в голову Колодникова еще на крыльце ГОВД. Он, как и многие кривовцы, так же не раз бывал на популярной в народе турбазе «Солнечная», ныне заброшенной своими заводскими хозяевами. Со стороны города подъезд там действительно был один, так что путь по воде напрашивался сам собой.
— Машину с дороги они засекут, это точно. Звук мотора услышат, — сказал шофер, и Колодников с ним согласился. Дорога до турбазы заняла неожиданно много времени: они чуть было не заблудились в ночном лесу, нещадно исцарапались об ветки и едва успели к приезду Аркадия Антонова. Все вышло как нельзя лучше, о штурме во время передачи денег договорились заранее, и Антоша без колебания принял на себя самую сложную роль приманки, прекрасно понимая, что при этом придется рисковать больше всех. Но он считал, что этот риск должен стать как бы искуплением его вины перед сыном и женой.