Глава 22

Войдя в управление, он отмахнулся от дежурного, бросил встретившемуся в коридоре Касьянову:

— Все потом. — В кабинете быстро набрал номер начальника патрульно-постовой службы:

— Звонкович? Слушай, где у тебя сейчас Ковчугин?

— Только что сменился, он почти двое суток тут у нас варился, сейчас поехал домой. Вызвать?

— Не надо.

Мамонов бегло просмотрел список номеров домашних телефонов сотрудников и набрал номер лейтенанта Ковчугина. Услышав его голос, подполковник добродушным тоном спросил:

— Здорово, Михаил, это Мамонов. Я тебя не разбудил?

— Никак нет, я еще не успел заснуть.

— Слушай, как там Елена Брошина, еще живет с тобой?

— Ну да.

— Можно ее к телефону?

— Ее нет, недавно уехала в Железногорск. Я в дом, а она из дома. На пороге встретились.

— А что это она туда?

— Да по делам. Сказала, что будет вечером, вроде есть какой-то сенсационный материал.

«Точно она! — понял Мамонов. — Вот сучка!»

— Она как, все со «Скатом» работает?

— Да. А что, вы хотели ее видеть? Может, я что передам?

— Знаешь, есть идея начать пропагандировать наши достижения. Машину с алюминиевым ломом задержали, надо бы снять. Астафьев тут с Мазуровым отличились, тоже бы неплохо отметить в прессе. Ну ладно, приедет, пусть позвонит, обсудим.

Закончив разговор, Мамонов стер с лица улыбку и вытащил из кармана мобильник:

— Гусь? Просыпайся! Растряси своих братков, надо перехватить белую «Оку» номер триста тринадцать АЯ, срочно! Это машина Брошиной. У нее должна быть кассета с одной очень интересной записью. — Он посмотрел на часы:

— Минут десять назад она проехала в сторону Железногорска. Ее нельзя упустить.

Закончив неприятный разговор, Мамонов с трудом сосредоточился на предстоящей работе и нажал кнопку селектора:

— Пригласите Касьянова.

Оставшихся беглецов вычислили, как говорится, на кончике пера. Ночью, в третьем часу позвонил некто Василий Михайлович Захаров, пенсионер и ветеран войны.

— Тут у меня за стенкой квартира пустует, Мироновна умерла месяц назад, а у дочки своя квартира.

— Ну и что? — спросил дежурный, с трудом подавляя зевоту.

— Да вот, вроде никто не живет, а вода в туалете за стенкой временами шумит и шумит.

— Ну и что? — повторил дежурный. — Может, сливной бачок неисправен.

— Как это что?! — возмутился ветеран. — Обратите внимание, это непорядок!

Так ведь и все квартиры внизу залить может.

— А почему вы в милицию звоните? Ну ладно, передам информацию в аварийную службу, — сказал дежурный, чтобы побыстрее закончить разговор со стариком. — Диктуйте адрес. Это ваш пли соседский? Нет, вы уж скажите номер той самой квартиры.

В это время зашел дежуривший в ночь Касьянов.

— Что там у тебя? — спросил он.

— Да вот, ветеран один задолбал, — опуская трубку, сказал дежурный. — Говорит, квартира за стеной нежилая, а вода в туалете периодически шумит.

Бессонница старика извела, вот и звонит.

— И где это?

— Тухачевского, сорок, квартира двенадцать.

Касьянов наморщил лоб:

— Двенадцатая, говоришь?

— Да.

— Дай-ка мне все сведения на оставшихся наших придурков.

Просматривая адреса родственников беглецов, капитан тут же наткнулся на знакомый адрес. По этим данным в той квартире жила бабушка одного из троицы, Артема Юрташкина.

Касьянов тут же набрал номер телефона участкового Березина.

— Антон, это Касьянов. Ты проверял Тухачевского, сорок, квартира двенадцать?

— Постой, дай вспомнить… — Судя по голосу, участковый тщетно пытался проснуться. — Дом сорок, квартира двенадцать. Там старуха жила, да?

— Да, бабка Юрташкина.

— А, вспомнил! Я проверял ее в первый же день после побега.

— И как?

— Бабка-то померла. Ну я привел мать Юрташкина, заставил открыть дверь.

— Никого не было?

— Нет.

— А сейчас один дед звонил, говорит, что вторую ночь в квартире шумит вода.

— Это интересно.

— Давай, поднимайся, я сейчас подъеду.

В кабинете Касьянов просмотрел дела беглецов. Молодые — одному двадцать, остальным по двадцать два. На цугундер всех притянули по первому разу, за кражу кабеля с родного завода — триста метров, в руку толщиной, медного кабеля стоили солидно. Вычислили парней быстро, буквально через два часа, тем же утром. Они как раз взвешивали кабель в пункте приема цветного металла, расположенного среди частных гаражей. Обычно за такие грехи не сажали, обходились подпиской о невыезде. Но эти воришки совершили ошибку, приняв на грудь по стакану водки, они слишком нагло и агрессивно встретили подъехавший патруль, за это и загремели в ИВС — чисто в воспитательных целях. Двухсуточное пребывание в камере с десятком более опытных и агрессивных уголовников не понравилось парням, и они не упустили шанс дернуть на свободу с благословения покойного Свинореза.

С колодниковскими кадрами Касьянов решил не связываться, на задержание он взял группу немедленного реагирования — ГНР. Они должны первыми выезжать на происшествия, определять, есть ли состав преступления, при необходимости производить первичное расследование и находиться на месте до приезда опергруппы. ГНР состояла всего-то из трех человек — шофера и двух опытных оперов Пунаева и Русакова.

Машину они оставили за углом дома, шофер должен был подстраховать их, если кто-нибудь решится спрыгнуть с четвертого этажа. Осторожно, стараясь не шуметь, подошли к квартире. Касьянов долго стоял у двери, приложив ухо к многократно перекрашенной фанере, слушая тишину, пока не уловил далекие, приглушенные голоса. Этому он научился у Мазурова, пару раз участвуя с ним в задержании.

— Есть, тут они, — сказал капитан старшему по ГНР капитану Пунаеву. — Где же Березин?

Участковый появился минут через пять, и не один, а с заплаканной женщиной лет сорока пяти.

— Это мать Юрташкина, Антонина, — сказал он, кивая на свою спутницу. — Она уже призналась, там они, все трое.

— А как же ты проверял в тот раз? Березин смутился.

— Говорит, залезли в шкаф и сидели тихо, как мыши, — нехотя признался он.

— Ладно, пусть открывает дверь.

Хозяйка, все так же всхлипывая, полезла в сумочку, достала ключи и начала один за другим отпирать все три замка. Когда с последним было покончено, она толкнула дверь, но та не поддалась. Антонина беспомощно посмотрела на милиционеров.

— Там щеколда с той стороны.

Касьянов продолжал все это время прислушиваться к звукам внутри квартиры.

— Скажите, чтобы открыл дверь, — тихо шепнул он женщине.

— Артем, открой, — слабым, болезненным голосом сказала мать и стукнула маленьким кулачком в обшарпанную дверь. — Артемчик, пожалуйста!

— Ма, ты одна? — вскоре донеслось из-за двери.

— Нет, не одна, — громко ответил Касьянов. — Открывай, милиция!

Тихие шаги удалились, но капитан снова крикнул:

— Дом окружен, так что выходите, и побыстрей!

Уговоры длились еще минут десять, мать заливалась слезами, но за дверью было тихо.

— Оружие у них есть? — спросил Касьянов.

— Да какое оружие! Нет у них ничего, откуда? — всхлипывая, сказала Антонина.

Тогда Касьянов кивнул самому мощному из ГНР, капитану Русакову.

— Давай, похоже, уговорами их не проймешь.

Дверь сдалась после первого же таранного удара стокилограммового Русакова.

Оперативники быстро рассредоточились по всей квартире, но никого там не нашли.

— Так, и в каком шкафу они прятались в прошлый раз? В этом? — спросил Касьянов, направляясь к старинному шифоньеру с зеркалом. Открыв дверцу, он заглянул внутрь и, запустив руку, выволок за шиворот тщедушного парня в майке и трениках.

— Сынок, — вскрикнула мать. — Артемчик!

Больше в шкафу никого не оказалось, но из соседней комнаты донесся довольный голос Русакова.

— Вот он где, милый! Щас мы его, как Тельмана…

Все двинулись туда. Встав на одно колено, громадный Русаков, пыхтя, шарил рукой под деревянной кроватью.

— Отбивается, — удивленно сказал он, но через секунду с возгласом:

— Есть!

— выволок за ногу худющего парня в одних трусах. Тот цеплялся за ножки кровати и даже приведенный оперативником в вертикальное положение продолжал дергаться всем телом, напоминая кукольного Петрушку.

— Смотри, какой шустрый! — удивленно сказал Русаков, прихватив задержанного за шею. Потом он слегка сжал пальцы, и брыкастый пацан сразу закашлялся и успокоился.

Третьего из этой команды Березин обнаружил в кладовке, рядом с туалетом, среди сломанных швабр, мешков с барахлом и прочим хламом.

Вместе они представляли собой жалкое зрелище — испуганные, щуплые, они больше походили не на злостных уголовников, а на нашкодивших старшеклассников.

Трое суток беспрерывного страха превратили их в обезумевших волчат. Все эти дни они боялись зажигать свет, разговаривать, питались хлебом, водой и консервами, которые принесла мать Артема Юрташкина. Любой случайный стук, громкие голоса на лестнице приводили их в панику. Страх проник и поселился в их душах, полностью измотал парней.

Страх и сейчас темнел в глазах каждого, хотя скрываться уже не было нужды, но теперь они боялись мести этих людей в форме. Они не сомневались, что их будут долго и страшно бить, но как раз это им не грозило. За три дня злость милиционеров улетучилась, на смену пришла усталость, бессонные ночи измотали и их, а то, что поиски, а значит, и все сверхсрочные закончились, привело милиционеров почти в благодушное состояние.

— Ну вот, малыши, погуляли, и пора в детский сад, на нары, — прогудел Русаков, чуть ли не с родительской лаской глядя на беглецов.

— Молодые придурки, — сказал и Березин, наблюдая, как парней усаживают в зарешеченный «уазик». — Так могли бы условно отделаться, а теперь точно сядут.

Вся процедура задержания уложилась в короткий, пятиминутный доклад Касьянова и. о. начальнику ГОВД. Похвалив подчиненных, Мамонов отпустил капитана, и почти сразу дежурный доложил о звонке из больницы.

— Богомолов к вам прорывается, — сказал он.

— Хорошо, давай его.

— Михаил Андреевич, это Богомолов вас беспокоит.

— Здравствуйте, Рэм Андреевич. Как дела, как здоровье?

— Да здоровье-то ничего, вашими молитвами, но некоторые ваши подчиненные очень хотят это здоровье мне испортить.

— Что такое, в чем дело? — насторожился Мамонов.

— Этот ваш лейтенант, Астафьев, по-моему, просто хунвэйбин какой-то. Нагло ночью заявился в больницу. Я ему предложил покинуть отделение, как вы велели, так он сунул мне под нос пистолет и все-таки остался. И угрожал вполне серьезно, впору инфаркт получить.

«Засранец, у Колодникова, что ли, научился?» — подумал Мамонов, вспомнив инцидент с майором и невольно потирая при этом горло.

— Не беспокойтесь, Рэм Андреевич. Если он еще появится в больнице, гоните его в шею. Можете считать, что в милиции он больше не работает.

— Ну, я не думаю, что он здесь появится в ближайшее время. Больше ему тут нечего делать.

— Как это? — удивился Мамонов.

— Да так. Ваш лейтенант выкрал эту свою невесту и увез в неизвестном направлении.

— Какую невесту?

— Орлову.

— А почему невесту?

— Так он заявил, и мамаша ее подтвердила.

— Вот так новости! А точно это сделал именно Астафьев?

— Да, одна наша нянечка видела, как он вез ее на каталке к лифту.

— Когда это произошло?

— Не более получаса назад.

— Спасибо, Рэм Андреевич, мы примем необходимые меры. А вам я советую: происшествие подробно изложить на бумаге и срочно привезти к нам.

— Непременно-непременно, сейчас же все напишу, как бы это назвать?.. — занервничал Богомолов.

— Заявление, — подсказал подполковник. — Это У нас называется заявлением.

После разговора с Богомоловым, Мамонов пару минут сидел в полном недоумении. То, что сотворил этот Щенок Астафьев, выходило за все рамки.

«А до этого был так себе, ни рыба ни мясо, тихоня. Чего это он так разошелся? Может, действительно эта молодая сучка его невеста? Черт его знает».

Решив оставить эту версию как наиболее приемлемую, Мамонов вызвал по селектору дежурного:

— Касьянов еще не ушел?

— Нет.

— Пусть зайдет ко мне.

Через минуту в кабинете появился Касьянов.

— Слушай, капитан, тут есть одно дело. Астафьев немного рехнулся, выкрал из больницы Орлову. Установи адреса, куда он мог ее отвезти. Что не домой — точно. Выясни адреса его родни, друзей, родственников Орловой, ну, сам знаешь, и доложи мне. Надо парня остановить, а то, если мисс эта загнется, ему срока не миновать.

— Только установить? — уточнил Касьянов.

— Да.

— Хорошо, сейчас же займусь, — с этими словам капитан вышел.

Подполковник позвонил Гусеву:

— Ну что, как дела?

— Ты про что это? Про эту девку на «Оке»?

— Нет, про другую.

— А, недобитую-то. Не сифонь раньше времени, там все заряжено.

— Где там-то, в больнице; что ли?

— Ну да, а где же еще?

— Опоздал, милок. Девки там уже нет.

— А где же она? — опешил Гусев.

— Этого я не знаю. Есть у меня один молодой лейтенант, он почему-то решил выкрасть ее из больницы. И выкрал.

— Лейтенанта твоего я бы сам за яйца подвесил. У меня один кент из-за него навернулся с дерева и сломал ногу.

— Ну, это твои проблемы. Отвезешь Богомолову, он сломает ему вторую ногу и обеспечит костылями на всю жизнь.

— Да в больницу ему нельзя, он в розыске.

— Это кто такой?

— Шурик.

— Медведкин?!

— Ну да.

Мамонов выругался:

— По-моему, от этого парня тебе пора избавиться. Не фартовый он у тебя. К тому же слишком много знает.

— Я тоже так думаю. Но что делать с этой гребаной мисской?

— Попробую задействовать свои силы, найти мы ее найдем, дальше уж постарайся, чтобы твои зажиревшие качки опять не облажались.

Этот разговор Гусев вел из кафе-бара «Айсберг». Отключив мобильник, он закурил и задумался, машинально крутя в руках столовый ножик. Перед ним стояла тарелка с остатками ростбифа, пиво и сигареты, обычный завтрак Вадима.

Исчезновение Орловой поставило Гусева в тупик. Впрочем, вся эта неделя казалась Вадику одним сплошным тупиком. Не успевал решить одну проблему, как возникала другая.

«…Твою мать-то! Хозяин милиции, можно сказать лучший друг и компаньон, а хлопот все больше и больше. Что-то от Мамона толку мало. Раньше было так хорошо, просто тишь и благодать, а теперь его же подчиненные будто озверели, роют землю копытами…»

Размышления его прервал бармен, почтительно остановившийся в сторонке, дожидаясь, пока босс обратит на него внимание. Взглянув на туповатое, подобострастное лицо, Вадим понял, что у того есть какая-то важная новость.

— Ну, чего ждешь, говори, — велел он.

— Вадим Александрович, я не совсем уверен… но позавчера тут гуляли менты из уголовки.

— Ну?

— И приехал Антоша.

— Так.

— Он сел в кабинете, а они гуляли в банкетном зале. Мне показалось, что один из них заходил к Аркадию Ильичу.

И без того красноватое лицо Гусева начало быстро багроветь.

— Что значит, показалось? — свистящим шепотом спросил он. — Показалось, что целка, а оказалось — вдова?

Бармен оробел. Он не предполагал, что своим сообщением приведет хозяина в такое бешенство.

— Ну… Я не видел, как этот мент входил туда, — совсем неуверенно продолжил он. — Купил сигареты, вроде в зал обратно пошел, но потом я поворачиваю голову, а он идет от кабинета, и штора еще колышется.

— И сколько времени он там примерно провел?

— Минут двадцать.

— Какого ж х… ты раньше молчал?! Кто был у Антоши?

— Я спрашивал у официантов, они лучше всех их знают, говорят какой-то Колодников, старший опер.

Гусев откинулся на спинку стула. Это было хуже всего. Вадим знал, что Колодников с Антоновым были одноклассниками, сам Антоша не раз ему про это говорил. Теперь ясно, почему именно сейчас майор вцепился в него, Гусева, хваткой бультерьера. Это конечно же идет с наводки бывшего другана — Антоши. И у Мамонова, как назло, прокол за проколом.

«Антоша все может, — вдруг отчетливо понял Гусев. — Обиделся, что я его поставил на проценты, и обратился к старому дружку. Сука…»

Поток мата, которым он мысленно покрыл бывшего компаньона, еще больше распалил Вадима. Распиравшая его злость требовала выхода, и взгляд его упал на стоящего перед ним бармена. От полетевшей в его голову тарелки тот увернулся, но от кулака вскочившего на ноги хозяина не смог и, перелетев через массивный стол, всем телом обрушился на жесткие подлокотники кресел.

— Падла, про такое надо вовремя докладывать!

Глава 23

Несмотря на оставшуюся от бессонной ночи легкую ломоту в теле и некоторую заторможенность, Елена Брошина в это утро чувствовала себя как никогда хорошо.

Журналистка могла выехать из Кривова часов в шесть, сразу после возвращения из Демидовки, но как истинная женщина, она приняла ванну, прижгла йодом расцарапанные до крови от комариных укусов руки и ноги, долго перебирала свой гардероб, прикидывая, в чем ей показаться в телекомпании. Смонтировала из двухчасовой записи двадцатиминутный репортаж и лишь в девятом часу покинула родной город.

Она вживе представляла себе, какой ажиотаж вызовет у руководства железногорской небольшой телекомпании «Скат» кассета, лежащая сейчас у нее в сумочке. Телевизионщики всеми силами старались привлечь к себе как можно больше внимания и переманить аудиторию у других видеомонстров. Одним из пунктов этой программы был сбор и показ всякого рода «жареных», сюжетов.

Елена в этой стихии чувствовала себя как рыба в воде. Два года назад она показала свой первый репортаж об особняке кривовского начальника отдела борьбы с экономическими преступлениями Завьялова, вызвавший огромный резонанс, после чего подполковник вынужден был уйти в отставку. Правда, и на пенсии он сильно не бедствовал, открыл два магазина, несколько ларьков, но Елену с тех пор начали опасаться. Сам Завьялов тогда серьезно попортил ей нервы недвусмысленными угрозами, о которых она тоже состряпала острый сюжет.

После этого Брошина заключила устный договор с железногорскими тележурналистами. Когда ей попадались «жареные» факты о кривовских взяточниках или мафиози, эксклюзивные права на показ материала принадлежали «Скату». В свою очередь и областные корреспонденты делились с ней оперативной информацией.