МакКарти: Как, ударяя меня дубинкой по голове? (Обращаясь к Джо.) Верно?
      Джо: (меланхолично, как бы вспоминая о чем-то) Не знаю.
      Крапп: Мак, ты же знаешь, я ни разу не бил тебя дубинкой по голове.
      МакКарти: Но если тебе прикажут и я окажусь на другой стороне - долг заставит.
      Крапп: Мы же в школе вместе учились. Мы всегда были приятелями. И подрались только один раз, из-за Алмы Хаггерти. Ты женился на Алме Хаггерти? (Обращаясь к Джо.) Верно?
      Джо: Все верно.
      МакКарти: Нет. А ты? (Обращаясь к Джо.) Джо, ты за меня или против меня?
      Джо: Я за всех. По одному.
      Крапп: Нет. Вот я и говорю.
      МакКарти: Ты хочешь сказать, ни один из нас не женился на той, из-за кого мы подрались?
      Крапп: Я даже не знаю, почему мы подрались?
      МакКарти: Я же говорю, ты мало читаешь.
      Крапп: Мак, ты тоже не знаешь, за что ты дерешься?
      МакКарти: Это же так просто и здорово.
      Крапп: Ладно, за что ты борешься?
      МакКарти: За права низших. Верно?
      Джо: Что-то вроде этого.
      Крапп: За права кого?
      МакКарти: Низших классов. В мире полно парней, которые не умеют надувать людей, как баранов. Все мы равны. Помнишь?
      Крапп: Мак, ты не низший.
      МакКарти: Я портовый грузчик. И идеалист. А для истинного интеллигента у меня черезчур много мускулов. Я женился на маленькой, чувствительной, культурной женщине, чтобы мои дети росли пусть неженками, но не простаками. Сильному мужику, с хоть каким-нибудь умишком ничего не остается, как быть или жуликом, или работником. Быть жуликом мне совесть не позволяет, поэтому я - работник. А мой сын-школьник, уже мечтает стать писателем.
      Крапп: Когда-то я тоже хотел быть писателем.
      Джо: Чудесно. (Он кладет на стол газету и смотрит на Краппа и МакКарти.)
      МакКарти: Они все хотели быть писателями. Все эти маньяки, которые начинали войны и гробили массы людей, когда-то прятались на чердаках или в подвальчиках и сочиняли стихи. А получалось у них одно дерьмо. И тогда они сводили с миром счеты, становясь важными жуликами. И сейчас происходит то же самое.
      Крапп: Неужели это правда, Джо?
      Джо: Взгляни на сегодняшние газеты.
      МакКарти: Даже сейчас, вот в эту минуту, где-то на Телеграфном Холме сидит какая-нибудь гнилушка и мечтает стать Шекспиром. А через десять лет это будет сенатор. Или коммунист.
      Крапп: Так надо же что-то с этим делать.
      МакКарти: (с хитрецой, со смехом в голосе) Надо издавать побольше журналов. Вот в чем соль. Сотни. Тысячи. Надо печатать все их мысли и тогда они поверят в свое бессмертие. И это удержит их от конкретного сдвига.
      Крапп: Мак, тебе впору самому быть писателем.
      МакКарти: Ненавижу эту братию. Интриганы. Верно?
      Джо: (быстро) Все верно. Верно и неверно.
      Крапп: Тогда зачем ты читаешь?
      МакКарти: (смеясь) Меня это успокаивает. Смягчает. (Пауза.) Писатели самые паршивые люди на свете. Сам язык в полном порядке. А вот люди, которые используют этот язык - они паршивые. (Араб придвигается поближе и внимательно слушает.) А ты как считаешь, браток?
      Араб: (глубоко задумывается, гримасничает) Никакого фундамента. Нигде. Ни на грош. Что есть. Чего нет. Ничего. Пойду гулять. На небо смотреть. (Он выходит.)
      Крапп: Что есть? Чего нет? (Обращаясь к Джо.) Что это значит?
      Джо: (медленно, думая, вспоминая) Что есть? Чего нет? Это значит, эта сторона, та сторона. Вдох, выдох. Что есть: рождение. Чего нет: смерть. Неизбежное, изумительное, величественное семя, с которого начинается всякий рост и всякое увядание. Начало и конец. Этот человек - по-своему пророк. При помощи пива он способен достигнуть той степени понимания, на которой что есть и чего нет, рациональное и иррациональное, сливаются воедино.
      МакКарти: Верно.
      Крапп: Если ты понимаешь такой язык, как ты можешь оставаться грузчиком?
      МакКарти: Я из старого, славного рода МакКарти, в котором все женились и спали не иначе, как с самыми могучими и крикливыми бабами. (Пьет пиво.)
      Крапп: Я могу часами слушать вас обоих, но черт меня раздери, если я понимаю хоть слово.
      МакКарти: Из этого следует, что МакКарти слишком велики и сильны, чтобы быть героями. Героями становятся слабаки и тугодумы. Они должны ими быть. Чем больше на свете героев, тем хуже выглядит мировая история. Верно?
      Джо: Выйди на улицу и убедись в этом.
      Крапп: Да, ей богу, вы умеете филос...филофос...Ух, вы славно болтаете.
      МакКарти: Не будь на тебе этой формы и понимай ты хоть одно мое слово я бы с тобой так не говорил. Это я о ТЕБЕ, друг.
      (Звонит телефон.)
      (Харри вдруг вскакивает из-за своего столика и начинает танцевать новый танец.)
      Крапп: (замечает это, на правах начальства) Ну, ну. Чего это ты?
      Харри: (останавливается) У меня только что появилась идея для нового танца. Я и пробую. Ник, Ник, телефон звонит.
      Крапп: (обращаясь к МакКарти) Разве он имеет право так себя вести?
      МакКарти: Живые существа танцевали с незапамятных времен. Я бы даже сказал, танец и жизнь развивались паралельно друг с другом и теперь у нас на глазах - (обращаясь к Харри) - давай, танцуй, сынок. Покажи нам, что ты умеешь.
      Харри: Это еще не полностью отделано, но начинается вот так. (Он танцует.)
      Ник: (в телефон) Бар Ника на Океанской, ресторан и ночной клуб. Добрый день. Это Ник. (Слушает.) Кого? (Оборачивается) Есть в этой дыре Дадли Бостуик?
      (Дадли вскакивает и мчится к телефону.)
      Дадли: (в телефон) Алле, Элси? (Слушает) Сейчас придешь? (Ликуя, обращаясь ко всем присутствующим) Она идет. (Пауза) Нет, я не буду пить. Ой, господи, Элси.
      (Он вешает трубку, как-то странно оглядывается по сторонам, словно только что родился, начинает расхаживать по бару, трогает все подряд, придвигает стулья к столикам и так далее.)
      МакКарти: (обращаясь к Харри) Великолепно. Великолепно.
      Харри: А потом я делаю вот эту махонькую штучку.
      (Показывает.)
      Крапп: Это хорошо, Мак?
      МакКарти: Это ужасно, но зато искренне и честолюбиво, как и все в этой великой стране.
      Харри: А потом я перехожу вот в это. (Показывает) А вот здесь я по-настоящему расхожусь. (Заканчивает танец.)
      МакКарти: Замечательно. Это наиполнейшая демонстрация современного состояния американского духа и тела. Сынок, ты - гений.
      Харри: (в восторге, жмет МакКарти руку) Сегодня вечером я впервые буду выступать перед публикой.
      МакКарти: Они обалдеют. А где ты научился танцевать?
      Харри: А я совсем не учился. Я танцор-самородок. А еще я - комик.
      МакКарти: (поражен) Ты умеешь смешить людей?
      Харри: (глуповато) Я умею быть смешным, но они не смеются.
      МакКарти: Странно. Почему?
      Харри: Не знаю. Не смеются и все.
      МакКарти: Хочешь - рассмеши меня?
      Харри: Я могу попробовать новый монолог, я сейчас над ним работаю.
      МакКарти: Пожалуйста попробуй. Даю слово, если это смешно - я буду ржать, как жеребец!
      Харри: Итак. (С бешенной энергией бросается в монолог.) Я у Шарка на Турецкой Улице. На часах без четверти девять, по летнему времени. Среда. Одиннадцатое. Все, что у меня есть - это головная боль и пятицентовик 1918 года. Все, что я хочу - это чашку кофе. Если я потрачу пятицентовик на чашку кофе - домой мне придется идти пешком. Н-да, положеньице. Грек Джоржд играет с филлипинцем Педро в биллиард. Я в лохмотьях. А на них тридцати-пяти долларовые костюмы из ателье. У меня даже сигареты нет. Они курят тонкие кубинские сигары. Я думаю, как всегда: все кончено. Греку Джорджу приходится туго. Если я куплю одну чашку кофе - я захочу другую. Что происходит? Ухо болит! Мое ухо. Грек Джордж берет в руки кий. Трет его мелом. Изучает стол. Осторожно трогает кончик кия. Тук. Что происходит? Он сбил три шара! Что делаю я. Я сбит с толку. Я выхожу и покупаю утреннюю газету. На кой черт мне утренняя газета? Что мне нужно - это чашка кофе и хорошая подержанная машина. А я иду и покупаю утренюю газету. Четверг. Двенадцатое. Может, заголовок обо мне. Я быстро проверяю. Нет. Заголовок не обо мне. Он о Гитлере. За семь тысяч миль отсюда. Я здесь. Кто такой Гитлер, черт побери? Кому трудно? Я оборачиваюсь? Всем трудно.
      (Пауза. Крапп приближается к Харри словно готовится арестовать опасного преступника. Харри отбегает к вращающимся дверям. МакКарти останавливает Краппа.)
      МакКарти: (обращаясь к Харри) В жизни не слыхал такой хохмы. И не видал тоже.
      Харри: (снова подходит к МакКарти) Тогда почему вы не смеетесь?
      МакКарти: Не знаю, пока что.
      Харри: У меня полно смешных идей, но они никого не смешат.
      МакКарти: (задумчиво) А может ты, сам того не ожидая, отрыл новый жанр комедии?
      Харри: Ну и на что он мне, раз никто не смеется?
      МакКарти: Смех бывает разным, сынок. Вообще, если честно, я смеюсь, но только не вслух.
      Харри: А я хочу слышать смех. Слышать. Для этого я и придумываю свои монологи.
      МакКарти: Ну. Может, со временем люди поймут. Пошли, Крапп. До скорого, Джо. (МакКарти и Крапп выходят.)
      Джо: До скорого. (После короткой паузы.) Эй, Ник.
      Ник: Да?
      Джо: В следующем забеге поставь на МакКарти.
      Ник: Ты с ума сошел. Эта не конь, а предатель, мерзкий...
      Джо: Поставь все на МакКарти.
      Ник: Я на него даже пятицентового не поставлю. Сам ставь все на МакКарти.
      Джо: Я не нуждаюсь в деньгах.
      Ник: А с чего ты решил, что МакКарти выиграет?
      Джо: МакКарти зовут МакКарти, разве нет?
      Ник: Ага, и что с того?
      Джо: Конь по имени МакКарти обязательно выиграет, вот и все. Сегодня.
      Ник: Почему?
      Джо: Делай то, что я говорю и все будет в ажуре.
      Ник: МакКарти обожает ораторствовать, вот и все. (Пауза.) Где Том?
      Джо: Скоро явится. Скоро явится с несчастным видом. Минут через пять-десять.
      Ник: Неужели ты поверил этой Китти? Ну, насчет того, что она была в бурлеске?
      Джо: (очень четко) Мечтам верить легче, чем статистике.
      Ник: (припоминая) Она - девчонка, что надо. Назвала меня дантистом.
      (Входит Том. Он сбит с толку, обеспокоен. Он быстро подходит к Джо.)
      Джо: В чем дело?
      Том: Вот твоя пятерка, Джо. У меня снова беда.
      Джо: Если она не анатомическая, то сама пройдет. А если анатомическая наука все вылечит. Так как: анатомическая или нет?
      Том: Джо, я не знаю... (он выглядит полностью сломленным.)
      Джо: Что тебя тревожит? Я хочу тебе кое-что поручить.
      Том: Китти.
      Джо: Что с ней?
      Том: Она в своей комнате, плачет.
      Джо: Плачет?
      Том: Да, она плачет уже целый час. Все это время я говорил с ней, но она не успокаивается.
      Джо: О чем она плачет?
      Том: Не знаю. Я ничего не понял. Она все плачет и рассказывает о большом доме и собаках колли, и цветах, и о том, что один ее брат умер, а другой пропал, неизвестно где. Джо, я не могу видеть, как Китти плачет.
      Джо: Ты хочешь жениться на этой девушке?
      Том: (кивая) Да.
      Джо: (с любопытством и искренне) Зачем?
      Том: Я не знаю точно зачем, Джо. (пауза) Джо, я не могу допустить, чтобы она шлялась по улицам. Наверное, я просто люблю ее.
      Джо: Она хорошая девушка.
      Том: Она ангел. Она не похожа на всех этих шлюх.
      Джо: (быстро) Вот. Возьми эти деньги, беги к Фрэнки и поставь все на МакКарти.
      Том: (быстро) Все эти деньги, Джо? На МакКарти?
      Джо: Да. Быстро.
      Том: (уходя) Ой, Джо. Если МакКарти выиграет - мы разбогатеем.
      Джо: Да иди же, ну!
      (Том убегает и чуть не сбивает с ног Араба, который возвращается в бар. Ник без слов ставит перед ним пиво.)
      Араб: Никакого фундамента. Нигде. Весь мир. Никакого футдамента.
      Ни на грош.
      Ник: (сердито) МакКарти! Сегодня утром тебе малость повезло и поэтому ты готов пустить на ветер восемьдесять баксов?
      Джо: Он хочет женится на ней.
      Ник: А вдруг она не пойдет за него?
      Джо: (поражен) Неужели? (Задумывается) Так, а почему бы ей не выйти за такого симпотягу, как Том?
      Ник: Она танцевала в бурлеске. Короли Европы дарили ей цветы. Она обедала с богатыми и знатными молодыми людьми. Тому до нее далеко.
      (Вбегает Том.)
      Том: (с досадой) Когда я пришел, забег уже начался. Фрэнки не дал мне поставить. МакКарти все время бежал в хвосте. Я уже радовался, что мы сэкономили деньги. А потом МакКарти вырвался вперед на два корпуса и выиграл.
      Джо: А какие были ставки, пятнадцать к одному?
      Том: Еще лучше, но Фрэнки не дал мне поставить.
      Ник: (запускает в угол кухонным полотенцем) Ну, что ж такое!!!
      Джо: Давай сюда деньги.
      Том: (протягивает ему деньги) Мы могли выиграть полторы тысячи долларов.
      Джо: (от скуки, не думая, придумывая на ходу) Сходишь в писчебумажный магазин и купишь мне самую крупную карту Европы, какая у них есть. На обратном пути зайдешь к одному из старьевщиков на Третьей улице - достань мне хороший револьвер и пули.
      Том: Она там плачет в своей комнате, Джо.
      Джо: Иди, принеси мне, что я прошу.
      Ник: Что ты задумал: сперва выучишь карту, а потом выйдешь на улицу и пристрелишь кого-нибудь?
      Джо: Я хочу почитать названия разных европейских городов и рек, равнин и гор.
      Ник: Зачем тебе револьвер?
      Джо: Хочу его как следует рассмотреть. У меня разносторонние интересы. Вот двадцать долларов, Том. Давай, отправляйся и притащи мне все это.
      Том: Большую карту Европы. И револьвер.
      Джо: Достань хороший. Скажи продавцу, что ты совсем не разбираешься в оружии и доверяешь, что он тебя не надует. Больше десятки не плати.
      Том: Джо, я не знаю, что у тебя на уме. Но с револьвером лучше не шутить.
      Джо: Обязательно купи хороший.
      Том: Джо.
      Джо: (раздраженно) Что, Том?
      Том: Джо, зачем ты вечно посылаешь меня за этими идиотскими вещами?
      Джо: (сердито) Они вовсе не идиотские, Том. Давай, иди.
      Том: А как же Китти, Джо?
      Джо: Пусть поплачет. Ей станет легче.
      Том: Если она придет сюда, пока меня не будет, поговори с ней, Джо. Расскажи ей обо мне.
      Джо: Ладно. Иди. И не заряжай револьвер. Просто купи и принеси сюда.
      Том: (уходя) Я и не думал его заряжать.
      Джо: Погоди. Унеси эти игрушки.
      Том: Унести? Куда унести?
      Джо: Отдай их какому-нибудь пацану. (Пауза.) Нет, отнеси их к Китти. Когда-то я тоже смотрел на игрушки и переставал плакать. Поэтому я и попросил тебя их купить. Я хотел проверить, смогу ли я вспомнить, как они останавливали мой плач. Я помню, они всегда казались мне ужасно глупыми.
      Том: Правда, Джо? Отнести их к Китти? Ты думаешь, они и ей помогут успокоиться?
      Джо: Может быть. На них смотришь и становится интересно, из чего они и ты забываешь, о чем плачешь. Для этого их и делают.
      Том: Ага. Конечно. Та девчонка в магазине спрашивала, на что мне игрушки. Понесу их к Китти. (Трагично) Она совсем, как маленькая девочка. (Уходит)
      Уэсли: Мистер Ник, можно мне снова на пианино поиграть?
      Ник: Почему нет? Тренируйся сколько влезет, пока я тебя не остановлю.
      Уэсли: А вы заплатите мне за игру?
      Ник: Почему нет? Дам немножко.
      Уэсли: (поражен и в восторге) Мне заплатят за игру на пианино.
      (Он идет к пианино и начинает тихо играть. Харри поднимается на эстраду и слушает музыку. Немного погодя он начинает танцевать какой-то тихий танец.)
      Ник: О чем ты плакал?
      Джо: О моей маме.
      Ник: А что с ней?
      Джо: Она умерла. Мне давали игрушки и я переставал плакать.
      (В бар заходит мать Ника - маленькая, шестидесятилетняя, или около того, женщина, с сияющим лицом, одетая просто, во все черное. Заходит она бодро и громко разговаривает по итальянски, подкрепляя слова жестами. Ник жутко рад ее видеть.)
      Мать Ника: (по-итальянски) Все в порядке, Никки?
      Ник: (по-итальянски) Конечно, мама.
      (Около полуминуты они громко и темпераментно разговаривают по-итальянски и мать Ника уходит, так же шумно и весело, как появилась.)
      Джо: Кто это была?
      Ник: (обращаясь к Джо, с гордостью и некоторой грустью) Моя мать. (Все еще смотрит ей вслед.)
      Джо: Что она сказала?
      Ник: Ничего. Просто захотела меня увидеть. (Пауза.) Зачем тебе пистолет?
      Джо: Я изучаю разные разности, Ник.
      (В бар важно входит старик, сильно похожий на Кита Карсона. Он переходит с места на место и наконец останавливается около столика Джо.)
      Кит Карсон: Зовут меня Мерфи. Старый охотник. Не возражаешь, если я сяду?
      Джо: Буду очень рад. Что будете пить?
      Кит Карсон: (садится) Пиво. Как всегда. И спасибо.
      Джо: (обращаясь к Нику) Стакан пива, Ник.
      (Ник приносит старику пиво, Кит Карсон залпом выпивает его и вытирает правой рукой густые седые усы.)
      Кит Карсон: (придвигаясь с Джо) Полагаю, тебе не приходилось влюбляться в карлицу, весом в тридцать-девять фунтов?
      Джо: (изучает мужчину) Не приходилось, но выпейте еще пива.
      Кит Карсон: (интимно) Спасибо, спасибо. Это было в Галлапе, лет двадцать назад. В город прибыл парень по имени Руффус Дженкинс. У него было шесть белых лошадей и две черные. Он говорил, ему нужен человек, объезжать лошадей. Сам он не мог, у него была деревянная левая нога. Мы встретились в галлантерейной лавке у Паркера и в конце-концов дело дошло до драки, я и Хенри Уалпал. Я вмазал ему по башке медной плевательницей и дал деру в Мексику, но он не умер. В языке я был ни бум-бум. Познакомился с пастухом по имени Диего, с калифорнийским образованием. Говорил по английски лучше нас с тобой. Грит мне, ты, Мерф, знай корми вот этих племенных быков. Я грю, отлично, а чем их кормить? Он грит, эй, салатом, солью, пивом и аспирином. Через два дня мы сцепились из-за аккордеона, который, по его словам, я спер. А я его одолжил. Во время драки я разбил его об его голову - сломал лучший аккордеон в мире. Схватил лошадь и поехал обратно в Штаты. В Техас. Разговорился с одним парнем, рожа у него была честная. Оказалось, он полицейский и разыскивает меня.
      Джо: Ага. Вы упомянули карлицу, весом в тридцать-девять фунтов.
      Кит Карсон: Разве я могу забыть эту женщину? Разве могу я забыть эту миниатюрную амазонку?
      Джо: Не получается?
      Кит Карсон: Может получится, когда мне стукнет шестьдесят.
      Джо: Шестьдесят? Вы выглядите старше шестидесяти.
      Кит Карсон: Невзгоды оставили след на моем лице. Невзгоды и трудности. Три месяца назад мне исполнилось пятьдесят-восемь.
      Джо: Это все объясняет. Продолжайте, рассказывайте еще.
      Кит Карсон: Натрепался полицейскому, что меня зовут Рофстин, что я горный инженер из Пенсильвании и ищу интересную работу. Упомянул пару местечек в Хьюстоне. Чуть глаз не потерял рано утром, спускаясь по лестнице. Налетел на великана шести футов ростом, с железным крюком, вместо правой руки. Он грит, ты разрушил мой дом. А я грю, я никого в Хьюстоне не знаю. Девицы собрались на лестничной площадке, посмотреть на драку. Семь девиц. Шесть футов и железный крюк. Мне было не по себе. Врезал ему в рот, когда он замахнулся на мою башку своим крюком. Не соображай я быстро - лишился бы глаза. Он свалился в канаву и выхватил револьвер. Выстрелил семь раз. Я уже был наверху. Через час ушел оттуда, разряженный в шелка и перья, а лицо закрыл дамской шляпой. Он стоял на углу и ждал. Я сказал: не хочешь потискаться? Он грит: нет. Я пошел дальше по дороге и ушел из города. Полагаю, тебе не доводилось рядиться в женские шмотки, чтобы спасти свою шкуру, верно?
      Джо: Нет и я ни разу не влюблялся в карлицу, весом в тридцать-девять фунтов. Еще пива?
      Кит Карсон: Спасибо. (Проглатывает пиво.) Когда-нибудь пробовал пасти коров верхом на велисапеде?
      Джо: Нет, все руки не доходили.
      Кит Карсон: Уехал из Хьюстона с шестидесятью центами в кармане, подарок девчонки по имени Люсинда. За четырнадцать часов прошел четырнадцать миль. Огромный домина с оградой из колючей проволоки и собаками. А с ними я никогда не ладил. Все равно, вошел в ворота от голода и жажды. Псы вскочили и бросились на меня. Пошел прямо на них, а они рычали все злее и злее. Подошел к двери и постучал. Открывает огромная негритянка, быстро закрывает дверь и грит, пошел вон, белая рвань. Снова постучал. Грит, пошел вон. Снова. Пошел вон. Снова. Тут дверь открывает сам старик, лет девяносто. В руках обрез. Грю, я не безобразничаю, папаша. Я голоден и пить хочу, зовут меня Каванов. Впустил меня и приготовил нам обоим мятные джулепы. Грю, живешь один, папаша? Грит, пей и не расспрашивай. Может один, а может и нет. Ты даму видел. Делай выводы. Я об этом слышал, но деликатности ради и глазом не моргнул. Если я тебе скажу, что это старик был моим дедушкой, ты ведь мне не поверишь?
      Джо: Может и поверю.
      Кит Карсон: Ну, так вышло, что он им не был. А было бы романтично, скажи?
      Джо: А где вы пасли коров на велосипеде?
      Кит Карсон: В Толедо, Огайо, в 1918.
      Джо: В Толедо, Огайо? В Толедо не разводят коров.
      Кит Карсон: Больше не разводят. В 1918 разводили. По крайней мере один мужик разводил. Бухгалтер, по имени Сэм Голд. Родом с востока, из Нью Йорка. Сомбреро, лассо, две коровы и два велисапеда. Место называлось Золотое Ранчо, два акра, сразу за городской чертой. Это был год Войны, помнишь?
      Джо: Ага, помню, но давай насчет тех коров и велосипеда. Как ты их пас?
      Кит Карсон: Легче легкого. Ездил без рук. Приходилось, иначе бы не смог бросать на них лассо. Работал на Сэма Голда, пока коровы не убежали. Они велисапедов боялись. Убежали в Толедо. И больше я их ни в жисть не видел. Он давал объявления во всех газетах, но они не вернулись. Это разбило ему сердце. Продал оба велисапеда и вернулся в Нью Йорк. Я вытащил четыре туза из красной колоды и пошел в город. Покер. Игрок по имени Чак Коллинс, любил играть. Сказал ему с улыбкой, не охота ли поставить сто долларов, что я не смогу вытащить четыре туза в следующей игре. Поспорили. Мои карты снаружи были черными. А другие карты были синими. Начисто про это забыл. Показал ему четыре туза. Бубновый туз, червовый туз, трефовый туз и пиковый туз. До шестидесяти лет буду жить - ни за что этих карт не забуду. Меня бы на месте убили, если бы не ураган в том году.
      Джо: Ураган?
      Кит Карсон: Неужели ты забыл ураган в Толедо в 1918?
      Джо: Нет, в Толедо не было урагана, ни в 1918, ни вообще когда-либо.
      Кит Карсон: Господи, Боже, а из-за чего, по твоему, поднялся весь сыр-бор? И каким образом я очнулся в Чикаго и увидел, что иду по Стейт-Стрит, как лунатик?
      Джо: Видно, они вас напугали.
      Кит Карсон: Нет, вовсе нет. Почитай газеты за ноябрь 1918 и увидишь, что в Толедо был ураган. Я помню, я сидел на крыше двухэтажного дома и плыл на северо-запад.
      Джо: (серьезно) Северо-запад?
      Кит Карсон: Что же, сынок, и ты мне не веришь?
      Джо: (пауза. Очень серьезно, энергично и четко) Конечно, я вам верю. Жизнь - это исскуство, а не бухгалтерия. Чтобы быть самим собой, надо много репетировать.
      Кит Карсон: (задумчиво, удивленно, улыбаясь) Ты первый человек, из всех кого я знаю, кто мне поверил.
      Джо: (серьезно) Выпейте еще пива.
      (Вбегает Том с картой, револьвером и коробкой пуль. Кит отходит к бару.)
      Джо: (обращаясь к Тому) Ты отдал ей игрушки?
      Том: Отдал.
      Джо: Перестала она плакать?
      Том: Нет. Наоборот, она зарыдала еще сильнее.
      Джо: Странно. Интересно, почему?
      Том: Джо, приди я на одну минуту раньше - Френки принял бы нашу ставку у нас было бы сейчас полторы тысячи долларов. Сколько бы ты дал мне, Джо?
      Джо: Если б она согласилась выйти за тебя - все полторы тысячи.
      Том: Неужели, Джо?
      Джо: (раскрывает пакеты, сперва изучает карту, потом револьвер) А почему нет? В моем королевстве только один подданный - это ты. И моя обязанность, чтобы мой подданный был счастлив.
      Том: Джо, как ты думаешь, у нас еще будет шанс поставить восемьдесять зеленых на забег с пятнадцатью к одному, и чтобы погода была хорошая, и чистый ипподром, и они хорошо начнут, и наша лошадь будет сперва плестись в хвосте, и мы будем думать, что все, проиграли, а потом она опередит всех на голову и выиграет.
      Джо: Не понял.
      Том: Все ты понял.
      Джо: Ты просишь о невозможном. Нет, Том, так больше не будет. Мы просто слегка опоздали.
      Том: А может будет, Джо.
      Джо: Маловероятно.
      Том: Тогда, где я достану денег, чтобы жениться на Китти?
      Джо: Не знаю, Том. Может и не достанешь.
      Том: Джо, я должен на ней жениться. (Качает головой.) Ты бы видел эту ее паршивую комнатенку.
      Джо: А что это за комната?
      Том: Крохотная. Как гроб. Это ужасно, Джо. Китти там не место.
      Джо: Ты хочешь увезти ее оттуда?
      Том: Да. Я хочу, чтобы она жила в просторном доме. И у нее должен быть сад и все такое.
      Джо: Ты хочешь заботиться о ней?
      Том: Да, конечно, Джо. Я должен заботиться о ком-то хорошем, я хоть человеком себя почувствую.
      Джо: Тогда тебе нужна работа. Что ты умеешь делать?
      Том: Школу я закончил, но не знаю я, что я могу делать.
      Джо: А когда ты думаешь об этом, чем бы тебе хотелось заняться?
      Том: Просто сидеть, вот, как ты, Джо, и посылать кого-нибудь по поручениям, и пить шампанское, и не напрягаться, и никогда не быть банкротом, и не волноваться из-за денег.
      Том: Благородное стремление.
      Ник: (обращаясь к Джо) А как это тебе удается?
      Джо: Сам не знаю, но по-моему надо заручиться полной поддержкой Господа Бога
      Ник: Я твоего языка не понимаю.
      Том: Джо, можно, я пойду, посмотрю, если она успокоилась?
      Джо: Помоги мне, я пойду с тобой.
      Том: (поражен) Что? Ты хочешь встать, вот сейчас?
      Джо: Она плачет или нет?
      Том: Да, плачет. Сейчас еще сильнее, чем раньше.
      Джо: Я думал, игрушки ее успокоят.
      Том: Я же видел, как ты сидел на одном месте с четрех утра и до двух утра на следующий день.
      Джо: Просто, когда я в ударе, Том, я пешком не хожу. Вот и все. Давай. Помоги мне. Я что-нибудь придумаю, чтобы ее успокоить.
      Том: (помогает Джо встать) Джо, я тебе ни разу не говорил. Ты необыкновенный человек.
      Джо: (быстро, немного сердито) Не будь идиотом. Я ничего не понимаю. Пытаюсь понять.
      (Джо слегка пьян. Они оба выходят. Свет тихо гаснет, Уэсли играет на пианино. Свет медленно загорается и мы видим: )
      Третий Акт
      Бедную кровать - это комната 21 в Гостиннице Нью Йорк, за углом от бара Ника. Кровать может находится или посередине сцены, или на маленькой дополнительной сцене. В самом баре ничего не изменилось, просто теперь он не освещен и все находящиеся там персонажи молчат и не двигаются. Все, кроме Уэсли - он тихо играет на пианино печальную мелодию. Китти Дюваль сидит на кровати. На ней ее старое платьице - оно впервые надела его еще в Огайо. Она вплетает себе в волосы ленту. Она смотрится в ручное зеркальце. Ей больно видеть, как она изменилась. В горе и гневе, она срывает с головы ленту. Берет с постели книгу и пробует читать. Снова начинает плакать. Поднимает свою старую фотографию и смотрит на нее. Плачет еще сильнее, падает на кровать и зарывается в нее лицом. Раздается стук в дверь.
      Китти: (сквозь плач) Кто там?
      Голос Тома: Китти, это я. Том. Я и Джо.
      (Джо, следом за Томом, тихо подходит к кровати. В руках у него довольно громоздкая игрушечная карусель. Какое-то мгновение Джо изучает Китти.)
      (Он ставит игрушечную карусель на пол, рядом с кроватью.)
      Том: (стоит над Китти, близко наклоняется к ней) Не плачь больше, Китти.
      Китти: (не гляда, плачет) Ненавижу эту жизнь.
      (Джо заводит карусель и раздается странная, печальная, звякающая музыка. Она начинается медленно, потом делается стремительной, потом постепенно замедляется и замирает. Джо сильно заинтересован игрушкой и внимательно слушает и наблюдает за ней.)
      Том: (горячо) Китти. Джо встал из-за своего стола у Ника специально, чтобы принести тебе эту карусель. Она музыку играет. Мы за ней на такси ездили. Послушай.
      (Китти медленно садится, слушает, Том наблюдает за ней. Все происходит неторопливо и грустно. Китти замечает свою детскую фотографию. Поднимает и изучает ее.)
      Том: (тоже смотрит) Кто эта маленькая девочка, Китти?
      Китти: Это я. Когда мне было семь лет.
      (Китти протягивает фото Тому.)
      Том: (смотрит и улыбается) Господи, какая ты хорошенькая, Китти.
      (Джо протягивает руку к фотографии и Том передает ее ему. Том переносит все свое внимание на Китти, которая, и теперешняя, для него так же хороша, как и в семь лет. Джо изучает фотографию. Китти поднимает глаза на Тома. Нет сомнений, они действительно любят друг друга. Джо смотрит на них.)
      Китти: Том?
      Том: (горячо) Да, Китти.
      Китти: Том, когда ты был маленьким мальчиком, кем ты хотел быть?
      Том: (немного озадачен, но очень хочет ей угодить) Что, Китти?
      Китти: Ты помнишь, когда ты был маленьким мальчиком?
      Том: (задумчиво) Ну, иногда помню, Китти.
      Китти: Кем ты хотел быть?
      Том: (смотрит на Джо. Джо взглядом приказывает Тому отвечать.) Иногда я хотел быть железнодорожным инженером. Иногда -полицейским.
      Китти: Я хотела быть великой актрисой. (Смотрит на Тома) Том, а ты когда-нибудь хотел быть доктором?
      Том: (смотрит на Джо. Джо опять взглядом приказывает ему поддерживать этот разговор) Да, я помню. Конечно, Китти. Один раз...я хотел быть доктором.
      Китти: (печально улыбаясь) Я так рада. Потому что я хотела быть актрисой и чтобы в театр пришел молодой доктор, и увидел меня и влюбился, и прислал мне цветы.
      (Джо жестами просит Тома продолжать разговор.)
      Том: Я бы обязательно сделал это, Китти.
      Китти: Я бы даже знала, кто он, а потом однажды увидела бы его на улице и влюбилась в него. И я бы не знала, что это он, тот, который влюблен в меня. Я бы думала о нем днем и ночью. Видела бы его во сне. Мечтала бы быть рядом с ним до конца своей жизни. Мечтала бы о детях, похожих на него. Я бы не все время была великой актрисой. Только до тех пор, пока не встретила и не полюбила бы его. А потом бы мы сели на поезд и поехали в красивые города, и встречали бы везде замечательных людей, и давали бы деньги бедным, и где бы люди не болели, мы бы ехали туда и лечили их.