Закопченные кирпичные коробки, унылые длинные корпуса с пыльными выбитыми стеклами давно канули в безвозвратное прошлое. Они сохранялись кое—где вместе со старыми хибарками, как музейные памятники, живая иллюстрация к истории: вот в каких условиях жил и работал трудящийся люд до Великой Октябрьской революции.
А вокруг стояли светлые новые корпуса простых, но благородных форм. «Для народа, — ходило крылатое выражение, — все что есть лучшего». «Место труда, — говорила другая пословица, — место творчества». «Человек — творец, — утверждала третья поговорка, — только творческий труд приносит радость».
Да, это была эпоха невиданного взлета творчества.
Зоя припоминала все это потому, что только вчера читала статью о планах ближайших 10–15 лет. Поистине открывались головокружительные перспективы. Но жизнь, думала Зоя, окажется еще ярче и интереснее, чем рассказано в этой бесспорно талантливой статье. Нелегко описывать будущее, когда и для настоящего—то часто не хватает слов. Благороден труд газетчика, и недаром очерки первых пятилеток вошли в хрестоматии и даже в учебники истории, но только одни журналисты знают, как трудно, располагая всеми 200 тысяч слов, входящими в русский язык, выбрать такие из них, которые передавали бы в точности ощущения автора. А ведь по нынешним книгам и журналам, по страницам сегодняшних газет, по этим показаниям современников потомки будут судить о великих днях. Нелегок и ответственен труд журналиста. Так думала Зоя.
Машина проехала плотину. Исчезло ощущение, что стихии внезапно поменялись местами: слева простирается озеро, поднятое так высоко, что горизонт представляется уходящим под облака, справа — провал, образуемый крутой, почти отвесной стеной, белое здание далеко внизу и бесконечные просторы полей и лесов до самого горизонта. Ощущение — похожее на то, которое испытывает летчик, когда машина перед посадкой делает крен. Для водителя автомобиля это, наоборот, чувство отрыва от привычной и спокойной земли. Кажется, что вот—вот уйдет из—под колес плотина и повиснешь в воздухе над рекой, вырывающейся внизу из донных отверстий.
По крутому, спиральному спуску, ловко виражируя вдоль гранитного бортика, Зоя пригнала машину к зданию станции.
Высокие окна, начинающиеся почти от земли и затянутые узорчатой решеткой художественного литья, ребристые колонны по углам, подпирающие плоскую крышу с фигурным карнизом, фонтан на квадратной площадке возле станции — глыба гранита и на ней тритоны, испускающие струи воды. И ни души вокруг…
Оставив машину у цветника около фонтана, Зоя подошла к зданию, ища глазами дверь с надписью «дежурный инженер», «вход» пни еще что—нибудь в этом роде. Ей пришлось обойти станцию с трех сторон. С четвертой стороны подступа не было: огромные бетонные трубы, подводящие воду, были точно врезаны в белый куб здания.
Никаких признаков служебного вхола. Оставались большие двери, которые, как думала вначале Зоя, служили больше для декорации. Высокие, под самый карниз здания, половинки, закругленные наверху, походили на ворота, сделанные из металла и цветного стекла. Эти ворота раскрывались, наверное, тогда, когда через них внутрь здания были доставлены машины — турбины и генераторы, и в следующий раз они раскроются, когда наступит пора менять или ремонтировать изношенное оборудование.
Неужели инженеры и техники, рабочие и уборщики — люди, работающие на станции, пользуются этим входом ежедневно? Не слишком ли это роскошно, даже если все это великолепие приходит в действие от нажатия простой кнопки?
Ну, конечно, же! Как это она сразу не догадалась? Раз инженер Бобров имеет какое—то касательство к объекту, здесь должна быть кнопка. Нужно найти эту кнопку, нажать ее, и тогда, как чертик из коробки фокусника, покажется дежурный инженер или, во всяком случае, послышится его голос.
Зоя приблизилась к парадным дверям. Кнопка должна быть где—то здесь. Бобров, конечно, выбрал место для нее так, чтобы она бросалась в глаза. Но вместо кнопки Зоя увидела огромный висячий замок, довольно картинно продетый сквозь массивные литые петли ворот. Это старомодное устройство как бы подчеркивало, что ворота отпираются редко. В самом деле, не очень—то удобно ежедневно, приходя на работу, отпирать дверь килограммовым ключом!
Зоя стояла перед замком в недоумении. Как же проникли внутрь участники совещания? Ведь оно (Зоя взглянула на ручные часики) началось минуту назад.
Подойдя к низкому окну, Зоя приложила к лицу ладони и заглянула через стекло. Двухсветный зал был пуст, если не считать трех огромных машин, вертикальные валы которых вращались с бешеной скоростью. Временами казалось, что они не вращаются, а застыли сверкающими колоннами — не было слышно никакого шума, не передавалось ни малейшей дрожи зданию. Протертые до блеска, холодно отсвечивали белые и желтые плитки кафельного пола.
Здесь ей нечего было делать. Обернувшись, Зоя увидела милиционера: он не спеша приближался по короткой набережной. Его внимание, видимо, привлекла эта девушка—туристка, вот уже четверть часа осматривающая станцию.
— Любуетесь? — спросил он вежливо, прикладывая руку к козырьку белого шлема. Он оглядел Зою, ее машину, снова перевел взгляд на Зою и спокойно продолжал: — Замечательное сооружение. А вы смотрели на панораму с плотины? Там есть специальная площадка для туристов.
— Скажите, как увидеть дежурного инженера? — перебила Зоя. — Он мне очень нужен Я… — и она протянула милиционеру свою корреспондентскую карточку.
— Дежурный, — услужливо сообщил милиционер, возвращая карточку, — находится не здесь. Он в Черемше. Это километров шестнадцать отсюда. Вам придется поехать вот по этой дороге, обсаженной голубыми елями. Кстати, по пути увидите вторую станцию — она тоже очень красива.
И он пожелал счастливого пути.
«У 3 С»
ВТОРАЯ станция отличалась от — первой оригинальным архитектурным оформлением, а походила на нее огромным висячим замком, украшавшим вход. Она оказалась такой же безлюдной, как и первая.
Проехав еще километра три, Зоя увидела слева от шоссе довольно высокий холм, а на его вершине, среди молодого дубняка, круглую башню. Флюгер в форме изломанной молнии из какого—то нержавеющего цветного металла, блестевший на солнце, не оставлял сомнений в том, что эта башня имеет отношение h электричеству.
И действительно, когда Зоя подъехала к башне, она увидела на фасаде три большие буквы «УЗС», переплетенные в форме замка. «Управление запертыми станциями», прочитала она на небольшой дощечке.
Из штата управления налицо оказались два человека. Один — хромой старик в белом фартуке — трудился над грядками в саду, окружающем круглое каменное здание; как выяснилось, он выполнял функции привратника, справочного бюро и коменданта. Второй находился в самой башне, в большом круглом зале, в верхней ее части, куда Зою не сразу пропустил ворчливый старик, долго теребивший ее удостоверение своими измазанными в земле руками.
Дежурный диспетчер сидел в круглом вращающемся кресле в центре зала и вовсе не показался Зое таким уж занятым, как уверял ее привратник внизу.
При входе Зои он приподнялся.
— Что вы на меня так изумленно смотрите? — весело спросил он, видя, что вошедшая, оглядев зал, остановила пытливый взгляд на нем.
— Наконец—то я вижу живого человека! — ответила Зоя в тон вопроса. — В вашем хозяйстве это такая редкость! Надо прямо сказать, что машины у вас встречаются гораздо чаще. Но я думала застать здесь совещание и среди его участников инженера Боброва.
— Совещание отменяется, — смущенно ответил молодой человек. — Разве вас не предупреждали? Какая досада! Вы уж извините, пожалуйста…
— Я, собственно, и не была в числе приглашенных, — возразила Зоя. — Я просто разыскиваю инженера Боброва и думала, что он здесь.
— Боброву звонили, чтобы предупредить об отмене совещания. Но его не было на даче. Кто—то ответил вместо него. И сказал, что передаст ему.
Зоя вспомнила про механического секретаря. «Ах, так он не только отвечает на звонки, но и запоминает сказанное и передает потом хозяину, — подумала она. — Впрочем, в этом нет ничего диковинного: обыкновенная запись на пленку».
— Вы видели наши станции? — спросил молодой инженер. — Не правда ли замечательно? Институт Боброва проектировал.
— Станции очень красивые, — сказала Зоя. — Но мне они показались немного малолюдными, это и есть, конечно, идея Боброва? Он, должно быть, мизантроп и не выносит людей?
— Напротив: Бобров скорее филантроп, если можно так выразиться. Станции же, которые вы видели, не малолюдны, а совсем без людей.
— Автоматы? Я думала, что только маленькие электростанции бывают автоматическими.
— Маленьким сам бог велел, как говорится… Но в тысяча девятьсот сорок седьмом году была построена первая автоматическая станция значительных размеров — на Перервинской плотине. С тех пор они пошли в ход.
— Вспоминаю… Правда, по газетным заметкам. Я тогда техникой мало интересовалась.
— Но тогда это были только первые опыты. Здесь же вы видите нечто другое.
— Что же именно?
— Здесь не одна, а шесть гидростанций — целая энергетическая система, и вся она работает совершенно автоматически.
— Ну конечно, раз к этому имеет касательство Бобров, все должно быть автоматическим.
— Позвольте, но вы сами его разыскиваете, а он, как известно, работает в институте, который занимается вопросами автоматики. Значит, он вам нужен по тому же делу? Вы от какой организации?
Зоя сообщила, кто она такая. Когда молодой инженер узнал, что говорит с корреспонденткой, он оживился.
— Вы приехали как нельзя более кстати. О нашей энергетической системе еще не писали. Это будет интереснейший материал. Я вам сейчас все расскажу.
Зоя колебалась. Но профессиональное любопытство, жилка газетчика взяли вверх. Это и на самом деле интересно. И потом это имеет прямое отношение к работам института Боброва — к той теме, ради которой она приехала побеседовать с Бобровым. Ну что ж, раз Бобров отсутствует, она не будет терять времени.
Инженер подвел ее к узким, как щели, окнам, расположенным в простенках между многочисленными пультами.
— Вот в эти окна, — говорил он, — видны все шесть станций. В каждое окно — по станции. Видите: перед вами как бы шесть цветных пейзажных открыток. Но все это — причуда архитектора. Для работы это не имеет никакого значения. Что дает мне обозревание этой станции? Я вижу, она стоит на месте — и все. А мне нужно знать показатели ее работы. И я их знаю: все, что мне нужно, знаю так, как если бы находился на самой станции, и знаю, не глядя в окно… Взгляните на этот пульт. Рядом вы видите еще такой же. Шесть пультов — на каждую по штуке, и вот седьмой пульт, где изображены все станции вместе. Эти цветные движущие диаграммы отвечают на все вопросы, которые только могут придти мне в голову, как диспетчеру. Вы хотите знать уровень воды в верхнем бьефе пятой станции? Пожалуйста! Четыре с половиной метра, а полчаса назад было на четыре сантиметра больше. Количество оборотов второй турбины третьей станции? Сделайте одолжение! Пятьдесят в секунду. Утром она немного пошаливала — делала пятьдесят с четвертью оборотов, но авторегулятор быстро привел ее в порядок. Хотите знать, какие агрегаты, на каких станциях выключены и какие находятся в резерве? Будьте любезны взглянуть на седьмой пульт: вот эти окрашенные в синий цвет…
— Но следить за пультами просто не поспеешь, — остановила Зоя этот поток красноречия. — Нужно все время крутить головой, как филин. Вы же, как я заметила, когда вошла, читали что—то, спокойно развалившись в кресле.
— Во—первых, я читал «Справочник по телемеханике», — нисколько не смутившись, возразил молодой человек. — А во—вторых, мне вовсе не нужно смотреть все время на пульты. Вы меня просто не поняли. Я смотрю на пульты, когда хочу узнать что—нибудь меня интересующее. А так — все показатели непрерывно записывают на движущихся лентах самопишущие приборы. И с работой всех станций за сутки я могу ознакомиться в каких—нибудь полчаса.
— И с опозданием узнаете о всех неисправностях, которые случились за ваше дежурство!
— Ну, до этого дело не дойдет. О всех неисправностях пульты немедленно докладывают.
— Внимание! — раздался вдруг громкий голос.
Зоя невольно обернулась. Но, кроме нее и инженера, в зале никого не было.
— Второй агрегат третьей станции выключается и ставится в резерв, — продолжал голос. — Включен третий агрегат пятой станции.
— Слышите? — заметил инженер. — Теперь взгляните на седьмой пульт, это он докладывал: видите, изменились цвета. Так же сообщается о неисправностях.
— Кто же это говорит?
— Никто. Говорящий автомат. Пульты включают его по очереди. Ну, звонки и прочая сигнализация — это тоже, как полагается.
— Позвольте, а управление станциями? Докладывают станции — это хорошо. Но ведь ими нужно управлять?
— Вот для этого—то, — инженер обвел зал рукой, — и устроен этот центральный пост. Центральный пост, который… — он помедлил, — … который тоже работает автоматически. Да, да, — продолжал он, усмехаясь, — я тоже здесь лишний. Я могу уйти на час, на два, на целый день — и ничего не случится. Я живу и работаю в помещении внизу, а сюда поднимаюсь только по вызову — автоматическому, конечно. Бобров и его группа считают, что эту должность можно упразднить вообще. А один из этих пультов — общий, на котором изображены все станции — они собираются установить в помещении диспетчера, который будет управлять несколькими энергосистемами сразу. Будет управлять… пока до него не доберутся сотрудники Боброва и посмотрят, нельзя ли сократить и эту должность. Вы представляете перспективы? На огромных просторах страны автоматически добывается дешевая гидроэнергия и по проводам и подземным кабелям рассылается потребителям.
— Странно! А если авария?
— Ну, что бы вы сделали, если бы на одной из станций произошла авария, а вы были бы дежурным диспетчером вот здесь в этом помещении?
Молодой человек посмотрел на Зою немного лукаво.
— Я… — она подумала и нерешительно сказала: — приняла бы немедленные меры.
Это походило на экзамен, и Зоя, как плохо подготовившийся студент, отделалась общим ответом.
— Вот именно, — одобрительно кивнул инженер, словно Зоя сказала как раз то самое, что нужно. — Но ведь прежде, чем я или вы на моем месте подумаем, какие меры следует принять, они уже будут приняты. Агрегат, если даже случится самая мелкая поломка одной из лопастей, будет немедленно выключен, а на смену будет включен агрегат из резерва. Это произойдет так быстро, что потребитель не заметит переключения, а мы с вами не успеем раскрыть рот, чтобы воскликнуть: «Ах, какая неприятность!»
— Но ведь нужно выслать ремонтную бригаду на место происшествия и вообще…
— Она и будет выслана. Ее вызовет сама станция. В «скорой технической помощи» есть автоматический вызывной пульт. Там будут знать не только об аварии, но и характер поломки, и узнают это одновременно со мной.
— Жаль только, что самый ремонт производится не автоматически! — воскликнула Зоя. Она постаралась придать голосу оттенок иронии. — Это был бы триумф автоматизации.
— Ну, до этого техника еще не дошла, — сказал инженер.
Он промолвил это таким тоном, как будто не сомневался, что техника со временем преодолеет и эту трудность.
Зое стало неловко. В самом деле, перед ней было, бесспорно, выдающееся достижение техники. И ее скептицизм казался просто неуместным. Уж эта журналистская привычка ничему не верить на слово, все потрогать руками, сто раз убедиться! Но ведь то, о чем рассказывал этот молодой инженер, было поистине замечательно!
— А как же текущий ремонт? — спросила она уже другим тоном. — Ведь не могут же ваши турбины вертеться вечно.
— Разумеется, — инженер был все так же вежлив. — Осмотр агрегатов производится раз в два месяца, а их предупредительный ремонт — раз в год. Некоторые полагают, что эти сроки можно увеличить. Конечно, остановка агрегатов на ремонт производится без всякого ущерба для потребителей электроэнергии. У нас всегда имеется резерв мощности…
Выслушав еще несколько пояснений в этом роде, Зоя стала прощаться. Она вспомнила о Боброве, его машине, почти похищенной ею, и ей захотелось поскорее разобраться во всей этой запутанной истории.
— Прощайте, лишний человек, — шутливо сказала она, протягивая руку инженеру. Она помедлила секунду: не сказать ли ему о Боброве? Но, собственно говоря, что случилось, кроме того, что Бобров где—то задержался и опоздал к себе на дачу, а она разъезжает в его машине? И как рассказать о своих смутных подозрениях и неясных предчувствиях, этому жизнерадостному молодому человеку, которомукажется все на свете совершенно ясным и для которого ни в чем нет ничего удивительного.
— Вы не знаете, где может быть сейчас Бобров? — спросила она только.
— Затрудняюсь сказать. Его институт ведет работы во многих местах. А Бобров возглавляет группу ведущих исследователей. Попробуйте позвонить в институт — может быть, там скажут. Я вас сейчас соединю.
Но в институте сказали, что у Боброва сегодня выходной день и он у себя на даче. На даче, куда Зоя позвонила, чтобы проверить, не вернулся ли инженер, вежливый голос механического секретаря сообщил, что Боброва нет, но что ему будет передано все, что имеет сообщить Зоя.
Зоя подумала, что передать Боброву, если он вдруг приедет на дачу.
— Скажите, — сказала она, обращаясь к механическому секретарю, как к живому человеку, — что его машина находится у меня. Я уехала на ней на его же поиски…
Зоя покраснела, увидев, как чуть шевельнулись брови стоявшего возле нее инженера—диспетчера. То, что он сейчас услышал, должно было показаться ему, конечно, странным.
Смущенная, она буркнула что—то неразборчивое и, не оглядываясь, поспешила к злополучному лимузину, терпеливо дожидавшемуся ее внизу, у входа в башню.
Конечно, это ожидание можно было считать терпеливым. Ведь зеленая машина могла взять да уехать. Она отличалась для этого достаточной самостоятельностью.
ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
СНОВА шоссе. Асфальтовая лента с каменными бортиками тянулась вдоль канала, искусственная прямизна которого приятно гармонировала с окружающими зелеными холмами. Иногда был виден белоснежный теплоход, пробиравшийся меж зеленых берегов, его мачта соперничала с растущими вокруг молодыми елями.
«Куда же ехать? Что делать? Может быть заявить в милицию?» — размышляла Зоя. Но достаточны ли для этого основания? В конце концов у Боброва, как выяснилось сегодня выходной день и он мог просто забыть о нем, назначая Зое встречу. Непростительно конечно, но ведь человеческая память иногда дает осечку. Это не автомат системы Боброва а более тонкое и сложное устройство. Но нет. Бобров не полагается только на свою память, у него есть секретарь который напоминает ему обо всем. И несуществующий секретарь просил обождать Зою, уверяя, что инженер вот—вот явится, а вместо него прикатила эта пустая машина.
Определенно в мире механизмов, которыми окружил себя Бобров, был какой то изъян. Во первых, машина не доложила зачем она прибыла на дачу. Зоя не заметила даже как нелепо ее требование: ведь обычно вещи, находящиеся в пользовании человека, никогда не докладывают о себе. Но от вещей, которые находились у Боброва, она ожидала иного. Во—вторых, неизвестно — может быть Бобров как раз сейчас входит к себе в дачу. Она ищет пропавшего Боброва, он ищет пропавшую машину — и это может продолжаться целый день.
Не успела Зоя это подумать, как услышала позади себя громкий голос. Это был голос… Зои!
— Передайте, пожалуйста, Боброву, — слушала она с изумлением свой собственный голос — что я, Зоя Виноградова взяла его машину и… разыскиваю его… потому что…
Голос смущенно замолк. Это был тот самый момент, когда брови диспетчера по станции задрожали от удивления и Зоя смущенно бросила трубку. Вот и щелчок от брошенной трубки.
После короткой паузы голос сзади снова заговорил. Но это был уже не голос Зои.
— Боброва! — внушительным басом бросил кто—то — Это ты Андрей? Нет на даче? Вот странно! Что передать? Передайте, что звонил Ставрогин. Мы же собирались ехать на Голубое озеро. Что же он, забыл?
Возмущенно щелкнул рычаг.
— Андрей Николаевич, — послышался женский голос — Нет его? Передайте что звонили из института. Сегодня на заводе «Самоходный комбайн» — пуск третьего автоматического цеха.
Aга, так механический секретарь на даче докладывает о всех телефонных звонках, происходящих в отсутствие Боброва, прямо сюда в этот кабинет на колесах. Зоя оглянулась. Тут только она заметила сбоку заднего сиденья обыкновенный телефонный аппарат, висящий на стенке. Очевидно, по этому аппарату можно позвонить и на дачу Боброву, и в любое место. Это сразу облегчает положение. Рядом с аппаратом белела кнопка. «Вероятно, нажатием кнопки вызывается доклад секретаря — подумала Зоя — а время от времени и в экстренных случаях секретарь докладывает сам. А может быть, эта кнопка еще для чего нибудь.»
В этот момент телефон зазвонил. Да он звонил как самый обыкновенный комнатный аппарат — мелодичным приятным звоном.
Зоя хотела остановить машину, чтобы снять трубку. Но тут взгляд ее упал на кнопку с надписью «микрофон» на пульте водителя.
Она нажала кнопку. От пульта от делилось и стало приближаться к ее губам то, что она раньше принимала за украшение: овальная кремовая шишечка из пластмассы, усеянная множеством дырок. Шишечка держалась на легком изящном кронштейне в виде раздвижной гармоники.
— Слушаю — сказала Зоя в микрофон.
Она ожидала услышать голос Боброва. Но сзади из громкоговорителя, скрытого где—то в потолке машины, послышался старческий голос с покряхтыванием и остановками из—за отдышки.
— Мне нужен Бобров. Я звонил к нему на дачу, — мне сказали что его нет. Говорит академик Митрофанов
— Боброва нет. Извините, товарищ академик! Но как только он отыщется… Я хочу сказать, что как только он… Ему немедленно будет передано и он…
Зоя путалась и умолкла. Академик покряхтел еще немного и повысил трубку.
Из всего этого вытекало, что Боброва ищут по разным вопросам разные люди и что его отсутствие вряд ли можно уже считать нормальным.
И Зоя приняла твердое решение сообщить о случившемся. Теперь оснований было, пожалуй, достаточно.
Зеленый лимузин взлетел на пригорок. Открывался вид на большой город с высокими зданиями среди которых выделялось несколько небоскребов.
С правой стороны шоссе, где несколько павильонов из нержавеющей стали и мрамора обозначали конечные остановки троллейбусов, автобусов и метро, виднелось огромное сооружение из серого бетона. Длинные корпуса с плоско—овальными крышами иокнами, огромными как в старинных киностудиях, были обнесены серым же бетонным забором.
Рядом с заводом на большом участке, залитом асфальтом и разграфленном белыми линиями, стояло тысячи полторы автомобилей, на которых служащие и рабочие приехали на работу. И завод, и площадка, и вся прилегающая местность с павильонами метро и автобусных и троллейбусных станций были обсажены молодыми деревьями и шпалерами цветущего кустарника, среди которых виднелись пятна газонов и клумб.
«Самоходный комбайн» — объявляли выпуклые матовые золотые буквы, прикрепленные прямо к бетону. Под ними виднелась золотая же марка завода: комбайн о развевающимся знаменем из красной эмали.
На этом заводе работали родители Зои. Она придержала машину. «Посоветоваться с отцом?» — подумала девушка. «Ну конечно же, — чуть не воскликнула она, — ведь это здесь сегодня пускается третий цех—автомат. Может быть, и Бобров окажется тут? Что может заставить его забыть о выходном дне и тысяче обещаний, как не такая вещь?»
— Куда? — спросил дежурный в окошечке, куда Зоя протянула свое удостоверение.
— В третий цех!
Дежурный взглянул искоса на Зою, подумав: «Опоздала, девушка… Где же ты пропадала с утра?», но ничего не сказал.
ТРЕТИЙ ЦЕХ
ДВОР завода был залит асфальтом. Навстречу Зое ехала открытая машина, в которой сидели совсем молодые люди- и были разложены миниатюрные блестящие прожектора и связки цветных проводов.
«Осветители, — догадалась Зоя. — Значит, была киносъемка».
В конструкторском бюро отца не было.
— Он в третьем цехе, — сказал старик в синем халате, стоявший у огромного шкафа с чертежами. — Идите прямо туда. Третий — сегодня именинник. Прямо, потом направо. Большой серый корпус.
Все корпуса, которые увидела Зоя, выйдя во двор, были большие и светло—серые. Зоя отсчитала два корпуса и свернула к третьему.
У входа в третий цех старушка в белом фартуке с пылесосом в руках ворчала, подбирая своей машинкой какой—то сор:
— Намусорили тут… В цех пустить нельзя. Не понимают: завод ведь…
В цехе было прохладно, светло и пусто. Стоял шум, но не резкий, пронзительный, а смягченный, какой—то деловой. Станки работали бесшумно; все их вращающиеся и движущиеся части двигались как во сне. Звук издавал только металл, который обрабатывали. Его поливали эмульсией, жемчужно—белыми струями, как душем, но он ворчал, всхлипывал, изредка тихо стонал.
Зоя обходила ряды движущихся станков и не видела людей. Все уже разошлись. Не было никого, кто объяснил бы Зое смысл этого чуда современной техники.
Огромный цех был абсолютно пуст.
Зоя оглядывалась по сторонам. Она увидела, как из отверстия в углу выскакивали какие—то куски металла. Они появлялись через строго определенные промежутки времени, как кукушка в старинных часах, что висели на стене у них в доме. Но кукушка, сказав «Ку—ку», опять исчезала в круглом окошечке, чтобы через секунду выглянуть вновь, а куски металла соскакивали на стоявший рядом станок.
Зоя подошла поближе. Станок брал кусок металла железной рукой и клал на стол. Приближалась головка с полудюжиной вращающихся сверл. Раз — и кусок с шестью просверленными отверстиями передавался на соседний станок, а на столе первого лежал уже новый кусок, ожидающий своей участи.
На соседнем станке в куске металла проделывались какие—то желобки, после чего он немедленно передавался дальше, где с него что—то срезалось; в просверленных отверстиях появлялась нарезка, какие—то поверхности шлифовались и приобретали глянец.
Зоя шла за куском металла, который на ее глазах из заготовки превращался в готовую деталь. Готовая деталь ускользнула в отверстие в стене цеха.
Этих отверстий, как заметила Зоя, было много. Детали разного вида спешили каждая в свое отверстие и исчезали из виду. Это походило на фокус. Но фокус показывался в обстановке напряженной производственной работы. Деловито трудились станки, не теряя ни секунды драгоценного рабочего времени.
Мелькали шестерни и железные куски; прыгали со станка на станок детали, как мячи… у Зои зарябило в глазах. Она прислонилась к чему—то и опустила на минуту веки. По изменившемуся шуму поняла: что—то произошло. Нарушился нормальный ритм работы.
Открыв глаза, Зоя увидела, что станок, на который она облокотилась, остановился. За ним немедленно стал соседний станок, подававший полузаготовки, за тем — следующий и так далее, пока целая линия станков не выключилась из работы.
Вокруг шла работа, детали соскальзывали со станков, исчезали в стене, но одно отверстие оставалось пустым: детали сюда не подавались.
Зоя собиралась с мыслями, чтобы понять, что же случилось, как вдруг услышала громкий голос с ноткой раздражения:
— Отойдите же от станка… Неужели вы не видите?
Она сделала шаг в сторону. Немедленно станок, от которого она отодвинулась, передал обработанную деталь следующему станку, тот пробил овальное отверстие и сунул деталь дальше — все заработало, завертелось.
— Хорошо, — одобрительно сказал голос. — Только будьте в другой раз осторожны. Станок мог повредить вам пальцы. Разве можно класть руку на стол, где обрабатывается деталь?
Поразительно деликатный станок!
Он остановился, чтобы не нанести повреждения Зое.
Она готова была извиниться. Но голос пропал. Снова Зоя осталась одна среди неутомимо работающих станков.
Ей стало почти страшно.
— Послушайте, — закричала Зоя, обращаясь в пустоту. — Я хочу с вами поговорить.
— Хорошо, — раздался под сводами цеха могучий голос. — Я сейчас приду.
Это было похоже на разговор с божеством, которое согласилось снизойти к человеку.
Но божество оказалось человеком средних лет и среднего роста, одетым довольно скромно. Поздоровавшись со старушкой, которая все еще возилась с пылесосом у входа, и перекинувшись с ней шуткой, человек вошел и хозяйским взглядом окинул работавшие станки.
Зоя объяснила ему, кто она и кого она ищет.
— Отца вашего хорошо знаю, — сказал он. — Значит, вы по печати пошли? Ну что ж, тоже хорошая специальность… Боброва не было сегодня на заводе, это во—первых. Ну, а потом, это не третий цех, а второй — это во—вторых. Хотите посмотреть третий цех, который пустили сегодня, — пойдемте со мной. С удовольствием покажу… Я вроде начальник над всеми тремя цехами сразу.
Третий цех, куда Зою привел ее спутник, представлял собой такой же огромный и светлый корпус, как и второй. Но станки в нем — это Зоя заметила сразу, как только вошла — были какие—то особенные: маленькие и не похожие на обычные. Шума металла в цехе совсем не было: слышался только слабый шорох, как от падающих капель дождя.
