39

Черт побери! Кто ожидал, что этот маленький высохший человечек окажется таким тяжелым? Он берет старика под мышки и водит по стене вперед-назад, вверх-вниз. Хорошо, что догадался надеть удобный комбинезон, иначе бы вообще могло ничего не выйти. Натан Сакс стонет. Видимо, возвращается сознание.

— Помолчи, мальчик Нати. Ты сейчас помогаешь мне войти в историю. Представляешь, в историю!

Белая стена вся забрызгана и исполосована кровью. Закругления, завихрения, среди которых угадывается едва различимый контур, человеческая фигура.

— Вот видишь, Нати, у нас уже получается. Так что держись. — Он тяжело дышит, с трудом удерживая старика. — Еще немного. Вот здесь, пожалуй, надо добавить.

Он напрягается, поднимает Натана Сакса выше, чтобы с его помощью прокрасить оставшуюся на стене белую область.

— Вот так. А теперь еще там. Сейчас, Нати, нам нужно сосредоточиться, чтобы все было совершенно ясно.

Кровь, которая минуту назад била струей из обрубков на месте запястий старика, теперь едва течет. Он водит стариком вперед-назад, вперед-назад. На полу образовалась лужа крови. Парусиновые туфли Натана на толстой каучуковой подошве волокутся по ней, намокают, образуют пузыри кровавой пены.

— Неплохо, неплохо, — произносит он и, споткнувшись об одну из ампутированных кистей Натана, пинком отбрасывает ее в сторону. — Настоящая живопись телом. Телом!

Он отходит полюбоваться работой, не выпуская Натана Сакса из рук. Затем роняет его в малиновую лужу. Старик принимает позу эмбриона, крепко прижав к телу окровавленные обрубки, конвульсивно передергивается и замирает.

Где же она? Он смотрит на часы. Время поджимает. Нужно работать быстро. Он смотрит на противоположную стену. Она еще белая. Он снял картину, на месте которой с помощью Би Сакс создаст гораздо лучшую. Шедевр.

Черт бы ее побрал. Неужели эта женщина испортит такой превосходный план? Ведь задуман дуэт. Он подбирает с пола кисть Натана Сакса, погружает указательный палец в кровь и в правом нижнем углу стены печатными буквами выводит свои инициалы: Ж. С. Смотрит. Задумывается. Ему не нравится. Тыльной стороной кисти он стирает буквы, затем снова погружает палец Натана в свежую кровь и пишет: дК.

Да, вот так. Рассматривает отрезанную конечность Натана. Интересно. Вроде как пролонгация его собственной руки. В стиле абстрактного экспрессионизма. Надо бы додуматься до этого раньше, а не таскать тело старика туда-сюда. Но он хотел выразить себя по возможности яснее. Буквально. А тут тело есть тело, никакого обмана. На этот раз Кейт разочарована не будет. Он чувствует ее, словно она здесь, в этой комнате, наблюдает за его работой. Что бы она сказала?

«Слишком много красного»? Возможно.

Он осматривает комнату в поисках чего-нибудь полезного и находит это в камине. Несколько кусков обгоревшего дерева — импровизированные угольные карандаши. Делает несколько мазков кровью, а после намечает контуры женской фигуры, не конкретизируя. Рисует две круглых груди. Твердый угольный карандаш плохо пишет по еще не просохшей крови.

Он отходит на несколько шагов. Смотрит. Подносит кисть Натана Сакса к носу и чешет. Надо же, картина получилась даже лучше, чем он ожидал. На нее произведет впечатление. Решив взять кисть старика с собой, сует ее в карман комбинезона.

Смотрит на часы. Решает, стоит ли ждать жену Натана еще пару минут. Нет, пожалуй, не стоит. Если Кейт по картинкам все вычислила правильно, то они здесь скоро появятся.

Портативную электрическую пилу, которая валяется рядом с телом Сакса, он оставляет. Она ему не нужна. Тем более что никаких отпечатков там нет. За дверью он снимает с обуви полиэтиленовые пакеты, сбрасывает комбинезон, складывает все в легкий спортивный рюкзачок, который оставил на задней веранде дома Саксов.

Через минуту он пробегает мимо плавательного бассейна, взбирается на забор и исчезает за деревьями. Вдалеке воют сирены, но он уже садится в машину.

Би Сакс дрожала мелкой дрожью. Кейт укутала ее худые плечи свитером. Мид стоял рядом, разговаривал с шефом полицейского управления Саг-Харбора и тремя местными детективами. Они прибыли к дому в тот момент, когда Би Сакс вставляла ключ в замок.

Кейт, Браун, Слаттери и Мид добирались сюда по скоростному шоссе Лонг-Айленда больше двух часов. Мид ехал со скоростью девяносто миль в час, не выключая сирену, отчего у Кейт жутко разболелась голова.

Би Сакс опрашивали пять или шесть раз. Она поведала трясущимися губами, что примерно в полдень пошла в теннисный клуб. Сразу после игры позвонила Натану узнать, как он себя чувствует. Муж сказал, что собирается вздремнуть, поскольку ему стало немного хуже, и просил ее сходить в мастерскую одной. Би пообещала на обратном пути купить лекарства. Потом она поехала в Ист-Хэмптон в мастерскую художницы. А по дороге домой заехала в аптеку в Саг-Харборе.

Детективы округа Суффолк задавали свои обычные вопросы: имелись ли у них враги, были ли у кого-нибудь мотивы для мести и так далее, но группа Мида знала, что это напрасный труд, Живописец смерти выбрал эту супружескую пару исключительно ради удобства. Они для его замысла подходили по всем параметрам. К тому же и дом их стоял на отшибе.

— По крайней мере нам удалось спасти жену, — заметил Мид после того, как Би Сакс дали успокоительное и отправили в больницу. Затем неожиданно похвалил Кейт: — Хорошая работа.

Она в ответ едва кивнула.

— Сигнализация по-прежнему включена, — сказал один из детективов округа Суффолк. — Натан Сакс сам впустил преступника в дом.

— Значит, он его знал, — произнес Браун. — Или этот тип не вызвал у него подозрений.

Один из технических экспертов несколько раз крупным планом сфотографировал надпись на стене, в правом нижнем углу.

— На этот раз он подписался как-то странно, — сказал Браун.

— Он, видимо, решил подписаться за художника, чью работу имитировал, — пояснила Кейт, — «дК» означает «де Кунинг». Он решил быть ясным до конца.

Она тряхнула головой. Черт возьми, какой толк от всего этого, если я опять опоздала? Коп рядом положил в пакет отрезанную кисть Натана.

— Ты нашел вторую? — крикнул он напарнику, который осматривал другой сектор.

— Вы ее не найдете, — уверенно заявила Кейт. — Он взял ее с собой.

Мил прервал разговор с шефом полиции Суффолка.

— Откуда вы это знаете, Макиннон?

— Знаю, и все.

Кейт закрыла глаза и увидела, как Живописец смерти подписывает свою «картину» кистью Натана Сакса, а затем сует ее в карман, не желая расставаться с только что открытым новым инструментом живописи. Господи, меня тошнит от этого чудовища…

— Жаль, что он не задержался здесь еще на несколько минут, — проворчал один из детективов.

— Он точно знал, сколько в его распоряжении времени, — сказала Кейт.

Детектив вскинул голову.

— Откуда?

— Не важно, — ответил за нее Браун, потому что она уже выходила на веранду, закуривая сигарету.

Он посмотрел ей вслед и подумал, что главное сейчас для этой женщины — не сломаться. Браун по опыту знал, каково это, когда на тебе зациклился маньяк. Врагу не пожелаешь.

40

— Сейчас найдем, — сказала Лиз.

Кейт пододвинула стул, наблюдая, как на экране монитора возник вначале номер файла, а затем фамилия и имя: ПРИНГЛ РУБИ. В маленьком, похожем на кубик, кабинетике Лиз в здании ФБР на Манхэттене было тесновато. Глаза чесались от недосыпа.

Вчера вечером они ехали из Саг-Харбора почти три часа, все время обсуждая убийство Натана Сакса. Если бы только удалось быстрее разгадать головоломку, если бы они добрались туда на час раньше, если бы… Затем позвонили из ФБР и потребовали рассказать о преступлении во всех подробностях. Единственная причина, почему у них не забрали дело, это заступничество Митча Фримана. Он убедил руководство, что Кейт и ее группа были близки к раскрытию. Она не знала, благо это или наказание.

Добравшись наконец домой, Кейт смогла только сбросить туфли, раздеться и упасть на постель. Хорошо, что Ричарда снова вызвали в Чикаго на продолжение процесса, потому что она не была способна ни на какие разговоры.

— Мне бы хотелось увидеть фотографии и результаты лабораторных исследований, — сказала Кейт, глядя на экран. — Там должно быть что-то насчет отпечатков пальцев, которые тогда так и не смогли идентифицировать.

— А ты пробовала новую систему?

— Да, но не помогло. Наверное, тогда она работала не столь эффективно, как сейчас.

— Подожди. — Лиз прогнала материал по экрану. Серия черно-белых фотографий: контейнер, мусор, убитая девочка. Оказывается, все это до сих пор было живо в памяти Кейт. Она даже почувствовала, как пахнуло летним зноем.

— Я могу укрупнить детали.

Лиз нажала несколько клавиш, и Кейт увидела на ногтях Руби Прингл облупившийся розовый маникюр, такого же цвета помаду на губах девочки. Широко раскрытые глаза Руби, смотрели на Кейт, как и тогда. На экране они казались темными, но она помнила, что глаза были голубые.

Через несколько секунд Лиз вынула из лазерного принтера распечатки и протянула Кейт.

— Боже. Никогда не думала, что увижу это снова. — Кейт глубоко вздохнула и принялась внимательно рассматривать фотографии. Над головой девочки алюминиевая фольга в форме нимба, волнистые пластиковые крылья. — Она действительно похожа на ангела. Это вполне могло быть работой Живописца смерти. — Кейт снова взглянула на экран, немного подумала. — Посмотри, нет ли в этом файле какой-нибудь надписи. Может быть, — даже случайной. Я уверена, что это задокументировано. Лиз просмотрела файл.

— Вот, нашла.

Я знаю, где она, потому что сам туда ее положил.

— Это то, что нужно! — воскликнула Кейт и достала газетную вырезку с крыльями, нимбом и написанным поверх словом «ПРИВЕТ». — Очевидно, в ФБР есть отдел графологии.

— Конечно, — сказала Лиз. — Но не здесь. Я могу передать материал по факсу в графологическую лабораторию Куантико.

— И сколько это займет времени?

— Если сегодня дежурит моя приятельница Мэри, то ты получишь ответ быстро. — Лиз повозилась пару минут с факсом и снова возвратилась к файлу Руби Прингл на экране монитора. — Вот результаты лабораторных анализов. И отпечатки крупнее не придумаешь. Я напечатаю их на пленке «Милар», чтобы легче было с ними работать.

Пока жужжал принтер, Кейт успела сделать несколько йоговских дыхательных упражнений.

— Ты отлично освоила компьютер.

— Стараюсь. — Лиз протянула ей отпечатки пальцев на пленке «Милар». — Как только получу заключение из Куантико по поводу почерка, сразу же позвоню.

Весь обратный путь в полицейское управление Кейт размышляла. Неужели он написал «ПРИВЕТ» специально, чтобы намекнуть, будто уже давно со мной связан? Или это оплошность? Нет. Живописец смерти слишком умен и собран, чтобы делать такие проколы. Он хотел, чтобы я знала.

Значит, он меня ведет. Только я не знаю куда.

— Полностью совпадает, — сообщила Эрнандес.

Теперь Кейт смотрела на экран монитора другого компьютера, куда был загружен файл с отпечатками на пленке «Милар». В течение девяноста секунд компьютерная программа сравнивала их с другими, пока не вспыхнула надпись «СОВПАДЕНИЕ».

— С чем совпало? — спросила Кейт. — С каким делом?

— Сейчас посмотрим. — Эрнандес сверилась с записями. — Ваш отпечаток совпал с обнаруженным на месте убийства Стайца, который был снят с картины. Той, где была приклеена маленькая скрипка.

Слава Богу, что тогда Кейт удалось довольно быстро распознать скрипку как реквизит, необхолимый для постановки Живописцем смерти картины Тициана «Наказание Марсия».

— Ваш клиент, очевидно, снял перчатки, когда приклеивал картинку со скрипкой, и случайно прикоснулся пальцем к полотну. Саму скрипочку он вытер очень тщательно, а вот картину забыл.

— Даже если бы он ее вытер, — сказала Кейт, — на липкой поверхности холста, написанного маслом, что-нибудь сохранилось бы. Верно?

— Да.

— Значит, это единственный отпечаток, который он оставил? — спросила Кейт.

— Похоже. — Эрнандес протянула Кейт отпечатки на пленке «Милар» вместе с факсом, полученным из Куантико. — Это пришло на ваше имя.

Кейт разложила фотографии Руби Прингл на столе вместе с результатами сравнения отпечатков пальцев и анализом почерка, сделанным в графологической лаборатории Куантико. Рядом лежали два больших альбома — «Живопись раннего христианства» и «Живопись эпохи Возрождения». Сзади на доске были развешаны жуткие цветные фотографии Натана Сакса и репродукции картин де Кунинга.

Все детективы, включая Митча Фримана, выглядели очень усталыми. За последние два дня они изрядно вымотались.

— Отпечатки пальцев совпали, — сообщила Кейт, — а графологическая экспертиза подтвердила совпадение почерков с вероятностью семьдесят процентов. Значит, можно считать вполне достоверным тот факт, что это была работа Живописца смерти.

— Откуда у вас эта информация? — поинтересовался Фриман, вглядываясь в распечатки.

— Из ФБР, — ответила Кейт не раздумывая. — А откуда же еще?

Фриман не стал уточнять, только кивнул.

— Боже! — воскликнула шеф полиции Тейпелл. — Значит, этот мерзавец знаком вам еще по Астории.

— Но он исчез на много лет, — заметил Мид.

— Исчез для Макиннон, — уточнил Фриман. — Но вполне мог действовать, не обнаруживая себя.

— А потом я написала книгу, сделала передачу на телевидении и опять попала на экран его радара, — продолжила Кейт. Она перелистнула несколько страниц в альбоме. — Ангелы присутствуют практически на каждой картине. Их называли «путто»[48]. — Она показала несколько примеров. — Пока я не могу найти ничего конкретного, но и так видно, что он сделал с Руби Прингл. Это была его первая попытка. Тогда он еще не разработал ритуал.

— Нужно проверить нераскрытые дела, — сказала Тейпелл. — Возможно, вскроются еще какие-нибудь его злодейства.

— Но все равно, — проговорила Кейт, — ритуал у него появился только недавно. И теперь мы знаем, что он основывается на изобразительном искусстве. Значит, его можно поймать. Для этого нужно дождаться следующей головоломки.

— А если он больше ничего не пришлет? — спросила Тейпелл.

— Пришлет, — ответила Кейт. — Он очень хочет продолжать со мной игру. Я это знаю.

— Я согласен, — произнес Фриман. — И на этот раз мы должны как следует подготовиться к его фокусам.

— Обязательно. — Тейпелл кивнула и внимательно посмотрела на Кейт. — До меня дошел слух, что вы уезжаете в Венецию.

Кейт отрицательно покачала головой:

— Это исключено. Я никуда не поеду.

Она поежилась, хотя в комнате было тепло. Если Живописец смерти хотел манипулировать ею, держать на поводке, то он этого добился.

В последний раз он был очень близок к провалу. Это правда. Но все равно расчет оказался верным. Разве не так? По времени все вышло прекрасно. А что не появилась глупая старуха, так это случайно. Черт бы ее побрал. Жаль, что не удалось закончить работу. Ну и пусть. Это все уже в прошлом, стало достоянием истории. В конце концов, невозможно создавать только одни шедевры.

Он всего лишь человек. Даже он. Значит, может иногда позволить себе некоторое несовершенство. Разве не так? И стыдиться нет никаких причин, работа совсем даже неплохая. Правда, цвет получился не очень, но это кровь старика виновата — немного жидковата, анемична, — однако идея картины, ее дух, все это присутствует там в полной мерс. Она поняла. Нет. Еще продолжает осмысливать. Думает.

Он смотрит на свое отражение в металлической стене и не узнает себя, настолько оно искажено. Придвигается ближе, трогает рукой, будто лаская свое лицо.

— Кто ты?

Ты — это я. Я — это ты. Он трясет головой, наблюдая за трансформацией лица. Отступает на шаг, и оно расплывается.

Он убирает с глаз долой кисть Натана Сакса, которая стала сейчас похожа на высохшую сморщенную клешню — кожа пурпурно-коричневая, пальцы скрючены, — и лезет в коробку с художественными открытками. Нужно найти нечто основательное, чтобы опять почувствовать себя уверенно. Да, это необходимо сделать, пока он в расцвете сил. Действительно, почему бы и нет? Он уже давно к этому готов и даже выбрал образ.

Величественный, связанный с мифологией. Ей этот образ подходит превосходно.

Он принимается за работу. Заменяет лезвие на ноже, проверяет клей. Даже голоса теперь не отвлекают. Проходит несколько часов. Стол завален обрезками бумаги. Но результат — сама простота. Ясно. Смело. Традиционно. И вдруг на него накатывает печаль. Это ведь она. Да-да, она. Та, которая…

Что это на его щеках? Неужели слезы? Он отнимает руку от лица. Перчатка влажная. Крепись. Помни, ты супермен. Он расправляет плечи. Понимает, что сумеет это сделать.

А что будет потом… когда ее не станет? Ведь ему будет ее так не хватать.

Не печалься, ты всегда сможешь найти другую музу.

Чарлин Кент сунула паспорт, билет на самолет и программу Венецианского бьеннале в блестящий файлофакс[49] в кожаном переплете, потом открыла стенной шкаф. Это действие всегда ее успокаивало, потому что рассматривать содержимое было подлинным наслаждением.

Двадцать полок, расположенных от пола до потолка. На каждой восемь пар обуви. Замшевой, из крокодиловой кожи, змеиной, лакированной. Туфли-лодочки, на низких каблуках, на высоких. Модные, роскошные, повседневные, спортивные, элегантные. С пряжками, бантиками, застежками, шнурками. Между двумя полками расстояние сделано побольше. Они для ботинок и сапог. Все подобрано по цвету. Белые с бежевыми, бежевые с желтовато-коричневыми, желтовато-коричневые с коричневыми, коричневые с рыжеватыми, рыжеватые с оранжевыми, оранжевые с красными. Три полки полностью отданы черным.

Чарли сладострастно вздохнула и принялась за дело. Для поездки в Венецию, где она должна будет провести двое с половиной суток, Чарли выбрала девять пар обуви. Каждую уложила в замшевый пакет и аккуратно поместила в чемодане между одеждой. Подумала и добавила еще сексуальную розовую ночную рубашку.

На совете Музея другого искусства практически никто не возражал, чтобы оплатить расходы Уилли. Его оформили сопровождающим Чарли. Правильно. Морти Бернстайну, президенту совета и коллекционеру работ Уилли, эта идея очень понравилась. Он думает, что получит что-нибудь из его новых картин. Как бы не так. Чарли уже обо всем позаботилась, так что Морти придется наклониться и поцеловать ее в зад.

Она улыбнулась и посмотрела на картину в раме, подарок Уилли, висящую над кроватью рядом с другими работами, тоже подарками многообещающих художников. Все должно сработать прекрасно.

Чарли вовсе не собиралась всю жизнь сидеть в Музее другого искусства. Она уже встречалась с несколькими членами совета Музея современного искусства и дала понять, что знает, как достойно вывести их музей в XXI век. На это, разумеется, не способен зануда Рафаэль Перес или чистоплюй Скайлер Миллс. Нет уж, место директора музея будет за ней.

Она посмотрела на полки. Может быть, захватить еще одну пару? Туфли-лодочки от Шанель, голубые с белым, которые Чарли в Нью-Йорке надевала всего два раза. А в Венеции они будут то, что надо.

Рафаэль Перес сунул в небольшую кожаную дорожную сумку четыре пары шортов «Перри Эллис». Сумка стояла на диване, а на стене рядом висел освещенный специальной лампой плакат, посвященный его первой выставке в Музее современного искусства «Красота тела. Пищевые расстройства в искусстве». Рафаэль вспомнил женщин, вставляющих себе пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту, блюющих, делающих себе клизму, и улыбнулся.

Он знал, что в Венеции будет много работы. Нужно побывать на важных приемах, поболтать с полезными людьми, пообщаться со стервой Чарлин Кент, постараться не замечать старшего хранителя музея Скайлера Миллса. На бьеннале приедут масса музейных работников и коллекционеров.

Рафаэль выдвинул верхний ящик гардероба, в котором царил полнейший беспорядок, и выбрал два носовых платка — голубой шелковый, самый любимый, и с пестрым рисунком, — которые сунул рядом с шортами. Директор Музея современного искусства. Да, на эту должность он вполне мог рассчитывать. Сейчас, когда Эми Шварц уходит на пенсию, а Билла Пруитта нет.

После недолгих раздумий Уилли все-таки решил, что возьмет с собой кожаный пиджак. Если в Венеции будет жарко, его всегда можно снять. Он положил в рюкзак две белые рубашки и одну черную, которую подарила Элена в честь его первой выставки. Туда же отправил плеер с семью компакт-дисками, а также нижнее белье и туалетные принадлежности. Подумал, не положить ли флакон дорогого английского одеколона, который месяц назад подарила Кейт. Отвинтил крышечку, вылил немного на ладонь, промокнул щеки. Аромат легкий, свежий, цитрусовый. У Кейт превосходный вкус.

Уилли бросил взгляд на картину, над которой сейчас работал. Ею восхищался Дартон Вашингтон, даже намекал, что не прочь купить. И было это всего несколько недель назад. Уилли старался ни о чем не вспоминать — ни о гибели Дартона, ни о том, как он тогда разозлился. Но если бы только этим все и ограничивалось.

Уилли сунул в рюкзак несколько пар носков. Он тогда разозлился, потому что чувствовал свою вину. Он обманул Кейт. Дал брату Генри денег, чтобы тот залег на дно. Вот в чем все дело. Уилли потянулся за телефоном. Нужно позвонить Кейт. Ей пришлось несладко. Может быть, даже тяжелее, чем ему. Он взял трубку в руки и… не решился.

Интересно, она по мне скучает? Так же, как я по ней? Хорошо, что подвернулся случай уехать на несколько дней. Он сунул в рюкзак черный кожаный пояс. И вдруг перед глазами возникло видение. Причем так быстро, что Уилли дернулся назад. То же самое, что и тогда, в последний раз, в машине. Кейт барахтается в воде, тонет. Но на этот раз Уилли тоже там присутствует. Но не барахтается, не сопротивляется. Он вообще не двигается.

Уилли попробовал открыть глаза, прогнать видение, но снова: темная вода, он и Кейт.

Потом все прошло.

Браун барабанил пальцами по краю стола. Мид шумно втягивал в себя воздух. Митч Фриман, обычно такой спокойный, теперь громко вздыхал, а в перерыве щелкал суставами пальцев. Слаттери жевала резинку, громко выдувая пузыри.

Кейт подняла голову.

— Морин, пожалуйста, перестань издавать этот противный шум.

— Я? — Слаттери тут же выплюнула жвачку в урну.

Вся группа сгрудилась над последним опусом Живописца смерти. Он заставил их ждать. Но не долго.

— Ладно, давайте обсудим.

Кейт еще раз посмотрела на репродукцию. На картине был изображен мужчина, привязанный к античной колонне. Его тело пронзали более десяти стрел, а рядом с его лицом было наклеено лицо Кейт.