Тропическое вино, акулы и киты

Мы уже вошли в тропики, солнце жарит с восьми утра. Личный состав загорает и пьет тропическое вино — две бутылки в неделю.

Медики установили, что в тропиках это очень полезно, и мне еще не приходилось встречать моряков, которые бы оспаривали этот тезис.

Впрочем, желающие могут вместо вина получать фруктовые соки — так под общий смех объявлено по трансляции. Неужели найдутся чудаки, которые сделают такую глупость? Ваше дело, хотите верьте, хотите проверьте, но такие чудаки нашлись: боцман Турутин и автор этих строк. Когда в час выдачи у артелки вырастала веселая очередь, мы старались приходить последними, чтобы легче было отбиваться от остряков, Боцман чувствовал себя более уверенно, так как остряк сознавал, что он может получить в руки швабру и на время лишиться желания острить, а вот мне доставалось за двоих. Поэтому, пользуясь мягким характером артельщика Володи Пученкова, я старался заполучить свою норму недели за три вперед.

Наша эскадра совершает меридиональный разрез, мы изучаем океан и атмосферу, следуя строго на юг, к экватору. Сотни приборов, антенны и локаторы задействованы на полную мощность, идет интенсивная научная работа. Пока что мои попытки принять в ней участие наталкиваются на глухое непонимание. Петя Пушистов, когда я предложил ему свою помощь, тут же забаррикадировался в каюте, Вилли же сделал вид, что воспринял мое предложение как шутку, восторженно рассказал о вечерних прогулках по Дерибасовской и скрылся, а Генрих Булдовский тактично промолчал, порылся в своих книгах, разыскал учебник по метеорологии для техникумов и посоветовал его проштудировать. «Вот увидите, вы это поймете», — не без некоторого сомнения вымолвил он.

Однако нашелся человек, по достоинству оценивший мои способности: повар Федор Федорович Федорей. Он без колебаний воспользовался моими услугами, когда я в числе свободных от вахты добровольцев явился в столовую команды лепить пельмени.

Пельменями и варениками нас баловали раз в неделю, и в добровольцах недостатка не было. Херберт Нийлиск и Март Тийслер — инженеры из эстонского отряда, оказались высококвалифицированными раскатчиками теста, повара готовили фарш и другую начинку, а десятка два рядовых необученных штамповали продукцию. Обычно мы объединялись за одним столом — Олег Ананьевич Ростовцев, его первый помощник Юрий Прокопьевич Ковтанюк и я. Лепка пельменей не требовала серьезного умственного напряжения, пальцы работали сами собой, и мы беседовали на разные темы. Разговор сегодня зашел о научном сотруднике Воробышкине.

Воробышкин принадлежал к тому типу людей, которые с исключительным вниманием прислушиваются к состоянию своего организма. Малейший сигнал какого— нибудь органа о неблагополучии вызывает у них крайнюю озабоченность. И хотя Воробышкин был отменно здоровым человеком, он, хорошенько прислушавшись, уловил страстный призыв о помощи, исходящий от его органов зрения. Проанализировав ситуацию, Воробышкин теоретически установил, что его систематически недокармливают витамином «А».

Кормили на «Королеве» сытно и вкусно, наши повара — Федорей, Алла Лиходкина и Галя Снежко — соревновались в изобретательности и готовили превосходные борщи, котлеты, гарниры и компоты. Поэтому жалобы Воробышкина поначалу принимались за юмор: «Вот остроумный мужик!», — но когда он затребовал витамин официально, капитан предложил судовому врачу Саше Осипову разобраться. И только что Олег Ананьевич доложил нам результаты осмотра. Врач установил, что зрение у пациента орлиное, но, поскольку он требует витаминов, врач не может остаться безучастным и переводит его с вина на соки.

В соках витаминов уйма, и исстрадавшийся без них организм быстро воскреснет. Как и следовало ожидать, такая перспектива Воробышкина не устраивала. Более того, она привела его в ужас. Он решительно отказался от соков и заявил, что витамин «А» будет добывать из печени акулы. И побежал на швартовую палубу.

За соседними столами слышат наш разговор и смеются. Оказывается, Воробышкин уже притащил в свою каюту останки акул и в нее не войти — запах бьет наповал.

В последние дни ловля акул стала на «Королеве» любимым развлечением. Уже открыли свой лицевой счет техник Анатолий Кошельков, начальник ракетного отряда Виктор Васильевич Быков и другие.

Акулы пока попадаются скромных размеров, чуть больше метра, но борются за жизнь они отчаянно, и вытащить их из воды не так-то просто.

— Скоро надоест, — уверяет Юрий Прокопьевич. — Через месяц вы будете на акул смотреть не с большим интересом, чем на золотую рыбку в аквариуме… Когда я плавал на «Витязе», — улыбнувшись, припомнил он, — в одном районе, где-то у островов Фиджи, было очень много акул, и их таскали десятками. Тропики, жара, «кондишена» в каютах нет, и мы спали на палубе, на раскладушках. И вот один механик поздним вечером, после кино, подошел к своей раскладушке, а на ней кто-то лежит. «Эй ты, проваливай!» — потребовал он, а спящий завернулся с головой в одеяло и не шевелится. Механик сорвал одеяло и в темноте нащупал что-то холодное. Поднял крик, все сбежались, осветили фонариком — на раскладушке лежала завернутая в парусину акула. Посмеялись, но некоторое время после этого происшествия механик слегка заикался.

Я чуточку вздрагиваю. Утром, выйдя на швартовую палубу, я поздоровался с ребятами, но вместо ответного приветствия услышал: «Берегитесь!» И тут же совершил гигантский прыжок в сторону: у моих ног яростно извивалась только что пойманная акула. Вместе с ребятами я повеселился и сделал вид. что нисколько не испугался.

Я тогда еще не знал, что через неделю испытаю куда более острое ощущение. .. Чтобы заинтриговать читателя, пока об этом умолчу.

«Акульи рассказы» капитан слушает со снисходительной улыбкой. Он имеет на это право: Олег Ананьевич командовал китобойцем, восемь лет промышлял китов в Антарктике и за эти годы столько повидал, что такая мелкая рыбешка, как акула, находится вне поля его зрения.

— Впрочем, — уточняет капитан, — не раз случалось, что акулы собирались стаями и терзали пригарпуненного кита, воровали нашу добычу. Морские гиены!

— А много вы добыли китов? — интересуюсь я.

— Пожалуй, чуть больше трех тысяч, — припоминает капитан и улыбается, так как видит, что я готов затеять очередной спор на «китовую тему».

К китам у меня особое отношение, о котором я не раз говорил и писал. Мне их жаль, они вот-вот исчезнут, а без них океаны во многом потеряют свою первобытную прелесть, как джунгли без слонов и пустыни без львов. Я вновь излагаю свои аргументы, и Олег Ананьевич, сознавая, что прибыльностью китобойного промысла меня не проймешь, меняет тактику: он горячо и вдохновенно говорит о романтике охоты на морских исполинов.

— Но ведь кит не имеет шансов! — возмущаюсь я. — — Что он может противопоставить мощному стальному кораблю, с его огромной скоростью, гарпунной пушкой и гранатой, начиненной порохом?

— Да, времена «Моби Дика» прошли, — соглашается капитан, И слава богу, что нет необходимости подбираться к кашалоту на шлюпке и рукой метать гарпун. Сколько людей погибало! Удар могу чего хвоста — и от шлюпки оставались одни обломки.

— Но ведь теперь это даже не охота, а довольно-таки безопасное занятие, вроде рыбной ловли, — — сопротивляюсь я.

— Ошибаетесь, — возражает капитан. — Сравнение неудачное.

Охота на крупного кита отнюдь не так безопасна; случается, что раненый кит бросается на судно и серьезно его повреждает, чаще всего рулевое устройство. К тому же многомесячное плавание в холодных и штормовых антарктических морях далеко не курорт. Работа у китобоев трудная, но зато какой увлекательной она бывает! Целыми днями и ночами вы гоняетесь за китом, теряете его из виду, когда он скрывается в глубины, изучаете его повадки, и догадываетесь, где он может вынырнуть; и снова погоня, и весь экипаж, дрожа от возбуждения, вы бегает смотреть, как гарпунер застывает у пушки; наконец он стреляет — и корабль содрогается от ликующих криков или взрыва проклятий, в зависимости от того, насколько удачно гарпунер сработал.

И снова поиск, снова погоня, и вы уже не сможете остаться равнодушным и рассуждать о том, имеет кит шансы или нет, вами полностью овладеет одна мысль: добыть кита, добыть во что бы то ни стало! Такого азарта, такого нервного возбуждения вы никогда не испытаете на рыболовном траулере — куда тралу до гарпуна! Нет, обязательно сходите в рейс с китобоями, — заканчивает капитан. — Уверяю вас, не пожалеете.

Капитан Ростовцев обладает широкой эрудицией, он интеллигентен, начитан и очень скромен; совсем не таков образ китобоя, сложившийся в моем воображении. А ведь он добыл три тысячи китов, в том числе одного, наверное, из самых крупных — весом в 164 тонны!

Я, конечно, понимаю, что капитан по-своему прав — с точки зрения экономики, но мне все равно жаль этих исчезающих с поверхности океана финвалов, сейвалов и кашалотов, И касаток тоже, несмотря на рассказы об их разбойничьих нападениях на китов: по догадкам, касатки очень умны. Но, не желая огорчать капитана, я прекращаю спор и не говорю о том, что ни за что на свете не пойду в рейс за китами.

О тропических циклонах, наших задачах и о печальной участи синоптиков

От тайфуна «Карла» мы улепетывали с такой скоростью, что только ветер свистел в ушах. Тайфун остался в стороне, и Шарапов ходит именинником: все его прогнозы сбываются один за другим, и наша эскадра точно по графику приближается к экватору. Еще каких-нибудь два месяца — и мы подойдем к Африке, где начнем работать по общей международной программе.

Кстати говоря, я уже малость пообтесался и кое-что в ней понимаю. Например, знаю, что мы будем изучать ВЗК. Еще несколько дней назад это буквосочетание казалось мне таинственным звуком из птичьего языка, а теперь я сам запросто им щеголяю. ВЗК — это внутритропическая зона конвергенции. Что, непонятно? Ничего, понемножку разберемся: зря, что ли, Шарапов отшлифовывает на мне курс своих лекций?

Если позволите, ВЗК — это широкий ремень, опоясывающий земной шар по экватору. Как и всякий ремень, он может то подниматься чуть выше поясницы, то опускаться пониже-словом, точных границ у ВЗК нет. Но зато есть одно потрясающей важности качество: в этой зоне атмосфера получает от океана основное количество тепла. Именно ВЗК — главная печка воздушной оболочки Земли. Океан в районе экватора получает от Солнца столько тепла, что если бы он не делился им с атмосферой, то вода бы здесь кипела, а мы с вами, уважаемый читатель, ходили бы по летнему Крыму в шубах и валенках. Так сказал Петя Пушистов, и у меня нет оснований ему не верить, Теперь вы сами сознаете, как важно для человечества хорошенько изучить ВЗК. Это наша главная и, скажем прямо, весьма благородная цель.

Примерно таким вступлением и предварил Александр Васильевич свою очередную лекцию, посвященную тропическим циклонам и прочему.

— Да будет вам известно, — сказал мой учитель, — что «Карла» — тропический циклон — многолик, имен и паспортов у него, как у ловкого преступника, разыскиваемого международной полицией: американцы называют его ураганом, обитатели многих стран Тихого океана тайфуном («сильный ветер со всех сторон»), а, например, австралийцы свой тропический циклон именуют даже с какой-то нежностью: вилли-вилли. Есть еще вест-индские ураганы, ураганы Зеленого Мыса и орканы. Мы же как раз пойдем в зону зарождения вестиндских ураганов, тех самых, которые по-пиратски разбойничают в Карибском море, совершая опустошительные набеги на страны Центральной Америки, юг Соединенных Штатов и Кубу.

— Значит, в нашей программе больше всего заинтересованы имен но эти страны? — спросил я.

— В значительной степени — да, — согласился Шарапов, — но результатов АТЭП жадно ждет и вся мировая наука. Однако не будем забегать вперед и рассмотрим причины возникновения тропического циклона — одного из самых страшных стихийных бедствий, потрясающих нашу планету. Вы, конечно, знаете (я с готовностью кивнул, чем вызвал неудовольствие учителя}… гм, вы, быть может, слышали, что море в тропиках обычно теплее, чем атмосфера. Так вот это явление — разница температур моря и атмосферы — и порождает тропические циклоны. Возникает колоссальный перепад давления воздуха, отсюда и огромная разрушительная сила циклона, ураганные ветры, ужасающие шторма. Вам, наверное, интересно будет узнать две его особенности. Как полагаете, в какой части тайфуна опаснее всего оказаться кораблю?

— Конечно, в центре, — уверенно сказал я.

— Молодчина! — похвалил Александр Васильевич. — Это вы как, читали где— нибудь или интуиция?

— И то и другое, — скромно ответил я. — Общая культура, знаете ли, поток информации. А что?

— Так, небольшая поправочка нужна. Центр тропического циклона, его ядро обычно называют «глазом». Мне не раз доводилось там побывать.

— Здорово доставалось? — сочувственно спросил я.

— Как вам сказать… Дело в том, что центр тайфуна, или «глаз», хотя и далеко не тихое, но наименее опасное место для корабля! Здесь бывает слабый ветерок и даже штиль, хотя судно может беспокоить' вибрация из-за острых, беспорядочных волн со всех сторон. Это и есть первая особенность тропического циклона: вокруг райского центра бушует ад. А вторая — сравнительно медленное смещение циклона, всего 15-30 километров в час. Именно с такой скоростью и рвется шторм в избранном им направлении, так что, зная о его местоположении хотя бы часов за двенадцать, современный корабль может вполне успеть изменить курс и уйти. Что мы, кстати, дважды сумели сделать за истекшие десять дней.

Я хотел было проникновенно сказать: «Премного благодарен вам!», но решил, что Александр Васильевич воспримет это как слишком грубую лесть.

Огромна роль синоптика на корабле! Припомнилась история, которую недавно рассказал Олег Ананьевич. В порт назначения возвращались два наших судна, и синоптик одного из них дал штормовой прогноз. Капитан немедленно известил своего коллегу с другого судна, но тот очень торопился домой и махнул на прогноз рукой. И попал в двенадцатибалльный шторм, из которого вышел изрядно потрепанным: потерял спасательные шлюпки, разное палубное оборудование и вряд ли благополучно добрался бы до порта, если бы не помощь его более предусмотрительного коллеги.

Одного из этих капитанов начальство отметило наградой, о нем писали в газетах, всячески ставили его в пример. Может быть, вы думаете, что речь идет о том капитане, который избежал шторма и привел корабль неповрежденным? Ничуть не бывало! Награжден был другой — который пошел напролом и проявил личное мужество, чтобы спасти судно от гибели. Помните «Девяносто третий» Виктора Гюго?

Там одного такого храбреца, едва не погубившего корабль, но затем исправившего оплошность, сначала наградили высоким орденом, а затем расстреляли. Упаси вас бог заподозрить во мне такую жестокость, но я бы нашего храбреца капитана лишил диплома или, сжалившись, влепил бы ему строгача с последним предупреждением и таким начетом на зарплату, что отныне он бы сто раз подумал, прежде чем понапрасну рисковать кораблем и людьми. Не верь моряку, читатель, если он с восторгом рассказывает о штормах! Настоящий моряк не тот, кто «ищет бури», а тот, кто умело уходит от нее. В войну всякое бывало.

Тогда капитан, чтобы скрыться от более сильного врага, мог пойти навстречу «девятому валу», но в обычных обстоятельствах в шторм добровольно сунется только самоуверенный профан, — К сожалению, — продолжал Александр Васильевич, — человек еще не достиг такого могущества, чтобы предупреждать или обуздывать тропические циклоны. Но он научился их обнаруживать с помощью спутников Земли, а это не так уж и мало… Впрочем, на время мы можем о циклонах забыть, нас они долго не будут беспокоить. Разве что в районе Новой Гвинеи.

— Ваш долгосрочный прогноз? — с уважением спросил я.

— Нет. Просто через Тихий океан к Панамскому каналу мы пойдем по экватору. Понятно?

— Конечно. Тайфуны будут бояться приблизиться к экватору, как змея к веревке!

— Вы почти угадали. Для зарождения мощного вихря необходимы по меньшей мере два фактора: наличие перепада давления и отклоняющей движение воздуха силы, возникающей за счет вращения Земли. А на экваторе такая сила практически отсутствует, поскольку широта равна нулю, Новая Гвинея, куда мы идем, находится в районе пятого градуса южной широты: здесь отклоняющая сила уже существенна и потому вполне возможен мощный тропический циклон. А вот что нас ждет на экваторе да и вообще в районе ВЗК — так это пассаты.

Слышали?

— Еще бы! Ветры такие, — «Торговые ветры» — в переводе с английского. Так их назвали еще в те далекие времена, когда парусники рвались в южные страны за пряностями, золотом и рыбой. Экклезиаст неправ: есть все-таки на свете кое-что вечное под луной — пассаты. Они с исключительным постоянством, из века в век, дуют с обоих полушарий к экватору и там сходятся, или, как говорят ученые, конвергируют. Отсюда и на звание: внутритропическая зона конвергенции, ВЗК — зона столкновения пассатов. Над экватором воздух хорошенько прогревается и насыщается влагой — вот почему в этой зоне так часты мощная облачность и ливневые осадки. Теперь вам должна быть ясна главная задача Атлантического тропического эксперимента.

— Безусловно, — подтвердил я. — Так в чем же она заключается?

— Попробую сформулировать ее максимально упрощенно, — пощелкав пальцами, сказал Александр Васильевич. — Циркуляция атмосферы в тропиках начинается с ВЗК. Здесь не только рождаются тропические циклоны — отсюда идет и снабжение теплом умеренных широт, что вызывает бурные столкновения циклонов и антициклонов.

Влияние ВЗК на погоду нашей планеты огромно и еще недостаточно изучено. Нам нужно лучше понять механизм циркуляции атмосферы в тропиках и попытаться создать ее математическую модель. Если бы это удалось, мы бы сделали качественный скачок в прогнозировании погоды вообще и тропических циклонов в частности. Еще никогда перед мировой метеорологической наукой не стояла столь важная задача.

— Все ясно. Если наша программа будет выполнена успешно, мой друг сможет снова носить свой значок. — Уловив вопросительный взгляд Александра Васильевича, я пояснил: — С ним произошла забавная история. Как-то воскресным утром он ехал в трамвае. Прогноз погоды на воскресенье был превосходный: «солнечно и ясно», а дождь лил как из ведра. Как положено, пассажиры привычно и беззлобно поругивали прогноз погоды, и лишь один подвыпивший мужчина был настроен весьма воинственно, поскольку попал под дождь и промок до костей. И надо же было так случиться, что он узрел на лацкане пиджака Сергея значок «Отличник гидрометеослужбы»! Ехать моему другу было еще далеко, скрыться он никуда не мог, и подвыпивший мужчина поносил его всю дорогу, Под общий смех пассажиров Сергей оправдывался тем, что в этот день он был выходной. С тех пор он значка не носит — на всякий случай.

— Такова наша, синоптиков, участь, — вздохнул Александр Васильевич, — запоминаются лишь наши ошибки. Когда точные прогнозы спасают десятки тысяч людей от наводнений и цунами, выводят корабли из штормовых зон и предупреждают о возможной засухе, — все считается в порядке вещей, мы ведь за это зарплату получаем. Но стоит ошибиться, а при нынешнем состоянии науки от ошибок мы отнюдь не застрахованы, как на несчастных синоптиков обрушиваются громы и молнии. А ведь разобраться в законах циркуляции атмосферы, уверяю вас, нисколько не легче, чем проникнуть в мир элементарных частиц…

Посочувствуем синоптикам, читатель.

Наши маленькие радости

По сравнению с промысловым судном жизнь на корабле науки размеренна и спокойна. На рыболовном траулере вечно кипят страсти: уныние («Ну, куда, черт побери, она ушла?») сменяется бурным ликованием («Братцы, напали на косяк!»); период томительного безделья, от которого устаешь больше всего, вдруг переходит в круглосуточные вахты и подвахты, когда люди валятся с ног от усталости, на которую никто не жалуется, потому что малодушное хныкалье может спугнуть рыбу.

Другое дело — научно-исследовательское судно. Здесь работа идет по программе, всем заранее известной. Каждый человек знает, что он будет делать сегодня, завтра и через месяц. «Улов» корабля науки — это кропотливое, изо дня в день вылавливание данных из океана и атмосферы: температура, давление, глубины, направление течений и воздушных потоков. Эти данные бесценны: придет время, и из них, кирпичик за кирпичиком, сложится стройная теория, которая приблизит человечество к пониманию мира, в котором мы живем.

Такое плавание обычно проходит без всяких сенсаций. Ныне корабль, бороздящий воды Мирового океана, не откроет новых островов, и марсовый матрос не получит премию за свой входящий в историю крик; «Терра инкогнита!» На поверхности океана нет больше белых пятен, они остались лишь в его глубинах и в высотах атмосферы.

И здесь не поможет подзорная труба, здесь нужны те самые кирпичики— отчеты, которые из года в год вручают ученым экспедиционные научные суда.

Люди кораблей науки уходят в океан, в свои дальние рейсы не за славой первооткрывателей, а за научным сырьем. И слава достается не им, а людям на берегу, которые превращают сырье в научную продукцию. Бывает, конечно, что и ученые с мировым именем идут в море, чтобы окунуться в живую природу, но случается это все реже: законы разделения труда в наше время распространились и на науку.

Маститый ученый в академической ермолке редко садится на корабль: на берегу, в тиши своего кабинета, он сделает больше.

Спокойная и монотонная жизнь научно-исследовательского судна имеет, однако, свои прелести. Экспедиционный состав — это обычно молодые, образованные люди, которые отнюдь не считают, что обрекли себя на участь чернорабочих от науки. Они не просто собирают данные, но анализируют их, спорят и высказывают догадки, из которых когда-нибудь родятся диссертации и монографии.

Ну, и кроме того, море — это море, каждый день от него ждешь хотя бы маленьких радостей. Так, сегодня мы увидели землю. И какую! Мы прошли всего в двух милях от атолла под легко запоминающимся названием Капингамаранги. Не правда ли, поэтичное, музыкальное слово, которое так и просится в сонет? Даже Андрей Вознесенский потерял бы килограмм живого веса, придумывая к нему рифму. Мы устроили на корме конкурс, но, помимо «Капингамаранги — атолл высокого ранга», никто ничего не придумал.

Сегодня вообще веселый день. Начался он с «беседы врача» в судовой радиогазете. Поводом для беседы стал почин, с которым выступил кандидат наук из Ленинграда Лев Николаевич Галкин, Он первым остригся наголо — в интересах гигиены, а вслед за ним и под его административным нажимом два подчиненных ему студента: Игорь Емельянов и Виктор Турецкий. Пока ребята с ужасом поглядывали на себя в зеркало, Галкин принялся энергично вербовать новых последователей. И завербовал! Лев Николаевич — яростный поклонник йоги и проповедник пси— энергии, а ничто так не убеждает людей, как обилие незнакомых им научных терминов, которых искуситель знал превеликое множество. Он доказывал, что волосяной покров мешает проникновению пси-энергии, и хотя никто толком не понимал, что это такое, один за другим расстались с шевелюрами начальник ракетного отряда Быков, пятый помощник капитана Медведев, несколько научных сотрудников и матросов и даже доктор физико-математических наук Юло. В последний момент решительными действиями я спас Петю Пушистова, который сгоряча готов был сбрить свою гаснущую прическу. Но эпидемия разрасталась, по кораблю, пряча глаза, сновали похожие на каторжников бывшие красавцы, и Юрий Прокопьевич Ковтанюк, чтобы ограничить эпидемию, привлек на помощь медицину. Не могу отказать себе в удовольствии привести полный текст выступления по радио Саши Осипова: «В последнее время на корабле все чаще встречаются товарищи, решившие избавиться от своих волос, что делается якобы для укрепления корней. Должен вам сказать, друзья, что теория эта весьма и весьма спорна; по многочисленным научным данным, бритье волосяного покрова в тропиках — отнюдь не безобидное дело. Ибо в экваториальной зоне, где солнце находится в зените, прямая и рассеянная солнечная радиация губительно воздействует на обнаженные корни волос, разрушая оболочку луковицы. Поэтому сбритые шевелюры, увы, могут не восстановиться, и товарищи, столь опрометчиво поступившие, будут горько сожалеть о содеянном.

К сведению тех, кто уже ходит лысым: опасайтесь солнца! Прикрывайте лысины и ни в коем случае не мойте их мылом! Систематически смазывайте их питательными кремами, Если же, несмотря на принятые меры, вы обнаружите, что волосы не растут, срочно обращайтесь к врачу: быть может, часть корней еще удастся спасти».

Эффект этого выступления был потрясающим: распространение эпидемии немедленно прекратилось, а ее перепуганные жертвы, прячась от града соболезнований, то и дело стыдливо выстраивались у медпункта.

А после обеда мы перешли экватор. Нептуном назначили Пушистова. Петя очень близорук и не снимает очков, поэтому морской царь, несмотря на свое экзотическое одеяние и бороду из мочала, не внушал особого доверия; явно переодетый интеллигент. Но пост обязывал, и Петя громовым голосом объявлял приговоры, немедленно приводившиеся в исполнение. Черти окунали новичков в купель, сделанную из спасательного плота, предварительно протаскивая их через бочку с выбитыми днищами, из которой новообращенные выползали до неузнаваемости грязными. Я хохотал вместе с остальными зрителями и чувствовал себя в совершеннейшей безопасности, поскольку уже переходил экватор и по морскому закону экзекуции не подлежал.

Однако выяснилось, что я нарушил другой закон: забыл дома и, следовательно, не мог предъявить свой диплом, что Нептун квалифицировал как недостаточное к его величеству уважение. И я, жестоко вымазанный, также был брошен в купель. Утешило меня лишь то, что и сам неправедный судья не избавился от крещения: несмотря на высокий сан, Петя все-таки был новичком, и черти, сломив его отчаянное сопротивление, с воем протащили сброшенного с престола царя через омерзительно грязную бочку.

Гвоздем праздника было крещение Снежка, ослепительно белой болонки, любимицы экипажа. Весело скаля зубы, Снежок вышел на помост в сопровождении своего хозяина Вадима Яковлевича Ткаченко, Ухмыляясь в бороду, Нептун благословил новичка; наяда, она же техник Лена Погребенко, чмокнула его в нос, и Вадим Яковлевич бережно окунул исключительно довольного всеобщим вниманием Снежка в купель. А вечером в присутствии всего экипажа ему под бурные аплодисменты был вручен диплом о переходе экватора.