Глава 6

Царская трапеза

Я прошел в царскую столовую.

Обставлена она была скромно: на стене висел натюрморт работы неизвестного художника, который черпал, очевидно, свое вдохновение на рынке «Кармель».

Стол был сервирован блюдами из рыбы. Уха по-русски, тефтели из камбалы, жареная форель, печень трески и килька в томатном соусе.

— В чем дело? — раздражено спросил я у главного повара, — почему вся жратва из рыбы?

Для человека, который в недавнем прошлом довольствовался дешевыми сосисками, у меня не было никаких причин обижаться на меню — стол был поистине царским. Но фиаско, которое я потерпел в спальне, явно способствовало моему дурному настроению.

Главный повар, будто язык проглотил.

— Ну, — теряя терпение, вскричал я, — неужто для Моего величества нельзя было приготовить голубцы или хотя бы бифштекс с яичницей?

Браво, парень! Еще немного и я совсем избавлюсь от своего самоуничижительного стиля. Я уже нравился самому себе и играл роль, отведенную мне с каким-то, неведомо откуда взявшимся лоском провинциального актера. Мне все больше и больше нравилось кричать на подчиненных. Раньше эту особенность — покомандовать и поизгаляться над ближним я вроде в себе не замечал. Думаю, что это была не более чем ответная реакция на то, что люди, долгое время, относились с таким же начальственным апломбом ко мне. В любом случае, стыда за столь мерзкое, казалось бы, свое поведение я почему-то не испытывал. Более того, мне было отрадно, что я, как и другие, могу поорать и оскорбить человека просто так, потому что не в духе.

Тип, заметивший перемены в моем духовном облике, активно поддержал меня:

— Учитесь брать нахрапом, Ваше величество, или на арапа. Можно конечно на авось, но лишь в том случае, когда нет иного выхода.

— А вы на что берете? — поинтересовался я.

— На абордаж, конечно, — гордо отвечал маршал, — своим морским привычкам я не изменяю.

Оправившись от испуга, главный повар, запинаясь, робко пролепетал:

— Меню составлено Советом министров Вашего величества и утверждено дворецким.

— Подать сюда дворецкого! — приказал я.

Через минуту вбежал лысый мужичонка во фраке, сшитом явно не по его жирной спине.

Лысина дворецкого лоснилась от пота. Платочком он вытирал серебристые бисеринки со лба и, перепуганный насмерть, ждал, в какой форме изольется мой гнев.

— Что вы кушаете за обедом? — вкрадчиво спросил я.

— Жаркое из бекаса, Ваша величество, и суп из фазаньих ляжек.

Меня так и подмывало смазать по его мокрой лысине.

— Это ваша затея кормить меня рыбой?

— Затея придворного диетолога, Ваше величество! Он говорит, что Соломону надлежит быть мудрым, а мякоть рыбы, якобы питает мозговые клетки.

Он выгнулся в почтительном поклоне и от этого неуклюжего движения, тесная манишка его на жирной спине, казалось, вот-вот разойдется по швам.

— Пошел вон! — заорал я, — год будешь жрать у меня одну рыбу с хлебом, я посмотрю, какой ты станешь мудрый.

Дворецкий ушел посрамленный, а я заказал суп из бычьих хвостов и глазунью из черепашьих яиц.

Обычно, когда незатейливое и повседневное домашнее меню надоедало мне, я робко предлагал супруге приготовить что-либо вкусное. Моя просьба раздражала ее необыкновенно, как и все, впрочем, что я говорил ей, и она с издевкой вопрошала:

— А не подать ли, вашему сиятельству, суп из бычьих хвостов и глазунью из черепашьих яиц?

Слово «сиятельство», которое она произносила с иронией, оказалось пророческим — сегодня я уже был величеством и мог позволить себе любое меню, включая те два блюда, которые, очевидно, в ее воображении были верхом кулинарного искусства.

И все-таки жизнь прекрасна. Пришел, наконец, праздник и на мою улицу.

Я расслабился и дал волю своим чувствам.

«Хороши министры! — бурно негодовал я, с аппетитом уплетая суп, — под монастырь подводят, сукины дети. Есть одну рыбу, имея семьсот жен!..»

Глава 7

Тотальный секс

Плотно пообедав, я велел пригласить Типа.

Он явился немедленно и лицо у него было излишне скорбное, из чего я вывел, что моя неудача с Вероникой стала уже достоянием придворных зубоскалов.

— Знаешь ли, дружок, — приступил я издалека.

— Я знаю все, — понимающе перебил меня Тип, — всякое бывает, Ваше величество, на вашем месте я бы не стал принимать так близко к сердцу…

— А откуда ты знаешь, Вероника рассказала?

— Ну что вы, она человек надежный. Просто у начальника тайной полиции хорошо налажена специальная аппаратура.

— Ты про Изольду что ли? Я же ее уволил.

— Да, но аппаратура-то осталась.

— Позаботься, любезный, чтобы в моих покоях ее больше не было.

— Вы забыли, что я главный евнух, Ваше величество.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, Ваше величество, что я в ответе лишь за благоприятный психологический климат в гареме.

— Что это значит?

— Это значит, что то, о чем вы меня высочайше просите, по существу, не входит в мою компетенцию.

— Что же ты предлагаешь?

— Вот если бы по совместительству я был бы еще и начальником тайного отдела.

А у него губа не дура, знает ведь где тепло и уютно. А почему бы и нет? свой человек на такой должности всегда подспорье.

Тип, как будто угадав мои мысли, монотонно заканючил:

— Можете не сомневаться, я ваш человек. Если что, всегда буду на стреме. Окажите милость, Ваше величество, ведь и вакансия вроде как свободная?

Вымогатель, когда-нибудь ты схлопочешь у меня по зубам.

— Ну хорошо, пока я не назначил нового начальника отдела безопасности, временно эта должность закрепляется за тобой.

— Благодарю вас, Ваше величество!

— Я сказал временно!

— Разумеется, Я постараюсь оправдать ваше доверие. Премного благодарен Вашему величеству!

— Оставь это, маршал, ты лучше скажи, что народ говорит про это…

— Я еще не успел расшифровать, что имел в виду, сказав про Это, но он совершенно правильно понял мой намек, сходу настраивая меня на оптимизм:

— Стоит ли обращать внимание, Ваше величество, у нас в стране каждый третий страдает от преждевременного семяизвержения. Нервное напряжение, знаете ли… Регион у нас очень неспокойный, политическая ситуация накаленная, дороги забиты, карманы пусты, а налоги сверх всякой логики. Страна как будто сплошной комок нервов. Все это не может не сказаться на сексуальном здоровье мужчины.

— И ты страдаешь?

— Нет, политика, и налоги не очень беспокоят меня.

— Почему?

— Ваше величество, мы можем говорить откровенно?

— Разумеется, дружочек.

— Когда в последний раз вы изволили изменить своей супруге?

— Ты имеешь в виду мою бывшую? — замялся я.

— Именно, Ваше величество, для пользы дела вы должны излагать только факты, и не надо стесняться, говорите правду.

— Сказать по правде, я ей никогда не изменял, — выпалил я и почувствовал некоторое облегчение.

Однако это было не совсем так. Однажды, меня склонила все же к интимной близости моя соседка, но как только мы оказались в постели, тот, на которого я возлагал большие надежды, вдруг позорно и безоговорочно капитулировал.

Соседка оказалась тактичным человеком:

— Для меня это совсем не важно, — сказала она, — я готова с вами встречаться просто так.

Когда-то эта женщина была подругой моей жены, потом они поссорились и, соблазняя меня, она, видимо, хотела отомстить ей.

Соседка пыталась возбудить меня не конвенциональными средствами, но и они не дали сколько-нибудь заметного эффекта, может быть, потому что она была много старше меня.

Так и осталась моя жена не отмщенной, хотя, если честно, я искренне хотел внести свою лепту в благородное начинание своей неудавшейся любовницы.

Под влиянием друзей я сделал еще несколько робких попыток овладеть женщиной на стороне, но все они с треском проваливались. Я был слишком закомплексован и боялся, что в самый ответственный момент меня постигнет участь, которую вот уж столько лет, предрекают Пизанской башне.

Если он сейчас начнет ухмыляться, падло, я его собственными руками придушу.

Но Тип, к чести его будет сказано, оставался, искренен и доброжелателен:

— Я так и думал, Ваше величество, и Павлов тут, пожалуй, прав.

— Какой Павлов?

— Иван Петрович, автор теории условных рефлексов.

— Причем тут теория?

— Притом, что практики у вас совсем нет.

— Чем же я виноват?

— Да ничем, у вас просто выработался условный рефлекс на вашу «Бывшую», а как только представился случай изменить объект сексуального удовлетворения, установка, выработанная годами тоталитарно-принудительного секса, явно не сработала.

— Да, но…

— Никаких но, Ваше величество, все, что вам нужно теперь, это обратить свои взоры на новые сексуальные ориентиры.

— То есть?

— Поначалу, скажем так, возбудить в себе здоровый интерес к здоровому сексу.

— Что ты предлагаешь конкретно?

— А вы не пробовали смотреть порнофильмы?

— Нет, что ты, я воспитан в религиозном доме.

— Конечно, Ваше величество, ваш предшественник Соломон второй тоже соблюдал традиции, но фильмы посматривал регулярно.

— Я бы не хотел начинать свое правление с безнравственных акций.

— Нет проблем, Ваше величество. Я предлагаю пока оставить все как есть. Следует недельку поднабраться сил, то есть не форсировать события. Займитесь-ка пока государственными делами.

Глава 8

Дела государственные

Государственными делами я занялся в тронном зале, одну из грандиозных стен которого украшал гигантский портрет царя Давида.

Пока я рассматривал портрет славного предка, выполненный в лучших традициях социалистического реализма, в комнату мягкой кошачьей походкой вошел толстый человечек в лоснящемся черном фраке и с черной потертой папкой под мышкой. Щеки у него были, словно надуты для пущей важности, носик кнопочкой, редкие жесткие усики дико топорщились, а ушки на макушке имели форму миниатюрных и чутких локаторов.

Всем своим напыщенным и одновременно неряшливым видом человек в лоснящемся фраке напоминал мне хомячка, ушедшего в глубокую спячку.

— Ваше величество, — сонно произнес он, — меня зовут Ицхак Самир. Я премьер-министр государства Израиль. Принес вот вам бумаги на подпись, — ушки его при этом слегка дрогнули, он, кажется, начал пробуждаться от своей затянувшейся спячки.

— Полагаю, что с этим делом вполне мог справиться секретарь моей канцелярии, — справедливо заметил я.

— Ни в коем случае, Ваше величество, — окончательно проснулся хомяк, — документы секретного свойства и не для постороннего глаза.

Локаторы его испуганно навострились.

Я ознакомился с первым документом и с удивлением воззрился на премьера.

— Что это?

— Документ о радикальном переустройстве нашей государственно-политической системы, — пояснил премьер, дивясь моей несообразительности.

— А что надо перестраивать-то?

— Ничего особенного. Все уже перестроили до вас.

— И все-таки, сэр, если вас не затруднит, изложите подробнее вашу мысль, вы слишком туманно изъясняетесь.

— Ради Бога, Ваше величество, поясняю: с завтрашнего дня в Израиле объявляется монархия под управлением Соломона мудрого, то есть вашим непосредственным руководством.

— Да, но зачем? — до сих пор, в глубине души, я надеялся, что меня разыгрывают какие-нибудь богатые и остроумные люди, которым нечего делать, и они жадно ищут приключений. Я даже старался подыгрывать им, усердно корча из себя добропорядочного монарха, но тут дело, кажется, действительно запахло банальным политическим переворотом, а я в такие игры не играю. Они мне и в гражданской жизни надоели. Интриги и закулисные козни на работе почти всегда касались меня и неизменно вызывали во мне бурный протест.

— Может быть, его величеству неизвестно, что на последних выборах в Кнессет победила религиозная фракция? — напомнил мне хомяк-заморышь.

— Нет, почему я в курсе. Если не ошибаюсь, к власти пришел «Щас»

— Совершенно верно. Большинством голосов щясники постановили возродить правление Соломона.

— А это, кажется, я просрал. С головой ушел в свои семейные неурядицы и перестал следить за политическими событиями.

— Так это же чистой воды военный переворот!

— Ни в коем разе, Ваше величество, ни Кнессет, ни демократия в данном случае не упраздняются. Просто Истина в последней инстанции будет приоритетом Вашего величества, так же, впрочем, как это было много тысяч лет назад.

— Да, но демократия не приемлет многоженства, это… Это дико, наконец, и оскорбительно для женского достоинства.

Мои доводы не убедили Хомячка. Напыжившись в очередной раз, он выдал мне аргумент более убедительного порядка.

— Ваше величество, для вас решено сделать исключение: Кнессет постановил: в вашем случае воздать дань традиц3иям и уважению к одному из самых почитаемых национальных героев еврейского народа.

— То есть?

— В ваше распоряжение отводится гарем с женами всех мастей.

— Так уж и всех? — недоверчиво произнес я.

— Можете не сомневаться, набор жен производился на всех континентах земного шара.

— Тем более, это неудобно, что скажут люди?

— Международная общественность, несмотря на утвердившуюся, на современном этапе моногамию, относится с пониманием к реставрации правления Соломона.

— С чего это вдруг такое понимание?

— Вы же знаете, Ваше величество, с нашим братом опасно связываться… Не тронь, говорят, говно… — Оставьте, маршал, — прервал я, — не желая слушать антисемитских реплик.

— Этому обстоятельству благоприятствует и тот факт, — поправился Тип, — что, Соломон, по существу, является фольклорным героем не только евреев, но также христиан и мусульман вместе взятых.

— А вы кто, мусульманин или христианин?

— Я бывший начальник секретной службы.

— Разведчик что ли?

— Так точно, Ваше величество!

— А почему выбор пал на меня?

— Великий каббалист рав Джакузи нашел, что вы единственный потомок великого Соломона.

Я хмыкнул с сомнением. Раву Джакузи, очевидно, было неизвестно, что это по отцу я Трахтман, а по матери род наш происходит от калужских крестьян Григорьевых.

— Кроме того, на вашей кандидатуре настаивал рав Оладьи Евсеев.

Рав Оладьи был марокканский еврей, добившийся в Израиле высокого духовного сана и основавший религиозную партию, состоящую преимущественно из восточных евреев.

Вновь созданное религиозно-политическое формирование довольно скоро заняло высокое положение во властной структуре государства Израиль.

— Это что ж, сам рав Оладьи Евсеев?

— Именно. Ознакомившись с вашим личным делом, он заметил, что лучшего Соломона и желать невозможно.

— Так, что же от меня требуется?

— Прежде всего, распустить все левые партии в Кнессете.

— Конкретнее, премьер.

— Арабских коммунистов и левых радикалов из «МЕРЕЦ».

— Далее?

— Далее аннулировать норвежское соглашение с палестинцами.

— А вы не подумали о международных последствиях?

— Думать — это прерогатива Вашего величества.

— В таком случае, не торопите меня, я действительно должен подумать. А кто автор этих проектов? — я указал на документы.

— Его преосвященство рав Оладьи Евсеев!

— Ага, а он при какой должности?

— Он главный раввин Израиля.

— Стало быть, все документы разрабатываются в Раввинате, а затем…

— Совершенно верно, подносятся вам на утверждение, — радостно подхватил премьер-министр.

Заметив смешинки в моих глазах, хомячок грудью встал на защиту новой политической системы.

— Чем мы хуже англичан, Ваше величество, у них ведь тоже монархия не аннулирована?

— Видишь ли, братец, до сих пор считалось, что евреи вроде как изобрели социализм, а они оказывается, не менее консервативны, чем все остальное человечество.

— Это кто же считал, что мы изобрели социализм? — недоверчиво спросил хомяк.

— Гитлер, например, он и уничтожать нас стал по той же причине.

— Социализм, Ваше величество, это позорная страница современной цивилизации, — назидательным тоном стал поучать меня хомяк, и его жесткие усики смешно зашевелились при этом.

— Согласно вашей логике, Гитлер, стало быть, уничтожал нас совершенно справедливо.

— Я этого не говорил! — испугано всплеснул он руками, проволочные усики его мгновенно сникли.

Этот болван стал неуклюже оправдываться, и я счел за благо пресечь нашу убогую дискуссию:

— О-кей, братец, я должен подумать насчет норвежского соглашения, а теперь пригласи-ка ко мне фельдмаршала.

Глава 9

Сексотерапия

Тип явился мгновенно, будто ждал своей очереди за дверью.

Костюм фельдмаршала, увешанный орденами, уже был на нем. Я мог бы поклясться, что часть из них видел на мундире старушки, уж, не одолжил ли он у нее?

Золотые эполеты слепили глаза. Фуражка с тяжелой кокардой и штаны с широкими галифе делали его похожим на советского милиционера первой половины двадцатого столетия. Со стороны его можно было принять за клоуна-дилетанта, который рад случаю продемонстрировать свой балаганный наряд.

Но он, очевидно, был чрезвычайно доволен этим щегольским мундиром и не без гордости смотрел на меня своими маленькими и по-собачьи преданными глазами.

— Послушайте маршал, кем вы были раньше, до переворота? — спросил я.

— Заместителем начальника гарема по политической части, — по-военному отчеканил он.

— То есть? — не понял я.

— Держал супруг ваших в курсе политических событий.

— Меня не интересует, за что вы их там держали, я спрашиваю — кем вы были в гражданской жизни?

— Раньше я держал ресторан китайской кухни в Яффо, — сказал главный евнух.

Слово «держал» было, очевидно, главным в его лексиконе.

— Вы что-нибудь понимаете в китайской кухне?

— Не более чем вы, Ваше величество, просто израильтяне любят пожрать и готовы платить за экзотические вывески на ресторанах.

— А как вы попали сюда?

— Должность мне предложил рав Оладьи за то, что я щедро жертвовал на строительство синагог в южном Тель-Авиве.

— А ордена где заработали?

— А это так, — тип скромно махнул рукой, — за мою службу на флоте.

— Немало вы, наверное, наделали подвигов на флоте, — усмехнулся я.

— Я служил в морском десанте.

— Участвовали в вылазках?

— Многократно, а однажды мы взяли на абордаж эсминец, — предался, было, он воспоминаниям, но я вовремя остановил предстоящий словесный понос старого морского волка:

— Послушайте, контр-адмирал, я передумал и готов к просмотру порнофильмов.

— Ну что ж, — обижено, хмыкнул морской волк, — как угодно Вашему величеству.

Я понимал, и где-то даже сочувствовал его обиде: кому приятно сознавать, что твое боевое прошлое никого не интересует.

Извивающиеся в экстазе голые тела, твердые длинные члены оставили меня абсолютно равнодушным и через полчаса, так называемой сексотерапии, я махнул рукой и велел Типу закругляться.

Мое религиозное воспитание, очевидно, наложило свой отпечаток, и я практически не воспринимал порнографию, несмотря на то, что с воспитанием было покончено давно, а с религией еще раньше.