Поскольку никто из рода Людей Льда никогда не нуждался в деньгах, так как Тенгель Добрый занимался врачеванием, а картины и обои Силье были проданы за более высокую цену, чем рассчитывали, Тарье мог не думать о деньгах и выбирать дальнейший путь свободно.
      Он отказался от соблазнительного предложения преподавать медицину в Тюбингенском университете, а выбрал вместо этого - неизвестно, почему менее оплачиваемую работу в Эрфурте. Здесь он должен был стать ассистентом сведущего в медицине ученого, изучавшего различные болезни.
      Тарье осуществил одну мечту своего детства. Ему удалось познакомиться с великим математиком и астроном Иоганном Кеплером, когда ученый уже в конце своей жизни пришел в Тюбингенский университет.
      Они до глубокой ночи вдвоем вели научные беседы. В последние годы Кеплер превратился в разочарованного человека, уставшего от людского невежества и твердолобого непонимания, и очень страдавшего от болезни. Беседа с молодым идеалистом Тарье вдохнула в него жизнь, и они говорили о науке до тех пор, пока их веки не сомкнулись от усталости.
      Интересно, что почти сразу же они нашли нечто общее. Мать Кеплера скончалась в 1622 году, отсидев в тюрьме 13 месяцев по обвинению в колдовстве, а у родственницы Тарье Суль была такая же судьба. Начали они разговор с магии, а завершили "коньком" Кеплера - логарифмами и преломлением света.
      Но сейчас Тарье находился в Эрфурте. Ему нравилась работа, даже если в ней таился явный риск - такой, как при эпидемии оспы, после которой он, однако, остался целым и невредимым. Ученый, ассистентом которого он стал, хвалил Тарье и предсказывал ему большое будущее - если только церковная власть и сильные мира по своей глупости не приговорят его к сожжению на костре как еретика из-за его всесторонних знаний. Ведь сожгли же они Яна Гуса и осудили Галилея, обвинив их в ереси. Тарье следует быть осторожным.
      В свободное время он изредка навещал своих старых друзей в замке Левенштейн.
      Графиня Корнелия Эрбах фон Брейберг превратилась в волевую и самоуверенную семнадцатилетнюю даму. В высшей степени очаровательную и стройную.
      Ее добродушные тетя и дядя хотели бы выдать ее замуж за сына немецкого герцога.
      Корнелия этого совсем не хотела!
      Маленькой Марке Кристине исполнилось восемь лет. Это была симпатичная девочка с восприимчивым умом. Она часто подходила к Тарье, когда тот бывал в замке, и тихо сидела рядом с ним, слушая непонятную для нее беседу между ним и ее родителями. Корнелия, наоборот, часто вмешивалась в разговор, самоуверенно высказывая непререкаемые утверждения, которые вызывали у Тарье улыбку.
      Однажды Корнелия спросила дядю:
      - Тарье ожидает великое будущее, не так ли?
      - Блестящее, я думаю.
      - В таком случае он составит хорошую партию?
      - Для хорошей девицы его сословия, да. Но не для тебя, если ты об этом подумала.
      - Почему не для меня?
      - Потому что ты графиня, дорогая Корнелия. А Тарье не аристократ.
      - Но имя Линд из рода Людей Льда может обмануть кого угодно из тех глупых стариков, которые составляют Готский Альманах.
      - Корнелия, о браке между тобой и Тарье и речи не может быть! Он сватался?
      - Нет, но...
      - Ты видишь! Может, он не захочет на тебе жениться.
      - Конечно, захочет! Хорошо, тогда я убегу с ним.
      - Не будь глупой, Корнелия! Так ты только разрушишь его будущее.
      - А вы, дядя, не можете произвести его в аристократы?
      Граф Эберхардссон Левенштейн-Шаффенек покачал отрицательно головой.
      - Это могут сделать только главы княжеского рода.
      - Княжеского? - задумчиво повторила Корнелия. - У Тарье есть кузина. Она замужем за князем.
      - Действительно?
      - Да, или почти да, если нужна такая точность. Его имя Паладин, он маркграф. А его бабушка со стороны матери, или что то вроде этого, настоящая княгиня.
      Комендант Эрфурта кивнул головой.
      - Паладин хорошая фамилия. Он может быть из княжеского рода Шварцбургов.
      - Да, точно! Я спрошу его.
      Ее дядя улыбнулся.
      - Я не думаю, что он может сделать такое. А может, ты сначала лучше спросишь Тарье?
      - Обязательно, будь уверен!
      Но Тарье отнесся к ее планам равнодушно.
      - Зачем меня нужно посвящать в аристократы?
      Корнелия растерялась, какое-то мгновение она не могла произнести ни слова.
      Тарье продолжал, ничего не подозревая:
      - Я не могу обратиться к Александру с такой просьбой, ты это прекрасно понимаешь! Даже если бы он смог уговорить своих княжеских родичей в Шварцбурге, меня бы мучила совесть всю жизнь за то, что я попросил о таком постыдном. Нет, сейчас я тебя не понимаю, Корнелия.
      Вне себя от злости она повернулась на каблуках.
      - О-о, как ты глуп! Как глуп! - почти всхлипнув, произнесла она и демонстративно вышла из комнаты, скрипя зубами.
      - Я когда-нибудь не был для тебя дураком? - крикнул он ей вслед.
      Потом она не разговаривала с ним несколько недель, не выходила из комнаты, когда он наносил визиты. (Хотя стояла наверху на галерее, укрывшись за гардиной и смотрела на него).
      На помощь ей пришел несчастный случай.
      Тарье, собственно говоря, точно не знал, почему ему приятно посещать замок Левенштейнов. Не понимал он и того, что раздражало его во время последних визитов, чего ему не хватало. Ему это стало ясно тогда, когда пришла беда.
      Большой отряд наемных солдат из бывшей армии Валленштайна, сейчас превратившихся в бродяг, гонимый жаждой грабежа, вошел в Эрфурт. Комендант быстро организовал оборону города и выступил против грабителей.
      При этом он оставил без защиты замок Левенштейнов.
      Хотя полковник и понимал, что замок может быть вожделенной добычей для грабителей, он считал, что они не решатся двинуться к нему, поскольку он расположен далеко от города. Таким образом, замок оказался без защиты. Здесь практически нечем было обороняться, причем там находилась лишь горстка слуг и семья графа.
      Наемные кнехты шли дикой толпой. Графиня Юлиана вместе с детьми и другими женщинами спряталась в одной из башен, но Корнелии с ними не было. Юлиана послала служанку на поиски племянницы, но к своему ужасу услышала, что кнехты обнаружили девушку и напали на нее. Сама графиня не решилась оставить Марку Кристину.
      Тарье как раз направлялся в замок, когда обнаружил, что вместе с ним движется толпа кнехтов с шумом и криками. Мальчик лет пятнадцати в ужасе бросился в ров.
      - Быстро бери мою лошадь, - сказал Тарье, - и скачи к коменданту, он сейчас наверняка в городе. Скажи ему, что солдаты направляются в замок Левенштейн и что я сделаю все, что в моих силах. Меня зовут Тарье.
      Мальчик вскочил в седло и галопом поскакал по дороге в город.
      Сердце Тарье забилось. Он никогда не стремился изображать из себя героя - его больше привлекал интеллектуальный риск. Да и солдат было много. Они уже исчезли в воротах замка. А он был один.
      Но Тарье думал о несчастных, находившихся внутри. Даже если он сможет помочь им самую малость, попытаться сделать это - его долг.
      "Мужайся, Тарье", - промолвил он про себя и в волнении сделал глубокий вдох.
      Пробраться внутрь незаметно трудности не представляло. Крики солдат доносились из глубины замка - видимо, они уже добрались до рыцарского зала.
      Тарье прошмыгнул за стены замка. Если бы у него не было так неспокойно на душе, ситуация, в которую он попал, казалась бы ему весьма смешной.
      Он попытался найти кого-нибудь из жителей замка. И в этот момент услышал отчаянный крик молодой девушки.
      - О, мой Бог, Корнелия! - прошептал он в ужасе.
      И тут он понял причину своего глубокого страха. Корнелия... бедная беспомощная девочка.
      "Корнелия, дорогая моя, любимая", - билась горькая мысль, пока он бежал в направлении крика.
      Если бы он слушал более тщательно, то понял бы, что эти беспомощные крики издавала не Корнелия.
      Но Тарье словно помешался от страха.
      Он уже был почти рядом - в длинном проходе с деревянным полом. Тарье понимал, что каким бы храбрым он ни был, защищая жизнь и честь Корнелии, один он не сможет справиться с кнехтами. Тогда он схватил прислоненную к стене алебарду, стоявшую в качестве украшения, начал колотить ей по полу и одновременно топать сапогами, создавая впечатление, что по проходу, где было сильное эхо, бежит множество людей.
      - Сюда, господин оберкомендант, - закричал он. - Эти подлецы здесь. Убивайте их без жалости!
      Ему удалось испугать кнехтов, шумевших и галдевших в рыцарском зале: там раздались испуганные крики:
      - Оберкомендант здесь со своими людьми. Убегайте!
      Тарье еще некоторое время продолжал энергично стучать и топать, затем, осознав, что путь свободен, подбежал к девушке, которая лежала на полу и плакала.
      Он сразу обнаружил свою ошибку, но облегчение, испытанное им, мгновенно сменилось чувством сострадания.
      - О, дорогое дитя, - произнес он. - Встань, обопрись на меня. Где твоя хозяйка?
      - В башне, - всхлипнув, ответила девушка.
      - Там все?
      - Нет. Там нет Корнелии. Я должна была разыскать ее и... тут пришли они.
      - Беги скорее в башню, я попытаюсь найти Корнелию, - воскликнул Тарье. Сердце его разрывалось от страха.
      Он знал, где находится Корнелия. Она показывала ему свое потайное место на третьем этаже замка сразу перед винтовой лестницей, ведущей на бруствер.
      Тарье в страшном смятении промчался через весь замок, ни разу не выглянув через окна наружу. Если бы он посмотрел во двор, то увидел бы, что убегавшие кнехты были встречены воинами оберкоменданта на мосту через крепостной ров, так как граф уже получил донесение и поспешил в замок, а когда он встретил скачущего на лошади молодого посланца, передавшего ему сообщение Тарье, он приказал своим людям двигаться еще быстрее.
      Кнехты бросились в другую сторону, но один из слуг замка быстро опустил решетчатые ворота, и наемники оказались запертыми на мосту. Многие попрыгали в ров, но мало кто из них вышел живым из боя.
      Несколько кнехтов оставались еще в замке; они были далеко и не могли слышать предупреждающих криков. Когда Тарье приблизился к месту, где пряталась Корнелия, он услышал пронзительный, наполненный злобой женский голос, и на этот раз он не ошибся. Это была Корнелия.
      - Убери свои волосатые обезьяньи руки, - крикнула она тоном, который, казалось, должен был изображать ледяное презрение, но голос сорвался на фальцет, насыщенный одним чувством злости.
      - Думаешь, я позволю какому-то отвратительному мерзкому существу дотронуться до меня? Это относится и к тебе! - добавила она еще более резко. - Твоя мать, должно быть, влюбилась в борова, когда зачала тебя, уродина!
      "Боже, помоги мне!" - подумал Тарье, подбежав к двери, ведущей в помещение с лестницами. Этот крик, наверное, слышала и ее обходительная тетя Юлиана!
      Не раздумывая, Тарье влетел в дверь на защиту девушки, попавшей в беду.
      Как уже говорилось, удача сопутствовала храбрецу, хотя здесь скорее следовало бы сказать глупцу...
      Не зная для чего, он все время таскал с собой алебарду и, когда ворвался в большой зал с лестницами, имел весьма устрашающий вид.
      Два кнехта, которые не были ни уродцами, ни отвратительными, пустились наутек, но причиной этому был не страх перед Тарье, а скорее то, что один из них случайно выглянул в окно и увидел баталию на мосту.
      Корнелия немедленно признала в нем героя и бросилась в его объятия.
      - О, Тарье, ты пришел! Я знала, что ты должен был прийти!
      "Это что за представление?" - подумал он раздраженно и в то же время теперь, когда опасность миновала, внутренне смеясь. И тут внезапно он потерял дар речи. У него полностью перехватило дыхание оттого, что Корнелия оказалась в его объятиях. А она не замедлила воспользоваться обстоятельствами. С прирожденной женской хитростью она заставила Тарье поверить, что это он поцеловал ее, а не наоборот. Такие трюки женщины проделывали с момента появления человечества на земле.
      Да и Тарье особо не сопротивлялся.
      В действительности сильно занятый ученый никогда и представить себе не мог, что в жизни существует такое блаженство! Начав поцелуй, он не мог его завершить, а Корнелия была не той девицей, которая прерывает такой поцелуй преждевременно.
      Он очнулся не по своей воле, а когда услышал посторонний голос.
      - Что я вижу! - воскликнул комендант Георг Людвиг Эберхардссон Левенштейнский и Шарффенекский.
      Дыхание восстановилось, и Тарье освободился от обольщающих объятий Корнелии.
      - О, дядя! - взвизгнула она. - Тарье скомпрометировал меня! Но как истинный рыцарь, сделал это с честными намерениями.
      - Нет, подожди секунду, - промолвил застигнутый врасплох Тарье.
      - Разумеется, ты должен попросить моей руки, - громко просуфлировала Корнелия.
      - Твоей руки? О, нет! Я не хочу надевать на себя хомут.
      - Что? - прошипела она, а оберкомендант улыбнулся.
      - Своенравные девицы, - огрызнулся Тарье, - превращаются в своенравных жен.
      Какое-то мгновение Корнелия выглядела абсолютно беспомощной. Она теряла последний шанс. Если еще раз Тарье...!
      На ее детском разочарованном личике отражалась вся ее решительность. Тарье смягчился и погладил ее по щеке.
      - У меня не было такого намерения, Корнелия, - произнес он покаянно и торопливо. - Я только подтрунивал над тобой.
      Уверенный в том, что получит отказ, он обратился к ее дяде:
      - Господин оберкомендант, я прошу руки вашей юной родственницы.
      Но что это! Граф сразу понял, что Тарье именно тот человек, который способен держать Корнелию в узде. И перед ним большое будущее. Его имя звучит аристократически. И он необыкновенно порядочен. Так почему бы и нет?
      Тарье оказался в тисках.
      Поначалу брак был очень счастливым. На них снизошла влюбленность. Тарье не засиживался, как раньше, допоздна на работе, спешил домой. Он дико скучал о Корнелии. Он никогда не думал, что жизнь может быть такой прекрасной, он, который раньше удивленными глазами смотрел на поведение ненормальных влюбленных.
      Корнелия забеременела, и счастью их не было конца. Все это происходило задолго до того, как Тарье обнаружил, что попал под женский каблук.
      Из дома он получил сильно задержавшееся в пути письмо. Оно было послано в конце лета 1633 года, а сейчас шла осень 1634. С глубоким горем прочел он потрясшее его известие об исчезновении Маттиаса. И сразу уселся писать домой ответ.
      Своей жене он сказал:
      - Корнелия, мне немедленно нужно ехать домой. Пропал один из моих маленьких родственников. Мне необходимо быть там и узнать, нашелся ли он, и успокоить его родителей.
      В его голове крутилась и другая мысль: наследовать клад Людей Льда должен был Маттиас. Если его нет, то кто должен стать избранником?
      Но Корнелия взбесилась. Неужели он думает оставить ее одну сейчас, когда она через несколько месяцев должна родить? Он думает только о себе!
      Она стала невозможной и во многих других отношениях. Семья жила в замке, поскольку Корнелия не могла и представить себе, что переедет в убогую квартиру. Она купалась в лучах известности, которую он начал завоевывать, и то требовала, чтобы он не ходил днем на работу, а оставался с ней дома, то планировала развлекательную поездку, которую они должны обязательно совершить именно тогда, когда он был вплотную занят своими исследованиями. Или же сказывалась больной. Правда, с последним вскоре было покончено, так как Тарье обладал неприятной для нее способностью распознавать болезни, в том числе мнимые.
      Ей нравилось вызывать в нем чувство ревности, интересно было наблюдать за его реакцией. Время от времени она сама закатывала ему сцены ревности и получала удовольствие, слушая его заверения в том, что с этой стороны ей опасаться нечего, а она любила устраивать семейные ссоры только для того, чтобы получить право на новое примирение, и Тарье всегда вынужден был делать первый шаг. После скандала она сама же приходила к решению, что все это выеденного яйца не стоит. Когда она наконец просила прощения, она становилась нежной и ласковой, как котенок, и говорила, что никто во всем мире не может быть счастливее их.
      Но у Тарье с трудом успокаивались нервы и каждый раз на это уходило все больше и больше времени.
      Все причуды он объяснял ее состоянием, но внутренне сознавал, что Корнелия оставалась всегда такой, какой была во время их первой встречи, и даже ребенком она была своенравна и самоуверенна.
      Он отложило свое первое письмо и написал новое, сообщив, что состояние его жены не дает ему возможности оставить ее, но он внутренне уверен, что Маттиас уже вернулся. Тарье полностью сочувствует им, денно и нощно думает о них и о маленьком мальчике. И просит их немедленно ответить ему.
      Естественно, он написал домой о своей женитьбе и о том, что они скоро ждут прибавления в семье, но не знал, получили ли они это послание.
      На следующий раз почта сработала быстро. Тарье получил новое письмо. От своего отца Аре. Оно было рассудительным, но также сильно расстроило Тарье. Маттиас не вернулся. Ирья ослабла, стала апатичной, неспособной больше радоваться. Но Колгрим для них большая подмога, сейчас в Гростенсхольме ему все доверяют. После первых сильных ссор и недоверия к нему души успокоились, и Ирья с Таральдом считают его единственным своим сыном. Но скорбь присутствует в каждом закоулке Гростенсхольма.
      Еще хуже обстоят дела в Линде-аллее. В дополнение к исчезновению Маттиаса серьезно заболела Мета. Не может ли Тарье приехать домой? Сейчас они доверяют только ему.
      Однако ему пришлось отложить поездку. Осталось всего несколько недель до появления ребенка на свет, и Корнелия была ужасно угнетена, хотя кажется, безмерно преувеличивала свои муки. Но потом он обязательно поедет, чтобы она ему ни говорила. Сейчас ему очень тревожно. Мета, с которой у него никогда не было особенной близости, была все-таки искренне любимая им мать.
      И маленький Маттиас... Он всегда приносил Тарье радость и спокойствие.
      Нет, слишком больно думать об этом.
      Корнелия ничего не сказала, когда он сообщил ей, что собирается уехать после рождения ребенка. Больше не произнесла ни слова против.
      Когда же маленький сын Тарье появился на свет, мать стала угасать на глазах, словно тихая крошечная свеча. Тарье при всем его искусстве врачевания ничего не смог сделать. Она умерла у него на руках, и ему так и не удалось установить причину ее смерти. Но он предполагал, что виной всему явилось слабое сердце.
      Только тогда понял Тарье, как сильно он ее любил. Ее дерзкая болтовня, юмор, любимые руки, так мягко обнимавшие его, ее избалованность, резкие манеры...
      И он понял, что со временем Корнелия подавила бы его волю, превратила бы в руины работу ученого и сделала бы его жизнь горькой.
      И все же после ее кончины он был безутешен.
      Графиня Юлиана пришла ему на помощь.
      - Поезжай домой, Тарье, - мягко говорила она, - съезди и навести больную мать! Не надо так изнурять себя горем. Корнелия предана земле. Я позабочусь о твоем маленьком сыне. Кстати, какое имя ты хотел бы ему дать?
      - Имя? Не знаю. Думаю, Микаел в честь моей матери Меты и еще Корнелиус. Микаел Корнелиус... Да, так я и назову его.
      - Прекрасно! - воскликнула Юлиана. - Поезжай спокойно, друг мой! Ты был хорошим мужем для Корнелии. Она была счастлива с тобой и до последнего дня не знала, что должна умереть.
      И Тарье уехал! Из скорби в скорбь.
      Когда корабль пересекал Каттегат, Тарье показалось, что злобный вой ветра в талях остро отзывается в его душе, но он не мог понять, отзывается ли в его душе стон ветра или это его собственное душевное состояние так повлияло на его ощущения.
      Только здесь, во время плавания по морю, им завладела мысль о новорожденном. Микаел Корнелиус Линд из рода Людей Льда! Он попытался вспомнить, как выглядит сын...
      Смуглый, как и его родители. Густые черные волосы, но с небольшим рыжеватым оттенком, который появился с приходом Силье и который теперь переходит от родителей к детям. Казалось бы, черные волосы должны преобладать в семье; у Тенгеля, родоначальника Людей Льда, они были черны как смоль. Светлые волосы и голубые глаза Меты в потомстве почти не прижились.
      Лицо маленького Микаела, насколько Тарье мог вспомнить, было таким же, как у грудного ребенка, трудно отыскать в нем особую черту. Чувство раскаяния охватило его: не часто брал он на руки мальчика, мало уделял ему любви и нежности, которую питал к сыну.
      Но как он один будет воспитывать дитя?
      Домой в Линде-аллее он приехал в один из дождливых дней апреля 1635 года. Прибыл слишком поздно, и ничем не мог уже помочь матери, которую уже нельзя было спасти. А она была безмерно счастлива, увидев сына, и в ней снова вспыхнула надежда. Тарье вылечит ее!
      Если приезд Тарье облегчил ее страдания в последние дни жизни, то ему было тяжело смотреть на высушенную, съежившуюся фигуру, лежавшую в постели. Мета - когда-то единственная несчастная дочь деревенской потаскухи, вытащенная Суль из деревни в Сконе, - стала хорошей и старательной женой крестьянина из усадьбы Линде-аллее, пользовалась доброй славой. Трем сыновьям дала жизнь эта щепочка. Двух она отослала от себя - один стал крестьянином, другой врачом и ученым. Третий, которого она любила больше других, погиб, став жертвой вечного проклятия, висевшего над родом Людей Льда.
      После предания тела Меты земле и пышных похорон, которые понравились бы ей, если бы она могла их увидеть, Тарье занялся трагическим исчезновением Маттиаса.
      Ему рассказали все, хотя рассказ и был коротким, поскольку они сами не знали, как это произошло.
      Затем он переговорил с тетей Лив и дядей Дагом.
      - Я должен выбрать нового наследника тайного клада Людей Льда, - сказал он, - думаю, что...
      - Т-с-с, - произнесла Лив шепотом, хотя и знала, что все ушли в поле на весенние работы. - Не произноси вслух, кого ты выбрал!
      - Почему? - спросил Тарье, подняв удивленно брови.
      И Лив рассказала ему о роковых словах, произнесенных Таральдом за столом, по получении письма Тарье.
      - Мы все время испытывали ужасное чувство подозрения, что Колгрим был глубоко обижен избранием наследником клада Маттиаса, а не его. Может, в этом и кроется причина исчезновения Маттиаса. Но такие подозрения отвратительны. Нельзя говорить о них громко. Однако сейчас я это сделала.
      Тарье был взволнован.
      - Боже мой, но не можете же вы полагать?.. Да, с моей стороны было большой глупостью написать Таральду. Мне следовало бы помнить, что он здесь не самый умный и надежный человек.
      Тарье было о чем подумать.
      Не потому ли Колгрим так усердно стремился стать его другом, когда он приехал домой? Всюду, где бы Тарье ни появлялся, четырнадцатилетний подросток с блеском в глазах был тут как тут, готовый служить.
      Тарье ужаснулся. Однажды он уже видел, что может сделать проклятие, висящее над Людьми Льда, с тем, кто им заклеймен. Колгрим был вторым, в этом нет сомнения, даже, если он не выказывал признаков обладателя сверхъестественными силами.
      А что же сам Колгрим? О чем думает он?
      Он больше не верит, что обязательно наследует так страстно желаемый клад. Поэтому стремиться сейчас провести Тарье, выпытать у него, где тот спрятан. Он уже видел у Тарье дорожную шкатулку со многими весьма любопытными и интересными предметами - но это не все. Здесь или там, там или здесь, может быть, прямо перед глазами скрыто то, о чем так страстно мечтает Колгрим: то, что даст ему силу, которая, он уверен, должна принадлежать только ему!
      Тарье всю весну оставался дома. Юлиана писала, что мальчик чувствует себя прекрасно, и ему не следует беспокоиться. Лучше отдохнуть. В последние годы он много работал, а то, что он почти одновременно потерял и Корнелию, и мать - сильный удар для него.
      Тарье был согласен с этим, он очень устал и очень скорбел.
      Зима в Гростенсхольме была суровой. Снег толстым слоем лежал на крышах домов и на ветвях елей, ветер выл и стонал под кровлями. Ирья все время терзалась мыслью о том, что где-то под снегом одиноко лежит непогребенное тело маленького мальчика...
      Таральд пытался гнать от себя такие мысли. Но они все равно приходили, и тогда для контроля над собой он вынужден был делать несколько тяжелых вздохов и глубоко дышать.
      В первый день Рождества Ирья зажгла свечу в память о Маттиасе.
      - Сегодня ему исполнилось бы десять лет, - тихо произнесла она.
      Лив и Дагу также было трудно, хотя они и были сильнее, особенно Лив. С беспокойством наблюдала она за тем, как одна из лип засыхала все больше и больше, и Лив очень хорошо знала, чья это липа...
      В усадьбе Линде-аллее все было наполнено тишиной. Аре беспомощно бродил по комнатам, молчал, потеря Меты перевернула и опустошила его жизнь. У Бранда и Матильды дела шли лучше. Радостью для них был восьмилетний Андреас. Маленький пухлый мальчик, спокойный, как отец и дед, свободный от проблем.
      Тарье чувствовал себя беспомощным.
      Единственный, кто производил впечатление человека, удовлетворенного жизнью, был Колгрим. С неутомимым усердием он продолжал поиски спрятанной тайны, и однажды весной 1635 года ему повезло...
      Нет, он не нашел клада. Но обнаружил нечто иное!
      Он рыскал по чердаку в Гростенсхольме. И там в одном из углов обнаружил железную шкатулку. Вскрыл ее и увидел предмет, который поначалу посчитал бесполезным.
      Но затем он стал изучать его...
      Колгрим пробыл на чердаке целый день. На следующий день он снова забрался туда. И когда спустился, рот его был растянут в улыбке, которая Лив показалась зловещей. Своим видом он напоминал кота, проглотившего огромную крысу.
      После этого Колгрим еще настойчивее продолжил поиски клада.
      Прошло уже почти два года с момента исчезновения Маттиаса.
      Сколь часто мысли его родителей возвращались к тому лету, когда он был еще с ними.
      К лету 1633 года...
      3
      На берегу Скагерака сидит маленький пастушонок. Овцы мирно щиплют грубую траву, растущую среди скал. Сам он расположился на вершине огромной каменной глыбы, и ему видны овцы и поблескивающее под солнцем море.
      Из коры ивы вырезал он свисток, но звука извлечь не может, раздается одно шипение. Время прошло, и кора уже не снимается легко с древесины, поэтому получилась у него просто безделушка.
      Рядом с ним лежит большая палка, единственное оружие для защиты от диких зверей, если они нападут на овец. Но опасность не велика; здесь, на открытом побережье, относительно безопасно.
      Он уже долго наблюдает за темным предметом, появляющимся то и дело на сверкающей под солнцем поверхности моря.
      С каждым разом предмет становится все больше и больше. Прилив гонит его к берегу.
      Когда пастушонок снова обращает взор на поверхность моря, он видит предмет уже вышедшим из яркой ослепляющей полосы солнечного света. Теперь он ясно различает небольшую лодку, и кажется, что в ней никого нет.
      Спустя мгновение он уже определяет, что это добротная плоскодонка. В этот момент он совершенно забывает об овцах, ничего с ними не случится.
      Плоскодонка, оторвавшаяся от привязи, может быть, заплыла так далеко, что хозяин не найдется?
      Пастушонок, родившийся у моря, все время мечтал о лодке. Но мечты оставались мечтами. Он, беднейший из бедных, не мог и надеяться стать владельцем лодки!
      С огромным удовольствием вытащит он сейчас плоскодонку!
      Но сама она не причалит к берегу, он это видит. Лодка плывет мимо и скоро скроется в морской дали.
      Он бросает быстрый взгляд на овец.
      Никуда не денутся! Может, на время позаимствовать рыбачью лодку крестьянина, живущего поблизости?
      Никто не увидит.
      Спустя мгновение он уже плывет к плоскодонке, энергично работая веслами. Изредка он бросает взгляд через плечо, проверяя, правильно ли он плывет.
      Оглянувшись следующий раз, он вздрагивает, обнаруживая внезапно, что в лодке кто-то есть.
      Сначала его охватывает чувство глубокого разочарования, но затем он начинает понимать, что здесь что-то не так.
      В плоскодонке он видит маленькую фигурку, которая сидит, распрямивши спину и вцепившись руками в борта лодки. Большие глаза смотрят на приближающуюся лодку.
      Пастушонок нигде не видит весел. Он гребет быстрее, вода перед носом забурлила. Почти подплыв к плоскодонке, он перешел на нос лодки, чтобы помешать резкому столкновению.
      В плоскодонке маленький мальчик, моложе его, но не на много. У него красивые медно-рыжие кудри, прекрасный, слегка запачканный костюм. На лице с тонкими чертами следы слез.
      - Хорошо, что ты пришел, - вежливо, но с дрожью в голосе говорит мальчик. - Я хочу пить и проголодался.
      Пастушонок помогает мальчику перебраться в лодку и крепко привязывает плоскодонку к корме.
      - У меня были бутерброды, - говорит мальчик, прекрасно выговаривая каждое слово. - Я долго хранил бутерброд Колгрима, но потом вынужден был съесть и его. А это плохо, так как я знал, что он не мой. - Его глаза наполнились слезами, которые он быстро постарался вытереть. - Прости меня, я немного обеспокоен, - произнес он, застенчиво улыбнувшись. - Колгрима нигде нет. Мы поехали посмотреть на танцующих рыб, понимаешь, и я видел их, а Колгрима там не было. Я заснул в лодке, а когда проснулся, он исчез. Он не появлялся, хотя я звал его. Бедный Колгрим!
      У мальчика затряслась нижняя губа.
      Пастушонок не знал, что думать и говорить.
      Он чувствовать себя таким бедным и необразованным рядом с этим изысканным существом с мягкими глазами!
      - И давно это случилось? - спросил он грубым голосом.
      - Три ночи прошло, как он пропал. Думаешь, он утонул?
      Пастушонок боялся этого, но вслух произнести не решился.
      - Нет, точно сказать невозможно. Может быть, он вышел на берег, а лодка уплыла.
      - Ты думаешь? О, я очень надеюсь на это!
      - Да, ты бы проснулся, если бы он свалился за борт и позвал тебя на помощь.
      - Да, - доверчиво согласился мальчик.