Силье перевела разговор на другую тему.
      - Возьми со стола зеркало и посмотри сама, как я буду укладывать тебе волосы!
      Ирья послушалась.
      - Я делаю тебе прямой пробор и зачесываю их со лба наверх, чтобы они образовали дугу над ушами, вот так.
      - Но не окажется ли мое лицо еще шире от этого?
      - Да нет же, напротив, такая прическа скроет твои скулы. А затем я заплетаю волосы в две тугие косы...
      Это занятие продолжалось некоторое время, и Силье спросила у девушки, как у нее дома.
      История, поведанная Ирьей, оказалась малоутешительной. Дома никакой радости, только труд и нужда. Младенческая смертность в приходе была высокой, и тем не менее семейство в Эйкебю оставалось многочисленным, так что в доме им было тесновато. Ирье негде было даже поместиться. И было совершенно очевидно, что она с нетерпением поджидала, когда же в очередной раз можно отправиться в Линде-аллее.
      Когда Ирья помогала по дому, то Силье стыдилась иногда того, что совала украдкой девушке то деньги, то лакомства, - все же она была товарищем по играм для господских детей. Но впоследствии она поняла, что поступает правильно. Хотя Ирья сама не говорила об этом, но родители ее видели в приношениях из усадьбы существенную поддержку своей семье и сами посылали дочь в Линде-аллее - не просто поиграть, а услужить хоть чем-то. И Ирья постепенно превратилась в служанку госпожи Силье. Родители девушки не признавали дружеских отношений с этой семьей. И они наверняка забрали бы девушку домой, если бы узнали об этом.
      Силье виновато думала о том, что надо бы поприличнее платить Ирье за ее работу в усадьбе. Она не догадывалась, как много значили для Ирьи даже те мелкие монеты, которые она получала от своей госпожи.
      В Эйкебю было много голодных ртов.
      Какая жалость, что эта достойная девушка не привлекает к себе внимания, а тем временем она была бы прекрасной матерью и женой. Однако ее отец, выдавший поочередно замуж остальных своих дочерей, уже решил, что Ирья останется в девках и будет помогать дома родителям, когда те состарятся. Решил он так по своей воле, никого не спрашивая, и меньше всего саму Ирью. Что и говорить: девочек даже не считали за настоящих детей в семье, заботясь только о сыновьях. Привычным было услышать, как крестьянин отвечает, что у него "четверо детей", добавляя при этом: "И три дочери".
      Глаза Ирьи делались печальными, когда она заговаривала о своем будущем. Остаться вместе с престарелыми, ворчливыми родителями было делом нелегким.
      - Ну-ка, взгляни теперь в зеркало, - сказала наконец Силье. - Теперь я обвиваю голову косами, закалывая их жемчугом. Вот так... жемчужная нитка на лбу! А теперь я немного припудрю твое лицо, иначе нос у тебя блестит как маяк. А где сейчас Суннива?
      - Я... видела ее вместе с Таральдом.
      - Где это? - спросила Силье более строгим тоном, чем сама ожидала.
      - Я не знаю, куда они пошли, госпожа Силье. Они просто проходили через усадьбу.
      "Боже правый, нельзя говорить Тенгелю об этом, - подумала Силье. - Я сама должна поговорить с одним из них".
      - Ну как, ты довольна прической? - произнесла она вслух.
      Ирья очарованно гляделась в зеркало.
      - Как мне нравится! - прошептала она наконец.
      - Да, ты красива, - подхватила Силье, хотя и сознавала, что это легкое преувеличение. Но в самой непривлекательности Ирьи таилась такая необъяснимая красота. - Эту жемчужную нитку ты можешь оставить себе, камни на ней поддельные.
      - Благодарю вас, - сказала Ирья со слезами на глазах. - Благодарю, милая госпожа Силье!
      В этот миг в комнату вошли Суннива и Таральд.
      - Добрый день, бабушка, - сказала Суннива с сияющими глазами. - Как ты себя чувствуешь?
      - Спасибо, хорошо. Где вы были?
      - Мы просто прогулялись немного, - уклончиво ответила Суннива.
      Таральд, в свою очередь, приветствовал бабушку. При этом он равнодушно кивнул Ирье, в ожидании стоявшей со своей новой прической:
      - Здравствуй, и ты здесь? Хорошо.
      Блеск в глазах девушки померк. Силье поняла, что мысли этой парочки витали далеко отсюда.
      Суннива держалась увереннее, чем обычно. Она улыбалась, бросая незаметные взгляды на Таральда. И она с восторгом слушала, как он рассказывал об их прогулке.
      Наконец, Суннива заметила перемену, происшедшую с Ирьей.
      - Ирья, - изумленно усмехнулась она, - что это ты вырядилась?
      Ирья, простая крестьянская девушка, бросила беспомощный взгляд на Силье.
      - Это я сделала ей новую прическу, - ответила Силье. - И я считаю, что она очень мила.
      Слава Богу, и Таральд наконец заметил, как изменилась Ирья. Но мысли его были все еще далеко отсюда.
      - Да, я обратил на это внимание, - прибавил он. - Тебе это очень к лицу, Ирья.
      Суннива смутилась. Она не хотела обидеть Ирью.
      - Я тоже заметила, что тебе идет новая прическа, - коротко сказала она. - Я просто не сразу узнала тебя. Пойдем в столовую, я проголодалась.
      - Мне можно пойти? - спросила Ирья у Силье.
      - Конечно, иди же, я справлюсь без тебя.
      - Я скоро вернусь. Госпожа Силье желает, чтобы я принесла что-нибудь?
      - Пожалуй, - ответила Силье. - Принеси мне медовый пряник.
      Она позволила себе это. Она всю жизнь ограничивала себя во всем, и теперь ей захотелось полакомиться, чтобы отвлечься от боли в ноге.
      Она уже с трудом писала картины. Изредка она принималась ткать, но и это занятие утомляло ее. Время от времени она все же писала небольшие акварели, чтобы чем-то заняться. Ей казалось, что она съеживается с возрастом, все платья на ней болтались, и ей приходилось ушивать их.
      Так что лишний медовый пряник здоровью не повредит.
      Тенгель был очень занят в эти дни. Он обучал юного Тарье, брал его с собой к больным, и они лечили пациентов старыми травами и настоями, секреты которых хранились потомками рода Людей Льда. Тенгель подчас поражался смышлености Тарье. Он считал себя весьма одаренным, но мальчик превзошел даже его. Тарье изучал растения и травы, пытался определить их воздействие на человека. Однажды он решил на себе испытать приготовленную им смесь, однако в результате этого опыта испуганному Тенгелю пришлось приложить большие усилия, чтобы вернуть мальчика к жизни. Тарье пришел в себя и первым делом воскликнул:
      - Теперь я знаю, что это такое! Эти травы смешивать нельзя, они не сочетаются.
      - Но зачем надо было пробовать их действие на себе? - спросил Тенгель сердито.
      И все же они прекрасно уживались друг с другом. Силье улыбалась, когда она вспоминала их серьезные лица: Тарье обращался к Тенгелю за разъяснениями, а тот, никогда не задавая себе этих вопросов, пытался теперь найти на них ответ.
      В комнату вошла Суннива, неся бабушке медовые пряники.
      - Кухарка хотела заставить меня помогать на кухне, но я не стала разговаривать с ней и прислала вместо себя Ирью, - с улыбкой сообщила она.
      - Тебе не следовало этого делать, потому что Ирья нужна мне здесь...
      Глаза Суннивы округлились и стали изумленными.
      - Ты не хочешь говорить со мной, бабушка? Ты хочешь, чтобы здесь была Ирья?
      - Ну, конечно же, нет, милая девочка. Я только подумала... Забудем это. Так о чем же ты собираешься поговорить со мной?
      Суннива взяла со стола зеркало и посмотрелась в него, явно довольная своим видом. Затем она положила зеркало на место и глубоко вздохнула.
      - Бабушка, я так счастлива!
      - Вот и прекрасно, - осторожно ответила Силье, не любившая разговоров подобного рода. - А где Таральд, на кухне?
      - Нет, он отправился домой в Гростенсхольм.
      И так как Суннива готова была уже продолжать свои излияния, то Силье поспешила сказать:
      - Милая Суннива... Я думаю, тебе не следует так часто встречаться с Таральдом.
      Глаза девушки в непонимании остановились на ней.
      - Но почему же?
      - Вы слишком близкие родственники.
      - Но он мой троюродный брат. Разве это близкое родство? Троюродные могут вступать в брак, я знаю это. Даже двоюродные братья и сестры вступают в брак!
      - Да, но не из рода Людей Льда.
      - Ну, это старое предание! Просто выдумки!
      - Нет, Суннива, это не выдумки. Разве ты не заметила, что дедушка Тенгель не похож на других людей?
      - Я, конечно, вижу, что он отличается от остальных, но ведь он добрейший в мире человек. - И она шепнула: - После Таральда. - Но затем слезы брызнули у нее из глаз. Она закрыла лицо руками. - Сесилия отправляется в Данию, и все так любят ее. Тарье всегда держится вместе с дедушкой. Тетя Шарлотта боготворит Таральда, как и его родители. Ты, бабушка, всегда предпочитаешь, чтобы тебе прислуживала Ирья. И только меня никто не любит, я в доме словно какое-то несчастное исключение. Я знаю, что ты, бабушка, не хотела, чтобы я жила в доме, и еще ребенком отдала меня Дагу и Лив. А теперь ты хочешь отнять у меня то единственное, что мне дорого?
      Силье была в смятении. Почему эта девушка решила, что она никому не нужна?
      - И все же, Суннива, ты не права, - сказала она, положив свою руку девушке на плечо. - Я отдала тебя Лив и Дагу только потому, что мне в моем возрасте было уже тяжело ухаживать за ребенком. Хочешь, я расскажу тебе кое-что? Когда у меня было четверо маленьких детей - твоя мать, Даг, Лив и Аре, то я была, наверное, самой обремененной хозяйкой и матерью в Норвегии. Но я любила их, как я люблю тебя и всех остальных моих внуков. И ты помнишь, что я, конечно же, временами была раздражительной! Можешь себе представить все эти тряпки и корыта, которые оставляли меня без сил. Даг может рассказать тебе, как я иногда убегала в лес или как у меня пригорала каша, которую я должна была приготовить для своих детей. Или он поведает тебе о детских одежках, так плохо сшитых, что соседи смеялись надо мной. А ведь в то время я еще была молодой и полной сил. Когда же становишься старше, то все труднее выполнять обязанности по дому и уходу за детьми. Лив прирожденная мать и хозяйка, но я - нет.
      Суннива перестала плакать. Невинное лицо девушки с беспомощным взглядом выражало теперь только удивление, но также и проблеск надежды.
      - Я понимаю, что ты чувствуешь себя иногда одинокой, - продолжала Силье. - Ты ведь осталась без отца и матери. Но ты должна помнить, что все тебя любят, - и в усадьбе, и в Линде-аллее, и заботятся о тебе, видя твою беззащитность.
      На лице девушки появилась робкая улыбка.
      Суннива была слишком уж нежным созданием. Она не умела противостоять жизненным обстоятельствам. Она постоянно нуждалась в заботе, но сама мало что могла дать другим. В ее красивом лице не было и тени от силы воли ее матери, Суль. Силье всегда видела в Сунниве свойства ее отца, Хемминга, и дочь, к тому же, унаследовала многие черты его характера. Это стремление всегда бежать прочь от любых трудностей, жить за счет других и пользоваться чужой милостью. Особенно Суннива льнула к рослой и крепкой Ирье. Именно Ирья выполняла различные тяжелые обязанности по дому, освобождая от них Сунниву.
      Но с другой стороны, Суннива была так очаровательна в своей слабости, она никому не причиняла зла и всегда как будто извинялась перед другими.
      Силье похлопала девушку по плечу.
      - Что же касается Таральда...
      Девушка покраснела.
      - Что касается Таральда, то вы должны оставаться только друзьями, помни это. Конечно, вы можете взяться за руки и иногда даже поцеловаться. Но не более того. Ничего больше, помни это!
      Казалось, что Суннива была поражена откровенностью бабушки.
      - Но мы никогда и не думали ни о чем! Мы просто хотим пожениться.
      На миг Силье потеряла дар речи. Неужели она так плохо знала эту девушку?
      - Даже речи не может быть об этом! - отрезала она и теперь была согласна с Тенгелем. - Иначе вам придется расстаться навсегда.
      - О нет! - воскликнула Суннива порывисто.
      - И все же вам придется расстаться, чтобы не случилось еще чего похуже.
      - Нет, бабушка, будьте же добры ко мне. Вы не знаете, что такое любить другого!
      Силье едва удержалась от очередного выпада. Ей хотелось сохранить серьезность, и она продолжала:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.