Маргит Сандему
      Околдованная
      (Люди Льда - 1)
      Пер. с норвежcк. О. Козловой
      Действие романа современной норвежской писательницы начинается
      в XVI веке, во время правления в Норвегии датского короля Фредерика
      II. В романе тесно переплетаются легенды о таинственных Людях Льда,
      живущих в горах, и реальность. Древнее проклятие 300 лет тяготеет
      над потомками рода Тенгеля, и только юная девушка Силье, главная
      героиня романа, способна разрушить злые чары. С первых же страниц
      завязывается захватывающий сюжет со множеством приключений,
      потерями, неожиданными находками и красивой любовью.
      1
      Осенним вечером 1581 года, когда морозная мгла смешивалась с кроваво-красным заревом заката в небе над Тронхеймом, две женщины, не знакомые между собой, брели по улицам города.
      Одну из них звали Силье. Это была девушка, которой едва минуло семнадцать лет. Недоуменный взгляд больших глаз выдавал муки голода и одиночества.
      Пытаясь защититься от холода, она втянула голову в плечи и спрятала посиневшие кисти рук в складках мешковатой одежды. Поверх изношенных башмаков она намотала меховые лохмотья, а на красивые волосы орехового цвета натянула шерстяную шаль, в которую она обычно куталась, располагаясь на ночлег.
      На узкой улице Силье отпрянула от трупа. Еще одна жертва чумы, подумала девушка. Эта чума, бог весть какая по счету за это столетие, унесла всех ее близких, а ее заставила скитаться и искать себе пропитание.
      Отец Силье был кузнецом в большом поместье к югу от Тронхейма. Когда отец, мать и все ее сестры и братья умерли, Силье выгнали из маленькой лачуги, в которой они все ютились. Какой прок был от молоденькой девушки в кузнице? Впрочем, Силье покинула поместье с чувством облегчения. У нее была тайна, которую она никогда никому не доверяла, глубоко похоронив ее в своем сердце. На юго-западе находились удивительные горы, которые Силье называла "Страной теней" или "Вечерней страной". Когда она была ребенком, то их каменные громады пугали и очаровывали ее. Они находились так далеко, что были едва различимы. Но когда лучи вечернего солнца падали на их поверхность, то горы проступали с удивительной четкостью, и их вид будоражил живое воображение девочки, Она могла рассматривать горы часами, испуганная и завороженная одновременно. Тогда она видела их, безымянные существа, обитавшие там. Они поднимались из долины между горными вершинами, осторожно скользили по воздуху, приближаясь к ней все ближе и ближе, пока их глаза не встречались с ее глазами. Тогда Силье убегала и пряталась.
      Между тем эти существа не были безымянными. Жители хутора судачили о горах всегда вполголоса. Услышанное от них и было, видимо, тем, что напугало девочку и разбудило ее фантазию.
      - Никогда не ходи туда, - твердили они, - там чародейство и зло.
      Люди Льда - не люди, они - порождение холода и тьмы. Горе человеку, который приблизится к местам их обитания!
      Люди Льда? Да, это знакомое название, но только Силье видела их парившими в воздухе. Она никогда не знала, как называть эти существа. Не тролли, нет, это не они. Может быть, нечто вроде дивов или духов бездны? Однажды она слышала, как крестьянин обозвал лошадь демоном. Это слово было новым для нее, но ей казалось, что оно могло бы им подойти.
      Ее фантазия о "Стране теней" так разыгралась, что она часто грезила о ней в беспокойных снах. Горы пугали ее, поэтому, когда она покидала поместье, то направилась к Тронхейму, туда, где были люди. Там она надеялась найти помощь в своем одиночестве и нужде.
      Однако очень скоро она поняла, что никто не хотел принимать в свой дом посторонних в то время, когда спутницей людей, скитающихся по стране, была чума. И не здесь ли, на этих узких грязных улочках с тесно стоящими домами, эпидемия свирепствовала особенно жестоко?
      Даже попытка проскользнуть в городские ворота отняла у нее целый день. В конце концов это удалось. Она стояла в очереди с несколькими семьями, которые проживали в городе, и прошмыгнула мимо стражника. Однако, когда Силье оказалась уже в городе, она не смогла получить никакой помощи. Ничего, кроме черствых хлебных корок, которые ей иногда бросали из окон. Этого хватало только на то, чтобы не умереть с голоду.
      Со стороны площади с кафедральным собором раздавались пьяные возгласы и шум. Силье устремилась было туда, наивно желая быть среди других ночных скитальцев. Но очень скоро она поняла, что это не место для хорошенькой молодой девушки. Ей долго не удавалось стереть из памяти тяжелое впечатление, которое оставила встреча с чернью.
      После многодневных скитаний у Силье ныли ноги. Бесконечно долгий путь до Тронхейма отнял у нее много сил. Не найдя в городе помощи, она ощущала растущее болезненное чувство безнадежности.
      Она слышала, как пищат крысы в помещении у ворот, куда она было направилась, чтобы устроиться на короткий ночлег, и побрела дальше. Ее внимание привлекло зарево костра за городской оградой. Огонь означал тепло. Пусть даже это костер, на котором вот уже три дня и три ночи сжигали трупы, а рядом с ним площадь, где совершались казни.
      Она стала быстро читать про себя молитву: "Господи, защити меня от всех блуждающих духов. Дай мне мужество и силу в твоей вере, охрани меня. Мне так нужно согреться у костра, чтобы совсем не замерзнуть".
      С трепещущим сердцем, устремив взгляд на манящий источник тепла, Силье направилась к западным городским воротам.
      В то же самое время в тех же местах появилась молодая знатная дама Шарлотта Мейден. Она опасливо ступала в своих шелковых туфельках по грязным улицам, где мороз сковал сточные канавы и их содержимое осталось лежать под ногами. Дама несла в руках хорошо упакованный сверток. Незаметно ускользнув из отцовского дома и пробираясь к городским воротам, она напевала танцевальную мелодию, пытаясь не думать о том, что собиралась сделать. Идти вперед ей было трудно. Губы ее побелели, пот выступил на лбу, над верхней губой и увлажнил волосы.
      Она еще не понимала, как ей удалось скрыть свое состояние в эти невыносимые, наполненные страхом месяцы. Она всегда была маленькой и тонкой, и изменения в ней казались незаметными только благодаря тому, что ей на помощь пришла мода, с корсетом, кринолином и платьем особого покроя. Кроме того, она всегда сама шнуровала свой корсет жестко, до боли. Никто, даже ее собственная камеристка, ни о чем не догадывались. Как же она ненавидела эту растущую внутри нее жизнь, результат случайной связи с несравненным датчанином - придворным короля Фредерика! Этот датчанин был женат, о чем она узнала лишь позднее. Потеряла голову один единственный раз - а в наказание вся эта беда, тогда как он продолжает безнаказанно порхать и веселиться. Она попробовала все средства, чтобы покончить с этим вторжением в ее жизнь. Сильнодействующие травы, прыжки с большой высоты, горячие ванны, кроме того, она даже была летней ночью в четверг на кладбище, где выполняла ужасные тайные обряды, о чем потом только сожалела. Однако ничто не помогало. Омерзительное существо в ее чреве цеплялось за жизнь с дьявольским упорством. Удивительно, однако, что именно теперь она чувствовала не жгучую ненависть к нежеланному существу, а нечто совсем другое: теплоту, скорбь и тоску...
      Нет, она не должна об этом думать. Нужно только идти, идти дальше, избегая немногочисленных прохожих.
      Как холодно, бедный маленький... Нет! Нет! Она заметила в переулке молодую девушку, почти ребенка, и быстро спряталась в проезде ворот. Девушка прошла мимо, не видя ее. Она казалась такой одинокой, что Шарлотта почувствовала сострадание. Однако сострадание - чувство, которого она теперь должна решительно избегать. Не быть слабой!
      Она должна поторопиться, чтобы пройти обратно через ворота до того, как их закроют в девять часов. Стражи она не опасалась, придумав заранее наряд, в котором она должна была сойти за прислугу: никто не должен был узнать в ней знатную фрекен Шарлотту Мейден.
      Наконец, вот и ворота. Стражник остановил ее. Держа сверток в руках, Шарлотта пробормотала: "Вот еще один умер. Должна отнести его туда..." Привратник махнул рукой, уже не глядя на нее.
      Теперь перед ней был лес, силуэты елей рисовались на фоне зарева костров. В этот морозный вечер светила луна, так что найти дорогу было нетрудно. Если бы она не была такой уставшей!
      Ей было нехорошо, она чувствовала со страхом, что теплая липкая жидкость пропитала платок, которым она пыталась остановить кровотечение. Она родила ребенка на сеновале напротив конюшни, держа в зубах кусок дерева, чтобы не кричать. Потом, изнуренная, пролежала там довольно долго, прежде чем, не глядя на ребенка, завернула его и поднялась на дрожащие ноги. Она не обратила внимания на пуповину, какое ей дело было до этого ребенка, а его тихий жалкий писк заглушала платком. Ребенок был жив, время от времени она чувствовала, что он слабо ворочается. Хорошо еще, что он не закричал у городских ворот!
      Она удалила все следы произошедшего на сеновале. Если бы она могла еще избавиться от этой позорной ноши и незаметно вернуться в дом отца. Тогда она была бы свободна, свободна! Наконец-то! Она углубилась в лес достаточно далеко. Тут, под большой елью, в стороне от тропинки...
      У Шарлотты Мейден тряслись руки, когда она положила сверток на промерзший бугорок земли. Подавив рыдание, она осторожно завернула ребенка в шерстяное одеяло и шаль и приставила принесенный сосуд с молоком к его щеке. В глубине души она хорошо сознавала, что ребенок никогда не дотянется до молока, но она не хотела об этом думать.
      Она постояла мгновение, испытывая безграничное чувство утраты и отчаяния, затем пошла, шатаясь на закоченевших ногах, к городским воротам.
      Силье брела дальше, радуясь тому, что луна освещала улицы и облегчала ей блуждание среди разных выступающих фонарей и других причудливых пристроек. Шаг за шагом, она двигалась, как в полусне и без всяких мыслей в голове, не чувствуя поэтому холода, голода, усталости, не осознавая, что у нее нет никакой цели, никакого будущего. Ей послышался близкий плач. Она остановилась. Плач доносился с заднего двора. Плакал ребенок. Ее взгляд упал на полуоткрытую дверь. Помедлив, она вошла во двор. Здесь было светлее. Лунный свет заливал небольшую открытую площадку, окруженную низкими домами.
      Маленькая девочка ползала на коленях возле мертвой женщины. Ребенок теребил мать, пытаясь ее разбудить.
      Силье сама еще была ребенок, но в то же время она была маленькой женщиной. Вид маленькой девочки тронул ее сердце. Однако она испуганно отпрянула от мертвой женщины. Лицо, пена изо рта свидетельствовали о том, что ее убила чума.
      Люди очень страдали от этой болезни, которой было, собственно, два вида. На этот раз зараза пришла из Дании. Ее называли "испанская болезнь". Это был катар с температурой, головной болью и болью в груди. Одновременно из Швеции пришла другая эпидемия чисто чумного характера - с нарывами и головной болью, приводившей к помешательству.
      Силье были известны признаки болезни, ей пришлось видеть ее много-много раз. Из-за переутомления Силье соображала медленно, однако она осознавала, что раз она одна в семье пережила чуму и не заразилась, долго бродя по городу среди мертвецов, то за себя ей нечего бояться. Но как насчет ребенка? Мало надежды на то, что он справится с болезнью. Но если он останется один с мертвой матерью, то никаких шансов выжить у него вообще не останется.
      Силье опустилась на колени рядом с девочкой, которая повернула к ней свое заплаканное личико. Это была красивая маленькая девочка крепкого сложения, с темными кудрями, темными глазами и сильными маленькими руками.
      - Твоя мать умерла, - сказала Силье. - Она больше не может разговаривать с тобой. Ты должна теперь остаться со мной.
      Губы у девочки задрожали, но от испуга она не посмела заплакать. Силье поднялась и осмотрела двери домов, выходящих на двор. Все три двери были закрыты на ключ. Мертвая женщина была, очевидно, не отсюда. Может быть, она пыталась попасть туда, чтобы умереть?
      На стук Силье никто не открывал, она уже знала по опыту, что так будет. Быстрым движением она оторвала кусок материи от подола своего платья и свернула его, сделав какое-то подобие куклы. Силье положила сверток в руки покойницы, чтобы она не преследовала своего ребенка. После этого она молча помолилась за упокой души несчастной.
      - Пойдем, - сказала она девочке. - Мы должны идти.
      Ребенок не хотел. Он уцепился за материнский плащ, казавшийся красивым и не очень поношенным. Девочка тоже была хорошо одета. Без излишеств, но в простую и красивую одежду. Ее мать была, вероятно, когда-то ослепительно красива. А сейчас темные глаза тускло сияли в лунном свете.
      Силье даже не приходила в голову мысль забрать у мертвой плащ, чтобы укрыться от холода.
      - Пойдем, - повторила она, чувствуя свою беспомощность перед слезами ребенка. Она осторожно расцепила пальцы девочки и подняла ее на руки. - Мы должны попытаться найти для тебя еду.
      Где она ее найдет, Силье себе не представляла, но слово "еда" возымело магическое действие: девочка позволила себя унести. Ее взгляд, обращенный к матери, выражал такое горе и отчаяние, что навсегда врезался в память Силье.
      Ребенок тихо плакал, пока она несла его по улицам по направлению к воротам. Девочка плакала, видимо, так долго, что у нее не оставалось сил, чтобы сопротивляться. А у Силье прибавилось проблем. Теперь она несла ответственность за другого человека. За ребенка, который, очевидно, через несколько дней умрет от чумы...
      А пока Силье должна была сделать все, чтобы накормить девочку. Она подошла к городским воротам, отсюда было видно пламя костра, на котором сжигали трупы. В эти холодные дни было невозможно хоронить усопших в земле, приходилось их сжигать. Однако, была общая могила, где... нет, Силье не хотелось сейчас думать о трагическом. Она увидела женщину, прислонившуюся к стене дома. Силье поняла, что женщина вот-вот упадет, и, немного поколебавшись, подошла к ней.
      - Могу ли я тебе чем-то помочь? - осторожно спросила она.
      Женщина подняла на нее безжизненные глаза. Это была молодая дама с аристократической наружностью, но ужасно бледная, пот струился по ее лицу. Увидев Силье, она собрала все силы и зашагала прочь. "Мне никто не может помочь", - прошептала она, исчезая за углом. Силье посмотрела ей вслед, но не пошла за ней. "Это, видно, опять чума, - подумала она. - А чем я могу помочь от чумы?" Итак, она была у городских ворот. Оставался только час до того, как их закроют. Но Силье не хотелось возвращаться в город. Она знала, что не найдет здесь помощи ни себе, ни ребенку. Она должна попытаться найти амбар или что-то подобное. Только бы не встретить хищных зверей! Правда, звери были не страшнее тех распущенных типов, что слонялись вокруг центральной городской площади. Пьяные люди без чести и совести пытались приставать к ней. Одни из них совершенно не боялись заразы, другие, предвидя близкий конец, старались взять от жизни все, пока не поздно.
      Стражник у городских ворот спросил ее, куда она направляется в такое позднее время. Однако те, кто выходил из города, интересовали его меньше тех, кто хотел войти, Она объяснила, что ее с ребенком выгнали из-за болезни, и это было воспринято как должное. Жестом он велел ей проходить. Стражу не заботило то, что они будут разносить заразу дальше. Главное, что зараза покидала город.
      Тепло костра манило Силье, она зашагала быстрее. Как бы не погасили костер раньше, чем она туда придет... Сначала ей нужно было пройти через лес, находившийся между городом и площадью для казней.
      Когда Силье по дороге в Тронхейм попала в это зловещее место, она постаралась поскорей убраться оттуда, напуганная увиденными ужасами и вонью. Однако желание согреться гнало ее теперь именно туда. Подержать над огнем иззябшие руки, повернуться к костру спиной и почувствовать, как тепло проникает через одежду в кожу, которая ощущала только холод в эти долгие дни и ночи - об этом она грезила наяву.
      Лес... Она остановилась на опушке. Силье боялась леса, как обычно бывает с людьми, живущими в открытой местности. Лес скрывает так много неожиданного.
      Девочка, которую Силье несла на руках, была для нее слишком тяжелой,
      - Ты можешь идти сама? - спросила она. - Немного погодя я снова возьму тебя на руки.
      Ребенок не ответил, но апатично позволил спустить себя вниз.
      Тени между стволами деревьев были такими темными. Глаза Силье уже привыкли к ночному мраку, и страх вновь охватил ее. Ей казалось, что она видит за деревьями таинственные существа с горящими глазами. Девочка тоже была испугана, со страху она перестала плакать и только теснее прижималась к Силье, издавая время от времени жалобные звуки.
      Силье чувствовала, что у нее пересохло во рту. Она пыталась глотать слюну, чтобы избавиться от сухости, но избавиться от страха она не могла. Они продвигались вперед шаг за шагом, и Силье старалась смотреть только на свет костра. Она не осмеливалась обернуться, ей все время казалось, что за ней по пятам следуют какие-то существа, растворяющиеся во тьме. Когда они углубились в лес, Силье почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Она тяжело дышала. Тут она услышала детский плач. Ее сердце бешено забилось. Детский плач доносился из чащи леса. Жалобные звуки грудного младенца. Это могло означать только одно - привидение. Силье очень боялась привидений. Она слышала о них много историй и всегда боялась встречи с ними. Она знала, что они опасны для живых, привидения, призраки детей, которые были рождены тайно и брошены, обречены на смерть. Привидения появлялись в доме того, кто прошел мимо тайной могилы брошенного ребенка. О, Силье слышала истории о том, что случалось с людьми, приблизившимися к такой могиле в лесу! О грудном младенце, высотой с дом, который с невыносимыми воплями преследовал человека, под шагами младенца гудела земля, а сам он так крепко вцепился в спину преследуемого человека, что тот провалился в землю по колено. Силье знала также о том, что такое привидение могло принимать разный облик: черной собаки, детского трупа без шеи, лисицы, ползучих гадов. Все призраки были злобными.
      Силье стояла, как вкопанная. Ноги не слушались, не уносили прочь от этого места. Но маленькая девочка, которая тесно прижималась к ней, реагировала на плач младенца иначе. Она произнесла что-то, что Силье не сразу разобрала. Одно-единственное слово, возможно, имя. Что-то вроде "Надда". Наверное, у нее был маленький брат или сестра, которые умерли? Это не было невозможным.
      Девочка стала тянуть ее за руку в ту сторону, где слышался плач, поодаль от тропинки, по которой они шли, и повторила произнесенное ею слово или имя. Силье противилась идти туда, куда тянула девочка. "Это опасно, протестовала она, - мы должны уйти отсюда". Бежать отсюда? С огромным привидением за спиной? Нет, это было бы еще хуже.
      Она вспомнила другую, более безобидную историю. Об отчаянном желании привидений быть крещенными. Об их мольбе к матери. Что делали люди, чтобы успокоить привидения? Служили мессу? Но она не священник. Впрочем, существовало заклинание. Лишь бы его вспомнить! Что-то вроде: "Я крещу тебя..."
      Лучше сделать все сразу. Силье глубоко вздохнула и начала читать все молитвы подряд. Это были протестантские и католические молитвы, отрывки, которые она помнила с детских лет, и тексты, которым ее выучил пастор.
      Затем она стала осторожно приближаться к призраку, готовая бежать при малейших признаках опасности. Плач к этому времени прекратился. Значит, молитвы подействовали! Она почувствовала себя немного уверенней и продолжала молиться. Она попыталась даже сочинить что-то вроде ритуального текста, подходящего для крещения. Между тем девочка тянула ее за руку, торопила. Пока они ощупью пробирались вперед, Силье произносила: "Я нашла тебя во мраке ночи. Поэтому я крещу тебя именем Даг* [Даг - день (норвежск.). Мужское имя.], если ты мальчик. Ты был обречен однажды на смерть - как давно это было, я не знаю. Поэтому я крещу тебя именем Лив* [Лив - жизнь (норвежск.). Женское имя.], если ты девочка". Не звучало ли это глупо? Подходило ли это для крещения? На всякий случай она добавила: "Во имя Иисуса Христа, аминь", хотя знала, что не имела права произносить эти слова. Такое право имели лишь священники. Видимо, опасно назвать ребенка Жизнь? Возможно, призрак, действительно, получил жизнь и поднялся, пугающе сильный... Нет, она не должна так думать. Теперь она сделала все, что могла, и молилась о том, чтобы этого было довольно.
      Девочка, между тем, непременно хотела найти плачущее существо, что укрепило предположение Силье о том, что у нее были младшие брат или сестра. Ее невозможно было остановить, пришлось следовать за ней.
      Это должно быть здесь. Она остановилась, наклонилась и начала искать в темноте под деревьями. Ее сердце колотилось от страха, а закоченевшие пальцы дрожали.
      Можно ли взять привидение?
      Каким может быть привидение на ощупь? Может быть, это просто высохшие кости? Или что-то противное и скользкое? Может быть, кто-то сильный схватит ее за запястье? Силье захотелось бежать отсюда без оглядки, как вдруг она услышала звук, словно ударили по деревянному предмету. Ее руки наткнулись на деревянный сосуд, на ощупь похожий на пивную кружку с крышкой.
      Это было не так страшно. Она продолжала искать дальше.
      Небольшой сверток... Когда Силье ощупала его, плач возобновился. Силье собрала все свое мужество и осторожно запустила в сверток пальцы. Под толстым покрывалом лежал ребенок, живой ребенок. Не какой-то призрак, а просто ребенок, брошенный здесь, чтобы стать им.
      - Спасибо тебе, - прошептала Силье маленькой девочке. - Сегодня ночью ты спасла жизнь младенца.
      Девочка тянула руки к малышу. "Надда", - произнесла она опять, и у Силье не хватило духу ее отогнать, хотя девочка и могла заразить малыша чумой.
      Кружка. Она потрясла ею. В ней что-то плескалось. Силье сунула в кружку палец и почувствовала что-то жидкое и еще не замерзшее. Она лизнула палец. Молоко! Боже милостивый, это было молоко!
      Она пробудилась словно от толчка, обнаружив, что поднесла кружку с молоком к своему рту, готовая выпить все сразу. Дети. Она не должна была забывать о детях.
      Но всего один маленький глоток? Нет, тогда она не сможет остановиться. Сначала пусть пьет девочка. Она должна получить треть молока. Она слышала, как девочка торопливо, взахлеб пила. Было страшно трудно отобрать у нее кружку, но она должна была это сделать. Девочка сопротивлялась изо всех сил, что чуть не напугало Силье. Но как только она прошептала: "Надда должен попить", - девочка сразу же успокоилась. Кроме того, молоко, видимо, хорошо на нее подействовало. Чтобы утолить голод такой крошке, требуется не так много.
      Но как напоить младенца? Он был укутан в несколько слоев материи, внутри было что-то, что казалось серым в лунном свете. Силье оттянула краешек этой материи, скатала его и, макнув в молоко, сунула в рот малыша. Малыш не хотел сосать. Силье не приходилось нянчиться с новорожденными, и она не знала, что часто в свой первый день они не хотят есть. Она почувствовала себя беспомощной. Как она ни старалась, ребенок не хотел пить молоко. Наконец она оставила свои попытки. Они должны были идти дальше, и нести с собой кружку она не могла, поскольку у нее только две руки. Испытывая угрызения совести, Силье выпила остатки молока сама, не чувствуя вкуса.
      Она поднялась, одной рукой прижав к себе грудного младенца, другой взяла девочку за руку. На нее напал почти истерический смех. Что, собственно, она сейчас делала? Слепой проводник, который тащит других. Какую помощь могла она оказать детям!
      Однако молоко подкрепило их, девочку и ее. Страх перед темнотой немного поубавился. Между стволами деревьев уже был отчетливо виден свет костра.
      Она остановилась на поляне и взглянула на омерзительное место. Над огромным костром клубились облака зловонного дыма. Перед костром стояли виселицы, черные на фоне красного огня, а рядом с ними - орудия пыток, раскрывавшие богатую человеческую фантазию, когда одни получали возможность мучить других. Там она увидела позорный столб, а рядом был разожжен костер можно выбирать между раскаленными щипцами и мечом, тут же огромные страшные крючья, чтобы подвешивать преступников. Все эти орудия пыток казались такими гротескными и дьявольски хитроумными, что Силье застонала при их виде. Однако же самым выдающимся орудием пыток было колесо, где несчастные были... "О, нет, - в ужасе простонала она, - нет, нет!" Между этими ужасными инструментами двигались фигуры. Она увидела палача в черном капюшоне, скрывавшем отрезанные уши. Его подручный, самый презираемый в Тронхейме человек, услужливо вертелся около него. Стражники вели молодого человека со светлыми кудрями и связанными сзади руками. Его собирались привязать к колесу.
      - Нет, не делайте этого, - прошептала Силье. Огонь освещал его профиль.
      Человек был так молод и красив, что сердце Силье сжалось от боли, словно это ей предстояло переживать смертные муки. Стражники держали наготове орудие пытки, которое должно было раздробить каждую кость осужденного. А заплечных дел мастер, или палач расхаживал вокруг, держа в руке топор с широким лезвием. Таким образом, осужденный должен был сначала помучиться, а потом умереть.
      Нет, Силье не хотела этого. Она встречала в своей жизни пока немного молодых людей, но чувствовала, что этот отличается от других. Кем он мог быть? Вором? Тогда бы вокруг него не толпилось бы столько стражников и палачей. Вероятно, он был кем-то другим.
      Теряясь в догадках, Силье невольно подалась вперед, и вдруг услышала низкий голос, раздавшийся за ее спиной.
      - Что ты здесь делаешь, женщина?
      Силье и девочка резко обернулись, а девочка даже вскрикнула. Силье тоже чуть было не вскрикнула, но сумела сдержать себя. Между стволами деревьев стояла высокая фигура, нечто среднее между зверем и человеком. Но она заметила, что он был просто одет в шубу из волчьего меха, а косматая шапка делала его голову похожей на звериную. Его плечи казались очень сильными, узкие глаза светились, как угли, на странном лице, прекрасном и ужасном в одно и то же время. Он быстро обнажил зубы, это напоминало волчий оскал. Силье видела его в те мгновения, когда на него падали отблески костра, в последующие секунды он скрывался в тени. Он стоял совершенно неподвижно. Она, дрожа, ответила на его вопрос:
      - Я хотела бы только немного погреться у огня, господин.
      - Это твои дети? - спросил он зычным голосом.
      - Мои? - переспросила она, нервно улыбаясь окоченевшими от холода губами. - Мне только шестнадцать лет, господин. Я нашла этих детей сегодня вечером.
      Он разглядывал ее долго и задумчиво, и она опустила глаза в ужасе от такого откровения. Девочка тоже была напугана. Она пряталась за юбкой Силье.
      - Значит, ты их спасла? - спросил человек. - Не хочешь ли ты спасти этой ночью еще одну жизнь?
      Его горящие глаза вызывали в Силье необъяснимый страх. Она ответила сбивчиво и смущенно:
      - Еще одну жизнь? Я не знаю... не понимаю...
      - На твоем лице следы голода и лишений. Тебе можно дать на два-три года больше. Ты можешь спасти жизнь моему брату. Хочешь это сделать?
      Таких разных братьев она никогда раньше не встречала, пронеслось в ее голове. Красивый, светловолосый юноша там, на площади для казней, и этот, звероподобный, с темными космами, свисающими на лоб.
      - Я не хочу, чтобы он умер, - сказала она, помедлив. - Но как я могла бы его спасти?
      - Я сам не могу это сделать, - сказал человек. - Их слишком много, и они охотятся за мной. Они забрали бы и меня, а для него это было бы бесполезно. Но ты...
      Он вынул из кармана свернутую свитком бумагу.
      - Вот. Возьми это письмо с королевской печатью. Скажи им, что ты его жена, а это его дети. Вы живете здесь, в этой местности. Его имя Нильс Стьерне, он королевский курьер. Как, однако, зовут тебя?
      - Силье.
      Он сделал гримасу.
      - Цецилия, глупая девушка! Ты не можешь называться здесь Силье, как невежественная крестьянка! Ты - графиня, помни об этом! Ты должна будешь незаметно подложить это письмо в его одежду и сделаешь вид, будто его найдешь.
      "Дерзкий план", - подумала Силье и спросила: - Но как я могу выдать себя за графиню? Никто этому не поверит.
      - Ты рассмотрела ребенка, которого несешь? - коротко спросил он.
      Она опустила глаза и покачала головой.
      - Нет, но...
      Свет от костра был теперь так ярок, что она видела все отчетливо, Ребенок был завернут в шаль из прекраснейшей шерсти, вытканной так искусно, что Силье никогда не доводилось видеть ничего подобного. Необычайно красивый узор с французскими лилиями, так они, кажется, назывались. А внутри свертка виднелось ослепительно-белое одеяло, на которое она капала молоко.
      Мужчина шагнул к ней. Она инстинктивно отпрянула назад. Он был окружен аурой язычества, неописуемой мистики и звериного притяжения. Он словно имел неограниченную власть над всеми.
      - На лице у ребенка кровь, - произнес он и стер кровь лоскутком материи.
      - Он - новорожденный. Ты уверена в том, что он не твой?
      Силье почувствовала себя глубоко оскорбленной.
      - Я честная девушка, Ваша милость.
      Его рот тронула легкая усмешка, в то же время он бросил беспокойный взгляд на площадь для казней. Там еще не закончились приготовления, священник еще уговаривал осужденного покаяться.
      - Где ты нашла ребенка?
      - Здесь, в лесу.
      Он сдвинул черные брови.
      - Вместе с девочкой? - спросил он скептически
      - Нет, нет, ее я нашла в городе у тела мертвой матери.
      - Чума?
      - Да.
      Он перевел взгляд с нее на ребенка.
      - Ты действительно смелая, - произнес он медленно.
      - Я не боюсь чумы. Она была моим спутником много дней. Она убивает людей вокруг, но меня не трогает.
      Что-то напоминающее улыбку явилось на его внушающем страх лице.
      - Меня тоже. Ты пойдешь туда?
      Она медлила с ответом, и он продолжал:
      - Дети защитят тебя, так что тебя не схватят. Но у детей должны быть имена.
      - О, я не знаю, кем является ребенок - девочкой или мальчиком. Но я окрестила его именем Лив или Даг. Я думала, что это привидение, поэтому хотела защититься таким крещением.