Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Люди Льда (№1) - Околдованная

ModernLib.Net / Фэнтези / Сандему Маргит / Околдованная - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Сандему Маргит
Жанр: Фэнтези
Серия: Люди Льда

 

 


— Никто не хочет приютить у себя в такое время чужих людей. Теперь я отвечаю за детей, а сама насквозь промерзла. Если можете достать нам еду и теплое жилье, то я готова буду рискнуть своей жизнью за молодого графа.

Свет от костра был уже не ярким, так что лицо незнакомца оказалось в тени.

— Это я могу устроить, — пообещал он.

— Хорошо. Тогда я пойду. Но мое платье. Ни одна графиня не ходит в таких лохмотьях.

— Я об этом подумал. Надень вот это.

Он снял с себя плащ из темно-синего бархата, надетый под волчью шубу. Плащ доходил ему до бедер, а ей он оказался до ступней. Руки она сунула в разрезы.

— Так! Это скрывает самое худшее. Держи его как следует. И сними эти лохмотья с башмаков!

Силье выполнила все, что он велел.

— А мой язык?

— Да, — сказал он, помешкав. — Это меня удивило. Такой язык не услышишь обычно среди бедных людей. Возможно, ты можешь говорить, как графиня. Постарайся!

Она сделала глубокий вдох.

— Пожелайте мне удачи, сударь!

Он мрачно кивнул.

Она закрыла на мгновение глаза, чтобы сосредоточиться, крепче взяла девочку за руку и, держа малыша на другой руке, пошла вперед по направлению к месту казни, где палачи начали привязывать руки юноши к колесу. На своей спине она чувствовала взгляд человека-зверя. Ей казалось, что он прожигал ее насквозь. Такая удивительная ночь, пронеслось у нее в голове. А ночь еще только начиналась.

2

Когда Силье вышла на открытую площадь, она убыстрила шаги. Маленькая девочка еле поспевала. Еще издали, не дойдя до места казни, Силье крикнула негодующим голосом:

— Ради всего на свете, что вы делаете?

Ей нужно было изображать возмущение. Она была возмущена и готова рисковать своей молодой жизнью ради несчастного графа. Подумать только, он был королевский курьер!

Мужчины повернулись к ней. Главный палач крепче сжал топор. Может быть, он боялся упустить свою жертву?

— Вы что, с ума здесь все сошли, жалкие прислужники? — кричала Силье. — Это мой муж, как вы смеете с ним так обращаться!

Она быстро взглянула на юношу, который был крепко привязан к колесу. Бледное лицо выдавало внутреннее напряжение. Силье никогда раньше не видела так хорошо скрываемого панического ужаса. Он, как и его палачи, был также ошарашен ее появлением, но быстро овладел собой.

— Нет! — крикнул он. — Ты не должна была приходить сюда. И еще с детьми!

Начальник стражи состроил презрительную гримасу и хотел удалить Силье.

— Если это ваш муж, женщина, то я действительно сожалею от вашего имени.

— Вы не знаете, кто он? — спросила она, все так же негодуя. Несмотря на страх, ей нравилось играть роль жены этого молодого графа.

— Кто он? Мы знаем это слишком хорошо!

— Так вы это знаете? И все же осмеливаетесь обращаться с королевским курьером таким возмутительным образом?

Юноша на колесе крикнул в бешенстве:

— Ты не имеешь права разглашать, кто я.

Она обернулась к нему и была поражена тем, как он красив и элегантен, хотя она не могла не заметить в глубине его глаз страх перед смертью.

— Нет, ты скорее пожертвуешь своей жизнью, чем что-то скажешь, — прервала она его, кипя от бешенства. — Не думаешь о нас, твоей жене и детях. Но я не намерена тебя потерять. Господин комендант, я — графиня Цецилия Стьерне, а это курьер Его Величества Нильс Стьерне. Поскольку мой муж родом из этой части страны, то сюда всегда посылали его.

— Цецилия! — крикнул «ее муж».

— Теперь ты молчи! Я нахожусь дома в имении и жду от тебя весточки и вдруг узнаю, что какие-то бездельники из людей короля схватили тебя и привели сюда. Я сразу же отправляюсь в путь, и что я вижу?

Она приблизилась к коменданту и тихо произнесла:

— Он здесь с тайным поручением.

— Не верьте ей! — крикнул юноша. — Она все лжет.

Комендант слегка заколебался, но лишь слегка.

— Почему, в таком случае, он ничего не сказал? — спросил он насмешливо.

— Разве вы не знаете, что королевский курьер никогда не должен разглашать, что у него секретное поручение. Иначе он карается смертью.

Над всей площадью стояла удушливая вонь. В шлемах стражников отражалось пламя костра, а палач нетерпеливо помахивал тяжелым топором, со свистом рассекая воздух. Уверенность коменданта, казалось, была поколеблена благодаря убедительной игре Силье, но он сказал сурово:

— Мы знаем, кто этот человек. Он — Хемминг по прозвищу Фогдеубийца, а это — цена за его голову. — Он показал на лежавшие рядом винты и зажимы, покрытые красно-коричневыми пятнами крови.

Силье поборола тошноту и встала прямо против коменданта. Теперь она целиком вошла в роль. Было что-то, что ей помогало в этом — она чувствовала, что за ней следили из леса звериные желтые глаза.

— Неужели он выглядит как убийца фогда*[4]? Правда, он был измучен и запылен, но после езды верхом по горам вы бы тоже выглядели не лучше. Посмотрите на благородные черты его лица! Посмотрите на его детей, его дочерей! Разве это дети убийцы?

Она нарочно сказала «дочерей». Если они ей не поверят, то вполне возможно, что они убьют и младшего ребенка. Было бы глупо оставлять живым сына убийцы. Но, может быть, они не станут рассматривать ребенка. А если да… Оставалось надеяться на то, что это — девочка.

Она продолжала.

— Мои маленькие дочери, Суль и Лив, неужели они останутся без отца? Как вы полагаете, что сказал бы об этом король Фредерик?

Комендант бросил на нее взгляд, в котором по-прежнему сквозило презрение.

— А что это за важное поручение у вашего мужа, осмеливаюсь спросить?

— Вы полагаете, что мой муж раскрыл бы это пусть даже мне? Он так предан своему королю, что скорее бы умер, чем показал письмо. И за эту преданность вы хотите его убить!

— Письмо? — засмеялся комендант. — Нет у него никакого письма. Да как вы можете знать, что у него сейчас есть с собой письмо?

— Потому что они у него всегда были. Я сама пришивала к его одежде потайные карманы.

— Мы обыскали его.

— Значит, не очень хорошо.

Силье молниеносно повернулась к привязанному юноше и, зажав в руке письмо, стала искать за поясом его штанов, а затем незаметно сунув письмо в кромку одежды.

Осужденный громко негодовал.

— Цецилия, я никогда тебе этого не прощу.

Стражники наблюдали за ней, точно ястребы. Но вот быстрым движением Силье оторвала кромку и «нашла письмо».

Комендант вырвал его у нее из рук.

— Посмейте только сломать печать Его Величества! — выпалили одним духом граф и Силье.

— Разумеется, мы не сделаем ничего подобного, — натянуто ответил комендант. Он вертел в руках письмо, внимательно изучая печать.

— Оно настоящее, — коротко заключил он, с трудом скрывая разочарование.

Тогда он обернулся к своим подчиненным.

— Кто настаивал на том, что этот человек — Хемминг Фогдеубийца?

Вперед вытолкнули одного из парней.

— Я мог бы поклясться… — начал он.

— Хорошо ли ты знал Фогдеубийцу?

— Я видел его один раз.

— На близком расстоянии? Ты с ним говорил?

— Нет. Я видел его сверху. Он ехал верхом через горный перевал. Но я видел белокурые волосы. И лицо. Он похож на того человека, господин комендант.

— Похож? И это все, что ты можешь сказать?

Парень сразу сник, не находя ответа. Какая-то тень словно нависла над Силье, но она не решалась посмотреть наверх. Наконец, она бросила быстрый взгляд в ту сторону и еле устояла на ногах. Это была виселица с повешенным. Его тело медленно раскачивалось на веревке, и как раз в это мгновение оно повернулось таким образом, что Силье увидела его лицо. Она с трудом подавила рыдание. Инстинктивно она старалась встать так, чтобы девочка не могла видеть повешенного, но ребенок смотрел на это ужасное зрелище широко открытыми невинными глазами. Девочка даже смеялась, находя забавным то, что взрослый висит и раскачивается.

«Она еще не воспринимает этого всерьез», — с облегчением подумала Силье.

Комендант в своем великолепном мундире с кирасой и коротких белых штанах обратился к графу:

— Мы тоже люди короля. Почему вы ничего нам не сказали?

— Везде есть шпионы и предатели. Письмо не должно попасть в чужие руки — это важнее, чем моя жизнь. Если вы теперь развяжете мне руки…

— Разумеется.

Он был развязан, и с некоторым усилием выпрямился.

— Вероятно, теперь вы позволите мне взять жену и детей и выполнить мое поручение?

Комендант словно очнулся и с легким поклоном отдал ему письмо.

— Просим прощения, господин граф. Все это было недоразумение.

Граф не удостоил их даже взгляда.

— Пойдем, Цецилия! Я очень недоволен тобой. Ты выдала меня, это тяжелый удар для моей чести.

— Ваша супруга действовала совершенно правильно, Ваша милость, — сказал комендант льстивым тоном. — Красивый поступок приличествует супруге. И вы можете полностью рассчитывать на нашу скрытность. Какой прелестный ребенок! — улыбнулся он и погладил девочку по голове. Теперь он лез вон из кожи, чтобы заручиться милостью высокопоставленной особы.

Граф забрал «семью» и повернулся к лесу:

— Я должен немедленно продолжить мою поездку. Это промедление стоило много стране, — раздраженно бросил он через плечо.

Силье услышала за собой чье-то ворчанье и обернулась. Палач стоял, уставившись на нее ненавидящим взглядом и не скрывая своего разочарования. Но Силье вздохнула с облегчением: комендант поверил ее словам. Для нее было счастьем, что помощники фогда не слишком разбирались в делах, связанных с датским троном. Иначе они удивились бы тому, что королевский курьер был норвежцем и говорил явно на треннелагском диалекте. Хотя Фредерик II и слыл добропорядочным королем, он не особенно интересовался Норвегией. Он не бывал здесь с 1548 года, когда был еще наследником престола, и никогда не посещал страну позднее, когда стал королем. Его миссию взяли на себя владельцы ленов, так было с 1537 года, с тех пор как Норвегия попала под датское господство. Нынешнего королевского вассала в Тронхейме звали Якоб Хюйтфельдт. Если бы он услышал от своего фогда о подвиге Силье, он бы явно пришел в ярость, потому что никакой комендант не имел права быть таким невежественным.

А сама Силье знала еще меньше. Она только гордилась тем, что спасла столь важную особу.

Поскольку датчане передали почти всю власть норвежским фогдам, последние оказались мишенью тлеющей ненависти народа. Налоги были ужасающими. Продукты взвешивались на таких весах, что крестьян постоянно обвешивали, и они должны были продавать по убыточной для себя цене. Из страны вывозились также масса «подарков». Особые поборы шли прямо в карман фогдов. Недовольство населения приводило, конечно, к бунтам, но все они были местного характера. Шесть лет тому назад, когда наместник в Тронхейме слишком притеснял крестьян местного лена, у них появился свой вожак Рольф Люнге. А теперь, как об этом слышала Силье, в лене было совсем тихо. Но Силье знала обо всем этом не так много…

Ее сердце бешено колотилось от радости, что она спасла такого мужчину. Она украдкой посматривала на него сбоку, молча восхищаясь им. Как только они достигли лесной поляны, красивый юноша поспешил было скрыться среди деревьев. Но он не успел этого сделать, потому что человек в волчьей шубе с криком: «Проклятый идиот!» — ударил графа по лицу.

— Вы бьете своего брата? — Силье была просто поражена.

— Он не мой брат.

— Но вы сказали…

— Что я должен был делать? — оборвал он. — Объяснять все с самого начала? Времени для этого не было.

— Мне не очень-то нравится, что вы лжете, — сказала Силье мрачно, обматывая свои ноги лохмотьями из меха. Она положила младенца на холмик, потому что ей и в голову не пришло бы протянуть его подержать этому человеку-зверю. Его голос прозвучал хрипло и резко:

— Я был вынужден лгать. Человека надо было спасти, иначе он выдал бы всех нас, так как страшился боли. Кроме того, он нам нужен.

Силье удивилась про себя, кого он имел в виду, говоря «нам».

— Значит, вы не граф? Поскольку вы не братья?

— Он тоже вряд ли, — тихо засмеялся человек-зверь.

— Что? Но я поверила в ваши слова. Я верила, что спасаю королевского курьера.

— Не будь такой наивной, Силье! Это может стоить тебе добродетели и чести, не говоря уже о жизни.

Ей не понравилось сказанное им, потому что он сам излучал такую, чувственную силу, что она почти мучительно ощущала это.

— О, я не боюсь за добродетель, — сказала она, выпрямившись. — Я дралась за нее много раз и всегда побеждала.

Ее слова, казалось, успокоили его. Она уловила это по тону его вопроса. Когда она подала ему бархатный плащ, он не захотел его взять, сказав: «Тебе он больше понадобится, чем мне. И… покрывала грудного ребенка… возьми их, Силье! Они еще могут тебе пригодиться. А теперь пойдем!»

«Он, очевидно, имеет в виду, что я могу их продать, когда буду нуждаться», — подумала Силье и пошла следом за этим странным человеком. В темноте перед ней он казался невероятно тяжелым, причиной была, возможно, волчья шуба. Силье гадала про себя, как он мог так быстро продвигаться по ночному черному лесу, но, в действительности, это ее не удивляло. От этого человека можно было ждать чего угодно. Она легко могла себе представить, что у него глаза зверя, помогающие двигаться в темноте.

— Будьте так добры, не шагайте так быстро, — тихо попросила она. — Маленькая девочка не поспевает за нами. — Он подождал их, немного нетерпеливо, как ей показалось.

— Я слышал, как ты разговаривала со сворой этих головорезов там, на площади, — сказал он, когда она с детьми нагнала его. — Мне понравилось, как ты сумела сыграть графиню. Сейчас ты говоришь, точно обычная простая девушка. Кто ты на самом деле?

— Я не кто иная как просто Силье. Поэтому вы, я полагаю, должны судить обо мне скорее по платью, чем по языку. То, что я могу говорить на хорошем языке, когда я этого хочу, имеет длинную историю. Она заняла бы слишком много времени, чтобы ее теперь рассказывать, — ответила она.

Он стал соразмерять свои шаги с шагами своих спутниц. Маленькая девочка заметно устала. Мысли Силье невольно обратились к красивому юноше.

— Как он красив! — сказала она восхищенно, не думая о том, перед кем она это высказала.

Мужчина фыркнул:

— Да, девушки так считают. Из-за женщины он продолжал до сих пор играть своей жизнью. Он забывал о бдительности.

Силье была удручена.

— Да, у него, видимо, много девушек?

— Во всяком случае, для тебя он не представляет интереса.

Тут на мгновенье он остановился. Когда он продолжил ходьбу, то пошел еще медленнее.

— Впрочем, такая девушка, как ты, могла бы стать ему необходимой, — добавил он сухо.

— Такая, как я?

— Да, сильная, смелая, сообразительная женщина с добрым сердцем. Она могла бы, возможно, стать для него внутренней опорой, которой у него нет.

— Я не являюсь ни сильной, ни какой-то еще, о чем вы говорили!

Он резко повернулся к ней, так, что она почувствовала тепло и излучение, исходящее от этого странного существа.

— Ты взяла ребенка, который, вероятно, заражен чумой, и другого, которого поначалу приняла за призрак. Ты рисковала жизнью ради чужого человека, играя роль его жены, словно ты никогда не была кем-то другим. Либо ты очень смелая, либо ты слишком глупая, чтобы осознавать опасность. Я начинаю склоняться в пользу последнего.

Больше он не сказал ничего. Они шли не по на правлению к городу, а все дальше в лес, пока не вышли на дорогу. Тут стоял экипаж, запряженный лошадьми, нетерпеливо рывшими землю. Несколько всадников молча ждали неподалеку. От луны здесь было светлее, и Силье заметила, как лунный свет мерцал в светлых кудрях «графа». У него не было коня, он ждал рядом с повозкой. Сердце Силье забилось немного сильнее, когда она его увидела. Мысль, что она никогда больше не увидит это красивое создание, уже начала печалить ее.

Человек-зверь, которого она про себя называла «человеком в волчьей шубе», подошел к кучеру и долго с ним разговаривал. Потом он вскочил на лошадь, и все всадники исчезли вместе с ним.

Кучер помог Силье и детям взобраться в повозку. Красивый юноша, которого она спасла, тоже протянул ей руку, а затем сам уселся наверху экипажа. Колеса заскрипели, и повозка тронулась.

Теперь жизненная энергия в Силье словно угасла, точно она больше не получала питания. Ей казалось, будто чары потеряли над ней свою власть, несмотря на близость молодого «графа», и она снова стала одинокой и беспомощной Силье — усталой, замерзшей и такой голодной, что она ощущала себя совершенно пустой внутри. Теперь уж она бы не осмелилась потягаться с приспешниками фогда.

Но она пыталась бороться с апатией, которая грозила одолеть ее. Она сидела, выпрямившись и завернув младенца во все, что только было под рукой, пытаясь согреть его своим теплом, если только оно в ней еще оставалось. Маленькая девочка заснула, положив голову ей на колени, закутанная в овечьи шкуры. Сама Силье завернулась в красивый бархатный плащ, он был достаточно широк, чтобы накрыть им и обоих детей. Рука, в которой она держала новорожденного, затекла. Она была так утомлена, что ей казалось, будто в глазах у нее песок. Тело одеревенело от мороза, и казалось, что оно само себя удерживает в сидячем положении.

Экипаж довольно сильно подбрасывало, и Силье должна была упираться ногами, чтобы не свалиться. Луна светила между кронами деревьев, когда они покинули окрестности Тронхейма и поехали по дороге на юг.

— Куда мы едем? — удивилась Силье. Ее губы так замерзли, что она не могла нормально выговаривать слова.

— Ты — на хутор, где чума взяла с собой всех, кого хотела на этот раз. А я должен ехать в другое место, — спокойно ответил красивый юноша.

— Извините, что я спрашиваю, — сказала она смущенно. — Но я не понимаю одного…

— Лишь одного? Это поистине здорово!

Ей не нравилось, что он считал ее дурой. Словно она была несмышленым ребенком!

— Письмо с королевской печатью… оно было настоящим, как они сказали?

— Да, это действительно так. Но оно очень старое. Мы использовали его много раз.

— Но как оно могло оказаться у вас?

— Теперь ты спрашиваешь слишком много, — ответил он, усмехнувшись. — Однако мне следовало бы поблагодарить тебя за помощь.

«Самое время», — подумала она про себя, хотя, собственно, не ждала никакой благодарности. Она рассматривала его сбоку. Он сидел наискосок от нее, и луна бросала свет на молодое красивое лицо с крепкими округлыми щеками и вздернутым носом. На его губах играла довольная улыбка, но ее следующий вопрос прогнал эту улыбку.

— Кто был он? — тихо спросила она.

Он оцепенел.

— Кто? Комендант?

— Нет, нет, вы понимаете, кого я имею в виду. Он, который помог нам.

Юноша уставился на нее.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Человек в лесу, одетый в волчью шубу, так что он сам выглядел почти, как зверь. Он, который ударил вас.

Освобожденный узник наклонился к ней как можно ближе.

— Там никого не было, — сказал он напряженным голосом. — Никого! Ты это понимаешь? Никого! Никого!

Силье отодвинулась назад.

— Но…

— Ты спала. Ты никого не видала этой ночью, запомни это! Или ты думаешь, что я позволю бить меня безнаказанно? Я проткнул бы того, кто бы сделал нечто подобное.

Он говорил это тихо, чтобы кучер не слышал их. Силье отступилась. Она поняла его. Было нелегко чувствовать себя так опозоренным. Сначала быть почти казненным, затем спасенным молодой девушкой, а после этого получить пощечину от мужчины.

— Я понимаю, — сказала она смиренным тоном.

Он сразу стал мягче.

— Ты, должно быть, устала. Давай я подержу немного ребенка. Это твой?

Лицо Силье исказилось гримасой отчаяния:

— Нет, Бога ради, он же не может быть моим! Я просто заботилась о них обоих. У них никого не было. — Она посмотрела на младенца и высказала беспокойство, уже давно точившее ее. — Я не знаю, жив ли он. Он лежит так тихо с того самого времени, как мы покинули… ту площадь.

Ей показалось, что она снова почувствовала вонь от костра с трупами, словно это навсегда врезалось в ее память.

— Он, наверное, просто спит, — беспечно сказал юноша и взял протянутого ему младенца.

Ах, это было чудесно выпрямить руки и отдохнуть от тяжести ребенка. Она получше укрыла девочку овечьей шкурой, обернула ее и себя шалью и бархатным плащом и прислонилась головой к стенке экипажа. Луна стояла прямо над головами лошадей, и она восприняла это как добрый знак. Будущее будет светлым, подумала она. На повороте дороги она снова посмотрела наверх — там сияла яркая звезда. Еще лучше. Потому что всем известно, что звезды — это отверстия на небосводе. И через них можно было смотреть в сияющее небо Господне. Теперь Господь показывал ей, что он открыл свой смотровой глазок как раз над Силье, детьми, о которых она заботилась, и над прекрасным юношей, которого ей позволили спасти.

Было немного досадно, что сейчас, когда она сидела напротив такого мужчины, она чувствовала смертельную усталость, и глаза закрывались против ее воли. Она была такая изнуренная и окоченевшая от холода, что не могла даже заснуть, а сидела в каком-то полуобморочном состоянии. Как-то она пробудилась из этого оцепенения. Ей показалось, что экипаж стоит, что она слышит голоса, и будто ей кладут что-то в руки. Потом все опять исчезло.

Следующее, что она почувствовала, это то, что кучер стоит рядом и трясет ее за плечо.

— Где мы? — спросила Силье, с трудом выдавив из себя эти слова, настолько она промерзла.

— Мы приехали. Я разговаривал с господином Бенедиктом. Вы можете жить на его хуторе.

Она заметила какие-то фигуры, кто-то взял детей. Луны не было видно, из чего она заключила, что время было предутреннее. Маленькая девочка плакала и звала свою мать. Кучер помог Силье сойти вниз. Она не могла стоять на ногах, и ему пришлось ее поддержать.

— Кто такой Бенедикт?

— Он — церковный художник и чудак. Но он предлагает вам кров.

— И детям тоже?

— И детям.

Они немного постояли у экипажа.

— А где вышел молодой человек? — спросила Силье.

— Хемминг? Он слез полчаса тому назад. Ему надо в другое место.

Хемминг… Хемминг Фогдеубийца? Значит, это был все-таки он! Силье охватило глубокое чувство стыда при мысли, что она помогла убийце. Но он был таким молодым и красивым…

— Наверное, немало хороших норвежцев… которые борются за независимость страны? — быстро спросила она.

— Безусловно, барышня Силье.

— Значит, он, наверное, принадлежит к ним.

— Сейчас вы спрашиваете больше, чем нужно.

Значит, так оно и есть. Она почувствовала облегчение. Драться за свою страну простительно. Как вежливо обращался к ней кучер! Барышня Силье! Причиной этого был, наверное, бархатный плащ.

— А другой… Он был тоже такой?

— Кто это?

— Тот, кто разговаривал с вами. Просил вас отвезти меня с детьми к этому Бенедикту.

Кучер нагнулся, поправил что-то в повозке.

— Больше никого там не было, барышня Силье. Только молодой Хемминг. Я получил поручение от него.

Силье почувствовала, как в ней растет упрямство, но она вспомнила слова Хемминга.

— Да, я ошиблась, — сказала она с облегчением. — Я, видно, совсем, забыла то, что произошло ночью.

— Так, наверное, лучше, барышня Силье.

Силье вошла в дом.

Смоляная лучина освещала небольшую комнату, работник разжигал огонь в печи, Силье услышала приветливые голоса, обращавшиеся к маленьким детям. Две пожилые женщины возились с ними, раздевали, кормили девочку горячей пищей.

— Она такая прелестная, — сказала одна из женщин. Как ее зовут?

— Я не знаю, — ответила Силье. — Я называю ее Суль. Но как там грудной ребенок? Я так боялась. Он жив?

— О, да. С ним ничего не случилось, хотя у него не удалена пуповина.

— Значит, это мальчик! Ах, это могло кончиться плохо. Раньше я говорила, что ребенка зовут Лив. Я назвала его так, чтобы спасти от смерти. Здесь пусть он получит другое имя: Даг. Он раньше не хотел есть и…

— Это не имеет значения, он же новорожденный и живет все еще за счет того, что получил с собой при появлении на свет. Мы обмоем его, обрежем, перевяжем пуповину и туго спеленаем. Не беспокойся, мы сделаем все, чтобы ничего дурного с ним не случилось, хотя он и появился на свет таким безбожным образом. Воду для омовения мы благословим пылающими углями. Мы уже положили в его постель сталь. Мы благословим его хлебом, он получит взаймы мое наследственное серебро, чтобы носить на груди. Однако, маленькая девочка выглядит уставшей, мы хотим отнести ее к нам и положить спать. Вот немного супа, хочешь?

Силье не возражала. Девочка, которую она назвала Суль, забралась в постель и сразу уснула. Тепло очага создавало в комнате ощущение уюта, которого Силье была лишена уже давно. Она взяла миску с супом и выпила его, у нее не было времени есть его ложкой. Это была жидкая похлебка с маленькими кусочками свинины, она была очень вкусной. Она почувствовала, как тепло расходится по ее телу.

Прежде чем женщины вышли из комнаты, она упала в постель и заснула. Она чувствовала, что женщины раздели ее и укрыли одеялом, но она была слишком усталой, чтобы открыть глаза. Ее тело, казалось, было налито свинцом. Потом дверь закрылась, и Силье заснула, как мертвая.

3

Силье заснула перед рассветом. Когда она проснулась, был вечер. Она никогда не видела света этого дня. Или все-таки видела?

Вечер… Скорее, сумерки. Она посмотрела вверх, на низкий потолок. Темные стены из крупных бревен, окно. Подумать только, окно. Силье привыкла к отверстиям в стене, которые открывают и закрывают деревянной палочкой.

Стекло в окне было зеленого цвета, но оно пропускало в комнату последний вечерний свет.

Дети? Она повернула голову. В другой постели девочки не было. Но когда Силье хорошенько прислушалась, то услышала детский смех. Видимо, кто-то играл с девочкой. Еще дальше слышался плач грудного ребенка. Затем там стало тихо. Может быть, ребенку дали еду? В комнате было очень тепло. В очаге еще горел огонь. Значит, кто-то… Силье почувствовала, как краска залила ее лицо. В голове стало проясняться. Она была один раз разбужена. Она проснулась и потянула к себе шкуру, которой ее накрыли.

— Так, так, — произнес голос. — Не бойся, девочка. Мы старые люди, соки юности давно нас покинули.

Она испуганно открыла глаза. Два пожилых человека стояли, склонившись над ней. Силье с облегчением заметила, что на ней была какая-то одежда.

— Это — приходский и цирюльник, — сказал высокий мужчина с седой козлиной бородкой и длинными редкими седыми волосами. На нем был броский наряд ярких тонов. — Он хорошо разбирается в медицине, а я Бенедикт, художник.

Он произнес эти слова так, что она почувствовала необходимость встать и поклониться. Цирюльник, который также ухаживал за больными, был маленький круглый человек с приветливыми глазами.

— Как давно у тебя такие ноги, девочка? — спросил он.

— С самого рождения, я полагаю, — громко захохотал Бенедикт.

Силье, не снимавшая с себя башмаков несколько недель, подняла голову и с ужасом посмотрела на свои ступни. Она их не узнавала, так они отекли, покрылись водяными пузырями и кровоподтеками. Они были очень грязные, но это было легко поправимо. Хуже было с кожей.

— Мы сделаем теплые компрессы, — успокаивал цирюльник. — Я не буду ставить тебе банки, потому что у тебя сейчас явно не так много крови. Твои кисти не намного лучше, чем ступни, но я видел обморожения и похуже, так что у тебя все заживет. У меня лучшие рекомендации от высокопоставленных особ, например, от барона…

И он скороговоркой выпалил целую тираду с прекрасными именами, чтобы произвести впечатление. Бенедикт помахал рукой, словно для того, чтобы развеять все это бахвальство. Потом он уселся на край постели. Силье быстро натянула на себя шкуру.

— Теперь послушай меня, — сказал он отеческим тоном. — Что ты за птица? Я узнал, что ты спасла двух детей и немыслимого Хемминга и что ты заслуживаешь хорошей заботы. Однако твое платье свидетельствует об ужасной бедности.

— Оно не мое, — тихо сказала Силье. — Свою одежду я отдала той, которая в ней больше нуждалась. Старой женщине, которая осталась в усадьбе. На ней была лишь тонкая рубашка.

— А это? — спросил он, приподняв двумя пальцами меховые лохмотья. Затем он быстро выпустил их.

— Я сделала это из вещей, которые нашла в амбаре.

Художник безнадежно покачал головой.

— Никогда не слышал ничего подобного! Отдать единственное платье, которое у тебя было! Впрочем, у тебя красивая речь! Кто ты, собственно?

Силье смутилась.

— Ничего особенного. Неисправимое дитя кузнеца, Силье Арнгримсдаттер. Мне пришлось покинуть усадьбу после того, как все мои родственники умерли. Моя грамотная речь объясняется другими причинами.

— Я утверждаю, что ты необыкновенная девушка, — сказал художник с живыми, приветливыми глазами. — У тебя доброе сердце, а это редкость в такое волчье время, когда каждый думает, в основном, о себе. И то, что ты находишься под таким покровительством, тоже что-то означает.

Цирюльник все это время занимался ее ногами, он варил в миске что-то, издававшее терпкий запах. Силье хотела спросить у Бенедикта, что он имел в виду, говоря о «таком покровительстве», но по опыту она знала, что из этого ничего не выйдет. Они могли бы назвать молодого Хемминга, но о том, кто стоял за… Ни слова.

— Ты сама называешь себя неисправимой. Расскажи мне о твоей жизни в усадьбе. О том, чем ты там занималась.

Она смотрела в сторону, смущенно улыбаясь.

— Боюсь, что я ввела вас в заблуждение. Конечно, я выполняла ту работу, которую меня заставляли делать — в поле, в большом доме, но я была еще маленькая… Что еще сказать? Я часто мечтала. И тратила массу времени, чтобы что-то украсить.

В глазах Бенедикта загорелся огонек.

— Ты слышал, цирюльник? Возможно, это тот, кто сумеет оценить мое искусство! Таких, действительно, не так уж много. Утром, Силье, ты должна пойти со мной в церковь. Там ты посмотришь украшения!


  • Страницы:
    1, 2, 3