1654 году королева Кристина отреклась от трона и приняла католичество. Королем стал герцог Пфальтц, принявший имя Карл X Густав, и сразу начались военные походы. Выбор пал на Польшу и Россию.

В это время Микаел был недалеко от Бремена, на берегу Северного моря. Он служил унтер-офицером в дозорном подразделении, наблюдавшим за порядком в шведском лагере, и поэтому никогда не сидел на месте.

И в один из осенних вечеров Микаел Линд из рода Людей Льда встретил своего родственника Танкреда Паладина на берегу Эльбы.

Эта встреча перевернула всю жизнь Микаела. Он был в отчаянии от того, что ему вскоре предстояло покинуть эти места и отправиться в Ингерманландню и что он не успел узнать все, что хотел. Каждое слово, сказанное Танкредом, он впитывал в себя, как сухая губка.

Наконец-то он узнал о своем происхождении!

Люди Льда жили в Норвегии и в Дании, они были похожи на него, и тот непосредственный контакт, который установился у него с Танкредом, его просто потряс. Микаел, этот мечтатель, живущий под стеклянным колпаком, узнал, наконец, как счастливо может биться сердце. Наконец-то он нашел, с кем поговорить естественно и откровенно, совершенно не боясь того, что его не поймут.

В спешке он даже не подумал о том, чтобы рассказать Танкреду о своей жене и о своем сыне. А ведь ему следовало сделать это, потому что он мог в любой момент погибнуть…

Вопрос о сыне вдруг стал для него чрезвычайно важным.

Доминик Линд из рода Людей Льда. Мальчик, не подозревающий о существовании своих родственников. И те тоже не знали его. Доминик был тоже из рода Людей Льда!

Микаел еще больше возненавидел войну. Он хотел дезертировать, хотел домой, хотел…

Но, нет, этого он не сделает. Не может сделать. Как ему переправиться через Балтийское море?

Его повышали в звании, хотя он ничего для этого не делал, от корнета до сержанта, от сержанта до офицера.

Он так и не попал в Ингерманландию. Планы короля Карла X Густава относительно захвата Польши разбудили русского царя, и на востоке собиралась теперь огромная армия, призванная оградить Польшу от шведской «защиты». Самая большая шведская провинция на Балтийском море, Ливландия, лежала на пути русских в Польшу, и странствия Микаела завершились как раз там, поскольку Ливландия была ключевым пунктом.

Политическая ситуация была крайне неустойчивой. Немецкий кайзер с беспокойством наблюдал, как шведы завоевывают все балтийское побережье. Польша хотела вернуть захваченную шведами провинцию Ливландию. Англия, Нидерланды и Дания имели в этих провинциях своих наблюдателей, опасаясь, как бы кто-то из соседей не стал сильнее их. А на востоке поднимался во весь рост русский гигант, считавший себя отрезанным от Балтики. По мнению русских, именно шведская Ингерманландия и устье реки Невы были ключом к Балтике. Но и Ливландия была лакомым кусочком, не говоря уже о Польше, извечном враге России.

Все это мало интересовало Микаела. Но среди этих отдаленных провинций, в одном маленьком городке, он пережил нечто такое, что положило конец его странствиям. Но помогло ли это ему?.. Каждый думал на этот счет по-своему.

Они прибыли в заснеженную Ливландию, пережившую как польское, так и русское вторжение. Дозорное шведское подразделение вошло в опустевший городок, население которого считало, что русские вот-вот двинутся на Польшу. Но пока местность оставалась в руках шведов.

Их было слишком мало, чтобы остановить русскую армию. Они находились здесь в качестве наблюдателей, шпионов, передающих сведения в армию Карла X Густава, стоящую теперь в Польше после стремительного захвата Варшавы.

Ничего пока не происходило. Стояли прекрасные, морозные зимние дни. Никаких сведений о приближении русских не поступало, хотя все знали, что они в пути.

Микаел частенько прогуливался в окрестностях городка среди белоснежных берез. В глубокой тишине слышался только скрип его шагов. Некоторые крестьянские дворы были еще обитаемы, там оставались старики, не решавшиеся отправляться в путь. Но он никогда не видел их; один лишь дым, стелющийся облаком над крышами, говорил о том, что поблизости живут люди. Все остальные подались в более безопасные места.

«Почему меня преследуют разные фантазии?» — думал он, глядя в пустое зимнее небо.

Вечером он спросил одного из товарищей:

— Живет ли кто-нибудь в том большом поместье, что за городом?

— Нет. Раньше там жила немецкая дворянская семья, но они уехали еще до нашего появления. Здесь, в Ливландии, немцы никогда не были склонны путаться со шведами, как тебе известно. Прусское дворянство никогда не признавало в нас господ. Не признавало оно и поляков.

— Значит, русских? Немцы признают их?

— Не думаю. Они признают лишь самих себя. Я слышал об одной их сумасшедшей идее: они станут свободными лишь тогда, когда русские, поляки и шведы перебьют друг друга.

— Это звучит совершенно нереалистично, должен тебе сказать. Они подчинятся тому, кто победит.

— Они так не считают. Они полагают, что русских интересует Польша, а не Ливландия. Если русские разобьют нас, нас тоже отсюда попросят, — он вздохнул.

— Они не могут забыть великие дела Немецкого Ордена.

— Сегодня я видел в том поместье какую-то женщину.

Его товарищ улыбнулся.

— В таком случае, это привидение. Или же это крестьянка, ищущая какую-нибудь еду.

— Нет, — сказал Микаел. — Это не крестьянка. Она совершенно не похожа на крестьянку. Если я когда-нибудь и видел аристократов, то это сегодня.

— Неужели? Нет, тебе просто показалось. Или ты говорил с ней?

— Нет, нам ведь не пристало вмешиваться в их жизнь. Мы не имеем на это права после грубых нападений наших солдат на мирное население. Королева Кристина была просто в ярости. Что думает по этому поводу Карл X, нам неизвестно. Он куда более толстокож. Но лучше все-таки быть осторожным. Я схожу туда утром, если, конечно, она еще там…

— Не забудь перед этим прочитать «Отче наш», — усмехнулся его приятель.

Дома, в Швеции, чувствовалось, что идет война. Габриэл Оксенштерн, ныне советник короля, сопровождал Его Величество в его благочестивом походе и теперь ожидал приезда своей жены. В то время было обычным делом, когда высшие военачальники брали с собой в поход жен. Само собой разумеется, надежно обезопасив их.

Марку Кристину радовала мысль об этой поездке. Если все будет хорошо, она, возможно, снова увидит свой любимый Лёвенштейн — Габриэл обещал ей это.

Когда поход только начался и ее муж отбыл вместе с королем, она не могла отправиться вместе с ним, потому что только что родила сына, третьего по счету. Но теперь ему было уже около года, так что все трое ее сыновей могли остаться в Швеции под присмотром целой армии нянек.

Ей жаль было расставаться с мальчиками, но они с Габриэлом решили, что ей требуется перемена обстановки. Дворцовые интриги бывали порой утомительны, особенно для иностранки.

Большую часть времени она жила в замке Мёрбю, что к северу от Стокгольма. Когда же советник короля бывал на службе, они переселялись на время в Стокгольмский замок. Но Марке Кристине больше нравилось жить в провинции. Анетта с сыном Домиником тоже жила в Мёрбю, в так называемом «охотничьем домике» или же в «охотничьей хижине». Большинство же называло его «охотничьим замком».

Упаковывая свои вещи, Марка Кристина сдвинула брови: она вдруг вспомнила разговор с мужем незадолго до его отъезда.

— Габриэл! — крикнула она из своей комнаты, — Разве Микаел не может теперь вернуться домой?

— А зачем? Чем дольше он служит, тем быстрее растет в чине.

«Но в жизни есть что-то еще помимо офицерских чинов», — подумала она.

— Но он не был дома целых пять лет! Он еще не видел сына и…

— Что же тебя так озадачивает?

— Мне не нравится французская горничная Анетты. Она такая подлиза, это так неприятно…

Габриэл Оксенштерн вышел из своей комнаты. Он был еще молод и хорош собой, с характерными для Оксенштернов бровями, темными и густыми. Их брак был очень счастливым, что в значительной мере объяснялось тем, что они были оба яркими личностями с сильными характерами, или, возможно, вопреки этому?

— Ты хочешь, чтобы он приехал? — спросил он, — Ну что ж, посмотрим. Сейчас Микаел должен быть в Ливландии, насколько мне известно.

— Это туда вы собираетесь?

— Нет, мы собираемся в Щецин или в Кенигсберг, а это далеко от Ливландии.

— У тебя имеются какие-либо сведения о Микаеле?

— Говорят, у него все превосходно. Исполнительный, немногословный — отличный солдат.

— Да, но хорошо ли ему там? Я могу читать между строк в его редких письмах.

— Чепуха! У тебя слишком буйная фантазия. Лично мне нравятся эти письма: лаконичные, видно, что пишет военный. Да, Микаел хорошо продвигается по службе. Все идет как надо. Помню, как бывало в походе…

Марка Кристина заткнула уши, не желая слушать его солдатские воспоминания, которые она слышала уже сотни раз. Да, ему было что вспомнить.

Думая об этом, она одновременно решала, пригодится ли ей в дороге бутылочно-зеленое платье для верховой езды. В это время кто-то пришел, она услышала голоса в прихожей. А, это Анетта с малышом. Она просияла.

— Иди сюда, Анетта, я упаковываю вещи. Помоги мне выбрать то, что нужно женщине, отправляющейся в военный поход!

Некоторое время они вместе перебирали платья. Потом уселись, чтобы поболтать.

Анетта с восхищением смотрела на своего маленького сына, игравшего на полу. Она так любила его! Вся ее жизнь сошлась на нем. Она так нянчилась с ним, что Марка Кристина порой только качала головой.

— Такое воспитание не принесет пользы ни тебе, ни ему, — сказала она.

— Да, но он такой чудесный! — оправдывалась Анетта.

— В самом, деле. Как жаль, что Микаел не видел его все эти годы.

Она протянула руки к маленькому проказнику, и тот сразу же подошел к ней. Доминику было теперь почти четыре года. «Господи, как летит время… — испуганно подумала Марка Кристина. — Ведь совсем недавно уехал Габриэл, и я стояла здесь и говорила ему о том, что Микаел отсутствует уже четыре года. И вот… Теперь его сыну исполняется четыре года!»

Анетта с ревностью смотрела, как ее малыш обнимает тетю Марку.

— Микаел? — без всякого выражения произнесла Анетта, словно пытаясь что-то вспомнить, — Да, конечно… Но он больше похож на меня, не так ли?

— Я бы этого не сказала, — не спеша произнесла Марка Кристина. — В нем больше от отца, а еще больше — от деда, Тарье. Хотя цвета твои. Но глаза, Анетта! Откуда у него такие глаза? Вы с Микаелом оба темноглазые, а малютка Доминик…

Она замолчала. Обе женщины с изумлением и беспокойством смотрели на маленького карапуза.

— Что скажет на это Микаел? — озабоченно произнесла Марка Кристина.

Но еще больше озадачивала ее другая черта, замеченная ею у ребенка. Впервые обнаружив у него эту специфическую черту, она неоднократно пыталась проверить, так ли это. И каждый раз это подтверждалось. Она не думала, что Анетта что-либо замечает. Анетта была слепа ко всему, за исключением того, что мальчик был хорош собой и что с ним так чудесно можно было играть.

Марка Кристина задумалась. «Подойди к окну, — думала она, — и возьми мою игольницу, которую я оставила на подоконнике».

Доминик взглянул на нее своими удивительно ясными глазами, встал с пола и направился к окну. Принялся шарить руками по подоконнику.

«Игольница, — думала Марка Кристина. — Нет, не здесь. Да, вот она!»

Он тут же подошел к ней и протянул ей игольницу. Она ласково поблагодарила его.

— Сообразительный мальчик, — сказала Анетта. — Ты в самом деле видел, что тетя Марка положила туда свою игольницу? Какой ты умница!

«О, ты ничего не знаешь, — подумала Марка Кристина. — Ты невежественная, ни о чем не подозревающая обычная девушка. Неужели это я… передала ему свои мысли? Разве я ведьма?»

Нет, она знала, что она совершенно обычный человек. Просто она случайно обнаружила, что Доминик не был обычным.

Что сказал бы на это Микаел?

Мысль об одинокой, одетой в черное женщине не покидала Микаела. Если здесь живут люди, не нуждаются ли они в помощи? На следующий день он был свободен и снова пошел туда.

Поля были покрыты снегом. Единственными следами на снегу были следы его собственных сапог.

Двор был окружен парком, за каменным забором росли стройные березы. Еще издалека он стал высматривать эту женщину, но веранда на верхнем этаже была пуста.

Он не мог понять своих чувств: облегчение это было или разочарование. Может быть, все это было лишь сновиденьем?

Он остановился, как обычно, возле ворот. На этот раз на снегу был след. Тонкий, петляющий след между воротами и домом.

След животного. Кота или… Нет, кошек здесь не было. Лиса? Следы были слишком круглые и маленькие. Лисы же оставляют длинные следы когтей. И лисы так не петляют. Лиса идет прямо, почти по одной линии, словно на двух ногах.

Это были следы какого-то панического бегства. Словно их оставил какой-то пьяница.

Следы вели из дома к воротам и терялись в кустах у калитки.

Женщины на веранде не было. День был пасмурным, серые, снежные тучи низко нависали над холмом. В воздухе пахло снегом.

До его слуха доносилось слабое всхлипывание. Он слышал это совершенно отчетливо.

Микаел осмотрел кусты. Оттуда испуганно и неуверенно вылез маленький щенок, которому было не больше месяца. Он уныло поджал хвост, и вид у него был такой, словно он ожидал побоев, но все-таки не мог не искать людей.

Сев на корточки, Микаел ласково заговорил со щенком. Как большинство потомков Силье, он любил животных, а этому маленькому бедолаге так не хватало любви.

Спустя некоторое время, щенок подполз поближе. Микаел не мог определить, какой он был породы, но точно знал, что это не дворняга. Собака была благородных кровей, это видно было по ее сложению.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.