3

С тех пор как Марта бросилась с обрыва, молодой лес на берегу ручья подрос. Но он не был густым. Над водой склонялось несколько берез и елей — и Виллему подплыла к небольшой березке, растущей на покрытом травой мысе, и ухватилась за ствол.

Береза согнулась под тяжестью ее тела, жалобно затрещала, но выдержала, не сломалась. И через несколько секунд Виллему уже взобралась на нее, лежа на животе и стараясь удержать равновесие, со страхом глядя на ведьмовский котел с бурлящей, пенящейся водой.

В глазах у нее потемнело, руки тряслись от напряжения, но она продолжала карабкаться по стволу.

Она была совершенно парализована страхом. Ноги скользили по березовому стволу, но вот, наконец, она нащупала пальцем ноги выступ, на котором росла береза и небольшая ель: почва была неровной, каменистой. Как же ей выбраться на берег?

Она ползла вверх — или, учитывая наклон дерева, вниз — по березе. «О, Господи, — мысленно умоляла она. — Помоги мне! Не дай мне удариться в панику!»

Схватившись за ствол одной рукой, она подтянулась, потом схватилась другой рукой, осторожно и медленно продвигаясь вперед. Береза трещала, и Виллему цеплялась за ствол руками и ногами, боясь сорваться вниз. Она понимала, что стоит ей потерять равновесие, как она заскользит обратно, повиснет на руках, держась за ствол, который может в любую минуту сломаться. Сколько она сможет провисеть так? Сколько сможет выдержать береза?

Но хуже всего было то, что кто-то столкнул ее вниз. Кому могла придти в голову мысль преследовать ее? Никто ведь не знал, куда она пошла.

Бесконечно медленно, с огромным напряжением, она продвигалась вверх — или вниз, — подтягивая под себя колени. Сделав перехват руками, она начинала сгибать ноги.

Вот ступни ее коснулись небольшой каменистой впадины, она искала опору… Нет, ей не на что было опереться, под ногами не чувствовалось «земли». Но она заметила, что береза уже не так сильно прогибается.

Она еще раз сделала перехват руками. И тут береза так угрожающе затрещала, что Виллему замерла на месте, не решаясь пошевелиться. Медленно тянулись минуты, словно капающий из ствола березовый сок.

Журчанье воды отдавалось в ушах и в голове каким-то адским бульканьем. Она вся промокла и обливалась холодным потом, ей казалось, что сердце выпрыгивает из груди. Она подумала, что так можно и заболеть. Заболеть? Какая она наивная! Неужели она думает когда-нибудь выбраться отсюда? Выбраться? Даже если ей, вопреки всему, и удастся забраться на этот скальный выступ, как ей подняться наверх?

До Виллему наконец-то дошла вся серьезность ее ситуации — и из груди ее вырвался душераздирающий крик. Она кричала и звала на помощь, зная, что никто не услышит ее в такой глуши. Никто, за исключением, возможно, одного человека. А он-то как раз и не должен слышать ее. Ведь тогда он придет снова и доведет свое дело до конца. А это для него — или для нее — теперь так просто: качнуть березу шестом или палкой, чтобы Виллему потеряла равновесие. Большего и не требуется.

Виллему лежала на березе уже около часа. Времени для нее больше не существовало. Для нее было неважно, прошла минута или сотня лет, она сбилась со счета.

Мускулы ее были напряжены, но она не осмеливалась пошевелиться, хотя теперь ее опора была достаточно прочной. Пальцы обеих ног касались земли, но она не знала, насколько прочна была эта опора. Она просто нащупывала пальцами траву и молила Бога, чтобы почва не осыпалась вниз.

Единственным спасением для нее была теперь помощь извне, но ожидать ее было напрасно. Сама же она не могла ничего поделать, поскольку каждая ее попытка продвинуться вперед сопровождалась зловещим треском. Лучше всего было теперь не перегружать березу, ее единственного друга.

В лесу начинало темнеть, день подходил к концу. И тут Виллему поняла, что лежит так уже несколько часов. Что же будет, если она не сможет сопротивляться сну?

Она снова издала долгий, безнадежный крик о помощи.

В траве над ней что-то зашуршало. И то, что она услышала этот шорох, несмотря на шум воды, объяснялось тем, что она уже настолько привыкла к нему, что остальные звуки звучали на фоне этого шума.

«Господи, а если это он? И кто же это такой?» Виллему внезапно замолчала.

Сначала все было тихо, потом она услышала голос:

— Марта?

В звучании этого голоса ей послышалась сила — и теперь она видела, что что-то двигалось наверху.

— Нет, я не Марта, — жалобно ответила она, — я Виллему! Будьте добры, помогите мне, я выбилась из сил!

Снова тишина.

— О, Господи, Боже мой! Потерпите, фрекен, потерпите немного! Я сейчас Вам помогу!

Она никого не видела. Вокруг нее не было ничего, кроме страшных скал и воды. Она не осмеливалась поднять голову, чтобы взглянуть на нависший над ней обрыв и видела лишь его нижнюю, не особенно приятную, часть.

Бежали минуты, казавшиеся Виллему вечностью. Ее мускулы и суставы изнемогали от столь долгого напряжения.

И когда она уже подумала, что этот слабый проблеск надежды был всего лишь химерой, фантазией, рожденной ее желанием спастись, она снова услышала голос. Теперь их было два: мужской и женский.

— Фрекен Виллему, Вы нас слышите?

— Да, — жалобно ответила она.

— У нас есть веревка, — кричал мужской голос, — я привязал ее к дереву. Я сейчас спущусь.

— Будьте осторожны, — с трудом проговорила она.

— Хорошо. Моя жена подстрахует меня сверху.

Он говорил как простолюдин. Но голос этот понравился Виллему. Никогда в жизни она не слышала более прекрасного голоса, более прекрасных слов!

Бесконечно тянулось время. Она слышала, как они что-то говорят друг другу, что-то передвигают. Ее руки напрягались из последних сил, ноги сводила судорога, но она уже притерпелась. Неужели кроме этого в мире есть что-то еще? Или ей осталось только броситься вниз головой в бурлящую преисподнюю?

Березовый ствол и ветки царапали кожу, казалось, ее ноги разодраны до самых мышц.

Сверху на нее посыпался щебень: человек спускался вниз.

«Господи, — молилась Виллему, — помоги ему, не дай упасть! Не дай погибнуть из-за меня! Я уже была однажды причиной гибели человека, мне этого никогда не забыть. Господи, я знаю, что прошу у Тебя немного, и, наверное, это трусость с моей стороны, обращаться с мольбой к Тебе именно сейчас, когда я не в состоянии сама справиться со всем этим, но моя мольба искренна! Будь добр, сделай для меня одолжение! Прошу Тебя помочь этому человеку остаться в живых. И — если Тебе это угодно — дать и мне возможность вновь увидеть землю, траву, лес, небо и мой любимый дом! Рассказать моим любимым родителям, как много они значат для меня! Приносить им радость, а не только огорчения! Сделать что-то полезное в жизни! Раньше у меня это не получалось. Ах, мне нужно сказать им так много прекрасных слов! Господи! Помоги мне ради них!»

Что-то закачалось у нее перед глазами. В первый момент она дернулась, подумав, что это змея, но потом поняла, что это веревка: грубо сплетенная веревка из ивовых прутьев, разлохмаченная и перевязанная на конце.

«Господи, выдержит ли она?» — покрываясь испариной, подумала Виллему.

И только она собралась спросить об этом, как мужчина крикнул сверху:

— Не трогай ее! Лежи смирно!

Она поняла, что он ищет для ног опору. Потом он крикнул что-то той, что была наверху.

— Осторожнее, — снова произнесла Виллему, — не упадите! Я сама с трудом удерживаю равновесие…

— Я вижу, — дрожащим голосом ответил он. Виллему восхищала его храбрость. — Я обвяжу Вас этой веревкой, фрекен…

«Как же ему это удастся? — подумала она. — Он не дотянется сюда, и я ничем не смогу ему помочь».

После первой же попытки, стоившей ему огромного нервного напряжения, он понял, что это невозможно.

— Обвяжите веревкой мои щиколотки, — сказала Виллему.

Он задумался.

— И поднять Вас за ноги?

— Если это возможно. Я так долго лежу в этом положении, что вся закоченела. А веревка достаточно крепкая?

— Вполне. Только если она соскользнет…

При мысли об этом ей чуть не стало дурно. «Я не должна сейчас терять сознание» — мысленно приказывала она себе.

— Я буду удерживаться пальцами и ступнями ног.

Он усмехнулся. Смех его был безнадежным. Помолчав, он сказал:

— Фрекен, я думаю, что другого выхода нет. И еще я хочу сказать…

— Что?

— Эта береза едва удерживает Вас. Малейшее движение, и…

— Я знаю. Я люблю эту березу.

— Понятно.

Разговаривая, он тщательно обвязывал веревкой ее щиколотки, без конца проверяя крепость огромных тугих узлов из ивовых прутьев.

— У нас только одна веревка, — сказал он. — Я не смогу без нее забраться наверх. Так что мы будем подниматься вместе.

На такой веревке?

— А веревка выдержит?

— Будем уповать на Бога, фрекен, — серьезно произнес он.

— А Ваша жена!.. Она ведь не втащит нас обоих наверх!

— Я попросил ее привести соседей.

— Но ведь там, наверху, никого нет…

— Пока нет. Придется подождать.

У Виллему вырвался тихий стон. Хотя теперь все это не казалось ей таким уж безнадежным. Теперь у нее была связь с миром, она была не одна.

— Как же Вы сами привяжетесь? — крикнула она. — Мне отсюда ничего не видно.

— Я обвязал веревкой грудь, так что я в безопасности. Веревка достаточно длинная. Лишь бы ее хватило для фрекен.

— Спасибо Вам за все! Я надеюсь, Вы понимаете, чем я обязана Вам.

— Я сделаю все, что смогу, — обнадеживающе произнес он.

Они стали ждать.

— Вы отец… Марты? — поинтересовалась Виллему.

— Да.

Ей нечего было больше сказать. Сказать, что она могла бы разделить судьбу его дочери, было бы легкомысленно и бестактно.

Он что-то обдумывал, потом произнес:

— Вы это… сами сделали, фрекен?

— Нет, Боже упаси!

— Как же это получилось?

Он ждал ответа, но она не знала, что сказать. И тут они услышали голоса.

— Наконец-то они пришли! — с облегчением произнес он.

Сверху им кричали и спускали вторую веревку. Виллему затаила дыхание. Ее нервам предстояло большое испытание. Все тело дрожало от нетерпения, когда отец Марты закреплял вторую веревку. Березовые ветви и ствол так царапали ее ноги, что она опасалась, как бы у нее в будущем не остались шрамы.

В будущем?

Она ведь еще не поднялась наверх.

Она снова открыла глаза и снова от кончиков пальцев до самого сердца ее обдало холодом страха при виде водоворота. Она с трудом удерживалась от паники — от того, чтобы броситься в этот омут и тем самым положить всему конец.

Она снова закрыла глаза, и ей стало легче.

Ей крикнули, она ответила — все было в порядке.

И начался необычный подъем.

Виллему никак не решалась покинуть березу, но в конце концов оторвалась от нее. Прошептав «спасибо», она в последний раз обняла руками тонкий ствол, немного протащила его за собой — и береза выпрямилась. А сама она повисла вверх ногами.

Отец Марты придерживал ее за пояс, чтобы уменьшить нагрузку на щиколотки. Но они все же были перегружены, тем более, что она старалась согнуть ступни, чтобы веревка не соскользнула.

Раскачиваясь и поворачиваясь из стороны в сторону, они медленно, рывками, поднимались наверх, ударяясь о скалистый берег и повисая в воздухе. Юбки Виллему теперь не прикрывали ее ноги. Она чувствовала возле своих коленок лицо мужчины, а его барахтающиеся ноги — возле своего лица. Но какое это имело значение теперь? Главное, она поднималась наверх!

Если, конечно, выдержат веревки.

И снова она обратила свои сбивчивые молитвы к Богу, в которого не верила, пока не нуждалась в нем.

Ей хотелось увидеть всех своих близких, сказать им, как много они для нее значат. Она чувствовала тоску по жизни.

Веревки устрашающе трещали.

— Осторожнее! — крикнул отец Марты.

Виллему почувствовала, как чьи-то руки ухватились за ее израненные щиколотки. Другие руки ухватились за руки ее спасителя.

Они были наверху!

Под ними был страшно крутой обрыв, на краю которого и стоять-то опасно. И ради нее совершенно незнакомый человек рисковал жизнью!

Она была тронула до глубины души, она плакала от благодарности.

Медленно опускалась она в густую траву. И, по закону подлости, упала прямо лицом вниз — и так и осталась лежать, не смея пошевелиться.

Она чувствовала под собой твердую землю! Заботливые женские руки поправляли на ней одежду. Ее перевернули на спину.

Виллему смотрела на черные верхушки елей, вырисовывающиеся на вечернем небе. Она видела серьезные лица, озабоченно глядевшие на нее.

— Спасибо, — прошептала она, — спасибо вам всем, спасибо за то, что вы спасли мне жизнь! Мне так хотелось жить!

— Сколько же Вы пролежали так, фрекен? — спросила мать Марты, растирая руками замерзшие ладони Виллему. И когда мужчины развязали веревку на ее щиколотках, она, наконец, почувствовала, что замерзла: в своем смертельном страхе она совершенно не чувствовала холода.

— Сколько… — прошептала она со сведенным судорогой лицом. — Я не знаю. Думаю, что с полудня.

— Господи, — пробормотал один из мужчин, в котором она узнала фермера из-под Гростенсхольма, соседа родителей Марты. Двое других были его сыновья. — Вы можете стоять на ногах?

— Да, могу, — ответила она и неуклюже поднялась. Но в следующий миг ноги у нее подкосились. — Нет, не могу… — растерянно произнесла она.

— Я приведу коня, — решил фермер. Повернувшись к сыновьям, он сказал: — Бегите в Элистранд. Нет, Липовая аллея ближе! Объясните им все!

— В этом нет нужды, — попробовала было возразить Виллему, но они уже ушли.

С ней остались только родители Марты. Она по-прежнему беспомощно лежала на траве. Она чувствовала во всем теле нечто странное, будто что-то новое росло в глубинах ее существа, не выходя пока на поверхность.

Возле ее ног лежал небольшой букет из осенних листьев — в память о Марте.

Мать перехватила ее взгляд.

— Да, мы обычно приходим сюда два раза в неделю, чтобы почтить память Марты. У нее ведь нет могилы. Она считается самоубийцей, а таких, как она, не хоронят на кладбище. Кстати, ее так и не нашли, поэтому мы и выбрали это место.

— Так и не нашли?

— Нет, омут не отдал ее. А туда ведь не спустишься!

Марта… Там, внизу… Скорбь наполнила душу Виллему.

— Но откуда тогда всем известно, что…

Отец девушки тяжело вздохнул.

— Двое рыбаков видели, как она падала, слышали, как она кричала.

Виллему жалобно вздохнула.

— А как это произошло с Вами, фрекен? — спросил отец. — Вы упали с обрыва?

— Нет, вовсе нет, меня столкнули, — не задумываясь, ответила она. Они переглянулись.

— Как Марту… — медленно произнес отец. — Но его же здесь нет, он мертв. Говорят, он похоронен в Ромерике…

Лицо Виллему залилось лихорадочным румянцем.

— Эльдар Свартскуген? Нет, он не делал этого! Он не поступал так с Мартой, это просто злые сплетни!

Им явно было не по себе. Отец сказал:

— Те двое рыбаков… Кстати, они были не здешние… Они видели, как Марта падала, потому что посмотрели наверх, услышав ее крик. И они тут же поднялись сюда и увидели человека, направлявшегося от ручья к лесу. Они видели, как он шел среди деревьев, они заметили, что у него были светлые волосы и волчьи глаза.

Эльдар. У Виллему не было в этом сомнений.

— Она ждала от него ребенка, — добавила мать. — Мы знали об этом.

Спрятав в колени лицо, Виллему долго сидела неподвижно, переживая внутреннюю драму. Они тактично молчали.

Потом она встала на свои дрожащие ноги, глубоко вздохнула, чтобы преодолеть дурноту, постояла так немного и направилась к елям. Под ними лежала охапка наполовину увядших цветов. Виллему медленно перебрала их, сделала из них красивый букет, оставив самый большой цветок себе. Потом положила букет на могилу Марты, стала на колени и некоторое время стояла так, не шелохнувшись. Потом поднялась и бросила последний цветок через тропинку, прямо в ручей.

Вернувшись к ее родителям, она почувствовала, что не в силах говорить от пережитого ею потрясения.

— Последний… это… я похоронила никому не нужную любовь. Ненужную, бесполезную, длившуюся целый год любовь…

Мать Марты сказала тихо:

— Любовь никогда не бывает бесполезной, фрекен Виллему. Любовь делает человека сильнее и чище. Даже если он любит негодяя. Мы знали о Вашей слабости к Эльдару Свартскугену, и мы так переживали за Вас, потому что наша Марта тоже питала слабость к нему. Но нам не подобало говорить с Вами.

— Теперь с этим покончено! — горячо, торопливо, с каким-то триумфом произнесла она. — Теперь с этим покончено, я свободна, у меня открылись глаза, мои мысли снова ясные. Вы знаете, я верила ему, потому что хотела верить. Я упрямо поворачивалась спиной ко всем предостережениям, считая их злостными сплетнями. О, Господи!

Закрыв руками лицо, она упала на колени перед деревянным крестом, глубоко понимая свою подругу по несчастью.

— Ах, Марта, Марта, — рыдала она. — Как мы могли быть такими слепыми? Я еще дешево отделалась. Но ты… Теперь он мертв. Теперь он не причинит больше никому зла.

Слезы лились и лились у нее из глаз. Скорбь о Марте смешивалась со скорбью о своей несчастной любви. И началась истерика после долгих часов страха, проведенных над омутом.

Родители Марты были простолюдинами, но они понимали, что происходит теперь с красивой фрекен Виллему. Они неуклюже касались ее, стараясь показать свое сочувствие, но не мешали ей.

Наконец ей удалось взять себя в руки. Смущенно смахнув слезы, она встала и натянуто улыбнулась им.

И тут подошел фермер с лошадью.

Ее усадили верхом и тут же тронулись в путь, поскольку остальные ждали их на дороге. Идя рядом с лошадью по лесу, отец Марты сказал:

— Знаете, фрекен, я почувствовал некоторое облегчение после сегодняшней встречи с Вами. Конечно, то, что мы потеряли дочь в результате такого жуткого случая, нам никогда не забыть. Но для нас было даром неба спасти жизнь другой девушки — это было настоящим бальзамом для наших душ, понимаете?

— Да, понимаю, — тихо ответила Виллему. — Только я не могу понять одного…

— Чего же?

— Кто столкнул меня туда. Меня ударили с такой силой…

— Я думала об этом, — сказала мать Марты. — Это было не привидение. В соседнем округе поговаривают о нападающей на людей лосихе. Может быть, это была она?

Виллему скептически отнеслась к этому предположению. Она запомнила этот удар в спину, а перед этим она слышала какой-то шорох в лесу. Лосиха? Вряд ли.

— Может быть, — коротко ответила она. Они встретили на дороге молодых братьев и двух работников из Линде-аллее.

— На ферме никого не оказалось, — пояснил один из парней. — Все пошли в гости к священнику.

— Ах, да, — сказала Виллему. — Я тоже должна была идти туда, я совсем забыла. В Гростенсхольме и Элистранде тоже никого нет дома. Если бы вы могли мне одолжить коня, чтобы доехать до дома…

Фермер согласился, и она, поблагодарив своих спасителей, поскакала домой.

Собственно, было лучше, что родители отсутствовали. Что она сказала бы им? Она еще не созрела для того, чтобы рассказать им о постоянных преследованиях.

Смертельно опасных преследованиях.

Злая, внезапная смерть опустошала гростенсхольмские леса. Любой человек, выехавший из Свартскугена, знал, что рискует жизнью. Люди из Воллера охотились за ними уже на протяжении пятидесяти лет.

А сами воллерцы? Они не осмеливались выходить из дома в одиночку, во всяком случае — без оружия. Они тоже готовы были убивать или быть убитыми. Как тот, кто поскакал из Воллера в Акерсхюс, рассчитывая на свой острый глаз и быстрого коня: конь вернулся домой один, с окровавленным седлом и порванной уздечкой. Или тот человек из Свартсконега, рыбачивший в одиночку на лесных озерах. Не надо было ему этого делать! Через девять дней всплыл его труп. На спине была ножевая рана, хотя нож был вынут.

И в эту кровную месть и междоусобицу была втянута Виллему! Из-за своей фатальной, бессмысленной юношеской влюбленности!

Виллему никогда не останавливалась на полпути: если уж она кого-то любила, то делала это основательно. А потом горько раскаивалась. Как теперь. Ах, как она жалела, что влюбилась в Эльдара Свартскугена! А еще больше — в том, что давала ему это понять. Как хорошо было бы показать этому обольстителю женщин, что есть такие, кто может противостоять его привлекательности.