Маргит Сандему
      Дочь палача
      (Люди Льда - 8)
      Пер. с норвежек. О. Дуровой
      Восьмой роман современной норвежской писательницы продолжает
      Сагу о роде Людей Льда. Действие происходит в 1650-х годах в
      Норвегии. Правнуки Тенгеля Доброго Андреас и Маттиас обретают,
      наконец, свою судьбу. Страшная находка Андреаса заставляет хозяев
      поместий Гростенсхольм, Липовая аллея и Элистранд вновь вспомнить о
      проклятии, довлеющем над потомками Тенгеля Злого.
      1
      У помощника палача было много имен: живодер, коновал, золотарь, потрошитель, вешатель. И Ночной человек. И как бы там его ни называли, все неизменно относились к нему с презрением и глубоким отвращением. Сам палач вызывал у людей почтительный ужас. На долю его помощника не доставалось даже этого: его считали в обществе самой презренной тварью.
      Как правило, помощники палача набирались из матерых преступников и убийц. Поэтому у них часто не хватало языка или ушей, но руки и ноги были целы, поскольку это требовалось для дела. Такой человек был вынужден скрываться от посторонних глаз, выходить из дома только ночью - иначе в него плевали и швыряли камнями. Отсюда и пошло прозвище - Ночной человек.
      Помощник палача в Гростенсхольме не был исключением. Однако язык и уши ему удалось сохранить - подобно многим своим собратьям по профессии, он предпочел стать живодером и избежать тем самым наказания. Это был мрачный и свирепый человек, вынужденный коротать свои дни в избушке на окраине леса и срывавший злость на дочери Хильде.
      Когда-то в молодости Ночной человек был женат, но потом ступил на преступный путь и, устрашившись наказания, напросился в живодеры. Он ждал в каторжной тюрьме, пока освободится эта сомнительная должность, и через год выйдя на свободу, узнал, что его жена умерла, оставив ему одиннадцатилетнюю дочь и
      жалкую избушку в лесу. Он ощутил тогда такую горечь и мстительную злобу на весь мир, что с благодарностью и великим злорадством приступил к исполнению обязанностей живодера, не задумываясь над тем, что это повлечет за собой. С годами его горечь становилась сильнее, переходя в скорбную ненависть. И свидетелем всего этого была Хильда.
      Прошли годы, она стала взрослой. Ее видели изредка снующей между избушкой и надворными постройками на опушке леса, видели, как она возвращается домой с корзиной ягод. Но она никогда не подходила близко к людям, и даже выпивохи, одно время наведывавшиеся в избушку живодера, ни разу ее не видели. Кроме них туда никто не захаживал - ни у кого не было желания выслушивать его мрачное нытье. Лишь изредка, в силу необходимости, приходили заказчики - и от них она тоже скрывалась.
      И вот, в один из холодных и сырых дней первой половины лета 1654 года...
      Андреас Линд из рода Людей Льда вспахивал небольшой участок неподалеку от Липовой аллеи. Он уже не один год присматривался к этой полоске леса, полагая, что она годится под пахоту. На вид почва была не особенно каменистой, а подлесок не слишком густым, так что место легко можно было расчистить. И вот он решил, наконец, заняться этим.
      Андреасу было двадцать семь лет, и он все еще не был женат. Он знал в лицо всех деревенских девушек, но ни одна из них не зажгла в нем пламя страсти.
      Нет, ему больше нравилось идти за конем, держа руки на плуге и глядя, как вздымается перед ним черная, плодородная земля. В самом деле, это была отменная пахотная полоска, и лучше всего она подходила для ячменя...
      Лемех плуга наткнулся на камень, и пришлось остановить коня. Это был не слишком большой камень, так что он без труда отбросил его в сторону. Андреас вообще был силачом. Взобравшись на кучу камней, он посмотрел на деревню. Поблизости не было ни души. Он сидел на огромном валуне, обхватив руками колени. Отсюда хорошо была видна Липовая аллея. Добротный дом. Отец и мать считали для себя делом чести содержать его в порядке и сами занимались хозяйством. И хотя Линде-аллее не относилась к числу самых больших усадеб в округе, ее все же считали крупным поместьем.
      Гростенсхольм тоже хорошо выглядел. Но раньше, когда владельцами его были Таральд, Ирья и Лив, он был более величественным. Теперь же, когда он перешел в руки молодого Маттиаса, трудно было сказать, как все повернется, Маттиас был врачом - и только. Ему бы хорошего домоправителя...
      Маттиас тоже не был женат, хотя ему было за тридцать. Андреас улыбнулся. Ему было приятно думать о Маттиасе - об этом удивительном человеке. "Ему вообще не следует ни на ком жениться, - подумал он, - Маттиас всецело отдает себя людям. Женитьба связала бы его по рукам и ногам, не оставив времени на окружающих".
      Впрочем, это была эгоистическая мысль: Маттиас тоже имел право на личную жизнь. Хотя до сего времени он, казалось, не очень-то нуждался в ней.
      На опушке леса, неподалеку от пашни, Андреас заметил маленькую, жалкую избушку и подумал с дрожью, что там живет живодер. Ночной человек и его дочь. И тут как раз он увидел женскую фигуру, направляющуюся к сараю. Наконец-то он увидел Хильду! Он даже не думал, что сможет увидеть ее так близко! Она ведь никогда не появлялась среди людей, никто не был знаком с ней.
      Он помнил о ней с тех пор, как увидел мельком ее силуэт: это было несколько лет назад, белой летней ночью, на молодежном гулянье, на лесной поляне, где обычно плясали. Неподвижная фигура среди деревьев, на внушительном расстоянии от веселой, шумной толпы. Все видели лишь ее силуэт - силуэт дочери Ночного человека. Кто-то приблизился к ней, чтобы подразнить ее и выразить свое презрение, но она тут же исчезла в тени деревьев и больше уже не показывалась. И он вместе с остальными смеялся тогда над этой странной девушкой.
      И вот теперь он чувствовал укоры совести, теперь он был старше и понимал больше.
      Внизу, в свете пасмурного дня, перед ним лежала деревня. Церковь выглядела неважно. Священник заводил разговор о том, чтобы отремонтировать башню, но никто не хотел его слушать: крестьяне не желали раскошеливаться. Он различил крышу дома, в котором жили Калеб и Габриэлла. Своих детей, кроме мертворожденной дочери, у них не было, и они взяли на воспитание девочку Эли. И мало кто из родителей так радовался своим детям, как они - Эли, и теперь многие уже забыли, что это не их дочь. Маленькая, счастливая семья! Андреас улыбнулся. Калебу было тридцать шесть, Габриэлле - двадцать шесть, а Эли - шестнадцать: промежуток ровно в десять лет! И если бы их дочь была теперь жива, ей было бы шесть лет. Впрочем, это к лучшему, что она умерла: Калебу и Габриэлле было бы нелегко воспитывать злое существо из рода Людей Льда.
      Сам же Андреас был совершенно уверен в том, что у него будут нормальные дети и что ему, пожалуй, подошло время обзавестись ими...
      Прежде всего она должна быть хорошей хозяйкой. Впрочем, это не к спеху.
      Глубоко вздохнув, Андреас резко поднялся, так что хрустнули суставы пора было приниматься за работу, чтобы успеть все закончить к вечеру.
      Он работал без передышки. "Пропашу одну полоску, - думал он, - потом еще одну, потом еще..."
      Набухшее дождем небо стало темнеть над верхушками деревьев, когда он принялся распахивать последнюю узкую полоску между двумя валунами. Он хотел прихватить и ее, с виду она была такой соблазнительной, травы на ней почти не было.
      Плуг наткнулся на что-то мягкое. Андреас напрягся, но что-то мешало не камень, не корень дерева, а что-то более мягкое. Наклонившись, Андреас отбросил в сторону ком земли. Ком отвалился легко, словно тут недавно копали. Под ним виднелось что-то напоминающее ткань. Темное, толстое сермяжное сукно. Вырвав с корнем пучок травы, он увидел наполовину разложившееся лицо.
      Андреас отпрянул назад, почувствовав тяжесть в теле. Молниеносно вытащив из земли плуг, он поднял его над жуткой находкой и хлестнул коня. Добежав до края распаханного клина, он высвободил плуг, вскочил на коня и во весь опор, без седла, поскакал домой.
      Он хорошо понимал, что найденный им труп был захоронен не по-христиански. Время от времени грешников хоронили за кладбищенской оградой. Но это был явно не несчастный случай, да и чумы не было столько лет... Не оставалось никаких сомнений в том, что все было проделано тайно.
      Додумывать до конца эту мысль он не хотел, нужно было сначала посоветоваться с кем-то. Жаль, что нотариуса Дага Мейдена уже нет в живых! Теперь ему придется обратиться к судье, а это не слишком приятный человек. Впрочем, Калеб хорошо разбирается в правах и законах. Да, Калебу тоже надо сообщить об этом. Эта мысль успокоила Андреаса.
      Увидев, как он на полном скаку, словно сумасшедший, въехал во двор, все выбежали навстречу. Дед Аре, который в свои шестьдесят восемь лет был стройным, как юноша, отец Бранд, уравновешенный, широкоплечий, с седеющими волосами, мама Матильда, не худеющая с годами, все так же крепко сбитая, все они вопросительно установились на него, пока он слезал с коня.
      - Андреас, - сказал Бранд, - у тебя совершенно серое лицо. Что случилось?
      - Я обнаружил там, наверху, убитого человека в земле. Надо сейчас же сообщить об этом судье, чтобы он не смог обвинить нас в том, что мы слишком долго молчали.
      - Конечно! Я сейчас же пошлю за ним дворового мальчика!
      Судья жил в соседней деревне, это было недалеко, за холмом.
      - И к Калебу тоже, - сказал Андреас.
      - Хорошо, так и сделаем.
      Весть об этом тут же разнеслась по всей усадьбе. Люди побежали к лесу одни из любопытства, другие - из страха: все дворовые спешили туда, стараясь опередить друг друга.
      Андреас остановил эту толпу любопытных.
      - Не заходите на пашню, вы затопчете все, и тогда вам достанется от судьи! - крикнул он им. - Если хотите посмотреть, забирайтесь на кучу камней!
      Бранд и Аре осмотрели труп.
      - Фу, - сказал Бранд, - могу себе представить, как ты испугался, Андреас.
      - Взгляните на куски дерна, - глубокомысленно заметил Аре. - Как крепко они прилажены друг к другу! Это сделали еще весной!
      Дворовые подошли поближе и в страхе отпрянули, некоторые побежали прочь, лица у всех позеленели.
      - Кто бы это мог быть? - боязливо спросил конюх.
      - Похоже, что это женщина, - заметил Андреас. - Не пропадал ли кто-нибудь в округе?
      Об этом не слышали.
      Аре продолжал осматривать дерн, осторожно ощупывая кочки.
      - Взгляните сюда, - негромко произнес он, так что все напрягли слух. Видите, как дерн разделен на квадраты? Каждый квадрат точно прилажен к другому, не так ли?
      Увидев это, все закивали.
      - И это, бесспорно, сделано нынешней весной. А теперь посмотрим, что здесь!
      Глаза всех присутствующих устремились туда, куда он указывал: неподалеку от трупа лежали еще прямоугольные куски дерна.
      - Кто-нибудь сможет приподнять их?
      Никто не выразил желания.
      Один из стоящих ближе к лесу людей взволнованно воскликнул, указывая на что-то:
      - Здесь тоже есть следы квадратов, хозяин!
      Аре и Бранд подошли к нему. Человек оказался прав: в двух местах слабо виднелись следы квадратов.
      - Думаю, нам нужно дождаться судью, - решил Аре. - Кто-нибудь может сходить за Маттиасом?
      Все знали Маттиаса, доктора Мейдена. Две дворовые девушки побежали за ним, не в силах больше оставаться здесь.
      - И священника тоже позовите! - крикнул им вслед Бранд. Это было для девушек менее привлекательно. Остальным он пояснил:
      - Мы должны обезвредить это место, чтобы здесь не поселились злые духи.
      И тут большинство присутствующих женщин вдруг вспомнили, что у них может подгореть еда, что коровы ждут недоенные и так далее. Кое-кто из мужчин тоже удалился.
      Пришел Маттиас. Как всегда, приветливый, с добрыми глазами, он одним своим появлением подействовал на всех успокаивающе. Он не хотел ничего предпринимать, пока не приедет судья, однако заметил вслух:
      - Это женщина. Она уже не молодая, судя по седым волосам. Одежда из добротной сермяжной ткани.
      И тут он сделал то, на что не решались остальные: приподнял куски дерна рядом с головой женщины. Многие закрыли при этом лица руками, но потом стали украдкой смотреть между пальцев.
      Как все и думали, там был еще один мертвец. Тоже женщина, захороненная совсем недавно. Муравьи и другие насекомые поползли в стороны от ее почти нетронутого лица, когда подняли кусок дерна. Эта женщина была намного моложе. Она не была красавицей, на вид ей было за тридцать, волосы ее все еще лежали изящными волнами.
      Все стояли молча, глядя на оставшиеся участки, покрытые квадратами дерна.
      - Нет, - сказал Бранд, - пусть судья сам это сделает.
      Пришли люди из Гростенсхольма. А те, кто расположился на валунах, увидели наверху, на лесной поляне, одинокую женскую фигуру. Она стояла совершенно неподвижно, повернувшись к собравшимся.
      Живодера рядом с ней не было.
      - Темнеет, - сказал Аре, глядя на небо.
      - В это время года не бывает совсем темно, - заметил один из мужчин.
      - Да, но погода пасмурная.
      Судья и священник появились почти одновременно. Оба тяжело дышали. За ними небольшими группами подходили жители деревни.
      - Что здесь случилось? - ворчливо спросил судья. Он был, как большинство судей, из немцев и плохо говорил по-норвежски. Рослый и тучный, совершенно несимпатичный: маленькие свиные глазки, большой, вялый рот... Да еще глуп к тому же. Казалось, он видит вокруг себя только ненависть и сам ненавидит всех. Самой большой его страстью были деньги. Богатство и власть! Никаких других интересов в жизни он не имел.
      Андреас все объяснил. У судьи был такой вид, будто он ничего иного и не ожидал от норвежских крестьян. Священник же охал и был взволнован.
      - Не могли бы вы помолиться за души усопших и тем самым очистить место от злых духов, господин пастор? - спросил Бранд.
      - Мы ведь еще не знаем, кто эти женщины, - пожаловался священник. - Над грешницами я не читаю заупокойных молитв...
      - Если они грешницы, то тем более следует помолиться за них, - сухо заметил Аре. - Иисус не поворачивался спиной к грешникам.
      Недавно прибывший священник понял, что никто в деревне не смел перечить сыну Тенгеля из рода Людей Льда. Бросив на Аре колкий взгляд, он помолился о том, чтобы злые духи успокоились.
      Все вздохнули с облегчением.
      Судья произнес, воздев к небу глаза:
      - Иисус Христос! Не могло же это быть... - Он снова опустил голову. Нет, конечно, нет!
      Все слышали его слова. Калеб поднялся во весь рост, многие подошли ближе к нему.
      - Что вы имеете в виду? - строго спросил Бранд у судьи.
      - Нет, это невозможно.
      - Говорите же!
      - Поговаривают, что в горных ущельях вот уже два года бродит человеко-волк. У нас это называется оборотнем. Примерно год назад была растерзана одна женщина. А в лесу нашли трехногого волка...
      Молоденькая девушка зажала рукой рот и закричала:
      - А-а-а! Мама!
      - Оборотень? - сердито спросил Аре. - Вам не следовало бы пугать людей!
      - Нет, я сказал только, что это всего лишь слухи...
      Один из мужчин неторопливо произнес:
      - Однако все четыре непотребные могилы здесь. Разве покойники не женщины? Разве все произошло не здесь? Нападение на одиноких женщин при полной луне...
      Две девушки закричали. Кое-кто посмотрел на небо, стараясь определить, далеко ли до полнолуния, но луны не было видно. Остальные стали оглядываться, нет ли кого в лесу.
      - Трехногий волк? - сказал один из мужчин. - Почему же он трехногий?
      - А разве ты не знаешь? - огрызнулся судья. - Оборотень - это человек, превращающийся в волка при полной луне. И поскольку это человек, то у него нет хвоста. А это позор для волка, поэтому он и волочит одну ногу сзади, словно хвост, а сам бежит на трех ногах.
      - Уфф... - вырвалось у кого-то из собравшихся.
      Судья строго взглянул на всех.
      - Так что посматривайте за своими мужьями, женщины! Если кто-то собирается ночью из дому, зовите меня! Внимательно смотрите на их зубы! На них могут остаться лоскуты материи, а на лице - следы крови...
      Аре тихо вздохнул.
      - А женщинам в интересном положении следует сидеть по вечерам дома, продолжал судья. - До них оборотень особенно охочь.
      - Кончай болтовню, - прямолинейно заметил Андреас. - Такое может случиться у вас на родине, а в Норвегии оборотней нет!
      - А вот и есть! - вспылил судья. - У вас есть медведи, разрывающие на части женщин и детей. У нас же таких не водится.
      - В самом деле, - спокойно заявил Аре. - Еще во времена викингов бывали оборотни. Но мне кажется, нет необходимости толковать об этом, пока мы не узнали, кто эти женщины. И я думаю, что если это в самом деле оборотень, зачем ему тащить сюда незнакомых женщин?
      - В самом деле! - сказал другой мужчина. - А что произошло с Лизой Густава? С той, что отправилась прошлой осенью на работу? Она обещала написать домой, но от нее нет никаких известий. И она не вернулась к Рождеству, как обещала.
      - Она уехала вечером? - спросил судья.
      - Этого я не знаю. Можете спросить у Густава.
      - Разумеется, я спрошу, - угрожающе произнес судья.
      Темный и молчаливый лес стоял за их спинами. Все жались друг к другу, всем боязно было одиночества. Серое небо низко нависло над деревьями, а среди деревьев мог кто-то прятаться... Аре приказал зажечь факелы. Из Линде-аллее и из Гростенсхольма пришли люди с лопатами и начали осторожно копать.
      Присутствующие напряженно следили за происходящим, то и дело бросая многозначительные взгляды на одиноко стоящий посреди опушки домик.
      Судья тоже смотрел по сторонам.
      - Кто живет в этих местах? Чьи это владенья? - сердито крикнул он, нарушая вечернюю тишину. Ему ответил Маттиас:
      - Это Линде-аллее и Гростенсхольм. А еще избушка помощника палача. А выше, в лесу, ферма Клауса.
      - Клаус давно уже умер, - сказал священник. - И его Роза тоже.
      - Да, теперь там живет один Йеспер, после того как сестра его вышла замуж, - ответил Маттиас.
      - Есть здесь еще какое-нибудь жилье?
      - Поблизости ничего больше нет.
      - Гм...
      Судья пристально взглянул по очереди на Аре, Бранда и Андреаса из Линде-аллее и Маттиаса и Таральда из Гростенсхольма. Его взгляд остановился на Андреасе.
      - Вы, конечно, хорошо знаете этот участок, - с инквизиторской интонацией в голосе произнес он.
      - Да. Но если вы думаете, что я настолько глуп, что зарываю здесь покойников, тогда я не знаю, кто из нас глупее, - сухо ответил Андреас.
      Его ответ показался судье логичным.
      - У вас ведь есть родня еще в одном поместье, не так ли? В Элистранде. Этот Калеб, откуда он, собственно, родом?
      - Не думаю, что нам следует вмешивать его в это дело, - холодно произнес Андреас. - Это прекрасный человек, его все здесь уважают. Вы можете спросить, о чем вам нужно, его самого - он стоит позади вас.
      Судья быстро повернулся. Он не знал в лицо всех жителей округа и раньше никогда не встречался с Калебом. Увидев белокурого гиганта, он подался назад.
      А Андреас продолжал со скрытым раздражением в голосе:
      - Кстати, Калеб хорошо разбирается в законах. Он может вам помочь в этом деле.
      Судья проворчал что-то насчет дилетантов.
      - Напрасно, - сказал Андреас, - Калеб прошел школу у нотариуса Дага Мейдена и уже много лет заседает в Лагтинге*. [Лагтинг - окружной суд в Норвегии.]
      Судья прикусил язык и с этого момента старался помалкивать. Такого рода дела были для него необычны, и он, судя по всему, не прочь был перевалить все на плечи Маттиаса, Калеба и этих парней из Линде-аллее. Его властный голос звучал теперь как эхо их голосов, он повторял их слова, будто они принадлежали ему самому. Никому не понравился судья - самонадеянный и интересующийся лишь тем, чтобы выманивать у людей деньги.
      Из толпы, стоящей возле груды камней, послышался голос:
      - Здесь тоже что-то есть!
      Куски дерна осторожно приподняли. Здесь было трудно разглядеть, что находится под землей: захоронение было давним, тела начали оседать.
      - Уже слишком темно, - пожаловался Маттиас.
      - Да, уже совсем стемнело, - повторил, как эхо, судья. - Продолжим раскопки утром.
      - Да, - согласился Калеб. - Но на всякий случай снимем сейчас остаток дерна.
      Через час был снят дерн со всего участка, клином вдавшегося в лес. Всего было найдено четыре женских трупа, хотя почву исследовали во многих местах.
      Четыре трупа: один совсем свежий, другой лежал здесь с весны, остальные были прошлогодними - первый, возможно, лежал здесь с осени, второй - с самого лета.
      Кто они? Откуда они прибыли? Кто их убил? Какой смертью они умерли?
      Маттиас и Калеб стояли в толпе людей из Линде-аллее и обсуждали все это, когда судья потихоньку позвал их. Он стоял, наклонившись над женщиной, которую убили последней.
      Они подошли.
      - Взгляните сюда! - пробормотал он. - Что вы на это скажете?
      Смахнув землю с руки женщины, он поднял грязную веревку.
      - Она была привязана к ее руке, - пояснил он. Веревка оказалась длинной: он держал ее в вытянутой руке, но часть ее по-прежнему лежала на земле. Аре потрогал веревку.
      - Плетеная, - заметил он.
      - Из нескольких веревок, - угрюмо вставил судья. - Здесь девять тонких веревок! Уже за одно это следует привлечь кого-то к суду.
      Все подавленно молчали.
      - Не болтайте об этом, - предостерегающе произнес Аре. - Если об этом узнают, вся деревня будет в истерике. Хватит с нас здесь процессов над ведьмами! Уж лучше говорите им про вашего оборотня!
      - Но это неопровержимая улика! - запротестовал судья. - Ведь в прошлом году мы схватили в соседней деревней одну ведьму! Мы напали на след ведьмовства!
      - Хорошо, завтра утром мы расследуем все это. А пока следует держать язык за зубами, чтобы не будоражить людей. Выставим на ночь охрану, остальные же пусть отправляются по домам!
      Судья сжал зубы, но согласился.
      Была уже ночь, когда толпа спустилась в деревню. Йеспера не было среди собравшихся: его ферма находилась в такой лесной глуши, что он не мог видеть происходящего. Но всем было известно, что он закоренелый бабник.
      Ночной человек тоже не показывался.
      Люди разошлись по домам, чтобы наутро снова собраться. Но далеко не все легли спать. Темные тени сновали в ночи, никто не хотел думать о ведьмовской веревке, в голове у всех было совсем другое, все гадали об одном и том же, мысленно представляя себе свою жертву - Ночного человека. Теперь у них действительно был повод, чтобы расквитаться с ненавистным живодером. Кому, как не ему, становиться оборотнем?
      2
      Не стоило праздновать свое двадцатисемилетие. Лучше всего было забыть о своем возрасте.
      Ее пальцы перебирали лепестки цветков, взгляд был мечтательным.
      Годы пролетели незаметно, растаяли без следа. Когда-то она предавалась мечтам, тосковала, плакала одинокими ночами.
      Теперь она больше не плакала. Мечты были забыты.
      Вновь и вновь вспоминала она предсмертные слова матери: "Оставайся с отцом, Хильда! У него никого нет кроме тебя. Будь ему хорошей дочерью!"
      Хильда обещала ей сделать это и действительно так и сделала. Временами ей было трудно, потому что отец всегда бывал чем-то недоволен. Он никогда не замечал, как красиво она прибирает дом, не обращал внимания на ее каждодневный труд. А когда кончалось вино или водка, он осыпал ее бранными словами, упрекая в том, что она ленивая и нерасторопная дочь.
      А его бесконечное нытье по поводу всякого рода упреков и оскорблений изо дня в день! Что сказал тот или этот, как на него кто-то посмотрел... все это он перемалывал снова и снова. Он ворошил старые обиды, грыз и обсасывал их, как старую, высохшую кость. Изо дня в день одно и то же, лишь с новыми подробностями. И Хильда должна была выслушивать все это. Стоило ей вставить слово, как он приходил в ярость и дулся потом несколько дней, находя тысячу причин для придирок.
      Хильда стояла, погруженная в свои мысли. Обещание, данное матери, было для нее священным. Ей никогда не приходило в голову нарушить его. Но...
      Ее мысли обратились к прожитым годам - серым, похожим один на другой. Она горько усмехнулась. Однажды отца навестил собрат по профессии из Кристиании. Он тоже был помощником палача. Уже в возрасте, грязный и отвратительный на вид... Разве не думала она о нем одно время одинокими вечерами? Ведь он был живым существом, мужчиной, единственным, кого она видела на протяжении многих лет...
      Жили они очень бедно. У Хильды не было даже зеркала - не было даже оконной рамы, чтобы увидеть свое отражение. Все, чем она располагала, так это лужицей в лесу. Так что она даже не знала толком, как выглядит. В восемнадцатилетнем возрасте она пришла к выводу, что не слишком безобразна с виду... Теперь же эта лужица пересохла.
      Но волосы у нее были прекрасные, это она, конечно, видела. Золотисто-каштановые, ни разу не стриженные, они доходили ей до колен, когда она распускала их. Они мелко вились на лбу и на висках, спадая волнами вниз.
      Мысли ее струились неторопливым потоком... В другой раз - ах, это было так давно! - она стояла и смотрела, как молодежь танцует на лесной поляне, и на сердце у нее было так тяжело. На обратном пути ее нагнал какой-то парень. Он попросил ее присесть с ним на росистую траву, чтобы поболтать. Хильда не поверила своим ушам: кто-то хотел - или, по крайней мере, говорил, что хотел - поговорить с ней! Парень этот не был особенно привлекательным: конопатый, с отвратительной белесой бородкой. Но она сделала то, о чем он ее просил - села на траву поболтать с ним. Ей нечего было сказать ему, все слова ее давно иссякли. Но тут его рука обвилась вокруг ее талии, лицо его приблизилось к ее лицу. "Ты ничего не имеешь против - а? - прошептал он. Ведь если ты закричишь, меня обнаружат и выставят на посмешище перед всей деревней!" Хильда закрыла глаза и вздохнула. "Все-таки я не так одинока!" подумала она. И тут она вскочила и бросилась бежать со слезами унижения и безнадежности на глазах.
      Она очнулась от своих воспоминаний. В прошлую ночь что-то происходило на просеке возле Липовой аллеи. Сбежалось столько людей! Похоже, они что-то там нашли. Они всю ночь жгли там костер.
      Но ей не полагалось спускаться туда. Она стояла в отдалении.
      Когда мать была жива, она общалась с людьми, разговаривала с ними. Теперь же она не может себе этого позволить. Теперь она потеряла дар речи. Она больше не разговаривала с отцом, не сомневаясь в своем предназначении жить ради него. Она с ним больше не спорила. Был он ворчлив или зол, - а это бывало чаще всего, - она молчала.
      Хильда понимала, что тупеет, теряет себя, но что она могла поделать? Лишь кот и другие животные слышали ее голос - они слышали, сколько в нем любви, несмотря на ворчливость, продиктованную недостатком воспитания и нежеланием привязываться к кому-либо.
      Андреас не знал, насколько серьезно был ранен помощник палача: в нем еще теплилась жизнь. Время от времени от повозки слышался жалобный стон. Въехав на небольшой двор, расположенный посреди лесной поляны, он удивился, увидев, как там все чисто и благоустроено. Бедность? Да, но все было в таком порядке! Нигде не валялось ни досок, ни палок, в крошечном палисаднике росли цветы, на дверном косяке сидел кот, придавая дому ухоженный вид.
      Он постучал.
      Никто не ответил. Внутри была мертвая тишина.
      Немного подождав, Андреас крикнул:
      - Я - Андреас Линд из рода Людей Льда, из Линде-аллее. Я привез Юля Ночного человека, он тяжело ранен.
      И тут же послышались неуклюжие шаги по полу, дверь рывком открылась - и снова послышались неуклюжие шаги.
      Он осторожно приподнял раненого, который при этом громко закричал, снял его с повозки, внес в маленькую, темную комнату и положил на кровать.
      Он слышал, как кто-то испуганно дышал в темноте.
      Андреас огляделся по сторонам. Вокруг была чистота и порядок. На деревянных гвоздях висела женская одежда - и тут он понял, что положил его на ее постель.
      - Хильда дочь Юля, - сказал он. - Вы не против того, что я положил вашего отца в эту комнату?
      Дверь медленно отворилась. Хильда стояла в проеме, прижав к лицу косынку, так что видны были только ее глаза.
      Он никогда не видел вблизи дочери палача и растерялся. Она была выше, чем он думал, ростом с Маттиаса, как ему показалось. Ее лицо - та его часть, которая была видна, - и одежда были очень привлекательны. От нее пахло чистотой. А волосы! Они стояли пушистым облаком вокруг головы и были заплетены в косу, свисающую ниже спины. Он никогда не видел таких длинных и густых волос.
      Удивление Андреаса росло. Она жила здесь и творила вокруг себя красоту - и никто этого не видел. Сюда не заглядывал никто уже целых пятнадцать лет, если не считать ее малоприятного отца, общество которого вряд ли могло доставить удовольствие.
      "В этой женщине, несмотря на ее мрачность, таится удивительная сила!" подумал он.
      - Помоги мне перенести его, - сказал он как можно более дружелюбно, видя ее смущение и замешательство.
      Без единого слова она взяла отца за ноги, и они вдвоем внесли его в маленькую комнату, в которой невозможно было повернуться.
      Хильда украдкой посматривала на Андреаса.
      Однажды она взобралась на вершину холма, это было много лет назад. Она стояла и смотрела вниз, перед ней расстилался вид до самого фьорда: равнины и холмы, покрытие голубоватой дымкой. И она почувствовала внутри сосущую пустоту, стремление к сему-то недостижимому. Теперь она испытывала то же самое. "Помоги мне перенести его!" - сказал он. Сказал ей! А нет ли в этих словах отвращения или презрения? "Помоги мне перенести его".
      Он заговорил с ней!
      Андреас был первым привлекательным мужчиной, которого она увидела. Воспитанный, с мягким голосом и приятными манерами. При ее неразвитом вкусе он казался ей каким-то чудом. Впрочем, Андреас Линд из рода Людей Льда был недурен собой, хотя во внешности его не было ничего особенного. Он был крепок, как отец и дед, высок, широк в плечах, с мужественным, добродушным лицом. Волосы и брови у него были темные, улыбка открытая и располагающая.
      Хильда хорошо понимала, кто она такая.
      Он что-то сказал ей о неровно лежащем одеяле, и она торопливо нагнулась к раненому.
      И тут вошел Маттиас.
      Хильда остолбенела, в панике глядя на них обоих. Косынка снова закрыла ее лицо.
      - Это доктор, - пояснил Андреас. - Маттиас Мейден. Я послал за ним, он мой родственник.
      В полном замешательстве она опустила голову. Лицо ее, спрятанное от посторонних глаз, было красиво. Не слишком юное, но с правильными, почти классическими чертами. Она была совершенно непохожа на отца.
      Маттиас поздоровался с ней так любезно, что она, не раздумывая, сделала реверанс, а затем склонился над Юлем Ночным человеком. Хильда тем временем принесла миску с теплой водой и принялась протирать лицо отца чистым лоскутком.
      Время от времени она бросала на обоих испуганные взгляды, словно ожидая, что вот-вот на нее прольется холодный душ бранных слов.
      Маттиас дружелюбно улыбался ей - и ни у кого не было такой успокаивающей улыбки, как у него. Оба они видели, как постепенно расслабляются ее плечи, как исчезают настороженность и напряженность.
      Палач пришел в сознание и со стоном, перекосив рот и сквозь зубы, произнес:
      - Перестань царапать мне лицо, чертова девка!
      И снова потерял сознание.
      Она прикусила губу, глядя на страшное, искаженное болью лицо отца.
      - Он выживет, - сказал Маттиас. Хильда вопросительно взглянула на него.
      - Вряд ли он виновен, - сказал Андреас, глядя на раненого. - Могу представить себе, что он вытерпел! Все сваливают вину за трупы на него.
      Она посмотрела в окно, откуда был виден распаханный участок.
      - Да, это там, - сказал Маттиас. - Ты знаешь об этом?
      Она покачала головой.
      - Разве твои друзья не рассказывали тебе? Четыре мертвых женщины.
      - Друзья? - произнесла она без всякого выражения.
      Андреас и Маттиас переглянулись. У дочери палача не было друзей.
      - Четыре женщины? - удивленно спросила она, уже заметно успокоившись, видя, что ее не оскорбляют. Но она, судя по напряженному взгляду, по-прежнему была настороже, словно улитка, готовая при первой же опасности спрятаться в свою раковину.
      Она чувствовала, что голос ее словно заржавел, непривычный к разговору, и нервничала.
      - Да, четыре женщины, - повторил Андреас. - Они убиты. Ты ничего не знаешь об этом? Ты ничего не слышала, ничего не видела весной или прошлой осенью?
      Она задумалась, и, ожидая ответа, они смогли получше рассмотреть ее. У нее были красивые, немного печальные, мечтательные глаза. Это произвело на них неожиданно сильное впечатление. Весь ее облик был таким привлекательным: аккуратная, красивая, статная.
      - Не-е-ет, - неуверенно произнесла она.
      - Если ты что-нибудь узнаешь, сообщи нам, - сказал Маттиас.
      Она кивнула, снова вспомнив о своем собственном положении, и покраснела. И опять стала молчаливой, словно извиняясь за то, что осмелилась с ними заговорить.
      Маттиас сделал для Юля Ночного человека все, что было в его силах.
      - Лучше всего будет, если мы скажем, что твой отец при смерти, - сказал Маттиас. - Люди сейчас возбуждены, им нужен козел отпущения. Но эта весть отрезвит их. Те, кто напал на него, будут испытывать угрызения совести. Но на всякий случай держи дверь на запоре в ближайшие дни! И... - он замялся, тебе не следует выходить из дома в темноте!
      Увидев, что они собираются уходить, она испуганно взглянула на них и тихо, почти шепотом, произнесла:
      - Вы не должны гнушаться угощеньем... у меня есть печенье и медовый квас. Я сейчас...
      Они заметили, что говорит она складно. А она уже сновала, как челнок, между кухней и кладовкой.
      Они переглянулись. Оба были достаточно понятливы, чтобы принять угощение, хотя им нужно было торопиться.
      А Хильда так суетилась, так старалась! Но в глазах ее застыла настороженность и нерешительность. Она достала чашку, принесла деревянное блюдо, полное искусно сделанных печений.
      "Боже мой! - подумал Маттиас. - Это предназначалось для Рождества! Как сделано! И никто не съел их! Никто этого даже не видел!"
      Она пригласила их сесть на пеньки, служившие в доме стульями. Сама же она стала сзади, озабоченно соображая, все ли принесла. Она не могла спокойно устоять на месте: то и дело уходила и ставила что-то на стол, поближе пододвигала блюдо, принесла вазу с цветами...
      Печенья были твердыми, как камень. Но они тактично опускали их в медовый квас и расхваливали. Хильда отворачивала лицо, но они видели ее сияющие радостью глаза. Впихнув в себя пару твердокаменных печений, они поблагодарили ее.
      - Мы придем завтра утром, - пообещал Маттиас. - Посмотрим, как чувствует себя твой отец.
      Они кивнула, вытащила тощий кошелек, чтобы заплатить доктору, но он, улыбаясь, покачал головой.
      - Об этом мы поговорим потом, нам придется много раз приходить сюда, прежде чем твой отец выздоровеет. Прощай, Хильда дочь Юля, спасибо за угощение!
      Оба молча спускались с холма, погруженные в свои мысли. И если бы кто-то из них оглянулся, то увидел бы, что Хильда стоит на крыльце, глядя им вслед.
      - Как мало мы знаем о своих ближайших соседях, - сказал Андреас.
      - Да, - ответил Маттиас. - Весьма тактично с твоей стороны, что ты не намекнул на оборотня...
      Когда они исчезли из виду, Хильда снова вернулась в дом. Она удивленно осматривалась по сторонам. Ей казалось, что в доме появилось что-то новое. Вот здесь они сидели. Теперь это место будет иметь для нее особый смысл. Она прикоснулась рукой к балкам, подпиравшим стену, которых касались их плечи. Они прикасались руками к этому блюду - на дереве еще осталось тепло их рук. А здесь он стоял, склонившись над ее отцом. Он сказал, что подвернулось одеяло, и они вместе расправили его. Он видел эти цветы на столе. Жаль, что цветов так мало... К утру она должна... Утром они придут! Или придет один доктор? Тот, у кого ласковые глаза. Возможно, другого завтра не будет - у крестьянина ведь нет времени на такие прогулки.
      Хильда посмотрела на отца, который по-прежнему спал или был без сознания. Потом она снова вышла из дома и стала смотреть на Липовую аллею.
      По дороге домой Андреас и Маттиас встретили Бранда.
      - Отец собрал всю родню, - сказал он. - Он хочет поговорить с нами. Так что тебе придется пойти в Линде-аллее, Маттиас.
      Вся норвежская родня собралась в гостиной Бранда и Матильды. Матильда напекла ячменных лепешек и подала их со сливками. Оба молодых человека со вздохом переглянулись: рождественские печенья Хильды комом лежали в животе.
      Аре глубоко вздохнул - седобородый, патриархальный, властный - и начал:
      - Найденные трупы поставили нас в трудное положение. Мне хотелось бы обсудить это с вами, пока за нас не взялся судья. Вам хорошо известно, как все мы уязвимы, когда дело касается колдовства. Поэтому мы хорошо должны представлять себе, из чего нам следует исходить и кто из нас абсолютно вне подозрений.
      - Но, отец, - запротестовал Бранд, - ты ведь никого из нас не подозреваешь? Ты ведь не веришь в оборотня?
      - Конечно, нет! Но над всеми нами навис топор, и мы должны защищаться. Тому же, на кого в первую очередь могут пасть подозрения, мы все должны оказать поддержку. Сейчас и в дальнейшем. Эта ведьмовская веревка очень тревожит меня.
      Все согласились. Эли, живая и подвижная шестнадцатилетняя девушка, вопросительно посмотрела на свою приемную мать Габриэллу, желая узнать, не хочет ли она еще ячменных лепешек. Габриэлла рассеянно кивнула. Калеб же строго посмотрел на Эли, которая была чересчур прыткой, но выговаривать ей не стал. И он, и Эли стояли вне подозрений, так же как Ирья и Матильда. Но все четверо были солидарны со своими близкими.
      - Мы должны перебрать всех Людей Льда, - решительно заявил Аре, одного за другим. Прежде всего мы должны исключить Сесилию, Танкреда и его маленькую дочь Лене, не так ли?
      - Да, - сказала Габриэлла. - А также Микаела сына Тарье.
      - Само собой разумеется, - ответил Аре, у которого всегда затуманивался взор, когда речь шла о Микаеле. - На мой взгляд, речь может идти только обо мне, Бранде и Андреасе. Впрочем, Андреас исключается, поскольку он сам нашел убитых и был совершенно потрясен этим. Лично я никогда не видел его таким взволнованным.
      - Да, - согласились все, - его следует исключить.
      - Хорошо. Со стороны Лив это будет сама Лив, Таральд, Маттиас и Габриэлла. Никого не забыли?
      Нет, никого не забыли. Потомки Тенгеля и Силье были наперечет, один к одному.
      - Но что же это может быть за колдовство? - спросил Калеб. - Девять переплетенных веревок - что это означает?
      Аре улыбнулся.
      - Да, нам не мешало бы теперь посоветоваться с кем-нибудь из "меченых". Но "меченых" среди нас нет. Единственно, у кого были какие-то сверхъестественные способности, так это у Сесилии - она могла передавать на расстояние мысли. Но она теперь в Дании и вряд ли плетет там ведьмовские веревки. Да и Маттиас, владеющий колдовскими снадобьями Людей Льда, вряд ли он будет этим заниматься, не так ли?
      - Конечно, нет, - ответил Маттиас. - Я делаю только то, что требуется в медицине. Веревки мне ни к чему.
      - Думаю, ты забыл кое-кого, дорогой брат, - мягко заметила Лив. Она была еще статной и моложавой, несмотря на семьдесят один год. - Ты забываешь о том, что я кое-что умею, хотя я постоянно подавляла в себе всякое злое начало.
      - Ты? - удивленно спросил Аре.
      - Не следует забывать, что я видела семь поколений несчастных "меченых" из рода Людей Льда, - печально произнесла она.
      - Семь? Не может быть! - воскликнул Маттиас.
      - Но это так. Я помню ведьму Ханну. Правда, мне было тогда всего три года, но я помню ее. О, Господи, как хорошо я помню ее! Кто видел ее хоть раз, тот никогда этого не забудет! В долине Людей Льда жила другая ведьма из того же поколения, что и Ханна, - как видите в одном поколении может рождаться несколько "меченых". Я никогда не встречала ее, но ее знала моя мать Силье. Я знала Гримара, телохранителя Ханны, принадлежащего к следующему поколению. Это уже двое. Затем мой любимый отец Тенгель Добрый. В моем собственном поколении "меченой" была моя кузина Суль, которая была для меня больше, чем сестрой. Я считала Тронда жизнерадостным и открытым юношей, не подозревая о том, что он "меченый", как это выяснилось потом, - голос Лив был печален, - а Колгрима мы все знали. В трагические истории рода Людей Льда никто не вызывает у меня такой горечи, как Колгрим. Мы с Аре были единственными, кто видел маленькую "меченую" дочь Габриэллы...
      После некоторой паузы она продолжала:
      - Я училась тайком. У своего отца. Но больше - у своей любимой сестры Суль. Она была необузданной и несчастной, но радость жизни переполняла ее. И она любила демонстрировать то, на что была способна. Так что я многое узнала о ведьмовском искусстве, хотя мне никогда не приходилось заниматься этим на практике.
      - Так что же означают эти веревки? - тихо спросила Ирья.
      - Ах, да, - улыбнулась Лив. - Они не имеют отношения к смерти или насилию. Их свивают так, когда хотят, чтобы у соседской коровы пропало молоко. Лично я считаю такого рода ведьмовство совершенно бессмысленным. Суль никогда не одобряла этого.
      - Тогда почему на руке мертвой женщины оказалась эта веревка? - спросил Таральд.
      - Не знаю. Возможно, это должно было стать доказательством того, что женщина ведьма или, во всяком случае, имеет склонность к этому. А у других мертвецов ничего такого не было?
      - Судья обнаружил кое-что у той, на которую Андреас наткнулся в первый раз. У той, что лежала почти на поверхности, - сказал Аре. - Возле нее лежала белая косынка, в которую была завязана горсть земли.
      Лив улыбнулась:
      - Возможно, кладбищенской земли. Это еще более невинное колдовское средство. Его кладут в постель к любимому и ложатся, естественно, сами рядом - и тогда любовь не знает границ.
      - Суль верила в это? - спросила Габриэлла.
      - Она делала это ради потехи, ложась с кем-нибудь в постель. Но верила ли она в это?.. Об этом она никогда не говорила. Нет, все, что касается ведьмовства, целиком зависит от личности самих ведьм. Если бы я попробовала сделать что-нибудь в этом роде, у меня ничего бы не получилось. Но то, что могла проделывать Суль, не зависело от внешних параметров. У нее были врожденные способности к этому. Одним волевым усилием она могла делать невероятные вещи, мы с Аре сами видели это.
      - У всех "меченых" из рода Людей Льда тоже были такие способности? спросил Калеб.
      - В той или иной степени. Иногда наследственность проявлялась только в злых поступках, иногда бывала скрыта, как у Тронда... Ханна и Суль, напротив, обладали грозной сверхъестественной силой. Возможно, мой отец тоже, только он не хотел этим пользоваться.
      - Подождите-ка, - сказала Габриэлла. - Бабушка сказала, что все это может быть скрыто...
      Лив кивнула, и Аре продолжил ее мысль:
      - Вот именно, ты как раз попала в точку. Этого я как раз и боюсь: что среди нас может быть кто-то, обладающий злой силой, о существовании которой никто не знает.
      - А я так не думаю! - вырвалось у Ирьи.
      - Да, это слишком невероятно! Вот поэтому я и собрал всех, чтобы рассмотреть возможные варианты.
      - Во-первых, это немыслимо, чтобы мама и дядя Аре прожили семьдесят лет и никто ничего не заметил! - возмущенно произнес Таральд.
      Все согласились с ним.
      - Благодарю вас, - улыбнулся Аре. - Тогда остаются Бранд, Таральд, Маттиас и Габриэлла.
      - В таком случае я прошу исключить Габриэллу, - сказал Калеб. - Она с утра до вечера занята в нашем детском приюте, а ночью просто валится с ног от усталости. Насколько мне известно, она в течение последнего года вообще не выходила из дома.
      - Даже не выбиралась в Линде-аллее и в Гростенсхольм?
      - Кто, Габриэлла? Никто в мире так не боится темноты, как она! Мне иногда приходится сопровождать ее в уборную.
      - А я знаю одного, кто каждый вечер засыпает, сидя на стуле, - сказала Ирья. - Так что мне приходится чуть ли не трубить в рог, чтобы разбудить его и отправить в постель.
      Все улыбнулись. Всем было известно, что с Таральдом разыгрывается каждый вечер настоящая драма, хотя он сам и не пьяница. Из всех Людей Льда Таральд был самого слабого сложения. И если большинство Людей Льда были сильными личностями - в плохом или хорошем смысле, - то у него характер был слабым и посредственным, что позволяло Ирье командовать им. Никто не мог отрицать, что он милый и доброжелательный, хороший семьянин, но в жизни он не мог принимать ответственных решений, страдал непостоянством и имел склонность выбирать самый легкий путь, не заботясь о последствиях.
      Лив озабоченно посмотрел на сына. Если кого в родне и можно было подозревать в совершении этих мерзких убийств, так это Таральда. Но за его спиной стояла Ирья, а она была справедливой, как никто, - и если бы она подозревала своего мужа, она помогла бы ему, но другим способом: заставила бы его осознать зло, которое он совершил, объяснить причины этого, ответить за содеянное. И только после этого она боролась бы, как зверь, за его оправдание. Но даже учитывая бесхарактерность Таральда, Лив не могла себе представить его убийцей этих женщин. Нет, она не могла себе это представить! И она была уверена в том, что остальные тоже не подозревают его. Одно только то, что Ирья хорошо к нему относилась, оправдывало его. А если Таральд оборотень? Еще менее вероятно!
      Она часто изучала обоих своих детей. Сесилия - с сильным характером, настоящий потомок Людей Льда. Таральд же, в чем она нередко убеждалась, пошел в своего деда, в бесталанного Йеппе Марсвина, соблазнившего молодую Шарлотту Мейден и бросившего ее.
      - Я могу поручиться за Бранда, - со смущенной улыбкой произнесла Матильда. - Я ведь их тех, кто постоянно хочет быть в курсе дела относительно своих близких. Так что я не могу представить себе, как он уходит из дому и убивает женщин...
      - Да, в особенности с тех пор, как он впервые познакомился с ними, вставил Андреас. - Мне кажется, что четыре женщины оказались в этом месте не случайно.
      - Если только они не ведьмы, - заметил Калеб, - которые имеют обыкновение собираться в таких местах.
      - Нет, вы только посмотрите, что получается, - сказал Маттиас. - Вы оправдываете одного за другим. Кто же остается? Разумеется, я! Это что, заговор?
      Все засмеялись.
      Маттиас в роли злодея? Нет, это было просто немыслимо! Таких милых, дружелюбных и безобидных оборотней не бывает!
      Вошла служанка.
      - Пришел судья, - сказала она, испуганно глядя на собравшихся.
      Его пригласили войти.
      - Весь клан в сборе, я вижу. Прекрасно, мне не придется ходить за каждым в отдельности.
      - Что нового? - спросил Аре.
      - Ясно лишь то, что все это связано с колдовством.
      - Сомневаюсь, - сказала Лив.
      - Зачем же тогда у них были эти веревки?
      - Вот и я себя спрашиваю: зачем? Для этого нет никаких причин. Если бы они действительно были ведьмами, у них к волосам была бы привязана веревка, сплетенная из трех частей. Ведьмы используют именно такую веревку. Они утверждают, что это сам Сатана привязывает их во время посещения ими Блоксберга.
      Судья уставился на нее. Потом выдал на одном дыхании:
      - Именно такие веревки и были у них! У всех до одной! Словно все они следовали определенной моде!
      Затаив дыхание, Лив сказала:
      - Значит, это были ведьмы? Тогда дело принимает совершенно иной оборот.
      Все поняли, что она имеет в виду: в этом случае в деле мог быть замешан кто-то из потомков Людей Льда. Ведь ни один "меченый" не мог противостоять соблазну сближения с ведьмами. Разве что Тенгель Добрый, но это был единственный случай...
      Лив посмотрела на сидевших рядом. Аре? Нет! Ничто не было ему так чуждо, как сверхъестественное. Кто-нибудь из посторонних, вступивших с ними в брак? Эли? Этот брошенный всеми ребенок, нашедший пристанище у Габриэллы и Калеба? Да она боялась собственной тени!
      Ирья? О, нет, Лив знала свою невестку как самую себя. Матильду она не знала так хорошо, но эта упитанная крестьянская жена была настолько земной, что даже ее мужу Бранду временами было до нее далеко.
      Судья строго посмотрел на них.
      - Всем известно, что среди вашей родни всегда встречались странные наклонности. Так что в глубине души у меня нет сомнений: за всем этим стоит кто-то из вас! И я должен найти, кто именно!
      Лив встала.
      - Нет, - сказала она, - нет, нет и еще раз нет! До того, как вы пришли, господин судья, мы как раз обсуждали это, хорошо зная, что в нашей родне встречаются наклонности, которых нет у других людей. Но ни у кого из присутствующих их нет. И, что более важно: никто из нас не мог этого сделать, ни у кого не было такой возможности. Вы можете расспрашивать нас столько, сколько сочтете нужным, и вы скоро убедитесь в том, что каждый из нас постоянно на виду у остальных. Ведь речь идет не о том, чтобы сбегать куда-то в лес и пристукнуть первую попавшуюся женщину. Там, наверху, не проходит ни одной дороги. Так что нужно сначала познакомиться с этими женщинами. И человек - это вовсе не оборотень, безжалостно убивающий всех подряд при полной луне. Все разговоры про оборотня - это просто детские суеверия. И кто-нибудь из нас водил какие-нибудь знакомства с женщинами, как вы думаете?
      - В этом мы еще разберемся, баронесса, - свирепо произнес судья.
      - Разбирайтесь, - сказала Лив, садясь на свое место.
      Маттиас многозначительно кашлянул.
      - Извините, - произнес он, устремив свой ангельский взор на судью. Как врачу, мне пришлось более подробно осмотреть умерших. Можно мне сказать, как они были убиты?
      - Нашел время, нечего сказать! - фыркнул судья. - Это же были ведьмы! Таких нужно сжигать как можно скорее. И это уже сделано!
      - О, святая простота! - простонал Андреас, и судья бросил на него свирепый взгляд.
      - Это и так известно, что они умерли не своей смертью, - проворчал он. - У них большие порезы на теле, разорвана одежда. Какой-то колдун или призрак лишил их жизни, так что нечего об этом говорить!
      Бранд был в ярости.
      - Прежде чем утверждать, что это сделал кто-то из нас, вам не мешало бы присмотреться к другим!
      В семье знали характер Бранда, знали его вспыльчивость. Судья выводил его из себя, он не мог больше выносить этого человека. Судья поднимал руку на близких Бранда, а это невозможно было стерпеть.
      - Я никого не забыл, - начальственным тоном произнес судья, - в том числе и Юля Ночного человека, и Йеспера. Сын Клауса находится у меня под наблюдением.
      - Юля Ночного человека убили прошлой ночью, на него напала толпа, пояснил Маттиас. - Так что вам придется расследовать еще одно убийство.
      Судья невнятно пробормотал что-то и начал перекрестный допрос.
      Через полчаса он в ярости покинул усадьбу. Он так и не смог усмотреть ни одного изъяна в доказательстве их невиновности.
      Когда он ушел, все пришли к единому мнению о том, что он идиот.
      - Ну и вопросы он задавал нам! - сказал Андреас. - Даже я сделал бы это лучше!
      - Да, - ответил Аре, - я так и думал: этот человек не имеет ни малейшего понятия о том, о чем говорит. Если бы он явился со всей своей свирепостью к Юлю Ночному человеку или к Йесперу, вряд ли он унес бы ноги! Но стоит нам немного потрепать этого лоботряса, как мы тут же окажемся на виселице - все вместе! А ну-ка попробуй, Андреас, ты достаточно умен для этого!
      - Спасибо, - улыбнулся Андреас. - Ты льстишь мне. Я начну прямо сейчас. Где ты был, дедушка, когда убили этих женщин?
      - Что? Ты уже научился у судьи задавать глупые вопросы? - засмеялся Аре. - Пусть мне помогает Калеб, он ведь разбирается в правах и законах.
      - С удовольствием, - ответил Калеб.
      - Прекрасно, - сказал Аре. - В таком случае, как мне кажется, нужно поспешить к Йесперу, пока туда не нагрянул судья. Бранд, ты поедешь с нами, ведь Йеспер твой старый друг.
      Бранд пообещал. Все разошлись - и многим хотелось, чтобы среди них были сейчас Сесилия и Александр: они наверняка помогли бы уладить эту неожиданную ситуацию.
      3
      Время от времени Йеспер работал в Гростенсхольме конюхом. А вообще-то он кормился со своего крошечного участка земли, а также корчевал лес, дробил камни. На деньги, заработанные у Таральда, он купил теленка и жеребенка, которые выросли и принесли ему большую пользу. Корова дала Йесперу трех телок, так что он стал зажиточным.
      Но жениться он так и не надумал.
      Вечером на его лесную ферму явилась целая компания: Андреас, Бранд, Калеб и Маттиас.
      Йеспер был на пашне и, увидев их, радостно помахал им рукой. При виде плуга, взрыхляющего землю, у Андреаса появились неприятные ассоциации, и он чуть было не крикнул: "Не наткнись на труп!"
      - Бранд, дружище! - воскликнул Йеспер, направляясь к ним. - И мальчонка с тобой, и доктор! И господин Калеб! О, Господи!
      Андреаса немного покоробило то, что его назвали "мальчонкой".
      - А ты, Бранд, поседел, - бестактно брякнул Йеспер, не задумываясь над тем, что возраст оставил на нем самом более глубокий след.
      Он пригласил их в дом, где повсюду царил холостяцкий беспорядок и была ужасающая вонь. У Андреаса появилось желание взяться за навозные вилы.
      - Тебе не мешало бы привести в дом хозяйку, Йеспер.
      - Э-э, тогда уже не погуляешь с девушками!
      Отодвинув в сторону ворох грязного белья и всякого хлама, они сели.
      - Йеспер, ты слушал, что нашел вчера Андреас?
      Голубые глаза Йеспера невинно смотрели из-под белесых ресниц.
      - Нет, не слышал. А что?
      - Я обнаружил четырех убитых женщин, закопанных неподалеку. Сюда скоро явится судья, чтобы спросить, не ты ли это сделал. Ты что-нибудь знаешь об этом?
      Йеспер уставился на них, разинув рот, потом сердито выпалил:
      - Вы что? Стану я убивать баб? К чему мне это?
      - Возможно, судья подумает, что они не послушались тебя и ты пришел в ярость...
      - Не послушались меня? - с величайшим презрением фыркнул Йеспер. - Мне не приходится уговаривать баб - и никогда не приходилось!
      - Ну-ну, - добродушно заметил Бранд. - Ты ведь уже не такой неотразимый, как прежде!
      В действительности же от прежнего шарма Йеспера почти ничего не осталось. Он подрезал себе бороду овечьими ножницами, концы ее были неровные. Два зуба сказали "прощай" своему хозяину, одежда была давно не стирана.
      - Да, это правда, девки валят сюда уже не так, как прежде, - недовольно усмехнулся он, - но убивать кого-то - нет! Этого я не делал! Не сойти мне с этого места!
      - Мы это знаем. Но судья - дурак, уцепился за одну версию и подгоняет под нее все, - сказал Калеб. - Не давай ему наседать на тебя, Йеспер. Я разбираюсь в правах и законах и прослежу за тем, чтобы он не подставил тебя. Попроси его, чтобы он разрешил тебе сначала переговорить со мной - он не может отказать тебе в этом.
      Йеспер хотел принести угощение, но они поблагодарили и сказали, что спешат и что только что поели. И это было на самом деле так.
      Прежде чем уйти, Бранд дал Йесперу наказ:
      - Ты должен жениться, дружище. Сколько вокруг старых дев и вдов, скучающих без мужчин!
      - Старых дев и вдов? Это залежалый товар, мне нужно что-нибудь посвежее!
      - Хорошо, если девушки тоже так думают. Ты же не будешь вечно молодым. А зрелые женщины намного лучше, попробуй разок!
      Йеспер растерянно посмотрел по сторонам.
      - А это не так уж и глупо, правда. И мне не придется обивать пороги у служанок. Вокруг столько молодых парней, двадцатилетних молокососов, не знающих, с какого конца подходить к девушкам. Но предпочтение отдают им, вот что обидно! - Свесив голову, он задумался. - Я знаю одну такую... Думаешь, мне надо подкатиться к ней?
      - Я думаю, что девушкам нравится ухаживание, а не только предложение переспать ночь, - сказал Бранд. - Если одна откажет, найдутся другие.
      - Ты, что, никогда не был влюблен? - поинтересовался Калеб.
      Йеспер выкатил на него глаза.
      - Я без конца влюбляюсь! В первую встречную!
      Все улыбнулись.
      - Кстати, - сказал Маттиас, игриво посматривая на это эротическое чудовище, - за то время, что ты валялся в постели с бабами, ты не наделал себе детей?
      - Еще чего! - заносчиво произнес Йеспер. - Моему любимому отцу ваша Суль дала хороший рецепт: смешать кое-какие травки - и ничего не будет!
      - Этим рецептом пользовались во многих семьях, где есть дети, - сказал Маттиас. - Я знаю одну крестьянскую жену, которая ждет восемнадцатого ребенка!
      - Но этот, возможно, будет последним?
      - Согласно законам природы, да. Если выживет мать.
      - Тебе нужно завязать узлом член, - сурово заметил Андреас.
      Улыбнувшись, Маттиас снова обратился к Йесперу:
      - Но если у тебя будет жена, ты отложишь на время травки? Подумай, как обрадовалась бы твоя мать Роза, став бабушкой!
      Глаза Йеспера наполнились слезами.
      - Да, в самом деле, - сказал он, - она видела старшего ребенка моей сестры. О, как она радовалась малышу!
      Маттиас уже пожалел о том, что затуманил голову этому простофиле.
      - Представь себе, как твоя мать Роза и твой отец Клаус смотрят на тебя с неба и говорят: "Видишь этих прекрасных малышей, Роза, которых народил Йеспер?" "Да, я всегда говорила тебе, что наш мальчик добьется своего!"
      Йеспер неуверенно улыбнулся. Они ушли, оставив ему пищу для размышлений. Оглянувшись назад, они увидели его стоящим возле дома и смотрящим в небо.
      - Приходи на несколько дней в Гростенсхольм! - крикнул ему Маттиас. Посмотришь за лошадьми! Тут ты слишком одинок.
      Йеспер помахал им рукой.
      - Спасибо, что пришли!
      Они не решились заводить с ним разговор про оборотня. Он перепугался бы до смерти.
      - Господин Маттиас! А они все время смотрят за нами?
      - Не думаю. Ангелы очень тактичны, временами у них на глазах шоры.
      Когда они спустились вниз, стало уже совсем темно.
      - Не заглянуть ли нам в избушку палача? - спросил Маттиас.
      - Мне кажется, нам следует зайти туда, - согласился Андреас.
      Хильда закончила вечернюю дойку. Взяв деревянное ведерко с молоком, она в сопровождении кота, вышла из маленького хлева и заперла дверь. Она надеялась, что добрые господа, посетившие ее утром, уже пустили слух о том, что ее отец при смерти. На самом же деле умирать он не собирался: под его мрачной наружностью скрывался крепкий организм. Она боялась, что разъяренные жители деревни явятся среди ночи. Юль был в плачевном состоянии, но мысли Хильды не могли долго концентрироваться на нем.
      Все ли готово у нее к завтрашнему приходу господ? Тесто для хлеба поставлено, в доме прибрано, на гвозде висит ее лучшая блузка. Она вымыла волосы, сняла с молока сливки, чтобы подать их с земляникой, которую уже собрала.
      Хильда затаила дыхание: кто-то шел по лесу. Зверь? Она повернулась в сторону, откуда слышен был шорох. О, Господи, к дому приближается несколько мужчин! Что ей делать, как защитить себя и отца?
      Но разве это не... Конечно, это же доктор и господин Андреас и еще двое других. Но почему они пришли сейчас? Она стояла под навесом хлева и... она была в замешательстве. Успеет ли она переодеться? Она сорвалась с места. Что это там такое? Кто-то приходил, пока она была в хлеву?
      Она осторожно приблизилась к незнакомому предмету, лежавшему во дворе. Это был большой кусок торфа, на котором стоял кувшин.
      Сердце Хильды екнуло. Кто здесь был, кто хотел причинить им зло?
      Она бросила взгляд на дверь, но дверь была по-прежнему заперта. Слава Богу, что они идут! Она побежала им навстречу, когда они уже открывали калитку. И уже приблизившись к ним, она вспомнила, что они ведь совсем чужие. С ними пришли еще двое. Она сделала глубокий реверанс и тут же закрыла передником лицо.
      - Что с тобой, Хильда? - спросил Маттиас. - У тебя взволнованный вид.
      - Посмотрите! - указала она рукой, пытаясь побороть смущение. Посмотрите, что лежит во дворе! Кто-то был здесь, пока я ходила доить корову.
      Теперь, когда пришли двое новых людей, ей уже казалось, что доктор и Андреас Линд из рода Людей Льда ее старые знакомые.
      Они поднялись во двор.
      - Ого! - произнес Маттиас.
      - Что это там такое? - поинтересовался Калеб.
      - Опять магия, - ответил Бранд, - хорошо известная.
      - И что же это означает?
      - Что кто-то желает смерти того, кто болеет в доме.
      - Твоему отцу стало хуже? - спросил Андреас Хильду.
      Она опустила глаза. Ни один мужчина до этого не смотрел ей прямо в глаза.
      - Нет, мне кажется, ему лучше.
      - Значит, колдовство не подействовало. Можно на него взглянуть?
      - Да, конечно! Спасибо!
      Все ли в порядке в доме? Белье висит на веревке! Хильда проскользнула вперед, быстро сняла белье и спрятала его в комод. Она была в отчаянии от того, что ее красивая блузка висит так, что ее не видно и что она сама в повседневной одежде. Сплошное разочарование! Возможно, они больше уже не придут! А она так все хорошо приготовила к завтрашнему дню!
      Направляясь в спальню, она услышала голос отца.
      - ... лежишь тут один, а негодная девка развлекается с господами! Топит себе печь, драит полы, а я тут голодаю!
      - Мне кажется, Хильда замечательная дочь, - сухо заметил Андреас. Подумай, как бы ты жил, если бы у тебя ее не было!
      Палач фыркнул.
      - Мне было бы куда лучше! Привел бы бабу. Ведь кто пойдет в дом, где заправляет перезрелая девица? Сплошная зависть и грызня!
      - Это не Хильда отпугивает женщин, - заметил Андреас, - но мы можем найти ей пристанище, она этого заслужила. А у тебя будет возможность устроить свои дела.
      - Это она сама напросилась? - рявкнул палач. - Впрочем, это меня не удивляет, ей никогда не было здесь хорошо. Она в точности как ее мать, такая же надменная, ей бы говорить только о цветочках, да о музыке, да о всяких пустяках! Обе падки до чтения - надо же такими уродиться! Мамаша всему и научила дочь, она думала, что из нее что-то получится...
      Все четверо чувствовали себя не очень уютно в обществе Юля Ночного человека.
      - Повернись-ка на живот, - холодно произнес Андреас. - Маттиас посмотрит на твою спину.
      Со стоном и оханьем тот перевернулся.
      Раны были не опасные, так что через день он уже сможет подняться.
      Ей представили Бранда и Калеба - и у нее даже дух захватило. Ее представили! Мать говорила, что так делают богатые.
      Она была в затруднительном положении. Следовало ли ей угощать их земляникой? Всех четверых? На каждого пришлось бы совсем мало ягод. Следовало ли ей пригласить их придти завтра?
      И пока она размышляла, в дом вошел, стуча сапогами, судья. Впрочем, она не знала, он ли это, но остальные обращались к нему именно так.
      - А, мужская дипломатическая миссия! Уж не для того ли вы решили навестить Юля Ночного человека, чтобы он не сболтнул лишнего?
      - Не говорите глупостей, - ответил Бранд, сразу заняв наступательную позицию, без малейшего намека на вежливость.
      - Я вижу, во дворе находится предмет, означающий пожелание смерти?
      - Да, - ответил Калеб. - Кто-то положил его, пока Хильда была в хлеву. Вы никого не встретили по дороге?
      - Что? Нет, не встретил. Но лес велик.
      Юль Ночной человек был в панике, услышав о пожелании смерти.
      - Они хотят убить меня! Я знаю, что они хотят лишить меня жизни, только потому, что я случайно сказа...
      - Случайно сказал что? - спросил судья.
      - Нет, ничего.
      - Говори! - сказал Андреас.
      - Ну, ну, здесь я распоряжаюсь, - с важностью заметил судья. - Так что же ты сказал, Юль Ночной человек?
      - Нет, ничего особенного, - ответил тот уже более покладисто. - Я сказал только про карету, которая стояла весной там, внизу. И больше ничего.
      - Это было ночью? - спросил Бранд.
      - Да. Поздно вечером, - ответил он более уверенно. - Ночной человек выходит из дому только в темноте.
      - Ты видел, кто был там?
      - Нет, в карете никого не было. Она просто стояла там. На следующий день я ее уже не видел.
      Во время этой беседы Хильда стояла чуть поодаль, отвернувшись от Андреаса. Он казался ей таким неотразимым, что ей чуть не стало дурно! Но все были настолько захвачены тем, что говорил ее отец, что не обращали на нее внимания.
      - Как выглядела карета? - спросил Андреас.
      - Как выглядела? Как карета, разумеется. К тому же было темно.
      - А лошадь?
      - Что?
      - Как выглядела лошадь? - нетерпеливо спросил Андреас.
      - Этого я не знаю. Возможно, конь был гнедой масти.
      - Ура... - пробормотал Калеб.
      - Ты слышал тогда что-нибудь?
      - Ни звука.
      - Но я совсем недавно что-то слышала, - тихо произнесла Хильда и тут же испугалась своей нескромности. Все повернулись к ней, и она снова закрыла передником лицо.
      - Они разговаривают не с тобой! - бесцеремонно оборвал ее отец.
      - Что же ты слышала, Хильда? - спросил Маттиас.