В глазах ее было замешательство, совсем как у сбитого с толку ребенка.

Он видел ее, как в тумане, потому что глаза его были полны слез.

И тут она заговорила.

Вильяр был в шоке. Он-то понимал ее бессмысленные слова!

Повернувшись к диакониссе, он сказал:

— Много лет назад я слышал от нее такую болтовню: она имела обыкновение говорить так с нашим маленьким сынишкой.

Диаконисса ничего не ответила. Вид у нее был обеспокоенный. Она решила, что их сын был с ними в лодке и что Белинда лишилась рассудка, потеряв ребенка.

— Белинда, ты узнаешь меня? — умоляюще произнес он — Я же Вильяр, твой муж! Мы прожили вместе столько лет!

Тень набежала на ее глаза, но взгляд ее остался по-прежнему пустым.

И у него сжалось сердце от невыносимой тоски.

Из груди вырвался болезненный стон, все поплыло перед глазами, его душа и тело не могли принять этого, не могли смириться с таким разочарованием, с таким отчаянием.

Ему так много надо было сказать ей. Но сознание одолела тьма, как он ни старался противиться этому.

Белинда осталась возле него. Сев на край его постели, она продолжала разговаривать с ним на своем детском языке.

Диаконисса внимательно смотрела на нее. Все движения Белинды, ее голос и выражение ее лица были ужасно неестественными. Похоже, она не понимала, с кем имеет дело, она считала, что перед ней грудной ребенок, нуждающийся в ее помощи.

Этот мужчина был теперь для нее грудным ребенком, которого она должна была опекать. Диакониссе оставалось только гадать, что еще взбредет ей в голову. Похоже, она не боялась своего мужа, наоборот, она по-своему узнавала его. Но не могла соотнести свои представления о нем с действительностью.

Бедная женщина! Она была безнадежно помешанной.

Диаконисса попыталась увести ее обратно в женское отделение. Но Белинда изо всех сил вцепилась в край постели, боясь, что ее заставят покинуть этого человека, который теперь так нуждался в ней.

Нуждался в ней? Диаконисса была женщиной христианского склада , лицемерие или расчетливость были ей чужды. И она поняла, что Белинда чувствует что-то вроде ответственности за этого человека.

— Ты можешь помочь мне подстричь ему волосы? — сухо спросила она. — И побрить его?

К своему собственному изумлению она обратилась так к Белинде. До этого ни у кого с ней не было контакта, но теперь Белинда поняла, о чем идет речь.

Это был огромный прогресс.

Диакониссе принесли ножницы и все, что требовалось для бритья. Терять время было нельзя.

Казалось, угасшие чувства Белинды снова проснулись, когда у нее появилась возможность заботиться о ком-то. Она стригла находящегося без сознания Вильяра так осторожно, так осторожно, что диаконисса была просто тронута. И когда борода была сбрита, а волосы острижены, в глазах Белинды зажглось что-то вроде удивления.

«Рано или поздно она начнет узнавать его, — подумала диаконисса, — Но желательно ли это вообще? Тогда она вспомнит о сыне, которого они потеряли. Может быть, ей лучше остаться в ее нынешнем состоянии? В мире своих фантазий?»

Когда наступил вечер, диакониссе пришлось хитростью уводить Белинду в женское отделение. Ей пришлось пообещать лишившейся рассудка женщине, что на следующий день ей снова позволят ухаживать за ним.

На следующее утро диаконисса пришла в палату и увидела, что Белинда уже сидит на постели Вильяра и кормит его жидкой кашицей, которая так пошла ему на пользу последнее время. Он был уже не в бессознательном состоянии, а скорее в каком-то полусне, и это давало возможность кормить его.

Мужчины в палате были страшно возбуждены ее присутствием: одних это возмущало, другие вели себя просто бесстыдно, остальные же ничего не понимали, находясь в состоянии прострации.

Белинда не видела и не слышала ничего вокруг, для нее существовал только Вильяр.

Диаконисса переговорила с врачом.

И он тут же принял решение:

— Мы выпишем их, тем самым освободив место для новых пациентов! Очередь просто бесконечна! Пусть она ухаживает за ним! Ему стало уже лучше, и со временем он сам сможет заняться ею.

— Но им негде жить!

— Старому Йепсену из Хвидемосе давно пора перебраться сюда, просто не было места. Если мы их выпишем, он придет на их место. Их просто нужно поменять местами.

— Но ведь домик Йепсена такой убогий, это просто одинокая хижина!

Они принялись спорить, и в конце концов диаконисса сдалась. Она уже привязалась к несчастной паре и позаботилась том, чтобы их переправили в маленький домик Йепсена, чтобы у них была еда и топливо. Когда их доставили в больницу, у Вильяра при себе был кошелек с деньгами. Она сберегла этот кошелек и теперь вернула ему, повесив на шею, как это и было в самом начале.

— Храни вас Господь, — сказала она, когда они уже сидели в карете; он был по-прежнему в полубессознательном состоянии, а женщина была явно рада тому, что он теперь находится на ее попечении.

На этой же карете в больницу доставили тяжелобольного Йепсена.

И вот Белинда осталась одна со своим беспомощным мужем.

Она старалась изо всех сил, но у нее, как правило, ничего не получалось. Ей далеко было до того, чтобы самостоятельно справляться с хозяйством, а тем более — ухаживать за другим человеком.

Но ее желание заботиться о нем было безгранично. Она не знала, кто он такой, просто он так или иначе был ее знакомым и теперь нуждался в ее помощи. В этой грязной маленькой хижине, заваленной старым, вонючим тряпьем и остатками пищи, среди мышей и блох, она думала только о том, чтобы ее «маленький ребенок» чувствовал себя хорошо. Она не замечала вокруг себя грязи. Но она кормила Вильяра и ухаживала за ним так, словно он был принцем. Вскоре он очнулся от обморока, но был слишком слаб, чтобы встать, и ему оставалось только лежать и принимать ее заботу.

Вильяр хорошо понимал, что его нынешнее плачевное состояние объясняется не только тем, что он в течение долгих дней мерз в открытой шлюпке. Впрочем, испытаний на его долю выпало немало; большинство в шлюпке погибло — от обморожения или от голода, он точно не знал. Возможно, от того и другого. Нет, он был серьезно болен, и он понимал, в чем дело. У него осталось смутное воспоминание о боли в груди и о сильном кашле, это было в первое время его пребывания в больнице. Смертельная опасность миновала, но с легкими у него было не в порядке, он ощущал это, когда поворачивался или делал глубокий вдох. Однажды, когда Белинды не было дома, у него начался страшный приступ кашля с кровью. Он скрыл это от нее, опасаясь, что она на захочет иметь дело с настоящим больным.

Сам же Вильяр был напуган.

Им нужно домой, как можно скорее, а он лежит тут, совершенно беспомощный! Он даже не в силах разговаривать!

Тем не менее ему казалось, что это он несет ответственность за нее. Их отношения были такими трогательными!

Диаконисса тоже так считала. Она теперь часто думала о них, гадала, как они так справляются, ей хотелось увидеть их. Но у нее было слишком много забот в больнице, у нее не было ни одной свободной минуты. И у каждого несчастного, попавшего в больницу, была своя история, своя судьба, своя трагедия. Всем им она должна была отдавать свое сердце и свою душу. Она заставляла себя забыть о норвежской паре, которая теперь жила так далеко, что ей пришлось бы отпрашиваться, чтобы навестить их.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.