Глава 12

Где речь пойдет о спичке

Видите, друзья мои: жизнь — странная штука… Каждую минуту ситуация меняется, интриги завязываются и развязываются…

Когда уйду на пенсию, напишу философский опус по этому поводу, и он, не сомневайтесь, получится настолько толстым, что его будут брать не обязательно, чтобы читать, но по крайней мере чтобы подкладывать под гениальный зад ребенка, обучающегося игре на рояле.

Я замираю на некоторое время в своем укрытии… Пока меня никто не обнаружил, я ощущаю себя вправе не терять надежды на спасение. Но, конечно, если кто-нибудь из экипажа меня заметит, моей блистательной карьере придет конец.

Проходят минуты, часы… Мне холодно, у меня все затекло от неудобной позы, и страшно хочется жрать. Желудок давно пуст и заявляет о себе, будто бешеная крыса впивается в меня изнутри…

Я смотрю на черную полоску земли вдалеке и вижу, что она не увеличивается. Но и не уменьшается. Нет, судно остается на большом удалении от берега и идет параллельно. Думаю, что Стоун направляется куда-то в другую часть Англии.

Черт, вдруг путешествие затянется — я же не смогу вечно торчать здесь, вжавшись в переборки! Нужно что-то предпринять. Я не похож на моллюска! Это только ракушки присасываются к днищу кораблей, но не Сан-Антонио!

Судя по солнцу, хотя это тоже затруднительно, поскольку небо практически постоянно затянуто хмурыми облаками, я думаю, что приближается полдень… Я соображаю, что через некоторое время должен зазвонить судовой колокол, приглашая всех на обед. И тогда останется лишь несколько человек, исполняющих постоянные обязанности: матросы команды, обеспечивающие ход судна, и официанты, обслуживающие стол.

Во всяком случае, Стоун и его костолом обедать точно будут. Вон как они надо мной потрудились! Собственно, только их я и должен остерегаться… Еще неизвестно, посвящена ли команда в их аферы. Конечно, экипаж составлен из сильных парней, но если я встречусь с одним из них нос к носу и буду вести себя непринужденно, то они и не подумают бить тревогу. Они могут меня принять — как я надеюсь — просто за какого-нибудь пассажира или гостя хозяина…

И я жду звона склянок, будто дева Мария — благую весть…

И наконец раздается спасительное дребезжание. О, сладкая музыка! Фанфары в мою честь не звучали бы прекраснее.

Я спокойно считаю до ста, давая время изголодавшимся гражданам сунуть ноги под скатерть. Затем выпрямляюсь, быстро разминаю затекшую спину и, пятясь, чтобы не попасть на глаза рулевого, иду по палубе.

Слева деревянная лакированная дверь. Святой Франциск, чем я рискую?

Я вхожу. Передо мной крутой трап, который так и приглашает меня спуститься. Я соглашаюсь и попадаю на палубу, здесь мы недавно шли. В другом конце слышны типичные звуки работающих вилок. Запахи жратвы бьют мне в нос. Черт, за кусок сандвича с курицей я бы отдал сейчас даже заветную фотографию моего налогового инспектора…

В конце концов, если я полицейский, то мне что, жрать не нужно? Странное дело…

Вы, наверное, подумаете, что я сейчас с беспечным видом подойду к их столу, поприветствую их и скажу: «Ничего, ребята, если я тут пошамаю с вами?»

Да… Это было бы славно, но несерьезно. Приглашать себя за стол без револьвера в руке — это расписаться в собственном непонимании жизни.

Я прикидываю, что в любую секунду может появиться официант. Он меня увидит, и мне придется действовать.

Нет, лучше, наверное, спрятаться. Я наугад толкаю первую попавшуюся дверь.

И действительно, прямо передо мной стоит малый и чистит медную штуковину. Это темнокожий мулат с лицом, покрытым шрамами явно не для карнавала. В руках у него флакон с чистящей жидкостью и мочалка.

У меня срывается ругательство. Черт, правда, что-то не везет мне сегодня! Открыть именно ту дверь, где занято, — это только я так могу, клянусь!

Теперь нужно принимать быстрое решение. Если я извинюсь и закрою дверь, парень выскочит в коридор и начнет разыгрывать из себя Шерлока Холмса.

Я вхожу и закрываю за собой дверь.

Так, теперь переходить к более радикальным действиям.

Мулат говорит мне несколько, очевидно, приветственных слов. Хмурит брови… Я улыбаюсь ему самой ослепительной улыбкой.

Но это примерно то же самое, что задобрить удава… Человек, стоящий перед ним, в мятой рубашке, покрытый потом и синяками, как рождественская индейка трюфелями, не может вызывать его доверия…

Мулат повышает голос. Медлить больше нельзя, и я с разворота навешиваю ему прямой с правой между глаз, чтобы убедить его окончательно. Удар получился как для персоны класса V.I.P. Парень тихо крякает и выпускает из рук флакон с жидкостью.

Но он не падает без сознания. Наоборот, похоже, что я его лишь разозлил. Он поднимает кулак размером с намибийский арбуз. Поскольку я мало похож на ботаника, я уворачиваюсь. Малый теряет равновесие, и я принимаю его прямым точно в челюсть. Но и это его мало трогает. Если я его срочно не вырублю, то может кончиться тем, что он вырубит меня, поскольку я ослаблен, как великосветская дама после бурной ночи. Если учесть голодную диету, на которую я был посажен на несколько часов, то ничего удивительного! При этом наша драка производит шум, что может привлечь внимание, и сюда набегут крепкие парни, как тараканы на забытый кусок пирога.

Я отступаю к двери. Он надвигается на меня, тяжело дыша. Я даю ему подойти…

Я прикидываюсь, что очень боюсь.

— Нет, нет, — говорю я, закрывая лицо руками.

Вы думаете, его это останавливает? Он видит себя героем — Попай, ни дать ни взять… И когда он вплотную подходит ко мне, я демонстрирую прием сиамского бокса. Раз! И мой палец врезается ему в правый глаз.

Он мягкий и скользкий, и меня тошнит… Какое мерзкое ощущение! Малый испускает крик раненого слона. Он шатается и хватается за глаз, болтающийся у него на щеке. Хлещет кровь. О! Кошмарный вид!

Я замечаю бутылку виски на столике. Хватаю ее за горлышко и со всей силой, моля небеса, чтобы бутылка не разбилась, поскольку она полная и мне очень хочется глотнуть ее содержимого, опускаю ему на голову.

Раздается сухой стук упавшего на землю с высоты второго этажа мешка картошки. Противник отпускает свой драгоценный глаз, теряет устойчивость и всей массой валится на пол.

На этот раз мне удалось послать его в нокаут. Глубокий нокаут… Он долго будет вспоминать эту прогулку по морю, я вам гарантирую!

О чудо у меня в руках!"Баллантайн"! Бутылка цела… Не обращая внимания на кровь на стенках бутылки, я откручиваю пробку и — буль-буль… Мы вдвоем с ней играем в живительный ручеек.

Алкоголь подзаряжает меня… Когда Христос сказал Лазарю, что хватит притворяться, надо встать и идти, вряд ли ему удалось добиться лучшего результата. А вдруг небеса вновь хотят одарить несчастное человечество чудом? Я в великолепной форме!

Так, еще немножко, любимая!

Я на середине бутылки, голова вверх, как обычно делают, чтобы рассмотреть паутину на потолке или летающие тарелки, как вдруг открывающаяся дверь заставляет меня попятиться. Появляется капитанская фуражка, а под ней любопытствующая рожа.

Я дожидаюсь, пока кэп полностью удовлетворит свое любопытство. У меня перед ним преимущество, поскольку я наготове.

Бам! Удар бутылкой по голове!

Но это уж я перестарался. Можно было и легче! Так, слегка, для смеха, — вполне было бы достаточно! Но что вы хотите? Кто-то просовывает голову в дверь в тот момент, когда вы раскалываете тыкву его товарищу… Он должен быть готов подхватить эстафету и получить свою порцию… Кэп послушный, ведет себя тихо. Фуражка сползает ему на глаза, голова проваливается в плечи. Он весь становится меньше ростом, будто паучок на пружинке, и кучей шмякается на пол.

Я хватаю его за погоны и втаскиваю внутрь. Каюта вдруг становится очень тесной… Странно, что всего лишь два человека, к тому же лежащие рядом в полном согласии, могут занимать столько места!

Я вытираю пот после хорошо проделанной работы. Браво, говорю я себе! Все прошло как нельзя лучше! Но только теперь я влип по самые уши! А если еще небольшая волна — так я ослабну от морской болезни!

Теперь меня уже точно скоро обнаружат. Отсутствие двух людей долгое время не может пройти незамеченным, их начнут искать… Опять же, хозяин каюты может войти в любую минуту… Хорош я буду с еще одним лежачим на руках. Мне придется их складывать штабелями, как дрова.

Нет, все… Хватит игр! Я ощупываю карманы офицера и вытаскиваю короткоствольный пистолет. Интересный навигационный прибор, не правда ли?

Очень распространенное оружие калибра шесть-тридцать пять. Все же это лучше, чем бутылка виски, чтобы выдержать осаду. Я сую его за пояс, как корсар… Это сравнение приходит мне в голову весьма к месту — военно-морская тематика!

Так чуть-чуть лучше, но ситуация все равно остается серьезной. Теперь единственное, что мне нужно, это быстрее достичь берега. Я страшно не люблю вынужденные путешествия… Поездки по морю редко практикуются в моей конторе. Если когда-нибудь мне захочется совершить морской круиз, то я это сделаю в других условиях, при участии туристического агентства Кука, а не компании Стоуна. Естественно, рядом со мной в каюте будет красивая птичка, чтобы поддерживать мне голову в случае морской болезни, а не эти два полудохлых пирата…

Офицер вздыхает и открывает глаза.

Я наношу ему сверху удар по черепу, чтобы вел себя скромно. Он тут же соглашается, что лучше опять уйти в страну снов.

Черт, земля! Мне так она нужна!

Как повернуть судно к берегу? Силой ведь их не заставишь. Один против команды здоровых ребят никогда не сможет диктовать свою волю…

Но так получается, друзья мои, что в самые критические моменты меня посещают гениальные озарения, так же как вы в подобных ситуациях посещаете туалет.

Если вам мое сравнение режет уши, то продавец книжного магазина с разрешения моего издателя даст вам ластик, чтобы вы могли стереть последнюю фразу.

Но мне кажется, оно прекрасно подчеркивает неординарность моего серого вещества и образность мышления…

Я снова обыскиваю распростертый на полу дуэт…

Коробок спичек — неплохо…

Я смотрю на флакон с жидкостью, валяющийся на полу. На нем этикетка на английском, но тем не менее в квадратике нарисовано пламя, что, как и везде, означает, что жидкость огнеопасна, то есть горюча…

Я поднимаю пузырек с пола, затем осторожно открываю дверь и бросаю взгляд на палубу. Шум избиения младенцев не привлек внимания любопытных. Слышно только постукиванье вилок о тарелки да приглушенный гул нескольких голосов. Прекрасно! Господа, я обещаю вам шикарный десерт!

Я тщательно обливаю деревянные стены коридора. Затем беру огнетушитель и выбрасываю его через иллюминатор. После чего чиркаю спичкой и бросаю ее на разлитую жидкость…

Если бы вы могли видеть это красивое высокое пламя, вы бы вспомнили веселый огонь в каминах вашего детства… Через четыре секунды коридор объят пламенем, как одна горящая головешка, однако тональность беседы обедающих все еще не меняется. Они продолжают жевать как коровы, в то время как на судне начинается нешуточный пожар…

Я испускаю короткий дьявольский смешок Фантомаса и бросаюсь к лестнице…

Эта маленькая фантазия, возможно, будет стоить мне дорого, но тем лучше: по крайней мере есть шанс вырваться из этого гадючьего гнезда! Или сдохнуть вместе с ними, что доставит мне неописуемое удовлетворение!

Поднявшись на мостик, я бросаюсь к пульту управления, где стоит рулевой, верный своему штурвалу, и прыгаю на него сверху, прежде чем он успевает понять ситуацию…

Я сую негру в нос свою пушку, и мне кажется, что он сереет, как ноябрьское небо.

— Земля! — кричу я ему французским языком, тыча пальцем в узкую темную полоску на горизонте.

Он не понимает. Я делаю над собой титаническое усилие.

— Земля! — вдруг само по себе вырывается из меня по-английски.

Тут он сразу врубается и согласно кивает головой… Негр вертит штурвал, и я констатирую, что судно изменило курс.

Оно постепенно поворачивается носом к берегу, описывая полукруг…

Все это происходит медленно, слишком медленно, как в замедленной съемке…

Я оборачиваюсь. Огонь не виден. Интересно, сколько же времени нужно, чтобы спалить яхту?

Но вот я слышу крики.

Пожар обнаружен!

Как сказать земля по-английски?

Если бы при мне был мой маленький разговорник… Но он остался в пиджаке.

Глава 13

Где пойдет речь об игре в салочки

Усиливающиеся крики говорят о том, что пожар разгорелся не на шутку.

Пламя бьет изо всех дыр. Затем оттуда же лезут моряки. Они орут, жестикулируют. Один из них, в офицерской фуражке, перекрикивая всех, призывает к порядку… Несколько матросов налаживают помпу. В связи с их тотальной занятостью я некоторое время могу быть спокоен.

В переговорном устройстве над пультом управления раздается истерический голос, выплевывающий команды… Негр машинально кивает в знак согласия. Я понимаю, что ему только что отдали приказ повернуть к берегу, таким образом, он просто предвосхитил распоряжение своих хозяев.

Время от времени рулевой бросает короткие взгляды на мой пистолет. Он знает, что я не шучу и, если надо будет, выстрелю.

Он очень спокоен, несмотря на грустное лицо. Молодец, снежок, — умеет скрывать свои чувства.

Паника на мостике достигает своего апогея… Беготня продолжается… Вдруг — я озадаченно морщусь — появляется капитан, которого я недавно усыпил в каюте… За ним Стоун и Замшевый Жилет. Кэп уже сообщил им о причине катастрофы…

Стоун сохраняет олимпийское спокойствие. Можно подумать, что горит не его судно и все, что происходит, его не касается. В отличие от своего шефа мой земляк в жилете ведет себя излишне эмоционально. Он кричит, машет руками, мечется сразу во все стороны, размахивая огромным револьвером со стволом противотанковой пушки… Если белобрысый меня заметит, то доза свинца мне обеспечена на всю оставшуюся жизнь — будьте покойны!

К счастью, пульт управления находится намного выше мостика, так что, прячась на корточках за перегородкой пульта, я для них не виден.

Мне остается только ждать… Легкий бриз раздувает пламя. Теперь пожар охватил уже все судно. Оно горит, как целлулоидный шар… Но какой пожар, мадам! Я думаю, что если бы его видели в Голливуде, то прибежали бы поскорее снять на пленку для одного из своих фильмов-катастроф… Просто любо-дорого смотреть!

Над моей головой громкоговоритель разражается истеричными воплями… SOS на всех этажах, дорогие мои! Тут уж действительно спасайся кто может!

Несмотря на серьезность ситуации, я испытываю некоторую радость, поскольку все эти господа очень похожи на крыс. Пахнет паленым: очевидно, горят их шкуры!

Пожар принимает дикие пропорции. В центральном отоплении нет необходимости. Половина яхты объята пламенем, и языки поднимаются высоко в небо, прошу законспектировать.

Вдруг дверь кабины управления с треском открывается и я вижу дергающееся в конвульсиях обезображенное лицо Замшевого Жилета. Он неузнаваем, будто только что выскочил из ада… Рожа зеленая, рот на сторону, словно его хватил паралич. Злые, заплывшие синевой гляделки мечут молнии.

— Сволочь! — визжит он срывающимся голосом. — Я знал, что это ты! У него в руках пушка.

Бам! Бам! Бам!

Две пули ложатся рядом со мной в пульт управления.

Я очень вовремя нырнул на пол, поэтому негр получает третью пулю вместо меня… Он падает вперед на штурвал, и струя крови стекает на линолеум.

У меня нет времени спросить, как его дела. Теперь моя очередь стрелять! После трех оглушительных выстрелов я засек сухой тихий щелчок, который обычно бывает, когда заканчиваются патроны.

Ну теперь мне спешить некуда. Я тщательно прицеливаюсь между глаз своего земляка. Я вспоминаю Грейс. Момент истины наступил, если говорить красивым языком, не как у меня в романах. Замшевый Жилет уже мертв от страха. Он знает, что слишком поспешил, промахнулся и теперь душа его попадет в ад раньше моей.

Мой пистолет издает звук, похожий на выстрел из морского орудия. Одновременно с этим у убийцы Грейс появляется звездочка во лбу, красная, как кремлевские звезды в Москве.

Мне нечем вас порадовать. Он не издает ни звука. Некоторое время он стоит очень прямо, неподвижно, будто застыл как статуя.

Затем падает навзничь и с грохотом сползает вниз по лесенке.

Так, теперь, когда плата по счету произведена, нужно подумать о своем положении. Оно становится критическим… До земли еще очень далеко, и ни одного корабля на горизонте… Что касается нашего вида, то со стороны мы похожи на гигантскую шаровую молнию.

Пламя наконец выбилось на мостик, и все спасаются как могут. Шлюпки на воду — каждый за себя! Бог за всех!

Крики, шум достигают апогея… На палубе толкотня! Все друг друга отпихивают, дерутся, ругаются…

Вообще, не очень красиво выглядят люди в панике, если смотреть со стороны, поверьте мне!

Две шлюпки удаляются через облако дыма. Только весла поблескивают…

Я остаюсь один на полыхающей яхте. Мой ангел-хранитель отвернулся от меня или не увидел сквозь огонь и дым. В пламени меня раздует, и я лопну, как крыса, спасающаяся в воде на горящей головешке. Я спускаюсь на мостик. И тут меня ждет большой сюрприз. Справа, на переходе, стоит Стоун. Хладнокровный, бездушный, уверенный в себе… У него в руке револьвер…

— А! Ну вот и вы! — говорит он. — Я не знал, где вы прятались, но знал, что придете…

У него револьвер, у меня пушка попроще…

Мы одни на судне, объятом пламенем… Вместо того чтобы думать о собственном спасении, мы думаем о том, как бы укокошить друг друга. Каждому нужна смерть другого…

Я прыгаю в сторону и одновременно нажимаю на спуск. Но он не такой дурак, этот Стоун. Он тоже отпрыгнул. Пуля просвистела мимо его уха и ушла гулять в море.

— Мимо, — криво усмехается он.

Но мне не до насмешек… То, что я испытываю в этот момент, неописуемо. Я зажат в углу палубного ограждения. Стоун сейчас выстрелит. А я ничего не могу сделать…

Я обращаюсь к небесам с личной молитвой — прошу пропустить меня вне очереди: «О Господи, умоляю, не пожелай мне худого, я всего лишь простой легавый Сан-Антонио, никогда не делавший ничего плохого честным людям…»

Но на небесах не хотят рассматривать эту просьбу вне очереди.

Стоун улыбается…

Его улыбка превращается в гримасу. Совершенно рефлекторно, не думая и не целясь, поскольку моя рука у бедра, я стреляю второй раз. Пуля попадает ему в ляжку. Он бледнеет и сжимает зубы…

Короткое слово на английском, которое я не знаю как перевести, но тем не менее выражающее его мысль, срывается с его губ.

— Хорошо, хорошо, — говорю я ему, — с вами покончено… Вы зажаритесь на вашей посудине, как пескарь. А я лично не боюсь умереть от пули, это, согласитесь, легче…

Он стреляет.

Как удар кнутом! Удар сильный, но я стою на ногах…

Я ничего не чувствую. Я не знаю, куда попала пуля.

Он снова стреляет, и снова я чувствую удар кнута.

Но я не теряю сознание… Волна адской боли поднимается во мне. Она становится нестерпимой, она везде…

— Точно, — шепчу я, — теперь ты умрешь…

Я смеюсь, видя, как мачта, вся в огне, падает на нас. Стоун смотрит на меня, пытается изобразить улыбку… Он ничего не видит, не замечает, он занят садистской игрой.

Сильный треск. Он оборачивается, но слишком поздно! Мачта попадает ему точно на репу, и он не успевает сказать «ух» — Он вскрикивает. Дерево ломает ему кости, позвоночник… Он мешком валится на палубу, в конвульсиях, как подстреленный бешеный пес… Тысячи искр, горящие головешки обрушиваются на него. На нем загорается одежда. Он вопит! Все кончено, господин владелец судоходной компании…

Я делаю шаг вперед… и не падаю. Я держусь на ногах, но чувствую, что не могу шевельнуть левой рукой. Обе пули легли мне точно в плечо…

И вот я совсем один. Один как перст на горящем судне, которое затонет с минуты на минуту… Мой единственный шанс на спасение за бортом. Я должен прыгнуть головой в воду, но в том состоянии, в каком я сейчас, можно только тонуть, а не плыть. Что делать?

Мачта упала в двух шагах от меня. Падая, она раскололась на несколько кусков.

Я хватаюсь за здоровый кусок мачты, который горит лишь с одной стороны. Крепкое дерево и тяжелое, весит не меньше тридцати кило… Но тем не менее мне удается спихнуть его за борт.

Вода тут же гасит пламя. Я замечаю край появившегося из воды дерева. Переступаю через заграждение и прыгаю в темные волны… Я выныриваю, откашливаюсь и начинаю грести всеми своими тремя конечностями…

Кусок мачты куда-то пропал, и холодный пот, несмотря на воду, покрывает меня. Не верите? Попробуйте побыть в моей шкуре!

Вдруг я ощущаю сильный удар по башке. Это я наткнулся на свою палочку-выручалочку. Я обнимаю ее здоровой рукой, затем кладу ногу сверху и жду, когда дерево отнесет меня подальше от яхты.

Горькая вода захлестывает голову, попадает в глотку, в нос… Мне холодно, мне плохо… Мне нужно в теплую мягкую постель, и спать, спать до скончания века. Мне другого не надо!

Внутренний голос начинает свои увещевания: «Сан-Антонио, будь начеку, не расклеивайся… Если ты отпустишь эти дрова, пропадешь… Держись, брат… Держись как следует…»

Я цепляюсь что есть сил за холодный кусок дерева. Я прижимаю его к себе… Ни одну девушку я не обнимал так страстно.

Девушка — это тоже неплохо… Красивая девушка в мягкой теплой постели, о которой я так мечтаю. Девушка согреет меня своим душистым теплом… Женское тепло… Оно дает здоровье и любовь… И не надо будет за что-то цепляться, я отпущу все и свернусь калачиком на ее руках, как младенец…

О! Это сказочно!

«Э! Сан-Антонио! Будь осторожен! Ты потихонечку начинаешь терять сознание… Ты пока не на руках теплой девушки! Ты посреди холодного океана, раненый, слабый, больной… Ты хватаешься за кусок дерева, чтобы продлить свою бренную жизнь».

«Она бренна, эта жизнь, но она не так плоха тем не менее…»

«Несмотря на вкус соли во рту, несмотря на лихорадку, которая тебя колотит, рану, которая тебя обессиливает… Она хорошая, жизнь… Она розовая… Розовая, как красивая девушка рядом с тобой в постели, которая тебя гладит, ласкает…»

«Действительно, очень красивая девушка… Безумно красивая… У нее светлые волосы, как у Грейс, и еле заметная грустная улыбка, опять же как у Грейс…»

"Она шепчет нежные слова, согревающие тебе сердце. Она говорит тебе, чтобы ты не боялся, все бросил, что ты в мягкой постели, в комнате, где тепло… Она держит тебя за руку.

Женская рука — это я страсть как люблю…

«Не надо бояться, Сан-Антонио, ты спасен… Ты их всех победил, а теперь тебя надо лечить, тебе надо лечиться…»

«Когда с тобой рядом милая нежная мышка со светлыми волосами, розовая, с нежной кожей и мягким, как пух, голосом, то тебе повезло… Да, когда так везет, нет больше нужды цепляться за это проклятое скользкое дерево, от которого во все тело проникает леденящий холод…»

«Брось все, Сан-А, отпусти, не беспокойся, мальчик…»

«Жизнь хорошая штука, она розовая…»

Я дергаюсь всем телом, приходя в сознание.

Что за черт! Хватит глупостей! Что за история?

Я опять погружаюсь в теплую тьму… Стоп! Где моя мачта?

О боже! Это конец! Я больше не могу пошевелить руками, я не могу грести, я не могу плыть… Я тону… Тону…

— Не двигайтесь! — слышу я голос.

Я открываю глаза. Передо мной розовая мышка со светлыми волосами, одета в белое…

А позади нее стоит шеф. Отлично, босс! Я в агонии, я в бреду…

— Не двигайтесь, — повторяет Старик. — Вы выбрались, малыш…

Когда он называет меня малышом, мой шеф, это значит, что он растроган до глубины души, как старая дева…

— Мачта! — хриплю я. — Да дайте же мне уцепиться за эту проклятую мачту!

— Вам она больше не нужна, Сан-Антонио, мы вытащили вас из воды. Вы в кровати! В постели!

Я бормочу:

— В постели…

Мне это кажется совершенно невозможным… Бог мой, всего минуту назад я ловил этот холодный кусок деревяшки! Как получилось, что я лежу в настоящей постели?

И потом, шеф, как он оказался здесь? Ясное дело, брежу… Я все еще тону, вода заливает меня, я тону, как дырявая корзина…

Дырявая корзина! Полицейский превратился в дырявую корзину! Это обидно! Это шокирует!

— Он смеется! — доносится издалека женский голос.

— Это одна из его отличительных черт! — Этот голос вполне мог бы принадлежать шефу.

Нет, ошибки быть не может: я не умер! Я жив! Я живу…

— Патрон, — окликаю я.

— Малыш?

— Жизнь розовая, а?

— Да, — отвечает босс, — жизнь розовая…

В сомнении я засыпаю…

Глава 14

Где пойдет речь о муке, из которой не пекут хлеб

Самое замечательное время в этой лондонской клинике — вечер перед сном. Сами знаете, в больнице есть несколько периодов сна: утренний, послеобеденный и ночной!

Вечером между десертом и сном удается урвать примерно полчаса, когда я остаюсь вдвоем с моей медсестрой. Ее зовут Долли, и она даже говорит по-французски. Она розовая, и у нее светлые волосы.

Я ее однажды прихватил будто случайно, когда она наклонилась надо мной, чтобы поправить мне подушки.

Наши взгляды встретились, и она покраснела, увидев в моих глазах такое, от чего краснеют благовоспитанные барышни.

Я сделал губами «мфф», как бы приглашая отпробовать.

Она заколебалась. Я даже подумал, что она пошлет меня куда подальше, но вдруг почувствовал ее губы на своих, как говорится в романах для взрослых девушек. Ее рот напомнил вкус спелых фруктов… Я вонзился в него, как в сочное яблоко, а моя рука пошла в разведку… Она вначале взбрыкнула. Она чуть не вырвалась! Но когда я ей показал свое оружие номер 32 бис модернизированное, тут уж ей ничего другого не оставалось, как броситься на меня.

Ну, сначала прелюдия, как водится. Несколько вечеров мы как бы привыкали друг к другу. С вариациями, естественно… Она запирала дверь на ключ… Но это я вам так, для смеха. Если дамы хотят дополнительных объяснений, то могут построиться по две в ряд, я все объясню и вдоль и поперек…

— Итак, — мурлычет Долли, когда я вечером закончил показ, — завтра вы уезжаете?

— Да, мой ангел.

— Вы возвратитесь во Францию?

— Не сразу. Мне нужно закончить одну работенку…

— Тогда мы сможем видеться?

— Это верно, но видеться в спокойном месте, где я мог бы тебе рассказать о родине Вольтера, душа моя!

Она жадно целует меня и уходит.

Замечательная девушка. Такие, как она, могут растопить паковый лед.

Оставшись один, я начинаю методически рассуждать. Нет, не о ней, конечно! Девушка, это хорошо, но всему свое время, нельзя же им посвятить весь свой интеллект, иначе становится скучно, как после слишком обильного обеда.

Я думаю о моем расследовании, о его дальнейшем ходе, поскольку до конца еще далеко.

Вы, наверное, сгораете от любопытства, что же со мной приключилось до того, как я попал в эту клинику.