В «Старом Симпле», куда они довольно быстро добрались, их уже, действительно, ждали. Герр Гессер и фрау Кюнцер, стоявшая под руку с мужем, разговаривали у входа с фрау Майнкопф.
      – Мама, какой приятный сюрприз! – целуя старушку в румяную щеку, воскликнул герр Майнкопф.
      – Да, я решила сегодня побыть с вами, с молодежью. К тому же, я давно не танцевала… – ответила фрау Майнкопф, и повернувшись к Марии, с которой она познакомилась, когда та приезжала работать над редактурой перевода, радостно воскликнула: – Мария, какая ты сегодня потрясающая!
      Мария, улыбаясь, поцеловала старушку в обе щеки и вернула ей комплимент:
      – Спасибо, фрау Майнкопф, вы тоже замечательно выглядите…
      – Прекрати мне льстить, я этого терпеть не могу! – беззлобно оборвала ее та. – В моем возрасте достаточно просто выглядеть, а уж замечательно или нет, это уже не столь важно! Так что не забивай мне голову ложными надеждами.
      Тут она обратила внимание на стоящего поодаль отца Кирилла, и спросила Марию громким шепотом:
      – А кто этот молодой красавец?
      – Мама, позволь тебе представить нашего автора из России – герра Филаретова, – вмешался герр Майнкопф. – Герр Филаретов, это моя драгоценная мама, фрау Майнкопф.
      Фрау Майнкопф с живым блеском в глазах протянула руку отцу Кириллу. Тот почтительно склонил голову, и, осторожно пожав ее маленькую руку, сказал:
      – Счастлив познакомиться с вами, фрау Майнкопф, много наслышан о вас!
      – Надеюсь, ничего плохого вы обо мне не услышали? – кокетливо спросила старушка.
      – Как можно! – галантно запротестовал отец Кирилл, и в его темных глазах вспыхнули искорки смеха.
      – Ах, какой очаровательный мужчина! – восхитилась фрау Майнкопф, беря его под руку. – Сделайте одолжение старой женщине, проводите меня в зал – хочу вновь почувствовать, каково это идти рядом с красивым молодым человеком!
      «Попался наш автор!» – с доброй иронией усмехнулся герр Майнкопф, указывая Марии взглядом на парочку, идущую впереди, и тут же галантно предложил ей собственную руку.
      Мария улыбнулась: «Что мать, что сын – два сапога – пара», и взяв герра Майнкопфа под руку, подстроилась под его широкий шаг, торжественно входя с ним в зал.
      – По-моему, мы выглядим просто шикарно! – склонившись к Марии, сказал ей на ухо герр Майнкопф.
      Вечеринка была в самом разгаре, когда к Марии, запыхавшейся от танцев с герром Майнкопфом, подошел отец Кирилл, оторвавшийся, наконец, от монополизировавшей его фрау Майнкопф.
      – Утомила вас фрау Майнкопф? – тепло улыбнувшись отцу Кириллу, спросила его Мария.
      – Да нет, что ты, она чудная старушка! – возразил отец Кирилл. – Мы с ней очень интересно побеседовали. Она, оказывается, была в Москве в 1963 году, приезжала с делегацией медиков, много любопытного рассказала о своих впечатлениях… Кстати, – отец Кирилл сделал паузу, – мне показалось, что она очень рассчитывает на то, что ты сменишь свою фамилию на немецкую…
      – В каком смысле? – не поняла Мария.
      – В смысле, что станешь ее тезкой…
      Мария недоуменно воззрилась на него.
      – Ну… станешь еще одной фрау Майнкопф… – глядя ей в глаза, пояснил отец Кирилл.
      – Что?! – ошарашено воскликнула Мария и испуганно оглянулась туда, где сидела мать герра Майнкопфа. – Она хочет, чтобы я вышла замуж за ее сына?
      – Да… А что, тебе такая мысль не приходила в голову?
      – Какая мысль: выйти замуж за герра Майнкопфа или что его мать хочет, чтобы я за него вышла? – напрягшимся голосом спросила Мария.
      – Выйти замуж за герра Майнкопфа… Он ведь, кажется, очень тебе симпатизирует… – заметил отец Кирилл, отводя от нее взгляд.
      А Мария молча смотрела на него с побледневшим лицом.
      Отец Кирилл, не услышав ее ответа, повернулся к ней и тут же испуганно привстал:
      – Мария, что ты?!
      Она прикрыла глаза, чувствуя, как резкая боль сжимает ее грудь.
      «О чем он говорит? – потрясенно думала она про себя. – Какое замужество, какие симпатии?! Господи, он что, слепой совсем, ничего не понимает?! О Боже, куда же мне сбежать, я не хочу, чтобы он видел, как я плачу…»
      Она резко встала, но, покачнувшись, ухватилась за край столика, сбив рукой на пол фужер с вином. Звон разбившегося стекла, казалось, прокатился по всему залу.
      Отец Кирилл мгновенно подхватил Марию и прижал ее к себе, крепко обняв ее за талию.
      Тут же подбежал обеспокоенный герр Майнкопф, и, бросив настороженный взгляд на отца Кирилла, спросил:
      – Мария, что случилось, дорогая?
      – Ей стало нехорошо, – ответил за нее все еще поддерживающий Марию отец Кирилл. – Она, наверное, переволновалась и устала. Я, пожалуй, отвезу ее домой.
      – Да, да, конечно. Я сейчас вызову водителя, – заторопился герр Майнкопф.
      Мария, немного пришедшая в себя, тихо запротестовала:
      – Ничего не надо, у меня своя машина, я прекрасно смогу доехать сама.
      – Фройляйн Мария, не спорьте, вы не в том состоянии, чтобы садиться за руль, – твердо возразил ей герр Майнкопф, и, уходя, добавил, улыбнувшись ей своей обычной лукавой улыбкой: – К тому же мы с вами изрядно выпили!
      – Ну да, целый бочонок! – слабо улыбнулась ему в ответ Мария, и потихоньку попыталась отодвинуться от крепко держащего ее отца Кирилла.
      Тот тихо сказал ей:
      – Сядь, Мария. Я тебя сейчас отвезу домой, а пока посиди спокойно.
      Мария молча подчинилась, и, опустившись на стул, обвела взглядом зал. К их столику уже спешил официант, чтобы убрать осколки стекла. А посетители, на время привлеченные шумом, уже вернулись к своим прежним занятиям.
      «Все зря… – с тоской думала Мария. – Господи, на что я надеялась?! Он ведь ясно дал понять в прошлый раз, что у нас не может быть общего будущего…»
      В это время к ней подошла фрау Майнкопф, которая не сразу поняла, что произошло, и теперь обеспокоено взяла Марию за руку, проверяя ее пульс выработавшимся за долгие годы практики движением.
      Присевшая рядом с Марией фрау Кюнцер, не зная, чем помочь, неожиданно ласково погладила Марию по плечу, чем окончательно добила ее. Слезы потоком хлынули у нее из глаз.
      Отец Кирилл с окаменевшим лицом сел рядом и взял ее за руку, слегка отодвинув фрау Майнкопф.
      – Ничего, ничего, герр Филаретов, не волнуйтесь, это бывает, – бросив на него проницательный взгляд, попыталась успокоить его фрау Майнкопф. – У Марии сегодня был насыщенный день, ей просто нужно поспать, и все будет хорошо.
      Вытащив из сумочки какую-то пилюлю, она плеснула в бокал минеральной воды и подала его Марии.
      Та, послушно положив в рот лекарство, запила его, несколько раз стукнув зубами о край бокала.
      Тут вернулся герр Майнкопф, и, увидев Марию в слезах, с каким-то сразу ставшим беспомощным выражением лица сообщил, что водитель ждет.
      – А моя машина? – вытирая слезы, спросила его Мария, и встала.
      Отец Кирилл тоже поднялся и, поддерживая ее под руку, повел к выходу.
      – Водитель отвезет вас на вашей машине и поставит ее в гараж, а потом вернется сюда на такси, – успокоил ее герр Майнкопф, следуя за ними.
      – Прошу у всех прощения, за то, что испортила вам вечер, – повернулась Мария к провожавшим ее сотрудникам издательства и гостям, и улыбнулась, смущенно опуская заплаканные глаза.
      – Фройляйн Мария, даже не думайте об этом! – возмутился герр Майнкопф. – Мы провели сегодня чудесный день и чудесный вечер. Думаю, что выражу общее мнение, сказав, что мы вас очень полюбили за время нашего общения, и нас больше волнует ваше самочувствие, чем возможность беззаботно потанцевать лишний час. Так что отправляйтесь отдыхать, а завтра мы вас ждем в издательстве, свежую и жизнерадостную, как всегда. И за нас не беспокойтесь, мы сейчас еще вернемся к столу и выпьем за ваше здоровье, да, друзья?
      Окружающие заулыбались и закивали.
      Попрощавшись со всеми, Мария и отец Кирилл вышли на улицу, где у уже распахнутой дверцы машины стоял на вытяжку водитель герра Майнкопфа.
      Сев в машину, Мария назвала ему адрес и, устало откинувшись на спинку сидения, закрыла глаза, под которыми тут же залегли тени.
      Сидевший рядом с Марией отец Кирилл, посмотрел на нее, собираясь что-то сказать, но, увидев ее состояние, промолчал.
      Так и провели они в молчании всю дорогу до самого дома Марии. Отцу Кириллу даже показалось, что Мария по пути задремала. Но когда машина въехала в подземный гараж, Мария тут же открыла глаза и указала водителю место парковки.
      Выйдя из машины, Мария, забрав у водителя ключи, поблагодарила его, а потом молча повернулась и пошла к лифту.
      Отец Кирилл последовал за ней и снова взял ее под руку.
      Она попыталась отстраниться и, перейдя на русский язык, сказала:
      – Спасибо, отец Кирилл, не нужно больше меня поддерживать, мне уже лучше.
      – Не глупи, – тихо попросил он, – ты вся зеленая.
      В лифте Мария молча стояла рядом с отцом Кириллом, чувствуя его пальцы на своем локте, и не отводила взгляда от панели, на которой зажигались огоньки на цифрах этажей по мере того, как они поднимались.
      «Все напрасно, все напрасно, все напрасно», – билась мысль в ее голове в такт зажигавшимся огонькам, и глухая, черная безнадежность наваливалась на нее, заставляя согнуться ее плечи и сжимая сердце в невыразимой тоске.
      Поднявшись на ее этаж, они вышли.
      Мария молча открыла дверь и, войдя в холл, зажгла свет. Не снимая плаща, она прошла в гостиную и села на диван.
      Отец Кирилл постоял у порога, а потом, прикрыв входную дверь, тихо последовал за ней.
      Мария сидела на диване в гостиной, положив сцепленные руки на колени, и, ссутулившись, раскачивалась взад-вперед.
      – Мария… – тихо позвал ее отец Кирилл.
      Она подняла на него глаза.
      – Как ты, тебе лучше?… – спросил он.
      Мария, вздохнув, прикрыла руками лицо и, потерев пальцами лоб, устало поинтересовалась:
      – Вы зачем сюда приехали, отец Кирилл?
      – Куда сюда? – переспросил он.
      – Сейчас, сюда, в эту квартиру…
      – Чтобы убедиться, что ты благополучно добралась, – ответил он и, подойдя к дивану, сел рядом с ней.
      – Я добралась благополучно, – сказала она каким-то неживым голосом и подняла на него глаза, полные такой боли, что у него даже перехватило дыхание.
      Замерев, он несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, а потом, решившись, тихо промолвил:
      – Я к тебе приехал, Машенька… Я в Германию ехал к тебе…
      Марии показалось, что у нее остановилось сердце.
      – Ко мне?… – повторила она, и слезы снова неудержимо потекли по ее лицу.
      «Господи! Что же я все плачу и плачу?!» – рассердилась она на себя, но никак не могла остановиться.
      Отец Кирилл обнял ее и прижал к себе.
      – Если вы ко мне ехали, то зачем же тогда было спрашивать, не собираюсь ли я замуж за герра Майнкопфа? – спросила она обиженно.
      – Ну… Прошло ведь столько времени. У тебя ведь могли появиться новые… пристрастия… – ответил он. – Мне нужно было убедиться… Быть уверенным… – он в нерешительности замолчал.
      – А откуда вы узнали, что я буду здесь? Борис сказал? – спросила Мария, утыкаясь носом ему в грудь и вдыхая знакомый запах, который она помнила все эти долгие месяцы.
      Отец Кирилл, успокаивающе поглаживая ее по голове, помолчал, раздумывая, рассказывать ли ей сейчас о подозрениях, которые у него возникли сразу же, как только Борис приехал к нему с неожиданным предложением об издании в Германии, ведь идею перевода его книги впервые высказала именно Мария. Да и куча заграничных подарков, которые Борис тогда привез, тоже сразу же напомнила Марию с ее подходом баловать детей в детстве. А потом была еще масса других моментов: схожесть псевдонимов, переводческая работа Марии с ее частыми зарубежными командировками, таинственность Бориса, когда он, конспирируясь, закрывал дверь, прежде чем позвонить, чего раньше никогда при нем не делал… В довершении ко всему, отец Кирилл получил банальное подтверждение, увидев высветившийся номер телефона Марии на АОНе Бориса…
      – Нет, Боря молчал, как партизан, просто конспираторы из вас неважные… – наконец, ответил отец Кирилл, улыбнувшись.
      – Я этого и боялась… – прошептала Мария и прижалась щекой к его груди, обнимая его и стараясь запомнить эти мгновения навсегда.
      Отец Кирилл вздрогнул от ее ласки и, помолчав, спросил ее странно севшим голосом:
      – Ты помнишь, о чем ты меня тогда просила?
      Она, боясь ошибиться, но, уже замирая от ошеломляющего предчувствия, спросила его:
      – О чем?
      – Ты просила поцеловать тебя…
      – Я просила не только об этом… – выдохнула она, и услышала, как его сердце в ответ на ее слова пропустило удар, а потом забилось в груди с удвоенной силой.
      – Я помню, – тихо сказал он, – но все должно быть по порядку…
      Он поднял ее лицо, трепетно прикоснувшись теплыми пальцами к подбородку Марии, и склонился к ее губам. И тогда сила, дремавшая в ней и лишь однажды заявившая о себе, вдруг взметнулась по ее телу раскручивающейся тугой спиралью, заставив затрепетать ее, словно вся она состояла из вибрирующих и звенящих струн. Мария слегка отстранилась от отца Кирилла и, вглядываясь в его глаза, полыхавшие темным огнем, прочла в них не только любовь и нежность, но и неутолимое желание, снедавшее и ее, и его все эти долгие месяцы разлуки.
      – Возьми меня! – простонала она, и последнее, что ей запомнилось, было стремительно приближающееся отражение ее лица в глазах отца Кирилла.
      Проснувшись от какого-то звука, Мария открыла глаза. В комнате было тихо. За окном серели предрассветные сумерки. Большой немецкий город еще спал.
      Лежа в этой тишине, Мария расслабленно устремила взгляд перед собой, наблюдая, как постепенно светлеют тени по углам. На душе у нее царил полный покой.
      Она медленно отвела руку в сторону, стремясь убедиться, что это все не сон и отец Кирилл, действительно, с ней рядом. Но ее рука беспрепятственно скользнула по простыне.
      Мария потрясенно вскочила.
      – О Боже! – она обхватила руками голову, отозвавшуюся резкой болью.
      «Неужели опять все повторяется? Неужели он опять ушел?!..»
      Накинув халат, она рывком распахнула дверь и замерла на пороге, с облегчением привалившись к косяку – отец Кирилл сидел за столом и что-то писал.
      Из одежды на нем было только большое махровое полотенце, обернутое вокруг тела на манер саронга. Мокрые после душа волосы, разметавшись по его широким обнаженным плечам, переливались влажным блеском в мягком свете настольной лампы.
      Заслышав шум, он повернул голову и, окинув теплым взглядом стоящую в дверях Марию, улыбнулся:
      – Ты что так рано вскочила?
      Подойдя к нему, Мария обняла его за плечи, и, склонившись над ним, спросила:
      – Ты начал писать новый роман? – и пораженно замерла, увидев написанное им.
      Это было прошение о браке…
      Отец Кирилл откинул голову и, взглянув Марии в глаза, быстро наполняющиеся слезами, поднялся и крепко обнял ее.
      – А если нам не… – прозвучал в тишине ее недосказанный вопрос.
      – Господь милостив… – ответил он, и привлек ее голову к себе на грудь, нежно поглаживая волосы Марии.
      Так и стояли они, прижавшись друг к другу, словно пытаясь отгородиться от всего мира и защитить свою любовь кольцом сплетенных в объятии рук.
      «…И прилепится к жене своей, и будут два одною плотью…» – пронеслись в голове Марии строки из Евангелия, недавно читанного ею, и сердце ее наполнилось надеждой.
       Санкт-Петербург,
       5 сентября 1999 – 20 октября 2003 года