– Что встали? – молодым звонким голосом, явно не соответствующим внешнему облику, прокричал старик. – Подходите ближе и рассказывайте.

– О чем рассказывать-то? – с наивным видом поинтересовался Рудольф, но Никита боковым зрением заметил, что, несмотря на разгильдяйские интонации, прозвучавшие в лающем голосе, морда оборотня оставалась настороженной, а глаза внимательно осматривали все помещение.

– Интересно узнать, что за глупые создания блуждают по нашим местам, да еще к тому же по ночам, когда нормальные люди носа из-за зачарованной ограды не высунут. Особенно в декаду мертвых, когда Триглав, владыка Дасу, хозяйничает в своих владениях. – Рука старика небрежно показала на один из пустующих пьедесталов. Затем его взгляд пристально уставился на ночных гостей. – Да и компания ваша очень странная – всякой твари по паре. Человек, от которого за версту змеиным духом несет; женщина с повадками перуницы; застывший в перевоплощении невр и младший дух из свиты Вельзевула. Каждый из вас сам по себе странен, а вместе – такого просто не бывает.

Старик закудахтал, то ли кашлял, то ли смеялся. Так продолжалось несколько минут. Когда он успокоился, его глаза продолжили внимательно ощупывать стоящих перед ним гостей, Никита решился:

– Мы здесь по делу. Пришли для выполнения данного нам поручения и, возможно, скоро уйдем.

– Ну-ка, ну-ка, – оживился старик, – а вот здесь поподробнее.

Глаза хозяина капища блеснули ярким желтым цветом и неподвижно уставились на Басанова. Никита замялся: учитывая конфиденциальность поручения, говорить о Кощунниковой книге не хотелось, кроме того, непонятный старик, хозяином восседавший в середине зала, доверия не вызывал. По повадкам он тянул на священнослужителя высокого ранга и, по всей видимости, возложенная Кощеем миссия без его помощи могла бы остаться невыполненной. Интуиция, вложенная при посвящении в сознание не одним поколением предков, молчала.

Пауза затянулась. Лицо старика начало менять выражение от насмешливо-начальственного до строгого, рот его приоткрылся, но в тот же миг подал голос Рудольф:

– Надо нам вещь одну оставить здесь. Наш хозяин поручил это дело нам. Вреда от нее местным богам не будет, а мы после этого уйдем обратно, туда, откуда пришли. Так что давай, старик, или помоги нам, или скажи прямо, что ты нам не помощник, и выгони на смерть в ночной лес.

Выпалив все на одном дыхании, оборотень замолк и в ожидании уставился на хозяина пещеры. Никита заметил, что в глазах человека-волка потихоньку разгорается огонь предстоящего боя.

– Хозяин сказал, хозяин послал, – неожиданно хихикнул старик, – а имя этому хозяину – Кощей. Чего вздрогнул, волчара? Угадал? А разве вам не рассказывал этот страхолюдный тип обо мне? Или, как он всегда это делает, использовал вас втемную? Ничего толком не объяснил, сам не пошел, но задание поручил. С него станется. Ну а про меня вы должны были слышать, во всяком случае, среди людей мое имя известно. Зовут меня Иуда. Иуда Искариот.

Старик в мгновение ока оказался на ногах В росте он уступал только Никите и, несмотря на старческое лицо, под свободно развевающейся накидкой чувствовались мощные накачанные мышцы.

– Это мой храм. Это капище моего бога. Нет, не того чудотворца из Вифлиема, который из иудейской ереси создал новое учение. И не дряхлого безликого Яхве. Не наивного и кроткого Будды и целой череды других богов и божков. Я отказался служить одному богу, не предал, как гласят легенды старого мира, а просто отказался. Каждому из апостолов на последней вечере наивный юноша даровал какую-нибудь выдающуюся способность, для того чтобы они стали ближе к нему и несли новое учение людям. Меня оделил также, но мне достался самый страшный и опасный дар – познать сомнение. И одновременно я получил возможность познавать истину. Не слабо? Познать правду и сразу же начать сомневаться в ней. Я хочу верить, но не могу. Я добираюсь до истины и сразу же подвергаю ее сомнению. При всем этом я бессмертен. Я не стал в угоду Иешуа подтачивать сомнениями идеологию его народа, который он избрал для своих наивных идей, играть роль адвоката дьявола. Просто однажды я отбросил все сомнения и пошел наперекор судьбе. Теперь я здесь. Хранитель подземного капища богов, изгнанных из земного мира. Я – их пастырь. У меня нашли приют Гор и Вишну, Деметра и Иштар, и десятки других богов, которые однажды вдруг стали ненужны в своем мире. Конечно, не все вошли в мой пантеон. Некоторые забытые боги так и сгинули, потеряв своих последователей, некоторые существуют в других измерениях, но я знаю: все они когда-нибудь все равно придут ко мне. А когда наступит последний день существования и мир начнет рушиться, судить станут все, а не только один оставшийся к тому времени бог. Все боги, создатели и разрушители, злобные и добрые, справедливые и коварные – все станут судьями, а я стану посредником между святыми братьями и сестрами (а так оно и есть – вне зависимости от их статуса и происхождения все боги являются одним сообществом), я стану посредником между ними и остальным миром, а может, и рядом миров.

– И когда же случится, ну, этот последний день? – Бесенок с любопытством подался вперед.

Старик, умолкнув, растерянно посмотрел на него, на лице промелькнуло недоумение, блеск в глазах потух, и он плюхнулся на сиденье.

– Бессмысленно объяснять истины тем, кто их не слышит. – В голосе Иуды прозвучала наигранная горечь.

«А ведь он актерствует для себя, – подумал Басанов. – Он слышит только себя, а все остальные для него – зрители, и наплевать, кто они, лишь бы слушали и поклонялись. Театр одного актера. Не самая лучшая разновидность фанатизма».

Между тем Иуда уже с подозрением оглядывал ночных гостей:

– Так что вы хотели в моем храме? Ах да! Вы хотите оставить здесь свою вещь. Я не стану вам помогать, потому что в ваших действиях чувствуется какой-то подвох и он направлен против меня или моих богов. Даже если это не так, ваша так называемая вещь может притянуть за собой все те несчастья, что в ожидании заснули вокруг вас. Да к тому же нет здесь места для захоронения чего-либо не связанного с хранящимися в капище идолами. Нет, согласия от меня не ждите.

– А без вас, уважаемый, мы не справимся? – вкрадчиво спросила додолка.

– Существуют правила приличия, хорошего тона. – Голос Иуды засочился приторным елеем. – Поговорку про чужой монастырь и устав вам всем поголовно слышать приходилось? Это касается и моего храма. Так что приятно оставаться.

Старик привстал, небрежно расшаркался и, отодвинув ногою кресло, медленной походкой удалился за высокий пустующий пьедестал в центре зала.

– Утром ворота храма откроются, и вы уйдете, если сможете.

Гулкий голос пронесся под сводами капища из ниоткуда и эхом заметался среди неподвижных истуканов.

– Упрямый придурок, – подвел итог безрезультатной беседы Глузь. – Слышал я про него. По мне, он похож на политическую проститутку – ни богу свечка, ни черту кочерга. Без него справимся.

После произнесенной вслух фразы бесенок испуганно прикрыл ладошкой рот. В том, что хранитель капища его слышит, ни у кого сомнения не было. Как бы в ответ в зале стало темнеть, похожие на свечи светильники, расставленные вдоль стен, начали гаснуть один за другим, и вскоре все погрузилось в кромешную тьму.

– Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенья не нашел, я не смотрю кино и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо, – на мотив известного шлягера заголосил бесенок.

Ночное зрение, на которое надеялся Басанов, почему-то в стенах капища работало плохо, никаких источников света в обозримом пространстве не наблюдалось и дальше вытянутой руки ничего не было видно. Так что куплет, напетый бестолковым бесенком, стал на данный момент руководством к действию. К сожалению, если слышать что-либо могли все, то обонянием, способным худо-бедно ориентироваться в просторном зале, владел только оборотень.

В начинающей давить темноте Никита различил раздраженное бормотание Рудольфа, сопение Глузя, и лишь молчаливая Нодья прижалась плечом к его спине.

– Вот влипли. – Собственный голос показался Басанову незнакомым, гулким, как будто он со всего размаху бросил фразу в огромную пустую бочку.

В обширном, но замкнутом пространстве, когда основным источником информации служит только слух, звуки, казалось, обрели свою жизнь. Любой шорох, издаваемый во тьме, слышался громко и ясно. Вот почесался Глузь, а вон там скрежетнул зубами и шумно задышал оборотень, почти в ухо печально вздохнула амазонка. Постепенно помещение стало заполняться другими, не имеющими отношения к маленькому отряду звуками. Вдоль стены прошуршали быстрые семенящие шажки, от одного из постаментов послышался легкий скрип, как будто кто-то тяжелый надавил на рассохшееся дерево, в глубине зала зазвучали непонятные звуки, напоминающие вздохи и невнятное бормотание. Ощущение чужого присутствия со всех сторон пришло само собой.

– Все ко мне, быстро! – скомандовал Басанов, придерживая за руку Нодью. – Быстрее, мать вашу перетак!

Сиплое дыхание оборотня переместилось ближе.

– Осторожнее, это я. – Крепкая рука прихватила человека за предплечье.

– Глузь, – позвал в темноту Никита, – Глузь. Давай сюда!

– Глузь,.. Глузь... Глузь... – заметалось в воздухе эхо. – Сюда... сюда... сюда...

– Да здесь я, – откуда-то со стороны, искаженный эхом, послышался ответ, – за вас держусь.

– Погоди. – Басанов вспомнил про зажигалку, с которой никогда не расставался, и, достав ее из кармана, высек маленький колеблющийся огонек. Поставив регулятор на максимум, он поднял источник света над головой.

Небольшой газовый факел озарил центр зала. Додолка и оборотень, стоящие неподвижными стражами по бокам, находились рядом, но бесенка поблизости не наблюдалось.

– Вот он! – оглушающе рыкнул Рудольф, выбрасывая руку в сторону ближайшей скульптурной группы.

Глузь, охватив ногу одной из статуй поблескивая круглыми глазами, с высоты постамента удивленно смотрел на своих товарищей.

– Сюда давай, – в голосе оборотня прозвучало нетерпение, – мы здесь.

Издав радостный визг, бесенок оттолкнулся от статуи и понесся к ним, в несколько секунд достигнув вожделенной цели. С разбегу он приник к ноге Нодьи и на мгновение замер, возбужденно дыша. Невозмутимая амазонка не спеша отодвинула мохнатого сотоварища от себя, как бы установив невидимую дистанцию близости.

Зажигалка, нагревшись, обжигала пальцы, и Никита с грустью ее погасил. Темнота тотчас накрыла замершую группу, и почти сразу же послышался недовольный голос додолки:

– Куда руками лезешь, паскудник маленький. Звонким эхом пронесся по воздуху звук пощечины, в ответ раздался недоуменный голосок Глузя:

– Ты чего? Я тебя вообще не касаюсь. Я за боярина держусь.

Басанов ощутил, как чья-то рука крепко ухватила его за штанину. Почти сразу послышался еще один звонкий хлопок одновременно с возмущенным голосом Нодьи:

– Куда лезешь, сволочь мохнатая! – и опять последовал звук удара.

Не выдержав, Басанов чиркнул кремнем, яркое пламя осветило прижавшихся друг к другу походников и... заросшего курчавыми рыжими волосами рогатого человека. Рогоносец, изображая на волосатом лице ослепительную голливудскую улыбку, тянулся мохнатыми руками к ногам девушки. Увидев притязателя, амазонка яростно взвизгнула и, отделившись от товарищей, подпрыгнула, одновременно взмахивая ногой, обутой в сапожок с окованным металлом рантом. В неровном, колеблющемся от зажигалки свете расплывчато мелькнула, отбрасывая яркие блески, полоса и закончила траекторию в районе подбородка мохнорылого. Звук от столкновения подбородка и носка сапога очень напомнил звук сцепки двух железнодорожных вагонов. Существо безмолвно грохнулось на пол и раскинуло в стороны оканчивающиеся копытами волосатые ноги.

– Вот так их, маньяков козлоногих! – пропищал бесенок, восхищенно поглядывая на возвышающуюся над поверженным телом амазонку.

Зажигалку пришлось погасить снова – корпус ее нагрелся до невозможности, да и запасы газа были небеспредельны. Стоять вот так посередине зала, когда в окружающей темноте бродят всякие неизвестные существа, Басанову не хотелось. В том, что в глубине помещения есть еще кто-нибудь, у него сомнений не возникало.

– Отходим к стене, – принял он решение вслух. – Вправо.

Чиркнув зажигалкой и ощущая присутствие товарищей за спиной, Никита первым двинулся в указанном направлении. В свете неровного огонька, отбрасывающего отблески на совсем близкое расстояние, чужих не наблюдалось, но где-то там, среди пьедесталов и статуй различных богов, ему чудилось постоянное движение.

Возле стены, на опоясывающем зал невысоком каменном бордюре, стояли похожие на свечи светильники. Установленные с одинаковым интервалом, они терялись в темноте. Глузь первым подскочил к ближайшему и, ткнув пальцем в оплывшее от огня навершие, заверещал:

– Зажигай!

Поднеся огонь к похожему на фитиль отростку, Басанов убедился, что зажечь светильник будет непросто, и, только израсходовав почти половину газа, он смог запалить два фитиля.

Столько же света давали обычные стеариновые свечи, но и его хватало, чтобы пространство вокруг можно было контролировать. Темнота обступила островок света, но все равно доносившиеся из глубины зала звуки были непонятны. Шорохи, поскрипывание, шарканье, неразборчивое бормотание – все указывало на бурную деятельность, невидимую сгрудившимся у ненадежных огоньков участникам Кощеевой авантюры. Именно так Никита окончательно оценил их поход.

Когда Лесной Хозяин с привычным оскалом разъяснял особенности их предприятия, ничего подобного ему даже не представлялось. Но что сделано, то сделано, и из создавшейся ситуации надо искать выход. В том, что в недосягаемости визуального контакта бродят ожившие идолы старых богов или их последователи, сомнений не было, но не верилось и в то, что они не собирались появляться на глаза, приблизившись к освещенному месту. Тревогу вызывало только одно – насколько хватит светильников? Попытки зажечь новые к желаемому результату не привели. Басанов израсходовал почти весь газ, но фитили упорно не желали загораться.

По часам прошло уже больше половины ночи, когда светильники тревожно затрепетали и начали медленно гаснуть. По призыву Никиты все бросились шарить по карманам в поисках чего-либо, что можно пустить на растопку костра, но внезапно наступила тишина. Все звуки, доносившиеся из темноты, одновременно смолкли. Рудольф нерешительно сделал шаг от стены, приподнял нос, его уши локаторами заходили во все стороны.

– Я никого не ощущаю, – признался он, – кроме нас, здесь никого нет.

– Да ну? – недоверчиво хмыкнула Нодья.

– Точно. Минуту назад я ощущал присутствие множества различнейших существ. Многие запахи мне вообще казались незнакомыми, но сейчас все они исчезли, как будто все существа одновременно вышли и даже свои запахи с собой унесли. Это вы познаете окружающий мир в основном за счет зрения, а для меня глаза значат не больше чем остальные чувства. Я со всей ответственностью говорю – нет здесь никого.

Оборотень смело шагнул в темноту и растворился в ней. Следом, мигнув, пропал последний огонек светильника. Бесенок и додолка плотнее прижались к Басанову, как бы передавая себя под защиту человека. Но человеку стало самому как-то не по себе. Что бы оборотень ни утверждал и как бы он ни пытался убедить соратников в наступившей безопасности, окружающая темнота пугала всех.

Стараясь задавить в себе надвигающуюся панику, Басанов ощутил злость, злость на себя. Он перестал чувствовать себя загнанной в угол жертвой, тревожно ждущей появления превосходящего врага. Примерно такое же ощущение приходило к нему в те периоды его короткой биографии, когда инстинкт выживания становился инстинктом сильного хищника, но никак не инстинктом испуганного травоядного.

Страх пропал, и почти сразу возникла уверенность в своих силах. Неожиданно человек понял, что может свободно ориентироваться в темном помещении и что именно он в этом зале является самым опасным существом. Рядом вздрогнул бесенок, испуганно вздохнула додолка и сдавленным голосом произнесла:

– Никита, у тебя глаза светятся. Что с тобой случилось?

Не обращая внимания на цепляющихся в испуге за его куртку спутников, Басанов двинулся в глубь зала. Постаменты с застывшими на них фигурами ясно вырисовывались перед ним и казались слегка подсвеченными внутренним сиянием. Огибая массивные пьедесталы, он шел к неясно осознаваемой цели. А вот и она.

На круглой, как жернов, плите застыла скорчившаяся фигура рогатого божка. Нижняя часть волосатого лица казалась свернутой на сторону и придавала ему страдальческое выражение. Кажущиеся живыми глаза с испугом взирали на подошедшего человека.

– Смотри, женщина, – подал голос не произнесший до этого ни слова бесенок, – это же тот маньяк, которого ты ногой в морду урыла.

Никита встал напротив божка, краем глаза он заметил вынырнувшего сбоку оборотня и, глядя в наполненные страхом глаза, приказал:

– Слезай.

Козлоногий неловко качнулся и сделал шажок к краю пьедестала, но затем замер и, кивнув головой в сторону амазонки, просипел:

– Пусть эта женщина меня не трогает.

– Нужен ты очень! – Ответ Нодьи совпал с ее пренебрежительным жестом.

Было заметно, что додолка не видит своего обидчика, но, на взгляд Басанова, она совершенно перестала чувствовать страх и дискомфорт.

Неторопливо, демонстрируя мирные намерения, божок спустился на пол. Круглые, лишенные белков глаза уставились на человека. Наконец прозвучал вопрос:

– Что вам от меня нужно?

С ответом человек не спешил. Обойдя козлоногого, он подошел вплотную к пьедесталу и по пришедшему наитию попробовал сдвинуть его с места. Сообразивший что к чему Рудольф присоединился к нему, и плита сдвинулась. Чиркнув зажигалкой, Басанов разглядел открывшуюся в полу выемку. Он небрежно снял с плеча рюкзак и извлек оттуда контейнер. Похожий на пластиковый кейс, он казался нелепым для совершенно несовременной обстановки, но, как пояснил Кощей, именно в такой упаковке древняя книга недоступна для любого поиска. Когда кейс скрылся в выемке, а постамент был возвращен на место, Никита посмотрел на неподвижно стоящего рядом божка и спросил:

– Как звать тебя?

Козлоногий, взмахнув руками, запрыгнул на свое место и сдавленно просипел:

– Пан. Властитель эллинских лесов, бывший небожитель и олимпиец.

– Начальник паники, – вставил слово неуемный Глузь.

– Развратник, – добавила додолка и сплюнула под ноги.

– Коллега.

Характеристика оборотня вызвала общий смех.

– Властью победителя заклинаю тебя, Пан, хранить данную вещь! – Неожиданно для себя Басанов произнес слова, которые еще несколько минут назад и придумать бы не смог. – Отныне ты ответственен за нее до тех пор, пока кто-нибудь из нас не потребует ее обратно... Я не слышу ответа.

– Клянусь, победитель! – Слова давались Пану с трудом, на его перекошенном лице явно обозначилось нежелание давать клятву, но выбора у него не было. – Клянусь именем своим и силой этого места.

– Вот и ладненько, – подытожил Никита, приходя в веселое настроение. – А нам пора по домам. Так что счастливо оставаться, и к девушкам больше не приставай, а то видишь, что получается в результате.

Забытый древнегреческий божок зло скрипнул зубами и тотчас со страдальческим выражением схватился за челюсть. Изобразив подобие воинского приветствия, человек приложил пальцы к виску, развернулся и, не выбирая дороги, направился к месту, где, по его мнению, должен был находиться выход из капища.

Скала, загораживающая выход, казалась массивной и прилегала к стенкам прохода так плотно, что никаких щелей в ней никто не увидел. Пытаться открыть ее Никита даже и не стал – кто знает, что ждет за пределами ставшего относительно безопасным Иудиного святилища – ночь-то еще не закончилась.

Ждать пришлось не так уж и долго. Сначала сами собой зажглись светильники, затем откуда ни возьмись из глубины зала вышел старичок-с-ноготок, впустивший их в капище по деревянной лестнице. Подмигнув ожидающей утра компании, он как ни в чем не бывало прошел к одному из постаментов и, нагнувшись, что-то повернул.

Под ногами почувствовалась легкая дрожь, и с тихим шелестом каменная створка отъехала в сторону. В лицо ударил влажный холодный воздух, принеся с собой яркие ароматы унавоженных полей.

– Достали эти смерды. – Привратник скривил лицо и подошел к замершему в проходе отряду. – Год дерьмо копят, а потом по округе раскидывают. Мичурины недоделанные. А вам, я гляжу, уже хочется поскорее покинуть сей божественный уголок? Я рад, что у вас все в порядке, но, если не возражаете, дам совет.

Речь старика разительно отличалась от грубого немногословия, услышанного в начале ночи. Можно подумать, что перед ними стоит совершенно другой человек, да только рожа у него один к одному с тем ночным спасителем.

– Прямого выхода из священной рощи нет, да и нежить последнее время расшалилась, сами вчера видели. Отсюда две дорожки: направо – приведет в Берендеевку, а налево – прямиком в Алкедаму. С той стороны холмов из обеих деревень выходят дороги на тракт, что в прямо в столицу приведет.

– А через какую деревню идти лучше? – поинтересовался Басанов.

– Это смотря кто вы. Ежели чужаки или из переселенцев каких, то в Алкедаме можете и знакомых увидать, а если исконные жители королевства, то проще через Берендеевку. Хотя в принципе без разницы – королевство королевством, а у нас своя жизнь. Мы никому не мешаем и другим вмешиваться не даем. Если нет злых умыслов, можете идти через любую деревню, а там... – Старик неопределенно взмахнул рукой и добавил: – Идите сейчас, старший жрец очень недоволен вашим приходом, так что лучше до его появления уйти.

Вытоптанная тропа вилась среди густых, но невысоких деревьев. Выглядело все буднично и безопасно: мелкие пичуги, посвистывая, сновали среди листвы, в пышной траве копошились какие-то мелкие зверьки. Развеянный утренним ветерком запах дохлятины не тревожил. Сами умертвия, по утверждению бесенка, попрятались как минимум до вечера. Глузь с наступлением утра объявил себя знатоком потусторонней нечисти, и нежити в особенности. Никита не возражал – болтливость мелкого соратника порой надоедала и раздражала, но если есть заданная тема, то, глядишь, что-нибудь интересное и прозвучит.

Получилось само собой, что свернули из капища налево, особо не задумываясь, – Алкедама так Алкедама. Предупреждения о том, что можно встретить знакомых, никто не принял всерьез. Какие еще знакомые на чужой земле, в совершенно чужом мире? По лицам заметно – этого не может быть, потому что этого быть не может вообще.

Постепенно деревья стали мельчать, переходя в редкий, почти безлистный кустарник. Иногда в глаза бросались следы разумной деятельности: то кем-то брошенный или потерянный инструмент, то плохо замаскированные следы вырубки, то просто кучи бытового мусора.

– Если бы не знал, что мы в Заповеднике, то подумал, что к какой-нибудь Сельге подходим, – высказал мнение Рудольф, бросая брезгливый взгляд на загаженные окрестности. – Все-таки свиньи – эти местные жители, как и большинство людей.

На лицах шедших рядом Глузя и Нодьи промелькнуло брезгливое выражение. Басанов комментировать слова оборотня не стал, его самого порой коробило от такого отношения людей к природе. Он понимал, что искать доводы для защиты представителей своего вида бессмысленно – человек-волк как всегда оказался прав.

От опушки тропинка потянулась по склону холма, какое-то время виляла вдоль свежеструганого частокола и уперлась в накатанную дорогу, ведущую к распахнутым массивным воротам. Вблизи деревенская ограда оказалась достаточно высокой – метров пять, местами за ней угадывались смотровые площадки, а у самих ворот на широком табурете сидел человек. Серо-зеленый плащ, накинутый на плечи, топор на длинной рукоятке и острый пронизывающий взгляд, не соответствующий расслабленной позе, – стража на месте. Заметив приблизившуюся странную по любым меркам группу, стражник привстал и повелительным жестом поднял свободную руку:

– Стой.

Подошедшие почти вплотную, они остановились – игнорировать представителя местных охранных служб никто, хотя бы на данный момент, не собирался. Стражник прошелся внимательным взглядом по лицам и рукам, задержавшись на Рудольфе и Глузе, облик которых не вписывался ни в одно человеческое общество, и, плюхнувшись на широкое сиденье, разрешающе махнул в сторону ворот. Никита недоуменно затоптался на месте, но оборотень подтолкнул его вперед, и они вошли в деревню.

Смотреть было не на что. Обычная деревня: деревянные дома, оплетенные прутьями ограды, чумазые дети, с любопытством глядящие из-за изгородей, и отсутствие взрослого населения на улице. Где-то в стороне пару раз промелькнули закутанные в серые накидки фигуры местных пейзан, явно озабоченных своими делами, и все. Прямая улица пересекала деревню насквозь и выходила за частокол с другой стороны. Не видя ничего интересного, Басанов решил не задерживаться в нелюбопытном населенном пункте. Соратники по авантюре не возражали, правда, бесенок пробормотал что-то о влиянии горячих завтраков на правильное пищеварение и крепкое здоровье, но прислушиваться к нему не стали.

– А какого, извините, хрена мы поперлись через деревню? – немного грубовато, вполголоса, произнесла додолка. – Что-то мне здесь совершенно не нравится.

Обошли бы с другой стороны, и делов-то.

Одобрительно хмыкнув, Рудольф посмотрел на Басанова и заметил:

– И пахнет не очень приятно, гадостью какой-то. Никита втянул носом воздух, но ничего не ощутил.

Запах навоза, дыма, готовящейся пищи и еще чего-то знакомого – обычные деревенские запахи. Внутреннее чутье, которое уже пару раз выручало его из нестандартных ситуаций, молчало.

– Ладно, не нервничайте, – произнес он, – сами видите: никому мы здесь не интересны и не нужны. Идем дальше, вон уже выход виден.

– А там нас ждут. – Глазастый человек-волк кивнул в сторону видневшихся вдалеке ворот. – Назад можно не оборачиваться, там тоже несколько человек стоят.

– Идем прямо и спокойно. – Паниковать Басанову не хотелось. – Вы все молчите, если что, говорить стану я.

Четыре фигуры в развевающихся серых плащах перегородили улицу невдалеке от ворот. Капюшоны, накинутые на головы, скрывали лица. Одна из фигур сделала шаг вперед и вытянула к приблизившимся в перчатке руку:

– Остановитесь. – Голос, донесшийся из-под капюшона, оказался басистым и громким. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

Находясь всего в двух шагах от собеседника, Никита как ни пытался, но так и не смог разглядеть лицо говорившего, остальные так же надежно прятали физиономии от человеческого взгляда. Единственно, что можно было понять, глядя на стоящих перед ними аборигенов, это что один из них является женщиной.

Скосив глаз в сторону, Басанов с удовлетворением заметил, что его спутники, как бы невзначай положив руки на оружие, рассредоточились за его спиной.

– Вы можете не волноваться, в Алкедаме вам ничего не угрожает, если только вы сами не несете с собой угрозы. – Спокойный обладатель густого баса произнес фразу равнодушно, не спеша выговаривая слова. – Откуда вы пришли к нам? Что вы делали ночью в заповедной роще? Зачем пришли в нашу деревню?

Рассказывать что-либо конкретное Никита не собирался, убедительно врать умения не хватало, поэтому он просто брякнул:

– Да мы тут проездом. Уже уходим.

За спиной одобрительно загудели товарищи по оружию. Стараясь улыбаться как можно доброжелательнее, Басанов добавил:

– Не освободите ли вы нам дорогу? У нас совершенно нет времени.

– Все вопросы только в присутствии личного адвоката, – пискнул за спиной бесенок, – или процессуальные нормы не по плечу?

Аборигены молча стояли, они, по-видимому, ожидали более обстоятельных ответов. Тот, что ростом был пониже, неожиданно откинул капюшон, и Никита увидел знакомое лицо Зухры. Она обожгла удивленного боярина злобным взглядом. «Ничего с ней не случится, – вспомнились слова деда, и воин на миг опять посочувствовал маленькой колдунье-некромантке. Только на миг. Дальше проявлять лояльность уже не хотелось. Руки, выпростанные из-под мешковатой накидки, начали плести затейливый узор.

– Колдунья! – Одновременно с выкриком амазонка оттолкнула Басанова в сторону и древком короткого копья хлестнула по извивающимся пальцам.

Зухра вскрикнула и, схватившись за ушибленную кисть, присела на корточки. Остальные селяне испуганно отступили в стороны.

– Давно бы так.

Оборотень уверенным шагом двинулся вперед, увлекая за собой товарищей. За спинами остались молчаливые люди в капюшонах и постанывающая женщина. Пробегая мимо согнувшейся от боли Зухры, Басанов столкнулся с тяжелым взглядом, ударившим из-под одного из капюшонов. Ему показалось, что на плечи навалился непомерный груз, ноги замедлили движение, мышцы расслабленно затормозились.

Спас бесенок. Рыжим шаром он катанулся под ноги к выдвинувшейся фигуре в балахоне, и горсть песка, подхваченная маленькой ручкой, метнулась под опущенный капюшон. Абориген вскрикнул, качнулся и схватился за лицо. Сразу же стало легче. На раздумья времени не оставалось – распластавшись в прыжке, Никита опустил оба кулака на головы стоящих рядом и еще никак не проявивших себя жителей Алкедамы. «Превентивная мера против колдовства», – мелькнула в голове мудреная фраза. Додумать формулировку или хотя бы удивиться ей не получилось. Разъяренное лицо до-долки возникло перед ним, и ее вопль ворвался в уши, перекрывая остальные звуки:

– Быстрее к воротам!

Сильная рука потащила его вдоль улицы. Неторопливые стражники, сунувшиеся навстречу их распахнутых ворот, отлетели тряпичными куклами в разные стороны. Это несущийся впереди Рудольф убрал их с пути отряда. Когда чуть приотставшие Басанов и Нодья догнали прокладывавшего дорогу оборотня и пристроившегося рядом бесенка, выход из селения был почти полностью расчищен: Рудольф «успокоил» наиболее ретивых местных жителей, по собственной глупости решивших встать на дороге.