Егор ощутил весомый подзатыльник, а затем всеми ладонями и коленями ткнулся в нечто упругое и крепкое. От неожиданности он едва не повалился на бок, но удержался; и тотчас же по этому боку больно чиркнуло железом.
      Мысль философа сработала конкретно, безошибочно. «Автомат», – понял он.
      И понял мигом, что он – в своём родном мире, упругое под руками и ногами – почва и трава, сам он стоит на карачках на лесном склоне, внизу озеро с тёмной водой, а над головой – небо. Не такое роскошное, как давешнее, но родное, знакомое!.. «Хреновенький, да свой!» – вспомнилась ни с того ни с сего присказка соседки по дому, всегда поддатой развесёлой бабы.
      Своё! Княженцев жадно хватанул воздух и ртом и ноздрями, скинул автомат на траву. Затылок и бок слабенько саднило, Егор сел и энергично потёр голову сзади рукой. «Оброс», – подумал он.
      Сзади послышались возня и пыхтенье. Обернулся: Забелин с Кауфманом, живые и здоровые, барахтаются точно так же, как он.
      – С возвращеньицем, космонавты, – приветствовал он их. – Трансценденталы!
      – Бла… благодарствую-с, – прокряхтел Павел, борясь с самим собой. И не совладал-таки, повалился башкой вперёд.
      Егор не удержался, расхохотался.
      Аркадий оказался удачливее: он с гравитацией справился, осторожно присел на пятую точку.
      – Правда, как после невесомости, – согласился он.
      – Фу ты, – буркнул Павел и сел наконец. – Гадство гадское.
      Княженцев осмотрелся. Всё точно: таёжный холм, поляна, знакомец-дольмен. Озеро Зираткуль. Дома! Вернулись.
      – А ведь мы вернулись, мужики, – сказал он негромко.
      – Ещё бы! – Павел усмехнулся.
      Только вот улыбка была его грустная. Не сияла в ней радость возвращения… да и ничего, собственно, не сияло.
      Суровость осознания была в ней.
      И Княженцев понял это. Уставился на приятеля с ироническим прищуром.
      – Синьор, – позвал он. – Во многом знании – многая печали?..
      – Да уж, – без всякой шутки ответил Забелин. – Опечалишься тут.
      Аркадий же не стал словесно играться. Сказал просто:
      – Паша, слушай… Тебе там открылось нечто?
      – Нечто. – Павел кивнул. – Открылось, догнало, да ещё раз открылось. Аж пот холодный прошиб.
      Егор почувствовал, что иронизировать больше не надо.
      – А если серьёзно, – сказал он.
      – А серьёзней некуда, – ответил Забелин спокойно. – А вы что, разве не заметили?
      Спрошенные переглянулись.
      – То есть… что мы там увидели? – осмотрительно уточнил Княженцев.
      – Ну да.
      – Ну что… Аркадий, ты что скажешь?
      Аркадий сказал. Хорошо сказал – внятно, толково, по делу. Павел выслушал, после чего на Егора посмотрел вопросительно.
      Тот руками развёл:
      – Мне нечего добавить. Всё так.
      – Да. – Павел хмыкнул криво. – Всё так. Значит, одному мне такое счастье…
      – Нет, Пашка, – сказал Егор искренне. – Ты вот скепсис какой-то нагоняешь, а ведь это у тебя талант!..
      Забелин и не спорил: талант, верно.
      – Вот видишь. Это же… чудо, диковина! Я, знаешь, только там допёр, отчего это всё вокруг нас закрутилось. Мы-то, три мудреца в одном тазу, ломали головы – а оказалось, что вся кутерьма из-за Павла Васильича! И никто другой здесь просто ни при чём!..
      – Я тоже понял, – улыбнулся Аркадий.
      – Что нечисть взвыла именно от его появления?
      – И не только.
      – А что ещё? – брови Егора приподнялись.
      – Да то, что она ничего ему не могла сделать. Бессильна была. И нам заодно, как самым близким. А не будь его, сожрала бы нас и даже не поперхнулась, только косточки выплюнула. Мы этого не знали. А она знала! Она поняла.
      – Да, – кивнул Княженцев. – А знаете, до меня лишь теперь – лишь теперь! – дошло, почему Пыжов так странно себя вел при встрече с нами. В принципе, если зона знала, что мы для нее опасны – а она знала! – это верно, она бы нас кончила, и дело в шляпе. Что она, вообще-то, и попыталась сделать – на реке. Помните, мы потом говорили… ты, Пабло, говорил: мол, это еще чудо, что мы не пошли ко дну, а один только Семен… Помните?
      – Ну, помним, помним, – нехотя согласился Павел.
      – Да! По идее, всех должно было смыть. По идее, вот именно! Это была идея, цель. Но у нас – своя, да покрепче!.. Так вот: это и вправду было чудо. Зона не смогла убить нас. И растерялась! Она поняла, что столкнулась с тем, что сильнее ее, а что с этим делать? – не знала. А мы-то все приближались и приближались, и вот уже в Метеле. Ну, здесь ее посланец рыпнулся было к нам… черт знает, что он хотел с нами сделать, но тоже сообразил, что у него ни хрена не выйдет… Ах, черт возьми!
      Княженцев расхохотался – как-то слишком нервно, перевозбужденно.
      – …Черт возьми! Ведь теперь совсем другими глазами смотришь! Вроде бы ты просто осадил ретивого не в меру дурака – да так оно и было в нашем измерении! – мы и знать не знали, что это значило там, в высотах, в глубинах!.. А ведь это нежить впрямую столкнулась с силой Земли, планеты нашей! Испугалась. Отступила. И ушла!
      – Но потом… – Аркадий усмехнулся.
      – Но потом, – подхватил Егор, – она попытку повторила. Ночью. Попался Виталий, а нам троим – как с гуся вода. И вот тогда утром она решила пойти ва-банк. Всеми наличными силами.
      – И средствами… – проворчал Павел.
      – Да. Ну а дальнейшее – последствия того ва-банка. Можем себя поздравить. Победа!
      – Поздравляем… – начал было Аркадий.
      – Эй, хватит! – Павел вмешался, лицо его крайне неприязненно перекосилось. – Я не хочу…
      – Погоди, Пабло…
      – Нет!! Слышите ли? Я не хочу!
      Какая-то слишком уж рваная нотка сквозила в этих протестах, и Егору вдруг стало Пашку жалко.
      – Ладно, ладно, – сразу согласился он. – Молчим.
      – Один только вопрос, – не уступил Аркадий. – Скажи, Паш, как тебя надоумило сюда отправиться, на Кара-су? Как вообще это решение созрело?
      Павел поуспокоился.
      – Я и сам думал, – признался он. – И ничего другого не придумал, кроме как руки воздеть…
      И он, правда, вознёс руки к небу, вроде бы в шутку, а в самом деле на полном серьёзе:
      – …И провозгласить: судьба!..
 

* * *

 
      Судьба! Наверно так, иначе не скажешь. А кто ж иной мог заставить Павла Забелина, изучая таёжные маршруты, выбрать именно этот, реку, о которой он доселе представления не имел? А уже выбрав, легкомысленно отмахнуться от намёков и туманных слухов о странностях тех мест! Как нарочно, шёл к чёрту в лапы, не подозревая ни об этом чёрте, ни о том, что сами черти боятся его до ужаса, что одним появлением своим он поднимет в бесовском логове такой тарарам…
      Тут все примолкли, виновато как-то переглянулись. Все разом припомнили и Семёна, и Клавдию Макаровну, и Беркутова. Да и Виталия, бог уж с ним… да и Пыжов тоже пропал, хоть и по собственной глупости…
      Вот такова плата за неуязвимость. В смертном страхе нечисть сперва замолотила как попало, но потом как бы опамятовалась и принялась действовать зло, целенаправленно, включила оборотня…
      Куда делась душа незадачливого блюстителя? Можно только гадать, но то, что облик его заполнился какой-то смрадной сущностью, это уж точно. То был ещё один успех нежити. Никто не заметил подмены, хотя человекообразный его облик чуть-чуть изменился – неуловимо, но изменился. Ну, может быть, смутно и ощущали что-то, но всерьёз никто не подумал… Никто, кроме Клавдии Макаровны! Да и та чуть-чуть. Она только подозревала, что улыбчивый пустоглазый участковый – уже что-то не то, чем кажется… И это не тоеё, Клавдию Макаровну, боялось, не совалось в дом к ней, разве что вокруг забора ходило. И только когда уж совсем припёрло, когда нежить обезумела от страха, что вот-вот ей станет совсем уж худо, тогда она погнала тварь в деревню днём – ну, там тварь и нашла свою погибель.
      – Ты знаешь это? – спросил Аркадий.
      – Знаю. – Забелин отвернулся.
      Помолчал и сказал глухо:
      – Узнал. И это узнал, и куда пыжовская душа делась. И многое другое. Но говорить не буду.
      – Почему?! – в оба голоса.
      – По кочану.
      Слушатели рассердились. Егор матюгнулся.
      – Я… – начал он было, но Забелин перебил.
      – Мужики, – твёрдо объявил он. – Слушайте внимательно, что я скажу. Слушайте и запоминайте! Потому, что повторять больше не буду. Может, это нескромно, но мне плевать. Да, у меня, действительно оказался редкий талант. Мои… как это… тьфу ты! Слушай, князь, может, ты лучше сформулируешь?
      Егор кивнул уверенно:
      – Твои качества оказались таковы, что к многомерному миру они пришлись тютелька в тютельку. И те твои измерения, что здесь свёрнуты, там развернулись до упора. И ты…
      – И я увидел свет, как никто прежде не видел…
      – Ну, это ты хватил, – заметил спокойно Княженцев.
      – Ну, пусть, – упрямо мотнул головой Павел. – Но всё равно, мне открылось такое, что мало кому было дано. Я не горжусь, упаси бог! Просто уж дар такой… и лучше б его не было!
      – Лучше бы не было… – зачем-то повторил Аркадий.
      – Да. Я увидел сразу все времена. Прошлое, настоящее и будущее. Да не одно! А сразу много их. Понимаете?
      – Альтернативная история? – Егор хмыкнул.
      – Параллельная, – понял и Кауфман.
      – Точно. Так что наша всемирная история – не единственная. Как вам это?.. Много их, и во всех события разные…
      – А они пересекаются? – Егор аж подался вперёд.
      – В том-то и дело, что да! А самое-то главное, самое… – тут Павел поперхнулся, сердито закашлялся, замахал руками… но, прокашлявшись, продолжил горячо: – Самое главное, чёрт возьми – что вот этот вот… дольмен, будка эта, чтоб ей пусто было, – она тоже точка пересечения. Да ещё какая! Тут времена так переплелись, что я как глянул, так и зашёлся… я же говорю, до холодной испарины. Такое…
      – Погоди, погоди, – бесцеремонно перебил Егор. – Ты говоришь о возможном будущем?
      – Ясный пень! Я ведь что подумал: а ну, как бы ничего этого не было, не отправились бы мы в поход, не попали сюда бы, не завернуло бы нас так, не угодили в большой мир, не откройся мне всё… что бы тогда могло бы статься с нами, со всей Землёй?! Вот что я увидел! Вот почему мне так поплохело!
      – Да что же такое!.. – вскричал Княженцев.
      – Не скажу.
      – Ну вот… – растерялись оба, и Егор и Аркадий.
      А Павел насупился, засопел носом.
      – М-м! – издал он, да ещё головой при этом дёрнул. – Вы… вы поймите меня. Я не капризничаю, ничего такого. Просто я сам не до конца всё понимаю; в смысле, разумом не могу понять, объяснить. А нутром-то понял хорошо, до самых печёнок: если сейчас не закрою этот портал, то быть беде. Да такой беде, по сравнению с которой мировые войны – так, шалость детская. И закрыл.
      – Что закрыл? – не понял Егор.
      – Да вот его, – Павел небрежно ткнул пальцем назад. – Дольмен этот самый. Тьфу на него! Теперь это лишь будка с дыркой.
      – Ну да? – Аркадий недоверчиво сощурился.
      – Можете проверить. Хоть сейчас. Залезьте туда, посидите. Да обратно.
      – И ничего не будет? – Кауфман осведомился всё-таки с подозрением.
      – Абсолютно!
      – Ты так считаешь, – заговорил Егор, – что этот обормот, Пацюк… Кстати, а его ты не видел там?
      – Я не всматривался. – Павел отмахнулся. – Не до него… Да что с ним, болтается где-то в преисподней, дурак дураком. Дурак в самом деле! Это же надо – такое активировать!..
      Княженцев тонко улыбнулся.
      – Пабло, – молвил он. – Тебе, возможно, и виднее было. Но теперь ты меня послушай. Да и ты, конечно, Аркадий.
      – Философский анализ? – с язвиночкой спросил Павел.
      – И синтез, – согласился Егор охотно.
      – Ну давай, синтезируй, послушаем.
      – Сейчас. Это не так-то просто!
 

* * *

 
      Егор собрался с мыслями, нахмурился, откашлялся.
      – Ну прежде всего, Павел Васильич, задумайся-ка вот над каким вопросом. Ты говоришь, что возможное развитие событий, возможное вторжение чужих миров грозило в будущем вселенской катастрофой. Так?
      – Допустим, – заговорил философским языком и Забелин.
      – Так, – подтвердил своё Княженцев. – Но вот давай-ка поразмыслим. Ведь ты смотрел из многомерного времени и видел множество времён одномерных, то есть возможных вариантов развития событий. Верно?
      – Допустим, – повторился Павел.
      – Допустим. – Егор усмехнулся. – Я, разумеется, не знаю точно, но предполагаю, что эти одномерные времена из объёмного пространства представляются в виде таких протяжённостей, нитей, что ли…
      – Примерно так, – ухмыльнулся и Павел. – Только это очень приблизительно сказано. На самом деле гораздо сложнее. Богаче!
      – Не сомневаюсь в этом. Но главное – вот оно: ходы одномерных времён выглядят так из многомерного времени. Они переплетаются, по ним по всем пульсирует жизнь, и по какому именно побежит наша – жизнь нашего человечества, – Егор ударением выделил «нашего», – мы здесь не знаем.
      Он посмотрел в лицо Аркадию, затем Павлу. Рот Забелина сделал краткое уверенное движенье, без слов, но Егор легко расшифровал: здесь не знаем, а вот там я…
      – Да-да, – засмеялся, закивал Егор. – Мы не знаем здесь. А ты там, конечно, узнал. И принял меры, чтобы земное будущее выправить. Так? Так! И какие же ты меры принял, скажи, пожалуйста?
      – Ну какие… – заговорил Павел врастяжку, как бы ощупывая мыслью возможные полемические аргументы философа… но не для него было это занятие, и он брякнул: – Да какие! Прихлопнул всю эту лавку к такой-то матери, да и делу конец!
      – Вот! – тут Егор рассмеялся славно, от души. – Прихлопнул! А почему ты смог это сделать? А?.. Да потому, что находился в многомерном времени, вернее, пространстве-времени. Понимаешь?!
      – Но тем самым эту многомерность и закрыл, – сказал Аркадий. Он всё слушал внимательно, и всё понял.
      Улыбаясь, Княженцев покачал головой. Отрицательно покачал.
      – Нет, – ответил он. – Не закрыл. То есть, может, и закрыл, но ненадолго. Теперь это не закроешь. Оно само пришло к нам.
      Аркадий улыбнулся тоже:
      – Послушайте, Егор, – почему-то обратился он на «Вы», – Я разве к объёмному времени применимы такие понятия, как «ненадолго» и «теперь»?
      – Вероятно, нет. – Егор пожал плечами. – Но в данном случае-то речь идёт не об объёмном. А пока… – тут он лукаво подмигнул, – пока! пока о нашем, одномерном. Хотя многомерное пространство-время – да, вот оно уже входит в нашу жизнь. Понимаете?
      – Нет! – честно сказал Павел.
      – Относительно, – осторожно молвил Кауфман.
      – Ладно, – согласился Егор. – Тогда пойдём с другого конца. Мы считаем, что до сих пор история Земли протекала в четырёхмерном мире: три пространственных измерения и одно временное… хотя и это, разумеется, условно! Почему три измерения? Почему не считаются измерениями, скажем, температура, давление?.. Но, впрочем, это к слову. Итак, четырёхмерный мир, где одно время, линейное прямое движение из прошлого в будущее. Ну, при этом можно смутно догадываться о параллельных мирах, о возможных их пересечениях, о том, что для великих – пророков и святых –открывалась, очевидно, картина и многомерная… но вообще, для большинства человечества, конечно – время невозвратное: ушло и не вернуть его.
      Он сглотнул: пересохло во рту. Прокашлялся.
      – И вот так оно шло-шло, наше время, сменяли друг друга столетия. И что же? Вот пришли такие годы, когда с этим линейным временем принялось твориться нечто…
 

* * *

 
      Ну а какое нечто – вы уже, наверно, поняли.
      Наш мир устроен так, что какую-то часть предназначенного для него пути он движется по времени прямо, как по рельсам. Но, видимо, так было бы слишком просто. И скучно. И потому Создатель предусмотрел человечеству вторую серию, повеселее…
      Спору нет, в истории эта вторая серия является не как в кино – р-раз! и наступила. Нет. Она подходит игриво, намёками, странными событиями, которые чаще всего остаются незамеченными. Вдруг возникают странные люди, говорят странные вещи; им удивляются, посмеиваются над ними, крутят пальцем у виска. Они сбивают с толку, об них словно спотыкаешься, Земля на миг вдруг пропадает из-под ног. Потом они исчезают куда-то, потом забываются. Всколыхнувшаяся было жизнь, оказывается, никуда не делась, она как была – на знакомых рельсах, и всё так же катит вперёд.
      Но что-то необъяснимо меняется в мире. Дуют уже другие ветра, и от них никуда не деться, хотя и невозможноугадать, откуда прилетают они кнам, из-за какого горизонта. И люди начинают беспокойно крутить головами, в из глазах и лицах является тоскливая тревога – а дорога времени, такая обычная, даже надоевшая, теперь начинает дрожать и расплываться…
 
      – Полагаю, не стоит, – Княженцев как-то особо осклабился, – не стоит долго рассуждать, чтоб стало ясно: это задрожавшее, вдруг растревоженное, невесть как повернувшееся время – это наше время, то, в каком мы живём.
      Он нажал голосом на это «мы» – мы, наше поколение.
 
      – Как так? Да так вот. Примерно с конца девятнадцатого века в тоннеле земного времени стали мигать странные прорехи, в безумном веке двадцатом они замельтешили вовсю – нерушимая прежде плоть дней, месяцев и лет стала стремительно расползаться, будто кто-то тянул её снаружи. Так что Пацюк, собственно, не совсем при делах тут. То есть он, слов нет, стервец, но он лишь нашёл дыру во времени, возникшую без него. Не Пацюк, так кто-нибудь другой – Джонс, Гомес или там Брахмапутра обязательно бы объявился. В Северной Америке ли, или в Южной, или на Индийском полуострове. И место роковое объявилось бы, ничуть не хуже уральского дольмена…
      Здесь речи философа превысили, видимо, в Забелине критическую массу возражений, он вскинул руку:
      – Погоди, князь!..
      И Егор с готовностью умолк.
      – Погоди, – повторил Павел. – Неувязочка получается!
      – В чём?
      – В рассуждениях твоих.
      – Слушаю!
      Лукавство неуловимо промелькнуло в движении губ Княженцева.
      – Я понял, – сказал Павел, – основную мысль. Аркан, ты понял?
      Тот молча кивнул: понял, мол.
      – Да, – сказал Павел. – Значит, выходит, что времена до какой-то поры текут, не зная друг о друге, не пересекаясь…
      – Евклидовы времена, – пошутил Аркадий, улыбнулся.
      – Ну да. – Забелин кивнул. – А в какой-то части начинают контачить, сливаться…
      – Как с тем самым временем, где мы были, – подсказал Егор и тут же поспешил уточнить: – Где генерал, Бурдюк, Кирпич…
      – А… – Павел как бы споткнулся, взор его обежал малый круг, вернулся. – И это тоже… Но я не это имел в виду. А то, что эти времена, они ведь просто параллельные, такие же одномерные, как наше. А там, где мы были только что, – там ведь совсем другое дело! Там время – не просто много параллельных или там пересекающихся прямых. Там время – вообще не время, не прямая, в смысле, а – пространство! Пространство… ну… ты, князь, чего ржёшь?!
      Ржёшь – сильно сказано, пожалуй, но смеялся Княженцев с победным видом, верно. Несколько искусственный был этот смех, полемический.
      – Пашка, – отсмеявшись, дружески-наставительно проговорил Егор, – вот ты сам всё и сказал.
      – Что – всё?
      – Главное. Главное, брат, основное!.. Ты очень точно просёк: я говорил пока о слиянии параллельных времён, об этом этапе. Но! Но данный этап всего лишь этап, не больше и не меньше. Времена смещаются, встречаются, путаются – что это? Это прелюдия к чему-то более серьёзному. К чему? Да вот же: к миру не просто параллельному, но принципиально новому, с большим набором измерений. И вот вам! – он тут как тут, сами видели.
      – Ты хочешь сказать, что мы там земные первооткрыватели? – спросил Аркадий.
      Егор, улыбаясь, отрицательно помотал головой:
      – И да и нет… Я даже не беру во внимание тех великих, о которых упоминал. Они были, знаете… как оазисы в пустыне. А затем пустыня стала подходить к концу. Вот сейчас, в наши годы подходит. Человечество просто доросло до многомерного времени, как когда-то, скажем, доросло до Америки. Ведь, говорят, когда-то викинги плавали в Америку эту, задолго до Колумба. И что? Да ровным счётом ничего! Сплавали и забыли, никому это не стало интересно. А вот потом, лет через три-четыре сотни, тесно стало в Европе людям, выросли они из этой одежонки – и вот тогда-то Америка, как чёртик из коробочки, сама выпрыгнула! Так и с нашими измерениями: когда-то человечество в массе своей запросто обходилось без них – они просто никому не нужны были. Ну а потом, постепенно, всё теснее и теснее, вот и дожили… Я не исключаю, что на протяжении последних ста лет находились люди, подобные почтенному Павлу Васильичу – и вот, один, другой… тень вечности незаметно и постепенно превращается в саму вечность.
      Егор разошёлся, забыл, что перед ним не студенты, диктовал совершенно по-профессорски, с уверенными интонациями. Павел слегка усмехнулся на это, а вслух спросил:
      – Почему незаметно?
      – Почему? – подхватил Княженцев; видно было, что у него ответ готов, – да потому, что трепаться об этом – себе дороже. Почему те немцы, когда вернулись с Амазонки, не стали говорить правду?.. А мы сами?! Вот мы дома расскажем всё, что видели, как ты думаешь?
      – Хм! – Павел аж крякнул от неожиданности. – Не знаю, честное слово.
      – Не знаю – значит, кет, – уверенно заявил Княженцев. И Аркадий выказал лицом, что – скорее нет, чем да.
      – Не дозрело, выходит, пока человечество всё-таки… – понял он.
      – Дозревает. – Егор поднял палец. – Ещё немного!
      Павел вздохнул, откашлялся, сплюнул.
      – Это и есть твоё главное?
      – Не всё.
      – Так давай всё.
      – Даю, – не возражал Княженцев. – Теперь, думаю, ясно, что закрытие дольмена… вот ты, Пашенька, заткнул его с перепугу, а всё зря; закрытие дольмена бессмысленно: всё равно, что закрыть Америку. Многомерное время подступает, оно рядом – вот оно, у нашего порога. Будет оно лучше или хуже привычного – ей-богу, не берусь судить. Скорее всего, и так и сяк – будут в нём и свои плюсы, и своя печаль. Но в одном я уверен: пугаться нечего! Если уж мы, человечество, входим в большое время, то те одномерные времена со всеми их страстями, которые тебя так ужаснули, нами пережиты. Баста!
      – Но ведь они же есть? – как бы возразил Аркадий.
      – Есть. – Егор кивнул согласно. – Есть, очевидно, множество одномерных путей, так и не доходящих до многомерности. Вот тот хотя бы – с генералами да Бурдюками. И надо думать, полно таких…
      – Неудачные заготовки?.. – В забелинском голосе явно слышалась ирония.
      – Может быть. И очевидно, кого-то из них ждёт скверный конец. А может, и нет. Может быть, мы, ставши многомерными, сумеем выручить их, этих бедолаг. Вообще… – Тут Княженцев озорно улыбнулся. – Вообще, оказавшись там, мы с изумлением увидим, что вернулись на круги своя. К системе Птолемея, условно говоря. На самом деле, Земля в центре мира – того мира, великого. Здесь-то, в четырёхмерном, мы видим маленькую планетку, затерянную в пустом, жутковатом космосе, который действительно не более, чем тень. А там – весь этот космос и есть бескрайняя Земля под новым небом, чудесным образом ожившая Вселенная!..
      Егор вдохновился, заговорил быстро, слова запорхали торопливо, сбиваясь.
      – …Понимаете?! Мы и есть середина, самый центр мироздания – мы, люди и Земля! Вы знаете, только сейчас дошло: помните, эти чудаки всё лопотали – мол, «юго-восточные», «юго-восточные»… С автоматами!
      Он с силой похлопал по цевью лежащего с ним рядом АКМ.
      – Они их называют – автоматические ружья. Восьмая модель, – вспомнил Кауфман.
      – Неважно! Всё равно – такие же… Теперь ясно, кто они такие, эти юго-восточные?
      – Наши, что ли? – нахмурился Павел, догадываясь.
      – Именно! – чётко приложил вывод Егор. – Кто-то уже ходит по параллельным мирам, совсем это не афишируя.
      – А почему именно наши, русские? – вникал в проблему Аркадий.
      – И те по-русски говорят… – Забелин стал чесать пальцем в ухе.
      Княженцев щедро повёл рукой:
      – Это второстепенно. Вы поймите – Земля, вот настоящий мир! Начало и конец всего, и узел всех миров! Отсюда путь и в светлые высоты и в мрачные теснины – она и чёрная дыра, она же и белая…
      – Серая, – тихонько подсказал Аркадий.
      Егор запнулся:
      – А?!
      – Серая, говорю. – Аркадий подмигнул ему. – Серая дыра.
      Что-то Егор хотел ответить на это, да не успел – тормознул его Забелин.
      – Ну всё, интеллектуалы! Поумничали – и за щеку. Теперь слушай, что я скажу.
      И даже встал, одёрнул полы куртки, по-военному.
      – Я, конечно, не берусь философски осмысливать всё это, – так сказал он. – В башке у меня, сами понимаете, не тот компот. Но что я знаю – то знаю! А знаю то, что если б не заткнул эту пробоину – пиши абзац, хоть в одномерном мире, хоть в десятимерном, хоть ещё в каком хитромудром. И потому никаких многомерных, никаких там сверхмиров пока больше не будет. Мне лично не нужна такая вечность на халяву! Ясно? Вот так. Равняйсь, смирно, отбой! И никаких дыр, чёрных, белых, сизо-голубых. Всё, хватит, надырявились, мудрецы, мать ваша курица! Тень вечности? Пусть будет тень. Пока я жив! Всё остальное – без меня.
      Егор вздохнул – все философское долготерпение выразилось в этом вздохе.
      – Товарищ капитан, – проникновенно молвил он. – Вот не быть тебе майором…
      – Ну, я уж и в генералах побывал! – отбрил его Павел. – Да. Но мне хватает быть Павлом Забелиным! Большего мне пока не надо. И будь уверен – если я что-то сделал, то сделал качественно!.. Постарался. Так что шиш теперь всем потусторонним мирам, и параллельным, и перпендикулярным!
      И в самом деле показал дулю.
      Княженцев отмахнулся. А Кауфман вдруг сказал:
      – Да нет. Не шиш.
 

* * *

 
      Павел с Егором дружно воззрились на Аркадия.
      – То есть?.. – пробормотал Егор.