14 ноября 1936 г.
       Южный Урал, Башкирская АССР
 
      Таёжные осенние сумерки из последних сил цеплялись за хмурое небо. Меж стволов огромных елей нехотя бродил холодный ветер, а выше, у самых вершин, его шум, негромкий, с редкими прерывистыми вздохами, – был до странности похож на шум прибоя у пустого морского берега.
      Но это там, наверху. Внизу же – мрачно, холодно и сыро. Дождя вроде бы не было, но он прошёл не далее как полтора часа тому назад, и ветер, гулявший по тайге, щедро сыпал с ветвей на землю студёные мини-ливни.
      Этого добра от души хватило трём мужчинам, притаившимся под нижним ярусом еловых ветвей почти на вершине сопки. Одной из нескольких, окружавших долину, в самом низу которой находилась небольшая деревушка Авзяново.
      Вечерний туман уже затопил её дома по самые крыши, и мужикам, сидящим в засаде, казалось, что это какое-то недоброе и призрачное нечто, чему нет названия, бесшумно двигаясь, растёт, поглощает долину… Вернее, казалось одному – самому молодому, парнишке лет семнадцати, с едва пробившимися темными усиками. У двух других воображение отсутствовало начисто.
      Юнец зябко дрогнул плечами: стылость забралась под старенький тощенький ватник. Зубы сами ударились в судорожный пляс, заклацали друг о друга. Молодой человек поспешил сжать челюсти крепче.
      Сосед его, здоровенный небритый мужик в потёртой красноармейской шинели, покосился на своего юного товарища.
      – Страшно? – усмешка раздвинула грубую щетину. – Очко играет?
      – Да нет, ничего, – мигом откликнулся паренёк. – Во! Какой тут страх? – Он хлопнул рукой по цевью двустволки, лежавшей рядом.
      Третий участник засады – невзрачный пожилой дядька – шмыгнул носом, потёр его ладонью. Рядом с ним лежал кавалерийский карабин времён Первой мировой войны. Здоровяк же прятал под шинелью обрез мосинской трёхлинейки: урода с отпиленным прикладом и стволом, урезанным почти до самого прицела. Никакой мушки на этом оружии, конечно, не было.
      Шмыганье достигло слуха амбала – и было им расценено как боязливость.
      – Чего шмыгаешь, дед? Тоже бздишь, что ли?
      Деликатностью бывший красноармеец не отличался.
      «Дед», которому было-то лет пятьдесят, не больше, ответил не сразу. Он чуть слышно откашлялся, сморкнулся в рукав и лишь после того сказал:
      – Дурак ты, Степан. Ежели б я трусил, разве был бы здесь?.. Ну, то-то и оно.
      Степан хрипловато рассмеялся:
      – А хоть бы и так! Дело делай – и какая, на хрен, разница, трусишь или нет. Хоть с полными штанами, лишь бы делал!
      – Вот и обратно ты дурак, – с философским спокойствием заметил пожилой. – С полными штанами и щей не сваришь. А что остерегаться надо, так это другое дело. С умом надо!
      Юноша, внимательно слушавший подельников, вдруг встрял в разговор:
      – Слышь, дядя Миша! А правду про него болтают, как ты думаешь? Ну, что… ну, это самое…
      Язык заплёлся, не решился выговорить. Но дядя Миша всё прекрасно понял:
      – Ты, Митяй, сам учись мозгой шевелить, не дитё уже. Рассуждай! Что дурачья глупость, а что в самом деле.
      Митя педагогические наставления пропустил мимо ушей, ему не терпелось услыхать суть:
      – Так болтать-то болтают, да ведь смотри, что творится!..
      – Цыц! – резко осадил его дядя Миша. – Я тебе говорю: думай башкой. Кто болтает? Колька тот, метелинский? Так он пустобрёх. А что творится, это да. Я сколь лет живу, отродясь такого не видал! Значит, дыма без огня нету. А уж где дым пустой, а где взаправду чего… это, паря, сам различай, на то тебе и голова дадена.
      Митяй хотел было ответить, но его опередил Степан:
      – А я видал.
      – Чего видал?
      – Чего вы никогда не видели, лапти лыковые!..
      На «лаптей» односельчане не обиделись, однако некоторые препирательства возникли; разгорелся спор, покуда дядя Миша не прикрикнул на соратников: больно уж расшумелись.
      Сердитым шёпотом Степан заговорил:
      – Я в Гражданскую аж до Владивостока дошёл! Беляков бил, чехов, япошек… Так всю эту сволочь в море и спихнули! А потом долго ещё там был, на Дальнем Востоке. И вот там народы живут… ну, всякие там. И есть там такие – удыгейцы. У них шаманы – это как колдуны…
      – Знаем, слыхали! – перебил дядя Миша. – Ты по делу толкуй.
      – А я про что? Шаманы, говорю. И вот я сам видел, в двадцать третьем годе: один шаман при мне костёр развёл, какое-то говно туда насыпал и давай в бубен бить, плясать, орать, как сукин сын. Весь трясётся. А потом два каких-то чёрта подскочили с ножами – вот такие ножи! – и давай этого пырять.
      – Как?! – Митяй чуть не подавился. – Этого шамана, что ли?
      – Ну!
      – Убили?!
      – Как же! Хрен тебе – убили. Он как камень стал! Они его бьют, а ножи от него отскакивают. А он стоит, трясётся, рожу всю перекосило, со рта пена идёт, как с бешеной собаки. А эти бьют его. Со всех сил бьют! А ему хоть бы хрен… Во!.. Мне б кто такое расскажи, да я б разве поверил? Да ни в жисть. А тут сам видел, своими глазами, во!
      Корявым пальцем он ткнул себя в переносицу.
      – Так и я ж про то! – подхватился Митяй. – А этот наш… упырь, или как его? Он-то, поди, похлеще того шамана будет! А вдруг его и пуля не возьмёт?
      – Возьмёт, – уверил Степан. – А не возьмёт, так вот!
      Из недр шинели он выудил круглый предмет и потряс им.
      – Это чего? – Митяй вытаращил глаза.
      – Граната! Английская, системы Миллса. Тоже ещё с Гражданской осталась. Бахнет – мать-перемать! Хоть пять упырей в куски…
      – Тихо! – вдруг вскинул руку дядя Миша.
      Болтуны смолкли.
      – Чего, дядь Миш?.. – прошелестел Митяй.
      Тот помолчал секунд пять, затем шепнул:
      – Идёт!
      Слух старого охотника различил движенье в тайге далеко отсюда. Митяй разинул было рот – продолжить свою мысль, но дядя Миша с силой треснул его по загривку, и мысль прервалась.
      Все трое молча, напряжённо вслушивались. Но лишь старик – даже не слышал, нет! – скорее, угадывал в неспокойном шуме далёкие шаги. Он приложил палец к губам, и Степан с Митяем дружно закивали.
      Дождь припустил сильнее. За разговором как-то не заметили, что он вновь начался, – да он и моросил едва-едва, а тут вдруг ливанул, что твой душ Шарко. И ветер засвистал надрывно и уныло, ветви закачались, замотались, тщетно отгоняя от себя какую-то напасть…
      Теперь уже все трое знали, что нектоидёт сюда.
      Митяй вперился в сумерки, изо всех сил вглядываясь в невысокое, похожее на перевёрнутое ведро каменное сооружение левее и чуть ниже от них по склону. На мгновенье у него мелькнула мысль, что вот-вот и вообще ничего не будет видно, и они не разглядят в потёмках ни черта… Но и эту мысль он додумать не успел: у самого «ведра» невесть откуда, как чёрт из-под земли, возникла приземистая человеческая фигура.
      От внезапности Митяй чуть не вскрикнул, но в последний миг успел сладить с собой. Он лишь сильно сглотнул слюну и вздрогнул – и тут же рука дяди Миши дёрнула его за рукав.
      Он жестом показал: молчу. А фигура замерла, будто почуяла неладное. Трое под ёлкой стали тише воды, ниже травы – даже холод, даже дождь словно исчезли для них, хотя они мало того, что не исчезли, они стали пуще, злее – они нарастали все эти последние месяцы, и вот завыло, застонало в лесу: какие-то силы, ещё скованные, но уже разбуженные, рвались сюда, на волю, в наш мир…
      С такого расстояния, конечно, не увидать, но Митяю почудилось, что фигура недвижимо стоит и смотрит именно сюда, на них. Он инстинктивно съёжился, ощутил, как за шиворот пролилась ледяная струйка. Сразу пересохло во рту.
      Бог весть, что бы ещё почувствовал он, – да вдруг фигура сделала неуловимое движенье и…
      И пропала!
      Точно не было её.
      – Нырнул! – крикнул Степан во всё горло. – Нырнул, сволочь!
      Он вскочил – мокрая пола шинели хлестнула Митяя по лицу.
      – Стой! Куда?! – страшным шёпотом рявкнул дядя Миша.
      Но было поздно.
      Лихой вояка нёсся со всех ног по склону, шинель за спиной вздыбилась грязным серым парусом.
      – Дурак! Ну, дурак! – Дядя Миша схватил карабин, рванул следом.
      Митяй опешил, замешкался, но спохватился и пустился вдогонку.
      Степан был уже у камня. Бежавшие сзади увидели, как он взмахнул правой рукой.
      – Стой! – задыхаясь, крикнул дядя Миша. – Стой ты, олух царя небесного!
      И тут, увы, старый охотник со своим советом опоздал.
      Степан с силой швырнул гранату в круглую дыру, что посерёдке «ведра», – в ту самую дыру, куда бесследно канул тёмный человек.
      – Ложись! – дурным голосом гаркнул Степан и плюхнулся на мокрую землю.
      – Ду… – начал было дядя Миша – и не закончил.
      Да и никто бы не закончил.
      Бабахнула граната Миллса, не бабахнула – чёрт её знает. Видно, это уже не имело значения.
      Земля дрогнула так, будто где-то в ужасной глубине провернулось гигантское чудище. Митяй споткнулся, чуть не упал, от испуга взмахнул руками…
      И этот испуг стал его последним земным впечатлением.
      Мир исчез в никуда На миг парню показалось, что он летит в бездонную дыру, он задохнулся, хотел крикнуть – но тьма хлынула со всех сторон и поглотила всё.
      В каменной будке вспыхнул жуткий красный свет. Кроваво озарив поляну, кроны елей, три недвижно распростёртых тела, он вдруг полыхнул на полнеба, и земля содрогнулась куда сильней, чем в первый раз.
      В Авзяново тревожно завыли собаки, замычали коровы, заржали лошади, заблеяла вся прочая живность. Послышались в тумане голоса, где-то суматошно мелькнул огонёк керосинки.
      – Опять этот упырь проклятый! – резанул туман визгливый женский вопль.
      Напуганные люди выбегали из домов. Что делать – никто не знал. Не знали и того, что кто-то неведомыйуже решил за них, что им делать.
      Каждый из людей и зверей пережил то, что минутой раньше довелось пережить троим охотникам на упыря. Мгновенный полёт, тьма – и всё. Безмолвие повисло над долиной.
      Безмолвие – не значит тишина. Тишины не было. Непогода точно сошла с ума, забушевала с диким воем, свистом, ливень хлынул стеной, по замершим улицам побежали бурные реки грязной воды. А потом вода попёрла так, как быть не может ни при каком дожде. Она заливала дворы, сараи, подступила к доскам крылец. Она кипела, словно кипяток, хотя была холодна, как кровь мертвеца. Минут через пять нижние ступеньки стали исчезать в мутной жиже…
      К утру на месте бывшей деревни Авзяново расстилалось огромное озеро.
 

* * *

 
       Совершенно секретно
       Начальнику Специального управления НКВД СССР
 

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

 
      Настоящим докладываю, что на протяжении последнего месяца на территорий Башкирской АССР в районе деревень Авзяново и Метеля имели место быть события категории А по Специальному перечню № 334К/03ПЛ. Пик событий падает на ночь с 14 на 15 ноября сего года. В результате произошедшей природной катастрофы оказалась полностью затопленной деревня Авзяново. В настроениях местных жителей, в частности вдеревне Метеля, явно преобладают нездоровые суеверные настроения. В связи с вышеизложенным, вношу предложение: внедрить в деревне Метеля секретного сотрудника для постоянного наблюдения и контроля за умонастроениями местного населения, в котором все еще преобладает темный и отсталый элемент. Суеверным настроением могут воспользоваться враги Советской власти для проведения вредительской работы.
      По предварительной разработке таковым сотрудником мог бы стать фельдшер тов. Широков П. Ф., беспартийный, идейно выдержанный. Соответствующая беседа с ним проведена, задачи текущего момента им поняты правильно.
 
      Начальник управления НКВД СССР
      по Башкирской АССР _________
 
      Резолюция на докладной записке: «Согласен. Оперативное имя – Доктор».
 

* * *

 
       23 мая 1962 г.
       Москва, Генеральный штаб
       Вооружённых сил СССР
 
      В маленькой комнате ярко горела сильная лампа, хотя за стенами этой комнаты во всю ширь и высь безмерно-голубого неба весело сиял горячий майский день.
      Что совершенно естественно: день разливался за стенами, но не за окнами. Их в комнате отродясь не было, ибо это была не просто комната, а секретный кабинет – рабочее место одного из многих шифровальщиков центрального аппарата Министерства обороны и Генштаба СССР.
      Шифровальщик этот – молодой красивый капитан, похожий на французского артиста Жана Маре – привычно-бегло писал карандашом в толстой тетради, каждый лист которой был прошит, пронумерован и проштампован особой печатью. Кроме тетради на рабочем столе капитана лежал лист бумаги, заполненный множеством цифр, символов математических и символов совсем загадочных, что в совокупности казалось нелепой абракадаброй – и конечно, было совсем не так. Хаотичная писанина являла собой сложный и эффективный шифр, одну из новинок криптографии. И уж разумеется, этот листок тоже был украшен синей печатью.
      Капитан управлялся с текстом лихо, как учёный китаец с родными иероглифами. Оно и понятно: иначе б его здесь не держали. Можно сказать, что он работал автоматом, переводил каракули на русский, не вдумываясь в содержание. Собственно, многое из того, что ему доводилось шифровать и дешифровывать, так и оставалось непонятным – от него не требовалось понимать. Он к этому привык, не испытывал ни малейшего комплекса неполноценности. Армия есть армия, а местом своим в Генштабе он дорожил, так как далось оно ему очень даже непросто.
      Вот и сейчас он быстро переписал шифровку в тетрадь. Прочёл. Оторопел. Прочёл ещё раз.
      Тёмные прямые брови приподнялись. Он потёр ладонью лоб.
      – Вот те, бабушка, и Юрьев день… – пробормотал он вполголоса.
      Стал читать уже с полным вниманием, вдумываясь в каждую строчку.
      Иной раз сообщения попадались такие, что и после дешифровки казались чушью: вроде того, что Настя вышла замуж, что тётка Марья Петровна заболела, но, слава богу, выздоровела… Ясно, что это некая условная информация, понятная лишь посвящённым, и капитан не ломал попусту голову над такими глубокомысленными посланиями.
      Но сейчас никакой околесицы в тексте не было, смысл явлен прямо и даже довольно грамотно. Только смысл этот был такой диковинный, какого капитану не приходилось встречать за все годы службы.
      Однако пускаться в размышления не годилось. Шифрограмма начиналась с суровых слов «Чрезвычайно срочно!» – и за промедление с доставкой очень просто получить по шапке. То бишь по фуражке.
      Капитан встал, подтянул галстук, накинул китель, мельком глянул в зеркало – порядок, всё в ажуре! – аккуратно вложил листок с тетрадкой в папку «Секретные документы» и вышел, перед тем выключив свет.
      Кабинет он запер, опечатал, проверил, как заперто, – лишь после этого зашагал по длинному, ровно освещенному коридору. Идти было недалеко, ковровая дорожка глушила шаги: полминуты бесшумной ходьбы, и капитан без стука повернул ручку двери, ничем не отличающейся от десятков других дверей.
      В маленькой приёмной за столом с множеством телефонов сидел светловолосый старший лейтенант. Брови его были сдвинуты, губы строго поджаты – сразу ясно, что человек с таким лицом должен заниматься выявлением имманентной персонализации трансцендентных сущностей, не меньше. На столе расстилался свежий номер «Красной Звезды»: в нём старший лейтенант остро отточенным карандашом делал пометки, имеющие, надо полагать, стратегическое значение.
      Капитан усмехнулся про себя. Гнать пургу служебного рвения – тонкое искусство, приходящее с годами. Желторотый старлей делал это очень уж топорно. Да и чего от него ждать – наверняка генеральский сынок, с юных лет протирающий штаны в министерстве… Дурак, равнодушно подумал капитан и лёгким кивком указал на внутреннюю дверь.
      – У себя?
      – Да, – старший лейтенант глянул без любопытства. – У него там полковник Пи…
      Не дослушав, капитан открыл дверь: шифровальщикам почти во все кабинеты вход свободный в любое время и при любых обстоятельствах.
      – Разрешите, товарищ генерал? Чрезвычайно срочно!
      Сидевший у генерала лысоватый кругленький полковник подхватился:
      – А, ну так я пойду! Потом, да?
      – Да, Сергей Васильич. Давай, я тебя позже вызову.
      Полковник выкатился из кабинета, плотно притворил дверь.
      Капитан звучно отпечатал три шага вперёд. Из папки выпорхнула тетрадь, раскрылась на нужной странице и легла на стол. Капитан сделал шаг назад. Правила игры он знал на ять.
      Хозяин кабинета стал читать. Его моложавое лицо оставалось совершенно бесстрастным – капитан с тайным интересом следил за реакциями на этом лице, но ничего усмотреть не смог. За плечами у генерала была хорошая школа.
      Этот штабной арбатский генерал был ничуть не похож на своих армейских коллег, сделанных из Уставов, орущей медной глотки и толстого брюха. Если б не форма, его вполне можно было бы принять за моложавого светского льва, завсегдатая любой модной вечеринки от Милана до Лос-Анджелеса – у таких людей вправду не бывает возраста: от тридцати пяти до шестидесяти, всё едино. И выражения лица другого не бывает: холодноватая отстранённая любезность и больше ничего… Одним лишь, пожалуй, иногда отличался этот холёный облик: лёгкой усталой иронией человека, много повидавшего, давным-давно ничему не удивляющегося и ожидающего от этой жизни того только, что ожидать от неё нечего.
      Прочитав, генерал зачем-то перевернул страницу, убедился, что она пуста, но обратно перевёртывать не стал, придержал пальцем. Несколько секунд он сидел недвижим, затем вскинул голову, глянул капитану прямо в глаза.
      Тот спокойно выдержал этот взгляд.
      Генерал чуть прищурился.
      – Интересно? – спросил он.
      – Вы… имеете в виду данный текст? – вежливо переспросил капитан.
      – Имею, – сказал генерал так. что непонятно – шутит или нет.
      – Никак нет, – пустым голосом ответил капитан. – Не имею привычки. Служба!
      Подумал, что про службу ляпнул зря, – но слово не воробей.
      – Верно. – генерал улыбнулся одним уголком рта. – А слово Зираткуль что значит – знаешь?
      – Никак нет.
      – Мёртвое озеро, – перевёл генерал. – Вернее, кладбищенское. Озеро-кладбище, так сказать… Романтично?
      – Не очень.
      Генерал коротко рассмеялся.
      – И это верно… Ну, словом, материал остаётся у меня вплоть до дальнейших распоряжений.
      – Есть!
      – Свободны, капитан.
      Тот сделал чёткий поворот через левое плечо, шагнул к двери. Взялся за ручку – и тут сзади окликнули:
      – Одну секунду!
      Офицер повернулся. Генерал смотрел твёрдо, без шуток-прибауток.
      – Я надеюсь, капитан, что вы всё правильно поняли. Вот это, – краткое движение глаз в сторону тетради, – вам надо забыть. Для вашего же блага.
      – Так точно, товарищ генерал-майор. – Капитан подчеркнул «майором» официальность ответа.
      – Очень рад. Засим – не смею задерживать.
      Капитан щёлкнул каблуками и вышел.
      Привычным движением генерал завёл руку за спину, вынул из висевшего на кресле кителя пачку «Лаки Страйк», вытряхнул одну сигарету, покатал в пальцах. Задумался. Потом нажал кнопку сбоку стола.
      Предстал блондин-старлей.
      – Меня ни для кого нет, – объявил генерал.
      Адъютант молча кивнул. Генерал посмотрел на него и добавил:
      – Кроме экстренных случаев, конечно.
      Оставшись один, он закурил. Несколько первых затяжек сжёг в полную силу, захлёбываясь едким дымом. Морщась от горечи, сплюнул в пепельницу, стряхнул столбик пепла, затянулся долгим вдохом и взялся перечитывать текст.
      Вот он:
 

ЧРЕЗВЫЧАЙНО СРОЧНО!

 
      ВО ИСПОЛНЕНИЕ РАСПОРЯЖЕНИЯ __________ (путаный номер с дробями генерал пропустил) ДОКЛАДЫВАЮ: НАЧИНАЯ С 22 ЧАСОВ 35 МИНУТ 22 МАЯ СЕГО ГОДА В РАЙОНЕ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО НАХОЖДЕНИЯ ОЗЕРА ЗИРАТКУЛЬ НАБЛЮДАЛСЯ РЕЗКИЙ ВСПЛЕСК АНОМАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ, СОПРОВОЖДАВШИЙСЯ БУРНЫМИ АТМОСФЕРНЫМИ ЯВЛЕНИЯМИ, КАК-ТО: ШТОРМОВЫМ ВЕТРОМ, ЛИВНЕМ, ГРАДОМ, ЗНАЧИТЕЛЬНЫМИ ПЕРЕПАДАМИ АТМОСФЕРНОГО ДАВЛЕНИЯ. ТАКЖЕ ДОКЛАДЫВАЮ, ЧТО С ПОЛУЧЕНИЕМ ДОСТОВЕРНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ТРЕВОГЕ БЫЛА ПОДНЯТА И НАПРАВЛЕНА В РАЙОН ПРОИСШЕСТВИЯ СПЕЦИАЛЬНАЯ ГРУППА В СОСТАВЕ КАПИТАНА ЛАТНИКОВА, СТАРШИНЫ БОНДАРЕНКО, СЕРЖАНТОВ _______. ЯДОВЫХ _______ (на сержантов и рядовых генералу тоже было плевать). ВЫЙДЯ НА ЗАДАННУЮ ТОЧКУ, ГРУППА УГЛУБИЛАСЬ В ЛЕС, ПОДДЕРЖИВАЯ ПОСТОЯННЫЙ РАДИООБМЕН С БАЗОЙ. ПРИМЕРНО В 05 ЧАСОВ 43 МИНУТЫ 23 МАЯ РАДИОСВЯЗЬ С ГРУППОЙ ПРЕРВАЛАСЬ И ВОЗОБНОВИТЬ ЕЕ НЕ УДАЛОСЬ. ВИЗУАЛЬНЫЙ ПОИСК С ПРИМЕНЕНИЕМ АВИАЦИОННОЙ ТЕХНИКИ РЕЗУЛЬТАТОВ НЕ ДАЛ, И В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ГРУППЫ, РАВНО КАК И ОЗЕРА ЗИРАТКУЛЬ, ПРОДОЛЖАЕТ ОСТАВАТЬСЯ НЕИЗВЕСТНЫМ. ПРИБОРЫ СПЕЦИАЛЬНОЙ ЛАБОРАТОРИИ ПРИ ШТАБЕ УРАЛЬСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ПРОДОЛЖАЮТ ФИКСИРОВАТЬ ЯВНО ВЫРАЖЕННЫЙ АНОМАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР ДАННОГО ЯВЛЕНИЯ, ЧТО ПОЗВОЛЯЕТ КЛАССИФИЦИРОВАТЬ ЕГО КАК ПОДПАДАЮЩЕЕ ПОД ДЕЙСТВИЕ ПРОГРАММЫ «СЕДЬМОЕ НЕБО».
 
      Последняя затяжка – самый смак, и генерал, щурясь, спалил сигарету до самого фильтра, густо выдохнул и растёр окурок в пепельнице. Затем вынул из стола красную папку, из нее – листок бумаги с фиолетовым штампом и телетайпным текстом без знаков препинания. Текст этот был генералу хорошо знаком, но все-таки он счел нужным перечесть еще раз.
 
      ПО СООБЩЕНИЮ АГЕНТА «ДОКТОР» В РАЙОНЕ ДЕРЕВНИ МЕТЕЛЯ И НЕИЗВЕСТНОГО ОЗЕРА ЗИРАТКУЛЬ НАЧИНАЯ С ПЕРВЫХ ЧИСЕЛ МАЯ СЕГО ГОДА НАБЛЮДАЮТСЯ АНОМАЛЬНЫЕ ЯВЛЕНИЯ КАТЕГОРИИ «С» УЧИТЫВАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ ОБЪЕКТА ЗИРАТКУЛЬ ПРОЕКТУ «СЕДЬМОЕ НЕБО» СПЕЦОТДЕЛ УРАЛЬСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА СЧИТАЕТ СВОЕВРЕМЕННЫМ ПРОВЕСТИ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ ПРОВЕРКУ БЛИЗЛЕЖАЩЕЙ МЕСТНОСТИ СОБСТВЕННЫМИ СИЛАМИ ПРОСИМ НА ТО ВАШЕГО РАЗРЕШЕНИЯ
 
      – Проверку? – пробормотал генерал. – Проверяльщики х… – и вставил непечатное прилагательное.
      Через секунду он уже держал в руке трубку чёрного телефона без номерного диска. Зуммер зазвучал сам собой. На третьем сигнале трубку на том конце провода сняли.
      – Да! – рыкнул властный, грубый бас.
      – Товарищ генерал-полковник…
 

* * *

 

Совершенно секретно

 

ПРИКАЗ

 

Министра обороны СССР № 00****

 
       29 мая 1962 года, г. Москва
 
      Командующим родами войск, командующим военными округами, командующим флотами, командующим группами войск.
 
      Настоящим довожу до вашего сведения, что 6-25 мая сего года на территории Уральского военного округа, в предполагаемом районе нахождения озера Зираткуль. наблюдалась вспышка аномальной активности, по масштабам сравнимая с событиями октября 1936 года, имевшими место в том же районе. Оперативные мероприятия, осуществлённые незамедлительно по получении достоверных данных, результата не дали. Связь со специальной группой прервалась утром 23 мая и по настоящее время не восстановлена. Местонахождение группы остаётся неизвестным.
      В связи с вышеизложенным приказываю:
      1. Сформировать в непосредственной близости от района аномалий воинскую часть, основной задачей которой является контроль и оперативное реагирование на проявления аномальной активности невыясненного характера.
      2. В целях обеспечения режима секретности данная часть должна представлять собой объект Ракетных войск стратегического назначения. Об истинном предназначении части должны быть осведомлены исключительно её командир и начальник особого отдела…..
 
      Дальнейшее несущественно.
 

* * *

 
       8 сентября 1984 г.
       Южный Урал, Башкирская АССР
 
      Командир воинской части № 52205 – высокий, худощавый подполковник – посмотрел на циферблат и решил, что на сегодня хватит. Двадцать часов двенадцать минут.
      Только что подполковник выслушал доклад дежурного по части, из коего явствовало: на территории всё обстоит благополучно, за исключением того, что начальник технического склада прапорщик Дудаков втихаря нажрался казённого спирта, в данный момент пребывает в состоянии полного недоумения на одном из стеллажей своего склада, и привести его в какой-то более или менее вразумительный вид не представляется возможным.
      Прапорщик Дудаков являл собой редкий случай в этой дивной касте военнослужащих: за пятнадцать лет службы он не украл и не потерял ни одного винтика, ни одной канцелярской скрепки, на складе и в документации у него царил идеальный порядок. Что же касается спирта, то, очевидно, прапорщик воспринимал его не как материальную, но как духовную ценность. Но и её он не украл ни грамма за эти пятнадцать лет! Всё добросовестно потреблялось им на территории части. За недостачу не волновался: знал, что начальство его ценит и в любом случае покроет.
      Новостью это не было, потому подполковник выслушал спокойно, кивнул и распорядился так:
      – Запереть паразита! Сообщите жене, что живой. А как проснётся, не открывать, опохмелиться не давать. Будем воспитывать.
      – У него там наверняка заначка есть, – грустно сказал лейтенант, дежурный по части.
      – Ну чёрт с ним, всё равно пусть сидит.
      И вот теперь, кажется, можно идти домой.
      Командир запер кабинет, стал спускаться по лестнице. От какого-то неловкого движения кольнуло в животе, подполковник покривился: проклятый гастрит! Так и не удалось залечить.
      Идя по коридору, он с горечью думал о том, что по-настоящему лечиться некогда, даже в отпуске; а этот чёртов гастрит того и гляди перерастёт в язву, и как тогда быть?.. Да как! Никак. Кому, на хрен, нужен полковник, а тем паче генерал с язвой желудка! Да ещё на такой службе…
      На выходе дневальный вскинулся, засуетился:
      – Здравия желаю, товарищ подполковник!
      – Здрав, – ответно буркнул командир. – Все ушли?
      – Никак нет, товарищ подполковник! Начальник особого отдела у себя.
      Ничего странного. Особист большую часть служебного времени проводил в кабинете и частенько задерживался по вечерам. Командир секунду поколебался…
      – Зайду к нему, – решил он вслух.
      Особый отдел находился, разумеется, в самом дальнем и тёмном углу штаба. Полы там были страшно скрипучие: чтобы даже через дверь было слышно, что по коридору кто-то идёт.
      Подполковнику таиться не было нужды, он прогрохотал по доскам точно рота почётного караула, и не успел стукнуть в обитую железом дверь, как та распахнулась.
      Командир хотел было пошутить насчёт особого чутья особистов, но все шутки мигом замерли на языке, когда он увидал лицо товарища по службе.
      – Заходи, – чуть заплетающимся языком выговорил капитан и пропустил командира к себе.
      Впрочем, ничего капитанского сейчас в особисте не было. Расстёгнутый воротник, рубашка без погон, скособоченный галстук, светлые волосы растрёпаны, глаза воспалены… «Пьян», – понял командир и как-то сразу понял, отчего тот пьян.
      И это понимание накрыло подполковника такой тёмной, глухой и беспросветной тоской, от которой никакого спасения, и никакая водка, никакой коньяк…
      – Понял, значит, – хмельно усмехнулся капитан.
      – Чего ж не понять, – подполковник присел к столу, снял фуражку. – Сведения точные?
      Вопрос пустой, и командир сам это знал. Спросил от тоски. Капитан тоже знал это, он усмехнулся вторично.
      – Вчера запросил лабораторию. – Он сел. – Сегодня получил ответ. Предположения мои, узы, подтвердились.
      – «Седьмое небо»?
      – Да.
      На несколько секунд повисла пауза. Командир взял из письменного прибора карандаш, стал бессмысленно вертеть его в пальцах.
      – Выпьешь? – запросто предложил особист.
      – Нет. – Подполковник мотнул головой. – Гастрит, зараза… Обострение, что ли.
      – А-а, – с сочувствием протянул капитан. – А я смотрю, что-то ты похудел. Заметно.
      – Ну а с чего жиреть-то! – с. неожиданной злобой сказал командир. – То нельзя, это нельзя… Одни каши жру, как младенец какой сраный… чтоб его!
      Карандаш громко хрустнул. Командир удивлённо посмотрел на обломки, понял, что сломал хрупкий предмет и устыдился.
      – Извини. – Он бросил обломки в урну.
      – Да чего там. – Особист махнул рукой. – Ясно всё… Ну а я тогда, с твоего позволения…
      – Давай.
      Капитан вынул из сейфа бутылку, стакан, налил.
      – Ух-х, – выдохнул он. – Хотелось бы сказать, да нечего…
      И запрокинул стакан.
      После этого он долго нюхал корку чёрного хлеба, глаза покраснели. Подполковник же стал смотреть на голую стену, потекли вялые мысли о том, что, может, удастся слинять в госпиталь, там отлежаться, благо повод есть…
      – Что ты предпринял? – спросил он, не глядя на капитана.
      – Что и всегда, – ответил скучный голос. – Сообщил своему начальству. Теперь, думаю, надо ждать варягов.
      – Замаскированных?
      – Ну конечно.
      – Ясно. Всё на этом?
      – А что ещё остаётся?..
      – М-да, – Подполковник взглянул на капитана. – Не пей больше. Заметно.
      – Знаю. – Капитан откусил полкорки. – А почему ты спросил: всё, мол, на этом?
      – А что, не всё?
      Капитан пожал плечами.
      – Да нет, всё, – и увёл взгляд.
      Командир не пожелал знать, чего там темнит особист. И без того тошно.
      – Ладно, – сказал он. – Закрывай свою лавочку, и идём по домам.

      …Этому не было названия. Можно сказать, что это было невыразимо прекрасно. Теплый, неуловимый для глаз свет, куда более нежный и утонченный, чем солнечный, – он сам был целым миром, бесконечным и безграничным. И оттого, что он есть, сердце обмирало и хотелось плакать от счастья…