– Уж куда как странно, – я внимательно посмотрела на Сидорова. Нет, он был не опасен. Он был жалок, нелеп, даже смешон, хоть это так и не подобало обстоятельствам.

Когда в моей кармане зазвонил телефон, мы как по команде, вздрогнули.

– Алло, алло! Да говорите же, – умоляла я упорно молчащую трубку. Со мной отчего-то не хотели говорить. Помолчали немного и нажали отбой. И тут только я заметила, что держу в руках чужой телефон. У меня такого пижонского, стильного аппарата никогда не было. Вот так да. Как же я забыла? Ведь это телефон Антона. Так, посмотрим, кто же ему звонил. Номер отчего-то показался знакомым. Я немного покопалась в меню, с пристрастием изучив каждую строчку в телефонном справочнике, посмотрела входящие и выходящие вызовы. И поняла, что сейчас сойду с ума. Потому что новые улики опять возвращали меня к тому месту, с которого я благополучно ушла, к которому уж более не планировала возвращаться. Соболева – эта фамилия значилась и в справочнике, и во входящих звонках. СобоЛЕВА, а не СобоЛЕВ. Отлично. Замечательно. Какие еще будут предложения?

Последний звонок был с номера, который ни в каких списках не значился.

– Вас что-то расстроило, Настенька, – участливо поинтересовался Сидоров, – вы уж простите меня, нелепость какая-то вышла. Помутнение рассудка, даже не знаю, что еще сказать.

– Да и не говорите, – я равнодушно пожала плечами и направилась к выходу, но Петр Петрович замахал головой, затанцевал на месте:

– Постойте, мне надо еще кое-что вам сказать. Я ведь военный, в некотором роде. Хоть и в отставке. У меня есть кое-какие связи. Когда произошло все… с этим камнем, я по своим каналам узнал. Есть в Москве одна женщина, которая держит что-то вроде салона. Знаете, такие, где гадают, женихов привораживают, разлучниц отваживают, всякие дамские штучки. И вот в том салоне как раз с такими камнями имеют дело. Я даже собирался туда пойти, так это было все непонятно, странно. Думал, может проясню что-то.

– Не сходили?

– Нет, неловко стало. Да и побоялся.

«Побоялся он…» Уходила я от Сидорова с глухой озлобленностью в душе. Не на него, на весь мир сразу. На убитых женщин, на врущих на каждом шагу свидетелей, врущих так спокойно, как будто речь не шла о жизни человека. Я была зла на Гришку, потому что он не мог ничего сделать, на Саньку, потому что она не понимала всей глубины моего отчаяния и раза три в день звонила мне с нелепыми утешениями. Я ненавидела в этот момент Алину, Ларису, Лешкину сестру Лялю, всех женщин, которые соприкасались с Лешкой по жизни, которым он сделал много добра, но которые сидели сейчас по уютным норкам и в ус не дули. Прекрасно понимая несправедливость своих невысказанных обвинений, я ничего не могла с собой поделать.

В любом случае, претензии к этим людям были в миллион раз меньше, чем моя сокрушительная, лавиной растущая злоба, направленная на чету Соболевых. Меня колотило так сильно, что я не могла набрать номер. Пальцы скрючило, они словно приготовились задушить врага, да так и застыли. Генрих появился в самом начале этой истории, он постоянно мелькал по ходу действия. И теперь, когда мне казалось, что мы близки к завершению, к развязке, я снова билась лбом в старую дверь. Не было почти никакого смысла звонить ему сейчас. Что я скажу? Как я сумею вытрясти правду из него ли, из его ли жены. Или кем там ему приходится загадочная госпожа Соболева? Только не надо говорить, что однофамилицей!

– Эй, Настя, открой, – забарабанили в дверь. Кого это принесло?

Принесло соседку Аннушку. Чудная женщина, среди ее многочисленных способностей имеется явный талант – приходить в самый неподходящий момент. Полгода назад она чуть было не бросила семью, влюбившись в одного пройдоху. С той поры муж ее только что на руках не носит, боится, как бы баба не повторила попытку. Практически сразу после школы Аннушка вышла замуж и с той поры никогда не работала – рожала детей, в чем весьма преуспела, вела домашнее хозяйство, самозабвенно сплетничала с многочисленными подружками.

Все ее попытки кардинально сменить образ жизни, заняться собой, пристроиться к какому то делу, успеха не имели. По большому счету, ничего кроме семьи и дома, Аннушку не интересовало. Мне казалось, что она наконец то поняла – не стоит искать смысл жизни, когда вот он рядом, под рукой. Нравиться варить щи и вязать носки, так и расслабься. К чему насиловать натуру и пытаться изображать из себя светскую львицу или деловую мегеру? Но кажется, Аннушка в очередной раз решила пойти против природы. Она бросила передо мной на стол стопку книг.

– Вот, глянь!

– Что это?

– Пособия.

– Ты решила освоить новую технику вязания? – с неприязнью спросила я. Общаться сейчас с Аннушкой не было никакого настроения. Я бы с удовольствием выпроводила ее вон, без всяких экивоков, но подозревала, что в этом случае мне станет еще хуже, еще более тошно.

– Ой, тебе бы, Насть, все шуточки, техники вязания я все знаю. Нет, это про мужчин.

– Чего??

– Про мужчин. Как правильно позити… поза… позиционировать себя в отношениях с противоположным полом.

– О е-мое, Анют, зачем тебе это? У вас же c Петькой все и так хорошо! Что ты дурью опять маешься?

– Э нет, это ты так думаешь. Мы сколько уже вместе?

– Сколько?

– Столько, Насть, не живут. Пятнадцать лет. Это критический срок. Везде об этом пишут. Сейчас парни подрастут, пойдут по жизни самостоятельно и все, не нужная я никому стану. Я ж у них за уборщицу, за кухарку. Целыми днями по дому кручусь. Что я вижу? А Петюнчик у меня с большими людьми общается, в свет выходит. Рядом с ним такие бабы! И все, Насть, одинокие, – сокрушенно вздохнула Аннушка.

Представить на трезвую голову, что ее Петюнчика, отца многочисленного семейства, кто-то рискнет увести из стойла, я не могла. Но спорить с Аннушкой не имело смысла. Новая идея уже поселилась в ней и стремительно набирала обороты, как вирус в ослабленном организме. Объяснять Анне, что и в наше разнузданное время еще есть мужики, для которых семья – это все, и что Петька как раз из этой вымирающей категории? Увольте.

Пособия, которыми трясла сейчас передо мной соседка, пишут, как правило, женщины неустроенные в личном плане, озлобленные на весь мужской пол. Они делят все адамово поголовье на несколько типажей, презрительно именуют мужчин «папиками» и «маменькими сынками» и дают универсальные советы. Например, «если чувствуете, что отношения охладевают, купите эротичное белье и встретьте его с работы в прозрачном пеньюаре». Или еще лучше – «если он тянет с приглашением в загс, дайте ему понять, что он может и потерять вас – езжайте в отпуск одна». Спору нет, замечательные советы. Наверное, в каких то случаях они даже работают.

Но почему то мне кажется, что охладевающий муж, встретив постылую жену на пороге в неглиже, не испытает ничего, кроме чувства неловкости, а сомневающийся жених, проводив вертихвостку на юг, засомневается еще больше. Причины охлаждения, как подсказывает мне интуиция, кроятся несколько глубже затрапезного халата. Когда человека любят, когда с ним интересно и весело, ему легко прощают и погрешности домашней одежды и многое другое. А сомнения партнера не победить выкрутасами и демаршами. Скорее уж наоборот. Но какой мне прок убеждать Аннушку в очевидных вещах?

– Насть, вот посмотри. Тут ясно сказано, что муж должен не только испытывать к жене сексуальную тягу, но еще и уважать ее. Насть, а ведь Петька меня ни в грош не ставит. Он мое мнение никогда, Насть, не спросит, все по-своему сделает!

– Послушай, насколько я знаю, он никогда не советует тебе, где покупать продукты, как варить борщ, какую мебель выбрать для ванной… По моему очевидно, что и от тебя он не ждет совета, как вести бизнес и водить машину.

– Ой, да я не о том. Насть, он же между нами говоря, – Аннушка взяла паузу и драматически выдохнула, – он же меня дурой считает! Так прямо и говорит – какая ты у меня дурочка.

– Ань, между дурой и дурочкой есть разница. Не считает он тебя дурой, просто манера у него такая. Он взвалил на плечи все заботы о семье и несет, не жалуется. Чего ты к мужику примоталась?

– Дааааа, – загундосила Анюта, неловко комкая в руках мою пачку сигарет, – я простая, я по-английски не говорю, книжек мало читаю…. Он меня бросит, ууууу….

– Можно подумать, что он говорит по-английски.

– Насть, он на курсы записался. Я тебе и говорю, неспроста это. Там, знаешь, какие бабы? А с английским он вообще любую окрутит.

– Эка невидаль, ну и ты запишись.

Видимо, такая простая мысль не приходила Аннушке в голову. Она недоверчиво посмотрела на меня и спросила:

– А ты думаешь, у меня получится?

Проводив докучливую соседку, я с раздражением подумала о том, что некоторые люди упорно не понимают своего счастья. Видимо, им скучно живется без проблем. И только когда шаги Аннушки стихли и хлопнула дверь ее квартиры, я с благодарностью подумала – ей и правду удалось немного успокоить меня. Уж не за этим ли она приходила?

Надо прижать Соболевых к стене. Это был единственный выход. Добром или силой, надо вытрясти из них информацию. На этот раз настоящую. У Гришки есть знакомые ребятки, один лишь вид которых развязывает самые молчаливые языки. Все, другого выхода нет, пора, отринув ложное лицемерие выйти на тропу войны. Генрих, Генрих… он не случайно появился на моем горизонте, он неспроста разбил скорлупу прошлого и вытащил из нее тщательно упрятанную иголку. Он что-то хотел от меня. И возможно, получил. Только я об этом ничего не знаю.

Гришка мой план не одобрил. Более того, он, прямо как добропорядочный муж Петюня, не слишком ласково обозвал меня дурочкой и даже думать запретил в этом направлении.

– Гриш, ты пойми. Нам нужно совершить прорыв!

– Куда? На тот свет? Нет, Насть, не выводи меня из себя. Идеи, которые приходят в твою очумелую голову, могут брать Гран-при на фестивале дебилов. Так и знай, что я никогда, никогда на такое не пойду!

– Хорошо, тогда скажи мне – как нам найти Лешку?

– Мы его ищем.

– Вот именно, что ищем. Но что-то пока никаких успехов. Антон без сознания в Склифе. Лариса избита какими-то негодяями, на меня было совершено нападение. Это не считая трех трупов! И ты говоришь, что мы ищем? Ну что ж, может ты и согласен потратить на поиски еще год, другой, а моих нервов на это не хватит. Если с Лешкой что-то случится, я себе этого не прощу! Намотай это себе на ус!

– Нету у меня никакого уса, некуда наматывать. Я не позволю тебе чинить беспредел. Мы не милиция, мы не может взять и предъявить кому бы то ни было обвинений. Мы даже не вправе просто взять и заявиться к этой Соболевой. Это не в нашей компетенции. Мы можем лишь попросить ее о таком одолжении. По-про-сить!

– Она не согласится. Ты же знаешь. Если она виновата, то она не согласится. Она не согласится, даже если совсем не при чем, а мы так и будет маяться в неизвестности. А время идет, Гриш, оно идет, вон смотри – часики тикают, стрелочка бежит.

–Прекрати истерику! Думаешь, одна ты переживаешь? Да? Думаешь, все остальные целыми днями в носу ковыряют? Да я за последние дни спал всего твосемь часов и те в кошмарных снах. Эх… – обиженно махнул рукой Гришка и ушел в печной закуток смолить вонючими сигаретами.

Мы наконец то добрались до офиса и с утра изводили Лизавету скандалами. Нервы, что говорить, у всех были на пределе.

Гришка никак не мог до конца согласиться с тем, что есть прямая связь между Лешкиным исчезновением и убийствами Иры и Гали. Он, привыкший доверять своей интуиции, но все-таки делающий окончательные выводы только на основании фактов, никак не мог отринуть условности и попытаться посмотреть на происходящее не под углом оперативных отчетов, а с точки зрения общей вероятности.

Какова вероятность, что Антон совершенно случайно оказался сотрудником фирмы, принадлежащей любовнику одной из жертв? Каким образом в моей квартире оказался камень, похожий на те, что фигурировали в деле маньяка? Это тоже случайность? Нет и нет. Я готова была отдать на заклание любую свою руку, разрозненные события имеют общую предысторию.

И все-таки Гришка был против крайних мер. Он почти уже согласился с моей логикой, но считал, мы должны до конца отработать мирные версии и только уж потом…

– Ну хорошо, – устало кивнула я головой, – тогда у нас на очереди Станислав Коронен.

– С ним я встречусь сам.

– Нет, встречаться с ним буду я, – что-то подсказывало мне, женщине будет проще найти подходы к финансовому воротиле, разгуливающему по собственной фирме в потертых джинсах и подростковых ботинках. Знала я такой тип мужчин-кокеток. Если Лешка одевался как бог на душу положит по причине искреннего наплевательского отношения к вещам, то в случае с хозяином «Арона» явно имел место эпатаж. При всей своей невнимательности я заметила, что одетый под бомжа мужик тщательным образом подстрижен, носит очки в дорогой оправе и благоухает пижонским одеколоном. Да и внутреннее убранство форпоста «Арона» говорила о том, что внешние атрибуты здесь ценят.

К встречи с воротилой следовало подготовиться. Я должна вызвать у него если не доверие, то хотя бы уважение, я не могу позволить себе стать той назойливой мухой, от которой он равнодушно отмахнется.

Решили, что пока я буду пытаться вытрясти ценную информацию из владельца «Арона», Гришка отправится прямиком в салон магии, о котором толковал Сидоров. Скорее всего, якобы магические камни были сугубо декоративными частями преступного замысла, но в отсутствии генеральной перспективы следовало отработать все версии, все зацепки, каждую ерундовую мелочь, каждый чих, раздавшийся в непосредственной близости от эпицентра событий.

– Нет, это никуда не годится, – брезгливо морщилась Санька, вороша кучи вываленной на пол одежды, – лохмотья какие-то.

– Я тебе дам лохмотья, это между прочим все почти новое.

– Ага, бедненько, но чистенько. Нет, мать, даже не думай. Лучше иди в чем есть, это хотя бы не столь унизительно.

– Мне надо произвести на него впечатление.

– Нет вопросов, – Санька быстрым движением выудила из сумки коробочку и кинула мне на колени.

– Что это?

– Давай, давай, не стесняйся!

В коробочке лежало нечто, похожее на большого таракана, подвешенного на цепочке. Тельце синее, лапки переливаются фальшивыми бриллиантами, глазки – зеленые стекляшки.

– Фу, что за уродство?

– Ты бы уж помалкивала! Уродство. Это, между прочим, все настоящее – сапфир, бриллианты и изумруды. Тебе столько вовек не заработать, сколько это стоит.

– Откуда у тебя такая красота?

– Олег подарил, – зарделась Санька.

– А что не носишь?

– Да больно броская вещь, – стыдливо призналась она и с опаской покосилась на монстра. Давай одевай. Оденем тебя сейчас в стиле фьюжн.

– Писк сезона?

– Ну не то чтобы… Скорее блажь. Когда денег много, а вкуса мало, чего только не придумаешь. В общем, одевай на себя все, что ни попадя, и получится самое то.

К Санькиному таракану мы подобрали порядком потертые черные бархатные штаны, полупрозрачный черный топ и ярко оранжевый пиджак с меховой оторочкой из мексиканского тушкана. Получилось …неожиданно. В пафосное кафе, где Станислав назначил мне встречу, меня пустили без писка.

Сам он явился на встречу в добротном английском костюме.

– Весь к вашим услугам, – галантно поклонился мерзавец. Я же не знала куда девать свои ноги в изношенных до серых проплешин штанах.

Во время нашего предварительного разговора по телефону, я не стала уточнять мотивы своего истинного интереса к Станиславу. Просто напомнила, что он мне сам дал визитку, и попросила выделить для встречи немного его драгоценного времени. Тот отчего-то сразу согласился. Наученная горьким опытом с Антоном, я держала ухо в боевой готовности. Но Коронен, похоже, и не думал ни о чем таком. Жаль, если честно. Мне было бы приятно. Но я вспомнила Иру и устыдилась окаянных мыслей. Куда мне тягаться с такой красавицей? Пусть бы даже и мертвой.

– А вы всем раздаете свои визитки? – спросила я.

– А вы всегда звоните тем, кто оставляет вам визитки? – вопросом на вопрос ответил мой визави.

– Нет конечно. В общем, визитка – это просто дань вежливости. В большинстве случаев.

– Вот именно, – посерьезнел мужчина, – и если уж вы набрались наглости и позвонили мне, то наверняка был особый случай. Я ошибаюсь?

– Да нет, пожалуй, что нет.

– Не тяните резину. Выкладывайте, с чем пришли.

– Видите ли, я знала Иру…

Коронен молчал и внимательно смотрел на меня светло голубыми, как северное небо, глазами.

– А сейчас… я веду расследование. Это связано с убийством Иры. На заказчик, один человек, он хочет…

– Знаю я этого человека. Мудак, – злобно припечатал Наума мой собеседник. Так вы, значит, ведете расследование?

Он смотрел на меня с явной издевкой. Манерные девицы за соседним столом, рискующие получить косоглазие, так уж сильно привлек их внимание Станислав, тут же навострили уши.

– Пойдемте отсюда, – встал он из за стола, не глядя бросил поверх так и не открытого меню купюру и быстро пошел к выходу. Я засеменила следом.

Впустив меня в пахнущий новой кожей салон машины, Коронен легким движение руки заблокировал двери и уставившись на меня холодными змеиными глазами, грозно спросил:

– Что вам от меня надо?

– Я уже объянсила…

– Так, хорошо, – устало откинулся он на спинку, – подождем. Я совершенно свободен до пятницы. Но все-таки не советую злоупотреблять моим терпением.

Я стушевалась. Кажется, Станислав не въехал в ситуацию. За кого он меня принимает?

– За кого вы меня принимаете?

– Девушка, милая, послушайте. Я не знаю, кто там вас нанял расследовать убийство, только не рассказывайте мне сказки про Наума. Если вы сейчас будете втирать мне о том, что собираете свидетельские показания, то я просто вышвырну вас вон.

И тут я самым пошлым упала головой на переднюю панель и расплакалась. Слезы капали на деревянную обшивку и я неловко размазывала их рукавом. Неожиданно я рассказала Коронену про Лешку, про то, что он пропал, и я не знаю, что теперь делать.

Станислав брезгливо поморщился:

– Ну а я то чем вам могу помочь?

– Расскажите все, что знаете. Пожалуйста.

– Насколько хорошо вы знали Иру?

– Да не знала практически, она жила рядом. Мы не общались.

– Я Иру знаю почти двадцать лет, – сказал он о ней, как о живой. Мы учились вместе. Дружили еще со студенческой скамьи. Был свидетелем на ее свадьбе. Потом детей ее крестил. Давал ей деньги на постановки. Когда она решила уехать в Москву, купил ей здесь квартиру и полгода потом вытирал сопли ее мужу.

– Вы хотите сказать, что… ну в смысле… вы не были любовниками?

– Конечно нет, – просто ответил Станислав. Ирка во времена нашей юности была моим боевым товарищем. Она вытянула меня на своем горбу, когда я чуть не спился, всегда была рядом в трудную минуту. А влюбленности никакой не было. Она мне друг. И помогал я ей по дружески, тем более что это не составляло мне большого труда.

– Вот как, – переваривала я новую информацию, – А вы знали о том, что у нее роман с Аркадием N?

– Да какой там роман, – раздраженно бросил Коронен, – не было там никакого романа.

– Но я знаю, что они отдыхали вместе?

– Отдыхали… Да мало ли, милая девушка, с кем я отдыхаю. Аркадий – не тот человек, чтобы крутить романы. Уж вы мне поверьте.

– А что же он за человек?

Станислав широко улыбнулся, лед в его глазах растаял.

– Не слишком ли много вы хотите знать, а?

– Понимаю, вы с ним враги и вам неловко наверное…

Тут Коронен мальчишеским жестом растрепал свою шевелюру и заливисто рассмеялся.

– Ну где вы набрались этих глупостей? Не торопитесь делать такие далеко идущие выводы. Вы решили, что раз в политике у нас разные пути, то значит мы при встрече плюем друг другу в лицо? Да мы в бане каждый месяц вместе паримся! У нас жены в отличных отношениях. Дети в одну школу ходили. Так что о чем вы говорите?

Он ласково, как на дауна, посмотрел на меня и ехидно спросил:

– Ну что? Лишил я вас удобной версии? Я Иру не убивал из ревности.

– Я собственно на это и не рассчитывала. А про Галину Полевую что можете сказать?

– Галечка – замечательная была женщина. Но до Иры ей далеко. Вроде бы тоже красотка, тоже блондинка, творческая личность. Но… Бледное подобие Иры. Они немного дружили, но это была полностью инициатива Галочки.

Я попрощалась со Станиславом далеко за полночь. Еще не до конца переварив полученную от него информацию, сидела на кухне и вспоминала наш странный разговор. Не знаю, почему он решил рассказать мне об этом. Но когда я уже было собралась откланяться, испытующе посмотрел на меня, чуть не силой вытолкал из машины и потащил за руку к реке. Машина осталась на пустынной набережной, а я с ужасом думала о том, что сейчас он поднимет меня за шкирку, за мой яркий оранжевый пиджак, да и столкнет с моста. И прощай, Настенька, прощай, непутевая жизнь.

Но Коронен не стал топить меня в Москва-реке. Он остановился у парапета, достал из кармана пачку «Парламента», и прикуривая одну сигарету от другой, поведал самую странную историю из тех, что я когда-нибудь слышала.

Вечером от реки тянуло пробирающим до костей холодом, пальцы стыли на зябком ветру. Но я словно ничего не чувствовала. Стояла, боясь пропустить хоть слово.

Так бывает – далекое прошлое настигает. Как бы быстро не убегал от него, оно догоняет и начинает рушить настоящее, словно карточный домик. Оно выбивает из основания твоей жизни какой-то, вроде бы совсем маленький, клинышек и все летит в тартары.

Много лет назад веселая студенческая компания, заводилой в которой был однокурсник Иры и Станислава Артем, отправилась отдыхать в деревню Белое Озеро. Дорога была не близкая, ехали основательно, на три дня. Взяли с собой еды, выпивки в достаточном количестве. Северные вечера в середине июня еще холодные, без водки не согреться. Всего их было девять человек, пятеро девушек и четверо парней. В местную компанию вклинились и двое москвичей – двоюродные брат и сестра – Элина и Витя. Был еще малозаметный очкарик Северов, неизменный участник всех тусовок и выездов на природу. Его ценили за умение в две минуты разжечь костер и неприхотливость по части дам, каждая девушка в его обществе чувствовала себя королевой, для каждой он мог найти нужное слово. Марина, сейчас первая леди, а тогда старательная мрачноватая отличница была приглашена бойкой Ирочкой. Галя и Алена были самыми компанейскими девчонками на курсе, они то и подбили Артема на поездку. Еще одна девушка, Олеся, присоединилась к компании в самый последний момент. Можно сказать, напросилась.

Приехав, растопили печку, чтобы прогреть основательно промерзший за зиму дом и приняли для разгону по маленькой. Элину, самую юную из всей компании, загрузили работой по кухне, а сами на террасе – смеялись, шутили, даже спели под гитару пару песен. Однако, основную энергию решено было приберечь для вечера. Но когда часов около восьми все, наконец, уселись за большой дубовый стол, компания была порядком тепленькой. Самой трезвой была Элечка, пока остальные разогревались, она старательно чистила картошку и варила суп.

Гормоны бурлили и тут же, за столом стали складываться импровизированные парочки. Выключив верхний свет, при свете свечей было особенно волнительно сидеть почти вплотную друг к другу. На особые вольности недавние второкурсники пока не решались, но атмосфера была соответствующей. Видимо для того, чтобы был лишний повод схватиться за крепкую мужскую руку, девчонки завели разговор о ведьмах.

Тема в здешних местах популярная, не было во всей Петровской губернии бабки, которая не припомнила бы с десяток мистических историй, произошедших либо с ней самой, либо с ее близкими. Тут, как сговорившись, пропадали в темных лесах коровы, исчезали с привязи козы. Грешить на дикого зверя никому бы и в голову не пришло. Все неполадки в хозяйстве испокон века было принято списывать на ведьм. Помимо вполне официальных колдуний, женщин с причудами, но все таки из плоти и крови, водилась в северных широтах и разнообразная неживая нечисть – покойники, не нашедшие себе места ни в аду, ни в раю, запросто наведывались в селения и пугали хозяев окраинных домов. В полнолуние было принято особенно тщательно закрывать окна, иначе не миновать беды, бестелесные призраки легко проникали сквозь стекла и только толстые деревянные ставни могли уберечь от беды.

Местные жители, особенно деревенские, получали несказанное удовольствие, когда им удавалось до смертного страха заговорить зубы доверчивому приезжему гостю. Москвичи, Алина и Витя, слушали открыв рот. И про лесных прозрачных людей, которых глаз простого человека никогда не различит на фоне вековых сосен, и про мертвого игрока на дудочке, заманиваются в такие дебри, из которых уж не выбраться. Приближение прозрачного человека можно угадать по шевелению травы и непременно следовало сказать ему: «Здравствуй и до свиданья», иначе не отвяжется. При звуках тонко завывающего ветра, на которые так похожа одинокая дудочка, следовало покрошить через левое плечо хлеба и ни за что не оборачиваться. А чтобы не настигла в скитаниях по лесным кущам зеленая девка Марийка, способная навести такой ужас, что кровь застывала в жилах колючими льдинками, следовало вешать на шею яркое украшение. Девка Марийка то украшение срывала и убегала по своим нечистым делам, а человека не трогала.

Одеревеневшие от страха, хорошо легшего на ядреную рябиновую настойку, Витя и Элина все шире открывали рты, в глазах их плескался настоящий первобытный ужас. И тут на сцену вышел Артем. Он потер руки, подышал на холодный бок алюминиевой кружки и махов опрокинув в себя ее содержимое, предупредил:

– Мне эту историю бабка моя рассказывала. А той ее бабка. А той кто рассказывал, врать не буду, но все это чистая правда.

Деревенька Белое Озеро с давних времен считается нехорошей, несмотря на то, что белая. Нечисти здесь, если верить старожилам, бродит по лесам в избытке. А со дна озера якобы каждую полнолунную ночь поднимается мертвая женщина. Вся в черном, с длинными до пят волосами, сидит на берегу и ждет, когда пройдет мимо разлучница. Якобы, лет триста, а то, может, и все пятьсот тому назад одна белая ведьма отняла у нее возлюбленного. Как уже и было сказано, ведьм тут было в избытке, кое-кто и до наших времен дожил. Мужчины до белых ведьм особенно падки были, и ничего не стоило такой увести любого жениха, стоило поманить пальчиком. Одна из брошенных невест в горе кинулась в глубокое, холодное, как душа злодея, озеро. Но прежде она пообещала, что зло не останется безнаказанным. Звали ту несчастную женщину Илионой, была она из знатной семьи, но с той поры как на берегу озера нашли первую мертвую крестьянку, все члены этой семьи были прокляты, все их обходили стороной и вскоре они уехали из этих мест. И только Илиона осталась. Осталась, чтобы вершить свое возмездие, бессмысленное и жестокое.

Как только диск луны становится круглым, она выходит на берег и ждет, не пойдет ли мимо женщина в светлой одежде. Для нее у покойницы приготовлен длинный острый нож, опасный и верный. Уже который век подряд местные бабы не носят ничего белого.

– Сегодня как раз полнолуние, – замогильным голосом завершил свой рассказ Артем и опасливо перекрестился, чем окончательно убедил доверчивых москвичей в правдивости каждого сказанного слова.

Огромное кроваво желтое тело луны почти касалась крыши старого дома. Завывал в трубе разыгравшийся ветер, корявая сухая ветка скреблась в незакрытое ставнями окно. В комнате повисла зловещая тишина. Теперь уже и не вспомнить, кто первым предложил прогуляться до озера. Его пологий берег и вдающаяся в сушу небольшая лагуна, были видны в дальнее торцовое окно и казались в эту минуту страшнее пропасти ада. Но в жилах бурлила настойка, отключая центры безопасности и толкая на безумства.

– Я иду! – первым поднял руку Артем.

– И я иду! – присоединилась к нему авантюристка от природы Ирочка.

Гадя подумала и тоже неуверенно сказала «да». Присоединился к группе отважных и тихоня Северов, ему было неловко проявлять малодушие. Он скорее согласился бы утонуть или умереть от руки мертвой Илионы, чем показать перед заводилой Артемом и перед первыми девчонками курса свою слабость.

Алена, напившись до стеклянного состояния задолго до того, как все сели за стол, давно спала в уголке старого кожаного дивана. Ее заботливо прикрыли пледом и не тормошили.

– Ну? Кто еще смелый? – провоцировал Артем компанию.

– Я не пойду, я в такие игры не играю, – четко определила свою позицию Марина.

– Трусишь? – ехидно спросила ее Ира.

– Считай, как хочешь, – пожала плечами упрямая отличница, – я не пойду. Мне это все не по душе. Нехорошее дело вы затеяли.

– Молчи лучше! – прикрикнул на нее Артем, и Марина ушла за печку, где стояла старенькая скрипучая тахта и пел, разбуженный теплом, сверчок.

– Ну а вы то идете? – обратилась к москвичам Галя, – или поджилки затряслись?

Поджилки у москвичей тряслись уже давно, но признаваться в этом провинциальным друзьям было стыдно. Витя с деланным равнодушием сказал:

– Да господи, отчего же не пойти? Проверим, насколько правдив наш сказочник. Проверим, Элин?

– Нет, – словно предчувствуя что-то, – стала сопротивляться девушка, но кузен уже тянул ее за руку к выходу, – да идем же, что ты в самом деле? Мы же не с пустыми руками, да?

Элина зашикала на него и покорно пошла следом за всей компанией, которая с гиканьем и улюлюканьем уже неслась к темному, страшному озеру. Но чем ближе они подходили к непроницаемо черной кромке воды, тем медленней становился их шаг. Иррациональный, привитый язычниками предками страх, сковывал ноги, ледяной лапой ложился на затылки. Было по-честному страшно. Но по-честному они все-таки шли вперед. Никто не хотел был овцой, отбившейся от стада.

Со всех сторон озеро обступал мрачный, враждебный лес. Тут и днем было жутковато… А ночью, когда в гуще огромных, тесно переплетенных деревьев редко ухала сова, когда вода, вопреки законам природы не слушалась ветра и замирала, словно камень, когда луна начинала совершенно по человечески гримасничать, недобро улыбаться и подмигивать, ужас, огромный, до небес ужас, сковывал все живое.