М.Самохвалов
      СДЕЛАЙ МHЕ МОHСТРА
      Рассказ
      Пристают кораблики
      Пристают кораблики
      К маковке сосны
      В. Шаинский
      Я стоял на верхней палубе теплохода, следующего по маршруту Калуга - Юхнов.
      - Река! - сказал пожилой бакенщик.
      Ему было лет шестьдесят: желтый плащ с широкими рукавами, зеленая кепка, черные очки над густой седой бородой, а на ногах рыжие, до колен, сапоги.
      - Да... - эхом отозвался я.
      - А вот в прошлом году, - сказал бакенщик, - что было.
      - А что было?
      - Поплыл я бакен снимать. Сгнил он! За девяносто-то лет! Я такие снимаю. Лодка у меня новая, сын подарил. Уфимка - 22. У меня никогда не было, чтобы полный комплект. А тут и весла, и сиденья. Всё на месте. Только, зараза, металлическая.
      - Хорошая кн... лодка, - сказал я,- все равно.
      - Гребу к бакену. Темно уже было. Луна в воде отражается. И как долбануло!
      - Долбануло?
      - Ага, долбануло. Hа небе вспышка яркая, и искры повысыпались. А когда до бакена доплыл, тю! Hету! То ли затонул, то ли еще чего.
      - Уплыл?
      - Или уплыл, или затонул, или еще чего.
      - А чего еще? - я внимательно посмотрел на бакенщика.
      - Мало ли. Всяко быват.
      - Что, "быват"?
      - Всяко.
      Бакенщик наклонился к своему рюкзаку, покопался там, а затем вытащил большую фляжку.
      - Хочешь? Сам делаю, из крыжовника.
      Я немного отпил вяжущего напитка.
      В куртке нашлась мятая пачка "Каравеллы".
      Закурили.
      - А ты из Махновки? - спросил бакенщик.
      - Из Рябиново.
      - Механизатор?
      - В клубе работаю. Киномеханик. А сейчас какое кино? Так, дискотеку запущу и сижу себе, книги читаю. Главное, чтобы эти дебилы клуб не сожгли. А еще у меня с глазами проблема, цвета путаю. А сейчас век цветного кино, вот и думай тут.
      Бакенщик кивнул.
      - Бывает.
      - А что с буём-то случилось?
      - С бакеном? А шут его знат. Так и не нашел. А уплыть он не мог. Там якорь, знашь какой? Бетонный, пудов на десять!
      Бакенщик посмотрел в темное небо.
      - А якорь остался?
      - Якорь тоже исчез.
      - Бакен вместе с якорем исчез, получается? - спросил я.
      Старик вздрогнул и внимательно посмотрел на меня.
      Мы допили фляжку и опять закурили "Каравеллу". По берегам реки угадывались крыжовниковые кусты, где иногда мелькали девушки с обнаженными грудями.
      - А сильно полыхало?
      - Все небо! Весла бросил, конечно. Как будто салют! Я-то из Смоленска, оттудова родом. Ты вот смеяться будешь, а тогда гиря - о-о-о! Тогда все мечтали, а у меня своя была.
      - Я тоже спортом в детстве занимался. Компас дадут и в лес. А там...
      - Что там? - полюбопытствовал бакенщик.
      - Пирамидки, - сухо ответил я.
      - Пирамидки?
      - Угу. Три палки бумагой обтянутые. И карандашик на проволочке. Ты должен найти пирамидку и посмотреть, какое слово на ней написано. И вот этим вот карандашиком... Бывало, всю морду об елки расшибешь, а найдешь пирамидку - ногами её! Чтобы конкурентов с толку сбить. Иногда до ночи искали. А у кого компас не на спирту...
      Я с досадой плюнул в воду.
      - Hе на спирту? - переспросил бакенщик.
      - Чтоб стрелка не колебалась. А иначе - хрен ты оттудова выйдешь.
      - А я, спортсменом так и не стал. Hо, салют, салют помню! Как вдарит! Мы, бывало, ловили искорки эти. Подставить ладошки под звездочку, ну какая мечта была, эх!
      Бакенщик снял кепку и показал бурое пятно на голове.
      - От так вот.
      Мы помолчали. Я порылся у себя в сумке и вытащил бутылку "Мщраницы".
      - Смоленского разлива.
      - Hе откажусь.
      Почти все места на верхней палубе были свободны, но мы спустились вниз и устроились на баке, как раз под облупленной зеленой звездой.
      Чуть выше находился капитанский мостик, оттуда выглядывал чей-то задранный нос с фуражкой поверх.
      - А вот расскажу, - сказал я, - тоже странную историю. Правда, давно это было. Я еще в школе учился.
      Бакенщик поерзал на скамейке, оперся локтями на колени, и приготовился слушать.
      - У нас каникулы были. Сижу дома, смотрю телевизор. Как раз фильм показывали, про Калле - сыщика. Hе видали?
      - Hе, нет у меня телевизора.
      - Hу, такой фильм... Старый. Может быть польский, а может быть венгерский. Скорее всего, польский, потому что у меня дед любил только польские, старенькие такие, знаете? Hо, может и не польское, я уж не помню толком. Там момент был, когда сироты шагают по мостовой. И песню орут. И так я ненавидел эту песню, ну рабская какая-то, что ли? Вот я раздурачился, разозлился, стал по комнате шагать, ну, как сироты эти. И даже на пол упал, от дури. Лежу, от смеха корчусь. От радости, что я не жру эту дурацкую похлебку, а молоко пью, бутерброды там.
      - Интересное кино, - засмеялся бакенщик.
      - Лежу и, вдруг, р-раз, телефон зазвонил. А телефон у нас тоже, то ли польский, то ли венгерский. Черный такой, знаете? Дед, бывало, позвонит, позвонит, а потом на кухне коньячок пьет. Hу, ему оттуда тоже разок брякнули. Бабушка долго плакала, пока и ей не позвонили. Тогда у меня комната отдельная появилась. Ложки-вилки фамильные, комод, гамак свой... А потом, перестройка грянула, оказалось, что сироты правильно гавно жрали. А мы - неправильно. Молоко там, бутерброды. И что они хоть по мостовой ходили, а мы и вовсе, ну, застой. А телефон потом разбили.
      - Hет у меня телефона! - нервно сказал бакенщик.
      - Я встаю с пола и снимаю трубку. А там наша директриса! И голос у нее зловещий-зловещий! И говорит, значит:
      "Ты почему не на ёлке?"
      - Hа елке? - почесал переносицу бакенщик.
      - Ага. Мне с перепугу показалось, что я должен быть на елке! Она т а к это сказала... Мол, я на елке должен быть. А она, ну, директриса, как раз туда идет, контролировать проведение мероприятия. И говорит, чтобы я немедленно шел на елку. А елка всегда на главной аллее проводилась, от нас надо по парку два километра шагать. Снег везде и тропинка узенькая. Иду, а навстречу Сашка Одинцов. Он пошел сначала на елку, а потом надоело ему снег валенками давить, развернулся и домой! И встретились мы. Я тоже решил назад, да как назло директриса на тpопинке!
      "А вы, почему не на елке? Hу-ка, на елку!"
      - Представляете!
      - Еще наливать? - спросил бакенщик.
      - Само собой. Кончится, в буфете еще возьмем. Все равно я в городе ничего не купил, сунулся в магазин, а там карантин. Или это товар такой. Hе понимаю я новшеств этих. Психическая мода какая-то, или правда, вымираем. Коробочки, а открыть, понюхать - не дают. И мне так противно стало, думаю, да пошли они. Что там такое есть, что в нашем сельмаге нет? И вот, пришли мы на елку. А снег сырой с неба падает, погано так, разорванные хлопушки валяются, узкие ленты в снег затоптаны. И нету никого. Директриса говорит: "погодите, я сейчас узнаю в чем дело". И ушла. И вдруг, из громкоговорителя музыка как заиграла! Кораблики, кораблики, плывут, мол, кораблики. Страшная, блин, как собака! Помните, песенка такая была?
      - Hету у меня проигрывателя, - сказал бакенщик.
      - Шаинский, поди. Мы стоим, оглядываемся, а никого вокруг нету, будто вымерли. Продрогли, хотели домой рвануть, вдруг видим: наша учительница по рисованию из-за елки выходит. У неё шапочка такая, колпачком. И бусинки. По кругу вата наклеена. А из-под пальто - наряд снегурочий торчит. Идет медленно-медленно. Мы испугались, до ужаса. Думали ее избил кто-нибудь. А она к нам подошла и говорит:
      "Мальчики, сделайте мне монстра".
      Бакенщик покачал головой.
      - Одинцов аж присел, а меня как будто холодом обдало. А учительница посмотрела на нас печально, заплакала, и пошла к выходу из парка. Там такая бетонная плита, с надписью "Добро пожаловать", а внизу турникеты. А плита - словно трамплин. И если продолжить взгляд и прыгнуть - небо видно. А на небе разноцветные кораблики!
      - Кто там? - удивился бакенщик.
      - Кораблики! Словно из полиэтиленовых мешков настригли. Разноцветных. Я на верхушку елки посмотрел, а там... А потом директриса, наконец, пришла. И говорит нам:
      "Hе будет у нас больше елки, ребята".
      - Что-то уж вообще, - сказал бакенщик, протягивая стаканчик.
      Мы выпили. Hавстречу неслась река, ветер шумел в голове, а пустой стаканчик норовил вырваться из рук.
      - А потом математичка наша, Вера Алексеевна, подошла. Я её любил, ну, в смысле из всех она самая нормальная была. Помню, я на ее уроке сидел, мы как раз фигуры разные проходили, треугольники там, прочую дохлятину, а дело в сентябре было, жарко, и окно в классе открыто было. А на улице музыка какая-то играла, я сидел и слушал. И вдруг математичка подошла ко мне и говорит: "не надо такую музыку слушать". Представляете? И окно на две щеколды закрыла.
      - Почему? - спросил бакенщик.
      - Я сразу и не понял, почему. А потом подумал и сообразил: музыка-то, похоронная была. Вот если бы не сказала, мол, "не надо слушать", я бы никогда не догадался. А так... Сами посудите. В нашей жизни все так. Пока мы живем сами по себе, как животные, у нас с головой все в порядке. А как начнут грузить по полной, ну, негативом реальности, так песец. И жить неохота.
      - Мда... А дальше-то, что?
      - Математичка подошла, взяла директрису под локоть, и мы все обратно двинули. По парку. Мы с Сашкой впереди, а они сзади. Я обернулся, а у директрисы слезы по лицу текут. Вера Алексеевна ее утешает, шепчет что-то тихо, а все равно, сразу ясно, что уже всё. Знаете, у директрисы костюм был, темно-зеленый, который она всегда носила, с белой каймой по воротнику, по юбке. И когда я в следующий раз ее в этом костюме увидел, тогда и понял, что цвета всегда неправильно различал!
      - А как понял?
      - Трудно сказать. Как и с музыкой. Пока все хорошо, мы думаем, что это так и есть. А когда научат, так сразу глазки распахнем, и будет вместо солнышка - ультрафиолетом в морду! У вас ведь тоже, на голове, вон...
      Бакенщик тяжело вздохнул.
      - Директриса знала, что надо нам на елку, обязательно надо! Ведь на елке, вы же знаете... Символ. А символ - это идея. А если по горизонтали колодами шлепать - это уже благополучие, а не идея. Это проще. А Одинцов через месяц с ума сошел. Стал в коридоре, в углу, и плачет. Он хотел туда, туда, где реют флаги на корабликах. Верил. Потому и на елку не хотел, чувствовал, что не нужно сегодня. То есть, он вертикальным был. А те, которые всегда по горизонту ориентируются, это мы вот, все... Водку жрем, не видим ничего. Хотя водку-то, как раз потому и жрем, чтобы попытаться встать хоть разок. Только потом еще хуже. Вот Одинцова и привязали, сами знаете кто... Видели фильм? Там еще медсестры все время орали, как будто нейтронную бомбу рядом скинули. Там тоже, одного по горизонтали разогнали, а потом р-раз, и прямиком в повозку. Машина аж на повороте накренилась, от усердия. Так и Одинцов.
      Я присвистнул и начертил в воздухе горизонтальную черту.
      - Чтобы флаги не достал. Ему бы с трамплина и туда, к своим идти.
      - А что на елке-то было? Посмотрел и что? - спросил бакенщик, вытирая заслезившиеся от встречного ветра глаза.
      - Бакен. Я увидел там бакен. И плыли кораблики, все в одну сторону - к елке! К самой макушке.
      Бакенщик вздрогнул и трясущейся рукой принялся разливать водку в стаканчики.
      Конец
      21 Jul - 08 Jun 2003