История ведьмовства – старый как мир и столь же обширный предмет изысканий. Под ведьмовством в этой книге я подразумеваю колдовство, черную магию, некромантию, тайную ворожбу, сатанизм и любые пагубные оккультные искусства, которые ставят перед писателем весьма нелегкую проблему. Ему предстоит сделать выбор, и дилемма, стоящая перед ним, облегчается разве что пониманием того, какой бы путь он ни избрал, его работа будет подвержена уничижительной и подчас некомпетентной критике. Поскольку является очевидным, что объем подобного труда не может быть безграничным, писатель может предпринять попытку показать картину, открывающуюся с высоты птичьего полета, так сказать, от Китая до Перу, от слабоартикулированных ритмических заклинаний первобытных людей на заре человечества до последних спиритических фантазий на вчерашнем сеансе столоверчения. В таком случае следует ожидать появления книги неубедительной и легковесной; или же, напротив, он может сконцентрироваться на конкретных чертах из истории ведьмовства, посвятить им известное число страниц, обратить внимание читателя на некоторые малоизвестные факты, важность которых мало кто ныне понимает, и построить на них трудоемкое исследование, пусть это произойдет за счет неизбежных упущений, пробелов, отречения от любимых сюжетов, пренебрежения авторскими отступлениями и попытками установить истину в смежных вопросах, наконец, за счет тишины, когда дело дойдет до дискуссий и обсуждений подобной книги. Я решил все же остановиться на втором методе, понимая его недостатки, поскольку исследователь ведовства не может рассчитывать, что ему удастся отразить сколько-нибудь значительную часть известных фактов в одной книге. На мой взгляд, лучше дать документированный отчет об определенных аспектах проблемы, нежели набросать конспект, в котором в одну кучу будут собраны несовместимые, по сути, вещи, поскольку и в таком случае не удалось бы избежать значительных лакун и пробелов, как бы тщательно ни старался автор ничего не упустить. Я отдаю себе отчет в том, что вряд ли в этой работе есть абзац, который не мог бы легко разрастись до размеров страницы, вряд ли имеется страница, которую нельзя было бы с большим успехом переделать в главу, и уж, конечно, здесь нет главы, которая, увеличившись до размеров книги, не была бы при этом в значительной степени улучшена.
      Многие пробелы, как было уже сказано, являются неизбежным следствием принятого мною плана; впрочем, мне не известно другого, который позволил бы осветить столь универсальную проблему, как ведьмовство. Остается принести мои искренние извинения тем, кто, приобретая эту книгу, рассчитывал найти в ней подробности касательно финской магии и колдовских практик Лапландии, надеялся пополнить свои знания о распространении тохунгаизма среди маори, культах демонов и практиках заклинаний в индуизме, исландских берсерках, сибирских шаманах, слепом Пан Су и корейских мутангах, китайском Ву По, сербских оборотнях, гаитянском вуду, темных искусствах Скандинавии и стран ислама. Я заверяю читателей, что сожалею об отсутствии всего этого не меньше, чем любой из них, однако существуют ограничения практического характера, не позволяющие растягивать объем книги до бесконечности.
      В дополнительном сопровождающем томе я намереваюсь осветить распространение ведьмовства в конкретных регионах, а точнее на Британских островах, во Франции, Германии, Италии, в Новой Англии и других странах. Многие знаменитые эпизоды, такие, как суды над ведьмами в Ланкашире, деятельность Мэтью Хопкинса, Жиля де Реца, Гофриди, Урбана Грандье, Коттон Мэтера и салемских колдуний будут там в должной мере обсуждены с известной степенью детализации.
      Удивительно, но в последние годы среди английских писателей не нашлось никого, кто серьезно бы занялся историей ведьмовства в Европе. Этот предмет не получил достаточного внимания серьезных ученых-историков, которые странным образом не понимают всю важность этого трагического феномена и его политические и социальные последствия. Магия, происхождение магических культов и церемоний, ритуалы первобытных народов, традиционные суеверия и связанные с ними практики становились объектом многочисленных ученых исследований, в основном с антропологической и фольклористической точек зрения, но к темной стороне этого предмета, истории сатанизма, пожалуй, еще никто и не приступал.
      Существует определенная причина для подобного невнимания и небрежения, заключающаяся в том, что грубый и вульгарный материализм, который выступает едва ли не основной чертой для большей части XVIII и XIX веков в Англии, интеллектуально отрекся от сверхъестественного и небезуспешно попытался заменить религию флегматичной системой респектабельной морали. Поскольку ведьмовство не вписывалось в подобную систему, оно могло в лучшем случае представлять некий антикварный интерес, и даже в этом смысле эксгумация отвратительного и презренного суеверия ни у кого не вызывала энтузиазма. Казалось, наиболее подобающим забыть эту уродливую часть собственной истории. Подобное отношение к проблеме превалировало в течение полутора веков, если не более, и ведьмовство становилось объектом исследования лишь для узкомысящих и неумелых авторов вроде Лики и Чарльза Маккея, отказывавшихся от обсуждения работ своих предшественников, которые, как они предполагали, все были ошибочны, сумасбродны, недальновидны и способны лишь ввести в заблуждение. Колесо времени совершило свой ход, и подобные рационалистические предрассудки быстро отмирают. Необычайная популярность и глубокая убежденность приверженцев спиритизма уже сами по себе доказывают, что, и в этом смысле широкий интерес к мистицизму можно считать здоровой тенденцией, человеческое сообщество не желает больше питаться той шелухой, которую подсовывают ему материалисты. И это лишь один из многих симптомов, хотя, без сомнения, и самый важный, указывающий на происходящие в обществе изменения.
      Практически невозможно верно оценить и понять подлинную историю людей, живших в елизаветинской или стюартовской Англии, во Франции времен Людовика XIII или его сына, в Италии периода Ренессанса и Контрреформации. Назовем пока лишь несколько конкретных стран и эпох, если мы не имеем определенного представления о той роли, которую ведьмовство играло в эти времена. Все классы, так или иначе, словом или делом должны были высказать свое отношение к ведьмовству, все – от Папы Римского до последнего крестьянина и от английской королевы до скромной деревенской девушки.
      Поскольку актеры являются «конспектами и краткими хрониками эпохи», я завершил эту книгу заключительной главой, которая рассматривает ведьмовство, как представлялось оно на сцене, главным образом в английском театре. Подобное обозрение создается впервые, и поскольку ведьмовство, как мы увидим, являлось труднопреодолимым социальным злом и соотносилось со всеми стадиями развития человека, то очевидно, что вряд ли где-нибудь нам удастся найти более подходящие иллюстрации этого явления, нежели в драмах, так как драматург всегда пытается прощупать пульс своей публики. До развития романистики театр оставался единственным зеркалом нравов, распространенных в обществе и его истории.
      Во Франции существует множество общих исследований ведовства, представляющих значительную ценность, среди которых имеет смысл выделить такие работы, как « Traite sur la magic, la sortilege, les possesions, obsessions et malefices» Антуана-Луи Доже, 1782; « Histoire de la Magie en France depuis le commencement de la monarchie jusqu’a nos jours» Жюля Гарине, 1818; знаменитую « La Sorciere» Мишле; « La Magie et l’Astrologie» (3-е изд.) Альфреда Мори, 1868; « Histoire de Satan» аббата Лекану; « Les grande Jours de la Sorcellerie» Жюля Босака, 1890; « La Magie et la Sorcellerie en France» (в 4-х томах), Теодора де Кузона, 1910 и ряд других.
      Для Германии следует отметить « Bibliotheca Magica» Эберхарда Губера; « Geschichte des Teufels» Роскова, 1869; « Geschichte des Hexenprozesse» (neu bearbeitet von Dr. Heinrich Heppe) Cолдана, 1880; « Beitroege zur Geschichte des Hexenwesens in Franken» Фридриха Ляйтшуха, 1883; « Der Hexenwahn vor und nach der Glaubensspaltung in Deutschland» Йохана Диффенбаха, 1886; « Die Hexenprozesse im Breisgau» Шрайбера; « Die Hexenprozesse und ihre Gegner aus Tirol» Людвига Раппа; « Quellen und Untersuchungen zur Geschichte des Hexenwahns» Йозефа Хансена, 1901 и множество других отлично документированных исследований.
      Можно рекомендовать ряд старых книг и для Англии, с определенными оговорками, конечно. « Рассказы о волшебстве и магии» (в 2-х томах) Томаса Райта, 1851 может быть предложена как работа ученого антиквара, часто ссылающегося на источники, но в то же время довольно отрывочная и с трудом удовлетворяющая внимательного читателя. Мастерство стиля и глубину мышления демонстрирует Ф. Дж. Ли в книгах: « Иной мир» в 2-х томах, 1875; « Новые проблески мира невидимого», 1878; « Проблески в сумерках»,1885 и « Взгляд и тени»,1894. Все книги заслуживают того, чтобы быть известными значительно большей аудитории, так как вознаграждают любого читателя, вдумчивого и неторопливого.
      Довольно новой работой является книга профессора Уоллеса Нотштейна « История ведьмовства в Англии с 1558 до 1718 года»,опубликованная в 1911 году. Это подробное исследование полуторавековой истории ведьм посвящено, как следует из названия, исключительно Англии. Издание снабжено обширными и полезными приложениями. За безукоризненное распределение фактов, почерпнутых из судебных протоколов по категориям, а труд был им проделан немалый, проф. Нотштейн заслуживает похвалы; однако интерпретация им фактов и его умозаключения сплошь и рядом не выдерживают критики. Хотя, казалось бы, неверие этого автора должно быть расшатано кумулятивной силой повторяющихся и подтверждающих друг друга свидетельств, тем не менее он отказывается признать даже саму возможность того, что люди, призывающие сверхъестественные силы, проводили тайные собрания ночью в уединенных и скрытых местах для достижения собственных целей. Если свидетельство, данное человеком, вообще чего-нибудь стоит, если мы не хотим стать большими скептиками, чем сам Пиррон, подобно знаменитому доктору Марфуриусу, который никогда не говорил «Je suis venu», но: «Il me semble que je suis venu», то придется признать, что в 1612 году Роджер Новелл действительно стал свидетелем шабаша ведьм и задержал с поличным Елизавету Демдайк с тремя другими каргами, препроводив их затем в ланкаширский замок; после чего Елизавета Девайс собрала всю банду Пендл у себя дома в башне Малкинг с тем, чтобы обсудить ситуацию и попытаться освободить заключенных. Как только они собрались таким образом, то все сели обедать, и, как принято в северных графствах, не было недостатка в говядине и беконе, был там и зажаренный баран. Во всем этом нет чего-либо особенного; текст, который мы обсуждаем, находится в известном изложении Томаса Потта « Чудесное раскрытие ведьм в графстве Ланкастер» (Лондон, 1618) и производит впечатление своей очевидной правдивостью: «Собравшиеся персоны имели в своем распоряжении говядину, бекон и зажаренного барана; и баран этот (как рассказал на следствии брат упомянутой подследственной) был из стад Кристофера Сойерса, что из Барли; и баран сей был доставлен ночью перед этим в дом матери подследственной указанным Джеймсом Девайсом, братом упомянутой подследственной, и в присутствии подследственной убит и съеден». Ничему из этого не верит проф. Нотштейн. Он пишет: «Совпадение показаний в истории с башней Малкинг убеждает не больше, чем множество других историй континентального происхождения о собраниях ведьм, все из которых были сочинены под давлением физическим или психическим и при наводящих вопросах. Нет причин верить тому, что за подобными рассказами действительно что-то скрывается». Перед лицом столь догматичных притязаний факт, запечатленный в источнике, теряет всякий смысл. Те м более что за континентальными историями о собраниях ведьм за редкими исключениями стоят вполне реальные факты. Надо признать, что подобный жалкий скептицизм, существенно искажающий выводы касательно процессов ведьм, становится серьезным недостатком работы проф. Нотштейна, о чем нельзя не пожалеть, учитывая его усердие.
      Мисс М. А. Мюррей, однако, нигде не позволяет себе подобного пренебрежения историческими свидетельствами и некритического подведения итогов. Тщательное изучение авторов, занимавшихся проблемой ведьмовства, привело ее к выводу, что к целому ряду их утверждений стоит прислушаться. Острота восприятия и проницательность позволили избежать таким авторам, как Григорий XV, Боден, Гуаццо, Де Ланкр, д’Эспань, Ла Рейн, Бойль, сэр Мэтью Хейл, Глэнвилл, того, чтобы быть обманутыми. Не были они и обманщиками. Таким образом, свидетельства этих писателей остаются в силе, но поскольку мисс Мюррей, видимо, не в состоянии принять вытекающих из этого последствий, она тут же выступает с заявлением, согласно которому «выводы авторов не поддерживаются собранными ими материалами». В своей книге « Культ ведьм в Западной Европе» (1921) она продолжает развивать весьма бесхитростную, но совершенно, как я покажу, неприспособленную к жизни теорию. Мало удивительного в том, что многие детали, старательно собранные на страницах книги мисс Мюррей, приводятся в согласование с теорией, изначально заготовленной (делается это, вероятно, неосознанно). Как бы сильно ни различались наши точки зрения с мисс Мюррей и как бы наши разногласия ни носили принципиального характера, я чувствую себя обязанным воздать должное ее непредвзятому и честному обращению к целому ряду проблем, которые очень часто замалчивались, что нередко способствовало созданию неверной и вводящей в заблуждение картины.
      Вокруг ведьмовства существует весьма обширная литература, особенно учитывая, что, по сути дела, с этим явлением смыкаются и определенные спиритические практики, так что будет весьма нелегко упомянуть даже малую часть таких трудов, которые бросают свет на этот сложный и комплексный предмет. Среди тех книг, которые, на мой взгляд, наиболее полезны: « Spiritualisme et spiritismeи Spirites et mediums» Сюрбле; « Der Kampf um die Seele» Гутберле; « Le spiritisme dans ses rapports avec la folie» Марселя Виолле; « Современный спиритизм и опасности спиритизма» Дж. Годфри Руперта; « Невидимый мир» настоятеля Алексиса Леписье; « Проповеди о современном спиритизме» преподобного А. В. Миллера; « Гипнотизм и спиритизм» Лаппони; « Спиритуализм» (История религий)покойного архиепископа Хью Бенсона; « Опасность спиритизма» Эллиота О’Доннела; « Спиритизм: факты и подделки» отца Саймона Блэкмора, изданная в 1925 году.
      Мое собственное мнение об этом движении сформировалось не только на основании чтения монографий, в которых все его аспекты исследуются с любых возможных точек зрения, но также благодаря переписке и дискуссиям с горячими поклонниками этого культа и не в последнюю очередь благодаря признаниям и предупреждениям, полученным от тех, кто отказался от следования подобным вредным практикам, причем откровения о сути спиритизма, будучи весьма показательными, часто делались в обстоятельствах, совершенно исключающих неискренность или ложность сведений моих корреспондентов.
      История ведьмовства исключительно интересна для богословов, психологов, историков и нельзя ею пренебрегать. История эта, однако, мрачна и способна внушить подчас ужас, хотя многое было преднамеренно опущено даже в немногочисленных английских трудах на эту тему, претендующих на серьезность. Подобное отношение к источникам недостойно и ненаучно и, безусловно, достойно всяческого осуждения.
      Например, труд проф. Нотштейна в значительной степени искажен им самим же из-за непонимания всего бесстыдства ведьмовских культов, таким образом, зло, заключенное в них, было им неоправданно смягчено. Действительно, он столь не критичен, местами, осмелюсь сказать, даже не научен, что в его книге можно встретить наивные замечания, подобные нижеследующим (стр. 300): «трудно даже представить себе зло, заключенное в обвинениях и признаниях, содержащихся в трактатах о ведьмах. Этот аспект проблемы мы не собираемся обсуждать в нашей книге». Странно слышать подобное. О сатанистах и шабашах не следует писать элегантными фразами. Как ни отвратительна болезнь, доктор обязан поставить диагноз и провести исследование больного. Политика страуса, разделяемая многими авторами, – моральная трусость. Никто из отцов Церкви и великих церковных писателей не был ханжой. Когда св. Епифаний должен был обсуждать взгляды гностиков, он детально описал все их мерзости и заметил, весьма по существу: «Почему должен я воздерживаться говорить о тех вещах, которые вы не боитесь делать? Говоря об этом, я надеюсь наполнить сердца ваши ужасом той порочности, в которую вы впали». И св. Климент Александрийский говорит: «Я не стыжусь именовать те части тела, в которых формируется и с помощью которых питается плод; и почему, в самом деле, должен я этого стыдиться, если Господь не постыдился их создать?»
      Некоторые авторы изображали средневековую ведьму в розовом свете. В их трудах она предстает отчасти эксцентричной, но доброй старой леди, проницательной и мудрой, обладающей обширными знаниями о целебных травах и растениях, всегда готовой дать совет и оказать помощь своим соседям, которые поглупее ее; не отвергающей взамен за свои услуги скромного сельского подарка в виде копченого свиного бока, муки, цыпленка или просто нескольких яиц. И вот случалось так, что по не вполне понятным причинам она часто становилась жертвой фанатичных судей и сумасшедших инквизиторов, самых невежественных из всех смертных, которые, поймав ее, бросали в реку, допрашивали, пытали и в конце концов сжигали на костре. Многие современные авторы, весьма критично настроенные, относят ведьму к области сказок; и по их мнению, ведьмы никогда не существовали, разве что в качестве доброй крестной Золушки или мадам Мерлуш из книги графини д’Ольне. Я даже слышал, как один ученый, специалист по елизаветинской эпохе, публично заявил на лекции, что люди того времени не верили в колдовство. Нельзя и представить себе, чтобы такие интеллектуалы, как Шекспир, Форд, Джонсон, Флетчер, могли бы верить в подобную пустую химеру, порожденную фантазией и массовой истерией. И вся аудитория очень радовалась этому заявлению, все были довольны, что великие имена прошлого теперь очищены от подозрения в том, что они разделяли подобное грубое суеверие. Какие-нибудь необразованные крестьяне может и были достаточно невежественными, чтобы верить в существование ведьм. Поэты использовали не без успеха мерзких старух в своих балладах и пьесах. Но чтобы наши великие елизаветинцы верили подобным фантазиям! Нет, для этого они были слишком просвещенными. Словом, колдовство является фактором жизни XVII столетия, которое все словно сговорились игнорировать, что не исторично и не научно.
      На последующих страницах я стремился показать ведьму такой, какой она была в действительности: злобным созданием, социальной чумой и паразитом на теле общества, последователем отвратительных обрядов, отравительницей, шантажисткой и виновницей многих других преступлений, членом властной тайной организации, враждебной церкви и государству, богохульницей, властвующей над крестьянами с помощью террора и суеверий, шарлатаном в медицине, сводней и знахаркой, делающей аборты, теневым советником распутных придворных дам и кавалеров. По сути дела, ведьмы существовали за счет наиболее грязных чувств и эмоций своей эпохи.
      Эта книга является результатом более чем тридцатилетних занятий историей ведьмовства. В течение этого периода я провел систематическое и интенсивное изучение старых книг по демонологии и пришел к выводу, что они представляют из себя первоклассное свидетельство большой значимости и ценности и, будучи очень обширными и вместе с тем крайне редкими, они не использовались учеными в качестве источников. Также следует сказать, что читать их сложно из-за особенности построения фраз и лексикона авторов. Среди наиболее авторитетных я могу выделить несколько имен: Шпренгер, автор «Молота ведьм», Гваццо, Бартоломео Спина, Иоганнес Нидер, Грилландус, Джером Менго, Бинсфельд, Жерсон, Ульрих Молитор, Базен, Мурнер, Креспе, Ананья, Анри Боге, Боден, Мартин дель Рио, Пьер ле Лоер, Людвиг Элих, Годельман, Николя Реми, Салерини, Леон Артвер, Де Ланкр, Альфонсо де Кастро, Себастиан Микаэлис, Синистрари, Перро, Дом Кальмет, Сильвестр Мазолини. Если мы добавим к этим источникам судебные дела и законодательные акты, то получим большое количество материалов для нашего исследования. Все главы этой книги построены на источниках, и целью моей было истолковать исторические свидетельства наиболее правдиво и точно, судить обо всем без гнева и пристрастия, рассказывать о фактах и комментировать их с искренностью и прямотой. В то же время я отдаю себе отчет в том, что многие великие ученые, мною уважаемые, имеют мнение, отличное от моего.
       Написано в праздник св. Терезы, 1925 год.

      «Sorcier est celui qui par moyens Diaboliques sciemment s’ef-force de paruenir a quel que chose» (Колдун – это тот, кто вошел в контакт с дьяволом ради достижения своих целей). Такими словами известный своей эрудицией юрист Жан Боден, один из самых проницательных и беспристрастных умов своего времени, начинает книгу « De la Demonomanie des Sorciers». Мне представляется, что трудно найти более сжатое, более точное, исчерпывающее и ясное определение ведьмы. Колдовство, особенно в той степени, каким оно открывалось в своих многократных проявлениях во всех частях Южной и Западной Европы с середины XIII и до начала XVIII века, в наше время редко подвергается беспристрастному анализу. Единственным и по-настоящему важным источником информации являются записи того времени; детализированные протоколы судебных расследований; огромная масса памфлетов, которые содержат показания ведьм и воспроизводят свидетельства, произнесенные в суде. Особое значение имеют многотомные труды инквизиторов и демонологов, праведных и достойных богословов, докторов utriusque juris,искушенных законоведов, ученых мужей, мудрых философов, имена которых почитаются во всех европейских университетах знатоками литературы, политики, науки и культуры. Воистину к этим монахам прислушивались короли и папы. Слово их могло разжечь пламя в Европе и поставить императора на колени у их ворот.
      Правда, что ведовство стало темой многих книг, но в то же время исследователи большей частью подходили к этой ужасной главе в истории человечества с предубеждением. Их точки зрения, хотя и отличались радикально друг от друга, но тем не менее вели к искажению материала. Для того чтобы добраться до фактов, необходимо отбросить мишуру их алогичных заключений и нежелательных комментариев.
      На первый взгляд интерес к колдовству может иметь чисто антикварный характер. К ведовству относятся как к побочной линии истории, некоему суеверию, причем давно мертвому, не имеющему отношения к современным делам. Все это, считают псевдоученые, не более чем поле для собирателей фольклора. Часто мы встречаемся и с романтическим отношением к ведовству. «В канун дня св. Георгия, ночью, темной и бурной, бледная луна с трудом пробиралась через массивные облака. Ведьмы повсюду, они носятся на страшной высоте, направляясь на свой чудовищный шабаш, где будут пританцовывать под пронзительные звуки волынки. В исступленном бреду выкликают они слова, исполненные потаенного смысла: „Har! Har! Har! Altri! Altri!“ На далекую гору Брокен или в глухой Севенн спешат они на оргии, для свершения инфернальных таинств, на танец Ахерона, сладкую и жуткую фантазию тьмы „Vеrs les stupres impurs et les baisers immondes“. Кажется, что ад изверг из своего чрева наисквернейшие отбросы на усыхающую землю; отвратительная ожившая тень восседает на сияющем тьмой троне; удушливый воздух пропитан сквернословием и богохульством; все быстрее кружится мерзкий смерч ведьм; все пронзительнее выкрики; но вот тусклый серый свет забрезжил на востоке; еще минута – и слышен первый крик деревенского шантеклера; быстро, как мысль, исчезает зловещая фантасмагория, все тихо и спокойно в свете восходящего солнца».
      Но подобный антикварный или, скажем, романтический подход к проблеме ведьмовства с научной точки зрения, с которой мы хотим исследовать этот предмет, кажется малозначимым и неуместным, хотя он и смог бы доставить немало приятных часов многим читателям, – ведь в произведениях ряда авторов ведьмы подчас изображаются весьма высокохудожественно и драматично, и к тому же так, что читать о них можно с легким сердцем, зная, что подобных вещей не было и быть не могло.
      Историки-рационалисты и скептики, столкнувшись с феноменом ведовства, неизменно выбирали легкий путь, хотя и стремились разобраться с необычайно запутанным клубком проблем; они просто отвергали все свидетельства, которые не вписывались в их узкое представление об изучаемом предмете. Если даже при обвинении в любом другом преступлении подобные свидетельства были бы немедля восприняты как решающие, то что из того? Что из того, что самые культурные европейские народы в течение веков имели совершенно определенные представления о ведьмах? Любая ссылка на авторитеты ничего здесь не даст, ведь скептик привык отвергать все авторитеты, кроме своего собственного. Этого просто не может быть, говорит он. Надо исходить из этой аксиомы, и посему все, что невозможно объяснить галлюцинациями, истерией, самовнушением или иными модными на тот день, но малозначащими словами, просто немедля отвергается, а к тем, кто писал на эту тему по-иному, следует относиться, как к детям неразумным, с легкой, подчас благожелательной иронией. И действительно, зачем изучать исторические источники? Это пустая трата времени, ведь заранее известно, что все заявления перед лицом суда совершенно безосновательны и просто смешны; так называемые факты, подтвержденные клятвами бесчисленных свидетелей, повторяющиеся многократно в течение столетий, в разных городах и странах, описания которых практически не меняются в деталях, целиком вымышлены. Как была достигнута подобная всеобщая фальсификация фактов, об этом скептики умалчивают, однако во имя истины и разума мы должны верить им, не задавая излишних вопросов.
      Однако если все же в твердой памяти и в здравом уме мы приступим к анализу имеющихся о ведьмах источников, с тем чтобы выяснить обстоятельства ряда схожих процессов, и сравним те из них, что происходили в XV веке во Франции, с английскими процессами XVII века, не окажется ли, что среди носящих явно фантастический характер деталей вполне можно проследить некий устойчивый фундамент, не менявшийся в течение веков, фундамент, неизменно присутствующий во всех подобных судебных разбирательствах? С этим трудно спорить, и здесь мы подходим к самой сути многовековой истории ведовства и ведьмовских культов.
      Пусть были чудовищные суеверия; ничем не сдерживаемое воображение; жульничество и ловкость рук; фантазии и подделки; Анри Боге был, вероятно, слегка доверчив, слишком часто объясняя некие тайные практики ссылками на сверхъестественное; брат Йетцер, бернский якобит, был или орудием в руках своего начальства, или просто хитрым обманщиком; Мэтью Хопкинс – очевидный мерзавец, опустошавший карманы эссекских простецов, демонстрируя им их собственные страхи; сын лорда Торфишена – пустой мальчишка, выходки которого, однако, убедили не только его отца и преподобного Джона Вилкинса, но и вызвали удивление и доверие во всем Колдере; Анна Робинсон, горничная миссис Голдинг, и две другие служанки из Балдерроха были манипуляторами высшего класса; и все эти примеры невежества, легковерия, злобы, хитрости и жульничества можно смело помножить на 20, а потом опять на 20, не боясь ошибиться. Однако, принимая во внимание все эти расчеты и возможные объяснения, следует признать, что существует масса твердо установленных фактов, которыми нельзя пренебречь, если только вы не зашоренный рационалист, и которые невозможно объяснить, если только не принимать во внимание возможность существования людей и организаций, добровольно, даже, можно сказать, с большим энтузиазмом, предающихся служению злу для получения эмоций и опыта, которыми Сатана награждает своих слуг.
      Скептики категорически отказываются верить в ведовство, но критическое и беспристрастное исследование улик, приводимых во время процессов ведьм, свидетельствует о том, что недоверие наших современников вызвано, скорее, полным невниманием к фактам, так что имеет смысл кратко резюмировать и исправить некоторые наиболее часто встречающиеся неверные представления по нашему предмету. Многие указывают на полную абсурдность феномена ведьм и демонстрируют несоответствия в системе, которая могла бы объяснить их деятельность, но практически всему, что связано с ведьмами, можно легко найти объяснение. Первое, что приходит в голову при упоминании о ведьмах – это некий обобщенный образ старухи на метле, вылетающей из дома через каминную трубу. Своим происхождением этот образ обязан не только гравюрам и книжным иллюстрациям, но и великим художникам, таким, как Кевердо, автор « Le Depart au Sabbat», Давиду Тенирсу, создавшему « Le Depart pour le Sabbat», наконец, полуночным фантазиям Гойи. Известный австралийский художник Норман Линд-си написал картину « На шабаш», где ведьмы были изображены проносящимися по воздуху на гротескных свиньях и жуткого вида козлах. Занимался разработкой этой темы и Шекспир, его «паренье сквозь туман и воздух грязный» определенно опирается на традиционное английское воображение.
      Однако пора перейти из воздушных королевств живописи и поэзии на твердую почву реальности. Во всех материалах судебных процессов наберется не так много случаев, когда свидетель утверждал, что он видел ведьму, движущуюся по воздуху на метле или какой-нибудь палке; в общем-то, ясно, что он хотел таким образом усилить эффект от своего рассказа. Иногда сами ведьмы рассказывали об использовании этого необычного вида транспорта для того, чтобы воздействовать на своих слушателей. Боге передает, что Клодина Бобан, юная и очень тщеславная девушка, страдающая мономанией, которая заставляла ее изо всех сил стремиться к тому, чтобы занимать ведущее место на сцене и быть в центре внимания, призналась в том, что присутствовала на шабаше, как оно и было в действительности; но поскольку ей казалось, что прибыть туда пешком или верхом на лошади было бы не слишком оригинально, а ей хотелось, чтобы ее признание имело мелодраматический эффект, она сообщила, что «и она, и ее мать привыкли ездить верхом на метле и, покидая таким образом свой дом через трубу, они летали на шабаш». Джулиан Кокс (1664) рассказывает, что как-то вечером, когда она находилась примерно в миле от своего дома, «она увидела, как к ней верхом на метлах направляются три особы, летевшие приблизительно в полутора ярдах над землей». Ясно, что налицо явное преувеличение, люди, которых она видела, просто подпрыгивали в воздух, восседая на метлах. Видимо, они, проделывая магический ритуал, исполняли какую-то танцевальную фигуру. Рассказывают же об арабских старухах подобного рода, что «во времена Мункия ведьмы ездили обнаженными на палках в проходах между могилами кладбища Шайзар». Нельзя отрицать того, что ведьмы ездили верхом на палках и жердях и в ходе своего ритуала подпрыгивали и раскачивались на них; картина, безусловно, гротескная, но не содержащая в себе ничего невозможного. И эта странная церемония, свидетельства о которой, безотносительно к воздушным полетам, встречаются достаточно часто, была трансформирована в народном сознании в поверье, что колдуны могут путешествовать по воздуху; последние сами использовали это мнение в собственных интересах. К сказанному следует добавить, что, возможно, и в самом деле происходили случаи левитации. Не говоря уже о житиях святых, современные спиритические сеансы предоставляют нам материал об этом необычном феномене, существование которого, без сомнения, можно счесть доказанным.
      Что же касается мазей, которыми колдуны и ведьмы натирали свое тело, то нам известна даже формула ее приготовления. Проф. А. Дж. Кларк, исследовавший этот вопрос, пришел к выводу, что сильное растирание подобными жидкими мазями может привести человека в состояние сильного возбуждения и даже исступления. Но задолго до этого демонологи осознали, что мази не обладают теми свойствами, на которые надеялись ведьмы. «Мази и лосьоны совсем бесполезны для ведьм, которые хотят использовать их для путешествий на шабаш», – таково продуманное мнение Боге, который здесь, во всяком случае, сходится даже с наиболее скептичными рационалистами.
 

Известная колдунья Никнивен приговорена к смерти и сожжена

      Превращение ведьм в животных и необыкновенные события, происходящие на оргиях, где их участники меняли свою форму самым необычным образом, стали впоследствии доказательством самоочевидной невозможности всех подобных событий в реальной жизни. Однако мне кажется, что здесь существует вполне убедительное и понятное объяснение. Впервые подобные метаморфозы были описаны и объяснены еще св. Теодором, седьмым архиепископом Кентерберийским (668 – 690) в его « Liber Penitentialis», в 27-й главе, проходящей под рубрикой « De Idolatria et Sacrilegio», « qui in Kalendas Ianuarii in ceruulo et in vitula uadit», где указано: «Если кто-либо на январские календы переоденется оленем или быком; превратится в дикое животное, одевшись в кожи животных из стад, и оденет на себя голову зверя, то пусть за подобное превращение епитимья длится три года, ибо это от дьявола». Упоминаемые здесь ритуальные маски, шкуры животных и костюмы, по сути, не отличаются от тех, которые ведьмы надевали на свои шабаши. Существуют многочисленные доказательства того, что дьяволшабаша – это, как правило, реальный человек из плоти и крови, Великий Мастер той местности, где проводился шабаш. Его помощников ведьмы также называли дьяволами, что временами вело к путанице. В ряде процессов были выявлены даже имена конкретных своим. Так, в эпоху Елизаветы среди подозреваемых числятся «Старый Биртлз, великий дьявол, Роджер Биртлз с женой, Анна Биртлз» . Негодяй Вильям, лорд Сулис из замка Эрмитаж, известный под прозвищем Красный Шлем, был дьяволом целой группы колдунов. Очень редко в качестве дьявола могла выступать женщина. В мае 1569 года регент Шотландии присутствовал в Сент-Эндрюс, «где известная колдунья, прозываемая Никнивен, была приговорена к смерти и сожжена». Никнивен именуется королевой эльфов и Госпожой шабаша; таков, видимо, был «официальный» титул этой колдуньи, настоящего имени которой мы никогда не узнаем. 8 ноября 1576 года Елизавета, она же Бесси Данлоп из Лина во владениях барона Дальри, графство Эршир, была обвинена в колдовстве и призналась в том, что некто, по имени Том Рид, потребовал, чтобы она отвергла христианскую веру и святое крещение и поклонилась ему. Вряд ли можно сомневаться в том, что он выступает в качестве дьявола для участников шабаша; на это указывают многочисленные показания. Похоже, что он играл свою роль с немалым искусством. Обвиняемая дала показания, что часто видела его у церкви в Дальри и встречала его на улицах Эдинбурга, где он прогуливался, высматривал товары, выставленные на продажу, не привлекая к себе особого внимания. На вопрос, почему она не подходила к нему, она ответила, что ей было запрещено первой к нему обращаться. Она была «осуждена и сожжена». В случае с Элисон Пирсон расследование было начато 28 мая 1588 года. Дьяволом выступал ее родственник Вильям Симпсон, и «она была обвинена в использовании магии и колдовстве, при котором произносились заклинания для вызова духов диавольских, являвшихся в обличии и форме мистера Вильяма Симпсона – ее кузена и двоюродного брата, мнившего себя великим ученым и доктором медицины». Convicta et combusta – вот краткая ремарка на полях судебного протокола по этому делу.
      Одно из наиболее интересных дел с опознанием дьявола произошло в ходе судебных заседаний в 1590 – 1593 годах, на которых обвинялись доктор Фиан и его подручные. Хорошо известно, что все они тесно общались с Френсисом Стюартом, герцогом Босвелом, и ходили слухи, подчас подтверждаемые фактами, что его имя следует связывать с шабашами, произнесением заклинаний и оргиями ведьм; его также подозревали в черной магии; он, без сомнения, был постоянным клиентом колдунов и отравителей; к тому же стремился завладеть английским троном, так что одной из основных целей ведьмовских шабашей было отнять жизнь у короля Якова. Босвел направлял в нужное ему русло весьма многочисленную организацию колдунов и ведьм. Они, вмешавшись в политику, попали в поле зрения правосудия и были перемолоты жерновами монаршей мести. У короля были все основания опасаться за свою жизнь и корону.
      В XIX столетии Альберт Пайк из Чарлстона и его преемник Адриано Лемми на основании многочисленных свидетельств были опознаны, как Великие Мастера обществ, практикующих сатанизм, на шабашах они исполняли обязанности дьявола.
      Господь, насколько мы можем судить о Его присутствии и действиях в природе, скрыт от нас завесой вторичных причин; так и когда Божья обезьяна дьявол работает с успехом и приобретает преданных сторонников и горячих поклонников, то ему нет нужды самому являться на шабаши, но тем не менее он, без сомнения, может это делать и совершал многократно. Об этом свидетельствуют Церковь и многочисленные материалы судебных процессов, которые не поддаются объяснению другим образом.
      Барнс Бегг указывал, что ведьмы нередко «становятся жертвами беспринципных мошенников, изображающих Сатану», что, однако, не оправдывает их преступлений, так как они составляют одно целое с виновными в поклонении дьяволу и колдовстве, ибо таково было желание их сердец.
      Я же думаю, что человек, изображавший на их собрании Сатану, был не столько хитрым мошенником, сколько демонистом, безусловно, верящим в свои темные силы и полностью посвятившим свою жизнь служению злу.
      Мы уже говорили, что ведьмы часто использовали шкуры животных и ритуальные маски. Существуют многочисленные свидетельства, что иерофант, проводивший шабаш, когда эта роль исполнялась человеком, имел на себе соответствующие, хотя и более сложные одеяния. Более того, для Британских островов, а ситуация в других странах была схожей, мы имеем даже подробное описание дьявола в том виде, как он являлся ведьмам. В ходе процесса над доктором Фианом Агнес Сэмпсон призналась: «Дьявол был одет в черную рубаху, на голове его черная шляпа… Лицо его ужасно, нос подобен орлиному клюву, огромные горящие глаза; его руки и ноги волосаты, на руках когти, ноги же у него, как у грифона». В памфлете « Новости из Шотландии, с изложением проклятой жизни и смерти доктора Фиана» имеется плохо выполненная гравюра в двух вариантах с изображением Дьявола, проповедующего с кафедры в Норс-Бервике перед целым собранием ведьм и, насколько позволяет судить скудное мастерство рисовальщика, при нескольких маловажных различиях (отсутствует черная рубашка и шляпа), демон на картинке полностью совпадает с описанием, данным Агнес Сэмпсон. Следует, конечно, иметь в виду, что во время шабаша она находилась в состоянии нездоровой экзальтации из-за нескольких чаш крепкого вина, и, кроме того, действо разыгрывалось в полночь, местом его была старая заброшенная церковь, единственным источником света служили несколько свечей, мерцающих мертвенно-бледным пламенем.
      Дьявол, как он показан в « Новостях из Шотландии»,совершенно так же изображается на титульном листе издания маскарадной пьесы Миддлтона и Роули « The World tost at Tennis». На гравюре изображен эпизод, относящийся к концу маскарада, где дьявол предстает перед нами в традиционном обличии: мрачная фигура, покрытая черными волосами, с огромным носом в виде клюва, чудовищными когтями и раздвоенными копытами грифона, что полностью соответствует тому описанию, что дала Агнес Сэмпсон. Я не сомневаюсь, что рисунок для издания действительно был сделан в театре, поскольку, хотя это дорогое удовольствие и предназначалось для королевского двора или дома богатого вельможи, мы знаем, что пьеса « The World tost at Tennis» шла с известным успехом и в народном театре « By the Prince his Seruants». Одеяние дьявола на шабаше представляло собой роскошный театральный костюм, из тех, которые могут быть в распоряжении богатого лондонского театра, хотя, видимо, подобные ассоциации не могли возникнуть у провинциалов или людей победнее.
      Довольно часто скептики указывали на многочисленные случаи, отраженные в судебных протоколах, болезни или смерти жертв ведьмовского проклятия и недоверчиво вопрошали, возможно ли, чтобы какие-то заклинания имели подобные последствия. Честно заявляю, что с моей точки зрения подобные проклятия могут иметь последствия самые серьезные; анафема, в которую ведьмы вкладывали всю силу своей ненависти, может привести к несчастью и непоправимым бедам. Впрочем, поскольку не все серьезно отнесутся к этим словам, отвечу оппонентам иным образом. Все наблюдатели согласны в том, что если кто-либо причинял ущерб ведьме, то она не ограничивалась символическим заклинанием или протыканием булавками фигурки, слепленной из воска. Эти действия, реально исполняемые, дополнялись строго определенной дозой яда, которая и приносила желательный результат, то есть болезнь или смерть жертвы. Показания пострадавших от действий ведьм, то, как они постепенно чахли и нередко умирали, свидетельствуют, что яды и в самом деле постоянно использовались колдуньями. Профессор Кларк утверждает, что «сообщество ведьм имело обширные представления об искусстве отравления» и особенно часто они использовали аконит, белладонну и болиголов.
      Можно установить с документальной точностью немало таких фактов, причем опираться мы будем не на показания ведьм, которые нередко интерпретируют, как сделанные в припадке истерии или под влиянием галлюцинаций, а на вполне материальные свидетельства.
      Для того чтобы продемонстрировать это, я сделал выборку фактов, относящихся ко времени от середины XIII до начала XVIII века. В этот период культ дьявола, подобно заразной болезни, распространился по всей Европе. Не следует, однако, думать, что только в Средние века колдуны и ведьмы подвергались преследованиям со стороны властей. На этих веках мы сконцентрируемся по той причине, что именно тогда ведовство достигло невиданного размаха и стало серьезно угрожать государствам и в какой-то мере спасению человечества. Уже римские императоры выпускали эдикты, в которых полностью запрещалась черная магия, конфискациям подвергались ложные книги ( fatidici libri), некроманты же подвергались смертной казни. В 721 г. от основания Рима в триумвират Октавия, Антония и Лепида все астрологи и заклинатели подверглись изгнанию. Меценат призывал Августа отправить волхвов на казнь, отмечая при этом, что люди, посвятившие свою жизнь магии, очевидно, презирают богов. Однажды в Риме была найдена библиотека из двух тысяч томов, содержащих заклинания, на греческом и латыни; все они были всенародно преданы огню. В правление Тиберия декретом сената все специалисты в оккультных искусствах подверглись изгнанию; Люций Питуан, печально известный маг, был сброшен с Тарпейской скалы, а другой волхв по имени Публий Марций был казнен more priscoза Эcквилинскими вратами.
      При Клавдии сенат вновь утвердил акт об изгнании: « De mathematicis Italia pellendis factum Senatus consultum atrox et irritum», – рассказывает Тацит . В несколько месяцев своего пребывания у власти император Вителлий расправлялся со всей возможной суровостью с предсказателями и пророками, многие из которых после обвинения были немедленно казнены, причем не соблюдались даже минимальные юридические формальности того времени . Его наследник, Веспасиан также запрещал гадателям с помощью магических кристаллов или волхвам пребывать в Италии, проводя в жизнь уже действующие на тот момент законы. Этот список можно продолжить. Из существования всех этих строгих предписаний вытекает, что хотя во времена Цезарей с уважением относились к различным предзнаменованиям, регулярно консультировались с оракулами, уважали авгуров, благоговели перед предсказателям на внутренностях животных, люди вполне осознавали всю пагубность влияния сил тьмы и опасность магии, и те, кто занимался ею, подлежали репрессиям со стороны закона.
      М. де Каузон весьма критично отзывался о тех авторах, которые прослеживают историю ведьмовства не далее Средних веков: «C’est une mauvaise plaisanterie, – пишет он, – ou une contraverite flagrante, d’affirmer que la sorcellarie naquit au Moyen-Age, et d’attribuer son existence a l’influence ou aux croy-ances de l’Eglise» (Полной глупостью было бы считать, что ведовство возникло лишь в Средних веках, и связывать его появление с влиянием или верованиями католической церкви).
      Не менее ошибочным является заблуждение, разделяемое многими историками, которые недостаточно сведущи в дошедшей до нас документации, что всеевропейский крестовый поход против ведьм, суровые и повсеместные мероприятия по их розыску, за которыми следовал неизбежный смертный приговор и сожжение на костре, произошли после издания буллы « Summis desiderantes affectibus» 5 декабря 1484 года Папой Иннокентием VIII. Во всяком случае, предполагается, что Папа инициировал Компанию против ведьм этим документом и разжег тлеющие и дымящиеся огоньки неприязни в пламенеющий костер ненависти. В наиболее, не побоимся сказать, абсурдной форме это предположение высказывалось Маккеем: «В это время во главе Церкви стоял понтифик, который очень тщательно подошел к проблеме ведовства и который, желая с корнем уничтожить это предполагаемое им преступление, сделал больше для его распространения, чем любой другой человек в истории. Джон Креститель Кибо был избран Папой в 1485 году под именем Иннокентия VIII. Будучи серьезно озабочен большим числом ведьм, он выпустил против них манифест, имевший серьезные последствия. В своей знаменитой булле 1488 года он призывает все нации Европы спасти Церковь Христову на земле, «угрожаемую искусством Сатаны»; на мой взгляд, последнее определение – всего лишь отражение реально сложившейся ситуации. Леки считает, что булла Иннокентия «дала колоссальной силы толчок к будущим казням». Доктор Дэвидсон в своем кратком, но клеветническом, по сути, жизнеописании этого Папы особое место отводит его «предубежденной ненависти к магам, волшебникам и ведьмам». Бесполезно дальше цитировать эти поверхностные и лживые книги; укажем лишь, что булла Иннокентия VIII была не более чем одним из многих документов, направленных на борьбу c распространением этого чудовищного и, можно сказать, вселенского зла.
 

Папа Иннокентий VIII

      Первая папская булла, направленная против черной магии и тех, кто ею занимался, была выпущена Александром IV 13 декабря 1258 года, и адресовалась она инквизиторам-францисканцам. Здесь стоит сказать о том, что в те ранние времена подразумевалось под терминами «инквизитор» и «инквизиция», которые часто совершенно неверно понимаются в нашу эпоху. Легкость, с какой авторы, приписывающие начало движения ведьм Средним векам, приходят к своим неправильным умозаключениям, может быть объяснена тем, что колдовство в Средние века практически не пыталось замаскировать себя и его разоблачители могли наблюдать за ним в полной мере и в наиболее отвратительных проявлениях, как оно действовало в реальности. В более поздние эпохи значительные силы прилагались к сокрытию им своей чудовищной сути.
      Под термином инквизиция ( inquirere– исследовать), как правило, подразумевается специально созданный церковный институт для борьбы и уничтожения ересей; инквизиторы же, соответственно, – чиновники этого органа, вернее сказать, судьи, назначенные с тем, чтобы расследовать обвинения в ереси и допрашивать людей, в ней обвиняемых. В первые двенадцать веков своего существования Церковь предпочитала воздействовать на еретиков методами аргументации и убеждения; упорствующие еретики лишались, разумеется, причастия, что во времена всеобщей веры ставило их в крайне затруднительное положение. св. Августин, св. Иоанн Златоуст, св. Исидор Севильский в VII веке и многие другие доктора и отцы Церкви считали, что Церковь никогда не должна проливать кровь; с другой стороны, императоры, наследовавшие Константину, справедливо полагали, что они обязаны заботиться о материальном благополучии Церкви на земле и что ереси неразрывно связаны с покушением на социальный порядок и носят всегда анархический и политический характер. Это признавал даже гонитель христиан император Диоклетиан, хотя еретики постоянно пытались скрыть и занизить значение этого факта. Так, в 287 году, менее чем через два года после вступления на престол, он отправил на костер лидеров движения манихеев; большинство их сторонников было обезглавлено, те, чья вина была сочтена меньшей, были навечно отправлены на принудительные работы в государственных шахтах. В 296 году он вновь приказывает провести против них репрессии ( stirpitus amputari)как против участников корыстной и мерзкой секты. Поэтому христианские цезари, убежденные в том, что защита православия является их священным долгом, издавали эдикты против еретиков, предателей веры и врагов общества. Но Церковь протестовала против репрессий и, когда Присциллиан, епископ Авилы, признанный виновным в ереси и колдовстве, был приговорен к смерти императором Максимом в Трире в 384 году, св. Мартин Турский обратился к императору с такими словами, что тот дал торжественное обещание оставить в живых впавшего в ересь епископа. Клятва императора была, однако, нарушена, и гнев св. Мартина был так силен, что в течение долгого времени он отказывался разделять причастие с теми, кто нес в какой-то степени ответственность за эту казнь, которую св. Амвросий заклеймил как гнусное преступление. Еще более суровую позицию занял папа Сириций, которому император Максим должен был принести покаяние. Епископ Феликс Трирский был даже отлучен от церкви за свое участие в этом процессе.
      Время от времени еретики подвергались смертной казни в соответствии с нормами уголовного права, как это произошло в 556 году, когда в Равенне была казнена группа манихеев. Папа Пелагий I, занявший престол в Риме как раз в этом году, ограничился тем, что сослал Павлина Фоссомбронского в монастырь, когда этот беспокойный епископ открыто призвал к расколу и неподчинению. Св. Цезарий Арльский, умерший в 547 году, говоря о наказании для тех, кто явно и открыто придерживается языческих заблуждений, рекомендует на первый раз ограничиться увещеванием и порицанием, с тем чтобы помочь таковым людям освободиться от своих ошибок; если же они не откажутся от заблуждений, то следует назначить им телесное наказание; наконец, в особых случаях предусматривается целый дисциплинарный курс, куда, в частности, входит обрезание волос до степени, почитавшейся неприличной, и заключение под домашний арест. Таким образом, меры, принимавшиеся при рецидивах язычества, носили частный характер; нет никаких свидетельств, что в таких случаях обращались к церковным авторитетам или тем более проводили широкомасштабные карательные акции.
      Во времена Карла Великого престарелый Элипанд, архиепископ Толедский, впал в адопционизм, ответвление несторианской ереси, содержащей существенные искажения церковных догматов, и перетянул на свою сторону умелого диалектика Феликса Урхельского. Франкский прелат Феликс был вызван в О-ле-Шапель. Его заблуждения были прокляты синодом, и Феликс отрекся от них, но опять впал в ересь и вернулся к своим старым ошибкам. Он вновь был проклят и вновь отказался от исповедуемой им ереси. Но изворотливость его, видимо, была беспредельной. Во всяком случае, Агобард Лионский нашел среди бумаг Феликса, разбираемых после его смерти, свиток, в котором указывалось, что, независимо от того, какие бумаги будут подписаны последним, он до конца будет придерживаться исповедуемой им ереси. Тем не менее за исключением краткосрочного ареста в Риме Феликс не подвергался никаким преследованиям, Элипанд же так и умер в своих заблуждениях от старости. Можно предположить, что укреплению православия в значительной степени послужили церковные авторы, боровшиеся с упомянутой ересью, среди которых Беат, аббат Либанский, Этерий, епископ Осмы, св. Бенедикт Аньянский и знаменитый Алкуин.
      Около сорока лет спустя, в середине IX века Готшалк, монах из Фульды, вызвал немалый скандал, упорно и бесстыдно утверждая при всяком удобном случае, что Христос пострадал не за все человечество. Здесь он предвосхитил некоторые воззрения, присущие ереси кальвинизма. Он был предан анафеме на синодах в Майнце в 848 году и Кьерси-сюр-Озе в 849, приговорен к наказанию плетьми и тюремному заключению, наказанию, обычному для нарушителей монастырских правил. Данный случай был по всем канонам вопиющим, и поэтому Гинкмар, архиепископ Реймский, прелат, известный своей суровостью, настоял на заключении для преступника. Но ведь пагубные доктрины Готшалка привели к серьезным волнениям; и его возбуждающие речи вызвали беспорядки, нежелательные разговоры, смущение не только паствы, но и монастырской братии. Постановление же синода в Кьерси-сюр-Озе было таково: « Frater Goteschale…quia et ecclesiastica et ciuilia negotia contra propositum et nomen monachi conturbare iura ecclesiastica praesumpsisti, durissimis uerberibus te cagistari et secundum eccle-siasticas regulas ergastulo retrudi, auctoritate episcopali decernimus» (Брат Готшалк, поскольку ты осмелился, презрев твое предназначение монаха и клятвы и обеты, данные тобой при постриге, вовлечься в дела мирские и лукавые мудрствования, то епископской властью ты приговариваешься к суровому бичеванию и волей Церкви к тюремному заключению).
      Из всех вышеперечисленных примеров видно, что на протяжении веков, наполненных насилием и грабежами, войнами и мятежами без конца и края именно Церковь, в то время как варварство и насилие были повседневным и повсеместным явлением, весьма осмотрительно и отнюдь не жестко обращалась с мятежниками и еретиками, которых могла при желании легко отправить на плаху; никто и не подумал бы протестовать против таких мер, за исключением понтификов, докторов и святых этой Церкви. Напротив, все слои общества, скорее, приветствовали бы подобные казни как в высшей степени справедливые. Привлечением же к суду за анархию и безверие занимались гражданские власти, которые, собственно, и отправляли еретиков на смерть.
      После 1000 года, однако, яд манихейства обрел новую твердыню на Западе, где представители этого течения не появлялись с начала VI века. Между 1030 и 1040 годами обширное манихейское сообщество было раскрыто в замке Монтефорте, у Асти, в Пьемонте. Некоторые из членов группы были арестованы епископом Асти и представителями местного нобилитета. После их отказа отречься от манихейства они были сожжены гражданскими властями. Другие по приказу архиепископа Миланского Ариберто были доставлены в его город, где он надеялся обратить их в истинную веру. Но в ответ на его доверие манихеи попытались обрести в городе новых прозелитов своего движения; в конце концов лидер пополанов из знати Ланцано был вынужден вмешаться в происходящее и настоять, чтобы городские магистраты без промедления взяли дело в свои руки и предали еретиков смертной казни. В течение двух последующих столетий манихеи вели свою проповедь потаенно, распространяя зло, пока не заразили им к 1200 году всю Италию и Южную Европу, откуда эта чума перекинулась на Германию, где учение приобрело многих сторонников, весьма организованных. Ересь появилась и в Англии, уже в 1159 году здесь тайно осели тридцать манихеев. Их группа была раскрыта в 1166 году и передана представителям гражданского правосудия епископами из совета Оксфорда. В ярости король Генрих II постановил приговорить их всех к бичеванию, всем им выжгли на лбу клеймо и оставили на волю судьбы зимой, строго запретив оказывать какую-либо поддержку этим опасным преступникам. Все они скоро погибли от холода. В дальнейшем манихейство распалось на множество сект и систем, из которых наиболее известны катары, альдонисты и сперонисты, ломбардские конкорренсы, багноленсы, альбигойцы, павликиане, патарены, богомилы, вальденсы, тартарены, бегарды, Лионские бедняки.
      Следует иметь в виду, что эти организации еретиков, обладающие весьма разветвленной системой, не только представляли собой группы людей, объединенных ошибочными религиозными и интеллектуальными воззрениями и пагубно действовавшими на всех, кто подпадал под их влияние, но также открыто выступали против закона и порядка, были отъявленными анархистами, готовыми на все для достижения своих целей. Террор и убийства использовались ими наиболее часто. В 1199 году патарены, бывшие сторонниками Эрманно Пармского и Готтарда Массийского, двух зачинщиков мятежа, совершили убийство св. Петра Паренцо, правителя Орвьето. 6 апреля 1252 года, возвращаясь из Комо в Милан, в глухом лесу, св. Петр Веронский был сражен ударом топора, который нанес манихей Карино, нанятый для этого преступления. Таким образом они пытались запугать целые районы и сплотить свои ряды совместно пролитой кровью. Система манихеев может быть расценена как попытка атаковать одновременно Церковь и государство, разрушить общество, обратить цивилизацию в хаос. Как только Папы осознали исходящую от еретиков опасность, они призвали епископов оказать им достойное сопротивление. На Турском соборе в 1163 году Александр III призвал епископов Гаскони принять активные меры для предотвращения мятежей, однако Латеранский собор 1179 года показал, что нарушителям общественного порядка удалось добиться такого успеха в Лангедоке, что пришлось обращаться уже к гражданским властям для восстановления порядка.
      В 1184 году Папа Люций III издал в Вероне буллу « Ad Abolendam»,в которой упоминаются по имени группы еретиков – катары, патарены, хумилиаты, Лионские бедняки, пасагены, иосифиане, альдонисты. Ситуация все более усложнялась. Начались розыскные мероприятия в отношении еретиков и соответствующие карательные акции против них, которые, как правило, не включали смертную казнь. Иннокентий III, не добавив ничего принципиально нового к уже проводившимся в жизнь документам, расширил и уточнил их значение. В своих Декреталиях он говорит об обвинениях еретиков, отлучении их от Церкви и расследовании (инквизиции) их деятельности. Без сомнения, все эти мероприятия можно счесть оправданными, учитывая деятельность секретных обществ, стремящихся к разрушению существующего порядка и развернувших активную пропаганду во многих странах Европы. Члены этих обществ называли друг друга «брат» или «сестра», имели систему знаков и слов, с помощью которых они могли узнать друг друга, не выдав чужим свою тайну . Иван Нарбоннский, который был обращен из этой ереси, в письме Гиральду, архиепископу Бордо, сообщает (об этом писал впоследствии Матвей Парижский), что в какой бы город он ни прибывал, везде по знакам он мог обнаружить своих сторонников.
      Итак, епископы, имеющие собственные диоцезы, не могли справиться собственными силами с задачей выслеживания еретиков, и Святейший престол послал своих легатов, наделенных специальными полномочиями, для расследования подобных дел. В 1177 году легат Александра III Петр, кардинал Сан-Хрисогонский, отправился по просьбе графа Раймунда V в Тулузскую епархию, для того, чтобы выявить появившихся там во множестве катаров. В 1181 году Анри, аббат Клервосский, бывший в его свите, став кардиналом Альбано и будучи легатом того же Папы, привел к покаянию многих еретиков. Полномочия его были столь велики, что он смог сместить с должности архиепископов Лиона и Нарбонна. В 1203 году Петр из Кастельно и Рауль действовали в Тулузе по поручению Иннокентия III, видимо, имея неограниченные полномочия. В следующем году к ним присоединился Арно Амори, аббат Сите, и вместе они образовали трибунал из трех человек для преследования еретиков в провинциях Э, Арль, Нарбонн и примыкающих епархиях. На момент смерти Иннокентия III (1216) существовала целая организация для расследования деятельности еретиков. Активно работали епископские трибуналы, часто возглавляемые асессором (позже асессор стал называться инквизитором), который наблюдал за ходом дела. Деятельность трибуналов контролировал папский легат, которому был подотчетен асессор. Легатом, как правило, был прелат, имевший в своем ведении множество дел, требующих немедленного разрешения, например, Арно Амори отсутствовал в течение долгого времени в связи с участием в Генеральном соборе в Клюни. Все полномочия постепенно переходили к асессору, который постепенно превратился в инквизитора, специального, но вместе с тем постоянно действующего судью, назначаемого Папой, с целью проведения его именем расследования преступлений, направленных против веры. Как раз в это время возникли два новых ордена, доминиканцев и францисканцев, члены которых прошли отличную богословскую подготовку и в силу уже самих клятв, данных ими при вступлении в орден, казались наиболее подходящими для успешной инквизиционной деятельности, будучи полностью свободными от мирских желаний. Было естественным назначить новых чиновников именно из их рядов, особенно из ордена доминиканцев, в котором наиболее активно разрабатывались теологические вопросы.
      Вполне понятно, почему Святейший престол предпочел доверить столь важное дело как преследование еретиков специально созданному трибуналу, а не оставил его в руках местных епископов. Не говоря уже о том, что эта работа могла полностью поглотить все время епископов, прелаты в епархиях поставлялись, как правило, монархами, и по поводу преследования еретиков могло возникнуть множество всяких конфликтов и недоразумений, которые могли бы привести к осложнению как внутри, так и внешнеполитической ситуации. Совет, в который входили духовные деятели, ответственные лишь перед Папой, мог действовать намного свободней и справедливей, его члены не боялись монаршего гнева и не зависели от его милостей. Например, распутный Филипп I Французский за время своего долгого и неправедного правления (1060 – 1108) навлек на себя своими действиями церковное порицание, изгнав епископа Бюво из его епархии и отменив ряд решений епископских судов. В письме Вильгельму, графу Пуатье Папа Григорий VII сообщает, что если король не перестанет преследовать епископов и подвергать сомнению их право производить суд, то он будет отлучен от церкви. В другом письме, адресуемом французским епископам, тот же папа, жалуясь на неуважение, демонстрируемое королем по отношению к церковным трибуналам, восклицает: «Ваш король, которого вернее было бы назвать жестоким тираном от Сатаны, – вот глава и причина всех этих зол. Ибо все свои дни он провел в обдумывании и совершении преступлений, всегда следовал путями зла». Конечно, конфликты епископов, чьи епархии располагаются на территории королевства, с монархом и правителем этих земель, – ситуация вполне обычная. Создание независимых от епископов судов предотвратило часть этих конфликтов.
      Слова «инквизитор» и «инквизиция» стали принимать привычный для нас смысл в первой половине XIII века. Так, в 1235 году Григорий IX пишет архиепископу Сана: «Знай же, что мы обязали провинциала ордена проповедников в этом самом королевстве, чтобы он назначил известное количество братьев, наиболее пригодных для столь тяжелых трудов, дабы в качестве инквизиторов они приложили все необходимые усилия для борьбы со злочинцами в королевстве, и мы также обязуем тебя, дорогой брат, чтобы ты проявил должное усердие и ревность в учреждении инквизиции, назначая туда наиболее подходящих людей; итак, выступи на сие дело, препоясав чресла свои, и сражайся ради Господа нашего Христа». В 1246 году Иннокентий IV направил руководству францисканцев послание, в котором разрешалось свободно покидать монастыри «тем братьям, что посылаются в мир проповедовать тайну Креста Господня, или тем, кто выискивает и борется с чумной заразой ереси».
      Все ереси и секретные общества еретиков, которые наводнили Европу в Средние века, были гностическими или, можно даже сказать, манихейскими по происхождению. Гностики появились практически одновременно с христианством и претендовали на то, чтобы образовать Школу Школ, объясняющую учение Христово, смешивая его с доктринами, выдуманными язычниками, и претендуя таким образом на владение Высшим Тайным знанием. Первым его исповедником был, без сомнения, Симон-маг. «Две проблемы, заимствованные у древних философов, – говорит Мансель, – привносились гностиками на почву христианского исповедания: проблема абсолютного существования и проблема происхождения зла». Гностики отрицали существование свободной воли и соответственно объясняли наличие зла не грехопадением человека, а результатом деятельности самого Создателя. Рассуждая на эту тему, большинство гностиков сходилось в том, что Демиург, создавший ведомый нам мир, есть Властелин царства тьмы, враг высшего и невыразимого Бога. Эту доктрину исповедовали гностические секты Персии, находившиеся под глубоким воздействием зороастризма, в котором подразумевается наличие двух независимо произошедших и ведущих борьбу сил добра и зла. Они близки друг к другу по силе и полноправны в своих владениях, вместе с тем между ними идет постоянная война. Этой доктрины особенно придерживались сирийские гностики, офиты, наассены, ператы, сетиане, у которых основным символом был Змей. Поскольку Демиург почитался олицетворенным злом, искусителем, то Змей выступал воплощением добра. В некоторых вероучениях он идентифицировался с Логосом. Каиниты довели офитское учение до полного логического завершения. Поскольку Создатель, Бог Ветхого Завета – искуситель, то соответственно все, что он предписывает в Писании, является злом и наоборот, все, запрещаемое им, есть добро. Каин, Корей и прочие восставшие против Бога объявлялись героями, достойными подражания. Единственным праведным апостолом был Иуда Искариот. В Средние века этот культ был весьма распространен среди люцифериан; церемонии каинитов проходили во время ведьмовских шабашей.
      Все эти воззрения были обобщены в Евангелии перса Мани, который в возрасте 26 лет впервые провозгласил свое учение на улицах и базарах столицы Селевкии Ктесифона, в воскресенье, 20 марта 242 года, во время празднеств, посвященных восшествию на престол Шапура I. Нельзя сказать, что его учение сразу оказалось воспринятым, тем не менее во многих местах оно со временем укоренилось. В 276 – 277 годах он был заключен в тюрьму и затем распят внуком Шапура Бахрамом I, а ученики его подверглись безжалостным преследованиям. Где бы ни обнаруживали манихеев, их ждали быстрое и безжалостное правосудие и казнь; всенародная ненависть сопровождала их повсюду. Мусульмане не только не приняли их за верующих, но считали последователями мошенника, несущими угрозу государству и обществу. Вряд ли случайно то, что манихеев ненавидели и верующие христиане и те, кто почитал Мохаммеда пророком Аллаха. Впоследствии, однако, манихейство распространилось по всем направлениям и стало пользоваться значительной популярностью, думаю, потому, что оно явилось синтезом всей гностической философии, ярко выраженной теорией двух универсальных принципов, добра и зла. Более того, исторический Иисус, «еврейский Мессия, евреями же и распятый», был «диаволом, справедливо наказанным за вмешательство в дела Эона Иисуса», не рожденного и не умершего. Со временем отличавшаяся сложностью космогония манихейства исчезла, но идея отречения от Христа осталась. Вполне логично, что некоторые стали поклоняться врагу Христову. В секте мессалиан или евхитов учили, что божественные почести следует воздавать Сатане, другим же способом почтить его является нанести ущерб Иисусу Христу. Тут мы уже сталкиваемся с неприкрытым сатанизмом. Карпократ пошел столь далеко, что значительно расширил учение каинитов. Он считал, что необходимо нарушить все без исключения запреты, содержащиеся в Ветхом Завете; именно этот способ подходит лучше всего для того, чтобы выказать презрение Демиургу, злому Творцу сей юдоли слез и Князю мира сего. Подобные воззрения вполне разделялись средневековыми ведьмами и в дальнейшем были развиты современными сатанистами. Хотя манихеи и претендовали на то, что ведут беспорочный образ жизни, очевидно, что их взглядам противоречили лишь зачатие и рождение, в действительности же они практиковали чудовищные по непристойности вещи. Особенно это касается мессалиан, которые превозносили свой трактат « Asceticus», проклятый Третьим Вселенским собором в Эфесе (431) как «грязная еретическая книжонка этой ереси». Впоследствии специальными эдиктами в Армении были ограничены непотребства этой секты, имя которой стало синонимично распутству и похоти. В Средние века мессалиане существовали под именем богомилов.
      Уже упоминалось, что Диоклетиан принял ряд законодательных актов против манихеев – факт весьма значительный, тем более что и Валентиниан I, и его сын Грациан, вполне терпимые к другим организациям, также приняли суровые законы против этой секты (372). Феодосий I своим статутом 381 года объявил о лишении манихеев гражданских прав и прав наследования имущества; в следующем году он ввел смертную казнь за принадлежность к манихейству. В 389 году он настаивал на строгом проведении предыдущих эдиктов в жизнь без каких-либо ограничений.
      Валентиниан II проводил конфискации их имущества, аннулировал их завещания, ссылал их в отдаленные провинции. Гонорий в 399 году возобновил законы, принятые его предшественниками; в 405 году он подверг значительному штрафу всех губернаторов провинций и гражданских магистратов, проявивших небрежность в исполнении его приказов; в 407 году он объявил членов секты стоящими вне закона и государственными преступниками, не имеющими гражданских прав; наконец, в 408 году он переиздал все ранее принятые им законы слово в слово для того, чтобы помешать манихеям найти малейшую лазейку в правосудии. Феодосий II (423) вновь переиздал этот закон, а Валентиниан III принял новые законы в 425 и 445 годах. Анастасий подтвердил наказание смертной казнью для манихеев, и этот указ был расширен в применении императорами Юстином и Юстинианом на новообращенных из этой секты в том случае, если они не называли имен своих соратников по секте представителям властей. Таким образом, здесь мы имеем дело с редкой преемственностью законодательной деятельности, направленной на полное уничтожение ереси.
      Около 660 года возникло павликианство, манихейская секта, отвергавшая Ветхий Завет, причастие и священство. В 835 году стало очевидно, что руководство этой организации имеет политические цели и стремится к революции и анархии. В 970 году Иоанн Цимисхий уничтожил штаб-квартиру этой секты во Фракии. В 1115 году Алексей Комнин остался на зиму в Филиппополе с тем, чтобы обратить еретиков в истинную веру. Единственным результатом его действий стало, однако, то, что еретики бежали на Запад и быстро распространились во Франции и Италии.
      Богомилы также принадлежали к манихейству. Они открыто почитали Сатану, отвергали церковные службы и крестные муки Господа, вместо Святого Крещения ввели собственную непотребную церемонию. У них была своя весьма странная версия Евангелия от Иоанна. Катарский центр ереси этих отщепенцев находился во Франции, в Тулузе. В Германии их центром был Кельн. В Италии они гнездились в Милане, Флоренции, Орвието и Витербо. Свои собрания они проводили, как правило, на открытом воздухе, в горах или в отдаленных долинах; ритуал держался ими в секрете, но известно, что по ночам они проводили свои Евхаристии, называемые также Consolamentum, когда все вставали в круг вокруг стола, покрытого белой скатертью, зажигались многочисленные факелы, служба заканчивалась чтением первых 17 стихов их видоизмененного Евангелия. Преломлялся хлеб, но сопровождающие слова не соответствовали традиционной христианской формуле; в некоторых случаях они вообще не произносились.
      В XI веке по Европе начали распространяться тайные организации, приверженцы которых в совершенной секретности практиковали странные ритуалы, отражающие их верования, в центре их неизменно стояло поклонение принципу зла – Дьяволу. Но что представляет из себя этот сатанизм или, иначе говоря, ведьмовство? Когда эти ереси явным образом входили в конфликт с доктринами католической церкви, они постепенно теряли некоторые свои аспекты и экстравагантность, привнесенную с Востока. Те м не менее движущий мотив у ведьм и манихеев был один и тот же, и одно было наказание – смерть на костре. То т факт, что эти еретики признавались чародеями, объясняет как нечто иное жесткость направленных против них статутов, да и многочисленность улик, указующих на греховную извращенность подозреваемых. В начале XI века понятия манихейи колдунстали синонимами.
      Магические практики Средних веков, утверждает авторитет в данном вопросе Карл Хаас, были порождены ересями более ранних эпох, и христианские власти одинаково обращались как с ересями, так и с порожденным ими ведовством. Оба эти явления – результат сомнений, безверия, беспорядочного воображения, гордыни и самонадеянности, интеллектуального высокомерия; оба они – порождения болезненной фантазии, возникшие в потаенной тени греха и цветущие до тех пор, пока яркий свет разума не прольется на них и пока к ним не будет применена целительная сила. Авторы « Молота ведьм» недвусмысленно идентифицировали ведьмовство как ересь. Построив надежную тюрьму специально для магов и назвав ее Drudenhaus, князь-епископ Бамбергский, Иоганн Георг II Фукс фон Дорнхейм поместил над центральным входом фигуру Справедливости и приказал начертать там слова Вергилия: Discite iustitiam moniti et non temnere Diuos(Энеида, VI, 620):
 
Смотри и учись делать добро
И не презирай благословенных богов.
 
      Справа и слева от входа были выполнены две надписи, одна на латинском, другая на немецком языках, со стихами из Библии (3 Цар., 9:8, 9): «И о храме сем высоком всякий, проходящий мимо него, ужаснется и свистнет, и скажет: „за что Господь поступил так с сею землею и с сим храмом?“ И скажут: „за то, что они оставили Господа Бога своего, Который вывел отцов их из земли Египетской, и приняли других богов, и поклонялись им, и служили им, – за это навел на них Господь все сие бедствие“. Трудно более внятно объяснить, почему преследовались ведьмы, почему все христианские авторитеты сходились в том, что в основе своей ведовство является ересью и бороться с ним следует теми же средствами, и что одинаковым должно быть наказание.
      Существует очень значимый факт, касающийся взаимосвязи между ересью и ведовством, значение которого явно недооценивается. Расцвет гонений пришелся в Англии на первую половину XVII века, то есть вскоре после эпохи краткого, но исторически важного религиозного возрождения, когда королева Мария I предприняла массовое восстановление в правах англичан. Ее труды были прерваны гордостью, вожделением и низостью сестры. В Шотландии, отравленной ядом Кальвина и Нокса, огонь и веревка не знали отдыха. Очевидно, что эти ереси повлекли за собой вспышку ведовства. В Ирландии, за редчайшими исключениями, практически не было преследования ведьм – можно здесь вспомнить разве что знаменитое дело дамы Алисы Кателер в 1324 году; в XVII веке было всего несколько судебных процессов, все из которых были инспирированы протестантами. Причины этого вполне ясны. Для появления ереси там не было никаких предпосылок, пока в эту страну не проникли чужеземцы. Ирландцы, безусловно, верили в ведьм, но когти дьявола были коротко острижены непреклонностью католической церкви.
      В 1022 году некоторое количество манихеев было сожжено живьем по приказу Роберта I. Они были прокляты синодом в Орлеане и отказались покаяться в своих заблуждениях. Современный тому времени документ свидетельствует о связи еретиков с ведьмами, поклоняющимися Дьяволу, предстоящему перед ними в обличии животного. Подробно описываются и другие отвратительные ритуалы, так что можно сравнить их с теми, о которых пишут Шпренгер, Боден, Боге, де Ланкр, Гуаццо и другие. В источнике говорится буквально следующее: «Перед тем как перейти к другим деталям, я хотел бы написать для тех, кто этого еще не знает, как делается та еда, которую они называют Пищей Небес. В определенные ночи все они собираются в условленном доме, причем каждый приносит с собой зажженную лампу. Затем они начинают напевно произносить имена различных демонов, как будто совершают литанию, и продолжают делать так, пока внезапно не ощутят, что среди них появился Дьявол в форме какого-либо животного или иным образом. И как только они ощутят его в своей среде, то немедленно тушат все лампы и каждый пытается овладеть той женщиной, которая случится быть в тот момент ближе к нему. Когда же рождается у них ребенок, на восьмой день все они собираются вместе и разжигают посреди своего собрания большой огонь, и затем ребенок проносится в ходе церемонии через огонь подобно тому, как язычники в старину свершали свои жертвоприношения, и наконец ребенка сжигают в огне. Оставшееся же они тщательным образом сохраняют, подобно тому, как христиане сохраняют Святое причастие Тела Христова, и дают тем, кто стоит на пороге смерти, как если бы это было последнее причастие. И дает Диавол такую силу этим уголькам, что тот, кто единожды попробовал их, пусть и в малом количестве, уже вряд ли может быть возвращен в истинную веру. Но следует ограничиться уже сказанным, дабы убедить всех христиан воздерживаться впредь от подобных заблуждений. И да воспретит Господь тому, чтобы кто-либо движимый любопытством начал разделять их».
      В Форфаре, в 1661 году, Хелен Гутри и четыре другие ведьмы извлекли из земли тело некрещеного младенца, похороненного в церковном дворе у юго-восточных дверей церкви, «и отрезали от него несколько кусочков, взяли ступни, ручки, часть головы, часть ягодиц и сделали из них пирог, для того чтобы съесть его и, таким образом, сделать невозможной исповедь (как они предполагали) о своем ведовстве».
 

Похищение тела некрещеного младенца, похороненного в церковном дворе

      Очевидна близость воззрений 1022 и 1661 года, и объясняется это тем, что придерживавшиеся их входили в одну организацию. Да и имя Vaudois –вальденсы сохранилось как вуду – понятия, важнейшего для африканского фетишизма, или, если хотите, ведовства, перенесенного на американскую почву.
      В 1028 году граф Альдуин сжег немалое количество манихеев в Ангулеме, и хроника передает, что: « Interea iussu Alduiniflammis exustae sunt mulieres maleficae extra urbem» (В это время некие злые женщины, еретички, были сожжены за городом по приказу Альдуина). Тамплиеры, чей орден был уничтожен, а члены его казнены по той причине, что придерживались магических практик, представляли сообщество гностиков-еретиков, активных агитаторов своих взглядов, тесно связанных с богомилами и мандеями, а также безбожными иоаннитами.
      В своем последнем труде «Религия манихеев» доктор Баскит, дающий в своей книге множество интереснейших деталей, стремится показать, что богомилы, катары, альбигойцы и другие сомнительные организации не более чем отдельные фрагменты всей суммы последователей учения, содержащегося в манихейских источниках. Те м не менее он указывает, что «было бы неправильным называть эти секты, даже альбигойцев, именем манихеев». Несмотря на справедливость этого замечания, действительным остается тот факт, что проклятые верования многочисленных гностических сект и организаций являются разработкой тем, содержащихся в первоначальном учении Мани. Зло учения манихеев продолжило свою жизнь в их ересях, которые являлись естественным продолжением его воззрений.
      В начале нашего столетия были сделаны открытия важных источников, относящихся к манихейским воззрениям. Три или четыре научные экспедиции в китайский Туркестан вернулись с тысячами фрагментов, обнаруженных преимущественно в окрестностях города Турфан. Многие из этих текстов написаны специальной тайнописью манихеев, некоторые из них могут быть расшифрованы, хотя, к сожалению, в основном эти документы представляют из себя незначительные по объему тексты, обрывки книг и свитков, написанных на малоизвестных языках. Большая часть доктрины манихеев – это весьма странная и фантастично сформулированная теософия. Известно, что предпочиталось передавать важные основы этой доктрины в устной традиции. Один из наиболее значимых отрывков, « Хуастуанифт»,или «Исповедание» был обнаружен практически полностью. Написан он на тюркском языке древнего Туркестана и полон самых удивительных противоречий и парадоксов, как следствие многочисленных двойных значений и тонкостей.
      Вопрос заключается в том, должны ли мы относиться к манихейству, как к ереси, возникшей на христианской почве, или же воспринимать его как отдельную религию. Езних из Колба, армянский писатель V столетия, нападая на зороастризм, считает его разновидностью персидской религии. Православные документы, однако, начиная с Марка Диакона относятся к манихейству в основном как к христианской по происхождению ереси, и, видимо, подобный взгляд верен. Существует полемический фрагмент, пара плохо сохранившихся листков, в которых манихейский писатель призывает проклятия и бешено нападает на тех, кто почитает Сына Марии (Бар Марьям) Сыном Адонаи.
      Может быть, здесь подходящее место для того, чтобы опровергнуть курьезное заблуждение, присутствовавшее в ряде книг об альбигойцах, эхо которого встречается и по сей день в литературе на эту тему, как, например, у миссис Гренсайд, которая пишет, что «альбигойцы – секта XIV столетия, которой пришлось в силу секретности своих доктрин перенести немало преследований от церкви». Видимо, у многих осталось подобное ложное впечатление, и лет семьдесят назад альбигоец нередко выглядел твердым протестантом с мечом в одной руке и Библией в другой, защищающим домашний очаг от разбойников, возбужденных призывами католических священников. Ничего не может быть более далеким от правды. Альбигойцы были сатанистами, вставшими на путь зла, и, безусловно, они нашли бы себе скорую смерть от огня в пуританской Англии при Кромвеле или в кальвинистской Шотландии, если бы только протестанты прознали об их деятельности. Как хорошо сказал др. Арендсен: «Альбигойство было не просто антихристианской и антицерковной ересью, это был бунт против природы, тлетворное извращение человеческих инстинктов».
      В конце XIX столетия Фабром де Эссартом была основана неогностическая церковь, но выдающийся понтифик Лев XIII немедленно проклял ее с соответствующей суровостью как рецидив известной ереси альбигойцев, к которой добавились новые ложные и нечестивые доктрины. И до сих пор, как говорят, у этой организации есть некоторое число обманутых приверженцев. Эти неогностики верят, что мир был создан Сатаной, могучим соперником всемогущего Бога. Они также учат опасной разновидности коммунизма, благовидно прикрываемой именами вроде «Братства людей» или «Братства наций».
      В 1900 году после призыва Жоана Брико, патриарха всемирного гностицизма в Лионе, где он проживал еще в 1913 году по адресу rue Bugeaud, 8, неогностики объединились с валентинианами, союз их был одобрен в 1903 году псевдособором в Тулузе. Но несколько лет спустя д-р Фужарон, принявший имя Софроний, вновь объединил все ветви этого движения за исключением валентиниан в организацию Гностическая церковь Лиона. Валентиниане же продолжали добиваться спасения своими методами; известно, что в 1906 году они отправили на адрес республиканского правительства Франции официальный запрос, в котором защищалось право на создание религиозных объединений. Воистину верно сказал в свое время Гюисманс, что сатанизм процветает в Лионе, где «ou toutes les heresies survivent» – «каждая ересь зеленеет и дает плоды». Эти гностические собрания состоят из «совершенных» мужского и женского пола. У современных валентиниан существует нечто вроде спиритуальной свадьбы, при которой мистическая возлюбленная нарекается Еленой. Настоящий основатель этой секты Валентин, как пишет св. Епифаний ( HaeresisXXXI), родился в Египте и получил образование в Александрии. В силу своих ошибок он был отторгнут от Церкви и умер на Кипре около 160 – 161 гг. от Р.Х. Его ошибочная теория представляет достаточно странное смешение греческих и восточных воззрений с легким оттенком христианских идей. Христология Валентина представляется наиболее абсурдной. Похоже, он полагал, что существуют три искупителя, при этом считая, что Христос, сын Марии не был воплощен и не пострадал. Наиболее известные ученики Валентина Ираклеон, Птолемей, Марк и Бардесан значительно разнились в своих учениях как друг от друга, так и от своего учителя. Немалая часть писаний этих гностиков и множество выдержек из трудов самого Валентина дошло до нашего времени.
      Некоторые писатели XIX века обратили внимание на то, что существует связь между определенными моментами церемоний шабаша и ритуалами языческих божеств – наблюдение, безусловно, верное. Мы уже видели, что ведовство, в той форме как оно существовало в Европе, начиная с XI века, являлось порождением гностической ереси; ересь же в силу своей природы не может не опираться в значительной степени на языческие идеи. В определенном смысле ведовство выступает наследником старой дохристианской магии, но очень скоро оно видоизменилось или же, точнее, с приходом христианства вынуждено было предстать в своем настоящем виде и продемонстрировать истинную суть, заключающуюся в поклонении принципу зла, врагу рода человеческого, Сатане.
      Нельзя отрицать того, что существуют символы общие как для христианства, так и для древних религий. Было бы весьма удивительно, если бы Церковь, начиная обращение язычников в греко-римской среде обратилась бы для общения с народом к совершенно новому языку и последовательно отвергала бы все существующие обряды и практики, которые ранее служили для выражения религиозного чувства.
      В пределах региона, в котором господствовало единообразие обычаев, методы выражения важнейших для человека эмоций не могли сильно различаться, и было естественным, что новая религия вобрала в себя и абсорбировала все хоро-54
      шее, что присутствовало ранее в ритуале, многие из элементов которого следовало лишь должным образом интерпретировать и исправить, для того чтобы христианские души обрели язык для общения с Истинным Богом. Некоторые элементы молитвы и обращения к Богу, использование благовоний и светильников, горевших день и ночь в святилище, приношение даров в знак благодарности за полученные блага, все эти распространенные с древних времен выражения благочестия и признательности по отношению к божественным силам известны издавна. Было бы странно, если их эквиваленты не встречались во всех религиях.
      Цицерон передает, что в Агригенте существовала почитаемая статуя Геркулеса, рот и подбородок которой были едва различимы, так как многочисленные верующие прилагались к ним губами. Бронзовое подножие статуи первого Папы Римского, св. Петра также было «зацеловано» поколениями приходивших к ней христиан. Но глупцом был бы тот, кто посчитал, что нынешние католики переняли подобные практики у сицилийских современников Верреса. В действительности аналогичные мысли просто пришли в голову людям разных эпох, но при сходных обстоятельствах, и нашли одинаковое выражение.
      Так, греки считали некоторых из своих героев смертными сынами кого-либо из богов. Эти герои особо почитались в тех городах, где они родились и которым через их посредничество была дарована милость высших существ. После смерти они становились патронами и защитниками своего города. В каждой стране, городе, а подчас и деревне были местные божества, которым возносились молитвы и которым воздвигали памятники. Центром поклонения герою являлась, как правило, его гробница, которая нередко воздвигалась посреди агоры, средоточия общественной жизни. В ряде случаев над гробницей воздвигалось специальное здание, нечто вроде часовни, известной как ?????. В знаменитых храмах также нередко помещались многочисленные кенотафы прославленных героев, подобно тому как раки с мощами святых почитаются в христианских церквях. Более того, в Греции нередки были случаи перенесения костей или пепла героев с одного места на другое. Так, в архонтство Апсефиона, в 469 г. до Р.Х. останки Тесея были перенесены из Скироса в Афины, причем в город их внесли посреди всеобщего ликования и после многочисленных жертвоприношений. Фиванцы обнаружили в Трое кости Гектора, а также передали афинянам останки Эдипа, лебадейцам – мощи Архесилая, мегарцам – кости Эгилея.
      Аналогию между этими древними практиками и христианским почитанием святых можно развернуть еще шире. Подобно тому, как в наших церквях нередко выставляются на обозрение предметы, принадлежавшие святым и потому достойные почитания, так и в старых храмах показывали различные редкости, чья связь с богом или героем требовала к ним уважения. В Минихи Трегьер (Minihi Tregueir) мы можем поклониться фрагменту бревиария св. Ива, в Сане почтить епитрахиль св. Фомы Кентерберийского, в Байо – ризу св. Регноберта, в Санта Мария Маджиоре – пояс и вуаль св. Схоластики; таким же образом в Древней Элладе были выставлены кифара Париса, лира Орфея, фрагменты кораблей Агамемнона и Энея. Нужны ли новые доказательства тому, что почитание святых мощей есть не более чем языческий пережиток?
      Если смотреть на вещи поверхностно, то эта версия кажется весьма правдоподобной, но она немедля рассыплется в прах перед суждением профессионального историка. Культ святых и их реликвий не является производным от древнего поклонения героям, но глубоким почитанием мучеников, и это может быть неопровержимо доказано. Мы имеем дело с двумя параллельными процессами, у обоих из которых было сходное начало, с двумя культами, развивавшимися по схожим законам, но не оказывавшим при этом друг на друга никакого взаимного влияния. Надо ли говорить, что незадачливый фольклорист, который бы не удержался от соблазна выдвинуть по этому поводу собственные теории, не обладая знаниями в области истории, потерпел бы здесь полный и незамедлительный крах. Также возвращаясь к ведовству, следует заметить, что в ритуалах шабаша просматриваются церемонии, определенно ведущие свое происхождение от языческих суеверий. Но они отнюдь не являются определяющими. Следует признать, что основной тезис антропологического исследования мисс Мюррей « Культ ведьм в Западной Европе», работы тщательно документированной и написанной с немалым мастерством, совершенно неверен. Мисс Мюррей утверждает, что «за христианской религией прослеживается культ, практиковавшийся многими классами общества», который «может быть прослежен в дохристианские времена и является древней религией Западной Европы». Автор дает нам скрупулезное описание основных праздников этого выдуманного культа, его иерархии, организации и множество других деталей. Пиры и танцы – непристойные кошмары шабаша – «показывают, какая это была веселая религия»! Трудно было прийти к более удивительному заключению. Но мисс Мюррей продолжает: «в силу последнего обстоятельства эта религия была совершенно непонятна мрачным инквизиторам и реформаторам, которые всячески подавляли ее».
      Реформаторы, несмотря на всю свою непреклонную суровость, отлично понимали, с чем им приходится иметь дело; также и инквизиторы, сыновья св. Доминика, безграничного в милосердии, и св. Франциска, само имя которого дышит Христовой любовью к тварному миру, были людьми обширных знаний и глубокой любви к ближнему, первейший долг которых состоял в искоренении вредоносной заразы, угрожавшей проклятием всему обществу. Мисс Мюррей, видимо, и не подозревает, что ведовство представляло из себя злочестивую и нездоровую ересь, наследие манихейского яда. «Культ Дианы», как называет она эту «древнюю религию», и который, как она полагает, дожил до Средних веков и даже до более поздних времен и стал опасным соперником христианства, есть ничто иное, как черная ересь и поклонение Сатане, а отнюдь не некое первобытное верование, связанное с аграрными культами и пресеченное вследствие неправильной его интерпретации. Правда заключается в том, что в Средние века у христианства действительно был соперник, вечный враг Церкви Воинствующей, против которого и по сей день ведет она нескончаемую борьбу, темный властелин того города, что стоит супротив золотого Града Господня, чудовищная тень отчаяния и разрушения.
      Мисс Мюррей с неутомимым усердием собирала детали, с помощью которых пыталась доказать свои надуманные постулаты. Но если временами ей и удается показать, что культ зла воспринял наиболее мерзкие суеверия язычества, в которых перемешались похоть и жестокость, что видно на примере неразвитых или склоняющихся к упадку народов, то и здесь мисс Мюррей не смогла проследить преемственность подобных практик. Чаще всего она – пусть и неосознанно – просто искажает факты в угоду своим теориям. Например, мисс Мюррей говорит о ведьмах, «которые подобно мученикам раннего христианства рвались навстречу своей судьбе для того, чтобы погибнуть за свою веру и своего бога». И далее, обсуждая «Жертву Господню», тему весьма интересную и, без сомнения, неподходящую для дискуссий исследователей фольклора, которые, разрабатывая ее, делают самые удивительные и неверные выводы на этой основе, исходя из очень скудного и противоречивого материала и большого количества самых экстравагантных теорий и басен, мисс Мюррей говорит нам, что сожжение ведьм палачами есть ничто иное, как «жертвоприношение воплощенного божества».
      Можно даже предположить, что приговоренные к смерти шли добровольно и весело на этот жесточайший вид казни, так как исследователем используется выражение «самопожертвование на смерть». На самом деле в материалах ведовских процессов мы постоянно находим свидетельства о том, что обвиняемые использовали, что вполне естественно, совершенно любые способы для того, чтобы избежать своей судьбы, – с помощью побега, как было это в случае с Жилем де Силле и Рожером де Бриквиллем, соратниками Жиля де Реца; с помощью долгой и затянутой защиты, как в случае с Агнессой Финни, казненной в Эдинбурге в 1644 году; с помощью угроз и шантажа влиятельных персон – таким образом старой Бетти Лэнг из Питтенвина удалось покинуть тюрьму невредимой в 1718 году; рассказами о своей мнимой беременности, как в случае с матушкой Самуэль, ведьмы из Вербуа, повешенной 7 апреля 1593 года; с помощью самоубийства, как сделал известный колдун Джон Рид, повесившийся в тюрьме Пэйсли в 1697 году.
      Мисс Мюррей пишет по поводу своей теории «жертвоприношения воплощенного божества» так: «Эта теория, в частности, объясняет, почему тела ведьм и колдунов, мужчин или женщин, всегда сжигались и оставшиеся угли разбрасывались; вплоть до XVIII века считалось, что это единственно возможный способ избавиться от их тел; есть ряд других случаев, связанных с образом смерти жертв инквизиции, которые не могут быть объяснены по-другому». Три источника цитируются в качестве доказательства этих трех заключений, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что ни один из них не подтверждает даже в малейшей степени ни одно из этих трех предположений. В первую очередь мы узнаем, что «в свете этой теории проясняется судьба Жанны д’Арк». Автор делает предположение, не делающее чести его интуиции ученого, что св. Жанна, оказывается, «исповедовала некую древнюю религию, а не христианство». Надо ли говорить, что не существует ни малейшего свидетельства, подтверждающего эту точку зрения.
      Мисс Мюррей приводит дело Жиля де Реца для доказательства своих постулатов, но пример она выбрала явно неподходящий. Нам рассказывается, что «подобно Жанне он хотел пострадать за свою веру», под которой подразумевается выдуманный «культ Дианы». Но это предположение носит совершенно надуманный характер. Оно никак не подтверждается ни его поведением на суде, ни текстом самого дела, ни каким бы то ни было авторитетным источником. Жиль де Рец был повешен на виселице, расположенной над костром, но когда веревка прогорела, тело немедля было подобрано с ярко горящей древесины и впоследствии похоронено в ближайшей кармелитской церкви. Можно здесь вспомнить также казнь Савонаролы и двух его товарищей-монахов 25 мая 1498 года. Они приняли смерть на виселице, их тела были преданы огню, угли были собраны и сброшены в Арно. Жиль де Рец был приговорен к смерти тремя различными судами: святой инквизицией, президентами которой были Жан де Малеструа, епископ Нанта и Жан Блуан, вице-инквизитор, по обвинению в ереси и колдовстве; епископским судом по обвинению в святотатстве и нарушении прав церкви; гражданским судом, руководимым Иоанном V, герцогом Бретани по обвинению в серийных убийствах.
      Третий случай, о котором говорит мисс Мюррей – дело майора Вейра, который «явился с повинной и был казнен за колдовство в Эдинбурге». Томас Вейр, твердолобый пуританин, лидер «строгого нрава пресвитерианской секты» почитался святым во всем Эдинбурге. Тем не менее тайно он вел жизнь, наполненную мерзкими преступлениями, и был запятнан самыми отвратительными и извращенными деяниями. В 1670 году, когда ему исполнилось семьдесят лет, его настигли поздние угрызения совести, сожаление и раскаяние в совершенном; он был на пороге безумия, и облегчить его страдания могла лишь полная и публичная исповедь во всех его преступлениях. В течение нескольких месяцев его бывшие сторонники во избежание скандала и позора сдерживали производство дела, но затем чиновник, «которого они полагали более прямым, нежели мудрым», открыл глаза на происходящее лорду-мэру этого города, и расследование было начато.
      Изможденный старик, непрестанно восклицающий, что «страх Господень овладел его душой и заставил исповедаться в преступлениях и стать собственным обвинителем», был арестован вместе со своей сумасшедшей сестрой Дженет, вовлеченной в его мерзости. «И все время пребывания в тюрьме знал он, сколь тяжек гнев Господень, приведший его к столь великому отчаянию», и тем, кто навещал его, заявлял, что «известно мне, что на небесах скреплен уже печатью приговор мой о вечном проклятии… ибо ничего не осталось во мне, как ни вглядываюсь, кроме тьмы, черной мглы, серы и огня, из ада изшедшего». Материалы дела представляют полный и вполне различимый психологический портрет этого грешника. Столь внезапный припадок отвращения к самому себе, ненависть к свершенному злу и невозможность искреннего раскаяния в грехах возможны в семидесятилетнем старце, тело которого истощено многолетними излишествами, а память ослабла из-за той сложной роли, которую приходилось ему лицемерно играть. Прилив столь сильных эмоций, как у этого человека, нередко уступает место ужасающим моральным страданиям, которым психиатр Маньян дал имя «мания тревоги», разновидности психического заболевания, которое нередко приводит пациента к истерическим признаниям и безграничному отчаянию. «Я убежден, – пишет один автор о деле майора Вейра, – что заключенный был невменяем во время проведения процесса». Его сестра неистово обвиняла своего брата в ведовстве, но примечательно, что в этом деле подобные обвинения даже не были приняты к рассмотрению. Я не хочу сказать, что Вейр не был заподозрен в колдовстве; по правде говоря, он получил широкую известность именно в этом качестве, и весьма странные истории рассказывались о его магическом жезле и прочих достойных осуждения вещах. На суде, однако, его обвиняли главным образом не в магии. Он был признан виновным в распутстве, прелюбодеянии, кровосмесительной связи и скотоложестве и по нескольким пунктам был приговорен к удушению между Эдинбургом и Лейтом в понедельник, 11 апреля 1670 года, тело же его было предано огню. Дженет Вейр была осуждена за инцест и ведовство и повешена 12 апреля на Сенном рынке в Эдинбурге. До конца эта несчастная лунатичка «полагала весьма большое доверие своей постоянной приверженности Писанию, кое она именовала делом Христовым ».
      Становится ясным, что процессы, предложенные в книге мисс Мюррей, в данном контексте не подтверждают правоты ее теорий. Майор Вейр не был казнен «как колдун». Более того, он, как и Жиль де Рец, был удушен, и подобные примеры мало подходят для доказательства того, что «тела ведьм и колдунов всегда сжигались, а прах их развеивался по ветру», тем более что последний был с честью похоронен в церкви братства белых монахов. Другими словами, попытки увязать судьбу Жанны д’Арк, казни Жиля де Реца и майора Вейра с теориями фольклористов о «жертвоприношении воплощенного божества» не более, чем фантазии.
      Суть рассматриваемого явления лежит где-то в другом месте. Смерть на костре было наказанием для еретиков. Как мы уже обращали внимание, Диоклетиан безжалостно сжигал манихеев: «Мы приказываем, чтобы учащие (этому заблуждению) подвергались наисуровейшему наказанию, а именно сжигались вкупе со своими скверными книгами и писаниями». Закон вестготов обрекал язычников или еретиков, совершивших святотатство, на костер и приравнивал к ним всех манихеев: «Известно, что многие проконсулы бросали богохульников зверям на растерзание, а некоторых даже сжигали живьем». «Вестготская правда», написанная при Рекцесвинте (652 – 672), обязует карать иудействующих смертью, «aut lapide puniatur, aut igne cremetur» (пусть они примут наказание камнями или будут сожжены). Но лишь в XI веке гражданская власть ввела впервые наказание на костре для еретиков, которые были, как необходимо помнить, сумасшедшими анархистами, слепо стремящимися разрушить любой социальный порядок, авторитет и благопристойность. «В Италии были обнаружены многочисленные приверженцы этого чумного поверья, и эти отступники были поражены мечом или сожжены на костре», – пишет Адемар Шаваннский, монах из Ангулема, в середине XI столетия. В письме Вазона, епископа Льежского, содержатся намеки на то, что подобные наказания приходилось применять во Фландрии.
      Удивительный пример того, как еретики-анархисты причинили немало неприятностей Европе, дает нам произошедший в начале XII столетия случай Танхелинa и его последователей. Этот фанатик, происходивший из Зеландии, путешествовал по Фландрии, проповедуя свои чудовищные доктрины везде, где только находились у него слушатели, но особое внимание уделяя при этом Антверпену. В 1108 и 1109 годах он побывал в Аррасе и Камбре, где убедил многих озлобленных и невежд, заключив их в тенета ереси. Повсюду насаждал он плевелы и вот, случайно ли, что тремя столетиями позже, около 1469 года, ужасная эпидемия колдовства накрыла целую провинцию Артуа, о которой анонимный автор, вероятно, инквизитор, писал в то время в своей работе, озаглавленной « Erreurs des Gazariens ou de ceux que l’on prouve chevaucher sur un balai ou un baton», что на ее землях полно еретиков, именуемых газаренами, которые, по сути, есть катары и вадуа (ломбардские бедняки), среди которых немало колдунов и волхвов. В 1112 году Танхелин, который сам посетил Рим, был по возвращении арестован и посажен в тюрьму в Кельне, откуда он, однако, смог бежать. Скоро он обрел себе спутников, таких, как беглого священника Евервахера и иудея Манассию, который ранее был кузнецом, и набрал весьма многочисленную банду, состоящую из трех тысяч головорезов, преступников, игроков в кости, грабителей, убийц, нищих и воров, где были представлены отбросы всех трущоб и публичных домов округи. С ее помощью он терроризировал всю округу, народ его боялся, епископы же и светские князья, видимо, не могли с ним совладать.
      Учение Танхелина было, как нетрудно предположить, весьма бессвязным и алогичным, представлявшим из себя порождение больного сознания, но тем не менее опасным и явно отступническим. Церковь, разумеется, подвергалась нападкам и проклиналась. Грубым языком, полным самых невозможных оскорблений, столь схожим с языком реформаторов XVI века, иерархия и весь заведенный в церкви порядок отвергались и презирались, священники должны были быть уничтожены, так как все священство – не более чем уловка и западня, литургия – насмешка, наконец, Святое причастие – пустая формальность, вовсе ненужная для спасения. Церкви следовало считать за бордели и рынки позорных услуг. «И это отродье Сатаны и черный ангел скорби провозгласил, что церкви, сооруженные для молитв Господу Богу – дома терпимости, что во время проведения литургии в руках священников не было причастия; то же, что освящалось у алтаря, следует именовать грязью, а не гостией».
      Танхелин провозгласил себя Мессией, Богом, Сыном Бога, совершенным человеком, воплощением всех божественных достоинств в одном существе, на котором опочил Дух Божий. «Итак, этот несчастный переходил ото зла ко злу и в конце концов пришел к столь неслыханной извращенности, что посчитал самого себя Богом, полагая, что если Христос был Богом, поскольку на нем опочил Святой Дух, то также и он в степени не меньшей имеет право так называться, поскольку и он получил дары Святого Духа». Здесь вполне очевидным становится гностический характер его учения. Он даже позволил построить своим поклонникам храм в свою честь, где ему проводились службы, делались жертвоприношения и пелись гимны. Действительно, его сторонники относились к несчастному лунатику с таким преувеличенным почтением, что даже грязную воду, в которой он купался, собирали в фиалы и торжественно распределяли между собой и потом выпивали, как если бы имели дело с чем-то священным.
      Следует помнить о том, что программа Танхелина не являлась простым отрицанием догматов христианства, как можно сказать про писания большинства «новаторов» – реформистов. Его конечной целью было вызвать социальную революцию, перевернуть с ног на голову существующий порядок вещей и произвести коммунистический хаос, при котором он смог бы стать властителем и диктатором. Но дорога к анархии шла через разрушение Церкви, главного представителя существующей власти и основного авторитета в этом мире, и против Церкви направлял этот сверхчеловек свои яростные филиппики. Продолжая свою работу, он стал поощрять, а затем и открыто призывать к открытому совершению тягчайших преступлений – прелюбодеяния, кровосмесительства, которые он объявил необходимыми для усовершенствования; чудовищные извращения происходили посреди бела дня, добродетель заняла место преступления; людей склоняли к пороку и насилию, пока они не погрузились в бездну бесчестия и полностью не деградировали.
      Несчастный город Антверпен попал под влияние Танхелина. Там он правил как король, окруженный подобострастными слугами, которые могли обратить несчастных горожан в прах одним мановением руки и которые устраивали на каждой улице и перекрестке оргии, исполненные похоти и крови. Удивительны параллели, которые можно провести между деталями его нечестивой карьеры и нынешней ситуацией в России, порабощенной тиранией. Неудивительно, что в 1116 году некий священник, взбешенный насилиями и богохульствами этой адской компании, брызнул мозгами еретика на палубу его королевской барки в полдень того дня, когда Танхелин горделиво плыл вниз по Шельде: «После жизни, наполненной бесчестием, кровопролитием и ересью, плывя по реке, он получил удар по голове от одного священника, упал и здесь же скончался». Однако, к несчастью, опасные заблуждения Танхелина не окончили жизнь вместе со своим автором. Антверпен оставался погруженным в рассеяние и мятеж, и хотя предпринимались энергичные попытки восстановить порядок, вначале они казались совершенно безуспешными и безнадежными. Бурхард, епископ Камбре, немедля послал двенадцать наиболее ученых и уважаемых каноников из своей братии под руководством Идольфа, священника, известного своей мудростью и опытом, попытаться вернуть город на путь истины своим примером и словом Божиим, но, казалось, все их усилия обречены на неудачу. Наконец, почти в отчаянии, добрый прелат попросил св. Норберта, который за три года до этого организовал свой орден в Премонтре, взяться за эту неблагодарную и почти безнадежную задачу. Без колебаний или малейшего промедления святой с радостью взялся за столь трудную миссию и, сопровождаемый единственно св. Эвермондой и блаженным Валтманом, а также некоторыми другими наиболее горячими своими сторонниками, появился в Антверпене и начал немедля свою работу в конце 1123 года. И тут же усилия его увенчались успехом; в очень короткий промежуток времени люди признались на исповеди в своих заблуждениях, отклонения от прямого пути были выпрямлены, проказой оскверненный город очистился от своих грехов, социальная безопасность и порядок были восстановлены и, что особенно хотелось бы подчеркнуть, в старинных хрониках говорится о том, что весьма великое количество мужчин и женщин пришло в глубоком раскаянии с частицами Святого Причастия, которое принесли они св. Норберту. Ранее они были похищены из дарохранительниц и хранились сокрытыми в разных местах для использования в магических целях, заклинаний и надругательства при поклонении Дьяволу в шабашах. Столь стремительно ночь сменилась днем, что год за годом орден премонстрантов по субботам после праздника Тела Христова торжественно возглашает память достопамятного триумфа святого отца Норберта.
      В упомянутом происшествии с похищенной гостией ясно прослеживается связь между гностической ересью и сатанизмом. Именно на почве, подготовленной антиномианизмом Танхелина, быстро взрастали семена колдовства. Власти осознали, что необходимо предпринимать жесткие меры, и в Бонне компания явных фанатиков, пытавшаяся проповедовать его идеи, была немедленно послана на костер.
      Другие аргументы, выдвигаемые мисс Мюррей для поддержания ее версии о преемственности первобытных религий, вкратце таковы: «частое упоминание числа 13 при упоминании о ковенах (организациях ведьм. – Прим. пер.), ограниченное географическое пространство, для которого имеются сведения о наличии фамилиаров, отсутствие определенных форм животных как объекта трансформаций магов, лимитированное количество личных имен среди ведьм и сохранность имен некоторых из старых богов». Даже если эти частные постулаты и были бы полностью доказаны и можно было признать их состоятельность, свидетельств о сохранении дохристианской религии в Европе было бы недостаточно. В лучшем случае нам пришлось бы убедиться в наличии некоторых странных коллективов, странным же образом выживших в неспособствовавших этому времени условиях, о которых знает каждый студент, изучавший агиографию, историю, мифы и легенды, старые религии, географию, иконографию, топографию, этимологию, антропологию и прочие связанные со стариной науки. Если мы приступим к изучению нашего предмета всесторонне, то скоро убедимся, что обстоятельства, о которых толкует мисс Мюррей, носят скорее локальный, чем общий характер, что нередко для них отсутствуют какие-либо надежные подтверждения и что свидетельства, на которые она опирается, противоречивы и скудны.
      «Фиксированное количество» ведьм в Великобритании, -отмечает мисс Мюррей, – было, похоже, тринадцать на один ковен» . Действительно, такое впечатление, что во многих случаях раскрытые на английских судах ковены состояли из тринадцати членов, хотя следует помнить, что во многих случаях подобные ячейки не были раскрыты и, соответственно, мы не можем судить о том, сколько человек в них входило. Однако мисс Мюррей совершенно не поясняет, какое отношение, собственно, число тринадцать имеет к дохристианским ритуалам и почему оно может являться здесь неким связующим звеном. С другой стороны, демонологи никогда не уставали повторять, что дьявол во всем является обезьяной Бога и что служители Сатаны с радостью пародируют все божественные установления и институты. Объяснение просто. Число тринадцать было принято ведьмами в их ковенах в насмешку над Господом и его апостолами.
      «Ограниченность географического пространства, для которого имеются сведения о наличии фамилиаров» – далеко не очевидно, и было бы странным строить столь далеко идущие предположения на основании подобных сомнительных доказательств. «Отсутствие определенных форм животных как объекта трансформаций магов» – ничто иное, как отсутствие агнца и голубя, эти же формы, как хорошо известно, избегались магами, знавшими, что Христос есть Агнец Божий, Agnus Dei, голубь же – манифестация Святого Духа . Известен случай, когда на расследовании дела Агнессы Вобстер в Абердине в 1597 году выяснилось, что Дьявол имел обыкновение появляться перед ведьмой «в обличии ягненка, которого вы зовете богом, и блеял мне и говорил со мной таким образом» . Но в этом редком исключении мы, вероятно, имеем дело с ягненком черного цвета и необычной формы, не с белым Agnus Dei. На картинах, рисуемых докторами Церкви, особенно св. Григорием Великим и св. Альфонсом де Лигьери, мы видим голубя, вдыхающим божественные глаголы в ухо святого мужа, пишущего небесное послание, самим Богом через Святого Духа ниспосылаемое. И соответственно на франко-немецкой миниатюре XI столетия « Сад наслаждений» видно черную странную птицу, вдыхающую в ухо волхва злые и тоскливые мысли. Этот мрачный и угрюмый дух, жестокий по виду, простирает свой тощий клюв к уху несчастного, который, сидя за столом, записывает на пергаменте зложелательные и гибельные заклинания, которые ему диктуют. Под видом птицы здесь изображен Дьявол .
      Что касается аргумента о «лимитированном количестве личных имен среди ведьм», то все здесь сводится к тому известному факту, что в XVI и XVII веках использовалось (особенно в крестьянской среде) весьма немного имен, значительно меньше, чем в более поздние годы. Утверждение, что «имя Кристиан ясно указывает на присутствие иной религии» , совершенно абсурдно. Следует также отметить, что многие из имен, попавших в каталог мисс Мюррей, столь подробный, сколько же, увы, бесполезный, принадлежат хорошо известным христианским святым, чей культ был широко распространен по всей Европе: Агнесса, Алиса, Анна, Барбара, Христофор, Коллетт, Елизавета, Жиль, Изабелла, Джеймс, Иоанн, Екатерина, Лоренцо, Маргарита, Мария, Михаил, Патрик, Фома, Урсула. Этот список можно продолжать до бесконечности.
 

Демон Азазел

      Речь также шла о «сохранности имен некоторых из старых богов». Однако лишь в очень редких случаях имена этих богов имеют какое-то отношение к ведовству. В одном-двух старых заклинаниях, бессмысленных рифмованных песенках, время от времени встречается слово, значение которого давно забыто, или старый рефрен. Вот, к примеру, заклинание, используемое ведьмами Нижних Пиренеев, цитируемое де Ланкром (1609), где находится упоминание о старом божестве басков Яникоте: «In nomine patrica, Aragueaco Petrica, Gastellaco Ianicot, Equidae ipordian pot». Боден рассказывает о танце под такой распев: «Har, har, diable, diable, saute icy, saute la, ioue icy, ioue la», припевом же шло повторение «sabath, sabath». Мисс Мюррей сообщает, что версия этой песни, которая и по сей день распространена в Гернси, включает слова: «Har, har, Hon, hon, danse ici» . Хон был старым бретонским богом, и до сих пор существуют удаленные районы, где местные названия содержат намеки на то, что в древние времена ему здесь поклонялись. Важно, что в одном случае мы имеем дело с бретонским божеством, а в другом – с баскским. Страна Басков и Бретань находятся рядом друг с другом, и эти случаи тоже, возможно, взаимосвязаны. Подобные остатки древностей, безусловно, интересны, но носят уникальный характер, даже не единичный, пусть им можно найти параллели и в иных местах, и соответственно вряд ли можно на подобной базе основывать разработанную теорию существования отлично организованного религиозного культа. Ведь речь идет о весьма немногих и разбросанных по Европе диалектических названиях местечек да о малограмотных крестьянских виршах.
      Приведем один отрывок для того, чтобы показать, как бессознательно мисс Мюррей подгоняет материал под свои теории. Она пишет: «На настоящий момент ничто не указывает на то, что ведьмовская месса (в которой использовались хлеб, вино и свечи черного цвета) каким-либо образом родилась из христианского ритуала или имеет какое-либо отношение к „культу Дианы“ (это имя, как мы писали, было дано мисс Мюррей гипотетической, но древней и всеобщей дохристианской религии); тем не менее, представляется вполне возможным, что ведьмовской ритуал возник раньше христианского и значительно на него повлиял» . Последняя фраза заключает в себе поистине удивительное суждение. Более вопиющей ошибки в суждениях мне вряд ли приходилось встречать. Столь очевидна абсурдность этого предположения, что вряд ли требуются какие-нибудь комментарии; остается лишь надеяться, что при подготовке к изданию этого объемистого и сложного по содержанию труда автор невзначай пропустил слова, которые следовало бы вычеркнуть, и мы имеем дело лишь с простительной ошибкой. Любая молитва и каждое действо церковной службы с тех пор, как первая служба была проведена в Страстной четверг, были тщательнейшим образом исследованы поколениями специалистов по литургии, библиотека трудов которых почти безгранична и включает в себя как тоненькие памфлеты, так и огромные тома. Мы можем проследить каждое из нововведений, когда была добавлена та или иная фраза, когда тот или иной освящающий знак был сделан впервые в сопровождении каких слов и какой молитвы. Служба же ведьм является злобной пародией на Святую мессу. Мисс Мюррей предполагает, что пародия появилась раньше пародируемого. Правда, некоторые неразборчивые писатели и раньше провозглашали, что магия может предшествовать религии, но компетентные авторы, представлявшие самые разные школы, отвергли это мнение как несостоятельное. Сэр Джеймс Фрэзер, сэр Э. Л. Лайелл и г-н Ф. Б. Дживонс, например, распознали «фундаментальные различия и противостояние между магией и религией».
      Завершая критику теории о возможности преемственности в Средних веках некоей древней религии, которая существовала через сеть подпольных организаций и проявляла себя через процессы о колдовстве и магии, некоего соперника, которого боялась и ненавидела христианская церковь, мы приходим к выводу, что не прослеживается никакой связи между колдовством и надуманным «культом Дианы». Писать о том, что «в XV столетии открытая война была объявлена против последних остатков язычества в знаменитой булле Иннокентия VIII» , значит игнорировать историческую науку. Как уже подробно рассматривалось, булла « Summis desiderantes affectibus» 1484 года – лишь одно из весьма многочисленных папских постановлений, направленных против действительно ужасного зла, но зла еретического, а не языческого. Ересь, колдовство и анархия были тогда словами взаимозаменяемыми, и первая булла, направленная против сих черных искусств, была выпущена еще Александром IV в 1258 году, на 226 лет раньше.
      То, что в разных местах сохранялись некоторые безобидные пережитки и празднества, пришедшие к нам из дохристианских времен, которые дозволяла и сама церковь, более того, даже санкционировала их существование, направляя к подлинному источнику, такие, как танцы у майского шеста и костры в середине лета, зажигаемые в честь Иоанна Крестителя, факт достаточно известный, но не дающий возможности говорить о преемственности языческого культа.
      С первых столетий эры христианства и в течение всех Средних веков, да и вплоть до наших дней, существовало и существует открытое исповедание культа зла со стороны придерживающихся ведьмовских культов, причем чем больше бесчинств совершается ими, тем больше радуют они своего повелителя и господина. Их собрания были мерзки и отвратительны, на шабашах творились все бесчинства, которые только можно представить. Одним из существенных аргументов против теории мисс Мюррей является то, что ни одна из дохристианских религий не проповедовала зла во имя зла. В этом отношении имеет смысл прочитать отличное описание Элевсинских мистерий греческого ученого отца Кирилла Мартиндейла и удивиться, сколь далеки от злобы или иных низменных чувств были их участники, как страстно желали они красоты, чистоты и святости, которыми наполняла сердца их богиня Персефона, ритуал поклонения которой предусматривал пост, купание в морских водах, самодисциплину, самоотречение, умеренность, особенно проявлявшиеся в зале инициаций, где освященная Матерью-Землей Деметрой символическая драма о жизни, смерти и воскресении представлялась иерофантом тем, кто боролся, победил и был признан достойным. Сколь прекрасна эта тень, хотя, увы! всегда не более чем тень вечной истины, коей предстояло еще спуститься на землю! Как отличаются эти мистерии от мерзких оргий ведьм, шабашей, черных месс, поклонения силам ада!
      Таким образом, не против язычества Иннокентий VIII объявлял войну, но против ереси. Действительно, существовала тайная организация, ненавистная Церкви, но ведьмы и колдуны, которые в нее входили, вовсе не поддерживали вечнозеленое древо язычества, как предполагают некоторые авторы. Скорее, культ ведьм, о котором мы пишем, поддерживал традиции гностицизма, притом в наиболее мерзкой и деградировавшей форме.
      Существует некоторый символизм, или, возможно, нечто иное, проникшее в местный говор Пиренеев. Колдуны были там известны под словом « poudouer», ведьмы же – как « poudoueros». Оба этих слова происходят от putere, что значит «иметь скверный запах». Демонологи сообщают, и это поверье было повсеместно распространено, что еретиков можно нередко различить по испускаемой ими вони. Агиографы сообщают, что св. Филипп Нери мог узнать еретика по его запаху, и часто ему приходилось отворачиваться от кого-либо из них при встрече на улице. То же самое сообщается о многих других святых, и традиция эта интересна, в частности, тем, что показывает глубинную связь между ересью и магией . Отшельник св. Пахомий мог различать еретиков по их невыносимым флюидам; аббат Евгендий рассказывал о добродетелях и пороках тех, кого он встретил по благому или, напротив, скверному запаху, который исходил от этих людей. Св. Иларион, как сообщает св. Иероним, мог даже различать грехи человеческие по запаху плаща или иного одеяния, недавно носимого. Блаженная Доминика Райская, проходя мимо солдата на улице, узнала по его скверному запаху, что он отошел от веры, однако после долгих молитв и горячих увещеваний ей удалось восстановить его в Церкви. Св. Бригитта Шведская однажды едва не задохнулась, когда к ней обратился один изрядный грешник. О том же рассказывала и Екатерина Сиенская; в то время как св. Людегарда, цистерцианская монахиня, встретив злобного нечестивца, почувствовала разлагающийся запах проказы и болезни.
      Напротив, сами святые, как известно, источали приятнейшие для обоняния запахи, и выражение «аромат святости» – не просто слова. Как-то в 1566 году, входя в церковь Сомаччи, отдаленной деревушки между Миланом и Бергамо, св. Карл Борромео воскликнул: «Познал я по небесному аромату в этом святилище, что слуга Господень, один из великих, здесь похоронен!» Церковь же действительно заключала тело св. Иеронима Эмилиани, умершего в 1537 году. Св. Герман Иосиф мог быть выслежен по коридорам Стенфилда по редким и сладким ароматам, кои он непрерывно источал. То же можно сказать об удивительном мистике св. Иосифе Купертинском. Св. Фома Аквинский пах ладаном. Да и мне известен священник горячей веры, от которого временами исходит запах фимиама. Мария-Виттория из Генуи, Ида Лувенская, св. Коллетт, св. Хумилиана источали запахи прекраснейших цветов. Св. Франциск де Пол и Вентурини Бергамский источали божественные ароматы, причащая верующих Святыми Дарами. Миро св. Иоанна Крестового сильно пахло лилиями.
      Мисс Мюррей проработала основной тезис своей работы с немалой тщательностью, но при обсуждении конкретных деталей, рассмотрении их с исторической точки зрения и при расстановке их в соответствии с их значимостью следует признать, что теория о преемственности древней религии совершенно беспочвенна. Подзаголовок же самой книги – « Антропологическое исследование», и тут, думается, сразу следует сказать о ее основной ошибке. Антропология сама по себе не может дать объяснения феномену ведовства. Только подготовленный ученый-теолог может адекватно описать этот предмет. Было собрано немалое количество интересного материала, но ключ к загадке сил тьмы мисс Мюррей подобрать не смогла.
      В то же время, как показывают наши исследования, искать надо было не так далеко. Приведем сжатую фразу мудрого и глубокого ученого Томаса Стэплтона: «Crescit cum magia haeresis, cum haeresi magia» (Взрастает с магией ересь, с ересью же магия) .

      Для того чтобы полностью осознать тот заставляющий содрогнуться ужас и удручающее уныние, вызываемое любыми сделками между людьми и злыми духами (в этом состоит смысл ведовства), которые наполнили весь христианский мир; для того чтобы понять, почему одна за другой по этой теме публиковались книги, вышедшие из-под пера ученейших мужей Европы, почему святейшие понтифики и мудрейшие судьи, серьезные философы и недоверчивые ученые, короли и крестьяне, беззаботные рыцари и умудренные богословы все как один придерживались одного мнения по поводу преследования ведьм, почему в католической Испании и пуританской Шотландии, холодной Женеве и теплом Риме решительно и без колебаний народ пытался излечить эту чумную болезнь самым сильнодействующим средством, огненным прижиганием; для того чтобы, избежав превратного понимания истории, мы, подобно людям поверхностным, не подумали, что монахи и городские судьи, миряне и юристы были тиграми в облике человеческом, сумасшедшими фанатиками, – а нередко клеветники в таком виде их и представляют, – мне кажется уместным кратко суммировать доктрину Католической церкви о силах тьмы, сведения о деятельности которых в наше время, увы, часто забываются или предумышленно игнорируются.
      И здесь, подобно множеству других случаев, мы находим не так много определенных догм; некоторые же вещи отрицать было бы безрассудно, в то время как о многом мы пока пребываем в неведении. О многих реалиях мира духовного трудно вынести вердикт.
      В первую очередь следует сказать, что слово «дьявол» относится к падшим ангелам, которых мы также привыкли именовать демонами. Собственно, объяснение различию, существующему между этими двумя терминами, используемыми в нашей Церкви, было дано в декрете IV Латеранского собора: «Diabolus enim et alii daemones» (дьявол и прочие демоны). Другими словами, дьявол – руководитель сообщества демонов. Это различие сохранилось в Вульгате, где латинское слово diabolusтак же, как и греческое ????????, как правило, относится к самому Сатане, в то время как в соответствии с греческой традицией подчиненные ему ангелы именуются daemonesили daemonia.Однако в современном английском языке за исключением отдельных случаев, когда необходима особая точность, мы с одинаковым успехом используем слова «дьявол» и «демон». Для того чтобы подчеркнуть, что речь идет о Люцифере (Сатане), вожде демонов, мы используем перед словом «дьявол» артикль, пишем The Devil. Так и у апостола Матфея (25:41) сказано «диавол и ангелы его». Греческое слово ???????? означает «клеветник, обвинитель» и вполне относится к тому, о ком было сказано «клеветник (о ??????????) братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь» (Апок. 12:10). Таким образом, это имя соотносится с иудейским именем Сатаны, которое означает «противник, обвинитель».
      Дьявол нередко упоминается как в Ветхом, так и в Новом Завете, но о многом можно судить лишь с большим сомнением и для того, чтобы понять учение Святого Писания о легионах зла, следует объединить разрозненные сообщения и прочитать их в свете патристической и богословской традиций. Авторитетное учение Церкви было обосновано в декретах IV Латеранского собора (cap. 1, Firmiter credimus),где после утверждения, что в начале Бог создал существа двух видов, духовных и телесных, другими словами – ангельских и плотских, т. е. людей, сделанных из праха земного и плоти, сообщается: «Итак, Диавол и ангелы прочие были вначале созданы Богом по природе благими; но сами по воле своей стали на путь зла». Итак, согласно догме, демоны, и Дьявол в том числе, – это спиритуальные или ангелические создания, сотворенные Богом, свободными от вины и ставшие злыми по своей воле. Добавляется также, что человек согрешил по наущению дьявола и что в мире грядущем нечестивцы и нераскаявшиеся будут страдать едино с ним. Таков догмат Церкви, так сказать, обнаженные кости нашей доктрины. Впоследствии много здесь было добавлено богословами, и особое значение имеют слова превосходнейшего доктора Франциско Суареса в его трактате « De Angelis», VII. Более того, выводы его практически не могут быть оспорены без того, чтобы жесткая цензура не наложила мету «Сие есть ложно» на труд того, кто вознамерился бы с ним спорить .
      Весьма значительным представляется тот факт, что в вопросе о падении ангелов, случившемся до сотворения этого мира, мы должны обратиться к последней книге Библии – Апокалипсису апостола Иоанна. И хотя картины прошлого соединены в ней с видениями о том, что ожидает мир в будущем, нам следует рассмотреть то, что запечатлел сей апостол на острове Патмос. «И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Апок. 12:7-9). К этому можно добавить слова апостола Иуды (1:6): «И ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня». К сделанным уже ссылкам необходимо добавить впечатляющий отрывок из святого пророка Исайи: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: „взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме Богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему“. Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Исайя 14:12-15). Слова пророка, с одной стороны (и, видимо, в первую очередь), относятся к Меродах-баладану, царю Вавилонскому, но все ранние отцы Церкви и поздние комментаторы соглашаются, что в более глубоком смысле этот пассаж говорит о падении восставших ангелов. Такая интерпретация подтверждается и словами самого Спасителя ученикам его: «Я видел Сатану, спадшего с неба как молния» – «Uidebam Satanam sicut fulgur de coelo cadentem» (Лк. 10:18).
      Здесь может возникнуть вопрос, который активно обсуждался теологами: какова была природа греха восставших ангелов? Разрешение этой проблемы связано с определенными сложностями, поскольку никто из богословов не сомневается в совершенстве ангелической натуры, огромных возможностях и обширном знании, которым они обладают. Грехи плоти и вовсе немыслимы для ангелов; также они, вероятно, избавлены и от многих духовных и интеллектуальных прегрешений. Таким образом, великим преступлением Люцифера было желание обрести независимость от Бога и равенство с Богом.