Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мафия-93

ModernLib.Net / Детективы / Самбук Ростислав Феодосьевич / Мафия-93 - Чтение (стр. 3)
Автор: Самбук Ростислав Феодосьевич
Жанр: Детективы

 

 


      И тут Псурцев представил себя в брюках с лампасами и с золотыми генеральскими погонами – с ума сойти можно, и прямой путь ему в областное управление: там сидит старый хрыч, доживает последние месяцы до пенсии. И правильно – надо уступать место молодым, энергичным и способным. Псурцев еще хотел добавить «неподкупным», но только хохотнул и стыдливо шмыгнул носом.
      Наконец последний поворот перед березовым лесом, где назначено место встречи. Полковник съехал на лесную дорогу, «Москвич» запрыгал на выбоинах, и в голых кустах за лесом Псурцев увидел красные «Жигули», а возле них высокого смуглого горбоносого человека лет сорока с аккуратно подстриженными кавказскими усами. Он картинно опирался на капот автомобиля. Вальяжный, весь в черной коже: кожаные брюки, такая же куртка и шляпа с широкими ковбойскими полями. Красная машина поблескивала хромом и никелем, похоже, все, что могло бы украсить ее, Филя-прыщ использовал: козырек над ветровым стеклом с надписью «Зупер-авто», два зеркала на передних крыльях, две антенны – одна нагибалась с левого переднего крыла на крышу, другая свободно болталась на заднем бампере, никелированные ручной работы колпаки на колесах…
      Псурцев, высаживаясь из своего обшарпанного «Москвича», не мог удержаться от смеха: разукрашенная машина – мечта всех милицейских служб, намного облегчает наблюдение.
      Филя-прыщ вежливо приложил два пальца правой руки к полям кожаной шляпы.
      «Мог бы и снять шляпу», – подумал полковник, но ничем не выдал своего недовольства. Остановился в двух шагах от Фили, чтобы не подавать руки – считал это ниже своего достоинства.
      Филя-прыщ приложил руку к сердцу, приветливо улыбнулся и спросил:
      – Вызывали, начальник? Я к вашим услугам.
      Псурцев сунул руки в карманы брюк – стоял, расставив ноги, и пристально смотрел на Хусаинова. Размышлял, как лучше начать. Сразу и прямо выложить, зачем приехал, или осторожно, намеками, в подходом? Решил: разводить с Филей дипломатию ни к чему, может подумать, что перед ним заискивают, одна только мысль об этом вывела бы полковника из себя. Поэтому сказал не скрывая:
      – Есть в городе один тип. Мешает, и очень. Сможешь?.. – он хотел сказать «убрать», но почему-то все же проглотил это слово.
      Глаза у Фили вытаращились: чего-чего, но такого от Псурцева не ожидал. Удивленно уставился на полковника и спросил:
      – Вы хотите… того? Чтобы я его?.. – выразительно махнул рукой и наконец вымолвил слово, на которое не отважился полковник: – Убрал?
      – А ты, я вижу, испугался?
      – Я?.. Говорите – кого… Для вас, полковник, все будет сделано в лучшем виде. Лично для вас. Но… – замолчал, – никогда бы не подумал… Чтобы сам закон…
      – Мы с тобой, Филя, деловые люди, – строго сказал Псурцев, – никто нас не слышал, и я тебе ничего не говорил. Понял?
      – Да, ничего, – согласился Филя, – ни вы мне, ни я вам. Поговорили о погоде и разъехались.
      – Только о погоде, – кивнул Псурцев и непроизвольно оглянулся, как вор, пойманный на горячем. Но поблизости никого не было, чирикала какая-то птичка в кустах, и полковник успокоился.
      Филя повертел брелоком с ключами от машины вокруг указательного пальца.
      – Кого? – спросил.
      – Возможно, ты его знаешь…
      – Кого? – повторил Филя нетерпеливо.
      – Директора промтоварной базы Степана Хмиза.
      – Ого, добрый парень, я у него иногда разживаюсь.
      – Ты меня понял? Филя посерьезнел.
      – Сделаем. Но вы знаете, сколько за это?
      – Скажи.
      – Такса: миллион… Не меньше.
      – Много хочешь!
      – Риск того стоит, начальник. Вышкой пахнет. Как это у вас пишется? Исключительная мера.
      – Все равно это много.
      – Такса, начальник, не я ее придумал.
      – Это когда тебе действительно что-нибудь угрожает. А здесь – тьфу… Я могу своих сыщиков спустить, а могу и придержать. Для формы пошевелятся, поищут – и точка. Нераскрытое убийство…
      – Правильные слова говорите! – поцокал языком Филя. – Очень правильные. Только где гарантия?
      – Мне, как и тебе, невыгодно, чтобы дело раскрутили.
      – Невыгодно, – согласился Филя, – хотя, – пожал плечами, – если что-нибудь произойдет, с вас как с гуся вода, а вот какого-нибудь Филю обвинят в том, что он на самого милицейского начальника клепает, да еще посмеются зло.
      – Не доверяешь.
      – А почему я должен вам доверять, начальник? Вот если бы вы мне расписочку выдали…
      – Ну и наглец же ты!
      – Не наглец, а осторожный.
      – Все равно миллион это много.
      – Согласен, – вздохнул Филя, – сто сброшу.
      – Пятьсот.
      – Обижаете, начальник.
      – Просто у меня нет больше. Филя засмеялся.
      – Я считаю так. Вам, начальнику, тот Хмиз до фени. А вот у того, кому он стал на дороге, башли найдутся.
      – Умен ты, Филя!
      – Умен, – блеснул глазами Хусаинов, – на том и держусь.
      – Ну ладно, – дал задний ход Псурцев, – сойдемся на восьмистах. И только лишь потому, что я сегодня уступчивый.
      – Согласен, но только потому, что на своих гончих намордник натянешь, начальник. Когда нужно?
      – Как можно быстрее.
      – Сделаем. Нужно только этого Хмиза куда-нибудь за город вытащить. Хотя бы сюда.
      Псурцев подумал и сказал:
      – Послезавтра. В девять вечера. На двадцать третьем километре западного шоссе. Там за полкилометра от шоссе в дубовом лесу поляна. Мы там всегда сабантуйчики организовываем. Хмизу позвонят, вызовут – он то место знает и приедет.
      – Половину башлей завтра, – щелкнул пальцами Филя. – Аванс.
      Псурцев поморщился.
      – Игра у нас открытая. А лишний раз встречаться…
      – Не надо встречаться, начальник. Вы бабки в портфель затолкайте, а портфельчик этот в газетном киоске забудьте. На углу Центрального проспекта и Индустриальной. Там тетка Катря торгует, она мне и передаст.
      – Договорились. Пусть эта тетка завтра в двенадцать как штык там будет. Мой человек трижды постучит ей в дверь и портфель забросит.
      Филя еще раз повертел ключи на пальце.
      – Сделаем все чисто. Жалко, правда, Степку Хмиза, но только ради вас, начальник.
      Полковник смерил Хусаинова с ног до головы тяжелым взглядом, но ничего не сказал: повернулся и молча направился к «Москвичу».

* * *

      Стол накрыли в банкетном зале. Он стоял у открытого окна, и ветерок забавлялся с шелковыми гардинами. Белоштан придирчиво осмотрел сервировку и остался доволен. Все по высшему классу: икра черная и красная, осетровый балык, немного семги, нежирная ветчина и сырокопченая колбаса – такое в обычном провинциальном ресторане не подадут ни за какие деньги. И две бутылки: вульгарная «Столичная» и коньяк «Двин». «Двина» не нашлось даже в загашнике директора ресторана, пришлось обратиться к собственным запасам, из Любчиковой кладовой. Но не беда. Сегодня ничего не жалко, ибо надо смотреть вперед и рассчитывать не на год и не на два. На каждую вложенную тысячу, если умело повести дело, можно получить не меньше тысячи и даже больше.
      – Садитесь, дорогой Михаил Николаевич, – показал на стул Белоштан. – Сейчас мы с вами выпьем по маленькой, так сказать, неофициальной. – Взял за горлышко бутылку с водкой, почему-то посмотрел на свет. – Прозрачна и чиста, как наша душа, и крепка, зараза, но осилим! Мы с вами, Михаил Николаевич, все осилим, ибо жить стало лучше и веселей. Это не я придумал, это сам товарищ Сталин выдвинул такой тезис. А что? Ругают сейчас Сталина на всех перекрестках, поносят, как могут, а человек был мудр – конечно, методы были несколько своеобразные, но языками не трепали и уважали власть. А сейчас, скажу вам… – вдруг Георгий Васильевич прервал свой патетический монолог и округлил глаза. – Тоня, – позвал он официантку, стоявшую у белых дверей, – что же ты, Тонечка, о селедочке забыла? Дунайского посола подай, нет лучше закуски под «Столичную». Когда-то правда, был еще залом, но сейчас, думаю, и в Кремле заломом не балуются, не то что мы, простые смертные…
      Официантка, пышногрудая блондинка, всплеснула руками, изобразив на лице страх, побежала на кухню, а Белоштан налил в рюмку водку, но пить не стал, ожидая селедки. Михаил Николаевич, низенький, лысый, с коротко подстриженной седой бородкой, жадно потер руки, соорудил себе бутерброд, не пожалев красной икры, поднял рюмку, но Белоштан остановил его.
      – Я вас прошу, – воскликнул, – потерпите минутку, не пожалеете!
      И действительно, ждать пришлось лишь минуту, Тоня уже несла селедку, она сделала книксен, извиняясь, и Георгию Васильевичу неожиданно захотелось ущипнуть ее за соблазнительное бедро.
      – Хороша девка! – подмигнул Михаилу Николаевичу и, дождавшись, когда официантка отошла, тихо произнес: – Если хотите, она вечерком заглянет к вам.
      – Посмотрим… Может, в этом и будет необходимость.
      Георгий Васильевич откинулся на спинку стула, с пониманием посмотрел, как налегает на деликатесы гость, и подумал: «Плюгавец… Хоть и бородка, и очки в импортной оправе, хоть и пыжится, а мелкота… Ну, доктор наук, заведует каким-нибудь отделом в институте – пять тысяч рублей от силы, нищий… Мы таких можем», – как и что он может делать с такими, как Михаил Николаевич, Белоштан не додумал, да и так все было ясно: покупать оптом и в розницу. Однако сейчас от этого лысого плюгавца зависело многое, поэтому и выписал его на неделю из стольного града Киева. Позвонил домой и попросил приехать. И Михаил Николаевич сразу откликнулся. Да и как не откликнешься, когда просит сам Белоштан, а Белоштана Михаилу Николаевичу рекомендовал сам первый заместитель министра – на такую протекцию следует всегда реагировать.
      Георгий Васильевич налил еще по рюмочке и перешел к деловой части разговора.
      – У меня к вам будет просьба, дороженький, – сказал, сжав рюмку в руке. – Необходим совет, и ваш неординарный ум может прояснить нам путь. Ибо вы сами понимаете, что усыпан он не розами, а терниями, можно проколоть шины, а этого ох как не хотелось бы!
      – Согласен с вами, – подтвердил Михаил Николаевич. – Кстати, вам пригодилась моя предыдущая разработка?
      – Вы – гений, – вполне серьезно высказался Белоштан, – и я удивляюсь, почему наша власть так мало использует ваши гениальные открытия.
      – Не скажите, я консультировал в Госплане!
      – Госплане… – выразительно скривился Белоштан. – Не вспоминайте, дорогой, эту контору: одна ваша голова перевесит все их отделы вместе с компьютерами и программами.
      – Преувеличиваете.
      – Только немного. Пользуясь вашими установками и расчетами, мы поставили дело так, что при других условиях могли бы претендовать на звание предприятия коммунистического труда. Не дутого, а настоящего.
      – Приятно слышать.
      – Но сейчас все переменилось. Государство открывает перед нами новые перспективы, и грех не воспользоваться этим.
      – Кооператив?
      – Я всегда верил в вашу прозорливость: кооператив с красноречивым названием «Красная Шапочка».
      – Кооператив – это серьезно и перспективно.
      – Главное, Михаил Николаевич, спать можно будет более-менее спокойно.
      – Немаловажный фактор.
      – Не то слово! И мы рассчитываем на вас. Требуются теоретические, так сказать, обоснования, необходимо определить наиболее эффективные и наиболее безопасные способы производства и сбыта продукции, используя новейшее оборудование. То, что мы имеем, уже частично устарело, частично износилось. Пусть вас не волнует, где можно приобрести импортные станки. Ваше дело нарисовать общую картину, разработать направление деятельности будущего предприятия. Если внесете конкретные детали, будем только благодарны. Все используем, для нас важно абсолютно все. – Белоштан нагнулся над столом и сказал шепотом, хотя зал был пустым и никто не мог подслушать их: – Прошу не сомневаться: ваш труд будет достойно вознагражден. Как и в тот раз… Сто тысяч хватит?
      – Даже много.
      «Экий… – подумал Георгий Васильевич. – Эти ученые мужи наивны до предела. Не знают настоящей цены своей голове. Я бы заплатил и двести и больше, если бы только он намекнул… Дураки наши руководители. Этого Михаила Николаевича нужно немедленно посадить в правительство с неограниченными полномочиями, а с ним только изредка консультируются, а платят вообще копейки».
      – Вот и договорились, – произнес радостно. – По этому поводу следует выпить. – Увидев в дверях официантку, подозвал ее. – Выпей с нами, Тоня, ты произвела большое впечатление на нашего дорогого гостя, и он рассчитывает на твое расположение…
      Официантка засмеялась и взяла рюмку, а Георгий Васильевич, заметив, какие игривые огоньки загорелись в глазах Михаила Николаевича, еще раз убедился, что в Городе нет ему, Белоштану, равных, когда нужны интуиция и организаторские способности.

* * *

      – Зажарим яичницу? – спросила Светлана.
      – Зажарим, – согласился Степан.
      – Может, лучше жаркое с луком?
      – Пожалуй.
      – А если сырники?
      – Можно и сырники. – Только сейчас Степан понял, что Светлана подтрунивает над ним, но не обиделся. В конце концов, все приготовленное ею для него будет вкусным.
      – А ты есть хочешь? – спросила Светлана.
      – Нет.
      – Так почему же соглашаешься на жаркое? – Думал, тебе хочется.
      – Я выпью только кофе.
      – В холодильнике есть свежий торт.
      – После кусочка нужно час бегать.
      – Ну и побежим.
      – У меня нет спортивного костюма. Степан подхватился.
      – Какой размер? Я сейчас привезу.
      – Ты даже не знаешь, какой мне нравится…
      – Есть адидасовские костюмы. Кажется, красные.
      – Адидасовские? – Степан почувствовал, что девушка заинтересовалась. – Но, наверное, дорогие?
      – Выдержим.
      «Тьфу, какая-нибудь тысяча, – чуть не вырвалось у Степана. – Скажи только, намекни, и все будет…»
      – Это правда не очень трудно? – все же заколебалась Светлана.
      – Какой размер?
      – Сорок шестой.
      Степан посмотрел на часы. Сорок минут до закрытия магазинов, и надо успеть позвонить Наталии Кобе. У нее есть. В крайнем случае Шварцману. Тот два дня назад получил импорт и, конечно, запрятал в тайном месте, куда не только разным общественным контролерам не попасть, но и официальным ревизорам вход заказан.
      Набрал номер телефона.
      – Наташа, привет, у тебя есть адидасовский красный спортивный костюм сорок шестого размера? Сейчас приеду, заверни. – Положил трубку, победно посмотрел на Светлану и сказал: – Порядок!
      Девушка все еще смотрела недоверчиво.
      – Так просто?
      – Ведь я еще директор промтоварной базы…
      – Маг! – вдруг расхохоталась Светлана, и у Степана отлегло с души. – Маг и кудесник. Но я выхожу за тебя замуж не поэтому. Наоборот.
      – Можешь спокойно есть торт, – почти торжественно заявил Степан.
      – Буду, и с удовольствием.
      Светлана побежала на кухню готовить кофе, а Степан поехал в магазин. Он вернулся через четверть часа – Кобина лавка была недалеко.
      Увидев красное чудо, Светлана радостно ойкнула и побежала переодеваться. Она вышла из спальни и остановилась в дверях, уставив руки в бока и отставив ногу, совсем как манекенщица.
      Степан поаплодировал и сказал:
      – Президент фирмы получил бы инфаркт: с такой рекламой они удвоили бы прибыль.
      – Шутишь? А если правда пойти работать в дом моделей? Ведь платят там больше, чем научным работникам.
      Представив Светлану на помосте под прицелом жадных и алчных взглядов, Степан энергично замотал головой.
      – Испугался? – догадалась Светлана. – Что чужие мужчины будут на меня пялить глаза. Они и так смотрят, а я люблю тебя.
      «И я тебя», – хотел сообщить Степан, но постеснялся: слишком часто произносил эти слова.
      – Что ж, пойдем в парк, побегаем, – предложил он и направился к шкафу за своим спортивным костюмом, но тут зазвонил телефон. Степан решил не снимать трубку, но телефон не замолкал, пришлось откликнуться.
      – Ты один? – послышался голос Белоштана.
      – Один, – зло ответил Степан: только Белоштана ему сейчас не хватало.
      – А где же невеста?
      – Нету… – проворчал.
      – Отчалила из дому?
      Тон Белоштана рассердил Степана, он хотел ответить резкостью, но не решился, только сказал:
      – Гуляет она… Что надо, Георгий Васильевич? А то я спешу.
      – Придется, Степочка, отложить дела.
      – Не могу.
      – Говорю: придется. Сядешь ты сейчас в свою «Самару» и приедешь на двадцать третий километр. Без промедления. Есть серьезный разговор…
      – Не могу я, Георгий Васильевич!
      – Я с тобой, Степа, не шучу.
      – Но ведь мы, кажется, все решили.
      – Не все, Степочка, возникли новые проблемы, и ты нам нужен.
      – Нам? Кому еще?
      – Приедешь – увидишь.
      – Ладно… – нехотя согласился Хмиз, – сейчас приеду. – Он положил трубку и развел руками. – Бег откладывается…
      – Неотложное дело?
      – Я вернусь часа через полтора.
      – Буду ждать тебя, милый, – Светлана поднялась на цыпочках и поцеловала Степана в подбородок. – Возвращайся.
      Она стояла возле окна и смотрела, как Степан садится в машину. Перегнулась через подоконник и помахала. А Степан выехал со двора на улицу, кривыми улочками выскочил на Центральный проспект и помчался к условленному месту. Думал: наверное, Жора опять будет его умолять. Нет, и еще раз нет. Послезавтра свадьба, приедут Светланины родители, потом она вернется с ними во Львов, а он останется в Городе утрясать дела. Вообще дел много, одну только базу сдать преемнику – морока… Но как обрадуется Дима Васильчук! Ходил в вечных заместителях, сейчас станет хозяином, и Белоштан наверняка пригласит его в компанию. Свято место пусто не бывает. У Димы руки загребущие, вчера, когда Степан намекнул, что оставит базу, у того даже глаза заблестели. Попросил: «Похлопочите за меня перед Пирием». Степан согласился. Ему все равно, кто станет директором, ему хоть трава не расти, а Васильчуку он быстрее передаст хозяйство – Дима в курсе всех дел, и они всегда найдут общий язык.
      Да, Дима сейчас развернется. На десять лет старше Степана и ходил всегда обиженным. Пытался даже подсиживать его, но, получив пару раз по носу, понял, что Хмиза ему не свалить. Сразу сменил тактику: со всем соглашался и поддакивал, за что получил относительную свободу действий и пользовался этим на полную катушку. Степан только посмеивался, узнавая о мелких Диминых махинациях с директорами магазинов – в конце концов, каждому хочется иметь свой кусок хлеба с маслом.
      А, к чертям собачьим и Диму Васильчука, и Белоштана, и даже самого Пирия. Степан видел себя уже свободной птицей во Львове, конечно, свободным относительно – если удастся получить магазин, все равно придется вертеться: у них свои законы, свои неписаные правила, что в Городе, что во Львове, что в Одессе, все расписано фактически по деталям, и нарушителей правил карают иногда строже, чем в суде. Во Львове у него есть хорошие знакомые, бывшие однокашники по торгово-экономическому институту – сейчас кое-кто из них вырос и занимает ключевые посты в торговле, а Васька Трофимук – заместитель начальника городского управления, конечно же поможет, хотя и тому придется дать. Магазин во Львове стоит не меньше ста тысяч, пристойный даже больше – что ж, платить, так платить, не он устанавливал таксу, а люди поважнее и опытнее.
      Львов, да еще и со Светланой, – мечта! Во Львове прошла его студенческая юность, сейчас он возвращается туда счастливый и полный надежд.
      «Все как-нибудь устроится», – подумал Степан успокаиваясь. Он уже приближался к двадцать третьему километру – еще один поворот, затем небольшой подъем, дальше у дороги растут сосны, а за ними редкий дубовый лес с солнечной поляной. Дубы могучие, лет по триста, а на поляне растут лесные цветы – ромашки, колокольчики, иван-чай… Выезжая на пикники, они расстилали под дубом огромный брезент, на нем хорошо лежать на спине: могучий развесистый дуб, над ним голубое вечное небо, кажется, что и ты будешь жить вечно – на душе становится легко и весело, потому что лесные травы пахнут медвяно, рядом близкие товарищи и симпатичные женщины, брезент, заваленный кастрюлями и тарелками с вкусной едой, бутылками с коньяком и шампанским, – на самом деле чувствовал себя уверенно и беззаботно, воистину вечная жизнь… А сейчас ты, Степан, сам отказываешься от этого. Не пожалеешь ли?
      «Нет, – ответил Степан сразу и уверенно, – ради Светланы я отрекся бы и от большего, чем компания Белоштана. Конечно, было приятно чувствовать себя на короткой ноге с Пирием, мог обругать самого милицейского полковника. Ну и что? Разве это определяет суть бытия? А что? – подумал вдруг тревожно. – Что означает? Нет в тебе, Степа, высоких интересов, и граница твоих желаний – проехать с красивой женой вокруг Европы, покрасоваться возле нее на комфортабельном лайнере, пройтись по Монмартру или посетить Колизей. И будешь ты вечным завмагом и торгашом, потому что ничего больше не умеешь и не знаешь. Вот люди выступают по телевизору – писатели, художники, артисты, все их видят, уважают и восхищаются, а тебе только кланяются за какую-нибудь импортную куртку или кожаное пальто. Однако когда-нибудь страна должна будет наверстать упущенное, закончится поголовный дефицит, и тебе перестанут кланяться и благодарить, тогда все прояснится, словно под рентгеном, все станет на свои места и будет видно, кто есть кто. Но, – подумал также, – наверное, не скоро это случится, и есть у тебя шансы дожить до седины окруженным уважением и лестью. А нужно ли забегать далеко вперед? Правильно говорят: лучше синица в руках, чем журавль в небе. А у меня в руках даже не синица и журавль, а сама жар-птица».
      Вспомнив Светлану, Степан улыбнулся счастливо – вот и знай, где потеряешь, а где найдешь: его жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов и приобрела совершенно иной смысл.
      Проскочив подъем, Хмиз свернул на проселочную дорогу, ведущую к лесу. Солнце садилось, позолотив дубовые кроны. Степан остановился под дубом, где, как правило, устраивались их пикники, но серой Белоштановой «Волги» не обнаружил. Очевидно, Георгий Васильевич немного задерживается, вообще он человек деловой и пунктуальный, ждать долго не придется.
      Хмиз вышел из машины, прислонился к дубу, уставившись в синее вечернее небо. Пахло медом, шелестели листья под легким ветерком, и Степану вдруг очень захотелось опуститься на колени, уткнуться в траву, ощутить терпкий запах земли. На душе было спокойно, даже неприятный разговор с Белоштаном не тревожил его.
      Внезапно Степан услышал за спиной осторожные шаги – выглянул из-за ствола и увидел человека в шляпе с широкими полями. Он приближался, что-то бормоча под нос, солнце светило человеку в спину, и Степан вначале не узнал его, но было в нем что-то знакомое. Хмиз вдруг вспомнил.
      – Филя! – окликнул. – Ты что здесь?
      – Гуляю… – Филя остановился в двух шагах от Степана. – Ты Хмиз?
      – А кто же еще?
      – Ты мне и нужен. – Филя вынул руку из кармана брюк, и Степан увидел направленный на него ствол пистолета.
      Хмиз инстинктивно заслонился рукой, но Филя нажал на курок – пуля бросила Степана на дубовый ствол, ноги у него подкосились, и он упал лицом в траву. В последний раз втянул воздух, а синее небо над ним потемнело и сделалось черным.
      Степан понял, что умирает, ему стало жалко себя – попытался задержать воздух в легких, но не смог; выдохнул и прижался щекой к траве.
      Филя перевернул Хмиза на спину, убедился, что не дышит, и направился к дороге, где оставил свою красную разрисованную машину.

Глава III
МАРАФОН
(Начало)

      Иван Гаврилович Сидоренко собирался в дорогу. Положил в чемодан три белых и одну темную сорочки, пижаму, тапочки, белье. Вынес из ванной набор для бритья – чешский несессер ему подарила на день рождения Лиля. Этот несессер был предметом гордости Ивана Гавриловича: кожаный, с молнией, а внутри и станок, и лезвия, и помазок, не говоря уже о креме и одеколоне. Бросил в чемодан еще носовые платки, а сверху положил небольшой коричневый «дипломат» с монограммой, подаренный коллегами к сорокалетию.
      Подумал и положил в чемодан еще хлопчатобумажный спортивный костюм: хоть работы в Городе предстоит много и будут смотреть на него там как на залетную столичную птицу, где-нибудь поздно вечером или рано утром, может, и удастся побегать.
      Иван Гаврилович закрыл чемодан, постоял над ним, вспоминая, не забыл ли чего. Посмотрел на себя в зеркало: высокий брюнет без седины в густых, несмотря на возраст, волосах, глаза еще зорки и энергичны. Подтянутый, мускулистый, как говорят, спортивный. Лицо с высоким открытым лбом, скуластое, но не монгольское, словно высеченное из крепкого дерева, две волевые морщинки от губ к подбородку, прямой нос, тонкие губы. И контрастная в целом для жесткого лица ямочка на подбородке, которая смягчала резкие черты.
      Сидоренко договорился, что Кирилюк заедет за ним, – у него оставалось еще много времени, часа полтора.
      Иван Гаврилович нахмурился: не нужно было соглашаться на такую длительную командировку. Тем более что лавров она не принесет… Наоборот, целая морока, блуждание с завязанными глазами, к тому же, наверное, на поддержку местных товарищей надежда плохая. Недаром в письме, адресованном Верховному Совету, сказано: «Неоднократно жаловались местному начальству, писали в исполком, сигнализировали милиции, но все остается по-старому».
      Кирилюк приехал вовремя. Ему уступили место на переднем сиденье черной «Волги». Иван Гаврилович поблагодарил, обернулся к сидящим сзади:
      – Ну что, друзья, – подмигнул, – начинается наш марафон. Добежим ли до финиша?
      Подполковник Кирилюк хмыкнул:
      – Марафон… Там точно знаешь, сколько надо бежать, и дыхание, естественно, регулируешь. Сорок километров с гаком – и точка. Где финиш – уже на старте известно, а мы, бедные и несчастные, будем вертеться с завязанными глазами, не зная, когда и где конец.
      – Не такие уж мы несчастные, – не согласился Иван Гаврилович. – Четыре аса, извините, что и себя к ним причисляю, четыре старых и опытных волка – чего-нибудь да стоят, а?

* * *

      Утром дежурный по управлению внутренних дел принял известие, что в лесу на двадцать третьем километре от Города обнаружен труп человека. Позвонил колхозник из близлежащего села. Он ехал на велосипеде по тропинке мимо дубового леса и увидел пустую машину с открытой дверцей, а неподалеку – убитого. Колхозник так и сказал – убитого, поскольку человек лежал в луже крови.
      Следственно-оперативную группу, которая выехала на место происшествия, возглавил следователь городской прокуратуры Сохань.
      Колхозник, передавший сообщение дежурному, стоял на тропинке, опершись на велосипед. «Рафик» с опергруппой остановился рядом. Увидев милицию, колхозник снял кепку и с почтением стал разглядывать прибывших: искал начальника. Безошибочно обратился к Соханю:
      – Он там… – показал рукой на кусты, из-за которых виднелась белая «Самара». – Еду я, выходит, к куму в Пилиповцы, ну и зацепился глазом… Будто кто толкнул, остановился, гляжу, а в машине никого. Подошел – точно никого. А двери открыты, опять же непорядок… И опять меня что-то толкнуло – подхожу, а там лежит… убитый, потому как не двигается и весь в крови.
      – Больше здесь никого не было? – спросил Сохань.
      – Никого. Дорога пустынная, лесная, а от Рогачева до Пилиповцев только тропинка. Утром тут редко кого увидишь. Днем и вечером наезжают… Гуляют на поляне, мячи гоняют и горилку пьют… Место затишное.
      «Слава богу, – с облегчением подумал Сохань, – следы, кажется, остались… Не затоптаны».
      Под дубом на спине лежал убитый. Глаза открыты, руки раскинуты, смотрит будто в небо, сорочка и легкий шерстяной свитер в запекшейся крови.
      Сохань остановился, уставясь на убитого. Где-то он видел его – знакомые черты лица. Кто же это?
      – Это же Хмиз! – выдохнул кто-то у него за спиной. – Конечно, Степан Хмиз – директор базы.
      Сохань оглянулся: за ним стоял, вытянув шею и заглядывая через плечо, капитан Опичко из уголовного розыска.
      – На самом деле, Хмиз, – согласился Сохань, – сейчас и я вспомнил.
      Он отступил, пропуская врача и экспертов. Защелкал фотоаппарат, врач опустился на колени над убитым.
      – Одна пуля, и прямо в сердце… – произнес глухо. – Быстрая и хорошая смерть, если смерть вообще может быть хорошей.
      – Когда? – спросил Сохань. Врач понял вопрос и ответил:
      – Сейчас сказать трудно, но, думаю, ночью или вчера вечером. Экспертиза покажет.
      На дороге засигналила машина: на поляну выехала «скорая».
      Сохань отошел в сторону: началась обычная для таких случаев процедура. Каждый знал, что нужно делать – проводник пустил собаку по следу, капитан Опичко обыскал убитого, подал Соханю автомобильные права, санитары положили труп на носилки, понесли к машине.
      Сохань подошел к «Самаре» – пустая, ключ торчит в замке. В ящике для перчаток разная мелочь: рюмки, ножницы, плоская бутылка недопитого коньяка, флакон одеколона. Сохань для чего-то отвинтил пробку, понюхал – приятный запах. «Алекс», – прочитал Сохань, он такого одеколона никогда и не видел, даже не знал, что может продаваться в магазинах. Но ведь Хмиз был директором базы, и у него были другие возможности, а может, кто-нибудь привез из-за границы.
      «Ну ладно, – решил Сохань, – детально осмотрим „Самару“ потом». Огляделся вокруг. Опичко ползает по поляне, отыскивая следы, пес потянул проводника к шоссе, потом обратно… После вскрытия многое может проясниться.
      Сохань поморщился. «Опять, Сергей Аверьянович, на твою голову, – подумал. – Собака вряд ли поможет, доведет до трассы, и все. Следов тоже, наверное, не осталось. Придется в грязном белье копаться. А его – куча. У директора друзей и недругов было много, здесь такие комбинации могут возникнуть, что за голову схватишься. Но что делать, взялся за гуж, не говори, что не дюж».
      Сохань снова оглянулся. «Самара» стоит метрах в пятнадцати от дуба, под которым был убит Хмиз. Итак, Хмиз подъехал, вышел из машины, увидел человека, который окликнул его, возможно, знакомого, так как пошел к нему, не закрыв дверцы машины и оставив ключ в замке. Начался разговор, и потом этот неизвестный хладнокровно застрелил Хмиза. Правда, могло произойти и по-другому. Хмиз ждал под дубом знакомого, тот подкрался и коварно застрелил его.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9