Следственную бригаду прокуратуры дожидались на месте. Но до следственной бригады прилетел санитарный вертолет, вертолетчики, пока врач осматривал, а санитары грузили раненого рядового контрактной службы Соломатина и раненых, но все же надежно связанных, несмотря на это, боевиков, попытались развернуть среди солдат торговлю. Основным товаром были сигареты, продаваемые по тройной цене, но курящих во взводе было всего трое, да и те собирались бросать и даже обещали командиру сделать это вскоре. Служба в спецназе требует чистых легких и здорового сердца. Так что торговля не пошла…
      – Если хоть бутылку водки, товарищ майор, солдатам продадите, я вам весь оставшийся запас перебью… Парой очередей… – предупредил старший лейтенант Пашкованцев, зная про эти «летучие лавки» больше командира экипажа.
      – Не слишком ли ты грозен, старлей… – оторопел майор от такой наглости.
      – Если я предупреждаю, то за свои слова отвечаю… А потом попробуйте доказать, что я был не прав и у вас в кармане лицензия на торговлю водкой в войсках, подписанная лично министром обороны…
      Это была уже вторая угроза. Первая – относительно личных жестких действий, вторая – угроза законом. Какая-то из них на майора подействовала, но, может быть, обе одновременно.
      – Ну-ну… – проворчал летун, смерил сидящего на камне раненого Алексея сверху вниз тягучим тяжелым взглядом и насмешливо спросил, кивнув на перебинтованную ногу:
      – С нами летишь?
      – Пешком хожу… Я к нетрезвым таксистам в машины не сажусь…
      – Ну-ну… – не отреагировал майор на очередную порцию наглости.
      Но команду двум своим коллегам дал, и водку солдатам никто не продал. И для себя старший лейтенант тоже не попросил, хотя сейчас ему очень бы кстати пришлись граммов двести, потому что нога, по прошествии разгоряченного состояния, начала болеть и болела все больше. Но запретить пить солдатам и пить при этом самому, по пониманию Пашкованцева, было не слишком порядочно. И он просто поскрипывал от боли зубами. А скоро почувствовал, что, кажется, и температура начинает подниматься.
      Вертолет улетел…
      Пашкованцев не строил иллюзий на моментальное выздоровление после извлечения пуль, понимая, что это не две занозы, и знал, что проваляется какое-то время в госпитале и потом еще не скоро перестанет прихрамывать. И потому сразу достал планшет, чтобы написать рапорт о текущих событиях и не заставлять потом командование бегать за этим рапортом в госпитальную палату. Солдаты тем временем собрали и сложили рядом все трупы боевиков. Их насчитали двадцать три. Да плюс два у дороги, когда четверка бандитов, атаковавшая ментов, понесла первые потери. Итого двадцать пять человек за одно утро. Приятного испытываешь мало от такой работы, хотя командованием работа и должна считаться очень удачной. Однако сам старший лейтенант за несколько лет войны в Чечне так и не привык не считать тела убитых за людей, которые несколько часов назад еще были живы. Отец, полковник в отставке, прошедший Афган и видевший на своем веку много смертей, сказал когда-то сыну:
      – А ты подумай, что у каждого из этих людей где-то есть матери, жены, дети… И они любят их, ждут, страдают, как твоя мать…
      Правда, сказано это было не про бандитов, а про побитых и грязных бомжей, собравшихся у Ярославского вокзала в Москве. Около этого вокзала, ближе к станции метро, всегда собирается множество бомжей. И отец сказал про них, имея к ним жалость… Но сын отца понял. Отец говорил обо всех людях… И о бандитах тоже, об убийцах, боевиках и прочих… У всех у них есть или были матери, жены, дети, сестры и братья… И такой взгляд на тела только что убитых людей менял отношение к профессии военного. Профессия военного – не убивать, профессия – защищать, а чья-то смерть является только вынужденной мерой, исключительной, и если есть возможность к ней не прибегать, то прибегать не надо. Однако в боях с бандитами такой возможности практически не представлялось. И от этого становилось грустно, потому что и этих людей тоже где-то ждали матери…
      Отвернувшись и не отвлекаясь больше, старший лейтенант принялся писать своим разборчивым, не каллиграфическим, но, может быть, даже красивым почерком. Рапорты Алексей писать умел коротко и без двусмысленностей, возникающих из-за неправильного построения предложения, чтобы не было вопросов и не пришлось переписывать все заново. Знал, что следует изложить главное и не вдаваться в тонкости, которые вызовут вопросы и потребуют расшифровки. И с делом справился быстро. Планшет он закрыл как раз к приезду двух бронетранспортеров и грузовика, который с трудом пробрался по неровной наклонной почве, изобилующей большими камнями. Вообще-то сюда, в узкую горловину длинного ущелья, только для бронетранспортеров, традиционно имеющих четыре ведущих моста, путь и считается проходимым. Но «КамАЗ» с тентированным верхом каким-то образом тоже сумел добраться. Значит, прокуратуре не придется дополнительно вертолет гонять за телами убитых. Да и самому старшему лейтенанту Пашкованцеву хорошо бы с машиной пристроиться. В кабине простреленную ногу будет не сильно трясти. А взвод выведет к дороге старший сержант Лопухин. На то он и называется заместителем командира взвода, чтобы замещать командира в чрезвычайных ситуациях. Сам старший лейтенант чувствовал, что может не дойти. А заставлять солдат тащить себя на руках он не хотел. Догадывался, что они своего командира могли бы и понести, и не возразили бы, потому что знал отношение солдат к себе, но он сам не хотел, боялся показаться перед ними слабым, то есть не тем примером, которым он всегда стремился быть…

* * *

      В бронетранспортерах приехала следственная бригада, возглавляемая седым майором из местных. Сотрудники прокуратуры в последнее время, как и менты, стали для бандитов объектом постоянной охоты, и майор, разглядывая тела убитых, выглядел довольным, хотя убитые были его земляками. Старший лейтенант Пашкованцев сам уже чувствовал, да и разговоры об этом давно начали ходить, что с окончанием самых горячих событий в Чечне, где Кадыров установил жесткую власть, что-то начинается в соседних Дагестане и Ингушетии. Что начинается в Ингушетии, старший лейтенант не знал, потому что только дважды его взвод на день забрасывали туда для проведения краткосрочных поисковых операций. А в Дагестан отправляли часто, и ситуация здесь вызывала удивление. Он была в корне не похожа на чеченские события, начиналась не так и развивалась не так. Главное различие с Чечней состояло в том, что здесь боевики состояли большей частью из уголовников, не выдвигали никаких политических требований, если не считать политическими событиями борьбу за власть между различными кланами и тейпами, и, как и свойственно всем уголовникам, войну старались вести в первую очередь против правоохранительных структур. На одно выступление против армии приходилось двадцать выступлений против ментов и прочих людей в не армейских погонах, таких, как, скажем, погоны прокуратуры. И представителей местных властей тоже не жаловали, поскольку структуры правопорядка напрямую им подчинялись. Таким образом, довольство седого майора было понятно. Уничтоженные боевики – это повышение его личной безопасности. И чем больше бандитов будет уничтожено, тем седой майор мог чувствовать себя более комфортно.
      Пока другие сотрудники занимались описанием и фотографированием погибших, составлением списка нумерации оружия и поиском окровавленных документов, майор уселся на камень рядом со старшим лейтенантом, чтобы составить протокол. Короткий рассказ Пашкованцева удовлетворил майора мало, он оказался человеком дотошным и въедливым, и заставлял по многу раз описывать каждую деталь, а очень хотел бы выделить тех двоих, что бежали после нападения на ментов на дороге, и потом соединились с остальной бандой. По крайней мере, дважды повторил просьбу показать ему тела этих двоих.
      Как их можно было опознать, особенно после массированной гранатометной атаки, которая головы сносит тем, кто спрятаться не успел, майор не подсказал. И чтобы не объяснять сложность подобного определения и не рассматривать каждое окровавленное лицо, старший лейтенант просто показал на свою перебинтованную ногу.
      – Я не ходячий… Напишите, что оба были убиты в ходе боя, и достаточно…
      – Нет, этого нам недостаточно… – упирался майор. – Нападения на сотрудников милиции происходят каждый день. Каждое нападение имеет свой стиль. И мы их классифицируем, чтобы знать, кто и как часто эти нападения совершает. Знать, что убиты те, кто нападал в другом месте и в другое время, для нас важно, чтобы закрыть уголовное дело.
      Это Пашкованцев понимал, но предпочитал оставлять вопрос закрытия уголовных дел на совести прокуратуры. И не понимал, почему этим должен заниматься спецназ военной разведки.
      – А как вы практически видите такое опознание? – спросил Алексей.
      – Просто… Визуально… Посмотреть и показать пальцем…
      Такая простота вызывала только улыбку.
      – Вы что, товарищ майор, не понимаете, что мы с ними не за столом сидели… Мы подоспели, когда они вели бой с двумя оставшимися ментами. Двое залегли и придавливали ментов очередями, двое в обход пошли, чтобы с фланга обстреливать. Этих, что в обход пошли, мы сразу и положили, потому что они нас поздно заметили и не вовремя открылись. А оставшиеся двое сразу побежали. Мы их практически только со спины видели…
      – Что такое «практически только со спины видели»? – не понял дотошный майор.
      – Это значит, они время от времени оборачивались, чтобы отстреливаться. И даже легко ранили одного из моих солдат. Вы, кстати, не в курсе, добрался он до комендатуры?
      – Дежурный говорил, что добрался…
      – Вот… Неужели вы думаете, что можно запомнить лицо незнакомого человека, на пару секунд обернувшегося, чтобы дать в тебя очередь? В это время не рассматриваешь родинки на его щеке, в это время за стволом следишь и, если он на тебя направлен, падаешь…
      – Кто-то из них имел на щеке родинки? – спросил майор.
      – Это я образно… – вздохнул старший лейтенант. – Невозможно узнать человека… Если бы кто-то ранее знакомый был, тогда другое дело, а незнакомого узнать невозможно…
      – Может быть, кто-то из солдат или сержантов сможет опознать? – майор посмотрел на стоящих за спиной старшего лейтенанта старшего сержанта Лопухина и младшего сержанта Русакова, словно их приглашая к разговору.
      – Очень сомневаюсь в этом… Впрочем, спросите сами…
      Майор опять на сержантов посмотрел. Те не ответили.
      – Ладно, – тяжкий вздох говорил о недовольстве прокурорского работника отношением спецназа к службе. – Оставим этот вопрос открытым…
      – А ментов, товарищ майор, спросите… – подсказал страшный сержант. – Они дольше нашего бандитов видели… У них и память профессиональная…
      – А где они, кстати? – поинтересовался майор.
      – Где-то здесь должны были быть… – ответил Лопухин. – Я видел, как помогали раненых бандитов в вертолет грузить… Потом не видел…
      Стали искать ментов и не нашли.
      – Запросите комендатуру, – подсказал Пашкованцев. – Сдается мне, они с вертолетом отсюда улизнули. Не захотели пешком идти…
      Майор заспешил к ближнему бронетранспортеру, как все бронетранспортеры, оборудованному рацией . Сеанс связи длился недолго. Майор вернулся.
      – Как же вы их упустили?
      – А на нас кто-то возлагал обязанности по охране ментов? – спросил старший лейтенант встречно. – Где они?
      – Прилетели с вертолетом и сразу убежали по домам…
      – Я не думаю, что их будет сложно найти… – решил Алексей.
      Майор вздохнул. Искать ментов – это для него лишняя работа. А как хорошо было бы, сумей спецназовцы сразу опознать нападавших и выложить их паспортные данные вместе с досье на каждого… По крайней мере, старший лейтенант Пашкованцев прочитал очередной вздох майора именно так…

* * *

      – Страшный сержант!
      – Здесь я… – вышел из-за плеча старшего лейтенанта старший сержант Лопухин.
      – Я с «грузом 200» поеду… Тебе задача: выводишь взвод в комендатуру. Отвечаешь за каждого персонально. Вернусь, увижу кого пьяного, спрошу с тебя…
      – Понял, товарищ старший лейтенант. Санитарный вертолет, сами понимаете, пешим ходом не догнать…
      – А мимо магазина вы проходить не собираетесь…
      – Я через весь райцентр, товарищ старший лейтенант, бегом взвод проведу… В высоком темпе… Никто не успеет на бегу…
      – И после бега тоже никуда не бегать… Ждать меня… Ладно… Не заблудишься?
      – Негде блудить, товарищ старший лейтенант.
      – Блудить или блуждать? – спросил Алексей со смешком. – Блудить ты в другом месте будешь… А здесь постарайся не блуждать…
      Кабина «КамАЗа» высокая, и забираться в нее с раненой и перевязанной ногой не просто. Сначала Пашкованцев автомат на сиденье пристроил, потом сам пристроиться попытался, но, чтобы взобраться, предстояло или на раненой ноге стоять, или поднимать ее и снова на нее опираться. Помогли Лопухин с Русаковым. Просто подхватили командира за здоровую ногу и под зад и усадили на сиденье. Усадили, впрочем, весьма аккуратно, как стеклянного…
      – Мягко у тебя здесь… – сказал старший лейтенант водителю – ментовскому прапорщику – и одновременно изобразил рукой прощальный жест взводу, а потом дверцу захлопнул. – Доедем с комфортом…
      – Это пока мягко, когда стоим… Поедем, мягко не покажется…
      Водитель ответил с таким ужасным акцентом, что Пашкованцев с трудом понял его. Оказалось, он дагестанец, хотя по первому взгляду вполне на русского похож. Может быть, потому что рыжий. Среди дагестанцев, видел Алексей, рыжие часто встречаются.
      Первым поехал бронетранспортер с седым майором, возглавлявшим следственную бригаду. Следом двинулся «КамАЗ». Второй бронетранспортер замыкал колонну. Несмотря на уничтожение большой и сильной банды только что, стандартные меры безопасности все равно предпринимались. И хотя трудно было предположить, что кто-то атакует «КамАЗ», чтобы захватить тела бандитов, бэтээры все равно перед выходом пошевелили башнями, проверяя подвижность пулеметных установок, словно бы предупреждая невидимого противника о своей боеготовности.
      Уже с началом движения старший лейтенант ощутил сермяжную правоту ментовского прапорщика. Мягкое сиденье еще не гарантировало мягкого хода машины по такому участку, где дорогу никогда и строить даже не предусматривалось, потому что каждая дорога должна вести куда-то. Здесь можно было бы строить полигон для испытания бронетранспортеров в условиях катастрофической проходимости. И как умудрялся «КамАЗ» эти камни и ямы преодолевать, знал, наверное, только рисковый ментовский прапорщик. А в том, что он человек очень рисковый, сомневаться не приходилось.
      Иногда старший лейтенант Пашкованцев думал о том, что очень погорячился, отказавшись идти пешком, потому что, переваливаясь с боку на бок, «КамАЗ» и пассажира тоже переваливал с сиденья на сиденье и таскал по резиновому коврику, разворачивая раненую ногу. Если бы не нога, такая езда для пассажира, в отличие от водителя, могла бы вылиться в детское игривое удовольствие. Вообще-то к боли не слишком чувствительный, вернее, умеющий силой воли заставить себя боль переносить, старший лейтенант Пашкованцев убедился, что боль, когда она длительная, может все силы вымотать. И к тому моменту, когда «КамАЗ» вслед за первым бронетранспортером выехал на дорогу как раз в том месте, где сейчас на другие «КамАЗы» грузили с помощью крана остатки двух ментовских «уазиков», расстрелянных утром бандитами, Алексей думал уже, что не избавится от боли никогда. И даже движение по ровной дороге после такой страшной тряски не убирало боль в ноге, и сам старший лейтенант чувствовал, что у него глаза готовы лопнуть от расширения зрачков. Зрачки всегда расширяются от боли – это безусловная реакция нервной системы человека.
      – Сначала меня в госпиталь… – сказал Пашкованцев ментовскому прапорщику, когда бронетранспортеры и грузовик въехали в поселок.
      – Морг тоже в госпитале… «Груз 200» туда…

* * *

      В хирургическом отделении хозяйничал врач в гражданской одежде, русский, и это вселяло надежду, потому что врачам из местных гражданских Пашкованцев не доверял, наслушавшись много рассказов об их профессиональном умении.
      – Ну что я вам могу сказать, молодой человек… – сказал врач после предварительного осмотра раны. – Жить, наверное, будете, и даже ампутация вам не грозит… Но нынешним вечером на танцы не пойдете… Это гарантирую…
      Вежливое обращение еще раз показало, что врач гражданский, наверное, из прикомандированных.
      – Впрочем… – хирург ненадолго задумался. – Но, посмотрим… Если сухожилие повреждено, это несколько хуже… Пошевелите-ка стопой…
      Стопой шевелить старшему лейтенанту было вообще невмоготу.
      – Значит, сухожилие задето… Минимум пару недель будете бока отлеживать… А потом долго еще память будет… С сухожилиями шутки плохи… В операционную его везите… Да оставьте вы автомат, если не хотите меня во время операции расстрелять… Оставьте здесь… Я в сейф закрою… Не переживайте… И пистолет, если у вас есть, тоже…
      Пашкованцев в сомнении достал пистолет вместе с кобурой из кармана разгрузки. Кобура с пистолетом прячется в карман, чтобы снайперы бандитов не вычислили по кобуре офицера. Это уже общепринятое в спецназе правило, и хирург, видимо, знал об этом, потому что удивления странному на первый взгляд местонахождению оружия не высказал.
      – Не переживайте… У нас военный госпиталь… Не вы единичное исключение, у нас многие с оружием поступают, и специально для этого сейф держим… Гранаты тоже туда же…
      Естественно, прежде чем отправить старшего лейтенанта в операционную, его раздели и помогли помыться. А потом уложили на носилки-каталку и повезли.
      Операция проводилась под местным наркозом и длилась не больше десяти минут. Пули хирург сполоснул под краном и вложил в руку Пашкованцеву, когда медсестра уже делала перевязку. Старший лейтенант пули сжал в ладони. Память…
      – Сами уснете или лучше укол сделать? – спросил врач.
      – Лучше укол… Еще вопрос… На вертолете отправили моего раненого солдата… Соломатин… Как его состояние?
      – Понял… – хирург голову в задумчивости наклонил. – Состояние средней тяжести, но он уже отвоевался… Сильное внутреннее кровотечение в правом легком. Легкое ему придется, видимо, удалять… Впрочем, его не я оперировал… Я только по разговору знаю… Жизни, к счастью, угрозы нет. Доставили вовремя… – и повернулся к медсестре: – Поставьте укол… Пусть старший лейтенант отоспится… У него болевой шок… Во сне хорошо выходить из шокового состояния…
      Точно гражданский врач… Военные врачи меньше церемонятся и никогда ничего не объясняют… Даже когда царапину йодом мажут…
      – Мне только трубку надо… В одежде у меня… Надо позвонить в батальон, чтобы замену мне прислали… Взвод без офицера, а боевые операции у нас каждый день… Я не хочу, чтобы у вас работы добавлялось…
      – Вам принесут…
      Носилки поехали совсем не так, как «КамАЗ»…

      Лейтенант Медведев, ранее незнакомый Пашкованцеву, пришел в госпиталь уже на следующий день с утра, после перевязки. Постучал в дверь палаты, спросил:
      – Старший лейтенант Пашкованцев…
      – Я… – отозвался Алексей и сел на кровати, заметив под распахнутым белым халатом, просто наброшенным на плечи, рукав и нарукавную эмблему с летучей мышью .
      – Вы ходите?
      Старший лейтенант встал и взял прислоненный к стене костыль. Ходил он достаточно свободно, только ногу пока старался не ставить на пол. Беспокоила больше не рана, а разорванное и сшитое сухожилие – стопой шевелить было рискованно, сразу во всю ногу до бедра вступала резкая и нудная, как зубная, медленно стихающая боль.
      – Можно вас… – гость вышел из палаты пятясь.
      Пашкованцев уже догадался, кто это. Еще вечером его разбудили телефонным звонком из батальона, и начальник штаба сообщил, что на смену прибудет лейтенант Медведев, молодой, малоопытный, и ему необходимо будет помочь сначала советом. А потом взвод придется передать полностью и окончательно, поскольку после выздоровления Пашкованцева решено поставить командовать ротой. Пока в прежнем звании, но должность капитанская, следовательно, можно ожидать, что очередное звание есть возможность получить досрочно.
      Расставаться со взводом было жалко, как всегда бывает жалко расставаться с людьми, в которых много пота и крови вложил. Своего пота и своей крови… Но когда-то все равно расстаться пришлось бы, поскольку сидеть до пенсии на должности командира взвода смешно. Но все же хотелось, чтобы на смену прибыл толковый офицер. Малоопытность – это не есть еще бестолковость, потому что малоопытным был когда-то и сам Пашкованцев, когда принимал первый в своей жизни взвод. И с новым командиром взвода хотелось познакомиться побыстрее.
      – Лейтенант Медведев, – представился гость.
      – Я так и понял, – улыбнулся Алексей. – Зовут как?
      – Владимир.
      – Я – Алексей… – Пашкованцев протянул руку. – Пойдем на подоконнике посидим, а то мне сейчас строевой шаг с трудом дается…
      Они уселись на широком низком подоконнике, словно специально предназначенном для удобства больных с ограниченными двигательными способностями.
      – Со взводом успел познакомиться?
      – Меня комендант представил… Собирался комбат приехать, но обстоятельства не пустили… Обошлись временно комендантом… Комбат или начштаба обещали завтра, чтобы дела по акту без вас принять…
      – Давай сразу на «ты»… – не предложил, а решил старший лейтенант Пашкованцев. – Если комендант машину даст, я после перевязки смогу приехать… Тогда можно без акта обойтись, сам все передам… Условие единственное – чтобы комендант не «КамАЗ» выделил… Мне в грузовик забираться трудно…
      – Я попрошу…
      – Что касается взвода… Вполне боеспособная единица… Множество наработанных вариантов, но во все это тебя старший сержант Лопухин введет. На него можешь положиться полностью. Сережа порядок любит, хотя внешне такой тихий и робкий… На внешние проявления внимания не обращай… Его не зря у нас зовут страшным сержантом… Лучший, кстати, гранатометчик батальона… Из подствольника навесом без промаха лупит… Ну, а прямой наводкой у нас все бьют без промаха… У вас то есть… Знаешь, что принимаешь на постоянное командование?
      – В курсе…
      – Вообще сержанты все надежные. Опытные ребята… С личным составом они без тебя справятся. По вооружению ситуация такая… Это то, что не для акта передачи… В память мотай… У всех сержантов трофейные пистолеты… Выдаешь только при выезде на операцию… Вчера пулемет мы нечаянно чужой забрали… Его в акт вообще включать не надо… Для комбата – это пулемет комендатуры, выделенный нам во временное пользование… Для коменданта – комбат нам во временное пользование привез, чтобы усилить огневую мощь, пока новый командир полностью в дела не войдет… Понял тонкость?
      – Что тут не понять… – улыбнулся Медведев, и старший лейтенант вдруг заметил, что этот сначала показавшийся чуть-чуть инертным лейтенант вполне себе на уме человек – хитрые глаза его выдают… Взвод с таким не пропадет, и пулеметы скоро будут у каждого взвода… Лишь бы бандиты с пулеметом чаще попадались…
      – Вот, в принципе, и все… Для первого знакомства нам осталось только номерами мобильников обменяться… Есть мобильник?
      – Есть… А связь здесь…
      – Устойчивая…

* * *

      Ближе к вечеру, почти перед ужином, неожиданно пожаловал в госпиталь седой майор из районной прокуратуры. Смотрел озабоченно из-под косматых бровей.
      Сели для беседы на тот же подоконник, где общались с лейтенантом Медведевым, поскольку это было единственное место, где можно было уединиться для приватной беседы. Кресла перед выключенным телевизором в холле были заняты.
      – Я твой рапорт, старлей, читал… Ты пишешь, что банда уничтожена полностью…
      – По крайней мере, всех бандитов, которых видели, мы уничтожили… – Старшему лейтенанту Пашкованцеву не слишком понравилось вступление в разговор. Оно словно бы сразу показывало недоверие к рапорту и к нему лично. А недоверия старший лейтенант не любил.
      – Мы допрашивали раненых… И вчера, и сегодня допрашивали… Здесь, под тобой, на первом этаже, охраняемая палата… Если есть интерес, загляни… Хотя охрана все равно не пустит… Так вот, о чем я… По результатам допросов мы установили, что в этом месте собралось сразу две банды для проведения совместной операции в райцентре… Там могли бы быть большие жертвы среди мирного населения, и спасибо тебе, что пресек… Но дело в том, что допрашиваемые утверждают – их должно быть более тридцати человек… Где тогда остальные?
      – Это вы, товарищ майор, у меня спрашиваете? Я банду или банды не разрабатывал… Я вообще вывел взвод на профилактическое прочесывание территории, согласно графику комендатуры, и мы совершенно случайно нарвались на бой, который бандиты против ментов вели… А в преследовании на банду нарвались… Это все наши сведения…
      – Значит, получается, что, по крайней мере, пять человек, а может быть, и больше, ушло в неизвестном направлении… Там должно было быть два пулемета, гранатомет РПГ-7 и два разовых гранатомета «Муха»… На месте был только один пулемет…
      – Я помню, что на месте был только один пулемет, а что касается гранатометов, то у них были, помнится, только подствольники, но не было, как я понимаю, гранат к ним, потому что ни одного выстрела из подствольника по нам произведено не было…
      – И что тогда получается? Получается, убито и ранено двадцать пять бандитов, а эти минимум пятеро боевиков или вообще не участвовали в бое, или ушли до его окончания…
      – Уйти они не могли, потому что мы вели плотное преследование. Мы бы обязательно заметили отрыв такой большой группы. И приняли бы меры. Один уйти в сторону может, и то не всегда, и при условии обязательных боевых навыков разведчика. И в любом случае, если бы к началу боя потерянцы были бы на месте, они стреляли бы в нас… Не использовать гранатомет, когда тебя подпирают, – это даже не супервыдержка… Это суперглупость…
      – Но куда же они деться могли? – седой майор откровенно нервничал.
      – Я вам уже ответил на ваш аналогичный вопрос. Предположить могу еще кое-что… Поскольку от банды отделилась небольшая группа из четырех человек, устроившая засаду на ментов на дороге, для какой-то аналогичной цели могла одновременно отделиться и вторая группа, и в пять, и в шесть, и в восемь человек… Смотрите сводки…
      – По сводкам у нас нигде такая группа не проходит… Если она куда-то и уходила, то должна была на место вернуться… Может быть, и вернулась… – седой майор, кажется, сам с собой одновременно беседовал. – Значит, надо всю долину прочесывать…
      – Это, товарищ майор, вопрос уже не ко мне, а к коменданту района… Все прочесывание в его ведении… Для этого к району прикреплен мой взвод и целый отряд спецназа внутренних войск… Как решит комендант, так и будет… В свою очередь могу только заметить, что лучше пока использовать в поиске «краповых беретов», чем мой взвод, поскольку туда только-только прибыл мне на смену новый командир, парень неопытный и еще не знакомый ни с местными условиями, ни с личным составом. Ему надо хотя бы пару дней на притирку…
      – Я обращусь к коменданту… – согласился седой майор.

* * *

      Вечером старший лейтенант Пашкованцев решил позвонить своему молодому сменщику, чтобы узнать, как дела во взводе. Телефон не отвечал долго, и Алексей уже хотел отключиться, когда все же услышал голос лейтенанта Медведева:
      – Слушаю, лейтенант Медведев…
      – Пашкованцев беспокоит. Не разбудил?
      – Нет… Нас на прочесывание погнали… Три бэтээра выделили… Два комендатура дала, один я в прокуратуре выпросил… Приказали просмотреть до утра все ущелье… На бэтээрах приборы ночного видения стоят… Проедем до конца, прямо по дну ручья, он, говорят, неглубокий, потом обратно вернемся…
      – Дали задание пропавшую группу искать? – настороженно спросил Пашкованцев.
      – Да, что от вас улизнули…
      – Володя! Сейчас же останавливай машины… Немедленно!
      – Не понял… – сказал Медведев.
      – Ты знаешь, какая ширина этого ущелья?
      – Какая? Знаю, что узкое…
      – Местами до десяти метров… Вы в колонну выстроитесь… И эти самые боевики, которых вы ищете, сами выйдут на охоту на вас… У них «РПГ-7» и две «Мухи»… Они сначала задний БТР сожгут, чтобы вы развернуться не смогли, потом остальные поочередно, и никому выбраться не позволят… В таком узком пространстве забросать вас гранатами можно запросто… Останавливай немедленно… Если идти в поиск, только пешим ходом… Ребята обучены…
      – Понял… Я сам не сообразил… – легко согласился Медведев. – Но мы до ущелья еще не добрались…
      – Пусть до горловины довезут… Где у нас вчера бой был… А дальше уже сами… Ущелье не длинное, к утру все равно вернетесь… Как вернетесь, позвони мне…
      Вот что значит неопытность… Сколько раз комендант навязывал свои бронетранспортеры Пашкованцеву, но старший лейтенант всегда использовал их только как средство доставки группы к цели. В прокуратуре, правда, БТР не брал, но перебрасывал, бывало, взвод и двумя рейсами, если было недалеко, и даже одним рейсом, в тесноте несусветной, если нужно было срочно… Но при срочности всегда лучше использовать вертолет. С вертолета и обзор больше, и опасность можно вовремя заметить, и точно знаешь, куда высаживаешься…

* * *

      Взвод отправился на ночную операцию, и теперь уже бывшему командиру взвода не спалось. Знал, что взвод хорошо подготовлен, и если его не запирать в тесноту бэтээра, то он не позволит устроить себе ловушку, тем более что и сил у бандитов на серьезную ловушку быть не должно. Одними гранатометами ничего не сделаешь, а боевики не самоубийцы, чтобы так подставляться, не просчитав последствий. бэтээры пожечь – это одно, а против рассредоточенной живой силы выступать малым составом, да еще против такой силы, как спецназ ГРУ, – дело другое…
      Пашкованцев вышел из палаты, чтобы не слышать храпа пожилого подполковника. Этот подполковник храпел и днем и ночью, и никакого спасения от его храпа не было. Единственным спасением был уже ставший привычным подоконник, на котором можно при желании даже спать, стоит только подушку и одеяло прихватить. Да и матрац не помешает… Но пока Алексей постель переносить не спешил, зная, что с подоконника дежурный врач его все равно сгонит. И просто сидел и представлял, как там все в ущелье может происходить. Он сам бывал там уже дважды вместе со взводом. И надеялся, что сержанты подскажут лейтенанту Медведеву, как лучше проходить ущелье. Лучшее – это дважды проверенное…